Страница:
— Погоди хвалиться, — предостерег ее Таниэль, не сводя глаз с косточек, которые продол жали подрагивать, стукаясь одна о другую. — Не то еще спугнешь удачу.
Теперь стало казаться, что тьма вокруг немного разредилась. Сердца охотников учащенно забились, уныния и дурноты как не бывало. У всех истребителей нечисти с годами вырабатывалось особое чутье, которое безошибочно подсказывало им, что чудовище где-то рядом.
И в эту минуту Таниэль и Кэтлин чувствовали знакомый охотничий азарт. Глаза у обоих горели, щеки раскраснелись. Кто-то грозный и невидимый был совсем рядом. Но он обретет различимые очертания не раньше, чем окажется в круге света от их фонарей.
— Осторожно, Таниэль! Он слева от тебя! — крикнула Кэтлин и мгновенно подожгла фитиль своей петарды о пламя фонаря.
Таниэль резко повернулся. Сперва он ровным счетом ничего не увидел, кроме каменной стены с неглубокой нишей, а затем за какую-то долю секунды взгляд его выхватил из полумрака серую тень, скользившую вниз по стене, прямо на него. Тень хищно тянула к нему свои длинные полупрозрачные серые пальцы. На миг поддавшись панике, Таниэль с криком метнулся в сторону, поскользнулся, упал и выронил свой фонарь. Горящее масло растеклось по каменному полу и с шипением погасло. Еще секунда, и в воздухе прогремел взрыв петарды, которую метнула в чудовище Кэтлин. Ослепительный свет залил все вокруг. Подняв глаза, Таниэль успел заметить, как тень скользнула под самым сводом в ту сторону, откуда пришли они с Кэтлин. Но быть может, ему это только показалось…
Вспышка петарды на некоторое время ослепила Таниэля. Он помотал головой. Перед глазами у него мелькнула картина только что пережитого ужаса: тень морока, тянувшего к нему сверху невероятно длинные пальцы, одно прикосновение которых могло стать для него роковым.
— Таниэль! — Кэтлин бросилась к нему и помогла подняться на ноги.
— Со мной все в порядке, — сказал он, моргая. Зрение его еще не полностью восстановилось после вспышки петарды. — Куда он делся?
— Туда, где его ждут, — Кэтлин кивнула в ту сторону, где остались Гриндл и Арман.
— Гриндл!!! — крикнул Таниэль, приложив ладони рупором ко рту. — Он идет к вам!
И бросился назад по узкому туннелю. Кэтлин не отставала от него. Таниэлю некогда было раздумывать о случившемся, о смерти, которой он только что чудом избежал. Он был бесконечно благодарен Кэтлин за то, что она успела вовремя.
У них теперь был один фонарь на двоих, так что они держались почти вплотную друг к другу, чтобы не оступиться во мраке и в случае чего сообща отразить нападение морока.
— Гриндл! Зажигай петарды! — закричал Таниэль на бегу, заворачивая за угол.
Теперь от Гриндла с Арманом их отделяли всего каких-то несколько десятков метров. Ответом ему послужил истошный вопль, крик смертельного ужаса: чудовище опередило старого нищего и набросилось на него. При виде того, на что оказался способен морок, Таниэль окаменел. Кровь застыла у него в жилах.
Это была узкая, тонкая, аморфная тень, то и дело менявшая очертания, клочок тумана, почти невесомый, который то скользил у самой земли, то вздымался под потолок и, попадая в луч света от фонаря, заметно его затенял. Каждая из рук монстра длиной своей превосходила его бесформенное туловище, каждый из пальцев казался едва ли не длиннее самой руки. Головы чудовище не имело, где-то на уровне его тощей груди угадывались две тускло светящиеся точки — по всей видимости, они заменяли ему глаза. Портрет довершали две непропорционально длинные ноги с острыми коленями. В целом монстр напоминал причудливые длинные тени, которые в приближающихся сумерках отбрасывают на тротуар пешеходы.
И вот на глазах у Кэтлин и Таниэля он молниеносно впился в старика Гриндла, охватив его своими паучьими лапами и буквально пронзив грудь тонкими и острыми пальцами. Таниэль отвел глаза, чтобы не сойти с ума от ужаса, но когда через несколько секунд он заставил себя вновь взглянуть на старика, страх и отчаяние его только усилились: от бедняги Гриндла мало что осталось. Плоть его морщилась и чернела прямо на глазах, вот обнажились верхние, а потом и нижние зубы, вот они начали вываливаться из десен…
— Арман! — строго прикрикнула Кэтлин на великана, который, едва оправившись от испуга и потрясения, собрался накинуться на злодея, чтобы отомстить ему за смерть товарища. — Не вздумай, идиот!
Таниэль выхватил из кармана петарду и подбежал к Кэтлин, чтобы зажечь фитиль от ее фонаря. Размахнувшись, он швырнул петарду вдоль туннеля, туда, где монстр, оставив труп Гриндла, подбирался к великану. Кэтлин помчалась в ту же сторону, чтобы отыскать и поджечь стартовый фитиль фейерверка. Петарда, брошенная Таниэлем, ударилась о каменный выступ стены и плюхнулась в зловонную канаву, так и не загоревшись.
Кэтлин в считанные секунды оказалась рядом с трупом. Гриндл погиб, так и не успев привести в действие спасительный фейерверк, и теперь она сделала это вместо него. Морок подкрадывался к новой жертве — Арману — и не обратил внимания на ее действия. Тем временем фитиль запылал, а через секунду загорелась и взорвалась вся цепочка петард.
На сей раз Таниэль успел отвести глаза от слепящего света и прикрыть их ладонью. Но несколько десятков петард вспыхнули так ярко, что на миг и он, и зажмурившаяся Кэтлин увидели все кровеносные сосуды, пронизывающие веки. Раздался пронзительный предсмертный визг монстра — сладчайшая музыка для ушей любого настоящего охотника за нечистью. Едва успев сообразить, что ему нет спасения от ослепительного света, морок, словно облако, растаял в воздухе. Фейерверк погас.
В туннеле снова воцарился полумрак. Глаза Кэтлин и Таниэля не сразу к нему привыкли. И не сразу различили в тусклом мерцании фонаря огромную фигуру Армана, который, стоя на коленях, с горькими рыданиями прижимался щекой к оголившемуся черепу своего друга.
13
Теперь стало казаться, что тьма вокруг немного разредилась. Сердца охотников учащенно забились, уныния и дурноты как не бывало. У всех истребителей нечисти с годами вырабатывалось особое чутье, которое безошибочно подсказывало им, что чудовище где-то рядом.
И в эту минуту Таниэль и Кэтлин чувствовали знакомый охотничий азарт. Глаза у обоих горели, щеки раскраснелись. Кто-то грозный и невидимый был совсем рядом. Но он обретет различимые очертания не раньше, чем окажется в круге света от их фонарей.
— Осторожно, Таниэль! Он слева от тебя! — крикнула Кэтлин и мгновенно подожгла фитиль своей петарды о пламя фонаря.
Таниэль резко повернулся. Сперва он ровным счетом ничего не увидел, кроме каменной стены с неглубокой нишей, а затем за какую-то долю секунды взгляд его выхватил из полумрака серую тень, скользившую вниз по стене, прямо на него. Тень хищно тянула к нему свои длинные полупрозрачные серые пальцы. На миг поддавшись панике, Таниэль с криком метнулся в сторону, поскользнулся, упал и выронил свой фонарь. Горящее масло растеклось по каменному полу и с шипением погасло. Еще секунда, и в воздухе прогремел взрыв петарды, которую метнула в чудовище Кэтлин. Ослепительный свет залил все вокруг. Подняв глаза, Таниэль успел заметить, как тень скользнула под самым сводом в ту сторону, откуда пришли они с Кэтлин. Но быть может, ему это только показалось…
Вспышка петарды на некоторое время ослепила Таниэля. Он помотал головой. Перед глазами у него мелькнула картина только что пережитого ужаса: тень морока, тянувшего к нему сверху невероятно длинные пальцы, одно прикосновение которых могло стать для него роковым.
— Таниэль! — Кэтлин бросилась к нему и помогла подняться на ноги.
— Со мной все в порядке, — сказал он, моргая. Зрение его еще не полностью восстановилось после вспышки петарды. — Куда он делся?
— Туда, где его ждут, — Кэтлин кивнула в ту сторону, где остались Гриндл и Арман.
— Гриндл!!! — крикнул Таниэль, приложив ладони рупором ко рту. — Он идет к вам!
И бросился назад по узкому туннелю. Кэтлин не отставала от него. Таниэлю некогда было раздумывать о случившемся, о смерти, которой он только что чудом избежал. Он был бесконечно благодарен Кэтлин за то, что она успела вовремя.
У них теперь был один фонарь на двоих, так что они держались почти вплотную друг к другу, чтобы не оступиться во мраке и в случае чего сообща отразить нападение морока.
— Гриндл! Зажигай петарды! — закричал Таниэль на бегу, заворачивая за угол.
Теперь от Гриндла с Арманом их отделяли всего каких-то несколько десятков метров. Ответом ему послужил истошный вопль, крик смертельного ужаса: чудовище опередило старого нищего и набросилось на него. При виде того, на что оказался способен морок, Таниэль окаменел. Кровь застыла у него в жилах.
Это была узкая, тонкая, аморфная тень, то и дело менявшая очертания, клочок тумана, почти невесомый, который то скользил у самой земли, то вздымался под потолок и, попадая в луч света от фонаря, заметно его затенял. Каждая из рук монстра длиной своей превосходила его бесформенное туловище, каждый из пальцев казался едва ли не длиннее самой руки. Головы чудовище не имело, где-то на уровне его тощей груди угадывались две тускло светящиеся точки — по всей видимости, они заменяли ему глаза. Портрет довершали две непропорционально длинные ноги с острыми коленями. В целом монстр напоминал причудливые длинные тени, которые в приближающихся сумерках отбрасывают на тротуар пешеходы.
И вот на глазах у Кэтлин и Таниэля он молниеносно впился в старика Гриндла, охватив его своими паучьими лапами и буквально пронзив грудь тонкими и острыми пальцами. Таниэль отвел глаза, чтобы не сойти с ума от ужаса, но когда через несколько секунд он заставил себя вновь взглянуть на старика, страх и отчаяние его только усилились: от бедняги Гриндла мало что осталось. Плоть его морщилась и чернела прямо на глазах, вот обнажились верхние, а потом и нижние зубы, вот они начали вываливаться из десен…
— Арман! — строго прикрикнула Кэтлин на великана, который, едва оправившись от испуга и потрясения, собрался накинуться на злодея, чтобы отомстить ему за смерть товарища. — Не вздумай, идиот!
Таниэль выхватил из кармана петарду и подбежал к Кэтлин, чтобы зажечь фитиль от ее фонаря. Размахнувшись, он швырнул петарду вдоль туннеля, туда, где монстр, оставив труп Гриндла, подбирался к великану. Кэтлин помчалась в ту же сторону, чтобы отыскать и поджечь стартовый фитиль фейерверка. Петарда, брошенная Таниэлем, ударилась о каменный выступ стены и плюхнулась в зловонную канаву, так и не загоревшись.
Кэтлин в считанные секунды оказалась рядом с трупом. Гриндл погиб, так и не успев привести в действие спасительный фейерверк, и теперь она сделала это вместо него. Морок подкрадывался к новой жертве — Арману — и не обратил внимания на ее действия. Тем временем фитиль запылал, а через секунду загорелась и взорвалась вся цепочка петард.
На сей раз Таниэль успел отвести глаза от слепящего света и прикрыть их ладонью. Но несколько десятков петард вспыхнули так ярко, что на миг и он, и зажмурившаяся Кэтлин увидели все кровеносные сосуды, пронизывающие веки. Раздался пронзительный предсмертный визг монстра — сладчайшая музыка для ушей любого настоящего охотника за нечистью. Едва успев сообразить, что ему нет спасения от ослепительного света, морок, словно облако, растаял в воздухе. Фейерверк погас.
В туннеле снова воцарился полумрак. Глаза Кэтлин и Таниэля не сразу к нему привыкли. И не сразу различили в тусклом мерцании фонаря огромную фигуру Армана, который, стоя на коленях, с горькими рыданиями прижимался щекой к оголившемуся черепу своего друга.
13
Перрис по прозвищу Боров
Элисандра и Сэнфорт
Звонок Майкрафту
Личные покои Кротта размещались в самом сердце лабиринта его владений. Путь к ним лежал сквозь полуразрушенные каменные арки, подвалы и подземные туннели, ворота, охраняемые бдительными стражами-оборванцами. Отыскать дорогу туда без провожатого было решительно невозможно. Таниэлю, Кэтлин и Элайзабел даже не стали завязывать глаз — они все равно никак не смогли бы запомнить дорогу, во всяком случае, с первого раза.
Сами покои являли собой образец пышной безвкусицы — этакая многокомнатная плюшевая пещера, до отказа набитая всякой всячиной. Кротт, по-сорочьи жадный до всего яркого, нарядного, блестящего, натаскал в свое логово немыслимое количество дешевых пестрых блюд, ваз и кубков, всевозможных статуэток, оружия, ламп, часов и помпезной мебели. Стены в анфиладе из четырех каменных залов были затянуты плюшевыми покрывалами и шкурами зверей. Отсутствие у короля нищих чувства меры привело к тому, что в его апартаментах буквально негде было повернуться. Таниэль никогда в жизни не видел ничего подобного, хотя у него и мелькнула тайная мысль, что при желании все же можно обнаружить некоторое сходство между этим варварским великолепием и чердаком Кэтлин. Разумеется, вслух он этого не высказал.
Посреди «гостиной» Кротта возвышался массивный дубовый стол в окружении нескольких громоздких кресел. Именно к нему провожатые подвели Таниэля, Элайзабел и Кэтлин. Кротт церемонно пригласил гостей садиться, а сам занял свое излюбленное место — необъятное кресло из полированного дуба с мягкими темно-зелеными подушками на сиденье и у спинки. Кэтлин и Таниэль опустились на небольшой диванчик, Элайзабел выбрала мягкий стул с зеленой обивкой, Дьяволенок Джек остался стоять. Стол был щедро уставлен бутылками с вином и крепкими напитками. Все, следуя примеру хозяина, подняли бокалы с рубиновым кьянти.
— За упокой Гриндла, — торжественно произнес Кротт. — Невосполнимая потеря.
Опорожнив бокалы, все вопросительно посмотрели на него, ожидая, что король нищих объяснит, зачем он срочно вызвал их к себе тотчас же после возвращения с охоты.
— А теперь к делу, — сказал он. — Похоже, настало время всем нам вместе кой о чем подумать, друзья. Боюсь, впереди нас ждут нелегкие деньки. Признаюсь вам, меня еще со времен Vernichtung не оставляла мысль, что испытания для Лондона не закончились. Выходит, я был прав: что-то носится в воздухе, и вот об этом я хочу держать с вами совет. Надобно поговорить, все обсудить честь по чести, составить план. — Он наполнил свой бокал, пригубил вина и заговорщицки подался вперед. — Даже для меня не секрет, что над Лондоном сгущаются тучи. За примерами не надо далеко ходить, они повсюду. А что плохо для Лондона, то плохо и для меня с моим народцем. Хочу, чтоб вы со мной поделились всем, что вам об этом ведомо, а после… Я, да будет вам известно, уговорился с одним своим приятелем, он вам расскажет все о происхождении мисс Крэй и ее родителях.
Элайзабел встревоженно вскинула голову.
— Завтра в пять он будет поджидать вас в трактире «Зеленый ангел», к югу от реки. Ты, Таниэль, можешь сопровождать туда мисс. Этот малый больно уж нервный, не любит заводить новые знакомства. Наверно, только потому он до сих пор еще жив. Вот и все. А пока — будьте как дома.
Вот так и случилось, что на следующий день Таниэль и Элайзабел шли по деревянному мосту через Темзу. Далеко внизу катила свои мутные зеленоватые воды сумрачная река. Погода выдалась ясная, солнечная, почти теплая, и матросы расхаживали по палубам своих пароходиков, тащившихся вверх по течению к докам, с закатанными по локоть рукавами. Ворота моста Баттерси стояли открытыми, как это всегда бывало в течение светлого времени суток, с обеих сторон их патрулировали пилеры в облегающих черных униформах.
Таниэль окинул критическим взглядом укрепления посередине моста — двойные решетки из прутьев с заостренными концами. Граница между северной частью Лондона и Старым Городом. Подобные ей были теперь установлены на каждом из мостов через Темзу. Пилеры, вооруженные револьверами и саблями, круглосуточно ее охраняли, но все без толку: волки избегали появляться на мостах, а монстры просачивались другими, им одним ведомыми путями. Таниэль склонялся к мысли, что они перемещались из одной части города в другую по туннелям подземки. Ну не смешно ли — когда оно только было построено, все в один голос называли метро чудом техники, шедевром градостроительства. А потом в городе завелись чудовища. И никто из здравомыслящих лондонцев больше не отваживается спускаться под землю после наступления темноты. Потому что для всякого, за исключением разве что истребителей нечисти, это равносильно самоубийству.
Миновав мост, они очутились в самом Баттерси. Таниэль не переставал удивляться тому оживлению, которое все еще царило в Старом Городе в светлые часы. Зато лишь только начинало смеркаться, район делался совершенно безлюдным. Лондонцев не так-то просто было выжить с насиженных мест, и то, что дома к югу от Темзы сдавались внаем за ничтожную плату, привлекало в эти места множество горожан с невысокими доходами. Вещи и съестные припасы стоили здесь дешевле, потому что арендная плата для торговцев также была невелика. Что до полицейских, которых теперь все звали пилерами по имени основателя городской службы правопорядка сэра Роберта Пила, то их здесь можно было встретить разве что изредка, не то что на северном берегу реки. И потому Старый Город сделался настоящим раем для тех, кто был не в ладах с законом. Что и говорить, ни респектабельным, ни безопасным для жизни этот район назвать было нельзя: в дневные часы здесь орудовали карманники, мелкие жулики и головорезы, а ночами их сменяла нечисть.
— Откуда взялись все эти чудовища? — неожиданно спросила Элайзабел, когда они с Таниэлем повернули в сторону Ламбета.
— Что вы имеете в виду? — Внимание Таниэля отвлек торговец яблоками, который весьма агрессивно пытался навязать ему свой товар, поэтому юноша не сразу нашелся с ответом.
— Они обитают здесь, сколько я себя помню. Но ведь когда-то прежде, в давние времена их не было. Я об этом где-то читала.
Они вышли на другую улицу, где было тихо и почти безлюдно. Да и крикливое, назойливое сословие уличных торговцев представлял один лишь булочник со своим лотком.
— Никто этого точно не знает, — сказал Таниэль. — Появились они не так давно. Лет двадцать тому назад.
— Всего-то?
Таниэль кивнул.
— Я сам толком не знаю, как все это началось. Был какой-то спор с Пруссией о морских границах. Со дня на день ждали начала войны. Потом…
Элайзабел хмуро кивнула.
— Vernichtung.
Слово это в Британии редко произносилось вслух, никто не хотел лишний раз вспоминать об унижении своей страны. Таниэль никогда не заговаривал о событиях той поры с малознакомыми людьми. И сейчас, когда это немецкое слово слетело с его губ, он поначалу напрягся, но Элайзабел, к счастью, это не рассердило, и он с благодарностью ей кивнул.
На языке победившего противника оно означало истребление. Ко времени этих тягостных событий Прусская империя, подмяв под себя Францию, стала чрезвычайно могущественным государством. Незначительная размолвка во взаимоотношениях с Британией, страной с куда меньшими возможностями, превратилась в неразрешимый конфликт. Историки склонны были считать, что канцлер Пруссии просто искал возможность для опробования новой разновидности вооружений, предмета гордости его многочисленной армии — воздушного флота. А точнее, дирижаблей.
Жители Британии впервые узнали об их существовании, когда однажды ночью над Лондоном появилась целая флотилия этих темных, отливающих серебром воздушных машин. Но тогда, впервые, испуганные люди не могли составить себе представления об их внешнем облике: было слишком темно. Они со страхом всматривались в черное небо, откуда раздавался оглушительный низкий гул.
А потом дирижабли стали сбрасывать на город бомбы, которые с протяжным воем неслись вниз и с грохотом разрывались, уничтожая порой целые дома и сотрясая кварталы. Уцелевшие жители в панике выбегали на улицы или забивались в самые дальние и темные углы своих жилищ. За всю историю существования Лондона горожане никогда еще не сталкивались с оружием такой разрушительной силы. Город дрогнул под натиском врага.
Двухнедельных бомбежек оказалось достаточно, чтобы вынудить парламент к капитуляции и признанию правоты Пруссии в том диспуте, с которого все началось. Британское национальное достоинство оказалось грубо попрано: страна не отважилась объявить Пруссии войну из страха быть подвергнутой дальнейшим, еще более массированным бомбардировкам. Дирижабли вернулись к местам своих стоянок, но шрамы на теле Британии так и не затянулись.
— Тогда же и появились первые чудовища?
Таниэль задумчиво потер ладонью затылок.
— Так принято считать. Существует мнение, что они прежде обитали глубоко под землей и бомбежки их высвободили. Но кое-кто полагает, что нашествие нечисти — это Божья кара за то, что город не пытался сопротивляться пруссакам и позволил им разбомбить собор Святого Павла.
— Но вы-то что об этом думаете?
— Неважно, откуда взялась нечисть, — нахмурился Таниэль. — Главное — это от нее избавиться.
— А по-моему, вы не совсем правы, — мягко возразила Элайзабел. — Чтобы успешней бороться с противником, надо знать его природу.
— Ну, как бы там ни было, все версии происхождения нечисти сходятся в одном — впервые она появилась именно тогда. Сперва в нее никто толком не верил. Врачи уверяли пациентов, что те попросту стали жертвами галлюцинаций, последние же являлись, по их мнению, естественным следствием пережитых бомбежек. Ведь подобные случаи впервые были зарегистрированы как раз в окрестностях Камберуэлла, от которого к тому времени оставались практически одни руины.
По пути к трактиру, где с ними должен был встретиться приятель Кротта, Таниэль продолжал рассказывать девушке о монстрах, о том, как невероятно быстро обжили они развалины Камберуэлла и насколько вольготно стали там себя чувствовать — тем более что парламент долгое время отказывался признать факт существования нечисти, а следовательно, для борьбы с нею ничего не предпринималось. Так было упущено время. Премьер-министр считал задачей первостепенной важности восстановление разрушенного центра города, его сердца. А южная часть, куда менее респектабельная, могла и подождать. Это была непростительная ошибка. Через год Камберуэлл в народе не называли иначе как «променадом мертвецов». Через два он полностью обезлюдел. А вслед за этим город подвергся страшному нашествию крыс, распространявших смертельную болезнь — бороздчатую лихорадку. У тех несчастных, кто ею заразился, пересохшая кожа лопалась и сквозь глубокие трещины на ней виднелась красно-розовая плоть. Эпидемия свирепствовала в Лондоне долгих полтора года, пока на редкость суровая зима не положила конец распространению болезни, прикончив крыс.
Ученые, занимающиеся изучением нечисти, до сих пор никак не могут прийти к единому мнению, были ли крысы как-то связаны с монстрами или почти одновременное появление в Лондоне тех и других следовало приписать простому совпадению. Возможно, если бы не чудовищная эпидемия, у парламента нашлись бы время и возможность организовать на должном уровне борьбу с нечистью и чудовищ удалось бы истребить. Но этого не случилось, и они плодились и множились и расселялись по югу Лондона. Ко времени прекращения эпидемии количество их стало просто ужасающим.
Но не один лишь Лондон подвергся нашествию нечисти. Он просто был первым и наиболее пострадавшим в ряду других городов. Манчестер, Ливерпуль, Ньюкасл и Глазго страдали от этой напасти, хотя и в значительно меньшей степени, чем столица. В каждом из этих городов проблема нечисти была под контролем властей. В Нью-Йорке, Филадельфии и Новом Орлеане, в свою очередь, появилось немало профессиональных охотников. У властей и населения почти каждой из мировых столиц были основания для беспокойства — монстры давали о себе знать. Vernichtung следовало признать либо причиной, либо случайно совпавшей по времени отправной точкой их появления, но с тех пор поголовье нечисти неуклонно росло, и быстрее всего — в городах, где плотность населения была высокой. Последнее остается для ученых неразрешимой загадкой. Почему чудовищ так притягивают большие города? Размножаются ли они подобно вирусам или появляются спонтанно? Никто не знает.
Названий для тварей, наводнивших Лондон, искать не пришлось. Исстари персонажей легенд, суеверных устных преданий, сказок именовали демонами, дьяволами, привидениями, злыми духами… Никто в точности не знал, какова была их подлинная природа, но все сходились в одном: эти сверхъестественные существа были воплощением нечистой силы. Кампания, развернутая против этих существ, к чести для Века Разума, ничем не напоминала средневековую «охоту на ведьм», какими в минувшие столетия баловались многие европейские страны. Хотя немало лондонцев, доведенных до отчаяния постоянным присутствием в их жизни столь грозной опасности со стороны сверхъестественных сил, в глубине души готовы были поддержать идею о том, что «охота на чудовищ должна быть чудовищной» и вестись подобающими средневековыми методами.
Нечисть. Название не хуже любого другого. Надо же было как-то называть этих тварей.
С воцарением в крупных городах этого нового ужаса возник спрос на новое ремесло. Требовались охотники за нечистью. В отличие от охотников на ведьм, живших в далеком прошлом, они не искали козлов отпущения, которых можно было бы объявить виновниками той или иной общей беды и торжественно сжечь на городской или деревенской площади. Они выслеживали и уничтожали не вымышленных, а реальных чудовищ, они были профессионалами, мастерами своего дела. Истребителями нечисти.
Трактир, куда направлялись Таниэль и Элайзабел, был приземистым деревянным строением с полинявшей вывеской у крыльца, на которой угадывалось изображение крылатой леди в светло-зеленом платье и с обнаженным мечом в руке. «Зеленый ангел» расположился на одной из узких, тесно застроенных складами и лавками улочек у северной окраины Баттерси, неподалеку от Темзы. Элайзабел с сомнением взглянула на его незашторенные окна, в которых беспрестанно мелькали темные тени посетителей, и прислушалась к шуму и гомону, которые доносились изнутри сквозь дощатые стены.
— Солнце скоро сядет, — сказал Таниэль, видя ее нерешительность. — К этому времени нам надо убраться из Старого Города. Долго мы здесь не задержимся.
Элайзабел взяла себя в руки и с напускной бодростью произнесла:
— Тогда давайте поторопимся. Я должна все о себе узнать, — ощущая при этом какую-то странную пустоту в душе. Неведение о своем прошлом ее нисколько не тяготило. Напротив, она скорее страшилась того, что должно было ей открыться.
В жарко натопленном общем зале трактира было сумрачно и душно от дыма и запаха пота. Посетители с небритыми, черными от грязи лицами поглощали неаппетитные яства и запивали их дешевым пивом. То и дело кто-нибудь из них отпускал грубую шутку, и это служило поводом к общему веселью. Хохоча во всю глотку, многие демонстрировали свои черные гнилые зубы, У других зубы и вовсе отсутствовали — полностью или частично. Недобрые, подозрительные и сальные взгляды со всех сторон устремились к Элайзабел, стоило ей только переступить порог трактира. Но она прошла по залу с гордо поднятой головой, не удостоив никого вниманием. Таниэль без колебаний подвел ее к небольшому круглому столу в самом дальнем полутемном углу зала, за которым в одиночестве восседал толстяк невысокого роста и вида почти столь же неопрятного, как большинство завсегдатаев «Зеленого ангела». Когда Таниэль и Элайзабел уселись за его стол, он и бровью не повел и продолжал с аппетитом обгладывать индюшачью ногу.
Элайзабел вопросительно взглянула на Таниэля, но тот легким кивком велел ей ждать и не произнес ни слова. Она перевела взгляд на соседа по столу. Подбородок его так и лоснился от жира, к которому прилипли крошки индюшатины, на одном из глаз виднелось бельмо Толстяк жевал и глотал, сопя от жадности, жир и мясной сок капали с его подбородка на грудь и живот. Элайзабел и раньше случалось видеть столь же отталкивающих субъектов, но никогда еще она не оказывалась на таком близком от них расстоянии.
— Что, не притащили за собой хвост? — сердито спросил мужчина, не глядя на них.
— Уверен, что нет, — невозмутимо ответил Таниэль.
Собеседник отхватил зубами изрядный кусок индюшатины и полувопросительно пробормотал с полным ртом:
— Это она самая и будет?
— Элайзабел Крэй, позвольте вам представить Перриса Борова, — сказал Таниэль. Он был понаслышке знаком с последним.
— Боров — то же, что и свинья, — прибавил толстяк.
— Это заметно, — вырвалось у Элайзабел.
— Ого, думает, она всех умней! — возмутился Перрис. — Считаете, поди, себя в полном праве нос передо мной задирать, да? — Он ткнул в ее сторону индюшачьей ногой. — А вот посмотрю я на вас, когда вы все от меня услышите до последнего словечка. По-другому запоете!
— Кротт платил вам вовсе не за намеки и угрозы в наш адрес, — осадил его Таниэль. — Вы располагаете информацией, о которой шла речь?
— А то! Только мне невдомек, почему бы этой расфуфыренной леди самой вам все не выложить?
— Не ваше дело, — отрезал Таниэль. — Говорите.
Перрис Боров швырнул кость на стол, отер нижнюю часть лица рукавом и, оглянувшись, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, начал свой рассказ:
— Элисандра и Сэнфорт Крэй поженились совсем молодыми. Происходили они из небогатых семей, достатка особого не имели, к тому же обзавелись младенцем. Но у Элисандры был большой талант по музыкальной части, а Сэнфорт должен был со временем унаследовать судоходную компанию. В общем, оба молодые, жизнь только начиналась, но не очень-то их баловала. При всем ее таланте Элисандре никак было не пробиться куда повыше, и ей приходилось выступать за гроши с маленькими оркестриками, ни о какой славе речь не шла. А отец Сэнфорта наотрез отказался брать его в компаньоны. Тот должен был все заполучить только после смерти родителя. А покуда довольствоваться теми грошами, что отец ему выдавал на жизнь. Этого было слишком мало для такого кутилы и вертопраха, как молодой Сэнфорт. Надеюсь, вам приятно это слышать, мисс Крэй.
Элайзабел никак не отреагировала на его дерзкий тон. Она сидела неподвижно, словно фарфоровая кукла. Ей было ясно, что за отталкивающей внешностью этого человека скрывался прирожденный рассказчик, но то, о чем он с явным удовольствием говорил, будило в ее душе неприятные, тягостные воспоминания. И ей некуда было от этого деться.
Перрис с явным удовольствием продолжил:
— Но именно эти его качества пришлись по сердцу молодой Элисандре, так что супруги горячо и нежно друг друга любили. И когда наконец чахотка свела в могилу папашу Сэнфорта, они разбогатели… Так им казалось.
Таниэль испытующе взглянул на Элайзабел. Он подозревал, что в прошлом девушки есть какая-то мрачная тайна, но все же надеялся, что подозрения эти окажутся беспочвенными, что она будет счастлива узнать правду о себе. Ему больше всего на свете хотелось видеть ее счастливой.
Элисандра и Сэнфорт
Звонок Майкрафту
Личные покои Кротта размещались в самом сердце лабиринта его владений. Путь к ним лежал сквозь полуразрушенные каменные арки, подвалы и подземные туннели, ворота, охраняемые бдительными стражами-оборванцами. Отыскать дорогу туда без провожатого было решительно невозможно. Таниэлю, Кэтлин и Элайзабел даже не стали завязывать глаз — они все равно никак не смогли бы запомнить дорогу, во всяком случае, с первого раза.
Сами покои являли собой образец пышной безвкусицы — этакая многокомнатная плюшевая пещера, до отказа набитая всякой всячиной. Кротт, по-сорочьи жадный до всего яркого, нарядного, блестящего, натаскал в свое логово немыслимое количество дешевых пестрых блюд, ваз и кубков, всевозможных статуэток, оружия, ламп, часов и помпезной мебели. Стены в анфиладе из четырех каменных залов были затянуты плюшевыми покрывалами и шкурами зверей. Отсутствие у короля нищих чувства меры привело к тому, что в его апартаментах буквально негде было повернуться. Таниэль никогда в жизни не видел ничего подобного, хотя у него и мелькнула тайная мысль, что при желании все же можно обнаружить некоторое сходство между этим варварским великолепием и чердаком Кэтлин. Разумеется, вслух он этого не высказал.
Посреди «гостиной» Кротта возвышался массивный дубовый стол в окружении нескольких громоздких кресел. Именно к нему провожатые подвели Таниэля, Элайзабел и Кэтлин. Кротт церемонно пригласил гостей садиться, а сам занял свое излюбленное место — необъятное кресло из полированного дуба с мягкими темно-зелеными подушками на сиденье и у спинки. Кэтлин и Таниэль опустились на небольшой диванчик, Элайзабел выбрала мягкий стул с зеленой обивкой, Дьяволенок Джек остался стоять. Стол был щедро уставлен бутылками с вином и крепкими напитками. Все, следуя примеру хозяина, подняли бокалы с рубиновым кьянти.
— За упокой Гриндла, — торжественно произнес Кротт. — Невосполнимая потеря.
Опорожнив бокалы, все вопросительно посмотрели на него, ожидая, что король нищих объяснит, зачем он срочно вызвал их к себе тотчас же после возвращения с охоты.
— А теперь к делу, — сказал он. — Похоже, настало время всем нам вместе кой о чем подумать, друзья. Боюсь, впереди нас ждут нелегкие деньки. Признаюсь вам, меня еще со времен Vernichtung не оставляла мысль, что испытания для Лондона не закончились. Выходит, я был прав: что-то носится в воздухе, и вот об этом я хочу держать с вами совет. Надобно поговорить, все обсудить честь по чести, составить план. — Он наполнил свой бокал, пригубил вина и заговорщицки подался вперед. — Даже для меня не секрет, что над Лондоном сгущаются тучи. За примерами не надо далеко ходить, они повсюду. А что плохо для Лондона, то плохо и для меня с моим народцем. Хочу, чтоб вы со мной поделились всем, что вам об этом ведомо, а после… Я, да будет вам известно, уговорился с одним своим приятелем, он вам расскажет все о происхождении мисс Крэй и ее родителях.
Элайзабел встревоженно вскинула голову.
— Завтра в пять он будет поджидать вас в трактире «Зеленый ангел», к югу от реки. Ты, Таниэль, можешь сопровождать туда мисс. Этот малый больно уж нервный, не любит заводить новые знакомства. Наверно, только потому он до сих пор еще жив. Вот и все. А пока — будьте как дома.
Вот так и случилось, что на следующий день Таниэль и Элайзабел шли по деревянному мосту через Темзу. Далеко внизу катила свои мутные зеленоватые воды сумрачная река. Погода выдалась ясная, солнечная, почти теплая, и матросы расхаживали по палубам своих пароходиков, тащившихся вверх по течению к докам, с закатанными по локоть рукавами. Ворота моста Баттерси стояли открытыми, как это всегда бывало в течение светлого времени суток, с обеих сторон их патрулировали пилеры в облегающих черных униформах.
Таниэль окинул критическим взглядом укрепления посередине моста — двойные решетки из прутьев с заостренными концами. Граница между северной частью Лондона и Старым Городом. Подобные ей были теперь установлены на каждом из мостов через Темзу. Пилеры, вооруженные револьверами и саблями, круглосуточно ее охраняли, но все без толку: волки избегали появляться на мостах, а монстры просачивались другими, им одним ведомыми путями. Таниэль склонялся к мысли, что они перемещались из одной части города в другую по туннелям подземки. Ну не смешно ли — когда оно только было построено, все в один голос называли метро чудом техники, шедевром градостроительства. А потом в городе завелись чудовища. И никто из здравомыслящих лондонцев больше не отваживается спускаться под землю после наступления темноты. Потому что для всякого, за исключением разве что истребителей нечисти, это равносильно самоубийству.
Миновав мост, они очутились в самом Баттерси. Таниэль не переставал удивляться тому оживлению, которое все еще царило в Старом Городе в светлые часы. Зато лишь только начинало смеркаться, район делался совершенно безлюдным. Лондонцев не так-то просто было выжить с насиженных мест, и то, что дома к югу от Темзы сдавались внаем за ничтожную плату, привлекало в эти места множество горожан с невысокими доходами. Вещи и съестные припасы стоили здесь дешевле, потому что арендная плата для торговцев также была невелика. Что до полицейских, которых теперь все звали пилерами по имени основателя городской службы правопорядка сэра Роберта Пила, то их здесь можно было встретить разве что изредка, не то что на северном берегу реки. И потому Старый Город сделался настоящим раем для тех, кто был не в ладах с законом. Что и говорить, ни респектабельным, ни безопасным для жизни этот район назвать было нельзя: в дневные часы здесь орудовали карманники, мелкие жулики и головорезы, а ночами их сменяла нечисть.
— Откуда взялись все эти чудовища? — неожиданно спросила Элайзабел, когда они с Таниэлем повернули в сторону Ламбета.
— Что вы имеете в виду? — Внимание Таниэля отвлек торговец яблоками, который весьма агрессивно пытался навязать ему свой товар, поэтому юноша не сразу нашелся с ответом.
— Они обитают здесь, сколько я себя помню. Но ведь когда-то прежде, в давние времена их не было. Я об этом где-то читала.
Они вышли на другую улицу, где было тихо и почти безлюдно. Да и крикливое, назойливое сословие уличных торговцев представлял один лишь булочник со своим лотком.
— Никто этого точно не знает, — сказал Таниэль. — Появились они не так давно. Лет двадцать тому назад.
— Всего-то?
Таниэль кивнул.
— Я сам толком не знаю, как все это началось. Был какой-то спор с Пруссией о морских границах. Со дня на день ждали начала войны. Потом…
Элайзабел хмуро кивнула.
— Vernichtung.
Слово это в Британии редко произносилось вслух, никто не хотел лишний раз вспоминать об унижении своей страны. Таниэль никогда не заговаривал о событиях той поры с малознакомыми людьми. И сейчас, когда это немецкое слово слетело с его губ, он поначалу напрягся, но Элайзабел, к счастью, это не рассердило, и он с благодарностью ей кивнул.
На языке победившего противника оно означало истребление. Ко времени этих тягостных событий Прусская империя, подмяв под себя Францию, стала чрезвычайно могущественным государством. Незначительная размолвка во взаимоотношениях с Британией, страной с куда меньшими возможностями, превратилась в неразрешимый конфликт. Историки склонны были считать, что канцлер Пруссии просто искал возможность для опробования новой разновидности вооружений, предмета гордости его многочисленной армии — воздушного флота. А точнее, дирижаблей.
Жители Британии впервые узнали об их существовании, когда однажды ночью над Лондоном появилась целая флотилия этих темных, отливающих серебром воздушных машин. Но тогда, впервые, испуганные люди не могли составить себе представления об их внешнем облике: было слишком темно. Они со страхом всматривались в черное небо, откуда раздавался оглушительный низкий гул.
А потом дирижабли стали сбрасывать на город бомбы, которые с протяжным воем неслись вниз и с грохотом разрывались, уничтожая порой целые дома и сотрясая кварталы. Уцелевшие жители в панике выбегали на улицы или забивались в самые дальние и темные углы своих жилищ. За всю историю существования Лондона горожане никогда еще не сталкивались с оружием такой разрушительной силы. Город дрогнул под натиском врага.
Двухнедельных бомбежек оказалось достаточно, чтобы вынудить парламент к капитуляции и признанию правоты Пруссии в том диспуте, с которого все началось. Британское национальное достоинство оказалось грубо попрано: страна не отважилась объявить Пруссии войну из страха быть подвергнутой дальнейшим, еще более массированным бомбардировкам. Дирижабли вернулись к местам своих стоянок, но шрамы на теле Британии так и не затянулись.
— Тогда же и появились первые чудовища?
Таниэль задумчиво потер ладонью затылок.
— Так принято считать. Существует мнение, что они прежде обитали глубоко под землей и бомбежки их высвободили. Но кое-кто полагает, что нашествие нечисти — это Божья кара за то, что город не пытался сопротивляться пруссакам и позволил им разбомбить собор Святого Павла.
— Но вы-то что об этом думаете?
— Неважно, откуда взялась нечисть, — нахмурился Таниэль. — Главное — это от нее избавиться.
— А по-моему, вы не совсем правы, — мягко возразила Элайзабел. — Чтобы успешней бороться с противником, надо знать его природу.
— Ну, как бы там ни было, все версии происхождения нечисти сходятся в одном — впервые она появилась именно тогда. Сперва в нее никто толком не верил. Врачи уверяли пациентов, что те попросту стали жертвами галлюцинаций, последние же являлись, по их мнению, естественным следствием пережитых бомбежек. Ведь подобные случаи впервые были зарегистрированы как раз в окрестностях Камберуэлла, от которого к тому времени оставались практически одни руины.
По пути к трактиру, где с ними должен был встретиться приятель Кротта, Таниэль продолжал рассказывать девушке о монстрах, о том, как невероятно быстро обжили они развалины Камберуэлла и насколько вольготно стали там себя чувствовать — тем более что парламент долгое время отказывался признать факт существования нечисти, а следовательно, для борьбы с нею ничего не предпринималось. Так было упущено время. Премьер-министр считал задачей первостепенной важности восстановление разрушенного центра города, его сердца. А южная часть, куда менее респектабельная, могла и подождать. Это была непростительная ошибка. Через год Камберуэлл в народе не называли иначе как «променадом мертвецов». Через два он полностью обезлюдел. А вслед за этим город подвергся страшному нашествию крыс, распространявших смертельную болезнь — бороздчатую лихорадку. У тех несчастных, кто ею заразился, пересохшая кожа лопалась и сквозь глубокие трещины на ней виднелась красно-розовая плоть. Эпидемия свирепствовала в Лондоне долгих полтора года, пока на редкость суровая зима не положила конец распространению болезни, прикончив крыс.
Ученые, занимающиеся изучением нечисти, до сих пор никак не могут прийти к единому мнению, были ли крысы как-то связаны с монстрами или почти одновременное появление в Лондоне тех и других следовало приписать простому совпадению. Возможно, если бы не чудовищная эпидемия, у парламента нашлись бы время и возможность организовать на должном уровне борьбу с нечистью и чудовищ удалось бы истребить. Но этого не случилось, и они плодились и множились и расселялись по югу Лондона. Ко времени прекращения эпидемии количество их стало просто ужасающим.
Но не один лишь Лондон подвергся нашествию нечисти. Он просто был первым и наиболее пострадавшим в ряду других городов. Манчестер, Ливерпуль, Ньюкасл и Глазго страдали от этой напасти, хотя и в значительно меньшей степени, чем столица. В каждом из этих городов проблема нечисти была под контролем властей. В Нью-Йорке, Филадельфии и Новом Орлеане, в свою очередь, появилось немало профессиональных охотников. У властей и населения почти каждой из мировых столиц были основания для беспокойства — монстры давали о себе знать. Vernichtung следовало признать либо причиной, либо случайно совпавшей по времени отправной точкой их появления, но с тех пор поголовье нечисти неуклонно росло, и быстрее всего — в городах, где плотность населения была высокой. Последнее остается для ученых неразрешимой загадкой. Почему чудовищ так притягивают большие города? Размножаются ли они подобно вирусам или появляются спонтанно? Никто не знает.
Названий для тварей, наводнивших Лондон, искать не пришлось. Исстари персонажей легенд, суеверных устных преданий, сказок именовали демонами, дьяволами, привидениями, злыми духами… Никто в точности не знал, какова была их подлинная природа, но все сходились в одном: эти сверхъестественные существа были воплощением нечистой силы. Кампания, развернутая против этих существ, к чести для Века Разума, ничем не напоминала средневековую «охоту на ведьм», какими в минувшие столетия баловались многие европейские страны. Хотя немало лондонцев, доведенных до отчаяния постоянным присутствием в их жизни столь грозной опасности со стороны сверхъестественных сил, в глубине души готовы были поддержать идею о том, что «охота на чудовищ должна быть чудовищной» и вестись подобающими средневековыми методами.
Нечисть. Название не хуже любого другого. Надо же было как-то называть этих тварей.
С воцарением в крупных городах этого нового ужаса возник спрос на новое ремесло. Требовались охотники за нечистью. В отличие от охотников на ведьм, живших в далеком прошлом, они не искали козлов отпущения, которых можно было бы объявить виновниками той или иной общей беды и торжественно сжечь на городской или деревенской площади. Они выслеживали и уничтожали не вымышленных, а реальных чудовищ, они были профессионалами, мастерами своего дела. Истребителями нечисти.
Трактир, куда направлялись Таниэль и Элайзабел, был приземистым деревянным строением с полинявшей вывеской у крыльца, на которой угадывалось изображение крылатой леди в светло-зеленом платье и с обнаженным мечом в руке. «Зеленый ангел» расположился на одной из узких, тесно застроенных складами и лавками улочек у северной окраины Баттерси, неподалеку от Темзы. Элайзабел с сомнением взглянула на его незашторенные окна, в которых беспрестанно мелькали темные тени посетителей, и прислушалась к шуму и гомону, которые доносились изнутри сквозь дощатые стены.
— Солнце скоро сядет, — сказал Таниэль, видя ее нерешительность. — К этому времени нам надо убраться из Старого Города. Долго мы здесь не задержимся.
Элайзабел взяла себя в руки и с напускной бодростью произнесла:
— Тогда давайте поторопимся. Я должна все о себе узнать, — ощущая при этом какую-то странную пустоту в душе. Неведение о своем прошлом ее нисколько не тяготило. Напротив, она скорее страшилась того, что должно было ей открыться.
В жарко натопленном общем зале трактира было сумрачно и душно от дыма и запаха пота. Посетители с небритыми, черными от грязи лицами поглощали неаппетитные яства и запивали их дешевым пивом. То и дело кто-нибудь из них отпускал грубую шутку, и это служило поводом к общему веселью. Хохоча во всю глотку, многие демонстрировали свои черные гнилые зубы, У других зубы и вовсе отсутствовали — полностью или частично. Недобрые, подозрительные и сальные взгляды со всех сторон устремились к Элайзабел, стоило ей только переступить порог трактира. Но она прошла по залу с гордо поднятой головой, не удостоив никого вниманием. Таниэль без колебаний подвел ее к небольшому круглому столу в самом дальнем полутемном углу зала, за которым в одиночестве восседал толстяк невысокого роста и вида почти столь же неопрятного, как большинство завсегдатаев «Зеленого ангела». Когда Таниэль и Элайзабел уселись за его стол, он и бровью не повел и продолжал с аппетитом обгладывать индюшачью ногу.
Элайзабел вопросительно взглянула на Таниэля, но тот легким кивком велел ей ждать и не произнес ни слова. Она перевела взгляд на соседа по столу. Подбородок его так и лоснился от жира, к которому прилипли крошки индюшатины, на одном из глаз виднелось бельмо Толстяк жевал и глотал, сопя от жадности, жир и мясной сок капали с его подбородка на грудь и живот. Элайзабел и раньше случалось видеть столь же отталкивающих субъектов, но никогда еще она не оказывалась на таком близком от них расстоянии.
— Что, не притащили за собой хвост? — сердито спросил мужчина, не глядя на них.
— Уверен, что нет, — невозмутимо ответил Таниэль.
Собеседник отхватил зубами изрядный кусок индюшатины и полувопросительно пробормотал с полным ртом:
— Это она самая и будет?
— Элайзабел Крэй, позвольте вам представить Перриса Борова, — сказал Таниэль. Он был понаслышке знаком с последним.
— Боров — то же, что и свинья, — прибавил толстяк.
— Это заметно, — вырвалось у Элайзабел.
— Ого, думает, она всех умней! — возмутился Перрис. — Считаете, поди, себя в полном праве нос передо мной задирать, да? — Он ткнул в ее сторону индюшачьей ногой. — А вот посмотрю я на вас, когда вы все от меня услышите до последнего словечка. По-другому запоете!
— Кротт платил вам вовсе не за намеки и угрозы в наш адрес, — осадил его Таниэль. — Вы располагаете информацией, о которой шла речь?
— А то! Только мне невдомек, почему бы этой расфуфыренной леди самой вам все не выложить?
— Не ваше дело, — отрезал Таниэль. — Говорите.
Перрис Боров швырнул кость на стол, отер нижнюю часть лица рукавом и, оглянувшись, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, начал свой рассказ:
— Элисандра и Сэнфорт Крэй поженились совсем молодыми. Происходили они из небогатых семей, достатка особого не имели, к тому же обзавелись младенцем. Но у Элисандры был большой талант по музыкальной части, а Сэнфорт должен был со временем унаследовать судоходную компанию. В общем, оба молодые, жизнь только начиналась, но не очень-то их баловала. При всем ее таланте Элисандре никак было не пробиться куда повыше, и ей приходилось выступать за гроши с маленькими оркестриками, ни о какой славе речь не шла. А отец Сэнфорта наотрез отказался брать его в компаньоны. Тот должен был все заполучить только после смерти родителя. А покуда довольствоваться теми грошами, что отец ему выдавал на жизнь. Этого было слишком мало для такого кутилы и вертопраха, как молодой Сэнфорт. Надеюсь, вам приятно это слышать, мисс Крэй.
Элайзабел никак не отреагировала на его дерзкий тон. Она сидела неподвижно, словно фарфоровая кукла. Ей было ясно, что за отталкивающей внешностью этого человека скрывался прирожденный рассказчик, но то, о чем он с явным удовольствием говорил, будило в ее душе неприятные, тягостные воспоминания. И ей некуда было от этого деться.
Перрис с явным удовольствием продолжил:
— Но именно эти его качества пришлись по сердцу молодой Элисандре, так что супруги горячо и нежно друг друга любили. И когда наконец чахотка свела в могилу папашу Сэнфорта, они разбогатели… Так им казалось.
Таниэль испытующе взглянул на Элайзабел. Он подозревал, что в прошлом девушки есть какая-то мрачная тайна, но все же надеялся, что подозрения эти окажутся беспочвенными, что она будет счастлива узнать правду о себе. Ему больше всего на свете хотелось видеть ее счастливой.