Яковлев Юрий. Саманта

   - Когда я летела, - продолжала хозяйка, - миллионы людей переживали за меня. И поэтому мне было легче побороть свой страх. Ты, говорят, сейчас была на велотреке, попробовала промчаться по стене. Тебе было страшно?
   - О, да! - воскликнула девочка: если космонавт не боится признаться, что было страшно, то ей тоже нечего скрывать. - Но я не заплакала и не закричала.
   Потом они пили чай.
   И тогда Саманта решилась и задала хозяйке прямой и страшный вопрос:
   - А если будет космическая война, вы тоже будете воевать?
   Мама нахмурилась. Папа энергично пригладил ладонью свои вихры. Наташа покраснела.
   И только хозяйка оставалась спокойной.
   - Никаких звездных войн не будет, - убежденно сказала она.
   - Почему? - удивилась юная американка.
   - Потому что люди не настолько безрассудны, чтобы допустить такую катастрофу.
   - Но наш президент говорит... - Саманта запнулась.
   А хозяйка задумчиво посмотрела на нее и покачала головой.
   - Президент не бог, и если он думает, что ему под силу решить судьбу всего мира, он, вероятно, ошибается, - сказала она и перевела взгляд на миссис Джейн и мистера Артура. - Как жаль, что даже за чаем, даже в обществе ребенка приходится заниматься политикой, - с сожалением сказала она. - Мы уберегли своих детей от страхов перед звездными войнами...
   - Какое счастье! - воскликнула мама.
   - Мы бы тоже рады уберечь, - сказал папа. - Но мы воспитываем детей более реалистично.
   - Я много повидала на своем веку, - продолжала хозяйка, - но никак не могу вообразить, что на свете есть люди, которые готовы лишить своих внуков детства и в своей игре ставят на карту их жизни. Нам приходится оберегать и своих детей, и ваших.
   И тут она обняла Саманту, ласково притянула ее к себе. И крепко прижала. "Так, что косточки затрещали", - впоследствии вспомнит Саманта.
   - Ты-то откуда знаешь о звездных войнах? - спросила она.
   - Я видела по телевизору фильмы "Звездные войны".
   - Это не детские фильмы. Это вообще нечеловеческие фильмы.
   - Но телевизор смотрят все, - вздохнула мама.
   - Есть вещи, от которых надо оберегать детей. Как от заразы.
   Женщина-космонавт поднялась из-за стола и, обняв себя за плечи, прошлась по комнате. И Саманте вдруг показалось, что полет в космос от нее далеко-далеко и что теперь она полна других забот, которые поважнее космоса, - эти заботы связаны с судьбой Земли, которая из далей космоса кажется прекрасным голубым шаром.
   Мир начинается с Ленина
   Каждый день в Москве дарил Саманте новые, незабываемые впечатления. Ее мир - мир девочки из небольшого американского городка - оказался таким невместительным. Теперь этот мир с каждым днем разрастался, расширял свои границы. Мир Саманты становился богаче и ярче.
   В Москве Саманта впервые услышала имя Ленина.
   - Сегодня мы поедем к Ленину, - объявила Наташа.
   - А где он живет? - полюбопытствовала Саманта.
   От этого неожиданного вопроса Наташа даже растерялась, но, внимательно посмотрев в глаза девочке, сказала:
   - Мы поедем на Красную площадь, где стоит Мавзолей Ленина.
   Красная площадь оказалась не красной - она была вымощена темными каменными брусочками, отливающими синевой. Красными были стены Кремля и звезды на башнях.
   Саманта со своими спутниками подошла к гранитному сооружению. У входа замерли два часовых.
   - Это Мавзолей Ленина, - тихо произнесла Наташа.
   - Ленин, как наш Вашингтон, - объяснил Саманте папа. - Его знает каждый.
   Он положил к стене Мавзолея букетик гвоздик. И все направились к распахнутым дверям. Саманта подумала, что часовые, охраняющие вход в Мавзолей, сейчас скрестят винтовки и преградят им путь. Но воины не шелохнулись.
   В полутьме подземного зала в стеклянном саркофаге лежал немолодой человек. У него было спокойное, усталое лицо. Словно он уснул после трудного рабочего дня. Это не было лицо героя и не было лицо властелина. Саманте оно показалось знакомым, словно Ленин бывал у них в доме на окраине Манчестера, сидел на ступеньке крыльца...
   Стараясь не дышать, чтобы не потревожить сон Ленина, Саманта почему-то представила себе, как собака трется о его ногу, а он гладит ее. И улыбается. Саманте было очень легко представить себе его улыбку. Значительно труднее было сознавать, что Ленин мертв. В глубине души девочка не могла согласиться с этим. Она вообще никогда в жизни не видела мертвого человека.
   Ленин спал. Глаза его были сомкнуты.
   "Интересно, какие у него глаза: серые или карие?" - подумала Саманта и про себя решила: добрые.
   Папа коснулся рукой ее плеча - надо идти! - и девочка нехотя направилась к выходу.
   Когда по каменным ступеням тихо, чтобы не потревожить торжественной тишины, Саманта вышла наружу, солнце стояло высоко и над площадью плыли мелодичные неторопливые удары часов - Кремлевских курантов.
   Саманта шла по кремлевскому двору, а перед глазами все еще стояло лицо спящего Ленина. И девочка думала: пусть поспит, пусть отдохнет. Он слишком много недосыпал.
   Гостей пригласили посетить квартиру и рабочий кабинет Ленина. Квартира Ленина поражала удивительной скромностью. Слушая рассказ экскурсовода, Саманта разглядывала вещи Ленина, и они как бы оживали. Вспыхнуло и затрепетало маленькое пламя свечи - в трудные годы часто не было электричества, и тогда зажигали свечи. А белая кафельная печь не запылала, она и при жизни Ленина часто стояла нетопленой - не хватало дров. От печки тянуло холодком.
   Саманта представила себе, как Ленин входит в свой дом, снимает в маленькой прихожей пальто и вешает его, моет руки над раковиной умывальника, садится на венский стул с гнутой спинкой. Девочка потрогала рукой спинку стула.
   Ленин жил, как жили в те далекие трудные годы все люди России. Недосыпал, недоедал, замерзал.
   Саманта задержалась у кровати Ленина. Узкая кровать с железной спинкой походила на простую больничную койку. Когда враги ранили Ленина в плечо и в грудь, - он пожелал, чтобы его привезли домой. Сам поднялся по лестнице, чтобы никого не утруждать, и лег в свою суровую постель.
   Может быть, Ленин потому так ненавидел войну, что у людей от нее одни страдания.
   Девочка осторожно провела рукой по белому покрывалу.
   В кабинете Ленина Саманта долго рассматривала шкафы с книгами, пальму в кадке (Ленин сам поливал ее и сам влажной тряпкой протирал жесткие листья), стенные часы, старинный телефонный аппарат. К этому телефону сходились все нити страны, охваченной революционной борьбой. Сколько горьких известий нашептывал этот телефон Ленину. Сколько раз радостно докладывал о победах. А вдруг телефон сейчас зазвонит и Ленин торопливой походкой войдет в кабинет? Войдет и увидит нежданную гостью - маленькую американку.
   Но телефон так и не зазвонил, а хозяин так и не пришел в свой кабинет.
   Саманта нехотя уходила от Ленина.
   Все, что она узнала о нем, казалось, она узнала от него самого, всматриваясь в его лицо, изучая его дом, вещи, рабочее место.
   Только один вопрос задала она:
   - А у Ленина была собака?
   Вместо ответа ей показали старую фотографию, на которой Ленин сидел в плетеном кресле, а рядом стоял ирландский сеттер, положив морду на колено. Ленин гладил его.
   - У меня точно такой же! - воскликнула девочка: ирландские сеттеры все похожи друг на друга.
   Позднее, в Ленинграде, Саманте покажут штаб русской революции Смольный. Здесь сразу после восстания был принят Декрет о мире. И это тоже было делом Ленина.
   Мост через время
   Я часто думаю: если можно было бы повернуть колесо времени и вернуть то лето, когда в Москве появилась улыбчивая американская девочка с такими родными веснушками-конопушками, похожими на семечки березы, взял бы я ее за руку и сказал:
   - Пойдем, Сэми, я покажу тебе свою Москву.
   - А разве есть еще одна Москва? - Брови удивленно поднимутся домиком. - Хотя у нас в Штатах пять городов называются Москвой.
   - Другой Москвы нет. Но есть уголки, особенно дорогие мне. Может быть, ты разделишь мою любовь к ним?
   - О, да!
   И мы бы отправились в удивительное путешествие по тихим переулкам, где стоят не тронутые временем старые дома и ни один дом не похож на другой. Где зимой на мостовых, как в поле, лежит снег. И где смелые городские птицы чувствуют себя хозяевами Арбатских, Замоскворецких, Покровских переулков и Никитских ворот.
   И повел бы я Саманту по переулкам, далеким от туристских маршрутов, где стоят старые дома, где в уютных дворах - "московских двориках" растут старые, в два обхвата, тополя, а зимой, как в поле, лежит неубранный снег.
   Я привел бы свою подружку на Старый Арбат, к двухэтажному дому с мезонином, бывшему дому Хитрово. Он теперь отреставрирован, сверкает новизной. А ведь в этом доме после женитьбы жил наш Пушкин.
   Я бы рассказывал ей о Пушкине, а воображение девочки перенесло бы ее в далекое время. И вот уже улица покрыта снегом, на стеклах узор изморози, слышен скрип саней. А из возка на снег выскакивает Пушкин, горячий, радостный. Он размахивает цилиндром, что-то кричит, а снежинки смешиваются с завитками его курчавых волос, и его голова превращается в большой одуванчик. А потом из саней неторопливо выходит его молодая красавица жена.
   - Кто этот мистер с вьющимися волосами?
   Оказывается, Саманта не знает Пушкина. Про медведей на улицах Москвы успела узнать, а на Пушкина не хватило времени.
   И мне станет обидно, что она не знает нашего великого поэта.
   Я бы зажег в Саманте тягу к таинственному Пушкину. Придет время, она сама откроет для себя великого поэта.
   Придет ли время?
   Тогда я верил, что придет, и продолжил бы путешествие по моей Москве. Я бы привез Саманту на Горбатый мост.
   Пусть бы она молча осмотрела его, пусть бы спросила:
   - Зачем мост, если нет реки?
   - Река была... когда-то. Ее спрятали в трубы.
   - Значит, мост не нужен!
   - Этот нужен. Этот мост соединяет настоящее с прошлым, - объяснил бы я девочке, - а между ними время, как река.
   - Мост через время. - Саманта обрадовалась бы этому открытию. - А что это за прошлое, к которому перебросили мост?
   - Борьба за свободу. Как в Америке боролись с рабством, так и в России... Ты проходила по истории?
   Саманта бы утвердительно кивнула - вспомнила урок истории.
   - Люди шли в бой с песней "Нет, никогда мы не будем рабами". И погибали, - продолжил бы я свой рассказ. - "Это есть наш последний и решительный бой".
   - И бой шел на этом мосту?
   - Нет, Сэми. Того моста уже нет. Это памятник героическому Горбатому мосту. И если стоять на нем и думать, почувствуешь течение времени, как течение воды... По этому мосту приходит будущее. Ты видишь вокруг высокие, красивые дома? Когда-то на их месте были жалкие лачуги.
   - В них, как на плантациях Юга, жили рабы?
   - Ты все правильно поняла, Сэми, - сказал бы я. - А теперь перейдем по мосту через время. Я хочу вместе с тобой вернуться в 1941 год.
   И повез бы я мою маленькую американскую подругу на бывшую окраину Москвы. Я показал бы ей школу. Самую обычную школу-новостройку, похожую на пособие по геометрии.
   - Посмотри, Сэми. Это - школа.
   - Вы учились в этой школе?
   - Учился... Здесь... На этом месте. Только тогда здания школы не было. Здесь было поле.
   - Вы учились в поле?! - Глаза девочки вспыхнули бы от удивления.
   - Здесь было поле боя. Помню, по утрам выпадала холодная роса. А потом ударили морозы. Они ударили рано, в октябре. Я здесь здорово учился, Сэми. Так здорово, что едва жив остался. Здесь стояла шестая батарея. Штурмовики фашистов вылетали из-за ближнего леса. Появления танков мы тоже постоянно ждали оттуда... Мы глохли от стрельбы.
   - Это было страшно?
   - Мы тогда были очень молодыми. Еще не научились бояться. Теперь, когда оглядываюсь на это поле, становится страшновато.
   - А как же школа? - Девочке все еще было не по силам представить, что белого здания школы не было, что было поле.
   - Школы тогда не было. Но здесь, Сэми, стояла шестая батарея, и потому теперь стоит школа.
   До сих пор думаю: поняла бы Саманта смысл этих слов?
   Но в мыслях ребенка всегда рождаются неожиданные вопросы - мысли ребенка непредсказуемы.
   - Ты, как мистер Ральф, был солдатом?
   - Как мистер Ральф.
   - Почему же ты такой молодой?
   - Я? Молодой? Да у меня совсем нет волос!
   Но Саманта покачала бы головой:
   - У тебя глаза как у мальчишки. Как у невеселого мальчишки. Почему?
   - Наверное, потому, что я детский писатель. Во мне осталось что-то от мальчишки, чтобы ты понимала меня.
   - И чтобы ты понимал меня? - подхватила бы Саманта. - Да?
   Потом бы она задумалась, посветлела бы и воскликнула:
   - Какая странная, прекрасная Москва. В ней все времена живут одновременно. Или взрослые этого не замечают? Все их время на часах. А все числа - в сегодняшней газете.
   Так я бы подарил Саманте свою Москву. Свою любовь к Москве.
   Пусть бы она увезла эту любовь в Штаты, вместе с московскими двориками, с Арбатом Пушкина, с Горбатым мостом через время и с бывшим полем, где стояла батарея и потому теперь стоит школа. Ей бы жилось легче с этой любовью.
   Если бы жилось!
   Жила-была девочка. Жила. Была. И я любил ее.
   Люди делятся на тех, кто строит мосты, и на тех, кто сжигает их. Саманта наводила мост - от народа к народу, через океан лжи и недоверия, самый важный для человечества мост.
   И ее мост так же нужен всем людям, как Горбатый мост в Москве на Красной Пресне.
   - Завтра мы вылетаем в Артек! - еще не переступив порог, объявила Наташа.
   Саманта удивленно посмотрела на Наташу.
   - Что же ты не радуешься, Сэми? Это так интересно - Артек! удивилась Наташа. И плотно закрыла за собой тяжелую гостиничную дверь.
   - Мне жаль уезжать из Москвы, - призналась Саманта. - Сперва мне было не по себе... А теперь так же по себе, как дома в Манчестере. И химкинский ветер похож на ветер с Великих озер.
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   Маленькая Наташа
   Мне очень трудно писать эти строки в прошедшем времени.
   Прошедшее время - не просто форма глагола. Это форма жизни человека. Его прошлое, его пережитое. Встречи, открытия, неудачи. И победы.
   Но есть еще форма человеческого бытия - фантазия. Фантазия - моя верная помощница, ключ от дверей, которые кажутся наглухо закрытыми.
   Фантазия помогла мне встретиться с Самантой.
   Я задираю голову и вижу - в настоящем времени вижу! - самолетик. Он выглядит серебряным журавликом. Только вместо журавлиного курлыканья из поднебесья доносится приглушенный гул.
   На самом деле "журавлик" огромный. Распростер могучие крылья над бескрайней страной. И несут его над землей не воздушные потоки, а мощь турбин.
   Внизу зеленеют поля, ровные, как вода. Тенями от туч чернеют леса, осколками стекла поблескивают озера. Дороги прямые, словно начертанные по линейке.
   На этом лайнере летит Саманта. Прижалась лбом к холодному стеклу иллюминатора и думает. И в ее сознании выкристаллизовывается естественный вопрос:
   "Зачем России нападать на Соединенные Штаты, если она такая большая?"
   "Эх, Дуг, как жалко, что тебя нет рядом. Может быть, вдвоем мы бы сумели разобраться в этом трудном вопросе. А вообще, Дуг, тебе бы здесь понравилось! Здесь такие люди!"
   Самолет продолжает мчаться вперед, а мысли Саманты летят назад возвращаются в Москву. И перед глазами девочки возникает Наталья Дурова, окруженная львами и медведями. Ей можно позавидовать! Саманта снова видит приветливую женщину-космонавта со следами холодного космоса в глазах. В какое-то мгновение самолет заваливается на одно крыло, и Саманта видит себя летящей по наклонной стене велотрека и ощущает острую радость побежденного страха.
   "А вдруг лайнер рванется ввысь, преодолеет земное притяжение и ворвется в космос? Или направится к белому, безмолвному материку Антарктиды? Какое тогда потребуется мужество!"
   Так думает-фантазирует Саманта.
   Но мужество требуется и в обычной жизни. Чтобы оставаться самим собой. Чтобы отстоять справедливость. Чтобы найти истину.
   Не подведи, Саманта! Привези правду о России.
   Путь к истине не прост. И он еще до конца не пройден.
   Лайнер не рванулся ввысь. Он качнулся - пилот заложил вираж, и иллюминатор резко приблизился к земле.
   Где-то под ногами раздался металлический звук: самолет выпустил шасси. И сразу деревья, столбы, крыши замелькали близко-близко.
   Когда лайнер приземлился и Саманта ступила на трап, в лицо ударило яркое крымское солнце, и девочка невольно подняла руку, чтобы защититься от резких лучей. И, спускаясь по трапу, ничего не видела, кроме собственной ладошки. Еще на трапе девочка ощутила тревожную настороженность Алисы, очутившейся в сказочном Зазеркалье. Вдруг она, как Алиса, назовет свое имя и какой-нибудь русский Шалтай-Болтай усмехнется:
   "Довольно дурацкое имя! Что оно означает?"
   Саманта нерешительно спрыгнула с последней ступеньки трапа и очутилась на крымской земле, ее оглушил многоголосый хор ребят, которые громко выкрикивали:
   - Са-ман-та! Са-ман-та!
   Саманта подняла глаза и увидела детей с красными косынками, завязанными вокруг шеи. Все они были одинаково загорелыми, одинаково хлопали в ладоши и одинаково скандировали:
   - Са-ман-та! Са-ман-та!
   Я представляю себе Саманту идущей по обожженной земле, навстречу незнакомым ребятам, которые не догадываются, что происходит в душе девочки. А она, подавляя в себе чувство неуверенности, идет прямо на них и улыбается - через силу, но улыбается! Она не знает, что будет в следующее мгновение. Может быть, эти кричащие и улыбающиеся на один манер чужие и непонятные дети сейчас набросятся на нее?!
   И вдруг кто-то в самое ухо прошептал на родном ее языке:
   - Саманта! Меня зовут Наташа. Давай дружить!
   Наташа! Счастливое русское имя. Уже две Наташи есть в числе Самантиных друзей. И снова - Наташа.
   Саманта оглянулась и увидела девочку, одетую, как все, - белая блузка, алая косынка, завязанная на груди узлом. Большие карие глаза излучали тепло и дружелюбие.
   - Давай дружить! - согласилась Саманта, и сразу отлегло от сердца. Лучи перестали обжигать лицо, ребята заговорили нормально, только непонятно. Каждый тянул к ней руку, хлопал ее по плечу, улыбался ей.
   "Са-ман-та! Сам-ман-та!", как отгремевший гром, отнесло куда-то в сторону. А может быть, этого ничего и не было?
   Саманта крепко сжимала руку девочки, улыбалась и что-то говорила, говорила. А ребята, хотя и не понимали ее, кивали головами и тоже что-то по-своему говорили. Стало легко и радостно.
   С той минуты Саманта уже не отпускала руку Наташи - Маленькой Наташи.
   Откуда видна луна
   - Будешь жить с родителями или с девочками? - спросила американскую гостью вожатая, стройная блондинка, похожая на стюардессу.
   - С Наташей, - не задумываясь, ответила Саманта.
   - Значит, с девочками. Идем!
   И они пошли по дорожке, посыпанной галькой, которая аппетитно похрустывала под ногами.
   Сначала все, что было вокруг, казалось Саманте декорациями сказочного спектакля. Пальмы, кактусы, рододендроны, скалы, кусты древнего самшита, таинственные гроты, белая полоса прибоя. Но постепенно декорации начали наполняться дыханием, оживать.
   От малейшего ветерка длинные листья пальм постукивали, как деревянные. И их стволы, покрытые бурым войлоком, напоминали о бизонах. Скроенные из жесткой зелени, поднимались кактусы, в них гвоздиками торчали колючки. Завершались же эти суровые растения нежно-розовыми цветами словно эти цветы выросли отдельно, а к кактусу их прибили гвоздями-колючками. Солнце шло на закат. От кипарисов тянуло теплом, как дома от натопленной печки, и пахло смолой, как от дров. Саманта даже протянула руку и ладошкой почувствовала тепло кипариса.
   И чем дальше девочка углублялась в артековский парк, тем явственней все вокруг дышало, шуршало, пахло, излучало тепло - жило. Пели цикады, начинали свой концерт скрипучие древесные лягушки. Над головой девочек, как маленький черный самолет с выключенным моторчиком, пролетела летучая мышь.
   Сгущались сумерки.
   Саманта вошла в палату и осмотрелась.
   - Эта постель свободна, - сказала вожатая, указывая на постель, стоящую у выхода в лоджию. - Можешь занять ее.
   Вожатая была строгой и, как показалось Саманте, суховатой. И она плохо говорила по-английски.
   И вместо того чтобы улыбнуться и поблагодарить, американская гостья промолчала. А когда вожатая ушла, спросила Наташу:
   - Из какого окна видна луна?
   - Ты увлекаешься астрономией? - удивилась Наташа.
   - Я привыкла из своей постели видеть луну.
   Наташа осмотрелась и сказала:
   - Луна видна отсюда. Но эта постель занята.
   - Я хочу спать там, откуда видно луну, - упрямо повторила гостья.
   Потом ей станет стыдно за свое упрямство. Потом вообще многое переменится в Саманте. А пока она поджала губы и ждала, как поступят ее новые друзья.
   - Хорошо, - сказала Наташа. - Я поговорю с девочкой, которая спит здесь.
   - И с этой девочкой тоже поговори, - Саманта указала на соседнюю постель. - Я хочу, чтобы ты спала рядом со мной. У меня с собой мировая жвачка. Я подарю им по упаковке.
   - Им не надо жвачки. Они и так уступят тебе место.
   Саманта непонимающе посмотрела на Наташу. Готовность выполнить ее желания удивила маленькую гостью. Ей захотелось допытаться о причине этой готовности.
   - Это потому, что я дорого стою? - спросила она.
   - Как - дорого стоишь? Почему ты дорого стоишь?
   - Пол Попрыгунчик сказал, что компании вложили в меня большие деньги, - доверительно сообщила Саманта.
   - Что же, ты теперь денежный мешок? - в сердцах воскликнула Наташа.
   - Какая ты странная, Наташа, - терпеливо сказала Саманта. - Ты говоришь так, словно хочешь обидеть меня. Но я не обижаюсь. У нас очень почетно, если в тебя вкладывают большие деньги. У вас разве иначе?
   - У нас иначе, - ответила Наташа. - У нас вкладывают деньги во всех детей сразу...
   Ночь. Откуда только берется столько тьмы, чтобы закрыть ею всю землю, все небо, все море? И только луна - ночное солнце - взошла, и проложила в море золотистую дорожку, и заглядывает в окно, словно подслушивает ночные разговоры подруг.
   А ночные разговоры самые интересные и самые откровенные.
   - Мне очень нравятся туфли Большой Наташи, - шепчет Саманта и смотрит в сторону своей подруги. - Слышишь?
   - Слышу, - отвечает Маленькая Наташа и, стало быть, не спит.
   - Я их мерила. Наденешь и сразу становишься взрослой. А надоест быть взрослой, скинешь их и наденешь кеды.
   - Разве так бывает? - шепчет подруга.
   - Со мной бывает, - отзывается Саманта. - Завтра я попрошу у Большой Наташи туфли, и ты увидишь, как я повзрослею. У меня даже голос станет низким, как у взрослой.
   Луна зашла за тучу. Стало совсем темно. И Наташа не видит, что Саманта села на постель и болтает босыми ногами.
   - Наташа обещала мне подарить свои туфли после Ленинграда, доносится из темноты голос Саманты. - Она говорит, что туфли расхожие, не новые. Ну и пусть... А как они стучат... Тук... тук... тук...
   - Я знаю, как они стучат, - откликнулась Наташа. - Они здорово стучат.
   - Девочки, спать! - раздается откуда-то из темноты голос дежурной.
   И две подруги замирают.
   Но ненадолго.
   - Наташа, ты спишь?
   - Нет. А ты, Саманта?
   - И я не сплю. Давай думать об одном и том же, и нам приснится один сон. Тебе никогда не хотелось убежать?
   - Куда убежать?
   - На другую планету. Например, к маленькому принцу?
   И снова тихо. И снова Самантин голос звучит в темноте:
   - У нашего крыльца две белые березки.
   - Русские?
   - Нет, американские.
   - А чем они отличаются от наших? - интересуется Маленькая Наташа.
   - Не знаю. Мы же с тобой не отличаемся?
   - Мы с тобой не отличаемся, - шепчет Маленькая Наташа. - Может быть, только чуть-чуть. Ты даже при девочках не можешь раздеваться и считаешь, что за добро надо сразу заплатить.
   - Надо, конечно.
   - Добром. А не жвачкой, не цветными фломастерами. И не обязательно сразу. Можно ведь через некоторое время.
   - Это в Америке называется кредит. Есть кредитный банк, где берут в долг... Я не люблю долгов. Меня папа так воспитал.
   - Когда тебе делают подарок, это же не в долг. Или в Америке не делают подарков?
   - Делают! На день рождения. И на рождество. Но только свои, родные. Разве я для вас родная? Я же американка.
   - Ты моя подруга. Остальное не имеет значения. Расскажи мне о своем доме.
   Но Саманта рассказывает о другом. И до Наташи доносится ее приглушенный взволнованный голос:
   - Ты знаешь, Наташа, что самое страшное в мире? Это когда космонавт выходит в открытый космос и вдруг отрывается от корабля. Он превращается в спутника и оказывается один во всей Вселенной. И все время движется вокруг Земли. Он умирает и продолжает двигаться вокруг Земли.
   - Почему ты подумала об этом, Сэми?
   - Когда я собиралась в Союз, мне казалось, что я выхожу в открытый космос. А оказалось все совсем иначе. Мне здесь совсем не страшно. Мне хорошо...
   Сон сморил маленькую американку. А Наташа долго сидела на своей постели и смотрела на спящую подругу.
   Соленая вода
   Если природа - художник, то утро она рисует самыми свежими, самыми сочными красками. Природа-художник меняет свои привычки, и трава под ее кистью становится синей, а морская вода - зеленой, мрачные скалы она окрашивает солнечной охрой, а по белоснежному облаку обязательно проведет малиновой краской - такой малиновой, что запахнет малиной.
   Но свои лучшие краски природа приберегает для детей.
   Я вижу площадку - с трех сторон кипарисы, а с четвертой море - и представляю себе Саманту на утренней зарядке. Она загорела - догнала ребят, - на ней трусы и майка, как у всех. Ее теперь и не отличишь от других ребят.