— Тогда и вообще все просто. Тогда я вообще не понимаю, о чем вы беспокоитесь.
— Вот и я говорю, мистер Бивен! — сказала Алиса.
— Вы — самостоятельная, свободная личность. Она ничего не может сделать.
Реджи Бинг обалдело заморгал.
— Ну вот, ну вот! — воскликнул он. — Когда вы выставили все в таком свете, я и сам понимаю, что так оно и есть. Поразительная штука — привычка! Очень я приручился за все эти годы. Прыгаю через обруч, падаю замертво при одном мановении ее мизинца. Мне и в голову не приходило, что у меня есть собственная душа. Честное слово, до сего момента я этого не понимал.
— А теперь поздно.
— Что?
Джордж указал на Алису. Новоиспеченная миссис Бинг заулыбалась.
— Мистер Бивен имеет в виду, что тебе придется прыгать через обруч или падать замертво при одном мановении моего мизинца.
Реджи поднес ее руку к губам и нежно приник к ней.
— И пожалуйста, и с удовольствием… какой мизинчик! — Он оборвал себя. — Простите, старик. Забылся. Больше не буду. Еще курицу? Эклер? Супу? Ну, чего-нибудь?
За сигарами он совсем разошелся.
— Теперь, когда вы сняли груз с моей души, — сказал он, роскошно пуская дым, — я спокойно гляжу в будущее. Мне кажется, надо протянуть наше путешествие до тех пор, пока время, великий целитель, не залечит раны. Алиса хочет побить недельку на Париж.
— Париж! — в экстазе прошептала невеста.
— Хорошо. Потом — на юг, на Ривьеру…
— Если ты имеешь в виду Монте-Карло, дорогой, — с нежной улыбкой сказала супруга, — то забудь.
— Нет, не Монте-Карло, — поспешно возразил Реджи. — Хотя это дивное место. Воздух… виды… и все такое. Нет, Ницца, Бордигера, Ментона и прочие курорты. Тебе понравится. А потом… Хорошо бы откупить мою яхту, мою «Сирену», и пойти в круиз на месячишко. Я ее продал одному типу, когда был в Америке. А вчера я прочитал в газете, что старикан сыграл в ящик, так что теперь, я полагаю, достать ее трудно.
Тут Реджи прервал свою речь внезапным восклицанием:
— Мать честная!
— Что такое?
Супруги Бинг глядели куда-то широко раскрытыми глазами. Джордж сидел спиной к двери и не видел, что вызвало такое удивление, но логически заключил, что в ресторан вошел кто-то, знакомый им обоим. Первой мыслью, пожалуй, вполне естественной, было, что это «мамаша». Реджи прикрывался меню, как щитом; Алиса, после первого быстрого взгляда, повернулась так, чтобы не было видно ее лица.
Джордж обернулся, но к этому времени вновь пришедший уже уселся и смешался с другими посетителями.
— Кто там?
Реджи положил меню, оправившись от мимолетной паники.
— Чего это я так психую? — мужественно сказал он. — Никто из этих типов, по большому счету, не играет уже никакой роли. Хотел бы я подойти и сказать ему пару ласковых.
— Не надо! — взмолилась супруга. — Мне так неловко.
— Кто там? — снова спросил Джордж. — Ваша мачеха?
— Боже упаси! — вскричал Реджи. — Все ж не так ужасно. Это старый Маршмортон.
— Лорд Маршмортон?
— Абсолютно. Одет, как на параде.
— Мне так неловко, мистер Бивен, — повторила Алиса. — Понимаете, я уехала из замка, никому ничего не сказала. Он еще не знает, что, вернувшись, не найдет своей секретарши.
Реджи еще раз взглянул поверх его плеча и засмеялся.
— Все в порядке, душенька. Не волнуйся. Мы можем смотаться через другой выход. Он нас не остановит, с ним дама. Старикан вернулся к жизни. Абсолютно! Да, забивает баки жутко хорошенькой девице с золотыми волосами. Если повернете голову на сорок пять градусов, вы ее увидите. Он вас не заметит. Он сидит спиной.
— По-твоему, она хорошенькая? — сурово спросила Алиса.
— Нет, нет, что ты! Я рассмотрел получше, — отвечал Реджи. — Абсолютно не в моем вкусе.
Его супруга нервно крошила хлеб.
— Мне кажется, она тебя знает, Реджи, — тихо сказала она. — Она тебе машет.
— Она машет мне, — сказал Джордж, возвращая солнечный свет в жизнь Реджинальда (у того сразу исчезло загнанное выражение). — Я ее знаю. Ее зовут Билли Дор.
— Старик, — сказал Реджи, — будьте другом, валяйте к их столику, прикройте наше отступление. Я понимаю, мне нечего бояться, но я просто не могу встретиться со стариканом.
— И сообщите ему, мистер Бивен, что я ушла, — добавила Алиса.
— Хорошо. Тогда я прощаюсь?
— До свидания, мистер Бивен. Большое вам спасибо. Реджи горячо пожал Джорджу руку.
— До свидания, старина. Вы — просто классный парень. Я вам передать не могу, как вы это здорово провернули. Как-нибудь рассчитаемся. Займите старикана на минутку, пока мы не уйдем. А если он спросит про нас, скажите, что до особого уведомления наш адрес — Париж. Эй, скорей! Эй, смелей! Тру-ля-ля-ля-ля!
Джордж пробрался через зал, к столику. Билли Дор приветствовала его дружеской улыбкой. Граф, который, обернувшись, следил за его приближением, был не так счастлив. Его обветренное лицо стало каким-то вороватым, словно у школяра, нарушившего правила распорядка.
— Подумать только, и ты здесь! — сказала Билли. — Мы все время встречаемся, правда? Как это ты оторвался от свиней? Я уж решила, что ты никогда их не покинешь.
— Дела, — объяснил Джордж. — Здравствуйте, лорд Маршмортон.
Граф коротко кивнул.
— А и ты в курсе, — сказала Билли. — Когда это ты образумился?
— Лорд Маршмортон удостоил меня визитом и раскрыл инкогнито.
— Вот старый лис, наш папаша! — восхитилась Билли. — Помнишь, тогда, в саду, он обдурил нас, как детей? Когда вчера вечером после первого акта мне принесли его визитную карточку и я спустилась поглазеть, какой такой лорд Маршмортон, меня как из ведра окатили.
— Я не был за кулисами двадцать пять лет, — печально сказал граф.
— Ну, ну, не стройте из себя патриарха Авраама, — нежно сказала Билли. — Ничего у вас не выйдет. Всякий скажет, что вы — просто ягненок. Правда, Джордж? — взмахом руки она указала на зардевшегося графа. — Наш папаша — моложе всех!
— Я говорил ему то же самое.
Лорд Маршмортон хихикнул. Ни один глагол, кроме этого, не опишет вырвавшегося у него звука.
— Знаете, — признался он, — я чувствую себя молодым.
— Если бы юнцы в наших спектаклях, — сказала Билли, — были такими, как вы! Еще надо сказать спасибо, если у них своя челюсть. — Она посмотрела в дальний конец зала.
— Джордж, твои друзья уходят. Ну, люди, с которыми ты обедал, — пояснила она. — Уходят.
— Все в порядке, я с ними попрощался. — Джордж посмотрел на лорда Маршмортона и подумал, что момент удобный. — Я обедал с мистером и миссис Бинг, — сказал он.
Под загорелым лбом лорда Маршмортона вроде бы ничто не зашевелилось.
— С Реджи Бингом и его женой, лорд Маршмортон, — пояснил он.
На этот раз интерес удалось пробудить. Лорд Маршмортон вздрогнул.
— Что?
— Они отбыли в Париж, — сказал Джордж.
— Реджи Бинг не женат.
— Женат, с этого утра. Я был у него шафером.
— Ну, как же без тебя, — вставила Билли.
— Э… а…
— Вы знакомы с его женой, — небрежно сказал Джордж — Мисс Фарадей по рождению. Кажется, она была у вас секретаршей.
То, что лорд Маршмортон проявил какую-то эмоцию, отрицать не приходилось. Он раскрыл рот и вцепился руками в скатерть. Но что это была за эмоция, Джордж определить не мог, пока со вздохом, идущим из самых недр души, граф не промолвил: «Слава Богу!»
Джордж удивился.
— Вы рады?
— Конечно, рад!
— Как жаль, что они не знали! А то бы они избавились от больших волнений. Они думали, что это покроет мраком всю вашу жизнь.
— Мисс Фарадей, — страстно сказал граф, — доводила меня до безумия. Вечно приставала с этой семейной историей. Ни минуты покоя!
— Мне она понравилась, — сказал Джордж.
— Да нет, в общем девушка хорошая, — ворчливо признал граф. — Но иметь ее в доме — это просто ужас. Вечно лезла с этой семейной историей. Как будто человеку нечего больше делать! Писать целый день об этих треклятых дураках…
— Папаша сегодня не в духе, — укоризненно сказала Билли, похлопав графа по руке. — Зачем ругать своих предков? Вам повезло, что они у вас есть. Я бы сама не отказалась. А то семейство Дор прослеживается только до Милларда Филмора, дальше след путается. Ничего себе! Приятно сознавать, что твоя пра-пра-прабабушка помогала королеве Елизавете с арендой. Нет, я всей душой за старые добрые британские семейства.
— Старые хрычи, — буркнул граф.
— Ты видел, Джордж, как загорелись у него глаза? Это — аристократический гнев. Вскипел славный древний дух Маршмортонов.
— Я заметил, — сказал Джордж. — Прямо как молния.
— Не морочьте нам головы, папаша, — сказала Билли. — Вам очень приятно думать, что каждый раз, порезавшись бритвой, вы теряете голубую кровь.
— Ерунда! — проворчал граф.
— Что именно?
— Да вся эта чушь с титулами. Дурацкий фетишизм! Всякий человек не хуже любого другого.
— Вот это революционный дух, — одобрил Джордж.
— Всемирный союз рабочих в чистом виде, — согласилась Билли. — Просто вождь большевиков.
Лорд Маршмортон пропустил это мимо ушей. В его глазах появился странный блеск. Джорджу, пристально наблюдавшему за ним, стало ясно, что происходит откровение души, и чувства, годами запертые в груди несчастного графа, рвутся наружу.
— Чушь и ерунда! — сказал лорд. — В детстве я хотел стать машинистом. В юности только и мечтал, как заработать себе на жизнь и самому выйти в люди. Я собирался уехать в колонии. В Канаду. Уже купил плодовую ферму. Купил и оплатил, — он помолчал, вспоминая об этой несбывшейся мечте. — Мой отец был младшим сыном. Надо же было дяде поехать на охоту и сломать себе шею! А у его наследника, бедняжки, случился круп или что-то в этом роде… И все, на меня навьючивают этот титул, мечты развеиваются, как дым… Чушь и ерунда! Чушь и ерунда! — он откусил кончик сигары. — Тут уж не устоишь, — с горечью продолжил он. — Это как наркотик. Я боролся, сколько мог, но что толку? Теперь я такой же сноб, как они. Боюсь делать то, что хочу. Вечно думаю о фамильной чести. Я и шагу не ступил свободно за последние двадцать пять лет!
Джордж и Билли обменялись быстрыми взглядами. У каждого было неуютное ощущение, словно он подслушивает и слышит вещи, не предназначенные для чужих ушей. Джордж поднялся.
— Мне пора, — сказал он. — Надо сделать несколько дел. Рад повидаться, Билли. Как там спектакль?
— Прекрасно. Гребет тебе кучу денег.
— До свидания, лорд Маршмортон.
Граф молча кивнул. Даже в мыслях он нечасто бунтовал против жребия, который определила ему судьба, а вслух — вообще никогда. Он все еще был во власти странного, столь внезапно охватившего его смущения. Когда Джордж ушел, они помолчали.
— Я рада, что мы его встретили, — сказала Билли. — Хороший мальчик.
Говорила она с нарочитым спокойствием. Ее странно влекло к коренастому, загорелому, невысокому человеку. В отблеске его души, которую ей довелось увидеть, он предстал перед нею как бы заново родившимся.
— Он хочет жениться на моей дочери, — сказал лорд Маршмортон.
Еще несколько мгновений назад Билли ответила бы шуткой, выражающей недоверие к тому, что у графа дочь на выданье. Но сейчас она была настроена как-то уж очень серьезно, легкомыслие куда-то делось.
— О? — только и нашлась она сказать.
— А она хочет за него выйти.
Уже много лет Билли не знала, что такое смущение, но теперь — смутилась. Ей казалось, что она недостойна такой доверительности.
— О? — опять сказала она.
— Он приятный человек, мне нравится. Сразу понравился. Он это понял. И я понял, что тоже ему понравился.
Какие-то люди, мужчины и девушки, прошли мимо столика, направляясь к выходу. Одна из девушек кивнула Билли. Та рассеянно кивнула в ответ и уткнулась взглядом в скатерть, чертя по ней вилкой какие-то узоры.
— А почему вы не хотите, чтобы Джордж женился на вашей дочери?
Граф молча курил сигару.
— Конечно, это не мое дело, — виновато сказала она, приняв молчание за упрек.
— Потому что, — ответил он, — я — граф Маршмортонский.
— Понятно.
— Ничего вам не понятно! — вскипел граф. — Вы думаете, что ваш друг для меня недостаточно хорош. Вы думаете, что я — неисправимый сноб. Да и он думает так же, хотя я всеми силами старался объяснить свое к нему отношение. Вы оба ошибаетесь. Дело не в этом. Когда я говорю: «Я — граф Маршмортонский», я имею в виду, что я — бесхребетный шут, который не делает того, что хочет, потому что боится семейства.
— Не понимаю. При чем тут ваше семейство? Какое им дело?
— Они меня задергают до смерти. Вы бы знали мою сестру Каролину! Вот какое им дело! В положении моей дочери девушки должны выходить замуж или за титул, или за деньги.
— Ну, насчет титула я не уверена, но что до денег, то Джордж жутко богатый. Он и Рокфеллер поделили между собой все, что только есть на свете. Ну, разве оставили на такси Энди Карнеги.
— Что вы такое говорите: Он мне сказал, что зарабатывает на жизнь.
Билли снова стала сама собою. Смущение улетучилось.
— Можно сказать и так. Он — композитор.
— Да, я знаю. Пишет всякие песенки.
Билли окинула его снисходительно-сочувственным взглядом.
— А вам, дикарю, и невдомек, что за это платят?
— Платят? Да. Но сколько? В мои дни композиторы еле перебивались.
— Может быть, вы перестанете ссылаться на «ваши дни», как будто вы Ной какой-нибудь? Вы — молодой человек, сколько же повторять! Послушайте. Помните вчерашнее представление? Ну, где я играла самую что ни на есть главную роль, а вокруг меня крутилась всякая мелочь? Так вот, Джордж написал музыку.
— Я знаю. Он мне сказал.
— Ну, а сказал он вам, что получает три процента от сборов? Вы видели, сколько вчера было публики. Это нормальный, средний зал. Мы собираем больше четырнадцати тысяч долларов в неделю. Доля Джорджа… нет, не могу посчитать в уме, но что-то около четырехсот долларов, восемьдесят фунтов на ваши деньги. А говорил он вам, что этот самый спектакль шел в Нью-Йорке больше года с огромным успехом, теперь его ставят еще три труппы? А упомянул он, что это его девятый спектакль и семь других имели такой же успех? Заметил ли он мимоходом, что получает процент с каждой записи и по крайней мере десять его вещей разошлись тиражом в полмиллиона экземпляров? Нет, конечно — нет, ведь он не из тех, кто трубит на каждом углу о своих доходах. Теперь вы знаете все.
— Так он богач!
— Я не знаю, кого вы называете богачом, но, чтобы не соврать, в хороший год, в разгар сезона, у Джорджа, ну, скажем, пять тысяч долларов в неделю.
Лорд Маршмортон был просто поражен.
— Тысячу фунтов в неделю! Господи!
— Так я и знала, что вы ахнете. Пока я рекламирую Джорджа, позвольте добавить еще одно. Джордж — один из лучших людей на свете. Я его знаю, можете мне поверить, если в человеке есть какая-то гниль, шоу-бизнес выплеснет ее на поверхность. Если ее в нем не видно, значит, ее нет. Джордж. — парень что надо.
— По крайней мере, у него отличная заступница.
— О, я горой стою за Джорджа! Побольше бы таких, как он… Ну ладно, довольно мне копаться в ваших делах, пора двигаться. У меня репетиция после обеда.
— Ну и Бог с ней! — по-мальчишески сказал лорд Маршмортон.
— Да? А через сколько минут, по-вашему, меня уволят? Не могу себе позволить такой роскоши. Я — человек рабочий.
Лорд Маршмортон покрутил в пальцах окурок сигары.
— Я бы предложил вам другую работу, если бы вы согласились.
Билли остро взглянула на него. Разные мужчины в подобных обстоятельствах уже делали ей подобные предложения. Она почувствовала некоторое разочарование.
— Да? — сухо сказала она. — Валяйте.
— Вы, конечно, поняли из разговора с мистером Бивеном, что моя секретарша сбежала и вышла замуж. Не хотите ли занять ее место?
Обескуражить Билли было нелегко, но тут она удивилась. Она ожидала совсем другого.
— Ну вы и шутник, папаша!
— Я говорю совершенно серьезно.
— Вы можете себе представить меня в замке?
— Могу, очень даже просто, — в лорде Маршмортоне не осталось никакой светскости. — Пожалуйста, соглашайтесь! Должен же я когда-нибудь закончить эту треклятую историю. Все семейство ждет. Не далее как вчера моя сестра Каролина загнала меня в угол и битых полчаса надоедала мне. А о новой Алисе Фарадей мне страшно и подумать. Очаровательная девушка, да, очаровательная, но… но… да будь я проклят, если найму такую же!
Билли так и захлебнулась от смеха.
— Ну, такого пыла!… — выговорила она. — Удивительный вы человек, папаша! Вы даже не знаете, умею ли я печатать на машинке.
— Нет, знаю. Мистер Бивен сказал мне, что вы были машинисткой.
— А, значит, Джордж тоже рекламировал меня! — Она призадумалась. — Должна признаться, я бы с удовольствием Ваш дом мне очень понравился.
— Ну что ж, решено, — властно сказал лорд Маршмортон. — Ступайте в театр и скажите… все, что полагается говорить таких случаях. Потом отправляйтесь домой, собирайте веши и ждите меня на вокзале Ватерлоо в шесть часов. Поезд отходит в шесть пятнадцать.
— Возвращение скитальца с блондинкой типа вырви-глаз? Да, вы это ловко устроили. Думаете, семейство меня примет?
— К чертям семейство! — храбро отвечал лорд Маршмортон.
— И еще одно, — сказала Билли, удовлетворенно обозревая свое отражение в пудренице. — Может быть, у меня слишком сияет макушка, но я не крашу волос. С детства такая.
— Я и на секунду не предполагал…
— Значит, вы — прекрасная, доверчивая натура. Молодец, папаша!
— В шесть часов на Ватерлоо, — сказал граф. — Жду. Билли посмотрела на него с восхищением.
— Мальчик, он мальчик и есть, — сказала она. — Хорошо. Ждите.
Глава XXII
— Вот и я говорю, мистер Бивен! — сказала Алиса.
— Вы — самостоятельная, свободная личность. Она ничего не может сделать.
Реджи Бинг обалдело заморгал.
— Ну вот, ну вот! — воскликнул он. — Когда вы выставили все в таком свете, я и сам понимаю, что так оно и есть. Поразительная штука — привычка! Очень я приручился за все эти годы. Прыгаю через обруч, падаю замертво при одном мановении ее мизинца. Мне и в голову не приходило, что у меня есть собственная душа. Честное слово, до сего момента я этого не понимал.
— А теперь поздно.
— Что?
Джордж указал на Алису. Новоиспеченная миссис Бинг заулыбалась.
— Мистер Бивен имеет в виду, что тебе придется прыгать через обруч или падать замертво при одном мановении моего мизинца.
Реджи поднес ее руку к губам и нежно приник к ней.
— И пожалуйста, и с удовольствием… какой мизинчик! — Он оборвал себя. — Простите, старик. Забылся. Больше не буду. Еще курицу? Эклер? Супу? Ну, чего-нибудь?
За сигарами он совсем разошелся.
— Теперь, когда вы сняли груз с моей души, — сказал он, роскошно пуская дым, — я спокойно гляжу в будущее. Мне кажется, надо протянуть наше путешествие до тех пор, пока время, великий целитель, не залечит раны. Алиса хочет побить недельку на Париж.
— Париж! — в экстазе прошептала невеста.
— Хорошо. Потом — на юг, на Ривьеру…
— Если ты имеешь в виду Монте-Карло, дорогой, — с нежной улыбкой сказала супруга, — то забудь.
— Нет, не Монте-Карло, — поспешно возразил Реджи. — Хотя это дивное место. Воздух… виды… и все такое. Нет, Ницца, Бордигера, Ментона и прочие курорты. Тебе понравится. А потом… Хорошо бы откупить мою яхту, мою «Сирену», и пойти в круиз на месячишко. Я ее продал одному типу, когда был в Америке. А вчера я прочитал в газете, что старикан сыграл в ящик, так что теперь, я полагаю, достать ее трудно.
Тут Реджи прервал свою речь внезапным восклицанием:
— Мать честная!
— Что такое?
Супруги Бинг глядели куда-то широко раскрытыми глазами. Джордж сидел спиной к двери и не видел, что вызвало такое удивление, но логически заключил, что в ресторан вошел кто-то, знакомый им обоим. Первой мыслью, пожалуй, вполне естественной, было, что это «мамаша». Реджи прикрывался меню, как щитом; Алиса, после первого быстрого взгляда, повернулась так, чтобы не было видно ее лица.
Джордж обернулся, но к этому времени вновь пришедший уже уселся и смешался с другими посетителями.
— Кто там?
Реджи положил меню, оправившись от мимолетной паники.
— Чего это я так психую? — мужественно сказал он. — Никто из этих типов, по большому счету, не играет уже никакой роли. Хотел бы я подойти и сказать ему пару ласковых.
— Не надо! — взмолилась супруга. — Мне так неловко.
— Кто там? — снова спросил Джордж. — Ваша мачеха?
— Боже упаси! — вскричал Реджи. — Все ж не так ужасно. Это старый Маршмортон.
— Лорд Маршмортон?
— Абсолютно. Одет, как на параде.
— Мне так неловко, мистер Бивен, — повторила Алиса. — Понимаете, я уехала из замка, никому ничего не сказала. Он еще не знает, что, вернувшись, не найдет своей секретарши.
Реджи еще раз взглянул поверх его плеча и засмеялся.
— Все в порядке, душенька. Не волнуйся. Мы можем смотаться через другой выход. Он нас не остановит, с ним дама. Старикан вернулся к жизни. Абсолютно! Да, забивает баки жутко хорошенькой девице с золотыми волосами. Если повернете голову на сорок пять градусов, вы ее увидите. Он вас не заметит. Он сидит спиной.
— По-твоему, она хорошенькая? — сурово спросила Алиса.
— Нет, нет, что ты! Я рассмотрел получше, — отвечал Реджи. — Абсолютно не в моем вкусе.
Его супруга нервно крошила хлеб.
— Мне кажется, она тебя знает, Реджи, — тихо сказала она. — Она тебе машет.
— Она машет мне, — сказал Джордж, возвращая солнечный свет в жизнь Реджинальда (у того сразу исчезло загнанное выражение). — Я ее знаю. Ее зовут Билли Дор.
— Старик, — сказал Реджи, — будьте другом, валяйте к их столику, прикройте наше отступление. Я понимаю, мне нечего бояться, но я просто не могу встретиться со стариканом.
— И сообщите ему, мистер Бивен, что я ушла, — добавила Алиса.
— Хорошо. Тогда я прощаюсь?
— До свидания, мистер Бивен. Большое вам спасибо. Реджи горячо пожал Джорджу руку.
— До свидания, старина. Вы — просто классный парень. Я вам передать не могу, как вы это здорово провернули. Как-нибудь рассчитаемся. Займите старикана на минутку, пока мы не уйдем. А если он спросит про нас, скажите, что до особого уведомления наш адрес — Париж. Эй, скорей! Эй, смелей! Тру-ля-ля-ля-ля!
Джордж пробрался через зал, к столику. Билли Дор приветствовала его дружеской улыбкой. Граф, который, обернувшись, следил за его приближением, был не так счастлив. Его обветренное лицо стало каким-то вороватым, словно у школяра, нарушившего правила распорядка.
— Подумать только, и ты здесь! — сказала Билли. — Мы все время встречаемся, правда? Как это ты оторвался от свиней? Я уж решила, что ты никогда их не покинешь.
— Дела, — объяснил Джордж. — Здравствуйте, лорд Маршмортон.
Граф коротко кивнул.
— А и ты в курсе, — сказала Билли. — Когда это ты образумился?
— Лорд Маршмортон удостоил меня визитом и раскрыл инкогнито.
— Вот старый лис, наш папаша! — восхитилась Билли. — Помнишь, тогда, в саду, он обдурил нас, как детей? Когда вчера вечером после первого акта мне принесли его визитную карточку и я спустилась поглазеть, какой такой лорд Маршмортон, меня как из ведра окатили.
— Я не был за кулисами двадцать пять лет, — печально сказал граф.
— Ну, ну, не стройте из себя патриарха Авраама, — нежно сказала Билли. — Ничего у вас не выйдет. Всякий скажет, что вы — просто ягненок. Правда, Джордж? — взмахом руки она указала на зардевшегося графа. — Наш папаша — моложе всех!
— Я говорил ему то же самое.
Лорд Маршмортон хихикнул. Ни один глагол, кроме этого, не опишет вырвавшегося у него звука.
— Знаете, — признался он, — я чувствую себя молодым.
— Если бы юнцы в наших спектаклях, — сказала Билли, — были такими, как вы! Еще надо сказать спасибо, если у них своя челюсть. — Она посмотрела в дальний конец зала.
— Джордж, твои друзья уходят. Ну, люди, с которыми ты обедал, — пояснила она. — Уходят.
— Все в порядке, я с ними попрощался. — Джордж посмотрел на лорда Маршмортона и подумал, что момент удобный. — Я обедал с мистером и миссис Бинг, — сказал он.
Под загорелым лбом лорда Маршмортона вроде бы ничто не зашевелилось.
— С Реджи Бингом и его женой, лорд Маршмортон, — пояснил он.
На этот раз интерес удалось пробудить. Лорд Маршмортон вздрогнул.
— Что?
— Они отбыли в Париж, — сказал Джордж.
— Реджи Бинг не женат.
— Женат, с этого утра. Я был у него шафером.
— Ну, как же без тебя, — вставила Билли.
— Э… а…
— Вы знакомы с его женой, — небрежно сказал Джордж — Мисс Фарадей по рождению. Кажется, она была у вас секретаршей.
То, что лорд Маршмортон проявил какую-то эмоцию, отрицать не приходилось. Он раскрыл рот и вцепился руками в скатерть. Но что это была за эмоция, Джордж определить не мог, пока со вздохом, идущим из самых недр души, граф не промолвил: «Слава Богу!»
Джордж удивился.
— Вы рады?
— Конечно, рад!
— Как жаль, что они не знали! А то бы они избавились от больших волнений. Они думали, что это покроет мраком всю вашу жизнь.
— Мисс Фарадей, — страстно сказал граф, — доводила меня до безумия. Вечно приставала с этой семейной историей. Ни минуты покоя!
— Мне она понравилась, — сказал Джордж.
— Да нет, в общем девушка хорошая, — ворчливо признал граф. — Но иметь ее в доме — это просто ужас. Вечно лезла с этой семейной историей. Как будто человеку нечего больше делать! Писать целый день об этих треклятых дураках…
— Папаша сегодня не в духе, — укоризненно сказала Билли, похлопав графа по руке. — Зачем ругать своих предков? Вам повезло, что они у вас есть. Я бы сама не отказалась. А то семейство Дор прослеживается только до Милларда Филмора, дальше след путается. Ничего себе! Приятно сознавать, что твоя пра-пра-прабабушка помогала королеве Елизавете с арендой. Нет, я всей душой за старые добрые британские семейства.
— Старые хрычи, — буркнул граф.
— Ты видел, Джордж, как загорелись у него глаза? Это — аристократический гнев. Вскипел славный древний дух Маршмортонов.
— Я заметил, — сказал Джордж. — Прямо как молния.
— Не морочьте нам головы, папаша, — сказала Билли. — Вам очень приятно думать, что каждый раз, порезавшись бритвой, вы теряете голубую кровь.
— Ерунда! — проворчал граф.
— Что именно?
— Да вся эта чушь с титулами. Дурацкий фетишизм! Всякий человек не хуже любого другого.
— Вот это революционный дух, — одобрил Джордж.
— Всемирный союз рабочих в чистом виде, — согласилась Билли. — Просто вождь большевиков.
Лорд Маршмортон пропустил это мимо ушей. В его глазах появился странный блеск. Джорджу, пристально наблюдавшему за ним, стало ясно, что происходит откровение души, и чувства, годами запертые в груди несчастного графа, рвутся наружу.
— Чушь и ерунда! — сказал лорд. — В детстве я хотел стать машинистом. В юности только и мечтал, как заработать себе на жизнь и самому выйти в люди. Я собирался уехать в колонии. В Канаду. Уже купил плодовую ферму. Купил и оплатил, — он помолчал, вспоминая об этой несбывшейся мечте. — Мой отец был младшим сыном. Надо же было дяде поехать на охоту и сломать себе шею! А у его наследника, бедняжки, случился круп или что-то в этом роде… И все, на меня навьючивают этот титул, мечты развеиваются, как дым… Чушь и ерунда! Чушь и ерунда! — он откусил кончик сигары. — Тут уж не устоишь, — с горечью продолжил он. — Это как наркотик. Я боролся, сколько мог, но что толку? Теперь я такой же сноб, как они. Боюсь делать то, что хочу. Вечно думаю о фамильной чести. Я и шагу не ступил свободно за последние двадцать пять лет!
Джордж и Билли обменялись быстрыми взглядами. У каждого было неуютное ощущение, словно он подслушивает и слышит вещи, не предназначенные для чужих ушей. Джордж поднялся.
— Мне пора, — сказал он. — Надо сделать несколько дел. Рад повидаться, Билли. Как там спектакль?
— Прекрасно. Гребет тебе кучу денег.
— До свидания, лорд Маршмортон.
Граф молча кивнул. Даже в мыслях он нечасто бунтовал против жребия, который определила ему судьба, а вслух — вообще никогда. Он все еще был во власти странного, столь внезапно охватившего его смущения. Когда Джордж ушел, они помолчали.
— Я рада, что мы его встретили, — сказала Билли. — Хороший мальчик.
Говорила она с нарочитым спокойствием. Ее странно влекло к коренастому, загорелому, невысокому человеку. В отблеске его души, которую ей довелось увидеть, он предстал перед нею как бы заново родившимся.
— Он хочет жениться на моей дочери, — сказал лорд Маршмортон.
Еще несколько мгновений назад Билли ответила бы шуткой, выражающей недоверие к тому, что у графа дочь на выданье. Но сейчас она была настроена как-то уж очень серьезно, легкомыслие куда-то делось.
— О? — только и нашлась она сказать.
— А она хочет за него выйти.
Уже много лет Билли не знала, что такое смущение, но теперь — смутилась. Ей казалось, что она недостойна такой доверительности.
— О? — опять сказала она.
— Он приятный человек, мне нравится. Сразу понравился. Он это понял. И я понял, что тоже ему понравился.
Какие-то люди, мужчины и девушки, прошли мимо столика, направляясь к выходу. Одна из девушек кивнула Билли. Та рассеянно кивнула в ответ и уткнулась взглядом в скатерть, чертя по ней вилкой какие-то узоры.
— А почему вы не хотите, чтобы Джордж женился на вашей дочери?
Граф молча курил сигару.
— Конечно, это не мое дело, — виновато сказала она, приняв молчание за упрек.
— Потому что, — ответил он, — я — граф Маршмортонский.
— Понятно.
— Ничего вам не понятно! — вскипел граф. — Вы думаете, что ваш друг для меня недостаточно хорош. Вы думаете, что я — неисправимый сноб. Да и он думает так же, хотя я всеми силами старался объяснить свое к нему отношение. Вы оба ошибаетесь. Дело не в этом. Когда я говорю: «Я — граф Маршмортонский», я имею в виду, что я — бесхребетный шут, который не делает того, что хочет, потому что боится семейства.
— Не понимаю. При чем тут ваше семейство? Какое им дело?
— Они меня задергают до смерти. Вы бы знали мою сестру Каролину! Вот какое им дело! В положении моей дочери девушки должны выходить замуж или за титул, или за деньги.
— Ну, насчет титула я не уверена, но что до денег, то Джордж жутко богатый. Он и Рокфеллер поделили между собой все, что только есть на свете. Ну, разве оставили на такси Энди Карнеги.
— Что вы такое говорите: Он мне сказал, что зарабатывает на жизнь.
Билли снова стала сама собою. Смущение улетучилось.
— Можно сказать и так. Он — композитор.
— Да, я знаю. Пишет всякие песенки.
Билли окинула его снисходительно-сочувственным взглядом.
— А вам, дикарю, и невдомек, что за это платят?
— Платят? Да. Но сколько? В мои дни композиторы еле перебивались.
— Может быть, вы перестанете ссылаться на «ваши дни», как будто вы Ной какой-нибудь? Вы — молодой человек, сколько же повторять! Послушайте. Помните вчерашнее представление? Ну, где я играла самую что ни на есть главную роль, а вокруг меня крутилась всякая мелочь? Так вот, Джордж написал музыку.
— Я знаю. Он мне сказал.
— Ну, а сказал он вам, что получает три процента от сборов? Вы видели, сколько вчера было публики. Это нормальный, средний зал. Мы собираем больше четырнадцати тысяч долларов в неделю. Доля Джорджа… нет, не могу посчитать в уме, но что-то около четырехсот долларов, восемьдесят фунтов на ваши деньги. А говорил он вам, что этот самый спектакль шел в Нью-Йорке больше года с огромным успехом, теперь его ставят еще три труппы? А упомянул он, что это его девятый спектакль и семь других имели такой же успех? Заметил ли он мимоходом, что получает процент с каждой записи и по крайней мере десять его вещей разошлись тиражом в полмиллиона экземпляров? Нет, конечно — нет, ведь он не из тех, кто трубит на каждом углу о своих доходах. Теперь вы знаете все.
— Так он богач!
— Я не знаю, кого вы называете богачом, но, чтобы не соврать, в хороший год, в разгар сезона, у Джорджа, ну, скажем, пять тысяч долларов в неделю.
Лорд Маршмортон был просто поражен.
— Тысячу фунтов в неделю! Господи!
— Так я и знала, что вы ахнете. Пока я рекламирую Джорджа, позвольте добавить еще одно. Джордж — один из лучших людей на свете. Я его знаю, можете мне поверить, если в человеке есть какая-то гниль, шоу-бизнес выплеснет ее на поверхность. Если ее в нем не видно, значит, ее нет. Джордж. — парень что надо.
— По крайней мере, у него отличная заступница.
— О, я горой стою за Джорджа! Побольше бы таких, как он… Ну ладно, довольно мне копаться в ваших делах, пора двигаться. У меня репетиция после обеда.
— Ну и Бог с ней! — по-мальчишески сказал лорд Маршмортон.
— Да? А через сколько минут, по-вашему, меня уволят? Не могу себе позволить такой роскоши. Я — человек рабочий.
Лорд Маршмортон покрутил в пальцах окурок сигары.
— Я бы предложил вам другую работу, если бы вы согласились.
Билли остро взглянула на него. Разные мужчины в подобных обстоятельствах уже делали ей подобные предложения. Она почувствовала некоторое разочарование.
— Да? — сухо сказала она. — Валяйте.
— Вы, конечно, поняли из разговора с мистером Бивеном, что моя секретарша сбежала и вышла замуж. Не хотите ли занять ее место?
Обескуражить Билли было нелегко, но тут она удивилась. Она ожидала совсем другого.
— Ну вы и шутник, папаша!
— Я говорю совершенно серьезно.
— Вы можете себе представить меня в замке?
— Могу, очень даже просто, — в лорде Маршмортоне не осталось никакой светскости. — Пожалуйста, соглашайтесь! Должен же я когда-нибудь закончить эту треклятую историю. Все семейство ждет. Не далее как вчера моя сестра Каролина загнала меня в угол и битых полчаса надоедала мне. А о новой Алисе Фарадей мне страшно и подумать. Очаровательная девушка, да, очаровательная, но… но… да будь я проклят, если найму такую же!
Билли так и захлебнулась от смеха.
— Ну, такого пыла!… — выговорила она. — Удивительный вы человек, папаша! Вы даже не знаете, умею ли я печатать на машинке.
— Нет, знаю. Мистер Бивен сказал мне, что вы были машинисткой.
— А, значит, Джордж тоже рекламировал меня! — Она призадумалась. — Должна признаться, я бы с удовольствием Ваш дом мне очень понравился.
— Ну что ж, решено, — властно сказал лорд Маршмортон. — Ступайте в театр и скажите… все, что полагается говорить таких случаях. Потом отправляйтесь домой, собирайте веши и ждите меня на вокзале Ватерлоо в шесть часов. Поезд отходит в шесть пятнадцать.
— Возвращение скитальца с блондинкой типа вырви-глаз? Да, вы это ловко устроили. Думаете, семейство меня примет?
— К чертям семейство! — храбро отвечал лорд Маршмортон.
— И еще одно, — сказала Билли, удовлетворенно обозревая свое отражение в пудренице. — Может быть, у меня слишком сияет макушка, но я не крашу волос. С детства такая.
— Я и на секунду не предполагал…
— Значит, вы — прекрасная, доверчивая натура. Молодец, папаша!
— В шесть часов на Ватерлоо, — сказал граф. — Жду. Билли посмотрела на него с восхищением.
— Мальчик, он мальчик и есть, — сказала она. — Хорошо. Ждите.
Глава XXII
— Юный гад, — сказал Кеггс, дворецкий, равномерно распределяя свой вес в скрипучем кресле, — пусть это послужит тебе уроком.
Прошла неделя с исторического визита в Лондон. Было шесть часов вечера. Комната домоправительницы, где питалась старшая прислуга, уже опустела. Из всей честной компании, только что отобедавшей, оставался один Кеггс, мирно переваривающий пищу. Альберт, чьей обязанностью было прислуживать здесь за столом, сновал туда и сюда, угрюмо собирая посуду. Он грустил. Во время обеда разговор вертелся почти исключительно вокруг прославленного и тайного бракосочетания, а для Альберта трудно было придумать более болезненный предмет.
— Вот что выходит, — продолжал Кеггс, — когда всюду суешь свой нос и лезешь в чужие дела, что там — в дела тех, кто лучше тебя и старше. Ты впустую потратил пять шиллингов те пять шиллингов, на которые мог бы купить хорошую книгу и с ее помощью развить хоть немного свой ум. Бог свидетель, он нуждается в развитии, ибо среди всех бездельников с которыми меня сталкивала моя несчастная судьба, ты занимаешь первое место. Поосторожней с посудой! Не сопи! У тебя что, астма, что ли?
— Я вообще дохнуть не могу, — возопило униженное дитя.
— Да, не можешь, как паровоз — не можешь. — Кеггс укоризненно покачал головой. — Ну что, твой Реджи Бинг пошел и женился, а? Будешь теперь играть в азартные игры и соваться в лотереи? Только подумать, в твоем возрасте — и такая наглость!
— Какой он мой? Я его не вытягивал!
— Не начинай все с начала, мой юный друг. Никто тебя не принуждал. Тебе предложили честный обмен, так что, в практическом смысле, он именно твой. Надеюсь, ты пошлешь ему свадебный подарок.
— Ну ладно, от вашего разбоя тоже толку мало.
— От чего?
— Сами слышали.
— Слышал, а больше не услышу. Скажите на милость! Если у тебя были возражения, надо было сразу и сказать. И потом, что это значит — «толку мало»?
— То и значит.
— Это тебе так кажется. Думаешь, ты письма выбросил, так всему конец?
— Я? Да вы что! — воскликнул Альберт, вздрагивая так, что одиннадцать тарелок едва не ринулись вниз, к неминуемой гибели.
— Сколько раз тебе говорить, поосторожнее с тарелками! — сурово сказал Кеггс. — Ты не жонглер какой-нибудь. Да, я все знаю. Думаешь, ты такой умный? Должен тебе сказать, как бы ты ни старался, ее милость и мистер Бивен на этих днях встречались. Я распознал твои козни, я сделал свои выводы, пошел и все им устроил.
Неведомый дотоле, поистине мистический ужас охватил Альберта. Трудно, нет — невыносимо бороться с могучим интеллектом.
— Ну прям! — выдавил он с подходящим к случаю скепсисом, но в глубине души места скепсису не оставалось. Пока смутно, он начал понимать, что годы и годы должны пойти прежде чем он сможет противостоять умом этому могучему стратегу.
— Да, прям, — сказал Кеггс. — Не знаю, что у них там было — лично не присутствовал. Но не сомневаюсь, что все шло хорошо.
— А вам-то что? Его в замок не пускают.
Мягкая улыбка озарила луноподобный лик дворецкого.
— Если, говоря «его», ты подразумеваешь мистера Бивена должен тебе сообщить, что в самом скором времени его станут регулярно принимать в замке.
— Так прям и станут!
— Хочешь пари еще на пять?
Альберт заколебался. Нет, довольно с него рискованных спекуляций с участием дворецкого. Где бы ни появлялся этот интриган, наличность тут же улетучивалась.
— А чего вы сделаете-то?
— Тебя это не касается. У меня свои методы. Скажу только, что не завтра, так послезавтра мистер Бивен будет сидеть за нашим обеденным столом и, согласно своим вкусам и предпочтениям, отвечать на мой вопрос: «Рейнвейну? Хересу?» Крошки, крошки сметай! И не шаркай ногами, не сопи носом, а когда все сделаешь — закрой дверь с той стороны.
— Да, чтоб вас таракан заел! — с горечью сказал паж, про себя, внутри, в душе. Дух его был сломлен.
Успешно завершив процесс пищеварения, Кеггс предстал перед лордом Бэлфером в биллиардной. Тот был один. Толпа гостей, столь многочисленная в ночь бала, теперь поредела до разумных размеров. Дальние родственники, довольные и ублаженные, расползлись по неведомым норам, из которых они повылазили, и теперь в замке оставались только самые видные члены семейства, выкурить которых всегда труднее, чем мелкую сошку Оставался епископ, оставался полковник. Кроме того, оставалось с полдюжины самой близкой родни, на вкус Перси, из них — шесть лишних. Он не слишком жаловал свое семейство.
— Могу я поговорить с вашей милостью?
— В чем дело, Кеггс?
Кеггс был вполне в себе уверен; но тут он никак не решался начать. Наконец он вспомнил, что в туманном прошлом видел, как лорда Бэлфера отшлепали, ибо он украл варенье, причем сам он, Кеггс, выступал свидетелем обвинения. Воспоминание придало ему смелости.
— Я от души надеюсь, что ваша милость не сочтет мои речи дерзостью. Я много лет служил его светлости, то есть вашему отцу, и семейную честь, если разрешите так выразиться, принимаю очень близко к сердцу. Я знаю вашу милость с самого раннего детства и…
Лорд Бэлфер слушал эту преамбулу с явным нетерпением. В последние дни он пребывал не в лучшем расположении духа и витиеватые обороты раздражали его.
— Да, конечно, — сказал он. — В чем дело?
Кеггс уже снова был самим собой. Вступительными фразами он как бы завел свою внутреннюю пружину. Теперь можно и начинать.
— Вы помните, ваша милость, как во время бала вы спрашивали меня об одном из временных официантов. Того, который назвал себя родственником этого… пажа Альберта. Я навел справки, ваша милость, и с глубоким прискорбием доложу вам, что он не тот, за кого себя выдавал. Альберт утверждает, что у него нет родственников в Америке. Я очень сожалею об этом инциденте, ваша милость, и надеюсь, что вы отнесете его на счет спешки и суматохи, неизбежных при исполнении таких ответственных обязанностей.
— Я знаю, что он врет. Наверное, хотел украсть ложки!
Кеггс кашлянул.
— Если я могу позволить себе еще большую дерзость, ваша милость, то разрешите мне сообщить вам, что мне известно, кто этот человек и зачем он проник в замок.
Кеггс настороженно ждал ответа. Момент был критический. Если лорд Бэлфер не осадит его взглядом и не выставит за дверь, опасность, можно считать, миновала и дальше он сможет говорить свободно. Светло-голубые глаза смотрели на Перси без всякого выражения, но чувствовал Кеггс примерно то, что и тогда, когда семейство уезжало в город и он умудрялся ускользнуть в Кемтон-парк или на другой ипподром. Так чувствовал он, когда скаковая лошадь проносилась по гравию к финишу.
Изумление лорда Бэлфера готово было уступить место негодованию, но тут дворецкий заговорил снова.
— Я отдаю себе отчет, ваша милость, что не вправе высказывать суждений о личных, интимных делах семейства, ко-mv имею честь служить, но если ваша милость простит мне мою дерзость, я полагаю, что смогу принести пользу и оказать содействие в деле, причиняющем всем большие неприятности.
Он снова подхлестнул себя, еще раз погрузившись в волны памяти. Да. Пусть этот молодой человек и лорд, сын хозяина, наследник всех этих владений, но когда-то он видел, как его отшлепали.
Может быть, Перси тоже припомнил былое или просто почувствовал, что Кеггс, старый и верный слуга, имеет право участвовать в делах семьи. Как бы то ни было, он определенно снизил барьер между ними.
— Ну что ж, — сказал он, покосившись на дверь, дабы убедиться, что никто не увидит действий, которых сидевший в нем аристократ совсем не одобрял. — Говорите.
Кеггс вздохнул с облегчением. Опасная точка была позади.
Прошла неделя с исторического визита в Лондон. Было шесть часов вечера. Комната домоправительницы, где питалась старшая прислуга, уже опустела. Из всей честной компании, только что отобедавшей, оставался один Кеггс, мирно переваривающий пищу. Альберт, чьей обязанностью было прислуживать здесь за столом, сновал туда и сюда, угрюмо собирая посуду. Он грустил. Во время обеда разговор вертелся почти исключительно вокруг прославленного и тайного бракосочетания, а для Альберта трудно было придумать более болезненный предмет.
— Вот что выходит, — продолжал Кеггс, — когда всюду суешь свой нос и лезешь в чужие дела, что там — в дела тех, кто лучше тебя и старше. Ты впустую потратил пять шиллингов те пять шиллингов, на которые мог бы купить хорошую книгу и с ее помощью развить хоть немного свой ум. Бог свидетель, он нуждается в развитии, ибо среди всех бездельников с которыми меня сталкивала моя несчастная судьба, ты занимаешь первое место. Поосторожней с посудой! Не сопи! У тебя что, астма, что ли?
— Я вообще дохнуть не могу, — возопило униженное дитя.
— Да, не можешь, как паровоз — не можешь. — Кеггс укоризненно покачал головой. — Ну что, твой Реджи Бинг пошел и женился, а? Будешь теперь играть в азартные игры и соваться в лотереи? Только подумать, в твоем возрасте — и такая наглость!
— Какой он мой? Я его не вытягивал!
— Не начинай все с начала, мой юный друг. Никто тебя не принуждал. Тебе предложили честный обмен, так что, в практическом смысле, он именно твой. Надеюсь, ты пошлешь ему свадебный подарок.
— Ну ладно, от вашего разбоя тоже толку мало.
— От чего?
— Сами слышали.
— Слышал, а больше не услышу. Скажите на милость! Если у тебя были возражения, надо было сразу и сказать. И потом, что это значит — «толку мало»?
— То и значит.
— Это тебе так кажется. Думаешь, ты письма выбросил, так всему конец?
— Я? Да вы что! — воскликнул Альберт, вздрагивая так, что одиннадцать тарелок едва не ринулись вниз, к неминуемой гибели.
— Сколько раз тебе говорить, поосторожнее с тарелками! — сурово сказал Кеггс. — Ты не жонглер какой-нибудь. Да, я все знаю. Думаешь, ты такой умный? Должен тебе сказать, как бы ты ни старался, ее милость и мистер Бивен на этих днях встречались. Я распознал твои козни, я сделал свои выводы, пошел и все им устроил.
Неведомый дотоле, поистине мистический ужас охватил Альберта. Трудно, нет — невыносимо бороться с могучим интеллектом.
— Ну прям! — выдавил он с подходящим к случаю скепсисом, но в глубине души места скепсису не оставалось. Пока смутно, он начал понимать, что годы и годы должны пойти прежде чем он сможет противостоять умом этому могучему стратегу.
— Да, прям, — сказал Кеггс. — Не знаю, что у них там было — лично не присутствовал. Но не сомневаюсь, что все шло хорошо.
— А вам-то что? Его в замок не пускают.
Мягкая улыбка озарила луноподобный лик дворецкого.
— Если, говоря «его», ты подразумеваешь мистера Бивена должен тебе сообщить, что в самом скором времени его станут регулярно принимать в замке.
— Так прям и станут!
— Хочешь пари еще на пять?
Альберт заколебался. Нет, довольно с него рискованных спекуляций с участием дворецкого. Где бы ни появлялся этот интриган, наличность тут же улетучивалась.
— А чего вы сделаете-то?
— Тебя это не касается. У меня свои методы. Скажу только, что не завтра, так послезавтра мистер Бивен будет сидеть за нашим обеденным столом и, согласно своим вкусам и предпочтениям, отвечать на мой вопрос: «Рейнвейну? Хересу?» Крошки, крошки сметай! И не шаркай ногами, не сопи носом, а когда все сделаешь — закрой дверь с той стороны.
— Да, чтоб вас таракан заел! — с горечью сказал паж, про себя, внутри, в душе. Дух его был сломлен.
Успешно завершив процесс пищеварения, Кеггс предстал перед лордом Бэлфером в биллиардной. Тот был один. Толпа гостей, столь многочисленная в ночь бала, теперь поредела до разумных размеров. Дальние родственники, довольные и ублаженные, расползлись по неведомым норам, из которых они повылазили, и теперь в замке оставались только самые видные члены семейства, выкурить которых всегда труднее, чем мелкую сошку Оставался епископ, оставался полковник. Кроме того, оставалось с полдюжины самой близкой родни, на вкус Перси, из них — шесть лишних. Он не слишком жаловал свое семейство.
— Могу я поговорить с вашей милостью?
— В чем дело, Кеггс?
Кеггс был вполне в себе уверен; но тут он никак не решался начать. Наконец он вспомнил, что в туманном прошлом видел, как лорда Бэлфера отшлепали, ибо он украл варенье, причем сам он, Кеггс, выступал свидетелем обвинения. Воспоминание придало ему смелости.
— Я от души надеюсь, что ваша милость не сочтет мои речи дерзостью. Я много лет служил его светлости, то есть вашему отцу, и семейную честь, если разрешите так выразиться, принимаю очень близко к сердцу. Я знаю вашу милость с самого раннего детства и…
Лорд Бэлфер слушал эту преамбулу с явным нетерпением. В последние дни он пребывал не в лучшем расположении духа и витиеватые обороты раздражали его.
— Да, конечно, — сказал он. — В чем дело?
Кеггс уже снова был самим собой. Вступительными фразами он как бы завел свою внутреннюю пружину. Теперь можно и начинать.
— Вы помните, ваша милость, как во время бала вы спрашивали меня об одном из временных официантов. Того, который назвал себя родственником этого… пажа Альберта. Я навел справки, ваша милость, и с глубоким прискорбием доложу вам, что он не тот, за кого себя выдавал. Альберт утверждает, что у него нет родственников в Америке. Я очень сожалею об этом инциденте, ваша милость, и надеюсь, что вы отнесете его на счет спешки и суматохи, неизбежных при исполнении таких ответственных обязанностей.
— Я знаю, что он врет. Наверное, хотел украсть ложки!
Кеггс кашлянул.
— Если я могу позволить себе еще большую дерзость, ваша милость, то разрешите мне сообщить вам, что мне известно, кто этот человек и зачем он проник в замок.
Кеггс настороженно ждал ответа. Момент был критический. Если лорд Бэлфер не осадит его взглядом и не выставит за дверь, опасность, можно считать, миновала и дальше он сможет говорить свободно. Светло-голубые глаза смотрели на Перси без всякого выражения, но чувствовал Кеггс примерно то, что и тогда, когда семейство уезжало в город и он умудрялся ускользнуть в Кемтон-парк или на другой ипподром. Так чувствовал он, когда скаковая лошадь проносилась по гравию к финишу.
Изумление лорда Бэлфера готово было уступить место негодованию, но тут дворецкий заговорил снова.
— Я отдаю себе отчет, ваша милость, что не вправе высказывать суждений о личных, интимных делах семейства, ко-mv имею честь служить, но если ваша милость простит мне мою дерзость, я полагаю, что смогу принести пользу и оказать содействие в деле, причиняющем всем большие неприятности.
Он снова подхлестнул себя, еще раз погрузившись в волны памяти. Да. Пусть этот молодой человек и лорд, сын хозяина, наследник всех этих владений, но когда-то он видел, как его отшлепали.
Может быть, Перси тоже припомнил былое или просто почувствовал, что Кеггс, старый и верный слуга, имеет право участвовать в делах семьи. Как бы то ни было, он определенно снизил барьер между ними.
— Ну что ж, — сказал он, покосившись на дверь, дабы убедиться, что никто не увидит действий, которых сидевший в нем аристократ совсем не одобрял. — Говорите.
Кеггс вздохнул с облегчением. Опасная точка была позади.