The Horses of Disaster plunge in the heavy clay:
Beloved, let your eyes half close, and your heart beat
Over my heart, and your hair fall over my breast,
Drowning love's lonely hour in deep twilight of rest,
And hiding their tossing manes and their tumultuous feet.
Он скорбит о перемене, произошедшей с ним и его возлюбленной, и мечтает о конце света
Или не слышишь зов мой, белая лань без рогов?
Я стал красноухим псом, искусным в твоих следах.
Прошел я Тропу Камней и гибельный Лес Шипов,
Ибо кто-то вложил в мои ноги надежду и страх,
Ненависть и желанье гнать тебя день и ночь.
С ореховым посохом он встретил меня в лесах,
Только взглянул без слова – и я уже мчался прочь,
И голос мой с той поры сделался лаем пса,
И мимо меня летят Время, Рожденье, Рост.
Когда же Вепрь без щетины придет с Заката? клыком
Выкорчует огни солнца, луны и звезд
И с ворчаньем улегшись во тьме, устроится на покой.
Перевод с английского и примечания Анны Блейз
Эти лань и гончий пес – сродни тем оленям и гончим, что мелькают на страницах Артуровских легенд, маня рыцарей навстречу приключениям, а также безрогому оленю и гончему псу, что появляются в начале и в конце предания о путешествии Ойсина в Страну вечной юности. Пес этот несомненно близок гончим Аннуна [1], или Аида, – белым псам с красными ушами; валлийские крестьяне слышат порой в завывании ночного ветра, как эти псы мчатся за кем-то вслед; а также, видимо, связан с теми гончими, которые, по ирландским народным поверьям, могут проснуться и унести душу умершего, если начать оплакивать его слишком рано или причитать над ним слишком громко. Одна старуха рассказывала мне и моей приятельнице, как заметила однажды белых птиц, кружащих над зачарованным местом; но, подойдя ближе, она увидела, что у них собачьи головы; и я не сомневаюсь, что мой гончий пес и эти птицы с собачьими головами – из одного рода. Своих пса и оленя я встретил в одной гаэльской поэме прошлого века о путешествии Ойсина в Страну юности [2]. Ойсин попадает на берег моря, погнавшись на охоте за безрогим оленем, а когда они с Ниав скачут по морю, он замечает среди волн (у меня сейчас нет под рукой той гаэльской поэмы, так что пересказываю по памяти) юношу, преследующего деву с золотым яблоком, а затем – гончего пса с одним красным ухом, мчащегося вслед за безрогой ланью. Эти лань и гончий пес представляются мне очевидными образами желания: желания мужчины, жаждущего женщину, и желания женщины, жаждущей желания мужчины, и вообще всякого желания, подобного этим [3]. Именно так я истолковал эти символы в "Странствиях Ойсина" и заставил моего влюбленного героя вздохнуть при виде "бессмертного желанья Бессмертных"[4], отраженного в их лицах. Человек с ореховым посохом в моем стихотворении – быть может, сам Энгус, Владыка Любви; а вепрь без щетины должен прийти именно "с Заката" потому, что в Ирландии, как и в других странах, западная сторона – это сторона символической тьмы и смерти.
[1] Аннун (Annwn, Annwyn) – в валлийской мифологии нижний мир, царство мертвых. Согласно древнему поверью, бытовавшему в Уэльсе еще в конце XIX в., гончие псы Аннуна – свора призрачных псов, которые проносятся по небу в ненастные ночи и несут с собой беды и смерть (вариант мифологемы Дикой Охоты). В "Мабиногион" (собрании валлийских легенд) псы Аннуна описаны так: "Они были белы как снег, а их уши – красны; и белое и красное сверкало и переливалось".
[2] Имеется в виду поэма Майкла Комина (Micheal Coimin, англизир. Michael Comyn, XVIII в.) под названием "Песнь об Ойсине в Стране юности" ("Laoidh Oisin ar Thir na n-Og", ок. 1750). Вот подстрочный перевод строк, на которые ссылается Йейтс: "Также увидели мы рядом с нами / резво скачущую безрогую лань / и белого красноухого пса, / дерзко подгоняющего ее вперед. / Также узрели мы, воистину, без обмана, / Юную деву верхом на буром коне, / С золотым яблоком в правой руке, / Мчавшуюся по верхушкам волн. / За нею увидели мы / Юного всадника на белом коне, / В пурпурном с алым атласном плаще, / И в руке его – меч с золотой рукоятью".
[3] Аллюзия на высказывание из "Застольных бесед" английского поэта Сэмюэла Тэйлора Кольриджа (1772-1834): "Мужчина желает женщину; но женщина редко желает чего-либо иного, кроме желания мужчины".
[4] Цитата из поэмы У.Б. Йейтса "Странствия Ойсина".
He Mourns for the Change that has Come Upon Him and His Beloved and Longs for the End of the World
Do you not hear me calling, white deer with no horns?
I have been changed to a hound with one red ear;
I have been in the Path of Stones and the Wood of Thorns,
For somebody hid hatred and hope and desire and fear
Under my feet that they follow you night and day.
A man with a hazel wand came without sound;
He changed me suddenly; I was looking another way;
And now my calling is but the calling of a hound;
And Time and Birth and Change are hurrying by.
I would that the Boar without bristles had come from the West
And had rooted the sun and moon and stars out of the sky
And lay in the darkness, grunting, and turning to his rest.
Он слышит крик осоки
Брожу одиноко
У кромки озерных вод,
Где ветер кричит в осоке:
"Пока небосвод
С оси не сойдет, и не рухнет полюс,
И руки не ввергнут в бездну
Стяги Запада и Востока,
И свет не распустит пояс,
Не лежать тебе с милою вместе,
Обнявшись во сне глубоком".
"…пока небосвод / с оси не сойдет…" – комментируя эти строки, Йейтс поясняет, что небесная ось здесь аналогична древнему образу Древа Жизни.
(с) Анна Блейз
He Hears the Cry of the Sedge
I wander by the edge
Of this desolate lake
Where wind cries in the sedge:
Until the axle break
That keeps the stars in their round,
And hands hurl in the deep
The banners of East and West,
And the girdle of light is unbound,
Your breast will not lie by the breast
Of your beloved in sleep.
Песня эльфов, которую они пели над Диармайдом и Грайне, спящими у кромлеха в брачную ночь
Древний народ мы, веселый народ,
Древний народ:
Тысячелетьям, тысячелетьям
Утратили счет.
Дар этим детям, отвергнувшим мир, -
Любовь и молчанье,
Долгая ночь, росная ночь
В звездном сиянье.
Дар этим детям, отвергнувшим мир, -
Отдых от смерти:
Дара прекрасней на свете нет,
Верьте – не верьте.
Древний народ мы, веселый народ,
Древний народ:
Тысячелетьям, тысячелетьям
Утратили счет.
Диармайд и Грайне – герои ирландского эпоса (цикл Финна). Красавице Грайне выбрала себе в мужья юного Диармайда и бежала с ним, спасаясь от брака с престарелым Финном (вождем фениев – ирландской военной дружины, к которой принадлежал и Диармайд). Согласно комментарию Йейтса, они "переходили с места на место по всей Ирландии, но в конце концов Дермот [т.е. Диармайд. – А.Б.] был убит у моря, на мысу Бенбалбен, а Финн завоевал любовь Грайне и вместе с нею, склонившей голову ему на плечо, предстал перед собранием фениев, а те при виде их разразились безудержным смехом". Приведенный Йейтсом вариант концовки содержится только в одном из 41 дошедшего до нас списка саги; этот вариант датирован XVIII веком. В двух древнейших списках Грайне призывает своих сыновей отомстить Финну.
Кромлех – доисторическое мегалитическое сооружение: несколько продолговатых камней, вкопанных в землю вертикально и перекрытых плоской каменной плитой. Во многих местностях Ирландии подобные сооружения называют "ложем" Диармайда и Грайне: согласно преданию, во время бегства от Финна и его воинов влюбленные провели одну из ночей под защитой кромлеха.
(с) Анна Блейз
A Faery Song
We who are old, old and gay,
O so old!
Thousands of years, thousands of years,
If all were told:
Give to these children, new from the world,
Silence and love;
And the long dew-dropping hours of the night,
And the stars above:
Give to these children, new from the world,
Rest far from men.
Is anything better, anything better?
Tell us it then:
Us who are old, old and gay,
O so old!
Thousands of years, thousands of years,
If all were told.
Песня Энгуса-скитальца
Пылал мой лоб неведомым огнем,
А в зарослях орешника – прохлада.
Я срезал гибкий прут и на лесу
Наживкой сладкой ягоду приладил.
И только светляки спорхнули в ночь
И звезды замерцали светляками,
Я выловил искристую форель
С серебряной спиной и плавниками.
Я отошел раздуть огонь в костре,
Оставив на песке свою добычу,
Но слышу – за спиной трава шуршит
И тихий голос рыболова кличет.
Мерцающая дева на песке
В венке из белых яблоневых веток
Окликнула по имени меня
И растворилась серебристым светом.
И пусть прошло в скитаньях много лет
В краях пустынных и краях холмистых, -
Я деву разыщу и обниму
И поцелуем губ коснусь искристых;
И в пестрых травах буду собирать,
Покуда день и час не грянет Судный,
Серебряные яблоки луны
И золотые яблоки полудней.
Энгус, в описании Йейтса, – "бог юности, красоты и поэзии. Он царствует в Тир-нан-Ог, Стране юности".
Орешник: "Орешник был ирландским Древом Жизни или Познания, а такое древо, несомненно, считалось в Ирландии, как и повсеместно, древом небесным".
Форель: Йейтс отмечает, что "дети богини Дану могут принимать любой облик, и те, что обитают в воде, нередко принимают образ рыбы".
Примечания
В основу стихотворения легла ирландская сага "Видение Энгуса". Сага повествует о том, как волшебная дева Каэр Иб Ормат посетила Энгуса во сне и зажгла в его сердце такую любовь, что Энгус заболел от тоски и излечился лишь после того, как разыскал возлюбленную.
Орешник в кельтской традиции – дерево благотворной магии.
Перевод и примечания (с) Анна Блейз
The Song of Wandering Aengus
I went out to the hazel wood,
Because a fire was in my head,
And cut and peeled a hazel wand,
And hooked a berry to a thread;
And when white moths were on the wing,
And moth-like stars were flickering out,
I dropped the berry in a stream
And caught a little silver trout.
When I had laid it on the floor
I went to blow the fire aflame,
But something rustled on the floor,
And some one called me by my name:
It had become a glimmering girl
With apple blossom in her hair
Who called me by my name and ran
And faded through the brightening air.
Though I am old with wandering
Through hollow lands and hilly lands.
I will find out where she has gone,
And kiss her lips and take her hands;
And walk among long dappled grass,
And pluck till time and times are done
The silver apples of the moon,
The golden apples of the sun.
Плащ, лодка и чулки
– Для кого мастеришь ты наряд пестротканый?
– В яркий плащ я одену Печаль.
О, прекрасна для взора, светла и желанна
Будет людям казаться Печаль,
Так светла и желанна!
– Для кого снаряжаешь ты лодку в скитанья?
– В быстрый челн усажу я Печаль.
О как вольно и ночью и днем, неустанно,
Будет по морю мчаться Печаль, -
День и ночь, неустанно!
– Что ты вяжешь из шерсти белее тумана?
– В мягкий пух я обую Печаль.
О, неслышною поступью, легче тумана
Будет к людям являться Печаль, -
Так легко и нежданно!
The Cloak, the Boat and the Shoes
"What do you make so fair and bright?'
"I make the cloak of Sorrow:
O lovely to see in all men's sight
Shall be the cloak of Sorrow,
In all men's sight.'
"What do you build with sails for flight?'
"I build a boat for Sorrow:
O swift on the seas all day and night
Saileth the rover Sorrow,
All day and night.'
"What do you weave with wool so white?'
"I weave the shoes of Sorrow:
Soundless shall be the footfall light
In all men's ears of Sorrow,
Sudden and light.'
Похищенное дитя
Среди Слейтвуда, где склоны
Тонут в озере лесном,
Остров прячется зеленый.
Там, где цапля бьет крылом,
Крыс пугая водяных, -
Мы храним от глаз чужих
Полные до верха чаны
Вишен краденых, румяных.
Так пойдем, дитя людей,
В царство фей, к лесной воде, -
Крепче за руку держись! -
Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь.
Где луна холодным глянцем
Берег Россеса зальет,
До утра старинным танцем
Мы сплетаем хоровод -
В колыханье рук и взоров
До утра прядем узоры
Под луной у дальних вод.
Беззаботно и легко
Мы порхаем над волнами
В час, когда слепыми снами
Мир объят людской.
Так пойдем, дитя людей,
В царство фей, к лесной воде, -
Крепче за руку держись! -
Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь.
Где вода с холмов струится
В озерца на дне Глен-Кар,
Где звезда не отразится,
Затерявшись в тростниках,
Мы форели полусонной
Беспокойные виденья
На ухо поем,
Меж травы, в слезах склоненной,
То мелькнем прозрачной тенью,
То опять замрем.
Так пойдем, дитя людей,
В царство фей, к лесной воде, -
Крепче за руку держись! -
Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь.
С потемневшими очами
Он идет на зов:
Не слыхать ему мычанья
Стада с солнечных холмов,
Не видать возни мышиной
Возле ящика с крупой,
Пенье чайника в камине
Не вдохнет в него покой.
Он уходит от людей,
В царство фей, к лесной воде, -
Крепче за руку держись! -
Ты вовеки не узнаешь, как печальна жизнь.
Слейтвуд (Sleuth Wood, более распространенное название – Slish Wood, от slis- – "расположенный на склоне") – лес на южном берегу озера Лох-Гилл, к юго-востоку от г. Слайго.
"Остров… зеленый" – остров Иннифсри; см. стихотворение "Озерный остров Иннисфри".
Россес, Россес-пойнт (Rosses Point) – приморская местность и деревушка, расположенная на небольшом мысу в ирландском графстве Мэйо, близ Слайго. Йейтс поясняет, что это – "достопримечательная местность. Там есть небольшой каменистый мыс (point), на котором если кто уснет, рискует проснуться дурачком: эльфы унесут его душу".
Глен-Кар (Glen Car, точнее Gleann an Chairte – "Долина исполинского камня") – долина к северо-востоку от г. Слайго, неподалеку от Драмклиффа. По ее склону стекает водопад; на дне вода собирается в озеро.
(с) Анна Блейз
The Stolen Child
Where dips the rocky highland
Of Sleuth Wood in the lake,
There lies a leafy island
Where flapping herons wake
The drowsy water-rats;
There we've hid our faery vats,
Full of berries
And of reddest stolen cherries.
Come away, O human child!
To the waters and the wild
With a faery, hand in hand,
For the world's more full of weeping than you can understand.
Where the wave of moonlight glosses
The dim grey sands with light,
Far off by furthest Rosses
We foot it all the night,
Weaving olden dances,
Mingling hands and mingling glances
Till the moon has taken flight;
To and fro we leap
And chase the frothy bubbles,
While the world is full of troubles
And is anxious in its sleep.
Come away, O human child!
To the waters and the wild
With a faery, hand in hand,
For the world's more full of weeping than you can understand.
Where the wandering water gushes
From the hills above Glen-Car,
In pools among the rushes
That scarce could bathe a star,
We seek for slumbering trout
And whispering in their ears
Give them unquiet dreams;
Leaning softly out
From ferns that drop their tears
Over the young streams.
Come away, O human child!
To to waters and the wild
With a faery, hand in hand,
For the world's more full of weeping than you can understand.
Away with us he's going,
The solemn-eyed:
He'll hear no more the lowing
Of the calves on the warm hillside
Or the kettle on the hob
Sing peace into his breast,
Or see the brown mice bob
Round and round the oatmeal-chest.
For be comes, the human child,
To the waters and the wild
With a faery, hand in hand,
from a world more full of weeping than you can understand.
Роза мирозданья
О, кто сказал, что красота минует, словно сон?
Тоскуют алые уста, надменны и скорбны,
О том, что мир не посетят чарующие сны
С тех пор, как траурным костром взметнулся Илион
И пали Уснеха сыны.
И мы в тревогах и трудах рассеемся, как дым,
Но среди обликов людских, струящихся с земли,
Под бренной пеною небес, где звезды отцвели,
Меж вереницы бледных волн под ветром ледяным
Пребудет одинокий лик.
Склонитесь, ангелы, пред ней в заоблачном дому!
До вас и прежде, чем в тиши раздался первый вздох,
Над бездной водною витал усталый добрый Бог:
Он расстелил зеленый мир по слову Своему
Ковром для этих легких ног.
Илион (Троя) – в греческой мифологии город, захваченный и сожженный греками в результате Троянской войны. Причиной войны стало похищение спартанской царицы Елены Прекрасной троянским царевичем Парисом.
"…Уснеха сыны" – в ирландской мифологии трое братьев: Найси, Андле и Ардан, сыновья уладского воина Уснеха. Найси бежал на чужбину вместе со своей возлюбленной Дейрдре, которая была просватана за уладского короля Конхобара; братья последовали за ними. Но в конце концов их хитростью вынудили вернуться в Улад, и они были убиты воинами Конхобара.
(с) Анна Блейз
The Rose of the World
Who dreamed that beauty passes like a dream?
For these red lips, with all their mournful pride,
Mournful that no new wonder may betide,
Troy passed away in one high funeral gleam,
And Usna's children died.
We and the labouring world are passing by:
Amid men's souls, that waver and give place
Like the pale waters in their wintry race,
Under the passing stars, foam of the sky,
Lives on this lonely face.
Bow down, archangels, in your dim abode:
Before you were, or any hearts to beat,
Weary and kind one lingered by His seat;
He made the world to be a grassy road
Before her wandering feet.
Скрипач из Дунея
Как играю на скрипке в Дунее -
Ходит пляс морскою волной.
А двоюродный брат мой – священник,
И священник – мой брат родной.
Пусть читают святые книги -
Я и в этом не уступил:
Всё читаю я книгу песен,
Что на ярмарке в Слайго купил.
Как помрем и пойдем на небо
И придем к Петру у ворот,
Всех троих он улыбкой встретит,
Но меня пропустит вперед,
Потому что праведный – весел,
Коль родился не в горький час,
А веселым по нраву скрипка,
А веселым по нраву пляс.
И, завидев меня, столпится
Райский люд, закричит: "Вот те на!
Да ведь это скрипач из Дунея!" -
И запляшет, как в море волна.
Дуней, Дунейская скала (Dooney Rock) – скала на берегу озера Лох-Гилл, в лесу Слейтвуд (графство Слайго).
Слайго – графство на северо-западе Ирландии. В Слайго жили дед и бабка Йейтса по материнской линии; здесь он провел значительную часть своего детства.
"…придем к Петру у ворот": в христианской традиции апостол Петр – привратник у райских дверей.
В оригинале упомянуты два топонима, опущенные при переводе:
Килварнет (Kilvarnet) – округа селения Баллинакарроу (Слайго).
Мохарабуи, Махерабой (Mocharabuiee, Magheraboy, гаэл. Machaire Bui – "Желтая равнина" или "Желтое поле битвы") местность на юго-западной окраине графства Слайго; местная приходская церковь находится в селении Баллинтой.
(с) Анна Блейз
The Fiddler of Dooney
When I play on my fiddle in Dooney
Folk dance like a wave of the sea;
My cousin is priest in Kilvarnet,
My brother in Mocharabuiee.
I passed my brother and cousin:
They read in their books of prayer;
I read in my book of songs
I bought at the Sligo fair.
When we come at the end of time
To Peter sitting in state,
He will smile on the three old spirits,
But call me first through the gate;
For the good are always the merry,
Save by an evil chance,
And the merry love the fiddle,
And the merry love to dance:
And when the folk there spy me,
They will all come up to me,
With "Here is the fiddler of Dooney!"
And dance like a wave of the sea.
Строки, написанные в минуту уныния
Когда же я глядел в последний раз
На черных леопардов под луной,
На волны длинных тел и зелень глаз?
И вольных ведьм на свете – ни одной,
Сих дам достойнейших: ни метел их, ни слёз,
Сердитых слёз их больше нет как нет.
Святых кентавров не сыскать в холмах,
И я жестоким солнцем ослеплен.
Воительница-мать, луна, вернулась в прах.
На рубеже пятидесяти лет
Я боязливым солнцем ослеплен.
Lines Written in Dejection
When have I last looked on
The round green eyes and the long wavering bodies
Of the dark leopards of the moon?
All the wild witches those most noble ladies,
For all their broom-sticks and their tears,
Their angry tears, are gone.
The holy centaurs of the hills are vanished;
I have nothing but the embittered sun;
Banished heroic mother moon and vanished,
And now that I have come to fifty years
I must endure the timid sun.
Увядание ветвей
Шепталась с птицами луна, и я воскликнул: "Пусть
Не молкнут крики кулика и ржанки горький стон, -
Но где же нега слов твоих, и радость их, и грусть?
Смотри: дорогам нет конца, и нет душе приюта".
Медово-бледная луна легла на сонный склон,
И я на Эхтге задремал, в ручьевой стороне.
Не ветер ветви иссушил, не зимний холод лютый, -
Иссохли ветви, услыхав, что видел я во сне.
Я знаю тропы, где идут колдуньи в час ночной,
В венцах жемчужных поднявшись из мглы озерных вод,
С куделью и веретеном, с улыбкой потайной;
Я знаю, где луна плывет, где, пеною обуты,
Танцоры племени Дану сплетают хоровод
На луговинах островных при стынущей луне.
Не ветер ветви иссушил, не зимний холод лютый, -
Иссохли ветви, услыхав, что видел я во сне.
Я знаю сонную страну, где лебеди кружат,
Цепочкой скованы златой, и на лету поют,
Где королева и король в блаженстве без отрад
Блуждают молча: взор и слух навек у них замкнуты
Премудростью, что в сердце им лебяжьи песни льют, -
То знаю я да племя птиц в ручьевой стороне.
Не ветер ветви иссушил, не зимний холод лютый, -
Иссохли ветви, услыхав, что видел я во сне.
Эхтге, Оти (Slieve Aughty, гаэл. Sliabh Echtge – "гора Эхтге") – горная гряда в графствах Голуэй и Клэр. Имя Эхтге, по преданию, носила женщина из Племен богини Дану.
"…танцоры племени Дану" – см. комментарий к стихотворению "Неукротимая орда".
"…лебеди кружат / Цепочкой скованы златой…". – В комментариях к поэме "Байле и Айлин" Йейтс отмечает: "превратившись в лебедей, скованных друг с другом золотой цепью, Байле и Айлин приняли тот же облик, что принимали до них и другие зачарованные любовники в древних преданиях".
(с) Анна Блейз
THE WITHERING OF THE BOUGHS
I CRIED when the moon was murmuring to the birds:
"Let peewit call and curlew cry where they will,
I long for your merry and tender and pitiful words,
For the roads are unending, and there is no place to my mind."
The honey-pale moon lay low on the sleepy hill,
And I fell asleep upon lonely Echtge of streams.
No boughs have withered because of the wintry wind;
The boughs have withered because I have told them my dreams.
I know of the leafy paths that the witches take,
Who come with their crowns of pearl and their spindles of wool,
And their secret smile, out of the depths of the lake;
I know where a dim moon drifts, where the Danaan kind
Wind and unwind their dances when the light grows cool
On the island lawns, their feet where the pale foam gleams.
No boughs have withered because of the wintry wind;
The boughs have withered because I have told them my dreams.
I know of the sleepy country, where swans fly round
Coupled with golden chains, and sing as they fly.
A king and a queen are wandering there, and the sound
Has made them so happy and hopeless, so deaf and so blind
With wisdom, they wander till all the years have gone by;
I know, and the curlew and peewit on Echtge of streams.
No boughs have withered because of the wintry wind;
The boughs have withered because I have told them my dreams.
Фазы Луны
Перевод с английского Анны Блейз
Прислушался старик, на мост взойдя.
Бредут они с приятелем на юг
Дорогой трудной. Башмаки в грязи,
Одежда коннемарская в лохмотьях;
Но держат шаг размеренный, как будто
Им путь еще неблизкий до постели,
Хоть поздняя ущербная луна
Уже взошла. Прислушался старик.
Ахерн. Что там за звук?
Робартс. Камышница плеснулась,
А может, выдра прыгнула в ручей.
Мы на мосту, а тень пред нами – башня;
Там свет горит – он до сих пор за чтеньем.
Как все ему подобные, досель
Он находил лишь образы; быть может,
Он поселился здесь за свет свечи
Из башни дальней, где сидел ночами
Платоник Мильтона иль духовидец-принц
У Шелли, – да, за одинокий свет
С гравюры Палмера как образ тайнознанья,
Добытого трудом: он ищет в книгах
То, что ему вовеки не найти.
Ахерн. А почему б тебе, кто все познал,
К нему не постучаться и не бросить
Намек на истину – не больше, чем достанет
Постичь: ему не хватит целой жизни
Чтоб отыскать хоть черствую краюшку
Тех истин, что тебе – как хлеб насущный;
Лишь слово обронить – и снова в путь?
Робартс. Он обо мне писал цветистым слогом,
Что перенял у Пейтера, а после,
Чтоб завершить рассказ, сказал, я умер, -
Вот и останусь мертвым для него.
Ахерн. Так спой еще о лунных превращеньях!
Воистину, твои слова – как песнь:
«Мне пел ее когда-то мой создатель…»
Робартс: Луна проходит двадцать восемь фаз,
От света к тьме и вспять по всем ступеням,
Не менее. Но только двадцать шесть -
Те колыбели, что качают смертных:
Нет жизни ни во тьме, ни в полном свете.
От первого серпа до половины
Нас увлекают грезы к приключеньям,
И человек блажен, как зверь иль птица.
Но лишь начнет круглиться лунный бок -
И смертный устремляется в погоню
За прихотью чудной, за измышленьем
Невероятным, на пределе сил,
Но все же не вполне недостижимым;
И хоть его терзает плеть сознанья,
Но тело, созревая изнутри,
Становится прекрасней шаг от шага.
Одиннадцать шагов прошло – Афина
За волосы хватает Ахиллеса,
Повержен Гектор, в мир явился Ницше:
Двенадцатая фаза – ночь героя.
Beloved, let your eyes half close, and your heart beat
Over my heart, and your hair fall over my breast,
Drowning love's lonely hour in deep twilight of rest,
And hiding their tossing manes and their tumultuous feet.
Он скорбит о перемене, произошедшей с ним и его возлюбленной, и мечтает о конце света
Перевод с английского Анны Блейз
Или не слышишь зов мой, белая лань без рогов?
Я стал красноухим псом, искусным в твоих следах.
Прошел я Тропу Камней и гибельный Лес Шипов,
Ибо кто-то вложил в мои ноги надежду и страх,
Ненависть и желанье гнать тебя день и ночь.
С ореховым посохом он встретил меня в лесах,
Только взглянул без слова – и я уже мчался прочь,
И голос мой с той поры сделался лаем пса,
И мимо меня летят Время, Рожденье, Рост.
Когда же Вепрь без щетины придет с Заката? клыком
Выкорчует огни солнца, луны и звезд
И с ворчаньем улегшись во тьме, устроится на покой.
Комментарий У.Б. Йейтса
Перевод с английского и примечания Анны Блейз
Эти лань и гончий пес – сродни тем оленям и гончим, что мелькают на страницах Артуровских легенд, маня рыцарей навстречу приключениям, а также безрогому оленю и гончему псу, что появляются в начале и в конце предания о путешествии Ойсина в Страну вечной юности. Пес этот несомненно близок гончим Аннуна [1], или Аида, – белым псам с красными ушами; валлийские крестьяне слышат порой в завывании ночного ветра, как эти псы мчатся за кем-то вслед; а также, видимо, связан с теми гончими, которые, по ирландским народным поверьям, могут проснуться и унести душу умершего, если начать оплакивать его слишком рано или причитать над ним слишком громко. Одна старуха рассказывала мне и моей приятельнице, как заметила однажды белых птиц, кружащих над зачарованным местом; но, подойдя ближе, она увидела, что у них собачьи головы; и я не сомневаюсь, что мой гончий пес и эти птицы с собачьими головами – из одного рода. Своих пса и оленя я встретил в одной гаэльской поэме прошлого века о путешествии Ойсина в Страну юности [2]. Ойсин попадает на берег моря, погнавшись на охоте за безрогим оленем, а когда они с Ниав скачут по морю, он замечает среди волн (у меня сейчас нет под рукой той гаэльской поэмы, так что пересказываю по памяти) юношу, преследующего деву с золотым яблоком, а затем – гончего пса с одним красным ухом, мчащегося вслед за безрогой ланью. Эти лань и гончий пес представляются мне очевидными образами желания: желания мужчины, жаждущего женщину, и желания женщины, жаждущей желания мужчины, и вообще всякого желания, подобного этим [3]. Именно так я истолковал эти символы в "Странствиях Ойсина" и заставил моего влюбленного героя вздохнуть при виде "бессмертного желанья Бессмертных"[4], отраженного в их лицах. Человек с ореховым посохом в моем стихотворении – быть может, сам Энгус, Владыка Любви; а вепрь без щетины должен прийти именно "с Заката" потому, что в Ирландии, как и в других странах, западная сторона – это сторона символической тьмы и смерти.
[1] Аннун (Annwn, Annwyn) – в валлийской мифологии нижний мир, царство мертвых. Согласно древнему поверью, бытовавшему в Уэльсе еще в конце XIX в., гончие псы Аннуна – свора призрачных псов, которые проносятся по небу в ненастные ночи и несут с собой беды и смерть (вариант мифологемы Дикой Охоты). В "Мабиногион" (собрании валлийских легенд) псы Аннуна описаны так: "Они были белы как снег, а их уши – красны; и белое и красное сверкало и переливалось".
[2] Имеется в виду поэма Майкла Комина (Micheal Coimin, англизир. Michael Comyn, XVIII в.) под названием "Песнь об Ойсине в Стране юности" ("Laoidh Oisin ar Thir na n-Og", ок. 1750). Вот подстрочный перевод строк, на которые ссылается Йейтс: "Также увидели мы рядом с нами / резво скачущую безрогую лань / и белого красноухого пса, / дерзко подгоняющего ее вперед. / Также узрели мы, воистину, без обмана, / Юную деву верхом на буром коне, / С золотым яблоком в правой руке, / Мчавшуюся по верхушкам волн. / За нею увидели мы / Юного всадника на белом коне, / В пурпурном с алым атласном плаще, / И в руке его – меч с золотой рукоятью".
[3] Аллюзия на высказывание из "Застольных бесед" английского поэта Сэмюэла Тэйлора Кольриджа (1772-1834): "Мужчина желает женщину; но женщина редко желает чего-либо иного, кроме желания мужчины".
[4] Цитата из поэмы У.Б. Йейтса "Странствия Ойсина".
He Mourns for the Change that has Come Upon Him and His Beloved and Longs for the End of the World
Do you not hear me calling, white deer with no horns?
I have been changed to a hound with one red ear;
I have been in the Path of Stones and the Wood of Thorns,
For somebody hid hatred and hope and desire and fear
Under my feet that they follow you night and day.
A man with a hazel wand came without sound;
He changed me suddenly; I was looking another way;
And now my calling is but the calling of a hound;
And Time and Birth and Change are hurrying by.
I would that the Boar without bristles had come from the West
And had rooted the sun and moon and stars out of the sky
And lay in the darkness, grunting, and turning to his rest.
Он слышит крик осоки
Перевод с английского Анны Блейз
Брожу одиноко
У кромки озерных вод,
Где ветер кричит в осоке:
"Пока небосвод
С оси не сойдет, и не рухнет полюс,
И руки не ввергнут в бездну
Стяги Запада и Востока,
И свет не распустит пояс,
Не лежать тебе с милою вместе,
Обнявшись во сне глубоком".
Комментарии
"…пока небосвод / с оси не сойдет…" – комментируя эти строки, Йейтс поясняет, что небесная ось здесь аналогична древнему образу Древа Жизни.
(с) Анна Блейз
He Hears the Cry of the Sedge
I wander by the edge
Of this desolate lake
Where wind cries in the sedge:
Until the axle break
That keeps the stars in their round,
And hands hurl in the deep
The banners of East and West,
And the girdle of light is unbound,
Your breast will not lie by the breast
Of your beloved in sleep.
Песня эльфов, которую они пели над Диармайдом и Грайне, спящими у кромлеха в брачную ночь
Перевод с английского Анны Блейз
Древний народ мы, веселый народ,
Древний народ:
Тысячелетьям, тысячелетьям
Утратили счет.
Дар этим детям, отвергнувшим мир, -
Любовь и молчанье,
Долгая ночь, росная ночь
В звездном сиянье.
Дар этим детям, отвергнувшим мир, -
Отдых от смерти:
Дара прекрасней на свете нет,
Верьте – не верьте.
Древний народ мы, веселый народ,
Древний народ:
Тысячелетьям, тысячелетьям
Утратили счет.
Комментарии
Диармайд и Грайне – герои ирландского эпоса (цикл Финна). Красавице Грайне выбрала себе в мужья юного Диармайда и бежала с ним, спасаясь от брака с престарелым Финном (вождем фениев – ирландской военной дружины, к которой принадлежал и Диармайд). Согласно комментарию Йейтса, они "переходили с места на место по всей Ирландии, но в конце концов Дермот [т.е. Диармайд. – А.Б.] был убит у моря, на мысу Бенбалбен, а Финн завоевал любовь Грайне и вместе с нею, склонившей голову ему на плечо, предстал перед собранием фениев, а те при виде их разразились безудержным смехом". Приведенный Йейтсом вариант концовки содержится только в одном из 41 дошедшего до нас списка саги; этот вариант датирован XVIII веком. В двух древнейших списках Грайне призывает своих сыновей отомстить Финну.
Кромлех – доисторическое мегалитическое сооружение: несколько продолговатых камней, вкопанных в землю вертикально и перекрытых плоской каменной плитой. Во многих местностях Ирландии подобные сооружения называют "ложем" Диармайда и Грайне: согласно преданию, во время бегства от Финна и его воинов влюбленные провели одну из ночей под защитой кромлеха.
(с) Анна Блейз
A Faery Song
Sung by the people of Faery over Diarmuid and Grania, in their bridal sleep under a Cromlech.
We who are old, old and gay,
O so old!
Thousands of years, thousands of years,
If all were told:
Give to these children, new from the world,
Silence and love;
And the long dew-dropping hours of the night,
And the stars above:
Give to these children, new from the world,
Rest far from men.
Is anything better, anything better?
Tell us it then:
Us who are old, old and gay,
O so old!
Thousands of years, thousands of years,
If all were told.
Песня Энгуса-скитальца
Перевод с английского Анны Блейз
Пылал мой лоб неведомым огнем,
А в зарослях орешника – прохлада.
Я срезал гибкий прут и на лесу
Наживкой сладкой ягоду приладил.
И только светляки спорхнули в ночь
И звезды замерцали светляками,
Я выловил искристую форель
С серебряной спиной и плавниками.
Я отошел раздуть огонь в костре,
Оставив на песке свою добычу,
Но слышу – за спиной трава шуршит
И тихий голос рыболова кличет.
Мерцающая дева на песке
В венке из белых яблоневых веток
Окликнула по имени меня
И растворилась серебристым светом.
И пусть прошло в скитаньях много лет
В краях пустынных и краях холмистых, -
Я деву разыщу и обниму
И поцелуем губ коснусь искристых;
И в пестрых травах буду собирать,
Покуда день и час не грянет Судный,
Серебряные яблоки луны
И золотые яблоки полудней.
Комментарии У.Б. Йейтса
Энгус, в описании Йейтса, – "бог юности, красоты и поэзии. Он царствует в Тир-нан-Ог, Стране юности".
Орешник: "Орешник был ирландским Древом Жизни или Познания, а такое древо, несомненно, считалось в Ирландии, как и повсеместно, древом небесным".
Форель: Йейтс отмечает, что "дети богини Дану могут принимать любой облик, и те, что обитают в воде, нередко принимают образ рыбы".
Примечания
В основу стихотворения легла ирландская сага "Видение Энгуса". Сага повествует о том, как волшебная дева Каэр Иб Ормат посетила Энгуса во сне и зажгла в его сердце такую любовь, что Энгус заболел от тоски и излечился лишь после того, как разыскал возлюбленную.
Орешник в кельтской традиции – дерево благотворной магии.
Перевод и примечания (с) Анна Блейз
The Song of Wandering Aengus
I went out to the hazel wood,
Because a fire was in my head,
And cut and peeled a hazel wand,
And hooked a berry to a thread;
And when white moths were on the wing,
And moth-like stars were flickering out,
I dropped the berry in a stream
And caught a little silver trout.
When I had laid it on the floor
I went to blow the fire aflame,
But something rustled on the floor,
And some one called me by my name:
It had become a glimmering girl
With apple blossom in her hair
Who called me by my name and ran
And faded through the brightening air.
Though I am old with wandering
Through hollow lands and hilly lands.
I will find out where she has gone,
And kiss her lips and take her hands;
And walk among long dappled grass,
And pluck till time and times are done
The silver apples of the moon,
The golden apples of the sun.
Плащ, лодка и чулки
Перевод с английского Анны Блейз
– Для кого мастеришь ты наряд пестротканый?
– В яркий плащ я одену Печаль.
О, прекрасна для взора, светла и желанна
Будет людям казаться Печаль,
Так светла и желанна!
– Для кого снаряжаешь ты лодку в скитанья?
– В быстрый челн усажу я Печаль.
О как вольно и ночью и днем, неустанно,
Будет по морю мчаться Печаль, -
День и ночь, неустанно!
– Что ты вяжешь из шерсти белее тумана?
– В мягкий пух я обую Печаль.
О, неслышною поступью, легче тумана
Будет к людям являться Печаль, -
Так легко и нежданно!
The Cloak, the Boat and the Shoes
"What do you make so fair and bright?'
"I make the cloak of Sorrow:
O lovely to see in all men's sight
Shall be the cloak of Sorrow,
In all men's sight.'
"What do you build with sails for flight?'
"I build a boat for Sorrow:
O swift on the seas all day and night
Saileth the rover Sorrow,
All day and night.'
"What do you weave with wool so white?'
"I weave the shoes of Sorrow:
Soundless shall be the footfall light
In all men's ears of Sorrow,
Sudden and light.'
Похищенное дитя
Перевод с английского Анны Блейз
Среди Слейтвуда, где склоны
Тонут в озере лесном,
Остров прячется зеленый.
Там, где цапля бьет крылом,
Крыс пугая водяных, -
Мы храним от глаз чужих
Полные до верха чаны
Вишен краденых, румяных.
Так пойдем, дитя людей,
В царство фей, к лесной воде, -
Крепче за руку держись! -
Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь.
Где луна холодным глянцем
Берег Россеса зальет,
До утра старинным танцем
Мы сплетаем хоровод -
В колыханье рук и взоров
До утра прядем узоры
Под луной у дальних вод.
Беззаботно и легко
Мы порхаем над волнами
В час, когда слепыми снами
Мир объят людской.
Так пойдем, дитя людей,
В царство фей, к лесной воде, -
Крепче за руку держись! -
Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь.
Где вода с холмов струится
В озерца на дне Глен-Кар,
Где звезда не отразится,
Затерявшись в тростниках,
Мы форели полусонной
Беспокойные виденья
На ухо поем,
Меж травы, в слезах склоненной,
То мелькнем прозрачной тенью,
То опять замрем.
Так пойдем, дитя людей,
В царство фей, к лесной воде, -
Крепче за руку держись! -
Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь.
С потемневшими очами
Он идет на зов:
Не слыхать ему мычанья
Стада с солнечных холмов,
Не видать возни мышиной
Возле ящика с крупой,
Пенье чайника в камине
Не вдохнет в него покой.
Он уходит от людей,
В царство фей, к лесной воде, -
Крепче за руку держись! -
Ты вовеки не узнаешь, как печальна жизнь.
Комментарии
Слейтвуд (Sleuth Wood, более распространенное название – Slish Wood, от slis- – "расположенный на склоне") – лес на южном берегу озера Лох-Гилл, к юго-востоку от г. Слайго.
"Остров… зеленый" – остров Иннифсри; см. стихотворение "Озерный остров Иннисфри".
Россес, Россес-пойнт (Rosses Point) – приморская местность и деревушка, расположенная на небольшом мысу в ирландском графстве Мэйо, близ Слайго. Йейтс поясняет, что это – "достопримечательная местность. Там есть небольшой каменистый мыс (point), на котором если кто уснет, рискует проснуться дурачком: эльфы унесут его душу".
Глен-Кар (Glen Car, точнее Gleann an Chairte – "Долина исполинского камня") – долина к северо-востоку от г. Слайго, неподалеку от Драмклиффа. По ее склону стекает водопад; на дне вода собирается в озеро.
(с) Анна Блейз
The Stolen Child
Where dips the rocky highland
Of Sleuth Wood in the lake,
There lies a leafy island
Where flapping herons wake
The drowsy water-rats;
There we've hid our faery vats,
Full of berries
And of reddest stolen cherries.
Come away, O human child!
To the waters and the wild
With a faery, hand in hand,
For the world's more full of weeping than you can understand.
Where the wave of moonlight glosses
The dim grey sands with light,
Far off by furthest Rosses
We foot it all the night,
Weaving olden dances,
Mingling hands and mingling glances
Till the moon has taken flight;
To and fro we leap
And chase the frothy bubbles,
While the world is full of troubles
And is anxious in its sleep.
Come away, O human child!
To the waters and the wild
With a faery, hand in hand,
For the world's more full of weeping than you can understand.
Where the wandering water gushes
From the hills above Glen-Car,
In pools among the rushes
That scarce could bathe a star,
We seek for slumbering trout
And whispering in their ears
Give them unquiet dreams;
Leaning softly out
From ferns that drop their tears
Over the young streams.
Come away, O human child!
To to waters and the wild
With a faery, hand in hand,
For the world's more full of weeping than you can understand.
Away with us he's going,
The solemn-eyed:
He'll hear no more the lowing
Of the calves on the warm hillside
Or the kettle on the hob
Sing peace into his breast,
Or see the brown mice bob
Round and round the oatmeal-chest.
For be comes, the human child,
To the waters and the wild
With a faery, hand in hand,
from a world more full of weeping than you can understand.
Роза мирозданья
Перевод с английского Анны Блейз
О, кто сказал, что красота минует, словно сон?
Тоскуют алые уста, надменны и скорбны,
О том, что мир не посетят чарующие сны
С тех пор, как траурным костром взметнулся Илион
И пали Уснеха сыны.
И мы в тревогах и трудах рассеемся, как дым,
Но среди обликов людских, струящихся с земли,
Под бренной пеною небес, где звезды отцвели,
Меж вереницы бледных волн под ветром ледяным
Пребудет одинокий лик.
Склонитесь, ангелы, пред ней в заоблачном дому!
До вас и прежде, чем в тиши раздался первый вздох,
Над бездной водною витал усталый добрый Бог:
Он расстелил зеленый мир по слову Своему
Ковром для этих легких ног.
Комментарии
Илион (Троя) – в греческой мифологии город, захваченный и сожженный греками в результате Троянской войны. Причиной войны стало похищение спартанской царицы Елены Прекрасной троянским царевичем Парисом.
"…Уснеха сыны" – в ирландской мифологии трое братьев: Найси, Андле и Ардан, сыновья уладского воина Уснеха. Найси бежал на чужбину вместе со своей возлюбленной Дейрдре, которая была просватана за уладского короля Конхобара; братья последовали за ними. Но в конце концов их хитростью вынудили вернуться в Улад, и они были убиты воинами Конхобара.
(с) Анна Блейз
The Rose of the World
Who dreamed that beauty passes like a dream?
For these red lips, with all their mournful pride,
Mournful that no new wonder may betide,
Troy passed away in one high funeral gleam,
And Usna's children died.
We and the labouring world are passing by:
Amid men's souls, that waver and give place
Like the pale waters in their wintry race,
Under the passing stars, foam of the sky,
Lives on this lonely face.
Bow down, archangels, in your dim abode:
Before you were, or any hearts to beat,
Weary and kind one lingered by His seat;
He made the world to be a grassy road
Before her wandering feet.
Скрипач из Дунея
Перевод с английского Анны Блейз
Как играю на скрипке в Дунее -
Ходит пляс морскою волной.
А двоюродный брат мой – священник,
И священник – мой брат родной.
Пусть читают святые книги -
Я и в этом не уступил:
Всё читаю я книгу песен,
Что на ярмарке в Слайго купил.
Как помрем и пойдем на небо
И придем к Петру у ворот,
Всех троих он улыбкой встретит,
Но меня пропустит вперед,
Потому что праведный – весел,
Коль родился не в горький час,
А веселым по нраву скрипка,
А веселым по нраву пляс.
И, завидев меня, столпится
Райский люд, закричит: "Вот те на!
Да ведь это скрипач из Дунея!" -
И запляшет, как в море волна.
Комментарии
Дуней, Дунейская скала (Dooney Rock) – скала на берегу озера Лох-Гилл, в лесу Слейтвуд (графство Слайго).
Слайго – графство на северо-западе Ирландии. В Слайго жили дед и бабка Йейтса по материнской линии; здесь он провел значительную часть своего детства.
"…придем к Петру у ворот": в христианской традиции апостол Петр – привратник у райских дверей.
* * *
В оригинале упомянуты два топонима, опущенные при переводе:
Килварнет (Kilvarnet) – округа селения Баллинакарроу (Слайго).
Мохарабуи, Махерабой (Mocharabuiee, Magheraboy, гаэл. Machaire Bui – "Желтая равнина" или "Желтое поле битвы") местность на юго-западной окраине графства Слайго; местная приходская церковь находится в селении Баллинтой.
(с) Анна Блейз
The Fiddler of Dooney
When I play on my fiddle in Dooney
Folk dance like a wave of the sea;
My cousin is priest in Kilvarnet,
My brother in Mocharabuiee.
I passed my brother and cousin:
They read in their books of prayer;
I read in my book of songs
I bought at the Sligo fair.
When we come at the end of time
To Peter sitting in state,
He will smile on the three old spirits,
But call me first through the gate;
For the good are always the merry,
Save by an evil chance,
And the merry love the fiddle,
And the merry love to dance:
And when the folk there spy me,
They will all come up to me,
With "Here is the fiddler of Dooney!"
And dance like a wave of the sea.
Строки, написанные в минуту уныния
Перевод с английского Анны Блейз
Когда же я глядел в последний раз
На черных леопардов под луной,
На волны длинных тел и зелень глаз?
И вольных ведьм на свете – ни одной,
Сих дам достойнейших: ни метел их, ни слёз,
Сердитых слёз их больше нет как нет.
Святых кентавров не сыскать в холмах,
И я жестоким солнцем ослеплен.
Воительница-мать, луна, вернулась в прах.
На рубеже пятидесяти лет
Я боязливым солнцем ослеплен.
Lines Written in Dejection
When have I last looked on
The round green eyes and the long wavering bodies
Of the dark leopards of the moon?
All the wild witches those most noble ladies,
For all their broom-sticks and their tears,
Their angry tears, are gone.
The holy centaurs of the hills are vanished;
I have nothing but the embittered sun;
Banished heroic mother moon and vanished,
And now that I have come to fifty years
I must endure the timid sun.
Увядание ветвей
Перевод с английского Анны Блейз
Шепталась с птицами луна, и я воскликнул: "Пусть
Не молкнут крики кулика и ржанки горький стон, -
Но где же нега слов твоих, и радость их, и грусть?
Смотри: дорогам нет конца, и нет душе приюта".
Медово-бледная луна легла на сонный склон,
И я на Эхтге задремал, в ручьевой стороне.
Не ветер ветви иссушил, не зимний холод лютый, -
Иссохли ветви, услыхав, что видел я во сне.
Я знаю тропы, где идут колдуньи в час ночной,
В венцах жемчужных поднявшись из мглы озерных вод,
С куделью и веретеном, с улыбкой потайной;
Я знаю, где луна плывет, где, пеною обуты,
Танцоры племени Дану сплетают хоровод
На луговинах островных при стынущей луне.
Не ветер ветви иссушил, не зимний холод лютый, -
Иссохли ветви, услыхав, что видел я во сне.
Я знаю сонную страну, где лебеди кружат,
Цепочкой скованы златой, и на лету поют,
Где королева и король в блаженстве без отрад
Блуждают молча: взор и слух навек у них замкнуты
Премудростью, что в сердце им лебяжьи песни льют, -
То знаю я да племя птиц в ручьевой стороне.
Не ветер ветви иссушил, не зимний холод лютый, -
Иссохли ветви, услыхав, что видел я во сне.
Комментарии
Эхтге, Оти (Slieve Aughty, гаэл. Sliabh Echtge – "гора Эхтге") – горная гряда в графствах Голуэй и Клэр. Имя Эхтге, по преданию, носила женщина из Племен богини Дану.
"…танцоры племени Дану" – см. комментарий к стихотворению "Неукротимая орда".
"…лебеди кружат / Цепочкой скованы златой…". – В комментариях к поэме "Байле и Айлин" Йейтс отмечает: "превратившись в лебедей, скованных друг с другом золотой цепью, Байле и Айлин приняли тот же облик, что принимали до них и другие зачарованные любовники в древних преданиях".
(с) Анна Блейз
THE WITHERING OF THE BOUGHS
I CRIED when the moon was murmuring to the birds:
"Let peewit call and curlew cry where they will,
I long for your merry and tender and pitiful words,
For the roads are unending, and there is no place to my mind."
The honey-pale moon lay low on the sleepy hill,
And I fell asleep upon lonely Echtge of streams.
No boughs have withered because of the wintry wind;
The boughs have withered because I have told them my dreams.
I know of the leafy paths that the witches take,
Who come with their crowns of pearl and their spindles of wool,
And their secret smile, out of the depths of the lake;
I know where a dim moon drifts, where the Danaan kind
Wind and unwind their dances when the light grows cool
On the island lawns, their feet where the pale foam gleams.
No boughs have withered because of the wintry wind;
The boughs have withered because I have told them my dreams.
I know of the sleepy country, where swans fly round
Coupled with golden chains, and sing as they fly.
A king and a queen are wandering there, and the sound
Has made them so happy and hopeless, so deaf and so blind
With wisdom, they wander till all the years have gone by;
I know, and the curlew and peewit on Echtge of streams.
No boughs have withered because of the wintry wind;
The boughs have withered because I have told them my dreams.
Фазы Луны
Перевод с английского Анны Блейз
Прислушался старик, на мост взойдя.
Бредут они с приятелем на юг
Дорогой трудной. Башмаки в грязи,
Одежда коннемарская в лохмотьях;
Но держат шаг размеренный, как будто
Им путь еще неблизкий до постели,
Хоть поздняя ущербная луна
Уже взошла. Прислушался старик.
Ахерн. Что там за звук?
Робартс. Камышница плеснулась,
А может, выдра прыгнула в ручей.
Мы на мосту, а тень пред нами – башня;
Там свет горит – он до сих пор за чтеньем.
Как все ему подобные, досель
Он находил лишь образы; быть может,
Он поселился здесь за свет свечи
Из башни дальней, где сидел ночами
Платоник Мильтона иль духовидец-принц
У Шелли, – да, за одинокий свет
С гравюры Палмера как образ тайнознанья,
Добытого трудом: он ищет в книгах
То, что ему вовеки не найти.
Ахерн. А почему б тебе, кто все познал,
К нему не постучаться и не бросить
Намек на истину – не больше, чем достанет
Постичь: ему не хватит целой жизни
Чтоб отыскать хоть черствую краюшку
Тех истин, что тебе – как хлеб насущный;
Лишь слово обронить – и снова в путь?
Робартс. Он обо мне писал цветистым слогом,
Что перенял у Пейтера, а после,
Чтоб завершить рассказ, сказал, я умер, -
Вот и останусь мертвым для него.
Ахерн. Так спой еще о лунных превращеньях!
Воистину, твои слова – как песнь:
«Мне пел ее когда-то мой создатель…»
Робартс: Луна проходит двадцать восемь фаз,
От света к тьме и вспять по всем ступеням,
Не менее. Но только двадцать шесть -
Те колыбели, что качают смертных:
Нет жизни ни во тьме, ни в полном свете.
От первого серпа до половины
Нас увлекают грезы к приключеньям,
И человек блажен, как зверь иль птица.
Но лишь начнет круглиться лунный бок -
И смертный устремляется в погоню
За прихотью чудной, за измышленьем
Невероятным, на пределе сил,
Но все же не вполне недостижимым;
И хоть его терзает плеть сознанья,
Но тело, созревая изнутри,
Становится прекрасней шаг от шага.
Одиннадцать шагов прошло – Афина
За волосы хватает Ахиллеса,
Повержен Гектор, в мир явился Ницше:
Двенадцатая фаза – ночь героя.