Яроцкий Борис. Прогнозист

   Сдержанней себя вел человек, нашедший этот самородок. Аркадий Семенович Герчик о нем никак не отзывался, давая понять, что его дело найти - не больше.
   Аркадий Семенович может провести кого угодно, но не Антонину Леонидовну. Этот хитрый лис, замечала она, не случайно избрал себе стезю психиатра. Просто так, ради праздного интереса, он даже пальцем не пошевелит, а тут вдруг предложил на ответственейший участок никому не известного математика, и шеф без колебаний принял это предложение. Ее несколько обидело, что с ней не посоветовались. Аркадий Семенович мог бы сразу сказать, что это сын его учителя, а учитель в свое время сделал услугу сыну осужденного за аварию инженера, то есть ему, выпускнику средней школы Герчику.
   Фидель Михайлович оказался воистину золотым самородком. В свое время величайший самородок России Дмитрий Иванович Менделеев составил периодическую систему элементов, и с тех пор даже каждый любознательный школьник четко представляет себе строение любого вещества.
   Аналитик Рубан составил таблицу, которая дает четкое представление о том, как перетекают теневые капиталы, минуя налоговые службы. Они, эти капиталы, как ртуть на ладони, - текут, дробятся, соединяются, а рукой не поймаешь - рукой налоговика. Но рука руке рознь. Все эти капиталы имеют тенденцию сосредотачиваться в одних руках и... уплывать в зарубежные банки.
   Эту рубановскую таблицу - таблицу перетекания теневых капиталов Антонина Леонидовна изучала как экономист. Поняла: если кто и нужен аналитику, там это она - женщина со связями, по хитрости и уму не уступающая профессору Герчику.
   В этот вечер она впервые увидела бородатого очкарика без очков. Сделала для себя открытие: а глаза-то у него серые, как горный хрусталь.
   В его глазах она в одно мгновение прочла и растерянность, и страх, и скрытую радость.
   - С наступающим, Фидель Михайлович!
   - Антонина... Леонидовна?!
   - Называйте меня просто: Тоня. Договорились?
   - Вы меня, Антонина Леонидовна... Тоня... извините. В квартире не убрано.
   - А мы сейчас уберем. Проводим старый год и встретим новый. Вы - один и я - одна. Подумала: "А почему бы нам не объединить усилия?"
   - Да... конечно... верно.
   - А коль верно - принимайте гостью.
   Она уже вошла в прихожую. Поставила у вешалки огромную сумку. Сняла норковую шубку, вложила в руки все ещё растерянного хозяина. С норковой шапки стряхнула снег, кинула шапку на вешалку, принялась снимать сапожки. Тесные сапожки не хотели покидать крупную женскую ножку.
   - Давайте я помогу?
   - Давай.
   Он снял сапожки, поставил под вешалку. Поискал тапочки, но не нашел. Не беспокойся, я захватила.
   В огромной болоньевой сумке нашлись и тапочки, и фартук, и даже полотенце, не говоря уже о выпивке и закуске.
   - Вы автобусом?
   Она усмехнулась - у рта морщинки.
   - Разве мы не зарабатываем или мало кому должны?
   - И как вы решились?
   - Вы не рады? Ты не рад?
   - Рад.
   - Я тоже не сразу решилась. А сегодня дай, думаю, была - не была. В такую ночь за порог не выставит.
   - Что вы?.. Я сейчас очки... Где они запропастились?
   Она опять на "вы":
   - Вы же не за компьютером... Давайте сразу по фужеру шампанского. Чтоб легче переходить на "ты".
   Из сумки она достала бутылку "Советского".
   - Открывайте.
   Он открыл. Но неловко, половина содержимого оказалась на столе и отчасти на гостье, окропив её бархатное платье цвета миндаля. Платье ей очень шло, и она это знала.
   За приготовлением стола, за разговором время словно побежало и быстро приблизилось к полночи.
   Фидель Михайлович переоделся: по случаю распечатал новую в голубую полоску рубашку, по привычке завязал было галстук, но гостья посоветовала галстук снять - ведь они дома, в семейной обстановке на семейном празднике.
   Он ожидал уже услышать от этой неприступной женщины традиционный тост с пожеланием добра и счастья в новом году. Но она сказала то, что в мыслях неотступно держал Фидель Михайлович:
   - За возвращение Олежки.
   Это были её первые слова за новогодним столом, и сказала она искренне и нежно, как будто этот мальчик был их общим ребенком.
   По интонации голоса он уловил, что эти слова были сказаны действительно искренне, как может говорить женщина, которой нравится мужчина, от этих слов его сердце дрогнуло.
   - За такой тост разрешите я вас... я тебя поцелую?
   - Давно жду....
   Это была их ночь, первая в наступившем новом году, лично для него первая супружеская после размолвки с Пашей.
   - А ты что... так ни с кем и...
   Она сразу же почувствовала, как он истосковался по женскому телу. А вот его душу так и не ощутила: в какой ларец он её запрятал? Тешила себя: не все сразу. Да и она... Не настои товарищ полковник, не рискнула бы заявиться в холостяцкую квартиру да ещё под новый год.
   В эту ночь её ждало изысканное общество "новых русских" с купленными знаменитыми народными артистами. Но она, как настоял товарищ полковник/ да она, собственно, и не возражала/ избрала общество одинокого уже не нищего, но ещё и небогатого тридцатипятилетнего мужчинны.
   И хотя у товарища полковника был свой замысел, согласованный с шефом, она восприняла его поручение как порыв своей души. Инициатива, конечно, исходила от её подруги - Дарьяны Манукяновны, в этом она не сомневалась. Дарьяна Манукяновна, разборчивая в знакомствах, внушила мужу, что пора уже аналитика привлекать к серьезной работе на благо фирмы "Лозанд". Готовить его будет Антонина Леонидовна.
   О видах на Фиделя Михайловича знал и Аркадий Семенович: он догадывался, что замыслила Дарьяна Манукяновна. Пока его молодой друг со своими прямыми обязанностями справляется блестяще. По отдельным фирмам, когда товарищ полковник предоставлял ему агентурные данные, он цифровыми выкладками показывал, какая фирма, точнее, какой предприниматель, где и как будет приращивать свой капитал, а какой в ближайшей перспективе разорится. Аналитик верно улавливал тенденцию, а она, как известно, и есть стержень всякого прогноза.
   И еще. Его таблица перетекания теневых капиталов. Это явилось своего рода "ноу-хау". Но об этой таблице нигде, кроме как в общении с шефом и товарищем полковником, - нельзя было даже заикаться.
   Товарищ полковник строго-настрого предупредил аналитика о своем изобретении каменно молчать, как молчит разведчик, что он пользуется шифром противника. Где-либо одно лишнее слово - и борода вместе с головой исчезнет в пламени топки. Он не стращал - просто предупредил.
   Не без помощи товарища полковника Антонина Леонидовна оценила прозорливость аналитика и сейчас она готовила уже своего любовника к необычной для него миссии - к миссии владельца крупной недвижимости.
   4
   Под Москвой на даче Александра Гордеевича Тюлева произошла небольшая разборка. Большая - обычно с выстрелами и трупами. До выстрелов дело не дошло.
   Предотвратила их Ядвига Станиславовна Кинская, гостившая в это время у своего друга.
   А было так.
   Тихим морозным вечером 23 февраля к даче Тюлева подкатили три "Мерседеса". Из каждого вышли по одному, все трое - средних лет парни, плечистые, упитанные, квадратнолицые. Одеты по-разному, но как будто из одного инкубатора.
   Остальные пассажиры - а их там было по два в каждой машине - остались в салонах за тонироваными стеклами.
   Этих, оставшихся в "Мерседесах", охрана дачи сразу же взяла на прицел.
   Трое по расчищенной от снега дорожке подошли к калитке. Кто-то из них нажал кнопу домофона.
   - Мы к Банкиру. - Назовите себя, - ответил домофон.
   Трое себя назвали. Щелкнул замок - дверь открылась. Время уже было позднее - десятый час вечера, диктор заканчивал читать новости. На телеэкране мелькали кадры чеченского разбоя, когда все трое пожаловали в зал.
   Здесь их встретил сам хозяин. По обстановке чувствовалось, что он не один. В камине полыхали черные брикеты прессованного топлива, купленного во Франции.
   В зале - ничего лишнего. Перед камином продолговатый столик и четыре глубоких кожаных кресла, будто специально приготовленные к приходу неожиданных гостей.
   Этих неожиданных, нежелательных гостей Александр Гордеевич ждал уже две недели. Ждал и побаивался. Всех троих он прекрасно знал по зонам. Все трое, как и он, - воры в законе, и то же, как и он, члены регионального политбюро - высшей воровской инстанции. Они олицетворяли собой все ветви воровской власти: только политбюро имеет право возвышать и низвергать вплоть до отсечения головы. Оно же, политбюро, вырабатывает политику криминального мира, рекомендует к избранию своих людей во все уровни государственной власти, включая Госдуму.
   А главное, что дает могущество, у политбюро свой, региональный общак общая касса, которую пополняют все, кто ворует и грабит. Но только члены политбюро решают, на какие нужды, в какой коммерческий банк переводится наличность, естественно, под соответствующий процент годовых. А проценты это миллионы и миллионы рублей, гривней, "зайчиков", литов - всего, что наплодили эсэнгешные умельцы, а за бугром - это доллары, марки, франки, фунты.
   Ценность общака в том, что ему не препятствие государственные границы - возня только с обменом. Тут казначеи строго придерживаются курса.
   Александр Гордеевич - Банкир, - будучи главным казначеем общака и став благодаря Валентину Владиленовичу / да будет ему земля пухом!/ предпринимателем, без согласия политбюро рискнул запустить руку в общак. Первый раз ему это простили.
   Сейчас намеревался это сделать вторично. Тогда, в первый раз, он изъял из коммерческого банка миллион долларов общаковских денег, члены политбюро сделали вид, что сумма незначительная, а Северный бумкомбинат был на грани остановки - подвели потребители, за реализованный лес своевременно не перечислили деньги, задержали зарплату рабочим, и профсоюз пригрозил забастовкой.
   Это для государства остановка одного предприятия - комариный укус, а для частника - потеря прибыли, а то и крах. Никто так не опасен для работодателя, как сами рабочие. Они - первый и главный враг большого бизнеса.
   Тюлев благодаря своему бумкомбинату стоял в ранге крупного лесопромышленника. Враги у него были всякие и он их убирал с дороги руками надежных наемников. Кто попадался - он их выручал, и потому киллеры легко шли с ним на сделку.
   А рабочего не уберешь, он - масса. А массу, если работодатель хочет процветать, можно только задобрить.
   Миллионом он задобрил - спас предприятие от краха, но лично себя поставил под удар.
   Вчетвером они уселись в кресла. Стали держать совет. Первым заговорил самый старший среди них - сорокалетний блондин по прозвищу Мамай:
   - Мы тебе, Банкир, доверили свои деньги.
   - Допустим, - неопределенно согласился Тюлев. - А ты их куда?
   - На дело.
   - На чье?
   - На наше.
   - На твое.
   - На наше общее, - уточнил Тюлев, прищуренными глазами зорко следя за каждым. Он знал, под пиджаками у них стволы.
   Свои, в случае чего, успеют лишь выскочить из укрытия - а таких было двое, но при всех вариантах первая пуля достанется хозяину дачи.
   Так что инициатива со стрельбой не должна принадлежать ни хозяину дачи, ни гостям - в любом случае это будет самоубийство.
   А жить хотелось всем, притом, с максимальной роскошью.
   Александр Гордеевич слушал претензии, но атмосферу не накалял.
   - Ты снял со счета четыре миллиона, - напомнил младший среди гостей, по говору - кавказец, по виду - абхазец.
   "Кто же меня заложил? - терялся в догадке Александр Гордеевич. - Он понимал, если деньги возвращать, уплывет Поморский деревообрабатывающий комбинат. Аукцион уже в середине марта. За двадцать дней четыре с половиной миллиона долларов не раздобыть даже под грабительский процент.
   Очистить по старой привычке присмотренный банк, но большая наличность скапливаются разве что в столичных банках. Традиционное ограбление отпадало. Да и реноме у Тюлева уже не то - был налетчик, теперь он честный российский предприниматель.
   "Кто же?.."
   Ответа не находил, заложить мог только свой, из ближайшего окружения.
   А в Архангельске все уже на мази. Кому нужно было на лапу - дали. Расходы немалые.
   Если принудят вернуть взятое в банк, то взятку никак не вернуть. У взяточника, как у попа, - не бывает сдачи.
   - Четыре миллиона плывут в Швейцарию, - сказал Тюлев. - Они уже в пути. Вклад в банке вам знаком.
   - На чье имя?
   - На мое.
   - А нас ты спросил?
   - Вас ещё надо было найти. А время поджимало.
   - Но почему на твое? - угрюмо спросил третий, угрожающе глядя из-под шляпы, /никто из них не раздевался./ Этот, третий, был самый опасный. Тюлев помнил, что кличка у него Ярочка. Но этот Ярочка участвовал в нескольких разборках, оставил после себя восемь трупов.
   Тюлеву не хотелось быть девятым, и он дипломатично изрек:
   - Вы мне доверили, и я сделаю все, чтоб наши деньги работали.
   - На тебя? - буркнул Ярочка.
   - И на меня.
   - Банкир, криво шутишь, - все так же угрожающе напомнил Ярочка. Гляди, секир башка...
   - Мы ужо пужатые, - по-тюремному выговорил Тюлев. - Я на политбюро за каждый истраченный доллар...
   - На что? - опять перебил его Ярочка.
   - На дело.
   - Темнишь, Банкир. Вякай сюда: что замыслил?
   Сказать прямо, что он покупает крупное промышленное предприятие, такое сказать он не мог даже под пыткой.
   А члены политбюро требовали ясности, а будет хитрить, изворачиваться, они втроем, по кодексу, обладали правом ликвидировать четвертого. Потому и нагрянули получить вразумительный ответ: деньги общие - значит, и навар общий. А скольким надо помочь, которые в зоне? А тем, которые вышли на волю? Особенно только что. Потом, когда улыбнется им удача, валюта от них опять потечет ручейком, наполня общак, как малые и большие реки наполняют озеро. И так будет до тех пор, пока не исчезнут очень богатые и очень бедные.
   Босам из политбюро дружить с богатыми, - плавать в одном аквариуме с крупными рыбами. Крупной рыбе без мелкой - не выжить.Чтоб жировала рыба крупная, мелкой нужно так много! Вот килька - рыбка маленькая, а её грузят бочками. Чем беднее страна, тем крепче общак. Это - закон. А закону, как известно, подчиняются и воры и те, кто над ворами.
   Александр Гордеевич Тюлев закон не посмеет нарушить. Не нарушат и те, кто в этот праздничный поздний вечер нанес ему рабочий визит.
   - Вы настаиваете, чтоб я деньги вернул из Швейцарии?
   - Да! - крикнул взбешенный Ярочка. Его рука уже чуть было не нырнула в карман меховой куртки.
   И в этот момент на пороге холла вся сверкающая в золотистом платье - в тон цветущего подсолнуха - возникла, именно возникла, с фужерами на подносе Ядвига Станиславовна.
   - Что не поделили, мальчики?
   - Ядя! - у Ярочки от удивления отвалилась челюсть. - Ты... работник мэрии... и у этого...
   - Не у этого, Ярочка, а у самого Александра Гордеевича Тюлева.
   Она изящно поставила на столик поднос. Заметив недоуменные взгляды, спросила:
   - Который фужер мне прикажете?
   - Верим, не отравленные.
   Она взяла фужер из рук Ярочки.
   - За позднюю встречу.
   Выпили. Закуски не было. Да и кто после вина закусывает?
   - Вы жаждете из худосочных рук демократов забрать власть, - произнесла она доверительным тоном, как будто вступительной речью предваряла демонстрацию мод наступающего сезона. - А знаете ли вы, во что это вам обойдется? Вот ты, к примеру, Ярочка, знаешь?
   - Ладно, не зырь на меня, - огрызнулся он.
   - И вы придете к власти, - продолжала она наставительно. - Придете, когда ваши в Думе будут в большинстве, а потом - в губерниях, а потом - в правительстве. Я уже не говорю об окружении президента. Это обойдется вам в миллиарды и миллиарды долларов. А миллиарды у вас появятся, когда вы, самые авторитетные в зоне, станете самыми авторитетными в бизнесе.
   - А что твой Банкир - уже самый авторитетный в бизнесе? Уже преуспел? - подал голос Мамай.
   - Преуспеет. Но сначала ему надо помочь, - говорила она, как бы подчеркивая особенности моды нового сезона.
   - Чем? - опять выкрикнул Ярочка.
   Остальные двое молчали, слушали не шлюху из какой-то малины, а женщину из мэрии, с которой сам мэр улыбчиво ручкается.
   - Общаком, - сказала она мягко. - Деньги не лежат, а крутятся. В этом их главное достоинство. А он, - показала на Тюлева, - в отличие от вас, заставляет их крутиться. Не разматываются, а наматываются... На сколько вырос ваш общак, ну хотя бы за прошлый год?
   Она, конечно, и сама не знала, но желала знать, потому что этого желали другие, те, кто её сюда послал.
   Как всякая талантливая аферистка, она блистала не только внешностью. Она уловила момент, когда об этом нужно было спросить Банкира.
   - Саша, назови им сумму.
   - Двести сорок миллионов, - назвал он.
   - Вы слышали?
   Гости оживленно зашевелились. Мамай опять разомкнул уста:
   - А что - она права. - Это для всех и Тюлеву: - Банкир, мы тебе позволим пробраться на верхотуру. Допустим, позволим. Но ты же нас тогда к ногтю?
   Ярочка с наигранным восторгом:
   - Ну, Мамай! Ты - как президент. Тот ещё у власти, а уже клянчит гарантии.
   - Я не клянчу. - Мамай посуровел. - Я хочу, чтобы все без тумана... Хочу ясности.
   - Вот она... - Порожним фужером Ярочка показал на Кинскую. - Она показала, как идти во власть.
   Гости уже шумели. Сам хозяин сдержанно молчал. Он был в восторге от Ядвиги: как артистично она вошла в роль строгой и неотразимой хозяйки. Она, оказывается, умела повелевать. Так, пожалуй, и он бы не сумел.
   - А теперь, - скомандовала она, - марш по своим "Мерседесам". Вы нам испортили такой праздник!..
   - Какой-такой? - уже с порога оглянулся Ярочка, натянув до бровей черную фетровую шляпу. - День Советской Армии.
   Кто-то, кажется, Мамай, хмыкнул: - Я в этой армии из губы не вылазил.
   Незваные гости покинули дом. Было слышно, как машины с ревом разворачивались в рыхлом снегу. Красные огни исчезли в направлении Москвы.
   - Все! Спектакль закончен, - произнесла Ядвига Станиславовна и сердито посмотрела на Тюлева: - Ты, оказывается, скрытничаешь. Водишь дружбу с мокрушниками.
   - А ты? - огрызнулся он.
   - Я этого Ярочку выручала из "Матросской тишины".
   - За взятку?
   - За взятку, - призналась. - А кто из нас, чиновников, не берет?
   - А если бы попалась?
   - В мэрии не попадаются.
   - Ну да?
   - Да, да. А ты со своими четырьмя миллионами попадешься. Зачем было трекать этим тупорылым: "Отправил в Швейцарию"? В какую Швейцарию? Пол-Питера знает, что твои деньги улетели в Архангельск.
   - Нет, Ядя, я их поездом... И то уедут не сейчас и не со мной, а с бывшим главбухом комбината. Днями он выходит из "Крестов". Я ему скостил срок. Как говорят, за примерное поведение.
   Для Ядвиги Станиславовны это была новость. Но могла быть и уловка - на проверку её, очередной любовницы Тюлева. И тем не менее...
   - Саша, это меня вовсе не интересует. Главное, что ты живешь и здравствуешь, набираешь в России вес...
   Александр Гордеевич заключил свою любовницу в крепкие объятия.
   - Сегодня ты меня так здорово выручила...
   - Не я, Саша, - ответила, освободившись от мужских тисков. - Мое положение. Как модельера меня мало кто знает. А вот как чиновника...
   - Представь себе, я не знал, что ты в мэрии. И чем же занимаешься?
   - Шью... А теперь - бай-бай. Мне утром ровно в восемь быть на службе.
   - Я отвезу.
   - Не надо. Я сама...
   Ровно в восемь утра на квартире Антонины Леонидовны Малахут она докладывала товарищу полковнику...
   5
   Братья - Януарий и Ананий - жили почти по соседству - на Рублевском шоссе, а встречались редко, обычно только по делу. Избегали телефонных разговоров, зная, что все прослушивается, и каждое слово олигарха / имеется в виду Януария Денисовича/ фиксируется на магнитофонной ленте.
   Олигарх - всесильный как бог: он может намекнуть президенту, что генерал, отвечающий за правительственную связь, не справляется со своими обязанностями - и через час этого генерала на этой должности уже не будет.
   Людей ломать они умели, а вот систему за все десять лет, будучи у руля государственной машины, сломать не смогли: как тогда записывали, так и теперь записывают, с той лишь разницей, что тогда записывали членов Политбюро, теперь - олигархов. И кто записывает! Какой-нибудь облысевший не имеющий власти голубопогонный капитанишка. Эти люди-невидимки, прослушивая телефонные разговоры суперэлиты, знали об этой элите все, даже то, кто из них страдает половым бессилием и кто из их многочисленной челяди обслуживает их жен.
   Власть поменяется, и все будет, конечно, обнародовано. Как сейчас знают все о вождях двадцатых, тридцатых, сороковых, пятидесятых до восьмидесятых годов. Со временем благодаря этим невидимкам трезвые люди узнают и ужаснутся: как это так, при Сталине в тюрьмах было меньше, а сейчас больше? Значит, кто-то кому-то сильнее мешает. А кому?
   Знают олигархи. Силовыми структурами они оберегают свои капиталы, пакостят - опять-таки силовыми структурами - своим конкурентам.
   Напакостить своему другу Тюлеву наметил и Ананий Денисович Лозинский. Зла на Александра Гордеевича он не держал. Был простой экономический интерес: если не перехватить четыре миллиона "зеленых" наличными, Поморский деревообрабатывающий уплывет к нему - там уже все договорено.
   А торги - через две недели. Напакостить на законном основании может только Федеральная служба. Служба, так сказать, правительственная. И кто-то из членов правительства должен распорядиться.
   Власть у Януария Денисовича. Он всегда выручал и ещё раз выручит. В этом Ананий Денисович не сомневался.
   - Надо встретиться, - только и сказал по телефону.
   - Приезжай, - отозвался брат.
   Братья встретились на даче олигарха. С прошлого раза - со дня рождения - здесь ничего не изменилось. Поменялась только охрана - мерзавцами оказались связисты во главе с бывшим начальником главной охраны. Тот стал народным депутатом да ещё и книгу запузырил о своем благодетеле.
   Олигарха он почти не зацепил, но где-то в интервью пообещал зацепить, раскрыть лопоухим секрет накопления миллиардов. До новой книги он может не дотянуть, лишь бы попал на больничную койку.
   - Что там у тебя? - спросил Януарий. - Опять, небось, Тюль?
   - Представь себе, он. Везет на аукцион четыре миллиона наличными.
   - Откуда у него столько?
   - Общаковские.
   - Богато живут, ворюги.
   - А если Тюль заполучит Поморский деревообрабатывающий, будет ещё богаче. Меня переплюнет.
   - Кто везет? На чем?
   - Хвалился, что поездом. Такая у меня информация. Но может и схитрить. А вот кто? Не назвал фамилию, но случайно проговорился, что это бывший главбух комбината, то ли Поморского, то ли Северного.
   - И где же этот главбух?
   - Сейчас он в "Крестах". Но уже "за примерное поведение..." скоро будет на свободе
   - Это мы проверим. Есть ли у них такой постоялец?
   Януарий Денисович поднял трубку. Через минуту с постели подняли начальника образцово-показательной тюрьмы, а тот поднял по тревоге начальника отдела переменного состава.
   В пять минут выдали информацию.
   - Да, - старший брат повторил сообщение начальника тюрьмы, - таковой имеется. Ефим Львович Башин. Днями освобождается. Попридержать?
   - Нельзя. Тюль может найти другого, не менее ловкого.
   - Так что от меня требуется?
   - Последить бы за ним. А в Архангельске задержать под благовидным предлогом, чтоб деньги не попали по назначению. Обратись в Федеральную службу.
   - Зачем? У нас для этого есть специальная служба. Она и наличность конфискует.
   - Вот этого делать не следует, - предостерег младший брат.
   Он опасался, что так может провалиться его агент. А это будет не просто прокол, а война между Лозинским и Тюлевым - перспективными российскими предпринимателями, уже имеющих в Думе своих депутатов.
   - Его бы попридержать, а после аукциона выпустить с его же четырьмя миллионами.
   - И что это тебе даст?
   - Поморский деревообрабатывающий.
   - Кого назначишь владельцем? Дарьяну?
   - Ни в коем случае. Есть у меня на примете один человечек. Формально будет он.
   - Он согласен подставить голову? У Тюлева киллеры - первый сорт.
   - Добровольно умирать никто не соглашается. Но если этого человечка попросит обаятельная женщина...
   - Кто она?
   - Мой секретарь.
   - Но они должны срочно расписаться, ведь она будет наследницей.
   - Женим.
   - Смотри, Аня, - назвал брата, как называл ещё в детстве в гарнизоне, где пропагандистом полка служил их отец майор Пузырев-Суркис. Мать Анания, няня Нюся Лозинская, работала в полку уборщицей. Она и нагуляла сынка от этого майора. - Смотри, Аня, не промахнись. Сколько им отстегиваешь?
   - Пять "зеленых".
   - Но Поморский, насколько мне известно, будет продан за четыре с половиной. Откуда у Тюлева ещё полмиллиона?
   - Они уже там.
   Младший брат не скрывал, что его люди "объект" изучили досконально. Но впереди было самое важное - выиграть торг. А здесь уже вся надежда на государственную власть.
   А власть - это брат Януарий. Для этого он в августе 91-го и стоял на танке, чтоб потом всегда определять, кому давать дорогу в большой бизнес, а кого и пинком из бизнеса.
   Деньги - это власть, а власть - это деньги. Старший брат, побывав на броне танка, с которой устами бывшего кандидата в члены Политбюро были преданы анафеме почти все члены этого самого Политбюро, сумел обеспечить карьеру не только себе, но и своему младшему брату.
   Младший тоже был бы государственный служащий высокого ранга, но подвела его нездоровая наследственность: оказывается, от одного отца могут быть здоровые и нездоровые дети.