Магистр ложи был еще жив. Похоже, он даже не слишком сильно пострадал. Лицо и шея исцарапаны, но собаки не знали вкуса человеческого мяса.
Доремус оттащил Франца.
Угомонившись, собаки уселись и распустили слюни. Доремус потрепал их по головам.
Ото стонал и плакал.
Доремусу почему-то вспомнился Шлихтер фон Дюрренматт, низкорослый парень, который не прошел посвящения в Лигу Карла-Франца. Ото и его дружки безжалостно пинали и избивали мальчишку, бросили голым в Рейк, советуя плыть домой, к мамочке. Доремус хотел бы, чтобы Шлихтер, теперь послушник Мананна, оказался тут и посмотрел на вонючего, униженного Ото Вернике.
Доремус бросил Ото платок.
- Утрись, - велел он.
К ним уже подошли его отец и Магнус. Рудигер не пытался вмешиваться и холодно смотрел, как всхлипывающий Ото, из чьих детских глаз слезы ручьем лились на лицо жирного развратника, протирает свои раны, вздрагивая от прикосновений платка.
- Эта добыча совсем жалкая, - сказал Рудигер. - Даже на память взять нечего.
- Отрежь ему, по крайней мере, уши, - предложил Магнус, мягкой усмешкой показывая, что шутит.
Ото, не видевший улыбки, захныкал.
- За то, что он сделал, я бы лучше отрезал ему яйца, - без улыбки ответил Рудигер. - Но мужчина есть мужчина, он не несет особой ответственности за то, что творят его чресла.
- Самка, - вспомнил Ото. - Она была здесь…
Рудигер улыбнулся.
- Вот как? Куда лучшая добыча, чем ты, хотела оказаться на твоем месте? Но это ни к чему. Единорог у нас запланирован на завтра. Сегодня мы охотимся за самкой человека.
Магнус был озабочен.
- Это может оказаться опасным. Единороги не соблюдают охотничью этику.
Ото обхватил себя руками, трясясь от страха и xoлода.
- Господин Вернике, - произнес Рудигер, - слушайте меня внимательно…
Ото заткнулся и, полусидя, воззрился на графа.
- Возвращайтесь в охотничий домик, и повозка отвезет вас в Миденхейм. Скажете кучеру, что вы должны уехать до того, как я вернусь с этой охоты.
Ото кивнул, лицо его расцветало облегчением. Он склонился поцеловать сапог Рудигера. Граф пихнул его в грудь и с отвращением заворчал.
- Мой сын будет следующим магистром ложи?
Ото повторил «да» несколько раз, исходя обильными слезами.
- И он восстановит честь Лиги Карла-Франца.
Магнус помог Ото подняться. Было ясно, что добыча обмочилась. Даже Доремус уже не испытывал отвращения к этому дураку.
- Прочь с моих глаз, - приказал Рудигер.
Ото нервно поклонился и полез вверх по склону, пыхтя и хрюкая, роняя изо рта пену.
Последнее, что заметил Доремус, - его пышный зад, исчезающий за гребнем холма.
- Когда рассветет, он отыщет дорогу, - сказал Магнус.
Рудигер пожал плечами и с упорством двинулся дальше.
- Женщина предпочла левый рукав ручья, вот тот, - сказал он. - Она направилась к ручью, чтобы сбить собак со следа.
- Отец? - выговорил Доремус. Рудигер и Магнус оба повернулись к нему.
- Что? - спросил Рудигер, опасно сверкнув глазами.
- Ничего.
- Тогда пошли. Через час рассвет, и добыча ускользнет.
Доремуса охватил стыд, но он зашагал следом за двумя охотниками.
Рудигер был прав. Собаки шли по следу Сильваны до ручья, а там растерялись. Граф спустил их с поводков, зная, что они отыщут дорогу домой.
- Теперь это наша работа. Мужчина охотится на женщину. Так устроен мир, сын мой. Мужчина охотится на женщину.
- Пока она не поймает его, - добавил Магнус, закончив пословицу.
Они шли вдоль ручья вглубь леса. На небе уже появились предрассветные краски и, просеиваясь сквозь листву, превратились в волшебное сияние.
- Времени достаточно, - бросил Рудигер.
- Мы возле Ущелья Кхорна, - сказал Магнус, сотворив охранный знак Сигмара при упоминании этого жуткого имени.
Ущелье Кхорна было глубоким провалом в почве, глубиной футов триста-четыреста, разрезавшим лес надвое, словно по холму ударил гигантский топор. В ущелье низвергался водопад, и местная легенда гласила, что, когда возле водопада свершается злодеяние, воды его окрашиваются красным. Это, конечно, была чепуха, хотя Доремус слышал, что у этой воды действительно странные свойства. Лесные жители называли ее целительной. Ребенком он сильно рассадил себе лоб, и Магнус умыл ему лицо водой из Ущелья Кхорна, и рана затянулась, будто ее никогда и не было.
- Хорошо, - отозвался граф. - Через него ей не перебраться.
Они вышли из-за деревьев и встали на краю ущелья. Доремус слышал, как падает вода в небольшое глубокое озерцо на дне, и видел, как вода стремительно обрушивается с другого края ущелья вниз.
- Где эта потаскуха? - выругался Рудигер, накладывая стрелу и натягивая тетиву.
Спуститься вниз Сильвана не могла. Ущелье, как и озеро, было бездонным. Множество лесных жителей сложили здесь свои кости.
Доремус посмотрел вниз, потом по сторонам и, наконец, вверх.
Ущелье было достаточно широким, чтобы через него смог перепрыгнуть даже атлет, но кроны разросшихся деревьев встречались и переплетались над ним, образуя единый полог. Он не увидел женщину, но смог разглядеть, как шевелятся сучья под чьей-то тяжестью.
Доремус промолчал, но его отец все равно посмотрел наверх.
- Хитрая девка, - сказал он, прицеливаясь в шевелящиеся ветви.
Магнус положил руку на плечо друга.
- Рудигер, - сказал он. - Не надо. Пусть на этом все и кончится. Твоя честь восстановлена!
Граф стряхнул руку Магнуса, лицо его вспыхнуло холодной яростью.
- Моя честь, Магнус? Ты не всегда так заботился о ней.
Магнус попятился, словно ему дали пощечину, и опустил взгляд. Рудигер прицелился снова. Теперь Доремус увидел Сильвану. Она уже почти перебралась на ту сторону, ее ноги повисли над водопадом.
- Рудигер! - вскрикнул Магнус.
Потом все случилось быстро и сразу. Доремус крутил головой, пытаясь уследить за происходящим. Где-то в глубине сознания время от времени вспыхивало озарение.
Его отец выпустил стрелу, и та понеслась к цели. Совсем рядом, в лесу, раздался треск и мелькнула чья-то крупная тень. Сильвана не вскрикнула, когда стрела пробила ей бок, но Доремус слышал, как рвались ее одежда и кожа, когда в них вошел зазубренный наконечник. Протест Магнуса замер у того на губах. Копыта с силой ударили о землю, согнулись молодые деревца. За ними из чаши появилась огромная голова, янтарные глаза горели, острие рога сверкало, словно молния. Рудигер уже послал вторую стрелу. Сильвана забилась среди ветвей, за которые все еще цеплялась, и листья посыпались вниз, словно мертвые птицы, уносимые прочь стремительным потоком падающей воды. Рог самки единорога пронзал пространство, и Доремус знал, что она ударит его отца, проткнет его насквозь, сбросит с края Ущелья Кхорна.
Вторая стрела Рудигера угодила Сильване выше, в плечо, и она теперь могла держаться только одной рукой. Сучья скрипели и трещали. Магнус обхватил шею единорога, и самка обратила рог против него.
Это было крупное, удивительное создание, серебристо-белое и древнее. Сильвана невозможно медленно падала в воду. Рог вонзился Магнусу между ребер. Сильвана со всплеском ударилась о самый край водопада и уцепилась за камень, торчащий посреди потока. Единорог мотнул головой и стряхнул Магнуса, из раны струей вытекала густая липкая кровь. Рудигер уже держал наготове очередную стрелу.
Магнус ударился оземь и заскользил к краю ущелья, и Доремус, очнувшись, наконец, кинулся к нему. Руки Сильваны оторвались от скалы, и ее подхватил водопад. Единорог взревел, его голос слился с криком женщины. Рудигер отвернулся от своей жертвы и встретился взглядом с самкой единорога. Доремус уцепился за Магнуса и тянул его прочь от обрыва. Сквозь листву пробился солнечный луч и заиграл на наконечнике стрелы Рудигера и на кончике рога самки. Магнус бормотал что-то. Рудигер и единорог глядели друг на друга, его стрела смотрела в землю, ее рог - в небо.
- Мальчик мой, - сквозь агонию выговорил Магнус.
Единорог, не поворачиваясь, попятился и скрылся в лесу.
На миг все остановилось.
- Мальчик мой, я должен сказать тебе…
Доремус вслушивался, но Магнус лишился чувств.
Его грудь еще вздымалась и опускалась, но меховая одежда насквозь пропиталась кровью.
- Отец! - окликнул Доремус. - Помоги мне с дядей, помоги мне!
Он смотрел на графа, снимавшего тетиву с лука. Отец Доремуса уставился вдаль, на ту сторону ущелья.
При первом свете дня струи водопада казались красными от крови.
9
10
11
Доремус оттащил Франца.
Угомонившись, собаки уселись и распустили слюни. Доремус потрепал их по головам.
Ото стонал и плакал.
Доремусу почему-то вспомнился Шлихтер фон Дюрренматт, низкорослый парень, который не прошел посвящения в Лигу Карла-Франца. Ото и его дружки безжалостно пинали и избивали мальчишку, бросили голым в Рейк, советуя плыть домой, к мамочке. Доремус хотел бы, чтобы Шлихтер, теперь послушник Мананна, оказался тут и посмотрел на вонючего, униженного Ото Вернике.
Доремус бросил Ото платок.
- Утрись, - велел он.
К ним уже подошли его отец и Магнус. Рудигер не пытался вмешиваться и холодно смотрел, как всхлипывающий Ото, из чьих детских глаз слезы ручьем лились на лицо жирного развратника, протирает свои раны, вздрагивая от прикосновений платка.
- Эта добыча совсем жалкая, - сказал Рудигер. - Даже на память взять нечего.
- Отрежь ему, по крайней мере, уши, - предложил Магнус, мягкой усмешкой показывая, что шутит.
Ото, не видевший улыбки, захныкал.
- За то, что он сделал, я бы лучше отрезал ему яйца, - без улыбки ответил Рудигер. - Но мужчина есть мужчина, он не несет особой ответственности за то, что творят его чресла.
- Самка, - вспомнил Ото. - Она была здесь…
Рудигер улыбнулся.
- Вот как? Куда лучшая добыча, чем ты, хотела оказаться на твоем месте? Но это ни к чему. Единорог у нас запланирован на завтра. Сегодня мы охотимся за самкой человека.
Магнус был озабочен.
- Это может оказаться опасным. Единороги не соблюдают охотничью этику.
Ото обхватил себя руками, трясясь от страха и xoлода.
- Господин Вернике, - произнес Рудигер, - слушайте меня внимательно…
Ото заткнулся и, полусидя, воззрился на графа.
- Возвращайтесь в охотничий домик, и повозка отвезет вас в Миденхейм. Скажете кучеру, что вы должны уехать до того, как я вернусь с этой охоты.
Ото кивнул, лицо его расцветало облегчением. Он склонился поцеловать сапог Рудигера. Граф пихнул его в грудь и с отвращением заворчал.
- Мой сын будет следующим магистром ложи?
Ото повторил «да» несколько раз, исходя обильными слезами.
- И он восстановит честь Лиги Карла-Франца.
Магнус помог Ото подняться. Было ясно, что добыча обмочилась. Даже Доремус уже не испытывал отвращения к этому дураку.
- Прочь с моих глаз, - приказал Рудигер.
Ото нервно поклонился и полез вверх по склону, пыхтя и хрюкая, роняя изо рта пену.
Последнее, что заметил Доремус, - его пышный зад, исчезающий за гребнем холма.
- Когда рассветет, он отыщет дорогу, - сказал Магнус.
Рудигер пожал плечами и с упорством двинулся дальше.
- Женщина предпочла левый рукав ручья, вот тот, - сказал он. - Она направилась к ручью, чтобы сбить собак со следа.
- Отец? - выговорил Доремус. Рудигер и Магнус оба повернулись к нему.
- Что? - спросил Рудигер, опасно сверкнув глазами.
- Ничего.
- Тогда пошли. Через час рассвет, и добыча ускользнет.
Доремуса охватил стыд, но он зашагал следом за двумя охотниками.
Рудигер был прав. Собаки шли по следу Сильваны до ручья, а там растерялись. Граф спустил их с поводков, зная, что они отыщут дорогу домой.
- Теперь это наша работа. Мужчина охотится на женщину. Так устроен мир, сын мой. Мужчина охотится на женщину.
- Пока она не поймает его, - добавил Магнус, закончив пословицу.
Они шли вдоль ручья вглубь леса. На небе уже появились предрассветные краски и, просеиваясь сквозь листву, превратились в волшебное сияние.
- Времени достаточно, - бросил Рудигер.
- Мы возле Ущелья Кхорна, - сказал Магнус, сотворив охранный знак Сигмара при упоминании этого жуткого имени.
Ущелье Кхорна было глубоким провалом в почве, глубиной футов триста-четыреста, разрезавшим лес надвое, словно по холму ударил гигантский топор. В ущелье низвергался водопад, и местная легенда гласила, что, когда возле водопада свершается злодеяние, воды его окрашиваются красным. Это, конечно, была чепуха, хотя Доремус слышал, что у этой воды действительно странные свойства. Лесные жители называли ее целительной. Ребенком он сильно рассадил себе лоб, и Магнус умыл ему лицо водой из Ущелья Кхорна, и рана затянулась, будто ее никогда и не было.
- Хорошо, - отозвался граф. - Через него ей не перебраться.
Они вышли из-за деревьев и встали на краю ущелья. Доремус слышал, как падает вода в небольшое глубокое озерцо на дне, и видел, как вода стремительно обрушивается с другого края ущелья вниз.
- Где эта потаскуха? - выругался Рудигер, накладывая стрелу и натягивая тетиву.
Спуститься вниз Сильвана не могла. Ущелье, как и озеро, было бездонным. Множество лесных жителей сложили здесь свои кости.
Доремус посмотрел вниз, потом по сторонам и, наконец, вверх.
Ущелье было достаточно широким, чтобы через него смог перепрыгнуть даже атлет, но кроны разросшихся деревьев встречались и переплетались над ним, образуя единый полог. Он не увидел женщину, но смог разглядеть, как шевелятся сучья под чьей-то тяжестью.
Доремус промолчал, но его отец все равно посмотрел наверх.
- Хитрая девка, - сказал он, прицеливаясь в шевелящиеся ветви.
Магнус положил руку на плечо друга.
- Рудигер, - сказал он. - Не надо. Пусть на этом все и кончится. Твоя честь восстановлена!
Граф стряхнул руку Магнуса, лицо его вспыхнуло холодной яростью.
- Моя честь, Магнус? Ты не всегда так заботился о ней.
Магнус попятился, словно ему дали пощечину, и опустил взгляд. Рудигер прицелился снова. Теперь Доремус увидел Сильвану. Она уже почти перебралась на ту сторону, ее ноги повисли над водопадом.
- Рудигер! - вскрикнул Магнус.
Потом все случилось быстро и сразу. Доремус крутил головой, пытаясь уследить за происходящим. Где-то в глубине сознания время от времени вспыхивало озарение.
Его отец выпустил стрелу, и та понеслась к цели. Совсем рядом, в лесу, раздался треск и мелькнула чья-то крупная тень. Сильвана не вскрикнула, когда стрела пробила ей бок, но Доремус слышал, как рвались ее одежда и кожа, когда в них вошел зазубренный наконечник. Протест Магнуса замер у того на губах. Копыта с силой ударили о землю, согнулись молодые деревца. За ними из чаши появилась огромная голова, янтарные глаза горели, острие рога сверкало, словно молния. Рудигер уже послал вторую стрелу. Сильвана забилась среди ветвей, за которые все еще цеплялась, и листья посыпались вниз, словно мертвые птицы, уносимые прочь стремительным потоком падающей воды. Рог самки единорога пронзал пространство, и Доремус знал, что она ударит его отца, проткнет его насквозь, сбросит с края Ущелья Кхорна.
Вторая стрела Рудигера угодила Сильване выше, в плечо, и она теперь могла держаться только одной рукой. Сучья скрипели и трещали. Магнус обхватил шею единорога, и самка обратила рог против него.
Это было крупное, удивительное создание, серебристо-белое и древнее. Сильвана невозможно медленно падала в воду. Рог вонзился Магнусу между ребер. Сильвана со всплеском ударилась о самый край водопада и уцепилась за камень, торчащий посреди потока. Единорог мотнул головой и стряхнул Магнуса, из раны струей вытекала густая липкая кровь. Рудигер уже держал наготове очередную стрелу.
Магнус ударился оземь и заскользил к краю ущелья, и Доремус, очнувшись, наконец, кинулся к нему. Руки Сильваны оторвались от скалы, и ее подхватил водопад. Единорог взревел, его голос слился с криком женщины. Рудигер отвернулся от своей жертвы и встретился взглядом с самкой единорога. Доремус уцепился за Магнуса и тянул его прочь от обрыва. Сквозь листву пробился солнечный луч и заиграл на наконечнике стрелы Рудигера и на кончике рога самки. Магнус бормотал что-то. Рудигер и единорог глядели друг на друга, его стрела смотрела в землю, ее рог - в небо.
- Мальчик мой, - сквозь агонию выговорил Магнус.
Единорог, не поворачиваясь, попятился и скрылся в лесу.
На миг все остановилось.
- Мальчик мой, я должен сказать тебе…
Доремус вслушивался, но Магнус лишился чувств.
Его грудь еще вздымалась и опускалась, но меховая одежда насквозь пропиталась кровью.
- Отец! - окликнул Доремус. - Помоги мне с дядей, помоги мне!
Он смотрел на графа, снимавшего тетиву с лука. Отец Доремуса уставился вдаль, на ту сторону ущелья.
При первом свете дня струи водопада казались красными от крови.
9
Сначала из ночи приковылял Ото, вопя, что ему нужен кучер, а за ним по пятам шли собаки. Едва коляска была готова, магистр ложи Лиги Карла-Франца покинул их, не сказав Женевьеве ни слова на прощание, трясясь рядом со своими наспех собранными чемоданами.
Потом, сразу после рассвета, вернулись остальные. Рудигер и Доремус поддерживали Магнуса.
- Держись от него подальше, кровопийца, - предупредил ее Доремус, когда она подошла помочь.
Магнус, едва пришедший в себя, легонько мотнул в его сторону головой.
Граф оттолкнул своих спутников, и Женевьева приняла тяжесть Магнуса на свои руки. Для нее это был пустяк.
Она уложила его на диванные подушки в обеденном зале и разорвала одежду вокруг раны.
- Глубокая, - сообщила она, - но чистая. И ничего не сломано и не задето. Ему повезло.
За свои годы она успела научиться врачеванию, как и многому другому. Бальфус порвал скатерть на бинты. Магнус, то теряющий сознание, то приходящий в себя, вздрагивал, когда она туго бинтовала его. Немного крови просочилось сквозь повязку.
- Рана должна затянуться, - сказала она остальным.
Доремус не отходил от Непобедимого, но Рудигер не слишком интересовался, выживет ли граф.
- Нам скоро пора идти, - объявил он. - Самка все еще где-то тут.
Женевьева не могла понять человека, которого должна была убить. Его лучший друг тяжело ранен, а он думает только о погоне за единорогом.
- Он будет отмщен, - объяснил он, отвечая на ее невысказанный вопрос.
- Он не умер и не нуждается в отмщении.
Магнус лежал тихий и покорный.
- Бальфус, - распорядился Рудигер, - будь готов выйти через полчаса. Сегодня мы вернемся с рогом.
Бальфус отсалютовал и вышел готовить снаряжение.
Открылась дверь, в зал забрела Анулка, глаза пустые, корсаж зашнурован кое-как, волосы торчат крысиными хвостиками.
- Ты, - сказал Рудигер. - Присмотри за графом Магнусом.
Служанка явно не поняла. Ее губы и подбородок были синими от дурманящего сока.
- Вампирша, - продолжал Рудигер. - Ты пойдешь с нами.
В этот миг Женевьева решила, что, Тибальт или не Тибальт, а она убьет графа фон Унхеймлиха. Она знала, что на его руках кровь. Он, должно быть, убил свою подругу. И Сильвана де Кастрис была не первым «несчастным случаем на охоте» в окрестностях охотничьего домика Рудигера.
Обессилевший Магнус смотрел на портрет покойной жены графа.
- Серафина, - сказал он сам себе. Он был измучен, ранен и бредил.
- Анулка, - обратилась Женевьева к служанке, пронизывая своим вампирским взглядом пелену ее грез.- Возьми немного дурманящего корня. Я знаю, у тебя есть. Размели и завари чай. Давай его графу. Ты поняла?
Служанка испуганно кивнула. Сок дурманящего корня, изрядно разбавленный, мог помочь снять боль.
Она предоставила Анулке заниматься Магнусом и поднялась.
- Иди собирайся, - велел ей Рудигер. - Возможно, узнаешь кое-что новое про охоту при свете дня.
Женевьева поклонилась и ретировалась, рысью припустив по коридору в свою комнату.
Бальфус был уже одет в куртку и меховую безрукавку и доставал из-за алтаря Таала ножи и силки.
- Сделаем это сегодня, - сказала она ему. Он, не оборачиваясь, кивнул. - Ты отвлечешь Доремуса, а я прикончу графа. Тогда мы будем свободны от Тибальта.
Женевьева натянула брюки и жилет. Она взяла у Бальфуса одну из шляп с перьями и упрятала под нее волосы.
- Какой у него крючок на тебя, Бальфус? - спросила она. - Почему ты стал марионеткой Тибальта?
Проводник повернулся к ней. За последнее время он отрастил бороду, и теперь она закрывала его щеки до самых глаз. Его грудь и плечи возле шеи густо поросли красноватой шерстью.
- Я могу измениться, - сказал он. - Когда-нибудь.
- А, прикосновение варп-камня. Бедный верный пес. Ну, зато после этого ты сможешь найти другого хозяина и таскать любые палки, какие захочешь.
От этих слов Бальфусу, похоже, легче не стало.
Они вернулись в холл, где их нетерпеливо дожидался Рудигер.
Магнус, уже погрузившийся в грезы после чая Анулки, пытался сказать что-то, поговорить с Доремусом. Сын графа стоял подле «дяди» на коленях, пытаясь слушать, но Рудигер тянул его за собой.
- Для этого еще будет время, - сказал граф. - Надо идти по следу, пока он не остыл.
Женевьева пожала Магнусу руку и вслед за тремя мужчинами вышла из дому. Собаки устали, так что охотникам предстояло обойтись без них.
Вокруг дома, там, где были сведены деревья, сияло чудесное утро. Глазам Женевьевы на солнце приходилось нелегко, но в сумраке леса будет проще.
Граф уже размашисто шагал прочь. Он сказал Бальфусу, что они направляются к Ущелью Кхорна, чтобы там взять след самки.
Женевьева поколебалась, оглядываясь на дом, и пошла за остальными. Угнаться за ними ей труда не составит.
Они шли по недавно протоптанной тропке, по которой Рудигер и Доремус вели Магнуса. Женевьева оптущала на земле запах крови. При некоторых обстоятельствах нюх у нее становился острее, чем у собаки. Но она не собиралась предлагать им заменить собой Карла и Франца.
Рудигер угрюмо торжествовал. Он тихонько напевал себе под нос охотничьи песни Леса Теней.
Непостижимо, но сейчас Женевьеве не хотелось убивать его. Она намеревалась сломить его, унизить и напиться его крови. То, что он сказал вчера Доремусу,- правда: «Убивая, ты забираешь силу твоей жертвы». Женевьева хотела его силу.
Рудигер изменился с того момента, как убил эту женщину. Он хотел, чтобы Женевьева была рядом с ним, и теперь постоянно дергал ее, держа при себе.
Она заметила его интерес к своей персоне и собиралась обратить это против него. Когда Бальфус уведет Доремуса, она вонзит в него зубы и когти. Покончив с этим, она столкнет его в Ущелье Кхорна, и тело канет там навсегда.
Они дошли до ущелья. «Это и есть место убийства», - поняла она. Женевьева заметила, как Доремус вглядывался в глубину, надеясь, что там вдруг мелькнет Сильвана.
Рудигер был невозмутим, он опустился на колени, ища следы.
- Вот они, - хлопнув рукой по траве, объявил он. Женевьева осмотрела след, обратив внимание на расстояние между отпечатками.
- Она, должно быть, огромная.
- Да,- усмехнулся Рудигер.- Старая тварь, ладоней семнадцать-восемнадцать в холке, рог длиннее моей руки.
Она чувствовала запах его возбуждения.
Рудигер сжал ее тонкое запястье в своей крепкой ладони. Этой слабой ручкой она могла бы сломать ему хребет.
- Мне нужен ее рог, - заявил он.
Граф поднялся и двинулся по следу вглубь леса. Доремус с явной неохотой шел за ним. Женевьеве показалось, что они идут знакомым путем.
- Она не спешила. - Рудигер указал на ветку, общипанную намного выше человеческого роста. - Позавтракала здесь. Хладнокровная тварь, все время пытается одурачить нас. Она еще наделает дел.
Граф зашагал вперед по тропе, пробитой самкой.
Женевьева взглянула на Бальфуса, и проводник отвернулся. Она знала: на него рассчитывать нечего, но надеялась, что ей и не придется.
- Взгляните, - Рудигер указал в ложбинку, - замечаете силуэт?
На усыпанной листвой земле виднелся тонкий слой праха и мелкие остатки костей.
- Это твоя вчерашняя добыча, сын, - пояснил Рудигер. - Твой подранок, должно быть, отыскал ее и рассказал про нас. Это, разумеется, война. Мы должны убить самку, Доремус, пока она не убила нас. Именно это и значит быть мужчиной.
Даже бредни лунатиков и то бывают разумнее.
Рудигер прошел вперед, вернулся и позвал их, понуждая перейти на бег.
У нее было ощущение, что Доремус из последних сил терпит выходки отца. Его нетрудно будет отвлечь.
- Идем, идем, - торопил Рудигер. Женевьева поняла наконец, что смущает ее.
- Я помню эту тропу, - сказала она.
- Да, да,- согласился Рудигер.- Тропа к дому. Самка сдвоила след, чтобы напасть снова. Очень умно, но нас не проведешь.
Она ужаснулась.
- Но, граф…
- Старая охотничья уловка, моя дорогая. Оставить подранка для приманки. Магнус научил меня ей еще в детстве.
Рудигер рассмеялся, и Женевьева готова была броситься на него. Ее ногти удлинились, заостряясь, она полыхала гневом.
Но граф уже исчез, умчался вперед, отбросив в азарте погони всякую осторожность.
Бальфус встретился с ней взглядом и кивнул на раздваивающийся след. Он может увести Доремуса по ложному пути, а она покончит с графом.
Она покачала головой.
- Надо возвращаться домой, - объяснила она.- Граф Магнус в опасности.
- Дядя… - начал было Доремус. - Почему?
- Единорог знает его запах, его кровь,- объяснил Бальфус. - И захочет прикончить его.
- И мой отец…
- Знал? - докончила Женевьева. - Конечно знал. Пошли.
Выведя Доремуса из полудремы, она побежала вслед за Рудигером, за единорогом.
Лес поредел, и они были уже около замка.
Даже отсюда она услышала вопль. Мужской вопль, исполненный горя и ярости.
Опередив Доремуса и Бальфуса, она бежала, огибая деревья, с силой отталкиваясь от земли. Когда было нужно, она становилась быстрой, как леопард.
И все-таки недостаточно быстрой.
Дверь дома была открыта, перед ней, все еще крича от ярости, стоял Рудигер.
Женевьева протиснулась мимо него и увидела, что опоздала.
Анулка валялась у входа с зияющей раной под подбородком, подергиваясь, погруженная в свою последнюю грезу. Дальше, возле перевернутого разбитого стола, лежал граф Магнус Шеллеруп. Он был смят, как старое одеяло, сквозь глубокие дыры в груди виднелись ребра и внутренности. Должно быть, самка подбрасывала и ловила его рогом, будто ребенок, играющий в бильбоке.
Женевьева поскользнулась в крови и упала на колени.
Запах крови разливался в воздухе вокруг нее, и рот Женевьевы наполнился слюной. Кровь мертвецов была ей омерзительна, как протухшая еда. Она слишком много раз вынуждена была пить ее, но при этом в желудке у нее всегда все переворачивалось. Кровь Магнуса, растворенная в ее крови, взывала к ней.
Задохнувшись, Доремус упал рядом с ней.
- Дядя…
Слишком поздно.
За ее спиной Рудигер, широко шагая, уходил в лес, исполненный решимости отомстить.
Женевьева взяла подушку и подложила под окровавленную голову Магнуса, прикрыв его шрам. Она смотрела на неизувеченную половину его лица и на Доремуса. Потом она содрогнулась, мир вокруг перевернулся и, тошнотворно перекошенный, сложился в новую картину.
Она поняла. И знала, что должна сделать.
Оставив Магнуса и проскочив мимо Доремуса и Бальфуса, она кинулась следом за Рудигером в лес.
Ее клыки выскользнули из ножен.
Потом, сразу после рассвета, вернулись остальные. Рудигер и Доремус поддерживали Магнуса.
- Держись от него подальше, кровопийца, - предупредил ее Доремус, когда она подошла помочь.
Магнус, едва пришедший в себя, легонько мотнул в его сторону головой.
Граф оттолкнул своих спутников, и Женевьева приняла тяжесть Магнуса на свои руки. Для нее это был пустяк.
Она уложила его на диванные подушки в обеденном зале и разорвала одежду вокруг раны.
- Глубокая, - сообщила она, - но чистая. И ничего не сломано и не задето. Ему повезло.
За свои годы она успела научиться врачеванию, как и многому другому. Бальфус порвал скатерть на бинты. Магнус, то теряющий сознание, то приходящий в себя, вздрагивал, когда она туго бинтовала его. Немного крови просочилось сквозь повязку.
- Рана должна затянуться, - сказала она остальным.
Доремус не отходил от Непобедимого, но Рудигер не слишком интересовался, выживет ли граф.
- Нам скоро пора идти, - объявил он. - Самка все еще где-то тут.
Женевьева не могла понять человека, которого должна была убить. Его лучший друг тяжело ранен, а он думает только о погоне за единорогом.
- Он будет отмщен, - объяснил он, отвечая на ее невысказанный вопрос.
- Он не умер и не нуждается в отмщении.
Магнус лежал тихий и покорный.
- Бальфус, - распорядился Рудигер, - будь готов выйти через полчаса. Сегодня мы вернемся с рогом.
Бальфус отсалютовал и вышел готовить снаряжение.
Открылась дверь, в зал забрела Анулка, глаза пустые, корсаж зашнурован кое-как, волосы торчат крысиными хвостиками.
- Ты, - сказал Рудигер. - Присмотри за графом Магнусом.
Служанка явно не поняла. Ее губы и подбородок были синими от дурманящего сока.
- Вампирша, - продолжал Рудигер. - Ты пойдешь с нами.
В этот миг Женевьева решила, что, Тибальт или не Тибальт, а она убьет графа фон Унхеймлиха. Она знала, что на его руках кровь. Он, должно быть, убил свою подругу. И Сильвана де Кастрис была не первым «несчастным случаем на охоте» в окрестностях охотничьего домика Рудигера.
Обессилевший Магнус смотрел на портрет покойной жены графа.
- Серафина, - сказал он сам себе. Он был измучен, ранен и бредил.
- Анулка, - обратилась Женевьева к служанке, пронизывая своим вампирским взглядом пелену ее грез.- Возьми немного дурманящего корня. Я знаю, у тебя есть. Размели и завари чай. Давай его графу. Ты поняла?
Служанка испуганно кивнула. Сок дурманящего корня, изрядно разбавленный, мог помочь снять боль.
Она предоставила Анулке заниматься Магнусом и поднялась.
- Иди собирайся, - велел ей Рудигер. - Возможно, узнаешь кое-что новое про охоту при свете дня.
Женевьева поклонилась и ретировалась, рысью припустив по коридору в свою комнату.
Бальфус был уже одет в куртку и меховую безрукавку и доставал из-за алтаря Таала ножи и силки.
- Сделаем это сегодня, - сказала она ему. Он, не оборачиваясь, кивнул. - Ты отвлечешь Доремуса, а я прикончу графа. Тогда мы будем свободны от Тибальта.
Женевьева натянула брюки и жилет. Она взяла у Бальфуса одну из шляп с перьями и упрятала под нее волосы.
- Какой у него крючок на тебя, Бальфус? - спросила она. - Почему ты стал марионеткой Тибальта?
Проводник повернулся к ней. За последнее время он отрастил бороду, и теперь она закрывала его щеки до самых глаз. Его грудь и плечи возле шеи густо поросли красноватой шерстью.
- Я могу измениться, - сказал он. - Когда-нибудь.
- А, прикосновение варп-камня. Бедный верный пес. Ну, зато после этого ты сможешь найти другого хозяина и таскать любые палки, какие захочешь.
От этих слов Бальфусу, похоже, легче не стало.
Они вернулись в холл, где их нетерпеливо дожидался Рудигер.
Магнус, уже погрузившийся в грезы после чая Анулки, пытался сказать что-то, поговорить с Доремусом. Сын графа стоял подле «дяди» на коленях, пытаясь слушать, но Рудигер тянул его за собой.
- Для этого еще будет время, - сказал граф. - Надо идти по следу, пока он не остыл.
Женевьева пожала Магнусу руку и вслед за тремя мужчинами вышла из дому. Собаки устали, так что охотникам предстояло обойтись без них.
Вокруг дома, там, где были сведены деревья, сияло чудесное утро. Глазам Женевьевы на солнце приходилось нелегко, но в сумраке леса будет проще.
Граф уже размашисто шагал прочь. Он сказал Бальфусу, что они направляются к Ущелью Кхорна, чтобы там взять след самки.
Женевьева поколебалась, оглядываясь на дом, и пошла за остальными. Угнаться за ними ей труда не составит.
Они шли по недавно протоптанной тропке, по которой Рудигер и Доремус вели Магнуса. Женевьева оптущала на земле запах крови. При некоторых обстоятельствах нюх у нее становился острее, чем у собаки. Но она не собиралась предлагать им заменить собой Карла и Франца.
Рудигер угрюмо торжествовал. Он тихонько напевал себе под нос охотничьи песни Леса Теней.
Непостижимо, но сейчас Женевьеве не хотелось убивать его. Она намеревалась сломить его, унизить и напиться его крови. То, что он сказал вчера Доремусу,- правда: «Убивая, ты забираешь силу твоей жертвы». Женевьева хотела его силу.
Рудигер изменился с того момента, как убил эту женщину. Он хотел, чтобы Женевьева была рядом с ним, и теперь постоянно дергал ее, держа при себе.
Она заметила его интерес к своей персоне и собиралась обратить это против него. Когда Бальфус уведет Доремуса, она вонзит в него зубы и когти. Покончив с этим, она столкнет его в Ущелье Кхорна, и тело канет там навсегда.
Они дошли до ущелья. «Это и есть место убийства», - поняла она. Женевьева заметила, как Доремус вглядывался в глубину, надеясь, что там вдруг мелькнет Сильвана.
Рудигер был невозмутим, он опустился на колени, ища следы.
- Вот они, - хлопнув рукой по траве, объявил он. Женевьева осмотрела след, обратив внимание на расстояние между отпечатками.
- Она, должно быть, огромная.
- Да,- усмехнулся Рудигер.- Старая тварь, ладоней семнадцать-восемнадцать в холке, рог длиннее моей руки.
Она чувствовала запах его возбуждения.
Рудигер сжал ее тонкое запястье в своей крепкой ладони. Этой слабой ручкой она могла бы сломать ему хребет.
- Мне нужен ее рог, - заявил он.
Граф поднялся и двинулся по следу вглубь леса. Доремус с явной неохотой шел за ним. Женевьеве показалось, что они идут знакомым путем.
- Она не спешила. - Рудигер указал на ветку, общипанную намного выше человеческого роста. - Позавтракала здесь. Хладнокровная тварь, все время пытается одурачить нас. Она еще наделает дел.
Граф зашагал вперед по тропе, пробитой самкой.
Женевьева взглянула на Бальфуса, и проводник отвернулся. Она знала: на него рассчитывать нечего, но надеялась, что ей и не придется.
- Взгляните, - Рудигер указал в ложбинку, - замечаете силуэт?
На усыпанной листвой земле виднелся тонкий слой праха и мелкие остатки костей.
- Это твоя вчерашняя добыча, сын, - пояснил Рудигер. - Твой подранок, должно быть, отыскал ее и рассказал про нас. Это, разумеется, война. Мы должны убить самку, Доремус, пока она не убила нас. Именно это и значит быть мужчиной.
Даже бредни лунатиков и то бывают разумнее.
Рудигер прошел вперед, вернулся и позвал их, понуждая перейти на бег.
У нее было ощущение, что Доремус из последних сил терпит выходки отца. Его нетрудно будет отвлечь.
- Идем, идем, - торопил Рудигер. Женевьева поняла наконец, что смущает ее.
- Я помню эту тропу, - сказала она.
- Да, да,- согласился Рудигер.- Тропа к дому. Самка сдвоила след, чтобы напасть снова. Очень умно, но нас не проведешь.
Она ужаснулась.
- Но, граф…
- Старая охотничья уловка, моя дорогая. Оставить подранка для приманки. Магнус научил меня ей еще в детстве.
Рудигер рассмеялся, и Женевьева готова была броситься на него. Ее ногти удлинились, заостряясь, она полыхала гневом.
Но граф уже исчез, умчался вперед, отбросив в азарте погони всякую осторожность.
Бальфус встретился с ней взглядом и кивнул на раздваивающийся след. Он может увести Доремуса по ложному пути, а она покончит с графом.
Она покачала головой.
- Надо возвращаться домой, - объяснила она.- Граф Магнус в опасности.
- Дядя… - начал было Доремус. - Почему?
- Единорог знает его запах, его кровь,- объяснил Бальфус. - И захочет прикончить его.
- И мой отец…
- Знал? - докончила Женевьева. - Конечно знал. Пошли.
Выведя Доремуса из полудремы, она побежала вслед за Рудигером, за единорогом.
Лес поредел, и они были уже около замка.
Даже отсюда она услышала вопль. Мужской вопль, исполненный горя и ярости.
Опередив Доремуса и Бальфуса, она бежала, огибая деревья, с силой отталкиваясь от земли. Когда было нужно, она становилась быстрой, как леопард.
И все-таки недостаточно быстрой.
Дверь дома была открыта, перед ней, все еще крича от ярости, стоял Рудигер.
Женевьева протиснулась мимо него и увидела, что опоздала.
Анулка валялась у входа с зияющей раной под подбородком, подергиваясь, погруженная в свою последнюю грезу. Дальше, возле перевернутого разбитого стола, лежал граф Магнус Шеллеруп. Он был смят, как старое одеяло, сквозь глубокие дыры в груди виднелись ребра и внутренности. Должно быть, самка подбрасывала и ловила его рогом, будто ребенок, играющий в бильбоке.
Женевьева поскользнулась в крови и упала на колени.
Запах крови разливался в воздухе вокруг нее, и рот Женевьевы наполнился слюной. Кровь мертвецов была ей омерзительна, как протухшая еда. Она слишком много раз вынуждена была пить ее, но при этом в желудке у нее всегда все переворачивалось. Кровь Магнуса, растворенная в ее крови, взывала к ней.
Задохнувшись, Доремус упал рядом с ней.
- Дядя…
Слишком поздно.
За ее спиной Рудигер, широко шагая, уходил в лес, исполненный решимости отомстить.
Женевьева взяла подушку и подложила под окровавленную голову Магнуса, прикрыв его шрам. Она смотрела на неизувеченную половину его лица и на Доремуса. Потом она содрогнулась, мир вокруг перевернулся и, тошнотворно перекошенный, сложился в новую картину.
Она поняла. И знала, что должна сделать.
Оставив Магнуса и проскочив мимо Доремуса и Бальфуса, она кинулась следом за Рудигером в лес.
Ее клыки выскользнули из ножен.
10
Сердце Доремуса рыдало, но слезы не шли.
Дядя Магнус мертв, и ему уже ничем не помочь. Он смотрел на лицо старика, его шрам, с неожиданной нежностью прикрытый девушкой-вампиром. На протяжении всей его жизни Магнус был с ним, старина Непобедимый, добрый, когда его отец бывал холоден, понимающий, когда отец был безразличен, ободряющий там, где отец требовал. Непобедимый, в конце концов, оказался побежден. Но он умер быстро, от смертельных и почетных ран, не угасал от какой-нибудь болезни, истекая вонючей жидкостью из всех дыр, с затуманенным рассудком и усохшим телом.
«Это не такая уж плохая смерть», - сказал себе Доремус. Потом посмотрел на кровь, на рваные раны и понял, что хорошей смерти не бывает.
Бальфус ждал в сторонке. Теперь вокруг собрались все слуги, судачили, восклицали. Где они были, когда единорог убивал графа? Попрятались, спасая свои шкуры?
Доремус последовал за отцом и вампиршей. Бальфус трусил рядом.
«Что бы я ни думал об отце, об охоте, об убийствах, - поклялся Доремус, - я найду ту тварь, что убила моего дядю, и прикончу ее».
Он отыщет единорога раньше Рудигера, и на этот раз это будет чистый выстрел. Потом он сожжет свой лук
Лес поглотил их.
Дядя Магнус мертв, и ему уже ничем не помочь. Он смотрел на лицо старика, его шрам, с неожиданной нежностью прикрытый девушкой-вампиром. На протяжении всей его жизни Магнус был с ним, старина Непобедимый, добрый, когда его отец бывал холоден, понимающий, когда отец был безразличен, ободряющий там, где отец требовал. Непобедимый, в конце концов, оказался побежден. Но он умер быстро, от смертельных и почетных ран, не угасал от какой-нибудь болезни, истекая вонючей жидкостью из всех дыр, с затуманенным рассудком и усохшим телом.
«Это не такая уж плохая смерть», - сказал себе Доремус. Потом посмотрел на кровь, на рваные раны и понял, что хорошей смерти не бывает.
Бальфус ждал в сторонке. Теперь вокруг собрались все слуги, судачили, восклицали. Где они были, когда единорог убивал графа? Попрятались, спасая свои шкуры?
Доремус последовал за отцом и вампиршей. Бальфус трусил рядом.
«Что бы я ни думал об отце, об охоте, об убийствах, - поклялся Доремус, - я найду ту тварь, что убила моего дядю, и прикончу ее».
Он отыщет единорога раньше Рудигера, и на этот раз это будет чистый выстрел. Потом он сожжет свой лук
Лес поглотил их.
11
Идущая по следу Женевьева охотилась на охотника.
И Тибальт тут был ни при чем.
Это ее охота.
Она представляла, как рог самки единорога ударяется в ребра Магнуса, вонзается ему в живот, выпуская наружу кишки.
И ей вспомнилось холодное бешенство графа Рудигера фон Унхеймлиха.
В этот миг не нашлось бы в лесу существа более опасного, чем вампирша.
Она всегда отделяла себя от Истинно Мертвых, тех вампиров, что убивали живых просто ради удовольствия. Она слушала, как они похваляются своими подвигами, и ощущала превосходство над этими выходцами из могил, с их гнилостным дыханием и красными глазами, со звериным оскалом на лицах, цепляющимися днем за свои гробы и подземелья, а по ночам скользящими по воле ветра в поисках нежных шей, наслаждаясь страхом, окутывающим их, будто саван.
Она вспоминала своих знакомых: царица Каттарина, кровавый тиран, правившая столетия, ликовавшая, когда по ее телу струилась кровь ее подданных; Вьетзак с Края Мира, с полным ртом зубов, похожих на гальку с острыми как бритва краями, жующий мясо крестьянского ребенка; даже ее темный отец, щеголь Шанданьяк, утирающий с губ кровь кружевным платочком, старый и одинокий, несмотря на очаровательные внешность и манеры.
Впервые за без малого семьсот лет Женевьева Дьедонне почувствовала справедливость красной жажды.
Она жалела, что пощадила остальных: Тибальта, Бальфуса, Анулку, Ото. Надо было выпотрошить их и пить свежую кровь прямо из их брюха. Надо было высосать из них целое море крови.
Рудигер бежал быстро и опережал ее.
Она сшибала ногами попадавшиеся на пути молодые деревца, наслаждаясь треском ломающихся стволов. Птицы разлетались из своих падающих гнезд, мелкая живность кидалась врассыпную, прочь с ее дороги.
- Стоять! - приказал голос, пробившийся сквозь ее кровавую ярость и поразивший ее в самое сердце.
Она замерла посреди небольшой полянки. Граф Рудигер стоял едва ли в дюжине шагов от нее с поднятым луком и стрелой наготове.
- Деревянное древко, серебряный наконечник, - объяснил он. - Будет в твоем сердце в один миг.
Женевьева расслабилась, протянув руки и показав пустые ладони.
- Другому я приказал бы бросить оружие. Но вряд ли могу ожидать, чтобы ты вырвала свои зубы и ногти.
Красная ярость полыхала в ней, и лицо Рудигера виделось подернутым кровавой пеленой. Она изо всех сил пыталась взять себя в руки, смирить жажду убийства.
- Вот это правильно, - сказал Рудигер. - Держи свой норов в узде.
Он повел стрелой, и Женевьева, повинуясь его жесту, опустилась на землю. Она села на скрещенные ноги, подложив руки под зад.
- Так-то лучше.
Зубы ее съежились и скользнули обратно в десны.
- Скажи, вампир, сколько этот серый счетовод посулил за мою голову? С какой толикой своих драгоценных монет был готов расстаться, чтобы расчистить себе путь?
Женевьева молчала.
- О да, мне все известно о том, зачем ты здесь. У Бальфуса собачья душа и преданность тоже. Я все знал с самого начала. Тибальту не понять, что для человека что-то может быть важнее денег.
Когда Рудигер торжествующе умолк, он напомнил Женевьеве Морнана Тибальта, у того так же блестели глаза, когда исполнялись его планы.
- Я бы убил его, если бы от этого был какой-нибудь прок. Но раз Бальфус даст свидетельские показания, в этом нет смысла. Наглый сын клерка вернется туда, откуда пришел, будет корпеть в какой-нибудь крохотной конторке, сражаясь за каждый кусок хлеба, за каждый затертый пфенниг.
Сумеет ли она достать его прежде, чем он убьет ее?
- Ты не из таких, вампир. Тибальт, должно быть, поймал тебя на каком-нибудь преступлении, чтобы сделать своим орудием.
Позади графа Рудигера, в лесу, двигалось что-то большое. Женевьева ощущала его, чувствовала его волнение.
- Может, заключим мир?
Рудигер расслабился, его стрела опустилась. Женевьева кивнула, выигрывая время.
- Смотри, - сказал Рудигер, держа лук в одной руке и стрелу в другой. - Я не причиню тебе вреда.
Он подошел, но так, чтобы она не могла до него дотянуться.
- Ты прелесть, Женевьева, - говорил он. - Ты напоминаешь мне…
Он протянул руку, и его пальцы коснулись ее щеки. Она могла схватить его за руку, возможно, оторвать ее…
- Нет, ты другая. - Он убрал руку. - Ты охотница, как самка единорога. Тебе будет хорошо со мной. После охоты существуют и другие удовольствия и награды…
Она ощущала, как его вожделение клубится вокруг нее. Хорошо. Возможно, это ослепит его.
- Странно думать, что ты настолько стара. Ты выглядишь такой юной, такой свежей…
Он поднял ее и поцеловал, грубо прижимаясь языком к ее губам. Она чувствовала кровь в его слюне, и та обжигала ей рот, как перец. Она не сопротивлялась, но и не ответила ему.
Он отпустил ее.
- Потом мы разожжем твой пыл. Я неплохо владею не только луком.
Рудигер выпрямился.
- Сначала надо добыть рог. Пошли…
Он шагнул в чащу, и она поднялась, готовая последовать за ним. Она не представляла, что еще может случиться.
Она чувствовала запах единорога. И граф, очевидно, тоже.
И Тибальт тут был ни при чем.
Это ее охота.
Она представляла, как рог самки единорога ударяется в ребра Магнуса, вонзается ему в живот, выпуская наружу кишки.
И ей вспомнилось холодное бешенство графа Рудигера фон Унхеймлиха.
В этот миг не нашлось бы в лесу существа более опасного, чем вампирша.
Она всегда отделяла себя от Истинно Мертвых, тех вампиров, что убивали живых просто ради удовольствия. Она слушала, как они похваляются своими подвигами, и ощущала превосходство над этими выходцами из могил, с их гнилостным дыханием и красными глазами, со звериным оскалом на лицах, цепляющимися днем за свои гробы и подземелья, а по ночам скользящими по воле ветра в поисках нежных шей, наслаждаясь страхом, окутывающим их, будто саван.
Она вспоминала своих знакомых: царица Каттарина, кровавый тиран, правившая столетия, ликовавшая, когда по ее телу струилась кровь ее подданных; Вьетзак с Края Мира, с полным ртом зубов, похожих на гальку с острыми как бритва краями, жующий мясо крестьянского ребенка; даже ее темный отец, щеголь Шанданьяк, утирающий с губ кровь кружевным платочком, старый и одинокий, несмотря на очаровательные внешность и манеры.
Впервые за без малого семьсот лет Женевьева Дьедонне почувствовала справедливость красной жажды.
Она жалела, что пощадила остальных: Тибальта, Бальфуса, Анулку, Ото. Надо было выпотрошить их и пить свежую кровь прямо из их брюха. Надо было высосать из них целое море крови.
Рудигер бежал быстро и опережал ее.
Она сшибала ногами попадавшиеся на пути молодые деревца, наслаждаясь треском ломающихся стволов. Птицы разлетались из своих падающих гнезд, мелкая живность кидалась врассыпную, прочь с ее дороги.
- Стоять! - приказал голос, пробившийся сквозь ее кровавую ярость и поразивший ее в самое сердце.
Она замерла посреди небольшой полянки. Граф Рудигер стоял едва ли в дюжине шагов от нее с поднятым луком и стрелой наготове.
- Деревянное древко, серебряный наконечник, - объяснил он. - Будет в твоем сердце в один миг.
Женевьева расслабилась, протянув руки и показав пустые ладони.
- Другому я приказал бы бросить оружие. Но вряд ли могу ожидать, чтобы ты вырвала свои зубы и ногти.
Красная ярость полыхала в ней, и лицо Рудигера виделось подернутым кровавой пеленой. Она изо всех сил пыталась взять себя в руки, смирить жажду убийства.
- Вот это правильно, - сказал Рудигер. - Держи свой норов в узде.
Он повел стрелой, и Женевьева, повинуясь его жесту, опустилась на землю. Она села на скрещенные ноги, подложив руки под зад.
- Так-то лучше.
Зубы ее съежились и скользнули обратно в десны.
- Скажи, вампир, сколько этот серый счетовод посулил за мою голову? С какой толикой своих драгоценных монет был готов расстаться, чтобы расчистить себе путь?
Женевьева молчала.
- О да, мне все известно о том, зачем ты здесь. У Бальфуса собачья душа и преданность тоже. Я все знал с самого начала. Тибальту не понять, что для человека что-то может быть важнее денег.
Когда Рудигер торжествующе умолк, он напомнил Женевьеве Морнана Тибальта, у того так же блестели глаза, когда исполнялись его планы.
- Я бы убил его, если бы от этого был какой-нибудь прок. Но раз Бальфус даст свидетельские показания, в этом нет смысла. Наглый сын клерка вернется туда, откуда пришел, будет корпеть в какой-нибудь крохотной конторке, сражаясь за каждый кусок хлеба, за каждый затертый пфенниг.
Сумеет ли она достать его прежде, чем он убьет ее?
- Ты не из таких, вампир. Тибальт, должно быть, поймал тебя на каком-нибудь преступлении, чтобы сделать своим орудием.
Позади графа Рудигера, в лесу, двигалось что-то большое. Женевьева ощущала его, чувствовала его волнение.
- Может, заключим мир?
Рудигер расслабился, его стрела опустилась. Женевьева кивнула, выигрывая время.
- Смотри, - сказал Рудигер, держа лук в одной руке и стрелу в другой. - Я не причиню тебе вреда.
Он подошел, но так, чтобы она не могла до него дотянуться.
- Ты прелесть, Женевьева, - говорил он. - Ты напоминаешь мне…
Он протянул руку, и его пальцы коснулись ее щеки. Она могла схватить его за руку, возможно, оторвать ее…
- Нет, ты другая. - Он убрал руку. - Ты охотница, как самка единорога. Тебе будет хорошо со мной. После охоты существуют и другие удовольствия и награды…
Она ощущала, как его вожделение клубится вокруг нее. Хорошо. Возможно, это ослепит его.
- Странно думать, что ты настолько стара. Ты выглядишь такой юной, такой свежей…
Он поднял ее и поцеловал, грубо прижимаясь языком к ее губам. Она чувствовала кровь в его слюне, и та обжигала ей рот, как перец. Она не сопротивлялась, но и не ответила ему.
Он отпустил ее.
- Потом мы разожжем твой пыл. Я неплохо владею не только луком.
Рудигер выпрямился.
- Сначала надо добыть рог. Пошли…
Он шагнул в чащу, и она поднялась, готовая последовать за ним. Она не представляла, что еще может случиться.
Она чувствовала запах единорога. И граф, очевидно, тоже.