Кредит он вернет, конечно, Антонине Леонидовне. А через два года, если цеха заработают на полную мощность - доперестроечную, - будет миллион в его собственном кармане. Он выкупит сына...
   "Выкупил"...
   Фидель Михайлович в этом холодном темном бараке осмысливал свои поступки, начиная с того сентябрьского дня, когда по протекции профессора Герчика стал сотрудником фирмы "Лозанд", владелец которой по стопам своего старшего брата карабкался в олигархи, до дня нынешнего, когда соблазненный тем же профессором, очутился в Архангельске на аукционе по продаже недвижимости.
   - Вот и выкупил сына, - произнес он вслух, не осуждая и не одобряя себя: и в расчетах бывают просчеты.
   В бараке было не на много теплее, чем во дворе под открытым небом. Знобило. И - страшно хотелось есть. Чувство голода время от времени подавляло мысли: правильно ли жил в эти последние полгода, связавши себя с фирмой "Лозанд"?
   До этого, прежде, почти восемь лет, в научно-исследовательской лаборатории прогноза, его окружали русские, в большинстве своем изгнанные из ракетных войск, изгнанный за ненадобностью (сам президент объявил Америку стратегическим другом), это были молодые, толковые ребята,. Но среди сотрудников лаборатории были и бездари, лодыри и подлецы, были завистники и стукачи - как и в любом коллективе, а сам руководитель, Капитон Капитонович Белый, проявил себя как наглый вымогатель. Но все это были свои, открытые, как протянутая длань нищего. А здесь, в "Лозанде", русским он оказался один. На что товарищ полковник, вроде Иван Иванович Мишин, то ли чуваш, то ли мордвин, человек умный и предельно хитрый, умеет ловко угодить любому начальнику, и любой начальник, неважно, с каким богом в голове, ему благоволит.
   Исключение - Тоня, женщина восточного ума и воинственной отваги, искренне любит Россию и русских, но упрекает русских за их доверчивость, благодушие и открытость. "Ах, если бы русским, - твердила она, - да великоханьское коварство, Америка стояла бы перед Россией на коленях". Эти слова однажды она произнесла в порыве глубокого чувства к Фиделю Михайловичу.
   Он помнил все, что она говорила. В её словах было столько нежности и участия! "Жалею, что не русская, - признавалась она, лаская Фиделя. И тут же как будто сама себя спрашивала: - А может, у меня тогда бы не было воинственной непримиримости к любителям чужого? Обворовали мой народ. Как же не разделить с ним его страдания? Меня мой народ знает, потому что меня пытали. И не однажды. Но я держалась на допросах и своим примером показывала товарищам, как нужно держаться. Когда знаешь, за что принимаешь муки, боль уже не боль. Если бы Иисуса не распяли на кресте, никто бы и не помнил, что был такой проповедник первобытного коммунизма".
   Это тоже её слова. Но это были и его слова, сказанные при знакомстве с Аркадием Семеновичем Герчиком. Не испытай страданий не за себя лично, а за род человеческий, тебя забудут уже в первом поколении.
   Будучи по крови и по духу русским среди нерусских, но хозяев России, Фидель Михайлович понимал, как ему не хватает ненависти к этим иноплеменным хозяевам. Видимо, страдать за Россию надо уметь.
   18
   Этот весенний солнечный день был начисто испорчен звонком из Архангельска.
   Дарьяна Манукяновна в ночной рубахе стояла у окна. По раме открытой форточки прыгала синица, щебетала что-то мартовское.
   Из коттеджа просматривался оттаявший асфальт Рублевского шоссе. По нем в сторону Москвы плыли дорогие иномарки - высокие чиновники, главным образом новые русские спешили в столицу приумножать свои капиталы.
   Только что уехал Ананий Денисович. Она видела, как из "Форда" выскочил один из охранников, услужливо широкой спиной прикрыл нерезвого в походке шефа. Дарьяна Манукяновна стояла в задумчивой позе. Из Архангельска звонила Антонина Леонидовна. Она сказала мало, но самое важное. Товарищ полковник ей предложил встретиться с Банкиром. Это значит, с бандюгой Тюлевым - на него наехал товарищ полковник, конечно же, с помощью людей Януария Денисовича. И вот теперь неудачу приходится расхлебывать не столько Антонине Леонидовне - она выкрутится - а Фиделю. Где он? Что с ним? Куда его запрятали?
   Муж сказал, что могут и убить: ведь он, Ананий, наступил на больной мозоль далеко не рядовому предпринимателю, - самому Тюлеву, вору в законе, члену Северо-Западного политбюро, держателю многомиллионного общака. Для Дарьяны Манукяновны это не было неожиданностью.
   А на Фиделя Михайловича у неё такие виды! Далеко не всегда приходится заполучать русского, обладающего талантом аналитика, знатока макроэкономики. Дураков, бесталанных, готовых по-собачьи служить за сотню-другую долларов, сколько угодно. В одной только президентской команде их - легион.
   Фидель Михайлович уже стал частью этой элиты. Что выгодно для элиты, он - русский. Как Черномырдин. Как Полунин. Как Ваня Рыбкин. Хотя Ване Рыбкину доверять миллионы нельзя - зазнается, а в случае краха - запьет. Одна радость, что - свой. Такого если и выкрадут, пусть даже чеченцы, потеря невелика.
   А вот Фидель Михайлович... Где он, бедняжка? Даже служба Януария Денисовича не может выйти на его след. Что это за власть? Обратиться к мальчикам из Моссада? Упрекнут в лопоухости того же Януария Денисовичаа. А ему в случае кончины проспиртованного всенародно избранного выходить на вершину державного Олимпа.
   Муж, накануне побывавший в московском Белом доме, вернулся в расстроенных чувствах. Они с братом так и не дождались обнадеживающего звонка из Архангельска.
   Крепко зажал Тюлев северный регион. Если прорвется во власть, зажмет всю Россию. Как в свое время Фюрер зажал Германию. Тогда цвет германской элиты укатил в Америку, все, что не элита, но одной с элитой крови, были угнаны в гетто и там превратились в пепел.
   Подобное произойдет и в России. Элита укатит в земли обетованные. Будет ли гетто? Русские до этого не додумаются. И если Тюлев станет диктатором, то разрешит своим бывшим подельникам время от времени устраивать варфоломеевские ночи - для острастки. А Россия без диктатора из ямы не выкарабкаться. Поэтому Тюлев, если выставит свою кандидатуру, в президенты пройдет со свистом. Как фюрер в канцлеры.
   Так, стоя у окна с видом на Рублевское шоссе, размышляла Дарьяна Манукяновна, женщина многократно умнее своего мужа-миллионера, но не умнее его брата, нынешнего члена правительства.
   С мужем и его братом её связывали капиталы, и не больше. Муж как мужчина её давно не интересовал. Уже добрый десяток лет она не делила с ним супружеское ложе. Но как женщина, она постоянно жаждала мужчину. Ложиться под кого попало не позволяла гордость, да и положение.
   Наконец-то плеснула радость надежды. Спасибо Аркадию Семеновичу. Он высмотрел того, кто ей нужен.
   Ничего, что формально он муж Антонины. Это и лучше. Она - её маскировочная сеть.
   Ах, счастье! Оно уже было так близко! Но почему было?
   Дарьяна Манукяновна, вздохнув всей своей могучей грудью, машинально нащелкала номер товарища полковника. Послышалось привычное, знакомое: - Я весь внимание, Дарьяна Манукяновна. - Вы мне нужны. - Айн момент.
   У товарища полковника ещё с эпохи КГБ осталась изумительная исполнительность. Через пять минут, поставив на сигнализацию свой кабинет-сейф, он уже был в дороге.
   Всходившее солнце, напоминая собой огромный перезревший персик, раскрашивало город персиковым цветом, но москвичи, озабоченные своими делами, вряд ли замечали такую красоту.
   Товарищ полковник - замечал. Только что ему передали шифровку от агента Кинской, исполнявшей обязанности любовницы Тюлева.
   Ядвига Станиславовна в силу природного дара умела страстно отдаваться "объекту" своей работы. Начинала с простого. Шестнадцатилетней девчонкой под видом домработницы была внедрена к первому секретарю обкома партии. И так получилось, что уже через месяц секретарь был доставлен в "кремлевку" с инфарктом миокарда - юная красавица выжала из партработника все его физические возможности. Зато выжала и нужную для госбезопасности информацию: да, это ему Горбачев предложил устроить в "почтовом ящике" двух специалистов по просьбе госпожи Тэтчер. Как выяснилось, специалистами оказались сотрудники столичного НИИ - граждане СССР, но офицеры Англии.
   Тогда быстро лысеющий подполковник Мишин получил свой первый орден. Теперь он старался уже не за ордена, советские награды уже ничего не стоили. - Ну что - опозорились? - встретила его Дарьяна Манукяновна. - Не уберегли? Где аналитик? - В тайге, - с готовностью ответил товарищ полковник. - Сорока на хвосте принесла? - Мой агент. - Вызволять собираетесь? - Вызволим. - Как? Если Антонина Леонидовна не убедит Тюлева, что мы не имеем отношения к его "зеленым", придется посылать группу. Группа к отправке готова. - Люди из нашей конторы? - Из конторы Януария Денисовича. Он власть, ему и карты вруки.
   Дарьяна Манукяновна, уже в оранжевом халате, смотрела на товарища полковника сверху вниз - он был на целую голову ниже, - произнесла тихо, но властно: - И чтоб ни один волос с головы аналитика...Он, как ваш агент? Опытный. - Часто видит вашего Банкира? - Частенько, - уклонился от прямого ответа.
   Не мог же он сказать, что агент видит Банкира гораздо чаще, чем уважаемая Дарьяна Манукяновна видит собственного супруга. Повелительнице это знать ни к чему: ещё где-либо проговорится. А потерять ценного агента легче лишиться собственной руки.
   Но она и сама понимала, как это важно иметь во враждебном стане своего человека. - А нет ли в нашей фирме Тюлевых? - Был один... По рекомендации... - Знаю, по чьей, - резко перебила его Дарьяна Манукяновна. - Впредь все вопросы приема согласовывать со мной. - Но шеф... он, понимаете... - замямлил товарищ полковник. - Шеф бывает болен. - Да, да... Конечно...
   Уточнять что-либо не стоило. Команда ликвидировать майора Красия исходила от нее. Майор сообщил Тюлеву, кто украл у него четыре миллиона .На этом он хотел заработать тыщенки четыре "зеленых" и наконец-то купить себе "жигуля". Всего-навсего.
   Мало кто знает, что стукаческие деньги - самые ядовитые. Андрей Лукьянович вроде и долго служил в особом отделе армии, но не понял очевидного: частные сыскари , как правило, превосходят государственных они работают сдельно.
   19
   В этот вечер Клара не узнала своего отца. Вернулся он от Лозинских туча тучей. Он не видел ничего вокруг. Вел себя как лунатик: машинально под вешалку поставил кейс, снял утепленную кожанку, бросил на полку каракулевую кепку с кожаным козырьком. Кепка упала на пол - не поднял.
   Как слепой, проследовал мимо дочери, которая уже целых полчаса, сидя в коляске, ждала своего папочку. Клара как разбудила его: - А почему меня не поцеловал? - Ах, да! - Поцеловал холодно, небрежно, отрешенно. - Что случилось? - Случилось... - Надеюсь, не с Ананием Денисовичем? - С Фиделем. - А ну, рассказывай. - Клара за ним покатила коляску.
   Он таиться не стал. Поведал, что узнал от Дарьяны Манукяновны. Насколько мне известно, она ни за кого никогда не беспокоилась. А тут...
   В дрогнувшем голосе дочери отец уловил ревнивые нотки.
   "Ах, бедная девочка!.. Что за женщины?.." И у толстухи Дарьяны Манукяновны он почувствовал трепетное сердце, когда она своему врачу сообщала печальную новость. Фидель Михайлович для неё уже значил больше, чем собственный муж, всячески опекаемый могущественным братом.
   "Неужели я переусердствовал? - с горечью думал Аркадий Семенович. - Не шизика должен будет заменить Фидель Михайлович, хотя и этот Суркис выкарабкается в олигархи".
   Он, опытный психиатр, имел в виду того мерзавца, по чьей вине дочь попала в автомобильную катастрофу. Да, тот уже олигарх, притом с числе первой десятки. И у него телохранителей пусть не президентский полк, но добрая рота человекоподобных волкодавов. Аркадий Семенович был уверен, что через частокол этих волкодавов Фидель Михайлович к нему проберется и завладеет его миллиардами.
   До вчерашнего дня Аркадий Семенович только ему известным способом ставил капканы на мерзавца, будучи убежден, что уже в капкане добьет этого зверя его молодой друг - добьет своим аналитическим умом.
   А пока, вопреки договоренности, аналитик делал непростительные ошибки, и одна, самая последняя - так бездумно довериться проходимцу Башину.
   Аркадий Семенович корил себя в том, что не научил своего подопечного чуять людей нутром. Да и когда было учить? Неужели Фидель соблазнился миллионом, чтоб быстренько заработать и выкупить сына? Похоже, что поспешил. Тут, конечно, доля вины товарища полковника - по авантюрному сценарию не всегда хороший фильм. Да и Антонина Леонидовна, в душе авантюристка, поторопилась сбагрить уворованное, а получилось, что подставила Фиделя. Фидель обязан был знать, откуда эти четыре миллиона, и тогда сообразил бы, почему это вдруг какой-то неизвестный одессит предложил свои услуги.
   У Башина была лишь догадка - сработало чутье местечкового хухеля: а что если это они, доллары, из поезда?
   Да и его, профессора Герчика, товарищ полковник проигнорировал...
   Так рассуждал Аркадий Семенович, посвящая свою дочь в детали покупки Поморского деревообрабатывающего комбината на имя новоиспеченного предпринимателя Рубана. На аукцион идут, уже имея известность. - Папа, ты скажи мне главное: Фидель Михайлович жив? - Хочется верить... - Я верю, тихо произнесла Клара.
   Отец посветлел лицом. Он знал, что дочь у него необыкновенная. Не случись трагедии, она преуспела бы как психолог. Но, обреченная на неподвижность, она захлебывалась в клоаке действительности. И чтоб не захлебнулась, отец как мог её подбадривал, давая понять, что господствует не судьба над человеком, а человек господин своей судьбы. - Твоя вера, доченька, меня радует. Глядя на тебя, я лишний раз убеждаюсь, что у нас с тобой гены вечно гонимого народа. Мы ещё в роддоме, а уже кричим громче других - требуем к себе внимания. У него же, у Фиделя Михайловича, гены предков, которых ломали, но никогда не сломили и им не нужно было приспосабливаться к другим народам, их никто не преследовал, разве что таежный зверь, а зверя они всегда побивали. Я знаю его отца. Это добрейшей души человек. Ты замечала, что Фидель Михайлович стесняется даже себя? Он все ещё не уяснил, что в элитной среде надо быть предельно наглым, правда, не на столько, чтоб от тебя шарахались. - Ты хочешь сказать, что ум - это сила, а локти - нахальство? - заметила дочь. - Да, у Фиделя Михайлоыича есть первое, но нет второго. Гены предков ему мешают. - Это хорошо или плохо? - В его положении - это плохо.
   Из зала они перешли на кухню, где тетя Люба разогревала блинчики с творогом и там, уже за столом, он предупредил: - Ты только маме о нашем друге не говори ничего. Ты веришь и я хочу верить, что Фидель Михайлович включит свой мыслительный аппарат - проявит характер. Сработают гены. Хотя и не сразу.
   К разговору хозяев тетя Люба не прислушивалась. Здесь о России и о русских говорили часто. Но ни разу она не слышала, чтоб говорили с пренебрежением. И потому она усердно помогала по хозяйству - работала , как будто это были её желанные родственники.
   По другому говорили о России на собрании. Там только и разговоров о втором пришествии Христа. Проповедник из Америки объявил: Россия, как змий, сама себя съест. Это было страшно.
   А хозяева - люди нерусские - толкуют, что Россия обязательно возродится. Они скорбят о русском, который загадочно исчез. Неужели съедают русские русских?
   Так зачем тогда второе пришествие Христа? Возвратится он или нет? Лучше пусть не возвращается. Здесь и без него тошно. А вот возвращение хорошего человека - это радость.
   Тетя Люба взглядом дала понять, что если верить в лучшее, то все лучшее - впереди.
   20
   Если в первопрестольной благоухали ясные солнечные дни и плыли звездные с морозцем ночи, то на Питер и весь Северо-Запад наложил свою мохнатую лапу атлантический циклон. Небо сыпало моросью, и тучи, летевшие с Балтики, серой пеленой закрывали верхние этажи зданий.
   В Парголово, в пригороде Питера, где раньше традиционно была зона отдыха, украшенная спортивными сооружениями, новые русские теснили сосновый бор, застраивая двух-и трехэтажными виллами.
   Александр Гордеевич Тюлев виллу для себя не строил - он её купил у вдовы бывшего подельника, с которым не сошелся интересами, и тот как бы случайно был задавлен в своем "Мерседесе" железобетонной плитой, выпавшей с панелевоза. Вместе с ним погибли шофер и два охранника.
   Тридцатилетняя вдова долго мужа не оплакивала, спустя два месяца вышла замуж за другого нового русского, а виллу очень дешево - за двести семьдесят тысяч долларов - уступила лесопромышленнику Тюлеву, о котором ведала, что с ним торговаться нельзя: какую цену даст - на такую и соглашайся. Первый муж владел двумя лесовозами, по дешевке выкупленными у министерства речного флота. Это он назначил свою цену за перевозку лесоматериалов по рекам и озерам Мариинской системы с доставкой на Северный бумкомбинат. Цена не устраивала Тюлева. Друг-подельник не уступил: забыл, кто из них первый.
   В "Крестах" - здесь обычно три тысячи зэков - на Банкира молятся: он устанавливает очередность, кого когда выкупать. Выкупил и владельца лесовозов, а тот посчитал, что за стенами тюремной камеры пахан уже не пахан. Иной выбивается чуть ли не в министры, а всегда помнит, кто помог ему стать благородным - избавил от параши и тюремного пойка, кто не позволил, чтоб его, вчерашнего директора, насиловали по ночам, как продажную девку.
   Вилла - двухэтажный каменный особняк - в глаза не бросалась. Среди таких же, краснокирпичных, с подземными гаражами и пристроенной финской баней, она выглядела чересчур скромной, но почему-то сразу понравилась Ядвиге Станиславовне.
   - Уютное гнездышко, - сказала она. - Ничего не перестраивай. Разве что поменяй спутниковую антенну. Ну и, конечно, факс. В Москве я видела поновей.
   Пожелание любовницы Александр Гордеевич учел. Новая антенна оказалась не лучше старой - нужно было менять питерскую погоду, может, и климат. А вот факс, да, работал безупречно. Он и принес новость из Архангельска. Ядя, а бабки-то нашлись! - воскликнул Александр Гордеевич,
   расшифровав донесение. - Которые? - Которые слизнули в поезде. - И у кого же? - Представь себе, мой друг послал на аукцион своего Юрия
   Власова. У них есть такой - аналитик Рубан. Я тебе о нем, помнится, говорил. Умный парень, но дурак. Моими бабками попытался купить Поморский. - Ну и что? Что будет? - А то, что я сорву аукцион. Пошлю своего человека. - Ты разве не послал? - Послал. С сочинениями членов Политбюро. Но не нашего, а того, бывшего, кремлевского. - Представляю, как ты этому Юрию Власову утрешь нос. - Зачем утирать? Я его выкраду. Хоть он и Власов, выдавлю из него, кто мне устроил подлянку.
   Для Ядвиги Станиславовны - верного и опытного агента товарища полковника - это была важная новость. Аналитик был в опасности. Требовалось немедленно связаться с Москвой. Кто из Москвы сообщил в Архангельск? Сообщить могли только из фирмы Лозинского. Значит, у Тюлева в фирме "Лозанд" сидел свой агент. Но кто он?
   Ядвига Станиславовна предложила: - Саня, если четыре миллиона к тебе вернутся, поощри своего стукача. Отвали ему тысяч десять. Он будет тебе землю рыть. - Ты что? Он и тысяче обрадуется. Они, эти особисты, в армии имели мизер. - Зато были идейные. - Эпоха идейных, Ядя, канула в лету. - Не скажи. У нас в мэрии, пока не знали семью президента, все
   были за него. Теперь - все за мэра.
   - Это понятно. Чем меньше человека знаешь, тем лучше о нем думаешь. А узнаешь, что и мэр не лучше Е.Б.Н., подберут нового бога. Президент одряхлел. Вот и поставили теперь на молодого и здорового. Вот, как ты на меня. - Точно! - засветилась белозубой улыбкой Ядвига Станиславовна.
   К тому же ты в два раза моложе мэра. Ну и...
   Она сделала многозначительную паузу, как умела делать её однофамилица, рекламируя парижское мыло. Та в ванной бывало поднимет изящную ножку и застынет, дескать, смотрите, как пена стекает с пятки до колена и дальше. Ядвига Станиславовна застывала недосказанной фразой. - Договаривай. - Тебя ждет кресло президента. - Твоими бы устами... Я первое, что сделаю, - очищу Россию от криминала. Когда-то Никита Сергеевич говорил: "Западный Берлин это яйца Кеннеди, которые мы держим в своих руках. Будет надобность вырвать - вырвем." А я уничтожу базу, которая питает криминал. - Любопытно... Как же? - Все присваиваю себе. Сам у себя воровать не буду, грабить себя - тем более. Товарищ Сталин, единственный из правителей, кто был полным хозяином страны. Лично у него ничего не было, но он имел все.
   - Где же тебя так просветили? - В "Крестах". Это, Ядичка, главный университет России...
   Опять факс отвлек внимание. Новая шифровка требовала личного участия Банкира в деле, связанном с аукционом. Там события разворачивались со стремительной быстротой.
   Александр Гордеевич взглянул на часы: торги уже начались. - Летим. - В такую слякоть? Все полеты, небось, отменены. - В Беломорье - пятнадцать ниже нуля. Нам бы взлететь.
   Пулковский аэропорт был закрыт, но рейсовые пока ещё взлетали, если им гарантировали посадку. Талаги посадку почему-то не гарантировали. - А мы на истребителе. Примет Васьково. Начальник гарнизона мой друг. - С некоторых пор военные подрабатывали, доставляя новых русских, куда тем заблагорассудится.
   Собрались в считанные минуты. По пути в Котлы, где дислоцировался полк дальнего перехвата, Ядвига Станиславовна сказала, что ей надо заскочить к Зосе. - Что так? - Обещала таблетки. Для Олега Борисовича.
   Она не делала секрета, что их зять, муж Зоси, страдает язвой желудка. Уже в машине Александр Гордеевич спросил: - Давай твое лекарство. Сам схожу. - Поднимемся вместе. Взгляну на племянницу. Быть в Питере и не увидеть малышку...
   Олег Борисович что-то кроил. И пока Александр Гордеевич, передавая лекарство, о чем-то расспрашивал мастера, Ядвига Станиславовна, подхватив на руки племянника, поспешила на кухню и там, на кухне, успела шепнуть: Бывший особист передал Тюлю: на аукционе будет наличка из поезда.
   Не сказала, что ждет аналитика - Александр Гордеевич поторопил. Он заметил, что Ядя о чем-то шепчется с сестрой, направился на кухню. Сестры переглянулись, раскатисто захохотали. - Никак мои кости перемываете? - Не твои, - нашлась Ядя, - нашего охранника.
   Уже подъезжая к Котлам, прильнув к уху Сашеньки , чтоб не слышал водитель, объяснила причину смеха:
   - Я рассказывала, как твой главный телохранитель, Лешка Серик, трахает нашу дворничиху. Каждое утро, в одно и то же время и почему-то всегда у мусорного ящика. - Уберу Серика. Зажрался, падла, - шепотом ответил Александр
   Гордеевич. - У телохранителя баба должна быть одноразовая. - А я у тебя? - Но я же не телохранитель? - Как ? - изумилась Ядвига Станиславовна. - Разве не ты охраняешь мое тело? Ты мне ни на секунду никуда не даешь отлучиться. Разве не так? - Так, - самодовольно улыбнулся Александр Гордеевич.
   За разговором не заметили, как въехали в военный городок. Водитель подрулил прямо к штабу.
   Знакомый генерал, когда услышал, что с лесопромышленником летит женщина (опытным глазом определил - любовница), наотрез отказался выделить истребитель - два пассажира в кабине штурмана-оператора, а вдруг что случится? Кому отвечать? Он дал транспортный: ребята - ассы, летают при любой погоде. Правда, не так быстро, но до Васьково за три часа дошлепают.
   Александр Гордеевич прикинул: поздно. К этому времени торги уже закончатся. Но волноваться не было смысла: указания даны, а излишняя опека развращает подчиненных. Почему-то волновалась Ядвига Станиславовна. Она говорила, что ей страшно, в такую погоду она ещё не летала. Густая облачность окутала все пространство. Натужно ревели турбины, самолет, казалось, завис в одной точке. Волновалась она по другой причине: дозвонилась ли Зося до товарища полковника? Если дозвонилась, товарищ полковник сможет что-то предпринять.
   Он предпринял. Получив сообщение из Питера, быстро вычислил агента. Когда военно-транспортный ТУ коснулся васьковской бетонки, бывший особист Андрей Лукьянович Красий в своем кабинете лежал уже на диване и врач "скорой помощи" зафиксировал остановку сердца.
   Только в первом часу дня Тюлев и Ядвига Семеновна увидели высотные здания северного города. Погода и здесь испортилась: из-за Двины широким фронтом шли облака, в морозном воздухе роился снег.
   На явочной квартире по Нижегородской улице - по соседству с кладбищем - в старой, плохо отштукатуренной двухъэтажке хозяина ждал недавний зэк Башин. Маленький, седенький, с большими морщинистыми ушами, он ласково улыбался, как может улыбаться одессит, продавая на Привозе простаку-селянину сапоги на картонной подошве. - Получилось? - В лучшем виде, - нежно ответил Ефим Львович. - Торги, как вы и пожелали, имели возможность не состояться. - Возможность не действительность, - прервал его Тюлев, не догадываясь, что он оперирует философскими категориями. - Где покупатель?
   Башин, стоя у камина и потирая тонкие, как у девочки-подростка, руки, заискивающе ответил: - Вам доложит Константин.
   Архангельской экспедицией - так была названа операция - руководил друг детства и школьный товарищ Костя Гелевера, широколыцый, не по возрасту полный, но подвижный крепыш. Пока его друг Тюль сидел в "Крестах", а потом досиживал в образцово-показательной колонии украинского города Черкасы, где зэки-хохлы в день референдума орали: "Гэть кацапив з украинских тюрем!", Костя учился в Ленинградском университете на юрфаке, получив диплом юриста, поступил в адвокатскую контору. Но и Тюль не отстал в учебе. Из тюрьмы вышел в звании вора в законе, стал держателем общака. Ему не составило труда разыскать друга, теперь уже дипломированного юриста.