Страница:
— Однако не стоит быть слишком щедрыми с констеблями, не так ли? — продолжил Лоуренс. — Пошли кого-нибудь к Тоттлу, пусть очистят его сейф. А остальным скажи, чтобы были настороже на тот случай, если кто-то ведет охоту на наших людей.
Гримли уже открывал дверь, направляясь исполнять приказы хозяина, когда мимо него промчался перепуганный лакей, словно подгоняемый потусторонней силой.
— Простите, милорд. Я пытался остановить его, но ничего не смог по…
Потусторонняя сила в действительности оказалась сверкающим острием шпаги, которую держал в руке высокий светловолосый человек с холодными серо-голубыми глазами.
— Это правда, милорд, — сказал он. — Я настаивал на встрече с вами. Полагаю, мы с вами не закончили обсуждение одного важного дела.
Гримли стремительно выхватил шпагу из ножен и подступил к незваному гостю вплотную:
— Ни шага вперед, сэр, если вам дорога ваша жизнь.
Резким, скупым движением запястья незнакомец разоружил помощника и опрокинул его на пол, лакей воспользовался случаем, чтобы ускользнуть. Гримли был потрясен даже не тем, что с ним произошло, а тем, что его хозяин вдруг удовлетворенно крякнул и рассмеялся.
— Криспин, я вижу, ты научился владеть шпагой гораздо лучше с тех пор, как протянул мне руку помощи. Когда ты вернулся? — спросил Лоуренс, вытирая выступившие от смеха слезы и обходя вокруг стола, чтобы заключить в объятия друга.
— На этой неделе, — дружелюбно отозвался Криспин. — Я собирался зайти раньше, но дела задержали.
— И как же ее зовут? — Лоуренс приподнял одну бровь. Этот жест он перенял у Криспина, когда им обоим было по десять лет. — Энни? Мэри? Или она из тех француженок, про которых ты раньше любил рассказывать всякие истории?
Криспин уклончиво усмехнулся и наклонился, чтобы помочь Гримли подняться.
— Простите, мой друг, — извинился он, возвращая ему шпагу. — Просто я не выношу, когда на меня нападают.
Гримли попробовал улыбнуться, понял, что это у него не получится, и учтиво поклонился:
— Для меня большая честь быть поверженным графом Сандалом. Я вам еще нужен, милорд, или я могу заняться делом, которое мы только что обсудили? — добавил он, обращаясь к хозяину.
— Да, займись делом. Мы закончим наш разговор позже. Гримли еще раз поклонился обоим и вышел.
— Если я помешал, то могу зайти в другое время, — предложил Криспин, но Лоуренс отрицательно покачал головой:
— Ничего особенно важного. Проходи и рассказывай. Впрочем, дай-ка я попробую догадаться. Она изящна и хрупка, с такими светлыми волосами, что они кажутся серебристыми, и с круглыми грудями, как два спелых апельсина. — Лоуренс великолепно описал тот тип женщин, из-за которых они соперничали, пока не подружились двадцать два года назад.
Они познакомились десятилетними мальчишками и, несмотря на разное происхождение — Лоуренс был из невероятно бедной семьи, а Криспин из невероятно богатой, — выросли вместе, и их связывали такие близкие отношения, что кузены Криспина им завидовали. Криспин до сих пор помнил тот день, когда они встретились. Он стоял на пристани Сандал-Холла и смотрел на бурые пенящиеся волны Темзы, размышляя, не броситься ли в воду и не возвратиться ли вплавь в Венецию. В противном случае ему предстояло вернуться в дом и провести еще две долгие, мучительные недели у тетушек. Он уже сделал выбор в пользу побега, решив, что водяная могила все же лучше, нежели еще одна лекция о том, как подобает себя вести джентльмену, как вдруг услышал крик и совсем рядом увидел голову, колыхавшуюся на волнах. Через секунду голова исчезла, и вверх взметнулись две отчаянно размахивающие в воздухе руки. Не раздумывая, Криспин бросился вперед, ухватился за руки утопающего и втянул его на ступени пристани.
Им оказался мальчик примерно его возраста, который, едва откашлявшись от воды, строго спросил:
— Зачем ты это сделал?
— Ты тонул. Я спас тебе жизнь, — удивленно ответил Криспин.
— И теперь из-за этого я проиграл три полпенса! — возмутился мальчишка, но, оглядевшись и заметив фасад роскошного дома за спиной своего спасителя, вдруг повеселел и хитро прищурился. — Впрочем, ты можешь компенсировать мою потерю, если дашь мне фунт.
Криспин, которому тетушками было отказано в карманных деньгах из-за того, что он отказывался следовать правилам приличного поедания голубя (его запрещалось пронзать вилкой насквозь и разыгрывать с ним представление на тарелке среди кусочков репы под молчаливое одобрение хорошенькой горничной), заметил, что это Лоуренс его должник.
— Ты мне нравишься, — заявил мальчуган, дрожа от холода. — Ты человек разумный.
В этот момент и был заложен фундамент их дружбы. Криспин научил Лоуренса плавать, а тот, в свою очередь, научил его жить. Криспин нашел в Лоуренсе противоядие тетушкиным поучениям, а Лоуренс видел перед собой образец настоящего джентльмена, каковым всегда мечтал стать. Годы шли, и повар дома Сандалов перестал удивляться тому, что расход баранины, пирога из голубей, жареной свинины и особенно пудинга с кремом, отпускаемых для Криспина, каждое лето удваивался; а камердинер стал воспринимать как должное счета от галантерейщика, где все предметы туалета, заказанные Криспином, значились в двух экземплярах.
Сначала они находились в неравных экономических условиях, поэтому Криспину приходилось субсидировать все их совместные затеи, но к тому времени, когда им исполнилось по пятнадцать, Лоуренс начал постепенно сколачивать капитал, из которого впоследствии выросла его империя. Отказываясь от финансовой помощи Криспина, он тем не менее был рад воспользоваться помощью семьи Арборетти, чтобы вкладывать деньги в игорные дома и таверны. Криспин, его брат Йен и кузены Майлз, Тристан и Себастьян, которые проводили лето в Англии, занимались тем, что из укрытия следили за посетителями игорных домов, подсчитывая возможные проигрыши и выигрыши за разными столами; или сидели в углу новой таверны Лоуренса и, борясь с жаждой, наблюдали, как поток клиентов сливался с рекой эля. А поздно ночью они, бывало, горячо спорили о том, что доходнее: казино, где за каждым столом будет присматривать полуобнаженная женщина (да); таверна на открытом воздухе, где кремовый пудинг, и только он один, будут подавать круглосуточно (нет, от пчел отбоя не будет); питейное заведение, где напитки будут подавать служанки, на которых из одежды будут лишь драгоценности (да, да, да); а также о том, красная или черная драпировка помещения помогает людям легче расставаться с деньгами (красная).
Дружеская помощь Арборетти и светский глянец, который Лоуренс приобрел рядом с ними, оказались бесценными сокровищами, когда он начал строительство своей империи. Тесная связь с этим домом давала Лоуренсу огромное преимущество перед своими соперниками и внушала им уважение, однако Криспин знал, что своим успехом его друг обязан прежде всего природной смекалке и обширной сети осведомителей в разных сферах городской жизни. Очень немногие события происходили в Лондоне без ведома Лоуренса, и почти из каждого он умудрялся извлечь прибыль. Его осведомители не уступали тайной службе королевы, и одной из причин, по которой ему до сих пор удавалось ладить с законом, было успешное сотрудничество со службой ее величества.
Именно за информацией Криспин и пришел сегодня к другу. Ему нужно было поспеть еще в несколько мест, поэтому он решил сразу же перейти к делу.
— Ты ошибаешься на этот раз. Она вовсе не изящна, не хрупка, и грудь ее не похожа на спелые апельсины, — самодовольно усмехнулся он.
— Я давно этого боялся, — нахмурился Лоуренс. — Жизнь на континенте изменила твои вкусы. Нужно немедленно вернуть все на круги своя.
— Не волнуйся, — рассмеялся Криспин. — Мои вкусы остались прежними. Эта женщина не моя любовница, слава Богу, но мне нужна информация о ней. Тебе что-нибудь известно о леди по имени Софи Чампьон?
— Элвуд! — крикнул Лоуренс, приоткрыв дверь в дальнем углу комнаты.
Не успел он вернуться к столу, как появился высокий, худой молодой человек с серьезным лицом. Жидкая челка едва прикрывала глубокий шрам на его лбу, а под мышкой он держал толстую книгу в красном кожаном переплете.
— Да, милорд?
— Элвуд отвечает за часть алфавита от Т до Я, — объяснил Лоуренс Криспину, после чего обратился к пришедшему. — Что нам известно о Софи Чампьон?
Элвуд поднял глаза к потолку, задумался на мгновение и, барабаня пальцами по книге, стал монотонно, словно оглашая перечень преступлений, бормотать:
— Софи Чампьон. Возраст — около двадцати шести. Рост — выше среднего. Предположительно очень богата, но источник доходов неизвестен. Впрочем, мы не пытались выяснять, — поспешил он оправдаться, чтобы хозяин не обвинил его в нерадивости. — Известно также, что ее называют сиреной.
— Сиреной? — в один голос переспросили Криспин и Лоуренс.
— Именно так. — Элвуд опустил глаза, чтобы дать требуемое пояснение. — То ли потому, что ее красота способна заставить мужчин позабыть о долге, то ли потому, что ее сладкоречив смертоносно для них. А возможно, что и то и другое верно. — Молодой человек покраснел и поспешил продолжить доклад: — Те, кто не называет ее сиреной, клянутся, что она колдунья или, вернее, ведьма. Обладает необъяснимой властью над мужчинами и толкает их на странные поступки. Говорят, что она накладывает проклятие на тех, кто осмелится прикоснуться к ней или, того хуже, посвататься. Однако мало кого это останавливает.
— И часто к ней сватались? — небрежно спросил Криспин. Элвуд раскрыл книгу и стал листать страницы, шевеля губами и ведя тщательный подсчет.
— Сорок три раза, — ответил он наконец, но, перевернув страницу, внес уточнение: — Извините, сорок шесть. Трое на прошлой неделе.
— И какие у нас шансы? — поинтересовался Лоуренс, тихонько присвистнув.
— Сначала ставки были скромными, один к одному, — листая книгу, докладывал Элвуд. — После предложения Томаса Аргила один фунт принес бы вам ровно такую же прибыль. К тому времени, когда посватался лорд Кримли, вы могли бы получить десять фунтов за один в случае, если бы она приняла предложение. Последняя ставка — сто к одному. Это самая большая ставка в истории лондонского брачного тотализатора.
— Знаешь, — шепнул Лоуренс Криспину, — если тебе удастся сдвинуть дело с мертвой точки, ты будешь очень богат.
— Я и так очень богат, — заметил Криспин. — К тому же она не в моем вкусе.
— А, так ты ее видел! И какова она? Может быть, я сам попытаюсь.
— Если я могу высказать свое мнение, милорд, я бы вам не советовал, — взволнованно вмешался Элвуд. — Она очень опасная женщина.
— Опасная? — снова в один голос изумились Лоуренс и Криспин.
— Мы проводили расследование по заказу ее величества и, несмотря на все старания, не смогли ничего разузнать о ее прошлом и семье. Нам удалось выяснить, что она родом откуда-то из-под Ньюкасла, но церковная книга, где была сделана запись, уничтожена по неизвестной причине, а новый священник никогда не слышал о Софи Чампьон. Она появилась в Лондоне впервые около двух лет назад, ее ввел в светское общество лорд Гросгрейн. Кстати, ваш сосед, лорд Сандал. Именно тогда ее величество затребовала у нас информацию. Лорд Гросгрейн заявил, что является ее крестным, но это показалось королевским службам сомнительным, и эти сомнения так и не были разрешены вплоть до его смерти в прошлый понедельник.
— Вы думаете, это она убила его? Своего крестного? — Странный тон Элвуда вызвал интерес Криспина.
— Я не думаю, милорд, я докладываю, — скромно отозвался Элвуд. — Смерть лорда Гросгрейна внешне похожа на несчастный случай — он упал с лошади. Но есть сведения и другого рода. Еще раньше ходили слухи, что его отношения с мисс Чампьон не совсем таковы, какими они были заявлены. Вскоре после того, как он объявил ее своей крестной, лорд Гросгрейн женился вторично.
— Верно, — перебил его Лоуренс. — Он женился на Констанции Кэтчсол.
— Да, сэр. Ставка — один к полутора. Беспроигрышное дело. — Элвуд вдруг обратился прямо к Криспину: — Простите, лорд Сандал, вы ведь когда-то имели отношения с этой леди?
— Да, — признал тот, давно привыкнув к поразительной осведомленности людей Лоуренса. — Но не спешите вносить в свою книгу брачных ставок мое имя в качестве соискателя ее руки. Следует уважать траур дамы, скорбящей по мужу.
Еще накануне весть о том, что Констанция снова свободна, наполнило бы сердце Криспина радостью. Когда десять лет назад он предлагал ей руку и сердце, у него и в мыслях не было, что на свете может существовать женщина прекраснее. Она была великолепна, когда трогательно прижала руку к груди, выслушивая его признание, а затем рассмеялась, ответив, что, хотя и обожает его всем сердцем, выйти за него замуж не может, потому что он слишком юн. Возможно, он попытал бы счастья еще раз три года спустя, после смерти ее первого мужа, но еще до окончания траура ему пришлось уехать на континент. В то время, став старше, мудрее и богаче, она недвусмысленно дала ему понять, что он легко может заполучить ее руку, если не сердце. Очевидно, ситуация с тех пор не изменилась.
Она была бы для него идеальной женой: достаточно красивой, чтобы получать удовольствие от супружеских обязанностей; достаточно тщеславной, чтобы не требовать постоянного восхищения; достаточно поверхностной, чтобы не претендовать на постоянное поощрение. В браке с ней он мог бы продолжать жить своей жизнью при условии, что у нее будет вдоволь драгоценностей, платьев и всего, что ее душе угодно. Они производили бы ошеломляющее впечатление на окружающих, появляясь вместе в свете, не вмешивались бы в личную жизнь друг друга и, возможно, иногда не без удовольствия проводили бы время на супружеском ложе. Лучшего брака по взаимной договоренности нельзя было и представить. А главное, тетушки были бы в восторге от его выбора.
Однако сюда он пришел за сведениями о другой женщине. Стряхнув с себя задумчивость, Криспин обратился к Элвуду:
— А какое отношение имеет второй брак лорда Гросгрейна к Софи Чампьон?
— Говорят, что после свадьбы лорд Гросгрейн отдалился от крестницы, — объяснил тот. — Считается, что мисс Софи предполагала стать леди Гросгрейн, поэтому была разочарована, если не сказать взбешена, новым браком крестного. Очевидно, в этом и была причина ее отказов выйти замуж за другого.
— Но это мнение опровергают ее отказы на три предложения, полученные на прошлой неделе, ведь они поступили уже после смерти крестного, — возразил Криспин. — Да и те, которые она получила после брака дяди и Констанции, говорят в ее пользу.
— Это не совсем так, — покачал головой Элвуд. — Существует мнение, что состояние мисс Чампьон возникло в результате шантажа лорда Гросгрейна, который нарушил их тайный брачный контракт. Он женился на другой, отказав тем самым мисс Софи в ее притязаниях. — Предвосхищая вопрос Криспина, он поспешно продолжил: — Никаких свидетельств о таком контракте нет, это лишь слухи. — Для убедительности Элвуд хлопнул по книге. — Его имя никогда не входило в список претендентов на ее руку.
— Но если она его шантажировала, то зачем ей было его убивать? — задумчиво вымолвил Криспин.
— Говорят, что она, будучи женщиной страстной, не смогла ограничиться шантажом и решилась на убийство. Те, кто отрицает возможность шантажа, считают, что она убила его из ревности. Оба мнения довольно сомнительны. Впрочем, кто может понять женщину!
— Но в этом вообще нет никакого смысла, — нахмурился Криспин. — Если она не могла смириться с браком крестного, то почему не убила Констанцию вместо него? И потом, вы, кажется, сказали, что это был несчастный случай.
— Мифологические сирены могли погубить человека одним лишь своим голосом, своим пением. Многие готовы наделить Софи Чампьон такими же способностями.
— Судя по всему, она просто женщина, — заключил Лоуренс, когда Элвуд закончил доклад.
— Да, — тихо и задумчиво отозвался Криспин и спросил уже громче: — Вы знаете, где она живет?
— Это еще одна причина, по которой ее считают ведьмой, — заметил Элвуд. — Она живет в старом монастыре Пресвятой Девы, что по соседству с домом ее крестного и как раз напротив вашего поместья, лорд Сандал. Это место теперь называют «Курятником», потому что она живет там с двумя другими женщинами — Октавией Апиа, известной портнихой, и… — Элвуд покосился на Лоуренса, который едва заметно вздрогнул, — и с Эмми Баттерич, старшей дочерью лорда Элсли. Среди слуг нет мужчин, только женщины.
— Даже повар? — уточнил Криспин.
— Да, кухарка, — подтвердил Элвуд. — И говорят, она великолепно готовит. Граф Дорчестер пытался переманить ее к себе, даже не попробовав, а только прослышав о ее знаменитых пирожных из апельсиновой цедры, но безуспешно.
— Зачем тебе нужны эти сведения? Ты ищешь повара? — спросил Лоуренс Криспина.
— Нет, я вполне доволен Кастором, — улыбнулся тот. — Просто мой друг попросил меня разузнать об этой женщине. В благодарность за твою помощь я готов немедленно сообщить тебе, если он захочет предложить ей руку, дабы ты мог сразу же внести его в свою книгу. Хотя в здравом уме я вряд ли посоветую кому-нибудь решиться на такой смелый шаг по отношению к этому чудовищу.
— Чудовище, — задумчиво повторил Лоуренс. — Это напомнило мне об одной вещи, о которой я хотел бы поговорить с тобой, Криспин. Элвуд, твоя помощь оказалась неоценимой, спасибо. — С этими словами он выпроводил того, кто знал все от Т до Я.
— Где ты раздобыл такого человека? Он просто великолепен, — сказал Криспин, когда дверь за Элвудом закрылась.
— Когда-то он залез ко мне в карман, — рассмеялся Лоуренс. — Вернее, попытался это сделать. Он был в отчаянии, потому что старался прокормить больную мать и четырех сестер отбросами и рыбьими головами, которые находил в сточной канаве у дворца. Причем придворные ее величества каждый день опрокидывали ему на голову зловонные подносы с гниющими остатками пышных трапез. Он никогда не стал бы первоклассным карманником, но был достаточно смышлен, поэтому я решил дать ему возможность вываливать на головы милордов и миледи кучи грязного белья, когда они сами об этом попросят.
— Наверное, мне следовало отдать ему свой кошелек, чтобы впредь чувствовать себя в безопасности, — встревожился Криспин.
— Не беспокойся, — шутливо-покровительственным тоном отозвался Лоуренс. — Я замолвлю за тебя словечко перед его хозяином. Если, конечно, ты не откажешься оказать мне услугу взамен.
— Все, что угодно, ваше сиятельство, — широко развел руки в стороны Криспин.
— Речь даже и не об услуге. Просто есть один вопрос. Скажи, когда ты был на континенте, не приходилось ли тебе слышать о человеке по имени Феникс?
— Феникс? — Криспин поморщился. — Это мифологическая птица? Которая восстает из пепла или что-то в этом роде?
— Да, но еще так зовут какого-то человека, — нетерпеливо кивнул Лоуренс. — Это совершенно мистическая персона. Наверное, он взял это имя потому, что его невозможно убить. На континенте нет правительства, включая императора Китая, которое не поскупилось бы на любое вознаграждение за то, чтобы уничтожить его окончательно. Вознаграждение выплачивалось четырежды, но после этого он снова оказывался живым и невредимым. Все считают, что он работает на королеву Лиз, но кое-кто в Лондоне из сторонников короля готов хорошо заплатить за идентификацию этого самого Феникса и за его пленение. И судя по тому, насколько это серьезно, в этом заинтересован сам король.
— И тебе бы очень хотелось заполучить эту почетную награду, — вызывающе подытожил Криспин.
— Именно. Я подумал, что, может быть, ты что-то слышал за границей или подозреваешь кого-нибудь здесь. Он находился в Европе последние два года, а теперь, говорят, вернулся в Англию.
— Вернулся в Англию? А разве он жил здесь когда-то?
— Да, — кивнул Лоуренс. — Он незаконно пересек границу несколько лет назад. С тех пор о нем и распространилась молва. По свидетельству очевидца, один из пограничников — Деймон Голдхоук, отличный стрелок, — выстрелил в него четыре раза, но все пули рикошетом отскочили от Феникса и угодили ему прямо в сердце.
— Как же ты хочешь поймать его в таком случае? — с неподдельным интересом поинтересовался Криспин и был разочарован, когда Лоуренс лишь пожал плечами:
— Сначала нужно найти его. А потом подумаем, как его захватить.
Криспин решил, что засиделся слишком долго у друга, поэтому откланялся, пожелав ему удачи.
— Будь осторожен, — предупредил его Лоуренс, провожая до двери. — Лондон в последнее время напоминает зверинец, состоящий из мистических тварей, поэтому небезопасен.
Спускаясь по лестнице, Криспин хмыкнул, вспомнив слова Лоуренса. В него были выпущены три пули, а не четыре, и только два его ответных выстрела угодили в сердце пограничника. Выходит, что Феникс не так уж неуязвим.
Глава 5
Гримли уже открывал дверь, направляясь исполнять приказы хозяина, когда мимо него промчался перепуганный лакей, словно подгоняемый потусторонней силой.
— Простите, милорд. Я пытался остановить его, но ничего не смог по…
Потусторонняя сила в действительности оказалась сверкающим острием шпаги, которую держал в руке высокий светловолосый человек с холодными серо-голубыми глазами.
— Это правда, милорд, — сказал он. — Я настаивал на встрече с вами. Полагаю, мы с вами не закончили обсуждение одного важного дела.
Гримли стремительно выхватил шпагу из ножен и подступил к незваному гостю вплотную:
— Ни шага вперед, сэр, если вам дорога ваша жизнь.
Резким, скупым движением запястья незнакомец разоружил помощника и опрокинул его на пол, лакей воспользовался случаем, чтобы ускользнуть. Гримли был потрясен даже не тем, что с ним произошло, а тем, что его хозяин вдруг удовлетворенно крякнул и рассмеялся.
— Криспин, я вижу, ты научился владеть шпагой гораздо лучше с тех пор, как протянул мне руку помощи. Когда ты вернулся? — спросил Лоуренс, вытирая выступившие от смеха слезы и обходя вокруг стола, чтобы заключить в объятия друга.
— На этой неделе, — дружелюбно отозвался Криспин. — Я собирался зайти раньше, но дела задержали.
— И как же ее зовут? — Лоуренс приподнял одну бровь. Этот жест он перенял у Криспина, когда им обоим было по десять лет. — Энни? Мэри? Или она из тех француженок, про которых ты раньше любил рассказывать всякие истории?
Криспин уклончиво усмехнулся и наклонился, чтобы помочь Гримли подняться.
— Простите, мой друг, — извинился он, возвращая ему шпагу. — Просто я не выношу, когда на меня нападают.
Гримли попробовал улыбнуться, понял, что это у него не получится, и учтиво поклонился:
— Для меня большая честь быть поверженным графом Сандалом. Я вам еще нужен, милорд, или я могу заняться делом, которое мы только что обсудили? — добавил он, обращаясь к хозяину.
— Да, займись делом. Мы закончим наш разговор позже. Гримли еще раз поклонился обоим и вышел.
— Если я помешал, то могу зайти в другое время, — предложил Криспин, но Лоуренс отрицательно покачал головой:
— Ничего особенно важного. Проходи и рассказывай. Впрочем, дай-ка я попробую догадаться. Она изящна и хрупка, с такими светлыми волосами, что они кажутся серебристыми, и с круглыми грудями, как два спелых апельсина. — Лоуренс великолепно описал тот тип женщин, из-за которых они соперничали, пока не подружились двадцать два года назад.
Они познакомились десятилетними мальчишками и, несмотря на разное происхождение — Лоуренс был из невероятно бедной семьи, а Криспин из невероятно богатой, — выросли вместе, и их связывали такие близкие отношения, что кузены Криспина им завидовали. Криспин до сих пор помнил тот день, когда они встретились. Он стоял на пристани Сандал-Холла и смотрел на бурые пенящиеся волны Темзы, размышляя, не броситься ли в воду и не возвратиться ли вплавь в Венецию. В противном случае ему предстояло вернуться в дом и провести еще две долгие, мучительные недели у тетушек. Он уже сделал выбор в пользу побега, решив, что водяная могила все же лучше, нежели еще одна лекция о том, как подобает себя вести джентльмену, как вдруг услышал крик и совсем рядом увидел голову, колыхавшуюся на волнах. Через секунду голова исчезла, и вверх взметнулись две отчаянно размахивающие в воздухе руки. Не раздумывая, Криспин бросился вперед, ухватился за руки утопающего и втянул его на ступени пристани.
Им оказался мальчик примерно его возраста, который, едва откашлявшись от воды, строго спросил:
— Зачем ты это сделал?
— Ты тонул. Я спас тебе жизнь, — удивленно ответил Криспин.
— И теперь из-за этого я проиграл три полпенса! — возмутился мальчишка, но, оглядевшись и заметив фасад роскошного дома за спиной своего спасителя, вдруг повеселел и хитро прищурился. — Впрочем, ты можешь компенсировать мою потерю, если дашь мне фунт.
Криспин, которому тетушками было отказано в карманных деньгах из-за того, что он отказывался следовать правилам приличного поедания голубя (его запрещалось пронзать вилкой насквозь и разыгрывать с ним представление на тарелке среди кусочков репы под молчаливое одобрение хорошенькой горничной), заметил, что это Лоуренс его должник.
— Ты мне нравишься, — заявил мальчуган, дрожа от холода. — Ты человек разумный.
В этот момент и был заложен фундамент их дружбы. Криспин научил Лоуренса плавать, а тот, в свою очередь, научил его жить. Криспин нашел в Лоуренсе противоядие тетушкиным поучениям, а Лоуренс видел перед собой образец настоящего джентльмена, каковым всегда мечтал стать. Годы шли, и повар дома Сандалов перестал удивляться тому, что расход баранины, пирога из голубей, жареной свинины и особенно пудинга с кремом, отпускаемых для Криспина, каждое лето удваивался; а камердинер стал воспринимать как должное счета от галантерейщика, где все предметы туалета, заказанные Криспином, значились в двух экземплярах.
Сначала они находились в неравных экономических условиях, поэтому Криспину приходилось субсидировать все их совместные затеи, но к тому времени, когда им исполнилось по пятнадцать, Лоуренс начал постепенно сколачивать капитал, из которого впоследствии выросла его империя. Отказываясь от финансовой помощи Криспина, он тем не менее был рад воспользоваться помощью семьи Арборетти, чтобы вкладывать деньги в игорные дома и таверны. Криспин, его брат Йен и кузены Майлз, Тристан и Себастьян, которые проводили лето в Англии, занимались тем, что из укрытия следили за посетителями игорных домов, подсчитывая возможные проигрыши и выигрыши за разными столами; или сидели в углу новой таверны Лоуренса и, борясь с жаждой, наблюдали, как поток клиентов сливался с рекой эля. А поздно ночью они, бывало, горячо спорили о том, что доходнее: казино, где за каждым столом будет присматривать полуобнаженная женщина (да); таверна на открытом воздухе, где кремовый пудинг, и только он один, будут подавать круглосуточно (нет, от пчел отбоя не будет); питейное заведение, где напитки будут подавать служанки, на которых из одежды будут лишь драгоценности (да, да, да); а также о том, красная или черная драпировка помещения помогает людям легче расставаться с деньгами (красная).
Дружеская помощь Арборетти и светский глянец, который Лоуренс приобрел рядом с ними, оказались бесценными сокровищами, когда он начал строительство своей империи. Тесная связь с этим домом давала Лоуренсу огромное преимущество перед своими соперниками и внушала им уважение, однако Криспин знал, что своим успехом его друг обязан прежде всего природной смекалке и обширной сети осведомителей в разных сферах городской жизни. Очень немногие события происходили в Лондоне без ведома Лоуренса, и почти из каждого он умудрялся извлечь прибыль. Его осведомители не уступали тайной службе королевы, и одной из причин, по которой ему до сих пор удавалось ладить с законом, было успешное сотрудничество со службой ее величества.
Именно за информацией Криспин и пришел сегодня к другу. Ему нужно было поспеть еще в несколько мест, поэтому он решил сразу же перейти к делу.
— Ты ошибаешься на этот раз. Она вовсе не изящна, не хрупка, и грудь ее не похожа на спелые апельсины, — самодовольно усмехнулся он.
— Я давно этого боялся, — нахмурился Лоуренс. — Жизнь на континенте изменила твои вкусы. Нужно немедленно вернуть все на круги своя.
— Не волнуйся, — рассмеялся Криспин. — Мои вкусы остались прежними. Эта женщина не моя любовница, слава Богу, но мне нужна информация о ней. Тебе что-нибудь известно о леди по имени Софи Чампьон?
— Элвуд! — крикнул Лоуренс, приоткрыв дверь в дальнем углу комнаты.
Не успел он вернуться к столу, как появился высокий, худой молодой человек с серьезным лицом. Жидкая челка едва прикрывала глубокий шрам на его лбу, а под мышкой он держал толстую книгу в красном кожаном переплете.
— Да, милорд?
— Элвуд отвечает за часть алфавита от Т до Я, — объяснил Лоуренс Криспину, после чего обратился к пришедшему. — Что нам известно о Софи Чампьон?
Элвуд поднял глаза к потолку, задумался на мгновение и, барабаня пальцами по книге, стал монотонно, словно оглашая перечень преступлений, бормотать:
— Софи Чампьон. Возраст — около двадцати шести. Рост — выше среднего. Предположительно очень богата, но источник доходов неизвестен. Впрочем, мы не пытались выяснять, — поспешил он оправдаться, чтобы хозяин не обвинил его в нерадивости. — Известно также, что ее называют сиреной.
— Сиреной? — в один голос переспросили Криспин и Лоуренс.
— Именно так. — Элвуд опустил глаза, чтобы дать требуемое пояснение. — То ли потому, что ее красота способна заставить мужчин позабыть о долге, то ли потому, что ее сладкоречив смертоносно для них. А возможно, что и то и другое верно. — Молодой человек покраснел и поспешил продолжить доклад: — Те, кто не называет ее сиреной, клянутся, что она колдунья или, вернее, ведьма. Обладает необъяснимой властью над мужчинами и толкает их на странные поступки. Говорят, что она накладывает проклятие на тех, кто осмелится прикоснуться к ней или, того хуже, посвататься. Однако мало кого это останавливает.
— И часто к ней сватались? — небрежно спросил Криспин. Элвуд раскрыл книгу и стал листать страницы, шевеля губами и ведя тщательный подсчет.
— Сорок три раза, — ответил он наконец, но, перевернув страницу, внес уточнение: — Извините, сорок шесть. Трое на прошлой неделе.
— И какие у нас шансы? — поинтересовался Лоуренс, тихонько присвистнув.
— Сначала ставки были скромными, один к одному, — листая книгу, докладывал Элвуд. — После предложения Томаса Аргила один фунт принес бы вам ровно такую же прибыль. К тому времени, когда посватался лорд Кримли, вы могли бы получить десять фунтов за один в случае, если бы она приняла предложение. Последняя ставка — сто к одному. Это самая большая ставка в истории лондонского брачного тотализатора.
— Знаешь, — шепнул Лоуренс Криспину, — если тебе удастся сдвинуть дело с мертвой точки, ты будешь очень богат.
— Я и так очень богат, — заметил Криспин. — К тому же она не в моем вкусе.
— А, так ты ее видел! И какова она? Может быть, я сам попытаюсь.
— Если я могу высказать свое мнение, милорд, я бы вам не советовал, — взволнованно вмешался Элвуд. — Она очень опасная женщина.
— Опасная? — снова в один голос изумились Лоуренс и Криспин.
— Мы проводили расследование по заказу ее величества и, несмотря на все старания, не смогли ничего разузнать о ее прошлом и семье. Нам удалось выяснить, что она родом откуда-то из-под Ньюкасла, но церковная книга, где была сделана запись, уничтожена по неизвестной причине, а новый священник никогда не слышал о Софи Чампьон. Она появилась в Лондоне впервые около двух лет назад, ее ввел в светское общество лорд Гросгрейн. Кстати, ваш сосед, лорд Сандал. Именно тогда ее величество затребовала у нас информацию. Лорд Гросгрейн заявил, что является ее крестным, но это показалось королевским службам сомнительным, и эти сомнения так и не были разрешены вплоть до его смерти в прошлый понедельник.
— Вы думаете, это она убила его? Своего крестного? — Странный тон Элвуда вызвал интерес Криспина.
— Я не думаю, милорд, я докладываю, — скромно отозвался Элвуд. — Смерть лорда Гросгрейна внешне похожа на несчастный случай — он упал с лошади. Но есть сведения и другого рода. Еще раньше ходили слухи, что его отношения с мисс Чампьон не совсем таковы, какими они были заявлены. Вскоре после того, как он объявил ее своей крестной, лорд Гросгрейн женился вторично.
— Верно, — перебил его Лоуренс. — Он женился на Констанции Кэтчсол.
— Да, сэр. Ставка — один к полутора. Беспроигрышное дело. — Элвуд вдруг обратился прямо к Криспину: — Простите, лорд Сандал, вы ведь когда-то имели отношения с этой леди?
— Да, — признал тот, давно привыкнув к поразительной осведомленности людей Лоуренса. — Но не спешите вносить в свою книгу брачных ставок мое имя в качестве соискателя ее руки. Следует уважать траур дамы, скорбящей по мужу.
Еще накануне весть о том, что Констанция снова свободна, наполнило бы сердце Криспина радостью. Когда десять лет назад он предлагал ей руку и сердце, у него и в мыслях не было, что на свете может существовать женщина прекраснее. Она была великолепна, когда трогательно прижала руку к груди, выслушивая его признание, а затем рассмеялась, ответив, что, хотя и обожает его всем сердцем, выйти за него замуж не может, потому что он слишком юн. Возможно, он попытал бы счастья еще раз три года спустя, после смерти ее первого мужа, но еще до окончания траура ему пришлось уехать на континент. В то время, став старше, мудрее и богаче, она недвусмысленно дала ему понять, что он легко может заполучить ее руку, если не сердце. Очевидно, ситуация с тех пор не изменилась.
Она была бы для него идеальной женой: достаточно красивой, чтобы получать удовольствие от супружеских обязанностей; достаточно тщеславной, чтобы не требовать постоянного восхищения; достаточно поверхностной, чтобы не претендовать на постоянное поощрение. В браке с ней он мог бы продолжать жить своей жизнью при условии, что у нее будет вдоволь драгоценностей, платьев и всего, что ее душе угодно. Они производили бы ошеломляющее впечатление на окружающих, появляясь вместе в свете, не вмешивались бы в личную жизнь друг друга и, возможно, иногда не без удовольствия проводили бы время на супружеском ложе. Лучшего брака по взаимной договоренности нельзя было и представить. А главное, тетушки были бы в восторге от его выбора.
Однако сюда он пришел за сведениями о другой женщине. Стряхнув с себя задумчивость, Криспин обратился к Элвуду:
— А какое отношение имеет второй брак лорда Гросгрейна к Софи Чампьон?
— Говорят, что после свадьбы лорд Гросгрейн отдалился от крестницы, — объяснил тот. — Считается, что мисс Софи предполагала стать леди Гросгрейн, поэтому была разочарована, если не сказать взбешена, новым браком крестного. Очевидно, в этом и была причина ее отказов выйти замуж за другого.
— Но это мнение опровергают ее отказы на три предложения, полученные на прошлой неделе, ведь они поступили уже после смерти крестного, — возразил Криспин. — Да и те, которые она получила после брака дяди и Констанции, говорят в ее пользу.
— Это не совсем так, — покачал головой Элвуд. — Существует мнение, что состояние мисс Чампьон возникло в результате шантажа лорда Гросгрейна, который нарушил их тайный брачный контракт. Он женился на другой, отказав тем самым мисс Софи в ее притязаниях. — Предвосхищая вопрос Криспина, он поспешно продолжил: — Никаких свидетельств о таком контракте нет, это лишь слухи. — Для убедительности Элвуд хлопнул по книге. — Его имя никогда не входило в список претендентов на ее руку.
— Но если она его шантажировала, то зачем ей было его убивать? — задумчиво вымолвил Криспин.
— Говорят, что она, будучи женщиной страстной, не смогла ограничиться шантажом и решилась на убийство. Те, кто отрицает возможность шантажа, считают, что она убила его из ревности. Оба мнения довольно сомнительны. Впрочем, кто может понять женщину!
— Но в этом вообще нет никакого смысла, — нахмурился Криспин. — Если она не могла смириться с браком крестного, то почему не убила Констанцию вместо него? И потом, вы, кажется, сказали, что это был несчастный случай.
— Мифологические сирены могли погубить человека одним лишь своим голосом, своим пением. Многие готовы наделить Софи Чампьон такими же способностями.
— Судя по всему, она просто женщина, — заключил Лоуренс, когда Элвуд закончил доклад.
— Да, — тихо и задумчиво отозвался Криспин и спросил уже громче: — Вы знаете, где она живет?
— Это еще одна причина, по которой ее считают ведьмой, — заметил Элвуд. — Она живет в старом монастыре Пресвятой Девы, что по соседству с домом ее крестного и как раз напротив вашего поместья, лорд Сандал. Это место теперь называют «Курятником», потому что она живет там с двумя другими женщинами — Октавией Апиа, известной портнихой, и… — Элвуд покосился на Лоуренса, который едва заметно вздрогнул, — и с Эмми Баттерич, старшей дочерью лорда Элсли. Среди слуг нет мужчин, только женщины.
— Даже повар? — уточнил Криспин.
— Да, кухарка, — подтвердил Элвуд. — И говорят, она великолепно готовит. Граф Дорчестер пытался переманить ее к себе, даже не попробовав, а только прослышав о ее знаменитых пирожных из апельсиновой цедры, но безуспешно.
— Зачем тебе нужны эти сведения? Ты ищешь повара? — спросил Лоуренс Криспина.
— Нет, я вполне доволен Кастором, — улыбнулся тот. — Просто мой друг попросил меня разузнать об этой женщине. В благодарность за твою помощь я готов немедленно сообщить тебе, если он захочет предложить ей руку, дабы ты мог сразу же внести его в свою книгу. Хотя в здравом уме я вряд ли посоветую кому-нибудь решиться на такой смелый шаг по отношению к этому чудовищу.
— Чудовище, — задумчиво повторил Лоуренс. — Это напомнило мне об одной вещи, о которой я хотел бы поговорить с тобой, Криспин. Элвуд, твоя помощь оказалась неоценимой, спасибо. — С этими словами он выпроводил того, кто знал все от Т до Я.
— Где ты раздобыл такого человека? Он просто великолепен, — сказал Криспин, когда дверь за Элвудом закрылась.
— Когда-то он залез ко мне в карман, — рассмеялся Лоуренс. — Вернее, попытался это сделать. Он был в отчаянии, потому что старался прокормить больную мать и четырех сестер отбросами и рыбьими головами, которые находил в сточной канаве у дворца. Причем придворные ее величества каждый день опрокидывали ему на голову зловонные подносы с гниющими остатками пышных трапез. Он никогда не стал бы первоклассным карманником, но был достаточно смышлен, поэтому я решил дать ему возможность вываливать на головы милордов и миледи кучи грязного белья, когда они сами об этом попросят.
— Наверное, мне следовало отдать ему свой кошелек, чтобы впредь чувствовать себя в безопасности, — встревожился Криспин.
— Не беспокойся, — шутливо-покровительственным тоном отозвался Лоуренс. — Я замолвлю за тебя словечко перед его хозяином. Если, конечно, ты не откажешься оказать мне услугу взамен.
— Все, что угодно, ваше сиятельство, — широко развел руки в стороны Криспин.
— Речь даже и не об услуге. Просто есть один вопрос. Скажи, когда ты был на континенте, не приходилось ли тебе слышать о человеке по имени Феникс?
— Феникс? — Криспин поморщился. — Это мифологическая птица? Которая восстает из пепла или что-то в этом роде?
— Да, но еще так зовут какого-то человека, — нетерпеливо кивнул Лоуренс. — Это совершенно мистическая персона. Наверное, он взял это имя потому, что его невозможно убить. На континенте нет правительства, включая императора Китая, которое не поскупилось бы на любое вознаграждение за то, чтобы уничтожить его окончательно. Вознаграждение выплачивалось четырежды, но после этого он снова оказывался живым и невредимым. Все считают, что он работает на королеву Лиз, но кое-кто в Лондоне из сторонников короля готов хорошо заплатить за идентификацию этого самого Феникса и за его пленение. И судя по тому, насколько это серьезно, в этом заинтересован сам король.
— И тебе бы очень хотелось заполучить эту почетную награду, — вызывающе подытожил Криспин.
— Именно. Я подумал, что, может быть, ты что-то слышал за границей или подозреваешь кого-нибудь здесь. Он находился в Европе последние два года, а теперь, говорят, вернулся в Англию.
— Вернулся в Англию? А разве он жил здесь когда-то?
— Да, — кивнул Лоуренс. — Он незаконно пересек границу несколько лет назад. С тех пор о нем и распространилась молва. По свидетельству очевидца, один из пограничников — Деймон Голдхоук, отличный стрелок, — выстрелил в него четыре раза, но все пули рикошетом отскочили от Феникса и угодили ему прямо в сердце.
— Как же ты хочешь поймать его в таком случае? — с неподдельным интересом поинтересовался Криспин и был разочарован, когда Лоуренс лишь пожал плечами:
— Сначала нужно найти его. А потом подумаем, как его захватить.
Криспин решил, что засиделся слишком долго у друга, поэтому откланялся, пожелав ему удачи.
— Будь осторожен, — предупредил его Лоуренс, провожая до двери. — Лондон в последнее время напоминает зверинец, состоящий из мистических тварей, поэтому небезопасен.
Спускаясь по лестнице, Криспин хмыкнул, вспомнив слова Лоуренса. В него были выпущены три пули, а не четыре, и только два его ответных выстрела угодили в сердце пограничника. Выходит, что Феникс не так уж неуязвим.
Глава 5
— Где ты была? — спросила Октавия, открыв дверь «Курятника» и найдя там Софи. Не дожидаясь ответа, она отвела ее в библиотеку и усадила в зеленое кресло. — Ты ужасно выглядишь. Откуда у тебя эти лосины и рубашка? Ткань великолепна, но пошив не британский — слишком стильно — и размер не твой. Что ты сделала с костюмом, который я для тебя сшила? Ты знаешь, что у тебя усы отклеились?
Софи молча смотрела на подругу, стараясь мысленно ответить сразу на все ее вопросы, когда в комнату вдруг ворвалась Эмми.
— Где ты нашла ее? — спросила она Октавию.
— Она слонялась по главной аллее, когда я возвращалась из мастерской.
Софи поморщилась, услышав слово «слонялась».
— Ты ужасно выглядишь, и твои идиотские усы совсем отклеились, — сказала Эмми. — Что у тебя с головой?
— Это апельсиновое пирожное, — неохотно объяснила Софи.
— Тебя оглушили апельсиновым пирожным? — недоверчиво переспросила Эмми.
— Нет. — Софи вдруг почувствовала, что к ней возвращается уверенность. — Но если вы не станете донимать меня, я оглушу вас апельсиновыми пирожными. Тем более что на кухне их предостаточно. Я готова съесть десять штук подряд.
— Ты знаешь, что Ричарде уволится, если ее кулинарные шедевры перестанут есть? — Октавия и Эмми тревожно переглянулись. — А нам всем этого не хочется.
— Отлично. — Софи чувствовала, что ее голова, нервы и пустой желудок требуют еды. Не каждое утро ей приходилось просыпаться обнаженной в постели чужого мужчины. — Скажите ей, что если она сейчас же не приготовит мне десять, нет, лучше двенадцать пирожных, я больше никогда не попрошу ее о такой услуге. — С этими словами она приложила руку к груди.
— Ты готова поклясться? — спросила Эмми.
— Неужели все так серьезно? — удивилась Софи, но когда подруги кивнули в ответ, она тяжело вздохнула и сказала: — Даю слово чести.
Эмми отправилась на кухню, где господствовали они с Ричарде и куда всем прочим вход был воспрещен. Октавия тем временем проводила Софи в спальню. Софи очень любила эту комнату, именно из-за нее она решила приобрести заброшенный монастырь Пресвятой Девы два года назад.
Когда-то туманным летним днем она переступила порог монастыря, погруженного в сеть сумеречных теней. Софи долго бродила по залам и пустым коридорам, пока не оказалась в спальне, которая потрясла ее до глубины души. Она была полна света, сотней его оттенков, свет пробивался через узкие окна под самым потолком, окрашивая стены желтым. Раньше эти окна принадлежали часовне, а потом, после перестройки монастыря, их отнесли к личной спальне аббатисы. Две пары окон были украшены изображениями женщин-святых в разноцветных одеждах. В центральном окне помещался образ Пресвятой Девы, с улыбкой отпускающей грехи тем, кто живет в этой комнате.
Эти пять святых женщин были ангелами-хранителями Софи. Днем они наполняли комнату искрящимся, движущимся светом, по которому можно было определить, который час. Раннее утро было окрашено в нежно-голубой цвет, затем наступал черед красного, золотой означал полдень, потом в свои права вступал зеленый, оттенки которого постепенно менялись, переходя в неглубокую темноту ночи. Днем изображения на окнах радовали Софи своим цветом, но истинную службу они служили ей ночью: отгоняя прочь мрак, они не позволяли ей чувствовать себя одиноко, незащищено, их умиротворенные лики заставляли молчать внутренний голос, преследовавший Софи постоянно. Она верила, что никто и ничто не может причинить ей вреда, пока она находится под бдительным наблюдением святых.
Горничная Энни так часто заставала Софи спящей на полу возле окна, что Октавия в конце концов велела поставить на этом месте диван с пуховыми подушками. Именно на этом удобном предмете меблировки Октавия и оставила Софи отдыхать. Она вернулась через четверть часа в сопровождении служанок, одна из которых катила ванну на колесиках, наполненную горячей водой, а другая несла деревянную шкатулку со множеством стеклянных флаконов.
— Раздевайся, — приказала Октавия и с удивлением заметила, как Софи съежилась от страха. — В чем дело?
— Я никогда… — ответила та, поднимаясь и снимая рубашку, которая так понравилась подруге, — не желаю больше… — продолжала она, отбрасывая в угол комнаты скомканные лосины, — слышать… — она влезла в ванну, — это слово, — закончила Софи и с головой погрузилась в воду.
Софи молча смотрела на подругу, стараясь мысленно ответить сразу на все ее вопросы, когда в комнату вдруг ворвалась Эмми.
— Где ты нашла ее? — спросила она Октавию.
— Она слонялась по главной аллее, когда я возвращалась из мастерской.
Софи поморщилась, услышав слово «слонялась».
— Ты ужасно выглядишь, и твои идиотские усы совсем отклеились, — сказала Эмми. — Что у тебя с головой?
— Это апельсиновое пирожное, — неохотно объяснила Софи.
— Тебя оглушили апельсиновым пирожным? — недоверчиво переспросила Эмми.
— Нет. — Софи вдруг почувствовала, что к ней возвращается уверенность. — Но если вы не станете донимать меня, я оглушу вас апельсиновыми пирожными. Тем более что на кухне их предостаточно. Я готова съесть десять штук подряд.
— Ты знаешь, что Ричарде уволится, если ее кулинарные шедевры перестанут есть? — Октавия и Эмми тревожно переглянулись. — А нам всем этого не хочется.
— Отлично. — Софи чувствовала, что ее голова, нервы и пустой желудок требуют еды. Не каждое утро ей приходилось просыпаться обнаженной в постели чужого мужчины. — Скажите ей, что если она сейчас же не приготовит мне десять, нет, лучше двенадцать пирожных, я больше никогда не попрошу ее о такой услуге. — С этими словами она приложила руку к груди.
— Ты готова поклясться? — спросила Эмми.
— Неужели все так серьезно? — удивилась Софи, но когда подруги кивнули в ответ, она тяжело вздохнула и сказала: — Даю слово чести.
Эмми отправилась на кухню, где господствовали они с Ричарде и куда всем прочим вход был воспрещен. Октавия тем временем проводила Софи в спальню. Софи очень любила эту комнату, именно из-за нее она решила приобрести заброшенный монастырь Пресвятой Девы два года назад.
Когда-то туманным летним днем она переступила порог монастыря, погруженного в сеть сумеречных теней. Софи долго бродила по залам и пустым коридорам, пока не оказалась в спальне, которая потрясла ее до глубины души. Она была полна света, сотней его оттенков, свет пробивался через узкие окна под самым потолком, окрашивая стены желтым. Раньше эти окна принадлежали часовне, а потом, после перестройки монастыря, их отнесли к личной спальне аббатисы. Две пары окон были украшены изображениями женщин-святых в разноцветных одеждах. В центральном окне помещался образ Пресвятой Девы, с улыбкой отпускающей грехи тем, кто живет в этой комнате.
Эти пять святых женщин были ангелами-хранителями Софи. Днем они наполняли комнату искрящимся, движущимся светом, по которому можно было определить, который час. Раннее утро было окрашено в нежно-голубой цвет, затем наступал черед красного, золотой означал полдень, потом в свои права вступал зеленый, оттенки которого постепенно менялись, переходя в неглубокую темноту ночи. Днем изображения на окнах радовали Софи своим цветом, но истинную службу они служили ей ночью: отгоняя прочь мрак, они не позволяли ей чувствовать себя одиноко, незащищено, их умиротворенные лики заставляли молчать внутренний голос, преследовавший Софи постоянно. Она верила, что никто и ничто не может причинить ей вреда, пока она находится под бдительным наблюдением святых.
Горничная Энни так часто заставала Софи спящей на полу возле окна, что Октавия в конце концов велела поставить на этом месте диван с пуховыми подушками. Именно на этом удобном предмете меблировки Октавия и оставила Софи отдыхать. Она вернулась через четверть часа в сопровождении служанок, одна из которых катила ванну на колесиках, наполненную горячей водой, а другая несла деревянную шкатулку со множеством стеклянных флаконов.
— Раздевайся, — приказала Октавия и с удивлением заметила, как Софи съежилась от страха. — В чем дело?
— Я никогда… — ответила та, поднимаясь и снимая рубашку, которая так понравилась подруге, — не желаю больше… — продолжала она, отбрасывая в угол комнаты скомканные лосины, — слышать… — она влезла в ванну, — это слово, — закончила Софи и с головой погрузилась в воду.