– Пока! – крикнул Йоаким. – Увидимся завтра.
   Когда он сел в машину, Ливия была уже почти у входа в сад. Габриэль бежал за ней. Йоаким включил первую передачу, развернул машину и поехал обратно на хутор.
   Йоаким припарковал свою «вольво» рядом с машиной Катрин во дворе и вышел, чтобы взять сумку и попрощаться с женой.
   – Эй! – крикнул он, заходя в прихожую. – Катрин?
   В доме было тихо.
   Он зашел в спальню, взял сумку и снова вышел во двор.
   – Катрин?
   Снова тишина, потом до него донесся глухой звук откуда-то сбоку. Йоаким повернул голову и увидел, как открылась дверь коровника и из темноты вынырнула Катрин.
   – Привет! – произнесла она с улыбкой.
   – Что ты там делала? – спросил он.
   – Ничего особенного. Ты уже уезжаешь?
   Йоаким кивнул.
   – Веди машину осторожно.
   Катрин быстро поцеловала его; губы ее были теплыми. Йоаким ощутил аромат кожи и волос жены.
   – Передавай привет Стокгольму, – сказала она. – А когда ты вернешься, я расскажу тебе про сеновал.
   – Сеновал? А что там особенного?
   – Я покажу тебе завтра, – пообещала она.
   Йоаким с любопытством посмотрел на жену.
   – Хорошо, я позвоню от мамы вечером. – Он открыл дверь машины и добавил: – Не забудь забрать детей из садика.
   В двадцать минут восьмого он заехал на бензоколонку, чтобы забрать крытый прицеп, арендованный по Интернету. Платеж Йоаким уже сделал, так что ему надо было только состыковать прицеп с машиной.
   После Боргхольма движение стало более интенсивным, и Йоаким оказался в длинной очереди из автомобилей, большинство из которых принадлежали жителям острова, работавшим на материке. Тем не менее машину каждый из них продолжал вести с привычной для сельских жителей неторопливостью.
   Дорога повернула на запад, и он оказался на мосту, связывавшем остров с материком. Йоакиму нравилось ехать по мосту высоко над проливом, любуясь морем, которое переливалось в лучах утреннего солнца.
   Проехав мост, он включил радио и надавил на педаль газа. Машина понеслась вперед мимо небольших прибрежных деревень. Дорога была извилистой и проходила через леса и рощи, пересекала многочисленные реки и ручейки, впадавшие в море.
   Постепенно она отклонялась на запад, и скоро моря уже не было видно. Перед Норчепингом Йоаким остановился, чтобы перекусить в безлюдном кафе. Там можно было выбрать из семи разных видов минеральной воды – шведской, норвежской, итальянской, французской и других, что было явным признаком цивилизации, – но Йоаким предпочел воду из-под крана.
   Поев, он поехал дальше в сторону Сёдертэлье, и дальше – в Стокгольм. В половине второго его «вольво» с прицепом влилась в поток машин, направлявшийся к центру города. Мимо тянулись складские помещения, высотки и железнодорожные станции.
   Стокгольм был красивым городом, построенным на больших и маленьких островах, но Йоаким не чувствовал радости от возвращения в родной город. Все, о чем он думал, были пробки на дороге. Здесь всем постоянно чего-то не хватало. Не хватало квартир, не хватало мест для парковки, мест в детском саду, даже могил для всех умерших не хватало. Столичных жителей призывали кремировать почивших родственников, чтобы те не занимали много места. Об этом Йоаким читал в газете.
   Он уже начал скучать по Олуддену. Шоссе было целым лабиринтом из развязок, поворотов, мостов и перекрестков. Йоаким свернул на нужную ему улицу и оказался перед светофором, зажатый между автобусом и мусоровозом. Перед ним по переходу шла женщина, везя ребенка в прогулочной коляске. Ребенок что-то спрашивал, но женщина смотрела только прямо перед собой с унылым выражением на лице.
   У Йоакима были дела в городе. Сначала нужно было посетить галерею в районе Эстермальм, чтобы забрать пейзаж, унаследованный от покойных родственников. Владельца галереи не было, но его престарелая мать узнала Йоакима и вынесла ему картину Рамбе в тонкой деревянной коробке.
   – Мы вчера осмотрели ее, перед тем как упаковать, – сказала она. – Очень хорошая работа.
   – Да, мы тоже так считаем.
   – У вас есть другие работы художника на Эланде?
   – Не знаю. Знаю только, что одна принадлежит королевской семье, но вряд ли она висит у них в летнем дворце Соллиден.
   Уложив картину в багажник, Йоаким продолжил путь, двигаясь на запад по направлению к Бромме. На часах было полтретьего, и дороги пока были свободны. За четверть часа он доехал до места и свернул на улицу, где прежде жил с семьей.
   По дому Йоаким скучал гораздо больше, чем по Стокгольму. Дом располагался всего в паре сотен метров от моря, окруженный садом с зарослями сирени. На этой улице находилось всего пять домов, но и их было трудно разглядеть из-за высоких деревьев.
   Яблочная вилла представляла собой высокий и просторный деревянный дом, построенный директором банка в начале века. Но до того, как его купили Йоаким и Катрин, в доме жили юные родственники владельцев, поклонники философии нью-эйдж, которые сдавали комнаты по отдельности и больше времени посвящали медитации, чем ремонту.
   Молодежь не испытывала никакого уважения к старому дому, и соседи мечтали от них избавиться много лет. Во владение Катрин и Йоакима дом перешел в удручающем состоянии, с совершенно заросшим садом. Они с энтузиазмом взялись за ремонт. Объемы работы их не пугали: до этого они уже отремонтировали свою первую совместно приобретенную квартиру, в которой до этого проживала восьмидесятилетняя старушка с семью кошками. Йоаким работал учителем труда и занимался домом по вечерам и на выходных. Катрин работала полдня учителем рисования и все остальное время уделяла дому.
   Второй день рождения Ливии они отмечали с Этель и Ингрид в доме с разломанными полами, в окружении банок с красками, рулонов обоев и инструментов. В кранах была только холодная вода, потому что в те выходные сломался нагреватель. Когда Ливии исполнилось три года, они уже устроили настоящий детский праздник. К тому времени полы были обновлены, обои наклеены, лестницы ошкурены и покрыты лаком. А к первому дню рождения Габриэля ремонт уже был полностью завершен.
   Теперь дом снова выглядел, как вилла начала века. В прекрасном состоянии, окруженная ухоженным садом с подстриженными лужайками, она ждала своих новых владельцев, Стенбергов – бездетных супругов лет тридцати, работавших в Стокгольме и мечтавших о жизни за городом.
   Йоаким остановил машину, вышел и огляделся. В квартале было тихо. В соседнем доме жили Лиза и Микаэль Хесслин, ставшие хорошими друзьями Йоакиму и его жене, – но они были на работе. Летом они окрасили дом в желтый цвет. А когда журнал «Красивые виллы» делал о них репортаж, дом был еще белым.
   Йоаким повернул голову и посмотрел на деревья. Невольно он подумал об Этель. Почти год прошел, но Йоаким все еще помнил ее крики.
   От забора узкая тропинка вела к воде. Никто не видел Этель на тропинке в тот вечер, но это был самый короткий путь к морю.
   Йоаким пошел к дому, вспоминая, как сам красил фасад в белый цвет, как аккуратно водил кисточкой и как потом наносил лак.
   Йоаким отпер дверь и вошел внутрь. Всю мебель и ковры уже увезли, но воспоминания остались. За три года он и Катрин вложили душу в этот дом. В доме было тихо, но он слышал слабое эхо стука молотка и шороха пилы. Скинув обувь, Йоаким последний раз прошелся по гостиной. На втором этаже он задержался перед одной из комнат для гостей. Маленькая комната с одним окном. Здесь спала Этель, когда жила с ними.
   В подвале еще оставались вещи, которым не хватило места в машине в прошлый раз: кресло, пара стульев, два матраса, стремянка, пыльная птичья клетка – память о попугайчике Уильяме, умершем год назад. Йоаким стал носить их наверх. Освободив подвал, он включил пылесос и убрал с цементного пола пыль.
   Теперь дом был готов к приему новых владельцев.
   Йоаким собрал пылесос, ведра, тряпки, чистящие средства – и сложил у подножия лестницы.
   В столярном чулане слева висели инструменты: молотки, клещи, дрель. Их Йоаким тоже упаковал в коробку. Он предпочитал современным изобретениям старые добротные инструменты и приспособления. Гвозди, шурупы, кисти, губки, валики…
   Йоаким держал в руках валик, когда внезапно услышал, как наверху открылась входная дверь. Он выпрямил спину и прислушался.
   – Эй! – послышался женский голос. – Ким?
   Это была Катрин, и в голосе ее звучала тревога.
   Он услышал, как входная дверь захлопнулась и раздались шаги в прихожей.
   – Эй, я здесь, в подвале! – крикнул Йоаким.
   Он сделал шаг по направлению к лестнице, прислушиваясь. В доме было тихо. Йоаким быстро поднялся наверх, гадая, как Катрин могла оказаться в Стокгольме.
   Но, поднявшись, обнаружил пустую прихожую и закрытую входную дверь. Йоаким подергал ручку. Дверь была заперта.
   – Эй! – крикнул он еще раз.
   Никакого ответа.
   Йоаким обошел весь дом комната за комнатой, хотя и знал, что Катрин в нем нет – она осталась на Эланде. Зачем ей брать машину и ехать за ним всю дорогу до Стокгольма, ни разу не позвонив?
   Наверняка ему показалось. Слуховая галлюцинация.
   Йоаким посмотрел на часы. Десять минут четвертого. На улице начинало темнеть.
   Он достал из кармана мобильный и набрал номер домашнего телефона в Олуддене. Катрин с детьми уже должны быть дома.
   Шесть сигналов. Семь. Восемь. Никто не ответил.
   Йоаким позвонил Катрин на мобильный. Безрезультатно.
   Он пытался справиться с тревогой, вынося вещи из дома. Но, сложив все в прицеп и погасив свет в вилле, не удержался и набрал еще один номер.
   – Дом Вестинов.
   В голосе матери, как всегда, слышно было волнение. Она, как и прежде, боялась звонков.
   – Привет, мама. Это я.
   – Привет, Йоаким. Ты в Стокгольме?
   – Да, но…
   Тревога в голосе сменилась радостью узнавания, вслед которой пришло разочарование, когда он сказал, что не сможет навестить ее вечером.
   – Почему? Что-то случилось?
   – Нет, – поспешил он заверить мать, – но мне кажется, что лучше поехать домой сегодня. У меня в багажнике ценная картина и куча инструментов в прицепе, не хочется все это оставлять там на ночь.
   – Конечно, – согласилась Ингрид.
   – Мама, Катрин тебе не звонила?
   – Сегодня? Нет, а что?
   – Хорошо, я просто поинтересовался.
   – Когда ты приедешь?
   – Не знаю, мама, мы теперь живем на Эланде…
   Завершив разговор, Йоаким снова набрал Олудден. Никто не ответил. На часах была половина пятого. Он завел машину и выехал на улицу. Теперь оставалось только завезти ключи агенту по продаже недвижимости. Больше у них с Катрин не было дома в Стокгольме.
   Дороги были забиты, и у него ушло сорок пять минут только на то, чтобы выехать из города. Йоаким притормозил на парковке перед въездом в Сёдертэлье, чтобы еще раз позвонить Катрин.
   Четыре сигнала, потом трубку сняли.
   – Тильда Давидсон, – произнес незнакомый женский голос.
   – Алло? – с удивлением сказал Йоаким.
   Может, он ошибся номером?
   – Кто звонит? – спросила женщина.
   – Это Йоаким Вестин, – ответил он медленно. – Я живу в Олуддене.
   – Понятно.
   – Моя жена и дети там? – спросил Йоаким.
   Ответом ему была тишина.
   – Кто вы? – проговорил он.
   – Полиция, – сказала женщина. – Я хочу, чтобы вы…
   – Где моя жена?
   Снова последовала пауза.
   – Где вы находитесь, Йоаким? Вы на острове?
   Это был голос молодой женщины, несколько нервный, не внушавший Йоакиму доверия.
   – Я в Стокгольме, нет, точнее, уже в Сёдертэлье.
   – Вы едете сюда?
   – Да, – ответил он. – Перевожу оставшиеся вещи из нашего прежнего дома.
   Он хотел любым способом заставить женщину ответить на вопросы.
   – Вы можете мне сказать, что случилось? Это…
   – Нет, – перебила она. – Я ничего не могу сказать по телефону. Но вам лучше приехать сюда как можно быстрее.
   – Это…
   – Не превышайте скорость, – прервала его женщина-полицейский и повесила трубку.
   Йоаким сидел в машине, прижав телефон к уху и глядя в пустоту. Мимо проносились машины с зажженными фарами.
   Он выехал на дорогу и поехал на юг, превышая допустимую скорость на двадцать километров. В воображении его возникали образы Катрин и детей в обстановке Олуддена. Йоаким затормозил у обочины и снова набрал домашний номер.
   Три сигнала.
   – Давидсон.
   Йоаким не стал представляться.
   – Это несчастный случай? – спросил он.
   Женщина-полицейский не ответила.
   – Вы должны мне сказать.
   – Вы за рулем?
   – Сейчас нет.
   Женщина помолчала и сказала:
   – Это несчастный случай на воде.
   – Со смертельным исходом? – спросил Йоаким.
   Снова нет ответа. Через некоторое время Тильда Давидсон повторила заученную фразу:
   – Мы не сообщаем такую информацию по телефону.
   Йоакиму казалось, что телефон в его руке весил целую тонну. Рука задрожала.
   – На этот раз вам придется. Мне нужно имя. Если кто-то из членов моей семьи утонул, я должен знать имя. Я буду звонить, пока вы его не назовете.
   Опять пауза.
   – Секунду.
   Йоаким поежился.
   – Мне назвали имя, – услышал он голос женщины в телефоне.
   – Кто это?
   – Покойницу зовут Ливия Вестин.
   У Йоакима перехватило дыхание. Покойница. Ему хотелось закрыть глаза и представить, что это сон.
   – Алло?
   Йоаким зажмурился. Ему хотелось зажать уши, чтобы ничего не слышать.
   – Йоаким?
   – Я здесь, – отозвался он. – Я все слышал.
   – Хорошо, тогда мы можем…
   – У меня есть еще один вопрос, – перебил он женщину-полицейского. – Где Катрин и Габриэль?
   – У соседей.
   – Я скоро приеду. Скажите Катрин, что я скоро приеду.
   – Мы будем здесь весь вечер, – сказала Тильда Давидсон.
   – Хорошо.
   – Позвать священника?
   – Не надо. Мы справимся.
   Йоаким отключил телефон, завел машину и выехал на дорогу. Он не хотел разговаривать ни с полицейскими, ни со священником. Ему была нужна только Катрин. «Она у соседей» – так сказала женщина-полицейский. Видимо, на ферме к югу от Олуддена. Но у него не было номера их телефона. Он даже не знал их фамилию. Видимо, Катрин с ними успела подружиться. Но почему она ему не позвонила? Может, она в шоке от случившегося?
   Внезапно Йоаким понял, что думает не о том человеке. Слезы потекли по его щекам. Ему снова пришлось съехать на обочину, включить аварийную сигнализацию и прижаться лбом к рулю.
   Йоаким зажмурился.
   Ливии больше нет. Только сегодня утром она сидела на заднем сиденье и слушала музыку, а теперь ее нет.
   Йоаким высморкался и посмотрел на темную дорогу.
   Он подумал об Олуддене. Колодец. Наверняка это колодец. Наверняка где-то на хуторе был колодец с неисправной крышкой. Почему он только не проверил? Ливия и Габриэль свободно бегали по двору. Ему надо было поговорить с Катрин раньше, обсудить все риски.
   Но теперь поздно.
   Он закашлялся и снова завел машину. Нельзя терять время. Катрин ждет.
   Перед его мысленным взором стояло ее лицо. Вся его жизнь изменилась с той встречи с Катрин во время осмотра квартиры. Только потом в его жизни появилась Ливия.
   Взять на себя ответственность за воспитание Ливии было для них серьезным шагом. Они хотели детей, но не сразу. Катрин хотела сделать все, как надо, – продать квартиру, купить дом и только потом завести детей. Ему вспомнилось, как он и Катрин сидели за кухонным столом и несколько часов обсуждали этот вопрос.
   – Как мы поступим? – спросила Катрин.
   – Я хотел бы заботиться о Ливии, – ответил он. – Но я не уверен, что сейчас подходящий для этого момент.
   – Момент совсем не подходящий, – раздраженно произнесла Катрин. – Более чем. Но с этим ничего нельзя поделать.
   В конце концов они решились воспитывать Ливию. Потом они купили дом, а тремя годами позже Катрин забеременела. Габриэля, в отличие от Ливии, они планировали.
   Йоаким любил Ливию. Любил ее звонкий голос, ее энергичность и любознательность.
   Катрин.
   Как она себя чувствует? Она звала его тогда. Он слышал это наяву.
   Йоаким надавил на газ. С прицепом было опасно превышать скорость, но ему было все равно. Самое главное – добраться до острова как можно быстрее. К жене и сыну. Они должны быть вместе в такой момент. Всю дорогу перед ним стояло лицо Катрин.

5

   К восьми вечера все стихло в Олуддене. Тильда Давидсон стояла в кухне и удивлялась тому, как тихо вокруг. Даже шума волн не было слышно. Тильда огляделась по сторонам, и ей показалось, что она перенеслась во времени в конец девятнадцатого века и оказалась в кухне зажиточных господ. Массивный стол из дуба. Медные кастрюли, фарфор из Ост-Индии и стеклянные бутыли ручной работы на полках. Стены и потолок окрашены в белый цвет, а шкафы и дверные косяки и рамы – в голубой.
   Кухня словно имитировала картину Карла Ларсона. Тильда подумала: «В такой кухне с удовольствием завтракала бы каждый день». На хуторе она была одна. Ханс Майнер и двое коллег из Боргхольма уехали в семь. Комиссар полиции уехал еще в пять, одновременно с машиной «скорой помощи».
   Хозяин Олуддена Йоаким Вестин должен был приехать вечером, и было очевидно, что ждать его должна Тильда: это ей четко дали понять коллеги. Не потому, что она была женщина – по крайней мере, Тильде хотелось в это верить, – а потому, что она была самой молодой и к тому же новенькой.
   Тильда не возражала против сверхурочной работы. К тому же ей поручили лишь отвечать на звонки и не пускать репортера из «Эланд-постен» к месту несчастного случая. Она порекомендовала ему обратиться в службу информации в Кальмаре.
   Когда спасатели пошли к пляжу с носилками, Тильда вышла на дамбу и смотрела, как мужчины медленно доставали из воды тело погибшей девочки. Безжизненные руки. Вода, льющаяся с одежды. Это был пятый смертельный случай на памяти Тильды, но невозможно привыкнуть к виду смерти: будь то утопленники или жертвы автомобильных аварий.
   Когда Йоаким Вестин позвонил, Тильда сняла трубку. Вообще-то это было против правил – сообщать о смертельных случаях по телефону, но вроде все обошлось. Голос у Вестина был спокойный, да и иногда лучше сразу узнать плохие новости, чем мучиться ожиданием. «Давайте жертве и родственникам краткую и точную информацию», – учил ее Мартин в полицейской школе.
   Тильда вышла из кухни. В коридоре пахло краской. В соседней с кухней комнате были наклеены на стены новые обои и был ошкурен пол, но остальные комнаты оставались темными и пустыми. Это напомнило Тильде заброшенные дома, в которых, как крысы, прятались отбросы общества. Полицейским часто приходится бывать в подобных местах.
   Нет, зимой ей не хотелось бы жить здесь. Слишком уж большой дом. И вокруг – никого. Марнэс с единственной центральной улицей с магазинами казался мегаполисом по сравнению с этими пустынными местами.
   Она вышла на застекленную веранду и открыла дверь, впуская в дом влажный холодный ветер с моря. Во дворе горел всего один фонарь с треснувшим плафоном, которому не под силу было осветить весь хутор.
   Тильда встала рядом с каменной стеной сарая и достала из кармана телефон. Ей хотелось услышать голос живого человека, но Мартину звонить было уже поздно: он давно уехал с работы. Поэтому она набрала номер соседей – семьи Карлсонов. Ответила хозяйка.
   – Как они? – спросила Тильда.
   – Я только что к ним заглядывала, они спят, – ответила Мария Карлсон. – Я уложила их в комнате для гостей.
   – Хорошо, – сказала Тильда. – Когда вы ложитесь спать? Я хотела прийти попозже с Йоакимом Вестином, но он приедет не раньше чем через три часа.
   – Приходите. Мы с Рогером не будем ложиться спать.
   Закончив разговор, Тильда снова почувствовала себя одинокой. Ей хотелось поехать домой, но мог позвонить Вестин или кто-то другой.
   Она вернулась в дом, прошлась по коридору и встала на пороге спальни. Это была маленькая уютная комната – светлая часовня в мрачном замке. На стенах – желтые обои с красными звездами, на стульях – мягкие игрушки. Наверняка комната дочери.
   Тильда медленно прошла в центр комнаты. Ей подумалось, что родители сначала привели в порядок детские комнаты, чтобы сыну и дочери было уютно на хуторе, и только потом – свою спальню. Тильда подумала о квартире в Кальмаре, в которой детскую комнату ей приходилось делить с одним из братьев. Тогда она мечтала иметь отдельную спальню.
   В комнате стояла короткая детская кроватка, накрытая светло-желтым покрывалом, поверх которого лежали несколько подушек с вышитыми на них зверушками – львятами и слонятами, спящими в своих маленьких кроватках.
 
   Тильда присела на кровать. Они скрипнула и слегка прогнулась под ее тяжестью. В доме было тихо. Тильда откинулась на подушки и расслабилась. Если отпустить мысли, перед внутренним взором словно встает белый экран, на котором показывают воспоминания. Тильда увидела на экране Мартина таким, каким он спал рядом с ней в постели в последний раз. Это было в ее прежней квартире в Вэкшо почти месяц назад, и она надеялась, что он скоро приедет ее навестить.
   Нет ничего теплее и уютнее детской комнаты.
   Тильда медленно выдохнула и закрыла глаза.
   Если ты не придешь ко мне, то я приду к тебе…
   Она резко села на кровати и поначалу не поняла, где находится. Но папа был рядом с ней только что. Она явственно слышала его голос. Тильда открыла глаза. Этого не может быть. Ее отец мертв. Он погиб в результате автомобильной аварии одиннадцать лет назад.
   Тильда несколько раз моргнула и поняла, что это ей приснилось.
   Она почувствовала запах ошкуренного дерева и побелки и вспомнила, что лежит в детской кроватке в Олуддене. И тут же перед глазами молодой женщины возникла картина: мертвое тело поднимают из моря, и вода стекает с одежды на камни. Она заснула в чужой детской. Пару раз моргнув, Тильда разглядела циферблат: часы показывали половину одиннадцатого. Она спала два часа и слышала во сне отца. Он был здесь с ней, в этой комнате.
   Вдруг Тильде что-то послышалось, и она повернула голову. В доме больше не было тихо. До нее доносились слабые голоса, как будто где-то говорили люди.
   Много людей. Звук был такой, словно группа людей окружила дом и что-то тихо, но оживленно обсуждала.
   Стараясь не шуметь, Тильда осторожно поднялась с постели. Было неловко так подслушивать чей-то разговор. Затаив дыхание, молодая женщина сделала пару шагов по направлению к выходу и снова прислушалась. Может, это ветер гуляет во дворе?
   Тильда снова вышла на веранду, и в тот момент, когда ей показалось, что она различает слова, голоса внезапно стихли.
   Во дворе было тихо и темно. В следующую секунду темноту прорезал яркий свет фар. Она услышала шум мотора и поняла, что вернулся Йоаким Вестин. Тильда быстро бросила взгляд на дом, словно проверяя, что все осталось так же, как и было. Услышанные голоса ее встревожили. У нее было такое ощущение, словно она сделала что-то плохое, хотя не было ничего плохого в том, чтобы подождать хозяина в его доме, тем более при таких трагических обстоятельствах. Надев ботинки, Тильда вышла во двор.
   Перед ней остановилась машина с прицепом, из которой выскочил водитель. Йоаким Вестин. Высокий худой мужчина лет тридцати пяти, в джинсах и зимней куртке. В темноте Тильда не видела лица, но ей показалось, что он смотрел на нее со злостью. Движения мужчины были напряженными и резкими. Захлопнув дверцу, он направился к ней.
   – Здравствуйте, – сказал Йоаким, не протягивая руки.
   – Здравствуйте, – кивнула Тильда, – Тильда Давидсон из полицейского участка в Марнэсе. Я с вами говорила по телефону.
   Тильда пожалела, что не надела форму. Она больше подошла бы для этого разговора.
   – Здесь только вы? – спросил Вестин.
   – Да, мои коллеги уехали, – ответила Тильда. – «Скорая» тоже.
   Между ними повисла тишина. Вестин стоял молча, словно не знал, какой вопрос задать следующим.
   – Ливия? – произнес он наконец, глядя на темный дом. – Она не здесь?
   – Ее отвезли в Кальмар.
   – Где это произошло? – спросил он, переводя взгляд на Тильду.
   – На берегу. Рядом с маяками…
   – Она пошла к маякам?
   – Нет… То есть мы пока не знаем.
   Вестин переводил взгляд с Тильды на дом и обратно.
   – А Катрин и Габриэль? Они все еще у соседей?
   Тильда кивнула:
   – Они заснули. Я недавно звонила и проверяла.
   – Они в том доме? – спросил Вестин, глядя на юго-запад. – У фермеров?
   – Да.
   – Я пойду к ним.
   – Отвезти вас? – предложила Тильда.
   – Нет, спасибо, – ответил Йоаким. – Мне нужно пройтись.
   Он прошел мимо нее, перешагнул через невысокую каменную ограду и пошел прямо в темноту.
   «Испытывающих глубокую скорбь людей нельзя оставлять одних». Тильда вспомнила уроки в полицейской школе и поспешила за Йоакимом. Это был не самый подходящий момент, чтобы задавать глупые вопросы (например, о том, как прошла поездка), – поэтому она просто молча шла за мужчиной.
   Им стоило захватить с собой фонарик, потому что на улице было так темно, хоть глаза выколи, – но каким-то чудом Вестин нашел дорогу. Тильда решила, что он про нее забыл. Однако Вестин вдруг повернулся к ней и сказал:
   – Осторожно, впереди колючая проволока.
   Они обошли ограду. На западе шептало море, напомнив Тильде о голосах, которые она слышала сквозь стены на хуторе.
   – На вашем хуторе живет кто-то еще, кроме вас? – поинтересовалась она.