– Вот как? – оживилась Сина, прижав руку к своей пышной груди, прикрытой лишь парочкой ракушек на самых кончиках сосков.
– Точно так, речная леди, – вежливо кивнул Кэлер и запечатлел на влажной ладошке разомлевшей русалки вежливый поцелуй.
– Ладно, – примиряясь с тем, что приглянувшиеся красавчики не собираются пополнить ряды плотогонов, заявила девушка. – Пойте. Только я остальных позову!
Сина взмахнула хвостом и ушла на глубину, скрывшись из вида. Вернулась русалочка быстро и, как обещала, не одна. Целая стайка подружек-русалок и мускулистых приятелей-тритонов выплыла на поверхность Куррасу. Амфибии скользили по водной глади, с шутками и смехом приветствуя людей, те отвечали не менее дружелюбным поддразниванием, здоровались со старыми добрыми знакомыми. Русалочек мужчины чмокали в щеки, тритонам пожимали ласты, женщины-плотогоны целовали хвостатых кавалеров.
Кажется, русалки ничего не делали ни с водой, ни с плотами, но одно их появление значительно увеличило скорость передвижения «эскадры». Людей подобный поворот дела нисколько не обеспокоил, видимо, это было для них привычно. Русалки и тритоны шныряли вокруг, брызгались водой или просто забирались на плоты и оставались сидеть на них, опустив в воду чешуйчатые хвосты. Отложив весла и шесты, плотогоны занялись своими делами, нисколько не беспокоясь о возможности катастрофы. В деле навигации люди полностью доверяли своим хвостатым компаньонам.
– Что вы нам споете? – нетерпеливо спросила Сина, взбираясь на край плота, где сидели лоулендцы, и отводя завитки мокрых волос с высокого лобика.
– Да, что? – подхватили ее вопрос русалочки, выделывающие пируэты в воде вокруг главного плота.
– То, что прекрасным речным леди будет угодно, – куртуазно отозвался Кэлер и расчехлил гитару.
Странно было видеть, с какой нежностью держали руки принца инструмент, и почти невозможно было поверить, что порхающие по грифу пальцы принадлежат мужчине, силушки которого достанет на то, чтобы играючи снести замковые ворота в Лоуленде. Кэлер взял на пробу несколько звучных аккордов. Звук совершенного инструмента бога, сотворенного безымянным, но гениальным мастером, полетел над водой.
– Про любовь, – потребовала русалка по праву первой, обнаружившей певцов. – Про красивую любовь, можно?
– Про любовь, про любовь, – принялись скандировать ее товарки.
– Конечно. – Кэлер кивнул, немного подумал и, хитро подмигнув герцогу, велел: – Подхватывай, парень.
Из-под гибких пальцев бога полилась удивительная и подозрительно знакомая, пусть и сдобренная вариациями, мелодия. Герцог широко распахнул глаза.
Странно! Кэлер играл романтическую балладу, довольно давно сочиненную Элегором под впечатлением от незабываемой прогулки на яхте принца Мелиора.
Юный и в ту пору не менее нахальный, чем ныне, герцог Лиенский увязался на прогулку в Океан Миров вслед за принцессой Элией. И не пожалел об этом! Банальный круиз обернулся первым знакомством с игривыми русалками, нападением пиратов и экзотической экскурсией в пустыню, куда Элегора, Элию, Мелиора и пиратского вожака забросил случайно активированный амулет, найденный его высочеством в брюхе акулы. Да, прогулка оказалась что надо, и хотя противный зануда Мелиор до сих пор шипел, что все неприятности произошли оттого, что в круиз взяли Лиенского, Элегор вовсе не считал все эти увлекательные приключения неприятностями. К тому же справедливости ради стоит заметить, что из путешествия лоулендцы привезли не только неприятности: мало того что боги разбудили Источник Сил в вычищенном мире, так еще и пиратский вожак оказался сыном Лимбера и вошел в королевскую семью. А что за время блужданий по пустыне у Элии едва не пробудились инстинкты Пожирательницы Душ, так на этой мелочи не стоило заострять внимания. Ведь все равно все кончилось благополучно! Жаль только, мнения Элегора по этому вопросу никто не спрашивал.
Ярких впечатлений у юного герцога оказался целый океан, а из воспоминаний об игривых русалках с отмелей родилась печальная романтическая баллада о любви русалочьей принцессы и короля пиратов. Именно ее сейчас играл Кэлер, и, судя по проказливым искрам в глазах принца, тот знал, чью балладу играет. Но издевки в предложении присоединиться к исполнителю Элегор не ощутил, принц играл с настоящим чувством. Поборов некоторую неуверенность, герцог присоединил свой голос к глубокому бархатному баритону бога бардов. Голос Кэлера придавал банальной истории новую глубину и чувственность. Элегор даже не надеялся сравняться с принцем в мастерстве, но просто петь с ним на два голоса было уже честью, как и то, что Кэлер избрал для исполнения балладу герцога. Два божественно прекрасных голоса переплелись с гитарным перебором, очаровывая слушателей магией песни, уводя их в страну сказаний.
Русалки, словно загипнотизированные, все ближе и ближе подплывали к плоту лоулендцев и, открыв в восхищении ротики, замирали, слушая дивную историю. Плотогоны, побросав свои дела, тоже внимали бардам.
Когда смолкли последние звуки, еще некоторое время царило молчание, прерванное восторженным вздохом Сины. Расчувствовавшаяся русалочка утерла слезы ладошкой и взмолилась:
– Пожалуйста, спойте еще! Никогда не слышала ничего прекрасней!
– Пойте! Пойте! Пожалуйста! – с одинаковой горячностью принялись просить и плотогоны и амфибии.
– Чувствительно-то как, вот она какая любовь бывает, – зашмыгал носом Трафа, поглаживая млеющего Зубоскала. – Жарьте еще, парни!
И боги стали «жарить». Отыграв несколько известных во всем Лоуленде и популярных в королевской семье благодаря Кэлберту забористых песен морской тематики, вызвавших громкий смех у публики, Кэлер неожиданно для Элегора сдернул ремешок гитары с плеча и протянул инструмент напарнику со словами:
– Давай-ка теперь ты, парень. Сыграй что-нибудь свое, дай моим пальцам роздыху.
Не поверив ни на секунду в то, что бога бардов могло утомить столь краткое выступление, Элегор, давно мечтавший хоть подержать в руках гитару принца, с благоговением принял драгоценный инструмент. Если Кэлер доверяет ему, значит, надо играть. Герцог поискал в памяти что-нибудь подходящее, веселое о русалках и моряках, но, как назло, в голове стало звонко и пусто, там витала лишь одна-единственная печально-пронзительная мелодия. Правда, строчки о воде в ней все-таки были, и Элегор заиграл, не надеясь, впрочем, на признание публики, заиграл только для того, чтобы прервать затянувшуюся паузу. Гитара Кэлера задрожала под его пальцами, рождая песню странствий бога, и души смертных затрепетали, сами не понимая, что творит с ними странная музыка бога-странника:
– Спой еще!
Кэлер одобрительно кивнул, и это показалось герцогу лучшей наградой. Лоулендцы пели и пели, а русалки и плотогоны требовали новых и новых песен. Когда настало время обеда, боги наскоро перекусили и, промочив горло, снова занялись музицированием, честно отрабатывая проезд. Элегор невольно порадовался тому, что частенько развлекался, изображая из себя бродячего барда, не будь у него опыта такого рода, герцог уже давно осип бы окончательно. Так боги тешили публику почти до самого вечера, пока Трафа, сохранивший остатки благоразумия, не стал утихомиривать разохотившихся русалок:
– Полно тебе, Сина, дай парням передохнуть чуток. Им и сходить уже скоро.
– Скоро? – удивилась Сина. – Где же?
– В Бартиндаре, – хмыкнул Трафа. – Гор, вишь ли, на двадцать русалок поспорил, что переночует в поместье, а Кэлер брательника младшего одного не пущает.
Сина неожиданно остро и без налета легкомысленной веселости глянула на лоулендцев, и мужчинам показалось, что смазливая зеленоглазая русалочка, такая глупенькая и чувствительная с виду, не поверила ни единому слову Трафа, но спорить или тем более расспрашивать богов не стала.
Трафа правильно рассчитал время, не прошло и получаса, как вдалеке показалась небольшая заводь. Берега Куррасу обильно поросли ветлами, темной осокой и тростником, но изредка виднелись свободные от растительности участки с мягким нежно-золотистым песком. Вероятно, когда за берегом следили тщательнее, их было значительно больше, и диковатые нынче места считались прекрасным местом для прогулок. У заводи несколько больших плит светлого известняка образовывали площадку, к которой спускались выщербленные ступеньки длинной лестницы, не лишенной изысканности. Через каждые несколько ступеней перила лестницы подпирали симпатичные статуэтки русалок и тритонов.
Глава 7
– Вот, – махнул рукой плотогон, – вы и на месте. Подниметесь вверх, а там уже сад и до самого поместья Бартиндар недалече. А то, – Трафа замялся, – может, ну его, ваше пари. Оставайтесь! Я таких певцов вовек больше не сыщу! Никогда мы так быстро по Куррасу не шли.
– Рады бы, но никак, – пожал плечами Кэлер, пряча гитару в футляр и собирая пожитки в мешок. – Спасибо за помощь, за компанию, а только пришла пора расставаться.
– Подождите, – словно на что-то решившись, попросила Сина, которая прислушивалась к разговору мужчин. – Я сейчас!
Красавица соскользнула в воду, обдав людей фонтаном холодных брызг, с силой махнула серебристым чешуйчатым хвостом и исчезла в глубине реки. Появилась русалочка, когда плоты, опять-таки без всякой видимой причины, аккуратно замедлили свое движение, и плот Трафа уже причаливал к маленькой забытой пристани. Плотогон, явственно чувствуя неловкость, переминаясь с ноги на ногу и безжалостно теребя ленточки жилета, как раз говорил лоулендцам:
– Назад мы пойдем деньков через пять, если возвращаться надумаете с нами, выходите сюда же к берегу, я парнишку на вахте поставлю, не упустим.
Малютка Зубоскал, прижавшись к ногам хозяина, мелко подрагивал и смотрел на богов печальным влажным взглядом карих глаз, будто пророчил авантюристам, рискнувшим сунуться в гиблое место, скорую и жуткую смерть. Казалось, еще чуть-чуть, и песик завоет в голос, ему явно было очень неуютно рядом с Бартиндаром. Ежился не только песик, взрослые мужики старательно избегали глядеть на берег.
– Возьмите! – раздался звонкий голосок, и из реки показалась хорошенькая головка Сины. Унизанная браслетами ручка русалочки решительно протянула лоулендцам крупную, с ноготь большого пальца Кэлера, отливающую розовым перламутром жемчужину. – Я получила разрешение на подарок от найд Куррасу, им тоже пришлись по нраву песни! Это Жемчужина Желания. Пусть она будет наградой за вашу удивительную музыку! Спасибо! Жаль, что вы не остаетесь с Трафа, ясных дней и чистой воды вам, путники!
Элегор взял у русалки жемчужину и, поблагодарив речную красавицу за дар, сунул ее в карман, не задумываясь ни о ценности, ни о предназначении презента. Мужчины по традиции плотогонов поцеловали опечаленную Сину в мокрую щечку, а Трафа от всего сердца так облапил богов на прощанье, что заскрипели кости. Плотогоны и русалки засыпали музыкантов пожеланиями удачи и счастливого пути. Если бы совокупный вес пожеланий мог влиять на череду происходящих событий, то впереди богов ожидало бы лишь бесконечное, ничем не омраченное счастье.
Лоулендцы легко перемахнули на берег, мягко приземлились на растрескавшиеся плиты песчаника, и, помахав на прощанье вновь понесшимся по реке плотам и галдящим русалкам, направились к лестнице, круто забирающей вверх.
Небольшие ступени и перила были сделаны так, что подъем не вызывал затруднений, шагающий невольно попадал в ритм неторопливого прогулочного шага. Идти было легко, но в воздухе витало нечто странное, насторожившее богов еще до того, как они сошли на берег Бартиндара. Трафа и Вук не солгали: ни шебаршения зверюшек, ни птичьего щебета мужчины не услыхали, только шелест травы да все отдаляющийся плеск реки. Даже вездесущих назойливых насекомых и тех было куда меньше обычного, словно то, что отпугивало крупных животных, пусть слабее, но действовало и на них. Кроме непривычной пустоты присутствовало и еще нечто: отчетливое ощущение чьего-то тяжелого взгляда, буквально пригибающего к земле и явственно дающего путникам понять, что они вторглись на запретную территорию. Человек со слабыми нервами давно бы уже дал деру, сам не понимая, почему пустился в бегство, и придумал бы в свое оправдание всяческих ужасов – в меру развития фантазии.
– Ты чуешь? – уточнил у принца Элегор, передернув плечами, словно сбрасывал с них невидимую тяжесть.
– А то как же, – спокойно согласился Кэлер. – Давит.
– Что это? Чары какие? – заинтересовался Элегор, довольный тем, что его ощущения – не следствие разыгравшейся паранойи. Правда, если уж говорить начистоту, по части паранойи члены королевской семейки могли бы переплюнуть любого профессионального параноика.
– Не похоже, – почесал в затылке Кэлер, оглядываясь и прислушиваясь к себе, – пошли вперед, там разберемся.
Окончив подъем по лестнице, лоулендцы оказались среди запущенного сада, кустарники переплелись так, словно на них накладывали заклятие зарасти-дорога, а стволы старых плодовых деревьев обступали высокие травы. Захватив этот плацдарм, растения начали активно покушаться на выложенную плитками дорожку, цепляясь за трещинки в камне и неумолимо дробя его. Из-за маскировки стелющегося плюща дорожку едва не просмотрели даже зоркие боги. Решив, что она рано или поздно выведет их к дому, мужчины проследовали вперед, оглядывая заросший сад, в котором до сих пор плодоносили яблони. Яркие зеленые, красные, пестрые, полосатые плоды гнули книзу ветки своим аппетитным грузом. Часть яблок уже осыпалась, но не собранная никем, так и лежала, потихоньку прея на зеленом ковре. Терпкий сладкий дух переспелых плодов бил в ноздри.
– А что, герцог, – в шутку заметил Кэлер, сорвав с ветки приглянувшееся наливное яблоко и мимоходом продолжая собирать особенно красивые плоды и кидать их в сумку про запас. – Может, и не стоит тебе продавать Бартиндар, оставайся да гони сидр. Не пропадать же такому урожаю!
– Когда сидр будет стоить дороже виноградного вина, я так и поступлю, – выдирая сапоги из ловушки плюща, согласился Элегор и в свою очередь выбрал яблочко в мелкую желто-зеленую полоску.
Лакомясь спелыми бартиндарскими яблоками и избегая уголков, заросших какой-то клейкой ползучей дрянью и гигантскими фиолетовыми репьями, так и норовившими украсить рукава и штанины подобием экстравагантных помпонов, боги в скором времени вышли к постройкам. Проигнорировав стоявший среди деревьев маленький домик, судя по одичавшим клумбам, некогда служивший убежищем садовника, и скопление строений, состоящее из кузни, конюшни и прачечной, соединенных крытыми переходами, Элегор сразу устремился к центральному зданию. Оно было самым большим, презентабельным и наиболее подходило для хозяйской резиденции. Двухэтажный особняк, сложенный из чуть зеленоватого пористого камня, декорированный осколками пестрых ракушек, посверкивал в лучах заходящего солнца. Светило еще вовсю играло на флюгерах-птицах двух почти игрушечных башенок.
Особняк при ближайшем рассмотрении оказался совершенно заброшенным. На открытой веранде нетронутыми лежали слой прошлогодних плетей плюща и нанесенная ветром из сада листва, она же вместо ковра устилала парадное крыльцо. Окна особняка были закрыты большими ставнями, на центральной двери висел здоровенный замок.
Расшвыривая ногами слежавшуюся листву, Элегор взбежал по ступенькам, полез в карман и достал связку универсальных ключей от всех замков:
– Начнем с дома?
– Открывай, – согласился Кэлер.
Ключи и впрямь оказались магическими и универсальными. Во всяком случае, изрядно заржавевший замок открылся с легким скрипом – без напряженного пыхтения и рывков. Небрежно подвесив его за дужку на одну из петель, Элегор рывком распахнул высокую дверь и устремился в холл. Как и снаружи, внутри было пусто, безлюдно, пыльно. Стоял тот затхлый, с привкусом плесени, сыроватый запах, какой всегда присущ брошенным домам. Кэлер прищелкнул пальцами и, опережая герцога, запалил крупный магический шарик, разогнал темноту и громогласно чихнул, распугивая по углам тени.
Когда-то в особняке с огромными окнами, сейчас занавешенными изнутри тяжелыми портьерами, скрывающими легкие цветастые воланы штор, наверняка было уютно. Теперь же здесь вместо света, смеха, звука голосов, музыки и запаха стряпни поселились шорохи и пустота, а светлая мебель спряталась под серые безликие чехлы, и невольно хотелось обернуться, чтобы проверить, а не стоит ли у тебя за спиной кто-нибудь в черной хламиде, не тянет ли костлявые руки к горлу.
Да, когда-то это был приятный дом, Элегор прошелся по холлу, мановением руки сбросил чехлы с резной мебели и картин (радующих глаз пейзажей, улыбающихся лиц на портретах), с коллекций сияющего хрусталя, с резных статуэток-вешалок в виде играющих в салки проказливых девчонок. Светлый узорчатый паркет, приветствуя долгожданных хозяев, тихо поскрипывал под ногами, словно жаловался на долгое отсутствие людей.
– Точно так, речная леди, – вежливо кивнул Кэлер и запечатлел на влажной ладошке разомлевшей русалки вежливый поцелуй.
– Ладно, – примиряясь с тем, что приглянувшиеся красавчики не собираются пополнить ряды плотогонов, заявила девушка. – Пойте. Только я остальных позову!
Сина взмахнула хвостом и ушла на глубину, скрывшись из вида. Вернулась русалочка быстро и, как обещала, не одна. Целая стайка подружек-русалок и мускулистых приятелей-тритонов выплыла на поверхность Куррасу. Амфибии скользили по водной глади, с шутками и смехом приветствуя людей, те отвечали не менее дружелюбным поддразниванием, здоровались со старыми добрыми знакомыми. Русалочек мужчины чмокали в щеки, тритонам пожимали ласты, женщины-плотогоны целовали хвостатых кавалеров.
Кажется, русалки ничего не делали ни с водой, ни с плотами, но одно их появление значительно увеличило скорость передвижения «эскадры». Людей подобный поворот дела нисколько не обеспокоил, видимо, это было для них привычно. Русалки и тритоны шныряли вокруг, брызгались водой или просто забирались на плоты и оставались сидеть на них, опустив в воду чешуйчатые хвосты. Отложив весла и шесты, плотогоны занялись своими делами, нисколько не беспокоясь о возможности катастрофы. В деле навигации люди полностью доверяли своим хвостатым компаньонам.
– Что вы нам споете? – нетерпеливо спросила Сина, взбираясь на край плота, где сидели лоулендцы, и отводя завитки мокрых волос с высокого лобика.
– Да, что? – подхватили ее вопрос русалочки, выделывающие пируэты в воде вокруг главного плота.
– То, что прекрасным речным леди будет угодно, – куртуазно отозвался Кэлер и расчехлил гитару.
Странно было видеть, с какой нежностью держали руки принца инструмент, и почти невозможно было поверить, что порхающие по грифу пальцы принадлежат мужчине, силушки которого достанет на то, чтобы играючи снести замковые ворота в Лоуленде. Кэлер взял на пробу несколько звучных аккордов. Звук совершенного инструмента бога, сотворенного безымянным, но гениальным мастером, полетел над водой.
– Про любовь, – потребовала русалка по праву первой, обнаружившей певцов. – Про красивую любовь, можно?
– Про любовь, про любовь, – принялись скандировать ее товарки.
– Конечно. – Кэлер кивнул, немного подумал и, хитро подмигнув герцогу, велел: – Подхватывай, парень.
Из-под гибких пальцев бога полилась удивительная и подозрительно знакомая, пусть и сдобренная вариациями, мелодия. Герцог широко распахнул глаза.
Странно! Кэлер играл романтическую балладу, довольно давно сочиненную Элегором под впечатлением от незабываемой прогулки на яхте принца Мелиора.
Юный и в ту пору не менее нахальный, чем ныне, герцог Лиенский увязался на прогулку в Океан Миров вслед за принцессой Элией. И не пожалел об этом! Банальный круиз обернулся первым знакомством с игривыми русалками, нападением пиратов и экзотической экскурсией в пустыню, куда Элегора, Элию, Мелиора и пиратского вожака забросил случайно активированный амулет, найденный его высочеством в брюхе акулы. Да, прогулка оказалась что надо, и хотя противный зануда Мелиор до сих пор шипел, что все неприятности произошли оттого, что в круиз взяли Лиенского, Элегор вовсе не считал все эти увлекательные приключения неприятностями. К тому же справедливости ради стоит заметить, что из путешествия лоулендцы привезли не только неприятности: мало того что боги разбудили Источник Сил в вычищенном мире, так еще и пиратский вожак оказался сыном Лимбера и вошел в королевскую семью. А что за время блужданий по пустыне у Элии едва не пробудились инстинкты Пожирательницы Душ, так на этой мелочи не стоило заострять внимания. Ведь все равно все кончилось благополучно! Жаль только, мнения Элегора по этому вопросу никто не спрашивал.
Ярких впечатлений у юного герцога оказался целый океан, а из воспоминаний об игривых русалках с отмелей родилась печальная романтическая баллада о любви русалочьей принцессы и короля пиратов. Именно ее сейчас играл Кэлер, и, судя по проказливым искрам в глазах принца, тот знал, чью балладу играет. Но издевки в предложении присоединиться к исполнителю Элегор не ощутил, принц играл с настоящим чувством. Поборов некоторую неуверенность, герцог присоединил свой голос к глубокому бархатному баритону бога бардов. Голос Кэлера придавал банальной истории новую глубину и чувственность. Элегор даже не надеялся сравняться с принцем в мастерстве, но просто петь с ним на два голоса было уже честью, как и то, что Кэлер избрал для исполнения балладу герцога. Два божественно прекрасных голоса переплелись с гитарным перебором, очаровывая слушателей магией песни, уводя их в страну сказаний.
Русалки, словно загипнотизированные, все ближе и ближе подплывали к плоту лоулендцев и, открыв в восхищении ротики, замирали, слушая дивную историю. Плотогоны, побросав свои дела, тоже внимали бардам.
Когда смолкли последние звуки, еще некоторое время царило молчание, прерванное восторженным вздохом Сины. Расчувствовавшаяся русалочка утерла слезы ладошкой и взмолилась:
– Пожалуйста, спойте еще! Никогда не слышала ничего прекрасней!
– Пойте! Пойте! Пожалуйста! – с одинаковой горячностью принялись просить и плотогоны и амфибии.
– Чувствительно-то как, вот она какая любовь бывает, – зашмыгал носом Трафа, поглаживая млеющего Зубоскала. – Жарьте еще, парни!
И боги стали «жарить». Отыграв несколько известных во всем Лоуленде и популярных в королевской семье благодаря Кэлберту забористых песен морской тематики, вызвавших громкий смех у публики, Кэлер неожиданно для Элегора сдернул ремешок гитары с плеча и протянул инструмент напарнику со словами:
– Давай-ка теперь ты, парень. Сыграй что-нибудь свое, дай моим пальцам роздыху.
Не поверив ни на секунду в то, что бога бардов могло утомить столь краткое выступление, Элегор, давно мечтавший хоть подержать в руках гитару принца, с благоговением принял драгоценный инструмент. Если Кэлер доверяет ему, значит, надо играть. Герцог поискал в памяти что-нибудь подходящее, веселое о русалках и моряках, но, как назло, в голове стало звонко и пусто, там витала лишь одна-единственная печально-пронзительная мелодия. Правда, строчки о воде в ней все-таки были, и Элегор заиграл, не надеясь, впрочем, на признание публики, заиграл только для того, чтобы прервать затянувшуюся паузу. Гитара Кэлера задрожала под его пальцами, рождая песню странствий бога, и души смертных затрепетали, сами не понимая, что творит с ними странная музыка бога-странника:
Когда последний звук песни Элегора затих, никто не сказал ни слова, только русалка Сина стерла дорожки слез со щек и попросила бога:
На заре мирозданья веленьем Творца
Наречен был Свободою путь гордеца.
С той поры нашим душам неведом покой,
Нас созвездье дороги ведет за собой.
Тихо шепчет прибой,
Манит в призрачный край.
Мне не нужен покой
И не нужен мне рай.
Я иду за Судьбой,
За упавшей звездой.
Наполняя Удачей свои паруса,
Мы останемся верными ей до конца.
Счастье – в ветре соленом, в смятении волн,
По которым несется бродячий наш челн.
Тихо шепчет прибой,
Манит в призрачный край.
Мне не нужен покой
И не нужен мне рай.
Я иду за Судьбой,
За упавшей звездой.
Миг за мигом летят, оставляя лишь тень,
Чья-то страсть, чья-то боль, чей-то год, чей-то день.
Вьются мысли, поступки, желанья и сны,
Для кого-то серьезны, кому-то смешны.
Тихо шепчет прибой,
Манит в призрачный край.
Мне не нужен покой
И не нужен мне рай.
Я иду за Судьбой,
За упавшей звездой.
Но порой по свинцу вечереющих вод
Отголосок тоски в сердце к нам заглянет,
Наши буйные души осветит луна,
Та, что вечно свободна, но вечно одна.
Тихо шепчет прибой,
Манит в призрачный край.
Мне не нужен покой
И не нужен мне рай.
Я иду за Судьбой,
За упавшей звездой[9].
– Спой еще!
Кэлер одобрительно кивнул, и это показалось герцогу лучшей наградой. Лоулендцы пели и пели, а русалки и плотогоны требовали новых и новых песен. Когда настало время обеда, боги наскоро перекусили и, промочив горло, снова занялись музицированием, честно отрабатывая проезд. Элегор невольно порадовался тому, что частенько развлекался, изображая из себя бродячего барда, не будь у него опыта такого рода, герцог уже давно осип бы окончательно. Так боги тешили публику почти до самого вечера, пока Трафа, сохранивший остатки благоразумия, не стал утихомиривать разохотившихся русалок:
– Полно тебе, Сина, дай парням передохнуть чуток. Им и сходить уже скоро.
– Скоро? – удивилась Сина. – Где же?
– В Бартиндаре, – хмыкнул Трафа. – Гор, вишь ли, на двадцать русалок поспорил, что переночует в поместье, а Кэлер брательника младшего одного не пущает.
Сина неожиданно остро и без налета легкомысленной веселости глянула на лоулендцев, и мужчинам показалось, что смазливая зеленоглазая русалочка, такая глупенькая и чувствительная с виду, не поверила ни единому слову Трафа, но спорить или тем более расспрашивать богов не стала.
Трафа правильно рассчитал время, не прошло и получаса, как вдалеке показалась небольшая заводь. Берега Куррасу обильно поросли ветлами, темной осокой и тростником, но изредка виднелись свободные от растительности участки с мягким нежно-золотистым песком. Вероятно, когда за берегом следили тщательнее, их было значительно больше, и диковатые нынче места считались прекрасным местом для прогулок. У заводи несколько больших плит светлого известняка образовывали площадку, к которой спускались выщербленные ступеньки длинной лестницы, не лишенной изысканности. Через каждые несколько ступеней перила лестницы подпирали симпатичные статуэтки русалок и тритонов.
Глава 7
Проклятие Бартиндара
Мое дело подарок подарить, а ты уж думай, что с этой хренью делать.
Мультсериал «Масяня»
– Как мне попасть в дом? – повторила Алиса громче.
– А стоит ли туда попадать? – сказал Лягушонок. – Вот в чем вопрос.
Л. Кэрролл. Алиса в Стране чудес
В мире много случайностей, но, помимо этого, есть еще и предопределенность
С. Лукьяненко. Ночной Дозор
– Вот, – махнул рукой плотогон, – вы и на месте. Подниметесь вверх, а там уже сад и до самого поместья Бартиндар недалече. А то, – Трафа замялся, – может, ну его, ваше пари. Оставайтесь! Я таких певцов вовек больше не сыщу! Никогда мы так быстро по Куррасу не шли.
– Рады бы, но никак, – пожал плечами Кэлер, пряча гитару в футляр и собирая пожитки в мешок. – Спасибо за помощь, за компанию, а только пришла пора расставаться.
– Подождите, – словно на что-то решившись, попросила Сина, которая прислушивалась к разговору мужчин. – Я сейчас!
Красавица соскользнула в воду, обдав людей фонтаном холодных брызг, с силой махнула серебристым чешуйчатым хвостом и исчезла в глубине реки. Появилась русалочка, когда плоты, опять-таки без всякой видимой причины, аккуратно замедлили свое движение, и плот Трафа уже причаливал к маленькой забытой пристани. Плотогон, явственно чувствуя неловкость, переминаясь с ноги на ногу и безжалостно теребя ленточки жилета, как раз говорил лоулендцам:
– Назад мы пойдем деньков через пять, если возвращаться надумаете с нами, выходите сюда же к берегу, я парнишку на вахте поставлю, не упустим.
Малютка Зубоскал, прижавшись к ногам хозяина, мелко подрагивал и смотрел на богов печальным влажным взглядом карих глаз, будто пророчил авантюристам, рискнувшим сунуться в гиблое место, скорую и жуткую смерть. Казалось, еще чуть-чуть, и песик завоет в голос, ему явно было очень неуютно рядом с Бартиндаром. Ежился не только песик, взрослые мужики старательно избегали глядеть на берег.
– Возьмите! – раздался звонкий голосок, и из реки показалась хорошенькая головка Сины. Унизанная браслетами ручка русалочки решительно протянула лоулендцам крупную, с ноготь большого пальца Кэлера, отливающую розовым перламутром жемчужину. – Я получила разрешение на подарок от найд Куррасу, им тоже пришлись по нраву песни! Это Жемчужина Желания. Пусть она будет наградой за вашу удивительную музыку! Спасибо! Жаль, что вы не остаетесь с Трафа, ясных дней и чистой воды вам, путники!
Элегор взял у русалки жемчужину и, поблагодарив речную красавицу за дар, сунул ее в карман, не задумываясь ни о ценности, ни о предназначении презента. Мужчины по традиции плотогонов поцеловали опечаленную Сину в мокрую щечку, а Трафа от всего сердца так облапил богов на прощанье, что заскрипели кости. Плотогоны и русалки засыпали музыкантов пожеланиями удачи и счастливого пути. Если бы совокупный вес пожеланий мог влиять на череду происходящих событий, то впереди богов ожидало бы лишь бесконечное, ничем не омраченное счастье.
Лоулендцы легко перемахнули на берег, мягко приземлились на растрескавшиеся плиты песчаника, и, помахав на прощанье вновь понесшимся по реке плотам и галдящим русалкам, направились к лестнице, круто забирающей вверх.
Небольшие ступени и перила были сделаны так, что подъем не вызывал затруднений, шагающий невольно попадал в ритм неторопливого прогулочного шага. Идти было легко, но в воздухе витало нечто странное, насторожившее богов еще до того, как они сошли на берег Бартиндара. Трафа и Вук не солгали: ни шебаршения зверюшек, ни птичьего щебета мужчины не услыхали, только шелест травы да все отдаляющийся плеск реки. Даже вездесущих назойливых насекомых и тех было куда меньше обычного, словно то, что отпугивало крупных животных, пусть слабее, но действовало и на них. Кроме непривычной пустоты присутствовало и еще нечто: отчетливое ощущение чьего-то тяжелого взгляда, буквально пригибающего к земле и явственно дающего путникам понять, что они вторглись на запретную территорию. Человек со слабыми нервами давно бы уже дал деру, сам не понимая, почему пустился в бегство, и придумал бы в свое оправдание всяческих ужасов – в меру развития фантазии.
– Ты чуешь? – уточнил у принца Элегор, передернув плечами, словно сбрасывал с них невидимую тяжесть.
– А то как же, – спокойно согласился Кэлер. – Давит.
– Что это? Чары какие? – заинтересовался Элегор, довольный тем, что его ощущения – не следствие разыгравшейся паранойи. Правда, если уж говорить начистоту, по части паранойи члены королевской семейки могли бы переплюнуть любого профессионального параноика.
– Не похоже, – почесал в затылке Кэлер, оглядываясь и прислушиваясь к себе, – пошли вперед, там разберемся.
Окончив подъем по лестнице, лоулендцы оказались среди запущенного сада, кустарники переплелись так, словно на них накладывали заклятие зарасти-дорога, а стволы старых плодовых деревьев обступали высокие травы. Захватив этот плацдарм, растения начали активно покушаться на выложенную плитками дорожку, цепляясь за трещинки в камне и неумолимо дробя его. Из-за маскировки стелющегося плюща дорожку едва не просмотрели даже зоркие боги. Решив, что она рано или поздно выведет их к дому, мужчины проследовали вперед, оглядывая заросший сад, в котором до сих пор плодоносили яблони. Яркие зеленые, красные, пестрые, полосатые плоды гнули книзу ветки своим аппетитным грузом. Часть яблок уже осыпалась, но не собранная никем, так и лежала, потихоньку прея на зеленом ковре. Терпкий сладкий дух переспелых плодов бил в ноздри.
– А что, герцог, – в шутку заметил Кэлер, сорвав с ветки приглянувшееся наливное яблоко и мимоходом продолжая собирать особенно красивые плоды и кидать их в сумку про запас. – Может, и не стоит тебе продавать Бартиндар, оставайся да гони сидр. Не пропадать же такому урожаю!
– Когда сидр будет стоить дороже виноградного вина, я так и поступлю, – выдирая сапоги из ловушки плюща, согласился Элегор и в свою очередь выбрал яблочко в мелкую желто-зеленую полоску.
Лакомясь спелыми бартиндарскими яблоками и избегая уголков, заросших какой-то клейкой ползучей дрянью и гигантскими фиолетовыми репьями, так и норовившими украсить рукава и штанины подобием экстравагантных помпонов, боги в скором времени вышли к постройкам. Проигнорировав стоявший среди деревьев маленький домик, судя по одичавшим клумбам, некогда служивший убежищем садовника, и скопление строений, состоящее из кузни, конюшни и прачечной, соединенных крытыми переходами, Элегор сразу устремился к центральному зданию. Оно было самым большим, презентабельным и наиболее подходило для хозяйской резиденции. Двухэтажный особняк, сложенный из чуть зеленоватого пористого камня, декорированный осколками пестрых ракушек, посверкивал в лучах заходящего солнца. Светило еще вовсю играло на флюгерах-птицах двух почти игрушечных башенок.
Особняк при ближайшем рассмотрении оказался совершенно заброшенным. На открытой веранде нетронутыми лежали слой прошлогодних плетей плюща и нанесенная ветром из сада листва, она же вместо ковра устилала парадное крыльцо. Окна особняка были закрыты большими ставнями, на центральной двери висел здоровенный замок.
Расшвыривая ногами слежавшуюся листву, Элегор взбежал по ступенькам, полез в карман и достал связку универсальных ключей от всех замков:
– Начнем с дома?
– Открывай, – согласился Кэлер.
Ключи и впрямь оказались магическими и универсальными. Во всяком случае, изрядно заржавевший замок открылся с легким скрипом – без напряженного пыхтения и рывков. Небрежно подвесив его за дужку на одну из петель, Элегор рывком распахнул высокую дверь и устремился в холл. Как и снаружи, внутри было пусто, безлюдно, пыльно. Стоял тот затхлый, с привкусом плесени, сыроватый запах, какой всегда присущ брошенным домам. Кэлер прищелкнул пальцами и, опережая герцога, запалил крупный магический шарик, разогнал темноту и громогласно чихнул, распугивая по углам тени.
Когда-то в особняке с огромными окнами, сейчас занавешенными изнутри тяжелыми портьерами, скрывающими легкие цветастые воланы штор, наверняка было уютно. Теперь же здесь вместо света, смеха, звука голосов, музыки и запаха стряпни поселились шорохи и пустота, а светлая мебель спряталась под серые безликие чехлы, и невольно хотелось обернуться, чтобы проверить, а не стоит ли у тебя за спиной кто-нибудь в черной хламиде, не тянет ли костлявые руки к горлу.
Да, когда-то это был приятный дом, Элегор прошелся по холлу, мановением руки сбросил чехлы с резной мебели и картин (радующих глаз пейзажей, улыбающихся лиц на портретах), с коллекций сияющего хрусталя, с резных статуэток-вешалок в виде играющих в салки проказливых девчонок. Светлый узорчатый паркет, приветствуя долгожданных хозяев, тихо поскрипывал под ногами, словно жаловался на долгое отсутствие людей.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента