Страница:
Улыбка, коснувшаяся его губ при воспоминании об этом, тут же пропала. Криспин вдруг понял, что его испытали, да так ловко и незаметно, что комар носа не подточит. Ночью возле пруда Софи намеренно подкинула ему сведения о крестном и его алхимической лаборатории, которая могла заинтересовать только человека, уже сталкивавшегося с фальшивомонетчиками. Только такого, как Феникс. А потом она лишь терпеливо ждала, как он на нее отреагирует. Она рассказала ему об этом ненавязчиво, пользуясь тем, что проигрывала в кости, так что он ничего не заподозрил. В самой игре не было ничего неестественного, если не считать того, что они кидали ее кости, кости дона Альфонсо. Те кости, которыми Софи играла в «Единороге» в день их встречи. Эти кости сделаны таким образом, что при определенном способе броска позволяют проигрывать.
Но это возможно только при определенном броске. А вдруг в ту ночь в саду она бросала их обычным способом? Вдруг Диана Голдхоук всего лишь плод фантазии Бэзила? Вдруг…
Не отдавая себе в этом отчета, Криспин бросился бежать. Он должен был немедленно поговорить с Софи и узнать правду. Он вбежал в дом через заднее крыльцо, бросился вверх по лестнице и с такой силой распахнул дверь библиотеки, что на деревянной панели стены осталась вмятина от удара.
— Где она? — Его взгляд обежал комнату и остановился на Терстоне, который стоял на пороге.
— Полагаю, вашу светлость интересует мисс Чампьон? Она ушла около часа назад, следуя вашему распоряжению.
— Чему?
— Вашей записке, в которой вы просили ее прийти в контору Ричарда Тоттла. Ее доставили вскоре после вашего ухода. Мисс Чампьон была очень взволнована, когда я помогал ей наклеивать усы.
— Но это невозможно. Дайте мне взглянуть на эту записку. — Криспин протянул руку.
— Боюсь, что мисс Чампьон забрала ее с собой. Но я сделал копию… — Терстон выглядел растерянно.
— Это не поможет. — Криспин провел рукой по волосам. — Мне нужны не слова, а бумага и почерк. Скажите, записка была похожа на ту, которую мог бы прислать я?
— Да, сэр. Я ничего не заподозрил.
— Подлые мерзавцы, — пробормотал Криспин. Он оказался в безвыходном положении. Если Софи Чампьон действительно была той женщиной, какой казалась, той, которая сказала ему: «Я тебя люблю», той, которую сегодня утром он просил выйти за него замуж, то она направляется сейчас прямиком в ловушку, расставленную ее врагами, и он должен вскочить в седло Фортуны и мчаться к Ричарду Тоттлу как можно скорее. Но если она Диана Голдхоук, сестра Деймона Голдхоука, которая хочет отомстить за брата и уничтожить Феникса, тогда в ловушке окажется он сам. Криспину хватило четырех секунд на то, чтобы принять решение: он спасет Софи, а там пусть будет что будет. В этот момент Терстон тихо кашлянул:
— Есть еще одно послание, сэр. Его принесли утром. Из Пикеринг-Холла. Мальчик, который его доставил, сказал, что это очень важно. Я хотел вручить его вам сразу же после обыска.
Криспин хмуро взглянул на Терстона, а затем на конверт, который тот ему протянул. Он быстро вскрыл конверт. Записка была короткой, но, прочитав ее, Криспин уже не сомневался, чему верить и что предпринимать.
«Милорд, я только что получил от Элвуда следующие сведения и решил, что они вас заинтересуют. Награда за розыск и поимку Феникса была назначена теми мерзавцами, о которых вы спрашивали, Лаундесом и Уайнскотом. Награда выплачивается со счета Софи Чампьон.
Вы уверены, что ей стоит доверять?
Л.П.».
Записка опускала Криспина с небес на грешную землю.
Сердце готово было выскочить из груди у Софи, когда она взбегала по лестнице. Получив записку от Криспина с сообщением, что он обнаружил важную улику и просит ее прийти в контору Ричарда Тоттла, она немедленно отправилась на встречу с ним. «Я нашел то, что мы искали», — интригующе говорилось в записке, и Софи почувствовала, что приближается к концу расследования. Ее нетерпение объяснялось не только этим, но и радостью, что она сможет работать вместе с Криспином, а не против него.
Софи была так взволнована содержанием записки, что не заметила, что за ней по извилистым улочкам и переулкам следовали какие-то люди. Она также не обратила внимания на старую нищенку, расположившуюся на тротуаре перед конторой Тоттла, когда, следуя инструкциям, открыла боковое окно, чтобы попасть в дом через типографию. Она не видела, что в окне напротив за шторой притаился высокий молодой человек, который мысленно подсчитывал, сколько секунд ей понадобится, чтобы подняться по лестнице, и затаил дыхание, когда увидел ее в окне розовой спальни на втором этаже.
Он не мог видеть издали выражения ее лица, но догадывался, каково оно. Без сомнения, Софи была в шоке.
Софи замерла на пороге, не выпуская дверной ручки, и долго не могла собраться с мыслями, чтобы что-нибудь сказать.
— Констанция, что ты здесь делаешь? — наконец вымолвила она.
— Садись, Софи. Я ждала тебя. — Констанция похлопала рукой по розовому покрывалу, предлагая ей сесть рядом с собой на кровать.
— Ждала меня? — насторожилась Софи. — Откуда ты узнала, что я приду сюда? Где Криспин?
— Тебе нечего бояться. Я не привела с собой констеблей. Меня прислал твой друг, наш друг.
— Кто?
— Пожалуйста, доверься мне. — Констанция улыбнулась приветливо и невинно, и Софи села. — Я не знаю, как долго нас здесь не побеспокоят, поэтому не стану терять времени. Софи, дорогая, мы ведь всегда были друзьями, не так ли?
— Конечно.
— Могу я говорить с тобой откровенно, как с подругой? Или как с сестрой? — Софи кивнула, и она продолжила: — Дело в том, Софи, что я не любила твоего крестного.
— Это не важно, — ободрила ее Софи. — Ты была добра и ласкова с ним. Многие люди живут в браке без любви.
— Разумеется. И я себя не упрекаю в этом. Но я не могла полюбить его, потому что любила другого человека. Криспина.
— Мои поздравления. — Софи призвала на помощь всю свою выдержку. — Прекрасный выбор. Значит, это он был в твоей гардеробной вчера вечером?
— Вчера вечером? — смутилась Констанция. — Да. Но как ты узнала об этом?
— Не важно. Я очень рада за тебя. Если я правильно понимаю, он отвечает тебе взаимностью?
— Да. Но в этом вся проблема.
— Не вижу проблемы, — небрежно усмехнулась Софи. — Он твой. Мне от него ничего не нужно.
— Ты не понимаешь. Все намного сложнее. И гораздо хуже.
Софи не могла представить себе, что может быть хуже того, что она только что услышала, но оказалось, что Констанция не преувеличивает.
— В первый раз Криспин сделал мне предложение когда мне было шестнадцать. Хотя я любила его, мне пришлось ему отказать. Моя мать заставила меня выйти замуж за другого. Он был старше, богат, недавно овдовел. Софи молча кивнула.
— Около трех лет назад он умер. При загадочных обстоятельствах. Тогда я не придала этому значения и не видела ничего подозрительного в том, что несколькими днями раньше в поместье приехал Криспин. Я просто радовалась возможности снова оказаться в его объятиях, услышать, как он ласково называет меня tesoro. — На сапфировых глазах Констанции блеснули слезы, а Софи хотелось закричать от ужаса и боли. Констанция тихо всхлипнула, перевела дух и продолжила: — Мы с Криспином собирались обручиться, когда королева отправила его за границу. Я очень любила его и хотела поехать вместе с ним, но моя репутация, мое будущее оказались под угрозой. А когда стали приходить сведения о его любовных похождениях, я поняла, что не могу его больше ждать. Тогда Милтон, твой крестный, посватался ко мне, и я приняла его предложение.
Софи не понимала, что заставляет ее выслушивать эту исповедь, однако у нее не было сил, чтобы подняться и уйти. Ей казалось, что из нее медленно вынимают все внутренности, распиливают череп, чтобы добраться до мозга.
— Через два дня после того, как Криспин вернулся в Лондон, Милтон погиб. И снова я ничего не заподозрила. Мне хотелось лишь оказаться в объятиях возлюбленного в его уютном висячем садике с прудом. Но он не приходил ко мне очень долго. Только неделю спустя он переступил порог моего дома, и вскоре я поняла почему.
Все это время Констанция говорила, глядя на свои руки, сложенные на коленях, и вдруг подняла глаза на Софи.
— Из-за меня, — прошептала Софи. — Это из-за меня? Констанция, мне так жаль…
— Не нужно извиняться, Софи, дорогая моя. Нас не в чем винить. Вся вина полностью лежит на Криспине. На убийце.
— Криспин?! — воскликнула Софи, выведенная из оцепенения неожиданным заявлением. — Ты хочешь сказать, что это Криспин убил лорда Гросгрейна? — Она вспомнила слова крестного: «Если Феникс не доберется до меня первым». — А как же быть с Фениксом?
— Криспин и есть Феникс, — лаконично отозвалась Констанция. — Это он отнял у меня Милтона. И убил двух других.
— Тоттла и Суитсона, — словно в бреду проговорила Софи. — Значит, это Криспин пытается обвинить меня во всех этих преступлениях.
— Да. — Констанция взяла ее за руку. — Мне ужасно жаль, что именно мне пришлось сообщить тебе об этом. Я сама ничего не знала, пока сегодня утром наш друг не открыл мне глаза. Тот человек, которого я любила, которого мы обе любили, оказался… чудовищем. — Не справившись с нахлынувшими на нее чувствами, Констанция разрыдалась.
Софи обняла ее и прижала к груди. Констанция безутешно рыдала, Софи же погрузилась в немое оцепенение. Даже в ночных кошмарах она не чувствовала себя так, как сейчас. С ужасом и горечью она осознала, что ее предали, одурачили, что она глупо попалась на удочку, очарованная красотой, обаянием и лживыми словами Криспина. Картина, увиденная ею в гардеробной Констанции, отчетливо встала у нее перед глазами, и Софи поразилась, насколько легко она поверила оправданиям Криспина. Просто ей очень хотелось ему верить. «Tesoro», — произнесли его лживые уста, и она растаяла, забыв об осторожности, перестала сопротивляться. Стоило ему назвать ее так, как она сказала в ответ: «Я тебя люблю».
— Софи. — Придя в себя, Констанция поднесла к глазам голубой носовой платочек. — Прости, но так ужасно знать, что он убил Милтона, чтобы отомстить мне.
— Мне понятно, почему он убил лорда Гросгрейна, но зачем ему было убивать Ричарда Тоттла и Суитсона?
— Ах, я чуть не забыла. — Констанция вытащила из-за корсажа два аккуратно сложенных листка. — Это доставили в дом совсем недавно. — Она протянула их Софи.
— «Как умер первый муж Констанции Гросгрейн? Действительно ли это был несчастный случай?» — вслух прочла Софи.
— В другой примерно то же самое, только она касается смерти Милтона, — пояснила Констанция. — И не я одна получила такие записки. Криспина, похоже, тоже шантажировали.
— И чтобы избавиться от тех, кто это делал, он решил их убить, — задумчиво вымолвила Софи.
— Да. А потом, как последний трус… он захотел обвинить тебя в преступлениях, которые совершил сам.
— Но, Констанция, он ведь спас меня, — ухватилась за последнюю соломинку Софи. — Он помог мне бежать из тюрьмы. И просил меня выйти за него замуж.
— Дорогая Софи, — печально покачала головой Констанция. — Ты ослеплена своей любовью. Неужели ты не понимаешь, что твое спасение и укрытие в Сандал-Холле — всего лишь часть его злодейской игры? Он просто хотел заручиться твоим доверием. Ему было нужно, чтобы ты оставалась на свободе до тех пор, пока он не закончит цепь намеченных убийств, чтобы потом взвалить на тебя вину за все. То же самое и с любовью. Для него это лишь орудие, способ достижения цели. Он лгал тебе и соблазнил тебя, чтобы ты ему поверила. Чтобы иметь полную власть над тобой.
— Нет, это неправда, — покачала головой Софи.
— Софи, дорогая, ты должна мне поверить. Со мной он поступил точно так же. Он улыбался мне, отчего на щеке у него появлялась восхитительная ямочка, говорил нежные слова. Уверял, что со мной ему так хорошо, как ни с кем никогда не было. Что я так прекрасна, как никакая другая женщина на свете. Что я заставляю его смеяться так радостно, как никто другой. Что его губы…
— Перестань! — крикнула Софи, и в этом крике была вся скопившаяся в ее душе горечь. Она из последних сил цеплялась за надежду, что все сказанное Констанцией неправда, но чувствовала, что больше не может. Слышать слова, которые изменили ее жизнь, которые, как она думала, относились только к ней, из уст Констанции было невыносимо. Теперь у нее не оставалось сомнения в том, что все когда-либо сказанное Криспином было ложью, притворством. — Перестань! — Она зажала руками уши, чтобы ничего не слышать. — Прошу, перестань! Я больше не могу.
— Прости, Софи. Я не хотела причинять тебе боль. Но я хочу, чтобы ты поняла, кто он. И тебе не за что винить себя. Криспин — мастер на такие дела. Он обманывал меня целых десять лет. Десять лет! Ты должна радоваться, что разоблачила его сейчас, пока еще не слишком поздно.
— Не знаю, как я смогу посмотреть ему в глаза после всего этого, — тихо вымолвила Софи.
— А тебе не нужно этого делать. Софи, неужели ты так и не поняла? То, что он отдаст тебя в руки констеблей, — вопрос времени. Ты не должна возвращаться в Сандал-Холл ни при каких обстоятельствах.
Разумеется, Констанция права. В ее словах было столько здравого смысла. Оглядываясь назад, Софи удивлялась, как она раньше не обратила внимания на подозрительное совпадение: всякий раз, когда на ее жизненном пути возникал труп с указанием на ее причастность к убийству, рядом оказывался Криспин. Как она могла не заметить, что особенно настойчиво Криспин удерживал ее рядом с собой как раз в ту ночь, когда был убит Суитсон! И ведь он даже не пытался возражать, когда она прямо обвинила его в том, что он занимается с ней любовью, чтобы добиться ее доверия и заставить говорить! А то, как он совершенно спокойно сказал, что «ему все равно, что с ней будет»! Как она могла подумать, что его поцелуи искренни, ласки подлинны, что она доставляет ему такое же удовольствие, какое он доставляет ей!
— Послушай меня, Софи, дорогая. — Успокаивающий голос Констанции вторгся в ее тяжелые думы. — У меня есть друг, дом которого здесь неподалеку. Это очень уютное и спокойное место, так что там тебя никто не побеспокоит. Я навещу тебя позднее, и мы вместе придумаем, что делать.
Софи было абсолютно безразлично, остаться ли на розовом покрывале в одиночестве, чтобы тихо умереть, или идти в незнакомый дом. Софи подчинилась.
Так же, как и Криспин, когда поздно вечером того же дня в библиотеку вошли пятеро дюжих констеблей, чтобы арестовать его по подозрению в убийстве лорда Милтона Гросгрейна Ричарда Тоттла и кондитера Суитсона с Милк-стрит.
Глава 22
Но это возможно только при определенном броске. А вдруг в ту ночь в саду она бросала их обычным способом? Вдруг Диана Голдхоук всего лишь плод фантазии Бэзила? Вдруг…
Не отдавая себе в этом отчета, Криспин бросился бежать. Он должен был немедленно поговорить с Софи и узнать правду. Он вбежал в дом через заднее крыльцо, бросился вверх по лестнице и с такой силой распахнул дверь библиотеки, что на деревянной панели стены осталась вмятина от удара.
— Где она? — Его взгляд обежал комнату и остановился на Терстоне, который стоял на пороге.
— Полагаю, вашу светлость интересует мисс Чампьон? Она ушла около часа назад, следуя вашему распоряжению.
— Чему?
— Вашей записке, в которой вы просили ее прийти в контору Ричарда Тоттла. Ее доставили вскоре после вашего ухода. Мисс Чампьон была очень взволнована, когда я помогал ей наклеивать усы.
— Но это невозможно. Дайте мне взглянуть на эту записку. — Криспин протянул руку.
— Боюсь, что мисс Чампьон забрала ее с собой. Но я сделал копию… — Терстон выглядел растерянно.
— Это не поможет. — Криспин провел рукой по волосам. — Мне нужны не слова, а бумага и почерк. Скажите, записка была похожа на ту, которую мог бы прислать я?
— Да, сэр. Я ничего не заподозрил.
— Подлые мерзавцы, — пробормотал Криспин. Он оказался в безвыходном положении. Если Софи Чампьон действительно была той женщиной, какой казалась, той, которая сказала ему: «Я тебя люблю», той, которую сегодня утром он просил выйти за него замуж, то она направляется сейчас прямиком в ловушку, расставленную ее врагами, и он должен вскочить в седло Фортуны и мчаться к Ричарду Тоттлу как можно скорее. Но если она Диана Голдхоук, сестра Деймона Голдхоука, которая хочет отомстить за брата и уничтожить Феникса, тогда в ловушке окажется он сам. Криспину хватило четырех секунд на то, чтобы принять решение: он спасет Софи, а там пусть будет что будет. В этот момент Терстон тихо кашлянул:
— Есть еще одно послание, сэр. Его принесли утром. Из Пикеринг-Холла. Мальчик, который его доставил, сказал, что это очень важно. Я хотел вручить его вам сразу же после обыска.
Криспин хмуро взглянул на Терстона, а затем на конверт, который тот ему протянул. Он быстро вскрыл конверт. Записка была короткой, но, прочитав ее, Криспин уже не сомневался, чему верить и что предпринимать.
«Милорд, я только что получил от Элвуда следующие сведения и решил, что они вас заинтересуют. Награда за розыск и поимку Феникса была назначена теми мерзавцами, о которых вы спрашивали, Лаундесом и Уайнскотом. Награда выплачивается со счета Софи Чампьон.
Вы уверены, что ей стоит доверять?
Л.П.».
Записка опускала Криспина с небес на грешную землю.
Сердце готово было выскочить из груди у Софи, когда она взбегала по лестнице. Получив записку от Криспина с сообщением, что он обнаружил важную улику и просит ее прийти в контору Ричарда Тоттла, она немедленно отправилась на встречу с ним. «Я нашел то, что мы искали», — интригующе говорилось в записке, и Софи почувствовала, что приближается к концу расследования. Ее нетерпение объяснялось не только этим, но и радостью, что она сможет работать вместе с Криспином, а не против него.
Софи была так взволнована содержанием записки, что не заметила, что за ней по извилистым улочкам и переулкам следовали какие-то люди. Она также не обратила внимания на старую нищенку, расположившуюся на тротуаре перед конторой Тоттла, когда, следуя инструкциям, открыла боковое окно, чтобы попасть в дом через типографию. Она не видела, что в окне напротив за шторой притаился высокий молодой человек, который мысленно подсчитывал, сколько секунд ей понадобится, чтобы подняться по лестнице, и затаил дыхание, когда увидел ее в окне розовой спальни на втором этаже.
Он не мог видеть издали выражения ее лица, но догадывался, каково оно. Без сомнения, Софи была в шоке.
Софи замерла на пороге, не выпуская дверной ручки, и долго не могла собраться с мыслями, чтобы что-нибудь сказать.
— Констанция, что ты здесь делаешь? — наконец вымолвила она.
— Садись, Софи. Я ждала тебя. — Констанция похлопала рукой по розовому покрывалу, предлагая ей сесть рядом с собой на кровать.
— Ждала меня? — насторожилась Софи. — Откуда ты узнала, что я приду сюда? Где Криспин?
— Тебе нечего бояться. Я не привела с собой констеблей. Меня прислал твой друг, наш друг.
— Кто?
— Пожалуйста, доверься мне. — Констанция улыбнулась приветливо и невинно, и Софи села. — Я не знаю, как долго нас здесь не побеспокоят, поэтому не стану терять времени. Софи, дорогая, мы ведь всегда были друзьями, не так ли?
— Конечно.
— Могу я говорить с тобой откровенно, как с подругой? Или как с сестрой? — Софи кивнула, и она продолжила: — Дело в том, Софи, что я не любила твоего крестного.
— Это не важно, — ободрила ее Софи. — Ты была добра и ласкова с ним. Многие люди живут в браке без любви.
— Разумеется. И я себя не упрекаю в этом. Но я не могла полюбить его, потому что любила другого человека. Криспина.
— Мои поздравления. — Софи призвала на помощь всю свою выдержку. — Прекрасный выбор. Значит, это он был в твоей гардеробной вчера вечером?
— Вчера вечером? — смутилась Констанция. — Да. Но как ты узнала об этом?
— Не важно. Я очень рада за тебя. Если я правильно понимаю, он отвечает тебе взаимностью?
— Да. Но в этом вся проблема.
— Не вижу проблемы, — небрежно усмехнулась Софи. — Он твой. Мне от него ничего не нужно.
— Ты не понимаешь. Все намного сложнее. И гораздо хуже.
Софи не могла представить себе, что может быть хуже того, что она только что услышала, но оказалось, что Констанция не преувеличивает.
— В первый раз Криспин сделал мне предложение когда мне было шестнадцать. Хотя я любила его, мне пришлось ему отказать. Моя мать заставила меня выйти замуж за другого. Он был старше, богат, недавно овдовел. Софи молча кивнула.
— Около трех лет назад он умер. При загадочных обстоятельствах. Тогда я не придала этому значения и не видела ничего подозрительного в том, что несколькими днями раньше в поместье приехал Криспин. Я просто радовалась возможности снова оказаться в его объятиях, услышать, как он ласково называет меня tesoro. — На сапфировых глазах Констанции блеснули слезы, а Софи хотелось закричать от ужаса и боли. Констанция тихо всхлипнула, перевела дух и продолжила: — Мы с Криспином собирались обручиться, когда королева отправила его за границу. Я очень любила его и хотела поехать вместе с ним, но моя репутация, мое будущее оказались под угрозой. А когда стали приходить сведения о его любовных похождениях, я поняла, что не могу его больше ждать. Тогда Милтон, твой крестный, посватался ко мне, и я приняла его предложение.
Софи не понимала, что заставляет ее выслушивать эту исповедь, однако у нее не было сил, чтобы подняться и уйти. Ей казалось, что из нее медленно вынимают все внутренности, распиливают череп, чтобы добраться до мозга.
— Через два дня после того, как Криспин вернулся в Лондон, Милтон погиб. И снова я ничего не заподозрила. Мне хотелось лишь оказаться в объятиях возлюбленного в его уютном висячем садике с прудом. Но он не приходил ко мне очень долго. Только неделю спустя он переступил порог моего дома, и вскоре я поняла почему.
Все это время Констанция говорила, глядя на свои руки, сложенные на коленях, и вдруг подняла глаза на Софи.
— Из-за меня, — прошептала Софи. — Это из-за меня? Констанция, мне так жаль…
— Не нужно извиняться, Софи, дорогая моя. Нас не в чем винить. Вся вина полностью лежит на Криспине. На убийце.
— Криспин?! — воскликнула Софи, выведенная из оцепенения неожиданным заявлением. — Ты хочешь сказать, что это Криспин убил лорда Гросгрейна? — Она вспомнила слова крестного: «Если Феникс не доберется до меня первым». — А как же быть с Фениксом?
— Криспин и есть Феникс, — лаконично отозвалась Констанция. — Это он отнял у меня Милтона. И убил двух других.
— Тоттла и Суитсона, — словно в бреду проговорила Софи. — Значит, это Криспин пытается обвинить меня во всех этих преступлениях.
— Да. — Констанция взяла ее за руку. — Мне ужасно жаль, что именно мне пришлось сообщить тебе об этом. Я сама ничего не знала, пока сегодня утром наш друг не открыл мне глаза. Тот человек, которого я любила, которого мы обе любили, оказался… чудовищем. — Не справившись с нахлынувшими на нее чувствами, Констанция разрыдалась.
Софи обняла ее и прижала к груди. Констанция безутешно рыдала, Софи же погрузилась в немое оцепенение. Даже в ночных кошмарах она не чувствовала себя так, как сейчас. С ужасом и горечью она осознала, что ее предали, одурачили, что она глупо попалась на удочку, очарованная красотой, обаянием и лживыми словами Криспина. Картина, увиденная ею в гардеробной Констанции, отчетливо встала у нее перед глазами, и Софи поразилась, насколько легко она поверила оправданиям Криспина. Просто ей очень хотелось ему верить. «Tesoro», — произнесли его лживые уста, и она растаяла, забыв об осторожности, перестала сопротивляться. Стоило ему назвать ее так, как она сказала в ответ: «Я тебя люблю».
— Софи. — Придя в себя, Констанция поднесла к глазам голубой носовой платочек. — Прости, но так ужасно знать, что он убил Милтона, чтобы отомстить мне.
— Мне понятно, почему он убил лорда Гросгрейна, но зачем ему было убивать Ричарда Тоттла и Суитсона?
— Ах, я чуть не забыла. — Констанция вытащила из-за корсажа два аккуратно сложенных листка. — Это доставили в дом совсем недавно. — Она протянула их Софи.
— «Как умер первый муж Констанции Гросгрейн? Действительно ли это был несчастный случай?» — вслух прочла Софи.
— В другой примерно то же самое, только она касается смерти Милтона, — пояснила Констанция. — И не я одна получила такие записки. Криспина, похоже, тоже шантажировали.
— И чтобы избавиться от тех, кто это делал, он решил их убить, — задумчиво вымолвила Софи.
— Да. А потом, как последний трус… он захотел обвинить тебя в преступлениях, которые совершил сам.
— Но, Констанция, он ведь спас меня, — ухватилась за последнюю соломинку Софи. — Он помог мне бежать из тюрьмы. И просил меня выйти за него замуж.
— Дорогая Софи, — печально покачала головой Констанция. — Ты ослеплена своей любовью. Неужели ты не понимаешь, что твое спасение и укрытие в Сандал-Холле — всего лишь часть его злодейской игры? Он просто хотел заручиться твоим доверием. Ему было нужно, чтобы ты оставалась на свободе до тех пор, пока он не закончит цепь намеченных убийств, чтобы потом взвалить на тебя вину за все. То же самое и с любовью. Для него это лишь орудие, способ достижения цели. Он лгал тебе и соблазнил тебя, чтобы ты ему поверила. Чтобы иметь полную власть над тобой.
— Нет, это неправда, — покачала головой Софи.
— Софи, дорогая, ты должна мне поверить. Со мной он поступил точно так же. Он улыбался мне, отчего на щеке у него появлялась восхитительная ямочка, говорил нежные слова. Уверял, что со мной ему так хорошо, как ни с кем никогда не было. Что я так прекрасна, как никакая другая женщина на свете. Что я заставляю его смеяться так радостно, как никто другой. Что его губы…
— Перестань! — крикнула Софи, и в этом крике была вся скопившаяся в ее душе горечь. Она из последних сил цеплялась за надежду, что все сказанное Констанцией неправда, но чувствовала, что больше не может. Слышать слова, которые изменили ее жизнь, которые, как она думала, относились только к ней, из уст Констанции было невыносимо. Теперь у нее не оставалось сомнения в том, что все когда-либо сказанное Криспином было ложью, притворством. — Перестань! — Она зажала руками уши, чтобы ничего не слышать. — Прошу, перестань! Я больше не могу.
— Прости, Софи. Я не хотела причинять тебе боль. Но я хочу, чтобы ты поняла, кто он. И тебе не за что винить себя. Криспин — мастер на такие дела. Он обманывал меня целых десять лет. Десять лет! Ты должна радоваться, что разоблачила его сейчас, пока еще не слишком поздно.
— Не знаю, как я смогу посмотреть ему в глаза после всего этого, — тихо вымолвила Софи.
— А тебе не нужно этого делать. Софи, неужели ты так и не поняла? То, что он отдаст тебя в руки констеблей, — вопрос времени. Ты не должна возвращаться в Сандал-Холл ни при каких обстоятельствах.
Разумеется, Констанция права. В ее словах было столько здравого смысла. Оглядываясь назад, Софи удивлялась, как она раньше не обратила внимания на подозрительное совпадение: всякий раз, когда на ее жизненном пути возникал труп с указанием на ее причастность к убийству, рядом оказывался Криспин. Как она могла не заметить, что особенно настойчиво Криспин удерживал ее рядом с собой как раз в ту ночь, когда был убит Суитсон! И ведь он даже не пытался возражать, когда она прямо обвинила его в том, что он занимается с ней любовью, чтобы добиться ее доверия и заставить говорить! А то, как он совершенно спокойно сказал, что «ему все равно, что с ней будет»! Как она могла подумать, что его поцелуи искренни, ласки подлинны, что она доставляет ему такое же удовольствие, какое он доставляет ей!
— Послушай меня, Софи, дорогая. — Успокаивающий голос Констанции вторгся в ее тяжелые думы. — У меня есть друг, дом которого здесь неподалеку. Это очень уютное и спокойное место, так что там тебя никто не побеспокоит. Я навещу тебя позднее, и мы вместе придумаем, что делать.
Софи было абсолютно безразлично, остаться ли на розовом покрывале в одиночестве, чтобы тихо умереть, или идти в незнакомый дом. Софи подчинилась.
Так же, как и Криспин, когда поздно вечером того же дня в библиотеку вошли пятеро дюжих констеблей, чтобы арестовать его по подозрению в убийстве лорда Милтона Гросгрейна Ричарда Тоттла и кондитера Суитсона с Милк-стрит.
Глава 22
— Тишина в зале суда! — Судья ударил в гонг и обвел суровым взглядом из-под косматых бровей галерку. — Тишина, я сказал. Требую тишины!
Когда зрители перестали кричать и возбужденный шепот сменил громкие возгласы, судья обратился к подсудимому:
— Должен предупредить, лорд Сандал, что улики против вас весомы. Вы уверены, что не хотите чистосердечным признанием облегчить приговор?
— Нет, ваша честь. Я невиновен в этих преступлениях.
Зал суда снова взорвался истошными криками, но теперь одного лишь взгляда судьи оказалось достаточно, чтобы восстановить порядок.
— Хорошо, — вздохнул судья. — Прошу вас хранить молчание во время допроса свидетелей. Вы получите возможность высказаться позже. Пристав, вызовите первого свидетеля.
— Мисс Люсинда Флиппс, — объявил судебный пристав.
Криспин нахмурился. Он знал, что обвинение, предъявленное ему, грубо сфабриковано, но не предполагал, что свидетелями против него будут выступать люди, которых он никогда и в глаза не видел. В зал проскользнула какая-то безвкусно одетая, вульгарного вида женщина, которая игриво помахала ему рукой и уселась в кресло для свидетелей.
Королевский адвокат Фокс, жилистый рыжий человек, обратился к свидетельнице:
— Мисс Люсинда Флиппс, сообщите суду род ваших занятий.
— Я богиня наслаждения, милорд, — кокетливо улыбнулась та.
На этот раз судье пришлось дважды ударить в гонг и несколько раз угрожающе пошевелить бровями, прежде чем публика утихомирилась.
— Это не место для непристойных шуток, мадам, — отчитал ее судья. — Отвечайте на вопрос.
— Я и не думала шутить, ваше превосходительство и меня и вправду так называют, да и других девушек с горы Олимп, где я работаю. Видите ли, гора Олимп — это место, где боги…
— Я хорошо осведомлен о горе Олимп и ее истории, — перебил ее судья. — Адвокат Фокс, продолжайте допрос.
— Расскажите, что произошло с вами в ночь с девятого на десятое мая этого года.
— Я стояла на Флит-стрит и болтала с другими девушками, когда ко мне подошел человек и спросил, люблю ли я серебро, — с нарочитой серьезностью начала она.
— Вы видите здесь этого человека? — спросил адвокат Фокс.
— Вон он. — Она снова помахала Криспину. — А поскольку он настоящий красавчик, я сказала, что люблю, как и моя подружка, но предпочитаю золото, а он сказал, что даст мне золота, если я сделаю то, что он попросит, а я рассмеялась и сказала, что сделаю это бесплатно, а он улыбнулся и сказал, что я должна сделать, а я…
— Повторяю вам, мадам, что это суд, а не место для фиглярства, — прервал ее строгий голос судьи. — Прошу вас, расскажите самую суть вашей беседы с лордом Сандалом.
Люсинда растерянно посмотрела на адвоката Фокс, который покраснел так, что его лицо стало почти такого же цвета, как его пышные рыжие бакенбарды.
— Расскажите о записке, — напомнил он ей.
— Ах да. Он написал записку и велел подождать полчаса, а затем послать кого-нибудь к Лоуренсу Пикерингу.
— Спасибо. — С облегчением вздохнул адвокат Фокс. — Вы прочли записку?
— Он сказал, что я могу это сделать, потому что она зашифрована.
— Вот как? — Адвокат дернул себя за бакенбарды и бросил в сторону Криспина испепеляющий, как ему казалось взгляд. — И что же было в записке?
— Шифра я, конечно, разобрать не могла, но там было что-то о теле в курительной комнате одного роскошного клуба на Флит-стрит. Я толком ничего не поняла.
— После этого ваш разговор с лордом Сандалом продолжился?
— Разговор? — усмехнулась Люсинда. — Смешно, ей-богу! Дайте-ка припомнить. Нет, разговора больше не было. Ничего похожего. Он дал мне два золотых, а я предложила ему вести со мной столько разговоров, сколько он пожелает. Но он ответил, что у него нет времени. — Она посмотрела на Криспина. — Когда вы выйдете из Ньюгейта, милорд, знайте, что вам всегда открыт кредит. Я никогда не забуду вашу улыбку.
Адвокат Фокс, ярко-пунцового цвета, проводил свидетельницу из зала, затем обратился к присяжным. Криспин вполуха слушал, как он, теребя свои бакенбарды, делал заключение для присяжных о том, что подсудимый обращался к Лоуренсу Пикерингу, самому известному в Лондоне преступному авторитету, чтобы тот помог ему избавиться от тела и тем самым скрыть следы преступления. «Зачем невиновному человек посылать такое письмо?» — задал адвокат риторический вопрос присяжным, и Криспин тоже невольно задумался над ним.
Тогда эта идея показалось ему блестящей. Он давно прибегал к такому анонимному способу сообщать своему другу важную информацию, при котором обнаружить как ее источник, так и посредника было практически невозможно. Если, конечно, исключить возможность слежки со стороны человека, которому все про тебя известно. Такого, как Софи Чампьон.
Гнетущее чувство, не покидавшее его с момента встречи с Бэзилом, теперь многократно усилилось. Все, во что он верил, все, что полагал истиной, рассыпалось в прах. Криспин был в ярости на себя самого за то, что оказался таким глупцом. Он вспомнил, что первым его ощущением, когда он увидел Софи в «Единороге» — несмотря на смешные усы, — было то, что она производит впечатление профессионала. Он тогда еще удивился, что ему удалось так быстро раскрыть ее. Теперь он не сомневался, что она не просто профессионал, а профессионал одного с ним класса.
— Суд вызывает Берта Ноджина. — Голос пристава отвлек Криспина от размышлений. Это имя также было ему незнакомо, но он сразу же узнал толстого констебля из конторы Ричарда Тоттла. Он и несколько его напарников подтвердили, что застали Криспина в кабинете Ричарда Тоттла на следующий день после убийства, когда тот рылся в бумагах покойного. Ему удалось скрыться лишь потому, что он взял в заложницы девушку и пригрозил убить ее, если его попытаются задержать. Для Криспина это было неожиданной новостью, и он мысленно похвалил того, кто придумал такой правдоподобный ход. Но тут он получил настоящий смертельный удар от новой свидетельницы, леди Долорес Артли.
— Дон Альфонсо, то, что вы согласились предстать перед судом вместо своего господина, делает вам честь, — успела она шепнуть Криспину, проходя к отведенному для свидетелей креслу. — Не волнуйтесь, я не выдам вашей тайны, — подмигнула она ему заговорщицки.
Криспин растерялся, не зная, как реагировать на такое щедрое проявление поддержки, но момент уже был упущен.
— Леди Артли, — начал допрос адвокат Фокс, — скажите суду, что вы заметили во время вашей встречи с лордом Сандалом три дня назад.
— Прежде всего я заметила, что у его светлости такие изысканные манеры. И еще…
— Прошу вас, сведите свой рассказ к тому интересному факту, о котором мы с вами говорили вчера, — жалобно взмолился адвокат.
— Хорошо, — отозвалась леди Артли, недовольная тем, что ее так грубо перебили. — Я просто хотела рассказать суду, каков лорд Сандал на самом деле. Не стоит судить его таким, каким он предстал здесь. — Она снова подмигнула Криспину.
— Что вы видели? — вернул ее в русло свидетельских показаний адвокат Фокс, подергав себя за бакенбарды.
— Да. Несколько раз за время нашей беседы у лорда Сандала случались приступы кашля. Я забеспокоилась и спросила, в чем причина его недомогания. А он ответил, что простыл, потому что попал под сильный дождь и промок до нитки.
— Вы помните, в какой именно день незадолго до этой встречи шел сильный дождь?
— Помню абсолютно точно. В тот вечер у леди Куинси состоялся концерт, а мое платье, такое великолепное платье, оказалось полностью испорченным. Оно было просто уничтожено.
— Да, но за сколько дней до встречи с лордом Сандалом это произошло? — нетерпеливо спросил адвокат.
— За три дня.
— Так. Как раз в ту ночь был убит Ричард Тоттл. Это доказывает… — адвокат повернулся к присяжным, — что лорд Сандал не находился дома в ночь убийства. Прошу вас сделать соответствующие выводы.
Криспин задумался о том, какой смысл вкладывает адвокат Фокс в слово «доказывает». Следуя его логике, любой человек, промокший под дождем, может считаться виновным, а простуда приравнивается к смертному приговору. Криспин размышлял над тем, сколько еще подобных показаний потребуется, чтобы признать его виновным, как вдруг в зал ввели очередную свидетельницу.
— Мисс Салли Танке, — объявил пристав и усадил в кресло десятилетнюю горничную Суитсона.
Криспин решил, что это показание будет в его пользу.
— Прошу вас, расскажите суду, как вы получили пять золотых, — обратился к ней адвокат Фокс.
— Он дал мне их, — без колебания ответила девочка и показала пальцем на Криспина.
— За что?
— Не волнуйтесь, сэр. Я не допущу, чтобы ваши золотые превратились в пепел, — обратилась она сначала к Криспину и только затем к адвокату. — Я скажу правду. Он дал мне их. А моего хозяина убила женщина в голубом платье. Из тафты, — добавила Салли и широко улыбнулась Криспину, словно оказала ему огромную услугу.
— Вы видели, кто на самом деле убил вашего хозяина?
— Да, сэр, видела.
— Вы можете сообщить суду, кто это был?
— Леди в платье из голубой тафты, сэр. Так велел мне сказать джентльмен.
— А если оставить в покое джентльмена, то кого вы на самом деле видели?
— Женщину в голубом платье, — упрямо повторила Салли. — Я ничего другого не скажу. Ради этого джентльмена.
В этот момент Криспин поклялся не иметь дела с женщинами вне зависимости от их возраста и социального положения до конца жизни. А судя по торжествующему выражению лица адвоката Фокса, конец этот должен был наступить скоро.
Софи проснулась, когда колокола на соборе Святого Павла пробили одиннадцать раз. Голова у нее была тяжелая, веки распухли от слез, а в горле саднило оттого, что всю ночь напролет она осыпала себя проклятиями и упреками. Ей не хотелось открывать глаза, не хотелось просыпаться, чтобы снова столкнуться с очевидной реальностью, которую открыла ей Констанция, — Криспин предал ее и хотел оклеветать, а короткая кипучая сцена, разыгранная в Сандал-Холле, не более чем сон.
Больше всего на свете Софи хотелось бы не знать правды. Если бы дело было только в том, что Криспин любит кого-то еще, она смогла бы это понять и продолжать жить дальше, хотя и с глубокой раной в сердце. Но то, что Констанция повторила те слова, которые Криспин говорил ей в минуты страсти, было слишком болезненно. Как она могла после этого сомневаться, что все было фальшью?
Когда зрители перестали кричать и возбужденный шепот сменил громкие возгласы, судья обратился к подсудимому:
— Должен предупредить, лорд Сандал, что улики против вас весомы. Вы уверены, что не хотите чистосердечным признанием облегчить приговор?
— Нет, ваша честь. Я невиновен в этих преступлениях.
Зал суда снова взорвался истошными криками, но теперь одного лишь взгляда судьи оказалось достаточно, чтобы восстановить порядок.
— Хорошо, — вздохнул судья. — Прошу вас хранить молчание во время допроса свидетелей. Вы получите возможность высказаться позже. Пристав, вызовите первого свидетеля.
— Мисс Люсинда Флиппс, — объявил судебный пристав.
Криспин нахмурился. Он знал, что обвинение, предъявленное ему, грубо сфабриковано, но не предполагал, что свидетелями против него будут выступать люди, которых он никогда и в глаза не видел. В зал проскользнула какая-то безвкусно одетая, вульгарного вида женщина, которая игриво помахала ему рукой и уселась в кресло для свидетелей.
Королевский адвокат Фокс, жилистый рыжий человек, обратился к свидетельнице:
— Мисс Люсинда Флиппс, сообщите суду род ваших занятий.
— Я богиня наслаждения, милорд, — кокетливо улыбнулась та.
На этот раз судье пришлось дважды ударить в гонг и несколько раз угрожающе пошевелить бровями, прежде чем публика утихомирилась.
— Это не место для непристойных шуток, мадам, — отчитал ее судья. — Отвечайте на вопрос.
— Я и не думала шутить, ваше превосходительство и меня и вправду так называют, да и других девушек с горы Олимп, где я работаю. Видите ли, гора Олимп — это место, где боги…
— Я хорошо осведомлен о горе Олимп и ее истории, — перебил ее судья. — Адвокат Фокс, продолжайте допрос.
— Расскажите, что произошло с вами в ночь с девятого на десятое мая этого года.
— Я стояла на Флит-стрит и болтала с другими девушками, когда ко мне подошел человек и спросил, люблю ли я серебро, — с нарочитой серьезностью начала она.
— Вы видите здесь этого человека? — спросил адвокат Фокс.
— Вон он. — Она снова помахала Криспину. — А поскольку он настоящий красавчик, я сказала, что люблю, как и моя подружка, но предпочитаю золото, а он сказал, что даст мне золота, если я сделаю то, что он попросит, а я рассмеялась и сказала, что сделаю это бесплатно, а он улыбнулся и сказал, что я должна сделать, а я…
— Повторяю вам, мадам, что это суд, а не место для фиглярства, — прервал ее строгий голос судьи. — Прошу вас, расскажите самую суть вашей беседы с лордом Сандалом.
Люсинда растерянно посмотрела на адвоката Фокс, который покраснел так, что его лицо стало почти такого же цвета, как его пышные рыжие бакенбарды.
— Расскажите о записке, — напомнил он ей.
— Ах да. Он написал записку и велел подождать полчаса, а затем послать кого-нибудь к Лоуренсу Пикерингу.
— Спасибо. — С облегчением вздохнул адвокат Фокс. — Вы прочли записку?
— Он сказал, что я могу это сделать, потому что она зашифрована.
— Вот как? — Адвокат дернул себя за бакенбарды и бросил в сторону Криспина испепеляющий, как ему казалось взгляд. — И что же было в записке?
— Шифра я, конечно, разобрать не могла, но там было что-то о теле в курительной комнате одного роскошного клуба на Флит-стрит. Я толком ничего не поняла.
— После этого ваш разговор с лордом Сандалом продолжился?
— Разговор? — усмехнулась Люсинда. — Смешно, ей-богу! Дайте-ка припомнить. Нет, разговора больше не было. Ничего похожего. Он дал мне два золотых, а я предложила ему вести со мной столько разговоров, сколько он пожелает. Но он ответил, что у него нет времени. — Она посмотрела на Криспина. — Когда вы выйдете из Ньюгейта, милорд, знайте, что вам всегда открыт кредит. Я никогда не забуду вашу улыбку.
Адвокат Фокс, ярко-пунцового цвета, проводил свидетельницу из зала, затем обратился к присяжным. Криспин вполуха слушал, как он, теребя свои бакенбарды, делал заключение для присяжных о том, что подсудимый обращался к Лоуренсу Пикерингу, самому известному в Лондоне преступному авторитету, чтобы тот помог ему избавиться от тела и тем самым скрыть следы преступления. «Зачем невиновному человек посылать такое письмо?» — задал адвокат риторический вопрос присяжным, и Криспин тоже невольно задумался над ним.
Тогда эта идея показалось ему блестящей. Он давно прибегал к такому анонимному способу сообщать своему другу важную информацию, при котором обнаружить как ее источник, так и посредника было практически невозможно. Если, конечно, исключить возможность слежки со стороны человека, которому все про тебя известно. Такого, как Софи Чампьон.
Гнетущее чувство, не покидавшее его с момента встречи с Бэзилом, теперь многократно усилилось. Все, во что он верил, все, что полагал истиной, рассыпалось в прах. Криспин был в ярости на себя самого за то, что оказался таким глупцом. Он вспомнил, что первым его ощущением, когда он увидел Софи в «Единороге» — несмотря на смешные усы, — было то, что она производит впечатление профессионала. Он тогда еще удивился, что ему удалось так быстро раскрыть ее. Теперь он не сомневался, что она не просто профессионал, а профессионал одного с ним класса.
— Суд вызывает Берта Ноджина. — Голос пристава отвлек Криспина от размышлений. Это имя также было ему незнакомо, но он сразу же узнал толстого констебля из конторы Ричарда Тоттла. Он и несколько его напарников подтвердили, что застали Криспина в кабинете Ричарда Тоттла на следующий день после убийства, когда тот рылся в бумагах покойного. Ему удалось скрыться лишь потому, что он взял в заложницы девушку и пригрозил убить ее, если его попытаются задержать. Для Криспина это было неожиданной новостью, и он мысленно похвалил того, кто придумал такой правдоподобный ход. Но тут он получил настоящий смертельный удар от новой свидетельницы, леди Долорес Артли.
— Дон Альфонсо, то, что вы согласились предстать перед судом вместо своего господина, делает вам честь, — успела она шепнуть Криспину, проходя к отведенному для свидетелей креслу. — Не волнуйтесь, я не выдам вашей тайны, — подмигнула она ему заговорщицки.
Криспин растерялся, не зная, как реагировать на такое щедрое проявление поддержки, но момент уже был упущен.
— Леди Артли, — начал допрос адвокат Фокс, — скажите суду, что вы заметили во время вашей встречи с лордом Сандалом три дня назад.
— Прежде всего я заметила, что у его светлости такие изысканные манеры. И еще…
— Прошу вас, сведите свой рассказ к тому интересному факту, о котором мы с вами говорили вчера, — жалобно взмолился адвокат.
— Хорошо, — отозвалась леди Артли, недовольная тем, что ее так грубо перебили. — Я просто хотела рассказать суду, каков лорд Сандал на самом деле. Не стоит судить его таким, каким он предстал здесь. — Она снова подмигнула Криспину.
— Что вы видели? — вернул ее в русло свидетельских показаний адвокат Фокс, подергав себя за бакенбарды.
— Да. Несколько раз за время нашей беседы у лорда Сандала случались приступы кашля. Я забеспокоилась и спросила, в чем причина его недомогания. А он ответил, что простыл, потому что попал под сильный дождь и промок до нитки.
— Вы помните, в какой именно день незадолго до этой встречи шел сильный дождь?
— Помню абсолютно точно. В тот вечер у леди Куинси состоялся концерт, а мое платье, такое великолепное платье, оказалось полностью испорченным. Оно было просто уничтожено.
— Да, но за сколько дней до встречи с лордом Сандалом это произошло? — нетерпеливо спросил адвокат.
— За три дня.
— Так. Как раз в ту ночь был убит Ричард Тоттл. Это доказывает… — адвокат повернулся к присяжным, — что лорд Сандал не находился дома в ночь убийства. Прошу вас сделать соответствующие выводы.
Криспин задумался о том, какой смысл вкладывает адвокат Фокс в слово «доказывает». Следуя его логике, любой человек, промокший под дождем, может считаться виновным, а простуда приравнивается к смертному приговору. Криспин размышлял над тем, сколько еще подобных показаний потребуется, чтобы признать его виновным, как вдруг в зал ввели очередную свидетельницу.
— Мисс Салли Танке, — объявил пристав и усадил в кресло десятилетнюю горничную Суитсона.
Криспин решил, что это показание будет в его пользу.
— Прошу вас, расскажите суду, как вы получили пять золотых, — обратился к ней адвокат Фокс.
— Он дал мне их, — без колебания ответила девочка и показала пальцем на Криспина.
— За что?
— Не волнуйтесь, сэр. Я не допущу, чтобы ваши золотые превратились в пепел, — обратилась она сначала к Криспину и только затем к адвокату. — Я скажу правду. Он дал мне их. А моего хозяина убила женщина в голубом платье. Из тафты, — добавила Салли и широко улыбнулась Криспину, словно оказала ему огромную услугу.
— Вы видели, кто на самом деле убил вашего хозяина?
— Да, сэр, видела.
— Вы можете сообщить суду, кто это был?
— Леди в платье из голубой тафты, сэр. Так велел мне сказать джентльмен.
— А если оставить в покое джентльмена, то кого вы на самом деле видели?
— Женщину в голубом платье, — упрямо повторила Салли. — Я ничего другого не скажу. Ради этого джентльмена.
В этот момент Криспин поклялся не иметь дела с женщинами вне зависимости от их возраста и социального положения до конца жизни. А судя по торжествующему выражению лица адвоката Фокса, конец этот должен был наступить скоро.
Софи проснулась, когда колокола на соборе Святого Павла пробили одиннадцать раз. Голова у нее была тяжелая, веки распухли от слез, а в горле саднило оттого, что всю ночь напролет она осыпала себя проклятиями и упреками. Ей не хотелось открывать глаза, не хотелось просыпаться, чтобы снова столкнуться с очевидной реальностью, которую открыла ей Констанция, — Криспин предал ее и хотел оклеветать, а короткая кипучая сцена, разыгранная в Сандал-Холле, не более чем сон.
Больше всего на свете Софи хотелось бы не знать правды. Если бы дело было только в том, что Криспин любит кого-то еще, она смогла бы это понять и продолжать жить дальше, хотя и с глубокой раной в сердце. Но то, что Констанция повторила те слова, которые Криспин говорил ей в минуты страсти, было слишком болезненно. Как она могла после этого сомневаться, что все было фальшью?