Страница:
– Что молчишь-то, родственник? – вопросил хозяин усадьбы, отправляя в рот следующий кусок пирога. – От проблем на работе язык отнялся? Кушай вон пирожок – мамка испекла!
Лена, всю беседу явно страдавшая от выпадов мужа в адрес гостей, попыталась сменить неприятную тему.
– А как у Тёмы дела в институте? – задала она вопрос.
– Хорошо, – подал голос Виталий. Потом вдруг чихнул и трубно высморкался в платок.
Васильич, жуя, насмешливо наблюдал за ним.
Брат Лены вид имел бледный, даже болезненный. Сколько Штырь его помнил, тот всегда был худым, с землистым цветом лица и постоянно простужался. Казалось, ткни в него пальцем – и он рассыплется на части. Жена Виталия, наоборот, тело имела дородное, на лице всегда играл румянец. Мужу спуску не давала, держала его в строгости, на коротком поводке. Сопровождала супруга везде и всюду. Кроме того, Катерина была старше Виталия на несколько лет, ухаживала за ним, как мамка, и последнее слово в доме всегда было за ней. Все вокруг это знали и тихонько посмеивались, но в глаза, кроме Васильича, никто ничего не говорил.
– Приболел никак, а, Виталька? – хмыкнул Штырь, сведя на нет старания жены разрядить обстановку. – Катька, что за мужем не ухаживаешь? Заболел вон, чихает… Ты к нам лечиться приехал, Виталь? Морским воздухом подышать, ингаляцию сделать?
Невестка подавилась пирогом, а Виталий, с хмурым видом пряча в карман носовой платок, сердито ответил:
– Я к матери приехал. Навестить.
Васильич картинно вздёрнул брови.
– Егоровна, так это он к вам, оказывается, прикатил! – изумился он. – А я думал, ко мне. Ошибся, значит. По простоте душевной не понял, что к чему.
– Стёпа, Виталик по делу приехал, – стараясь не смотреть на мужа, произнесла Лена.
– По де-елу, – протянул супруг. – А я, знаешь, и не сомневался, что по делу. Какое-то чутьё прямо-таки подсказывало, что Виталик приехал именно по делу! Ну давай, родственник, выкладывай, какое у тебя ко мне дело.
Подцепив из вазочки конфетку, хозяин усадьбы принялся медленно разворачивать фантик, обводя присутствующих насмешливым взглядом.
За столом повисло молчание. Все, как один, уставились в чашки с чаем.
– Ну, я слушаю! – поторопил Штырь и надкусил шоколадный батончик, церемонно придерживая его двумя пальцами.
Шурин закашлялся, покраснел и, закрыв рот салфеткой, выскочил из-за стола. Не переставая кашлять, он скрылся в доме.
– Так, Виталька выбыл, – констатировал Васильич и переключился на невестку. – Катька, может, ты тогда изложишь суть вопроса?
Но вместо Катерины внезапно подала голос Лена.
– Стёпа, Виталик хочет занять у тебя денег, – на выдохе проговорила она. Было видно, что эта фраза стоила ей больших усилий.
– А кто бы сомневался, что Виталик хочет денег, – хмыкнул супруг. – Виталик к нам по другим поводам и не приезжает. Я имею счастье лицезреть его рожу, исключительно когда ему надо денег. И мать тут ни при чём. Да, Егоровна?
– Что? – встрепенулась тёща, услышав своё имя.
– Я говорю, что сын твой к нам приезжает, только когда деньги нужны!
– Виталик занятой очень, – уважительно произнесла та. – Не может часто приезжать. У него работы много. А сюда ехать далеко. А я не обижаюсь. Время-то сейчас какое! Тяжело всем. И потом, телефон есть! Зачем попусту машину бить, бензин жечь. По телефону можно поговорить.
– И часто ты с ним по телефону разговариваешь? – поинтересовался Васильич.
– Часто, – закивала Егоровна. – Вот вчера как раз разговаривала. Он позвонил, а я трубку взяла. Говорит, приедем к вам завтра, дело у меня к Степану. Вот я сегодня пирог-то и испекла.
– Пирог – это хорошо! – Штырь потянулся за следующим куском сдобы. – И много вам денег надо, Катерина?
– Сейчас Виталик придёт и скажет, – ответила невестка. Глаза, в которых плескалось раздражение, она старалась ни на кого не поднимать.
– Да ладно, – махнул рукой Васильич, – мы все и так знаем, кто у вас в семье руководит. Пусть твой Виталик там, в доме, кашляет. Говори сама.
Катерина поёрзала на кресле, бросая быстрые взгляды на присутствующих, помяла в руках салфетку и выпалила:
– Нам нужно десять тысяч долларов!
– Ого! – изумился хозяин усадьбы, замерев с куском пирога у самого рта. – Ничего себе! Для чего же вам столько денег? В магазин за хлебом сходить?
– Мы хотим открыть своё агентство по недвижимости!
– Ишь ты! – удивился зять. – Своё агентство! В чужом агентстве, значит, Виталька работать не может – сделок у него нет. А в своём, значит, сможет? И сделки тут же появятся?
В это время шурин вернулся к столу. Васильич, морщась, оглядел субтильного родственника. Уловив, что основной вопрос уже озвучен, брат Лены поспешил вставить своё слово.
– Разве мы много просим? – протянул он плаксивым голосом. – Подумаешь, десять тысяч! Для тебя это копейки.
– А ты-то откуда знаешь, копейки для меня это или нет? – поднял брови Штырь. Кусок пирога, наконец, был отправлен в рот. – Я, между прочим, деньги не печатаю! Я директор винно-водочного завода, а не завода по производству дензнаков!
– Так мы же всё вернем, – переглянулись Виталий с Катериной. – Мы же в долг!
– Конечно, вернёте. Ещё бы вы не вернули! – проворчал зять. – Вопрос только – когда? А что же вы в банке кредит не возьмете? Проценты неохота платить?
– Конечно, – закивала Катерина, – и проценты бешеные, и волокиты сколько! Пока все бумажки соберёшь, все проверки пройдёшь…
– Да знаю, знаю, – перебил её Васильич.
– А если знаешь, чего тогда спрашиваешь? – раздражённый Виталий позволил себе даже некий выпад в сторону богатого родственника.
Штырь не удостоил его ответом. Пыхтя, он поедал пирог. Затем, уперев взгляд в Катерину, внезапно произнёс:
– У тебя, Катька, прыщ на подбородке вскочил.
На лице невестки появилось мучительное выражение. А Васильич, прихлёбывая чай, добавил:
– И вообще, растолстела ты сильно! Витальку скоро раздавишь. Виталька, ты её сверху-то не пускай! Пусть под тебя ложится, а то мы твоих костей скоро не соберём!
Шурин натянуто улыбнулся. Снова возникла тягостная пауза.
– Ну так что, Степан? – не выдержал Виталий. – Дашь денег?
– Я тебе не Рокфеллер! – грубо отрезал Штырь. – И водку я не за доллары продаю, а за рубли! И выручку всю, до копейки, показываю! И налоги плачу! И зарплату людям не задерживаю! Перебьётесь!
– Стёпа, не кричи, – попыталась успокоить мужа Лена.
– Что захочу, то и буду делать! Я в своём доме! И ты мне рот не затыкай! – оборвал супругу Васильич. – Вы все у меня на шее сидите и ещё рот мне затыкаете! Родственнички хреновы!
Со звоном опустив чашку на блюдце, обозлённый Васильич начал остервенело чесаться.
– Мошкара зажрала, блин…
Затем с новой силой накинулся на притихших женщин:
– Какого чёрта стол на улице накрыли?! Комары меня уже до костей обглодали! Ничего толком сделать не можете!
Лена дёрнулась, устремив тревожный взгляд на мать. Егоровна мгновенно подскочила.
– Да мы сейчас всё в дом занесём! Нам не трудно. Лен, давай быстро стол в доме накроем!
Дочь тоже поднялась, зачем-то принявшись бестолково переставлять чашки.
– Мы, пожалуй, поедем, – засобирался Виталий.
– Да-да, поздно уже, Тёмочка там один, – заспешила вместе с ним Катерина.
– Ага, плачет студент без мамки, – воткнул последнюю шпильку Васильич. – Весь в папку пошёл!
Пропустив обидную фразу мимо ушей, супруги поторопились распрощаться.
– Пирожок-то возьмите Тёмочке! – всполошилась Егоровна. – Совсем внука не вижу, хоть стряпню мою поест.
– Мама, Тёма учится, некогда ему тебя навещать, – проворчал Виталий, но гостинец взял. Косясь в сторону охранников, надраивающих на лужайке шестисотый «мерседес», шурин с невесткой покинули негостеприимный дом.
– Мне иногда так хочется ему по роже съездить! – прошипел Виталий с лицом, напрягшимся от едва сдерживаемой злобы.
– Не вздумай! – окоротила его супруга, устраивая свой объёмистый зад на сиденье. – Ему твой удар что слону дробина. А вот если он тебе по роже съездит, реанимация обеспечена. А то ещё охранников своих натравит – вообще прибьют! В лесу закопают, и следов не найдёшь. А у тебя семья, между прочим, сын студент!
– Да не бухти ты, сам знаю! – Виталий опустил ручной тормоз. – Унижаться перед ним надоело! Он нам в морду плюёт, а мы улыбаемся.
– И улыбайся! – с нажимом произнесла жена. – Улыбайся! Подумаешь – разок в морду плюнет! Зато потом денег даст.
– Да если бы разок! Он постоянно над нами издевается!
– Ну и что?! А ты терпи! Ради таких деньжищ можно и потерпеть чуток. Ты, главное, от Ленки не отставай. Завтра ей позвони. И на жизнь побольше жалуйся. Пусть думает, что мы бедные. А то сама в шоколаде живёт, мать тоже к себе пристроила, а брат, значит, должен копейки считать?
– Доведёт меня Степан до белого каления! – ворчал муж. – И ведь нравится ему глумиться над людьми! Прямо удовольствие от этого получает. Раньше, когда как все жил, он такой не был.
– Деньги людей портят, – авторитетно заявила Катерина.
– Не деньги людей портят, а люди людей портят! Если бы мы его на место ставили, он бы с нами по-другому разговаривал.
– Тогда бы ты вообще от него ни копейки не получил! А так хоть что-то имеем. Ты, главное, от Ленки не отставай, – твердила своё супруга.
– Может, правда, проще в банке кредит взять? – с надеждой спросил Виталий.
– Ты что! – сверкнула глазами жена. – На процентах разоримся! По миру пойти захотел?!
– Лучше по миру пойти, чем быть ковриком для вытирания ног!
– Я тебе дам – лучше! – пригрозила Катерина. – Я тебе щас такое «лучше» покажу! Придумал! Кредит в банке! Ишь…
Дородная супруга возмущённо запыхтела.
– Ладно, не ори! – поморщился муж. – В ушах звенит.
– Я тебе щас дам – «не ори»! На дорогу вон смотри! Не хватало ещё в аварию попасть…
«Тойота» натужно ревела мотором, преодолевая просёлочные ухабы. Виталий остервенело рванул рычаг коробки передач.
– Своими руками бы этого родственника придушил, ей-богу! – злобно прошипел он.
– Ты, главное, от Ленки не отставай, – продолжала наставлять жена.
– Расскажите хоть, чё вы там, в ресторане, жрали? – обратился к Сергею один из его подчинённых.
– Мясо, – коротко бросил тот.
– Вкусное? – сглотнув голодную слюну, уточнил парень.
– Нормальное, – отрезал начальник.
– А мы с утра не жрамши!
– На заводе, в столовке, надо было пообедать. – Сергей не проявил ожидаемого сочувствия.
– Так не успели.
– Надо было успеть!
Начальник охраны дал понять, что больше жалобы по этому вопросу не принимаются. Но парень не унимался.
– Сергей Викторович, может, вы на кухне чего-нибудь для нас спросите? Кухарки обычно сердобольные, дают пожрать, если попросить.
– Нет здесь кухарки.
Парень, явно недавно устроившийся на работу, удивился:
– А как же они живут? Кто жрать готовит-то?
– Жена с тёщей и готовят. Заткнись, я сказал, со своей жратвой! Машину лучше мой! Быстрее помоем, быстрее в город попадём. Там и пожрёте.
Парень вздохнул и, плеснув полироль на бок автомобиля, взялся за тряпку.
Мошкара к вечеру действительно стала заедать, но уходить с улицы всё-таки не хотелось. Немного подумав, Штырь решил переместиться из-за стола в плетёное кресло под сосной, где недавно беседовал с шурином. Очень уютное там было местечко. Но, узрев возле дерева дёрн, заплёванный шелухой от семечек, скривился.
– Лен! – позвал он жену. – Лен! Иди сюда! Прибери здесь.
Супруга покорно пошла на зов.
– Ой, ну а кто это здесь нагадил? – всплеснула она руками.
– Я, – склонив голову набок, капризно произнёс Васильич.
– Ты?! – В голосе жены не было ни удивления, ни негодования, сквозила только беспредельная усталость. – Ты что, семечки стал лузгать? Как базарная баба?
– Ну и что? Мне захотелось! – Муж, подобно маленькому ребёнку, надул губы.
– Захотелось! – в сердцах бросила Лена. – Как я теперь это убирать должна? Пусть так всё и валяется.
– Ну, ты веничком, так это… – Штырь попытался изобразить процесс подметания.
– Как я тебе веничком с травы шелуху смету? – вздохнула жена. – Издеваешься?
– Ну и ладно, – проканючил супруг. – Буду сидеть в грязи! Жена меня не любит, ухаживать за мной не хочет. Я всё для тебя делаю, а ты для меня пол подмести не можешь!
Васильич скорчил обиженную мину и, плюхнувшись на плетёное сиденье, уставился в сторону.
– Сядь в другое кресло, – показала рукой Лена.
– Не хочу! Мне здесь больше нравится!
Женщина пожала плечами, повернулась и пошла обратно к столу.
– Стёпа! – позвала она через какое-то время. – Мы в доме чай накрыли, пошли!
– Не пойду! – отозвался хозяин усадьбы. – Не буду я ваш чай пить, сколько можно!
– Как не будешь? – подошла ближе супруга. – А для кого мы с мамой накрыли?
– Не знаю, для кого. Сами пейте свой чай. Я на вас обиделся.
– Ладно, – согласилась Лена, – чай можешь не пить. Но хоть просто нам компанию составь. Или так и будешь здесь сидеть?
– Так и буду сидеть.
Женщина снова пожала плечами и направилась в дом. Зайдя внутрь, она прошла в гостиную. Как и все комнаты в доме, гостиная имела прямоугольную форму, без каких-либо выступов или закруглений. Дальний угол перегораживал камин, стену полностью занимал огромный плазменный телевизор. Посреди комнаты стоял дубовый стол с резными ножками, на который с улицы перекочевали белоснежная скатерть, чашки, пирог и сласти. Вокруг стола громоздились массивные стулья, на одном из которых сидела Егоровна. В жилище большого человека маленькая женщина затерялась, как муха в картонной коробке.
– Ну что? – Егоровна тревожно подняла глаза на дочь.
– Сидит в кресле, дуется, – устало произнесла Лена.
– А к столу придёт?
– Нет. Сказал, сами пейте свой чай.
– Ну и ладно, – повернулась к телевизору мать. – Посидим, подождём. Со стола убирать не будем. А то придёт, скажет – опять накрывайте. Чёрт его знает, твоего мужа, что ему в голову стукнет! А мы опять бегай, как две савраски!
– Да уж! – Дочь тоже присела на стул и уставилась в телевизор.
С огромного экрана что-то вещал Борис Николаевич Ельцин. Невнятная речь резала слух, оплывшие щёки совсем заслонили щёлочки глаз. Распухший нос, некогда подкорректированный пластическими хирургами, краше не стал.
– Совсем плохо выглядит Борька-то, – кивнула Егоровна в сторону главы государства. – Вконец уж спился. Всю страну развалили, разворовали, а он знай – водку хлещет. Выбрали на свою голову президента.
– Мам, ладно тебе, – махнула рукой Лена. – Страну развалили… Тебе-то от этого хуже стало, что ли? Ты что, плохо живёшь?
– Хорошо живу! – воскликнула мать. – Лучше некуда! Барину, мужу твоему, каждый день в пояс надо кланяться. А у меня тоже гордость есть! Была бы возможность достойно жить, хрен бы вы меня здесь вместо прислуги держали!
– Тише, мам, – зашипела Лена, – с ума сошла? Если услышит, озвереет!
– Да не услышит, не бойся, – успокоила Егоровна дочь, – вон он сидит, я его в окошко вижу.
– Охранники могут зайти, – продолжала шипеть Лена. – Узнают – донесут!
– Охранники уехали уже, – ответила мать. – Машину помыли и уехали.
– Точно?
– Точно!
Дочь облегчённо вздохнула и с укоризной взглянула на пожилую женщину.
– Как ты можешь такое говорить, мама? – произнесла она. – Сколько я сил потратила, чтобы уговорить Стёпу взять тебя сюда! А ты всё недовольна. Чем тебе тут плохо? Живёшь на свежем воздухе, со всеми удобствами, ешь что хочешь и сколько хочешь!
– Ты ещё будешь меня куском хлеба попрекать! – проворчала Егоровна. – Я всю жизнь провкалывала, вас с Виталькой вырастила и чего дождалась на старости лет? В приживалках живу у зятя, из милости! Домработницу из меня сделали! К кастрюлям приставили! И я ещё должна за это спасибо сказать?
– Во-первых, мама, – Лена говорила, всё время тревожно поглядывая в окно на сидящего под сосной супруга, – никто тебя не попрекает. Во-вторых, растила ты нас не одна. У тебя вообще-то муж был, если помнишь.
– От вашего папеньки никакого толку никогда не было! – продолжала бухтеть Егоровна. – Много он вами занимался? А, вспомни? Уроки хоть раз проверил? Хоть один выходной с вами провёл? В цирк, в кино сводил? А когда вы с Виталькой грудными были, он ни одной пелёнки не постирал, ночью ни разу не встал, если плакали! Считал, что не мужское это дело – с сопливыми детьми возиться. У него занятия поинтереснее находились – театры и любовницы.
– Но ведь он деньги зарабатывал, мама!
– Да, – согласилась Егоровна, – морским офицерам тогда много платили, денег нам хватало. На зарплату медсестры я бы вас в таком достатке не смогла вырастить. Потому и терпела всю жизнь выходки вашего папеньки.
Лена пристроила стул так, чтобы получше видеть в окно мужа, и спросила:
– А что, ты считаешь, тебе было бы лучше развестись с отцом?
– Тогда я так не считала, – вздохнула мать, – жила с ним ради вас, о себе не думала.
– И что? Разве это плохо – жить ради детей? Я тебя не понимаю, мам!
– О себе тоже надо думать, – ответила та, – о собственном достоинстве. Иначе всю жизнь будешь пресмыкаться. И я – тому пример. Сначала отец твой власть надо мной имел, а теперь вот зять то же самое делает.
– Мама, не надо всё так воспринимать, – принялась Лена её уговаривать. – Ничего ужасного в твоей жизни не происходило и не происходит. Ну, развелась бы ты с папой, и дальше что? Влачить полунищенское существование, одной, с двумя детьми? Квартиру бы пришлось разменять, офицерских продуктовых пайков не было бы. В очередях за колбасой стоять – это что, жить с достоинством? А смогли бы мы с Виталиком высшее образование получить? Неизвестно.
– А на хрена тебе твоё высшее образование? – грубо спросила Егоровна. – Вот выучили тебя, и что? На втором курсе замуж выскочила, на третьем родила. Еле до диплома тебя дотянули, мучились сколько. А толку? Сколько ты по специальности проработала? Дома сидеть и борщи варить можно и без института!
– Да, мама, – вспылила Лена, – я сижу дома и варю борщи! Потому что я замужем за человеком, который может меня обеспечить! Потому что я не хочу преподавать в школе за тысячу рублей в месяц! Потому что я не желаю тратить свои нервы на полудебильных детей, которых интересуют только жвачка, кола и мультфильмы про черепашек-ниндзя. Хочешь, чтобы я развелась с мужем и пошла работать учительницей? А как мы будем жить, мам? Нам тогда придётся переехать обратно в свою квартиру! А там живёт Вера с мужем и ребёнком! Забыла? Хочешь ютиться впятером в трёх комнатах? А если Вера ещё родит?
– У Веры есть муж! – тоже повысила голос Егоровна. – Вот пусть он и обеспечивает свою семью жилплощадью! А не пристраивается жить в моей квартире!
– Мама, пожалей Веру! Где её муж возьмёт квартиру? Ну где?
– Я не обязана об этом думать! – Голос матери сорвался на крик. – Пусть снимает, пусть катятся к его родителям!
– Да, мама, давай, выгони родную внучку на улицу! – всплеснула руками Лена. – Пусть в подворотне живет, а ты будешь жить одна в трёхкомнатной квартире и думать о своём достоинстве! Только вот на какие деньги ты будешь жить, а? На свою грошовую пенсию? С раннего утра будешь бегать по булочным, выискивая хлеб подешевле? Ходить в дырявых туфлях? Латать старые платья? Так ты сохранишь своё достоинство?
Мать сгорбилась, закашлялась, взгляд её потух. Затем скрипучим голосом произнесла:
– Вот и не спрашивай больше, Лена, хорошо ли я живу. Всю жизнь медсестрой проработала, с самой юности. В войну ещё, девчонкой сопливой, санитарам помогала, бинты стирала. И чего дождалась на старости лет? Копеечной пенсии, на которую прожить невозможно… И ту государство не выплачивает, с декабря вон ни рубля в сберкассе не дали. А президенту нашему хоть бы что! Только водку жрёт с утра до вечера, а на простой народ плюёт! Харю жирную откормил… У, сволочь! – Егоровна погрозила кулаком в сторону вещающего с экрана телевизора Бориса Ельцина. – Старики в нищете живут, кругом одно ворьё, бандиты и пьяницы. Людей до нитки обобрали! Где моя пенсия? Где, а? – вопросила пожилая женщина главу государства, как будто он мог ей ответить. – Пропил её небось гад… Как же тут с достоинством прожить? Вот и остаётся только – перед богатеями на коленях стоять. Сколько лет уж перед зятем на коленях стою и помру, видать, на коленях.
Егоровна обратила взгляд на дочь.
– И ты, смотрю, такая же. Вся в меня. Муж тебя вместо прислуги держит, а сам по любовницам бегает. А ты терпишь. Нет у нас в роду гордых женщин..
Лена вздрогнула, но справилась с собой, подошла к матери, обняла её за плечи и тихо сказала:
– Мы хорошо живём, мама. Да миллионы женщин посчитали бы за счастье оказаться на нашем месте. У нас есть огромный дом, есть достаток. Мы не заботимся, где нам спать, как согреться зимой, где взять еду. У тебя двое замечательных детей, двое внуков, правнук. Все здоровы, все пристроены. Да, нам с тобой приходится убирать в доме и варить еду. Но все женщины делают это и не считают себя прислугой. А насчет любовниц, так это всё сплетни. И папа тебе не изменял, и мой муж мне не изменяет. Это всё бабы от зависти брешут.
– Да, действительно, бог с ним, – вздохнула Егоровна, – и уберём, и приготовим. Но хоть бы отношение человеческое было. А то как собачек шпыняет.
– Мам, не выдумывай. – Дочь слабо улыбнулась. – Тебя Стёпа вообще не трогает. Если кому достаётся, так это мне. А я терпеливая, мне всё нипочем.
Женщины замолчали.
– Лен, – подала голос Егоровна. – А почему Степан Верке квартиру не купит?
– Не задавай глупых вопросов, мама, – ответила та. – Потому что Вера – не его дочь.
– Ле-ен, спа-ать хочу!
– Да, Стёпушка, сейчас, – всполошилась та. – Пойдём, я тебе постель разберу.
Муж устало поморгал слипающимися глазами и поковылял в спальню.
Супруги спали раздельно. Васильич выделил себе комнату на первом этаже, чтобы не утруждаться подъёмом по лестнице. Широкая кровать громоздилась посреди комнаты, декорированной в тёмно-синем цвете. Лена быстро сдёрнула покрывало, поправила пуховые подушки. Хозяин прошёл в комнату прямо в уличной обуви. Кряхтя, уселся на край кровати и вытянул ногу. Жена сняла с него один ботинок, потом другой, затем помогла стянуть рубашку и брюки. Завалившись в постель и повернувшись на бок, Васильич заканючил:
– Спинку почесать!
Лена покорно заскребла ногтями по спине мужа. Штырь удовлетворённо засопел, засыпая.
– А! – Васильич издал такой звук, что жена вздрогнула. – Совсем забыл! Завтра Бабенко в гости приедет. Тебе надо стол накрыть. Соорудишь там всё, как полагается.
– Как Бабенко?! Как в гости?! – У Лены бессильно опустились руки. – Почему же ты раньше не сказал? У нас даже продуктов нет!
– Утром в город съездишь, купишь, – сонно пробормотал муж.
– На чём? – простонала жена. – Ты водителя домой отпустил!
– Да? Чёрт! Позвони, пусть приедет, отвезёт тебя на рынок. – Штырь недовольно задвигался, требуя, чтобы его опять чесали.
– Хорошо, – устало и покорно произнесла Лена, снова начиная скрести спину мужа. – Бабенко один будет? Или с женой?
– Один. Или с женой. – Васильич уже засыпал, язык его заплетался.
– А во сколько они приедут? – заторопилась супруга задать последний вопрос.
– К обеду. – Муж сладко зачмокал и захрапел.
– К обеду, – тупо повторила Лена и посмотрела на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого ночи.
– Мам! – Лена вышла в гостиную, где Егоровна убирала со стола. – У нас завтра к обеду гости. Мэр с женой приедут. Стёпа сейчас сказал.
Егоровна замерла с блюдцами в руках.
– О боже! Опять на рынок в шесть утра ехать! – охнула она. – Неужели нельзя было заранее предупредить, чтоб нам, как савраскам, не бегать?
– Мам, ты спи, я одна за продуктами съезжу, – произнесла дочь. – Потом только на стол собрать поможешь, хорошо? Господи, ещё же надо Славе позвонить, – схватилась она за голову.
До постели жена Васильича добралась только в половине первого ночи. Спать ей оставалось всего пять часов.
Глава 6
Лена, всю беседу явно страдавшая от выпадов мужа в адрес гостей, попыталась сменить неприятную тему.
– А как у Тёмы дела в институте? – задала она вопрос.
– Хорошо, – подал голос Виталий. Потом вдруг чихнул и трубно высморкался в платок.
Васильич, жуя, насмешливо наблюдал за ним.
Брат Лены вид имел бледный, даже болезненный. Сколько Штырь его помнил, тот всегда был худым, с землистым цветом лица и постоянно простужался. Казалось, ткни в него пальцем – и он рассыплется на части. Жена Виталия, наоборот, тело имела дородное, на лице всегда играл румянец. Мужу спуску не давала, держала его в строгости, на коротком поводке. Сопровождала супруга везде и всюду. Кроме того, Катерина была старше Виталия на несколько лет, ухаживала за ним, как мамка, и последнее слово в доме всегда было за ней. Все вокруг это знали и тихонько посмеивались, но в глаза, кроме Васильича, никто ничего не говорил.
– Приболел никак, а, Виталька? – хмыкнул Штырь, сведя на нет старания жены разрядить обстановку. – Катька, что за мужем не ухаживаешь? Заболел вон, чихает… Ты к нам лечиться приехал, Виталь? Морским воздухом подышать, ингаляцию сделать?
Невестка подавилась пирогом, а Виталий, с хмурым видом пряча в карман носовой платок, сердито ответил:
– Я к матери приехал. Навестить.
Васильич картинно вздёрнул брови.
– Егоровна, так это он к вам, оказывается, прикатил! – изумился он. – А я думал, ко мне. Ошибся, значит. По простоте душевной не понял, что к чему.
– Стёпа, Виталик по делу приехал, – стараясь не смотреть на мужа, произнесла Лена.
– По де-елу, – протянул супруг. – А я, знаешь, и не сомневался, что по делу. Какое-то чутьё прямо-таки подсказывало, что Виталик приехал именно по делу! Ну давай, родственник, выкладывай, какое у тебя ко мне дело.
Подцепив из вазочки конфетку, хозяин усадьбы принялся медленно разворачивать фантик, обводя присутствующих насмешливым взглядом.
За столом повисло молчание. Все, как один, уставились в чашки с чаем.
– Ну, я слушаю! – поторопил Штырь и надкусил шоколадный батончик, церемонно придерживая его двумя пальцами.
Шурин закашлялся, покраснел и, закрыв рот салфеткой, выскочил из-за стола. Не переставая кашлять, он скрылся в доме.
– Так, Виталька выбыл, – констатировал Васильич и переключился на невестку. – Катька, может, ты тогда изложишь суть вопроса?
Но вместо Катерины внезапно подала голос Лена.
– Стёпа, Виталик хочет занять у тебя денег, – на выдохе проговорила она. Было видно, что эта фраза стоила ей больших усилий.
– А кто бы сомневался, что Виталик хочет денег, – хмыкнул супруг. – Виталик к нам по другим поводам и не приезжает. Я имею счастье лицезреть его рожу, исключительно когда ему надо денег. И мать тут ни при чём. Да, Егоровна?
– Что? – встрепенулась тёща, услышав своё имя.
– Я говорю, что сын твой к нам приезжает, только когда деньги нужны!
– Виталик занятой очень, – уважительно произнесла та. – Не может часто приезжать. У него работы много. А сюда ехать далеко. А я не обижаюсь. Время-то сейчас какое! Тяжело всем. И потом, телефон есть! Зачем попусту машину бить, бензин жечь. По телефону можно поговорить.
– И часто ты с ним по телефону разговариваешь? – поинтересовался Васильич.
– Часто, – закивала Егоровна. – Вот вчера как раз разговаривала. Он позвонил, а я трубку взяла. Говорит, приедем к вам завтра, дело у меня к Степану. Вот я сегодня пирог-то и испекла.
– Пирог – это хорошо! – Штырь потянулся за следующим куском сдобы. – И много вам денег надо, Катерина?
– Сейчас Виталик придёт и скажет, – ответила невестка. Глаза, в которых плескалось раздражение, она старалась ни на кого не поднимать.
– Да ладно, – махнул рукой Васильич, – мы все и так знаем, кто у вас в семье руководит. Пусть твой Виталик там, в доме, кашляет. Говори сама.
Катерина поёрзала на кресле, бросая быстрые взгляды на присутствующих, помяла в руках салфетку и выпалила:
– Нам нужно десять тысяч долларов!
– Ого! – изумился хозяин усадьбы, замерев с куском пирога у самого рта. – Ничего себе! Для чего же вам столько денег? В магазин за хлебом сходить?
– Мы хотим открыть своё агентство по недвижимости!
– Ишь ты! – удивился зять. – Своё агентство! В чужом агентстве, значит, Виталька работать не может – сделок у него нет. А в своём, значит, сможет? И сделки тут же появятся?
В это время шурин вернулся к столу. Васильич, морщась, оглядел субтильного родственника. Уловив, что основной вопрос уже озвучен, брат Лены поспешил вставить своё слово.
– Разве мы много просим? – протянул он плаксивым голосом. – Подумаешь, десять тысяч! Для тебя это копейки.
– А ты-то откуда знаешь, копейки для меня это или нет? – поднял брови Штырь. Кусок пирога, наконец, был отправлен в рот. – Я, между прочим, деньги не печатаю! Я директор винно-водочного завода, а не завода по производству дензнаков!
– Так мы же всё вернем, – переглянулись Виталий с Катериной. – Мы же в долг!
– Конечно, вернёте. Ещё бы вы не вернули! – проворчал зять. – Вопрос только – когда? А что же вы в банке кредит не возьмете? Проценты неохота платить?
– Конечно, – закивала Катерина, – и проценты бешеные, и волокиты сколько! Пока все бумажки соберёшь, все проверки пройдёшь…
– Да знаю, знаю, – перебил её Васильич.
– А если знаешь, чего тогда спрашиваешь? – раздражённый Виталий позволил себе даже некий выпад в сторону богатого родственника.
Штырь не удостоил его ответом. Пыхтя, он поедал пирог. Затем, уперев взгляд в Катерину, внезапно произнёс:
– У тебя, Катька, прыщ на подбородке вскочил.
На лице невестки появилось мучительное выражение. А Васильич, прихлёбывая чай, добавил:
– И вообще, растолстела ты сильно! Витальку скоро раздавишь. Виталька, ты её сверху-то не пускай! Пусть под тебя ложится, а то мы твоих костей скоро не соберём!
Шурин натянуто улыбнулся. Снова возникла тягостная пауза.
– Ну так что, Степан? – не выдержал Виталий. – Дашь денег?
– Я тебе не Рокфеллер! – грубо отрезал Штырь. – И водку я не за доллары продаю, а за рубли! И выручку всю, до копейки, показываю! И налоги плачу! И зарплату людям не задерживаю! Перебьётесь!
– Стёпа, не кричи, – попыталась успокоить мужа Лена.
– Что захочу, то и буду делать! Я в своём доме! И ты мне рот не затыкай! – оборвал супругу Васильич. – Вы все у меня на шее сидите и ещё рот мне затыкаете! Родственнички хреновы!
Со звоном опустив чашку на блюдце, обозлённый Васильич начал остервенело чесаться.
– Мошкара зажрала, блин…
Затем с новой силой накинулся на притихших женщин:
– Какого чёрта стол на улице накрыли?! Комары меня уже до костей обглодали! Ничего толком сделать не можете!
Лена дёрнулась, устремив тревожный взгляд на мать. Егоровна мгновенно подскочила.
– Да мы сейчас всё в дом занесём! Нам не трудно. Лен, давай быстро стол в доме накроем!
Дочь тоже поднялась, зачем-то принявшись бестолково переставлять чашки.
– Мы, пожалуй, поедем, – засобирался Виталий.
– Да-да, поздно уже, Тёмочка там один, – заспешила вместе с ним Катерина.
– Ага, плачет студент без мамки, – воткнул последнюю шпильку Васильич. – Весь в папку пошёл!
Пропустив обидную фразу мимо ушей, супруги поторопились распрощаться.
– Пирожок-то возьмите Тёмочке! – всполошилась Егоровна. – Совсем внука не вижу, хоть стряпню мою поест.
– Мама, Тёма учится, некогда ему тебя навещать, – проворчал Виталий, но гостинец взял. Косясь в сторону охранников, надраивающих на лужайке шестисотый «мерседес», шурин с невесткой покинули негостеприимный дом.
* * *
– Уф-ф! – В салоне автомобиля Катерина обмякла. – Неужели выдержали?– Мне иногда так хочется ему по роже съездить! – прошипел Виталий с лицом, напрягшимся от едва сдерживаемой злобы.
– Не вздумай! – окоротила его супруга, устраивая свой объёмистый зад на сиденье. – Ему твой удар что слону дробина. А вот если он тебе по роже съездит, реанимация обеспечена. А то ещё охранников своих натравит – вообще прибьют! В лесу закопают, и следов не найдёшь. А у тебя семья, между прочим, сын студент!
– Да не бухти ты, сам знаю! – Виталий опустил ручной тормоз. – Унижаться перед ним надоело! Он нам в морду плюёт, а мы улыбаемся.
– И улыбайся! – с нажимом произнесла жена. – Улыбайся! Подумаешь – разок в морду плюнет! Зато потом денег даст.
– Да если бы разок! Он постоянно над нами издевается!
– Ну и что?! А ты терпи! Ради таких деньжищ можно и потерпеть чуток. Ты, главное, от Ленки не отставай. Завтра ей позвони. И на жизнь побольше жалуйся. Пусть думает, что мы бедные. А то сама в шоколаде живёт, мать тоже к себе пристроила, а брат, значит, должен копейки считать?
– Доведёт меня Степан до белого каления! – ворчал муж. – И ведь нравится ему глумиться над людьми! Прямо удовольствие от этого получает. Раньше, когда как все жил, он такой не был.
– Деньги людей портят, – авторитетно заявила Катерина.
– Не деньги людей портят, а люди людей портят! Если бы мы его на место ставили, он бы с нами по-другому разговаривал.
– Тогда бы ты вообще от него ни копейки не получил! А так хоть что-то имеем. Ты, главное, от Ленки не отставай, – твердила своё супруга.
– Может, правда, проще в банке кредит взять? – с надеждой спросил Виталий.
– Ты что! – сверкнула глазами жена. – На процентах разоримся! По миру пойти захотел?!
– Лучше по миру пойти, чем быть ковриком для вытирания ног!
– Я тебе дам – лучше! – пригрозила Катерина. – Я тебе щас такое «лучше» покажу! Придумал! Кредит в банке! Ишь…
Дородная супруга возмущённо запыхтела.
– Ладно, не ори! – поморщился муж. – В ушах звенит.
– Я тебе щас дам – «не ори»! На дорогу вон смотри! Не хватало ещё в аварию попасть…
«Тойота» натужно ревела мотором, преодолевая просёлочные ухабы. Виталий остервенело рванул рычаг коробки передач.
– Своими руками бы этого родственника придушил, ей-богу! – злобно прошипел он.
– Ты, главное, от Ленки не отставай, – продолжала наставлять жена.
* * *
Трое охранников, сняв пиджаки, в белых рубашках и отглаженных брюках надраивали «мерседес».– Расскажите хоть, чё вы там, в ресторане, жрали? – обратился к Сергею один из его подчинённых.
– Мясо, – коротко бросил тот.
– Вкусное? – сглотнув голодную слюну, уточнил парень.
– Нормальное, – отрезал начальник.
– А мы с утра не жрамши!
– На заводе, в столовке, надо было пообедать. – Сергей не проявил ожидаемого сочувствия.
– Так не успели.
– Надо было успеть!
Начальник охраны дал понять, что больше жалобы по этому вопросу не принимаются. Но парень не унимался.
– Сергей Викторович, может, вы на кухне чего-нибудь для нас спросите? Кухарки обычно сердобольные, дают пожрать, если попросить.
– Нет здесь кухарки.
Парень, явно недавно устроившийся на работу, удивился:
– А как же они живут? Кто жрать готовит-то?
– Жена с тёщей и готовят. Заткнись, я сказал, со своей жратвой! Машину лучше мой! Быстрее помоем, быстрее в город попадём. Там и пожрёте.
Парень вздохнул и, плеснув полироль на бок автомобиля, взялся за тряпку.
* * *
Васильич молча, постукивая пальцами по столу, наблюдал, как жена с тёщей заносят в дом чайные принадлежности. Солнце клонилось к закату и озаряло розовым светом всё вокруг. Воздух застыл, даже близость моря не приносила прохлады. Только здесь, под тенью деревьев, хозяин усадьбы находил спасение. Ему, с его весом и комплекцией, в такие дни было особенно тяжело.Мошкара к вечеру действительно стала заедать, но уходить с улицы всё-таки не хотелось. Немного подумав, Штырь решил переместиться из-за стола в плетёное кресло под сосной, где недавно беседовал с шурином. Очень уютное там было местечко. Но, узрев возле дерева дёрн, заплёванный шелухой от семечек, скривился.
– Лен! – позвал он жену. – Лен! Иди сюда! Прибери здесь.
Супруга покорно пошла на зов.
– Ой, ну а кто это здесь нагадил? – всплеснула она руками.
– Я, – склонив голову набок, капризно произнёс Васильич.
– Ты?! – В голосе жены не было ни удивления, ни негодования, сквозила только беспредельная усталость. – Ты что, семечки стал лузгать? Как базарная баба?
– Ну и что? Мне захотелось! – Муж, подобно маленькому ребёнку, надул губы.
– Захотелось! – в сердцах бросила Лена. – Как я теперь это убирать должна? Пусть так всё и валяется.
– Ну, ты веничком, так это… – Штырь попытался изобразить процесс подметания.
– Как я тебе веничком с травы шелуху смету? – вздохнула жена. – Издеваешься?
– Ну и ладно, – проканючил супруг. – Буду сидеть в грязи! Жена меня не любит, ухаживать за мной не хочет. Я всё для тебя делаю, а ты для меня пол подмести не можешь!
Васильич скорчил обиженную мину и, плюхнувшись на плетёное сиденье, уставился в сторону.
– Сядь в другое кресло, – показала рукой Лена.
– Не хочу! Мне здесь больше нравится!
Женщина пожала плечами, повернулась и пошла обратно к столу.
– Стёпа! – позвала она через какое-то время. – Мы в доме чай накрыли, пошли!
– Не пойду! – отозвался хозяин усадьбы. – Не буду я ваш чай пить, сколько можно!
– Как не будешь? – подошла ближе супруга. – А для кого мы с мамой накрыли?
– Не знаю, для кого. Сами пейте свой чай. Я на вас обиделся.
– Ладно, – согласилась Лена, – чай можешь не пить. Но хоть просто нам компанию составь. Или так и будешь здесь сидеть?
– Так и буду сидеть.
Женщина снова пожала плечами и направилась в дом. Зайдя внутрь, она прошла в гостиную. Как и все комнаты в доме, гостиная имела прямоугольную форму, без каких-либо выступов или закруглений. Дальний угол перегораживал камин, стену полностью занимал огромный плазменный телевизор. Посреди комнаты стоял дубовый стол с резными ножками, на который с улицы перекочевали белоснежная скатерть, чашки, пирог и сласти. Вокруг стола громоздились массивные стулья, на одном из которых сидела Егоровна. В жилище большого человека маленькая женщина затерялась, как муха в картонной коробке.
– Ну что? – Егоровна тревожно подняла глаза на дочь.
– Сидит в кресле, дуется, – устало произнесла Лена.
– А к столу придёт?
– Нет. Сказал, сами пейте свой чай.
– Ну и ладно, – повернулась к телевизору мать. – Посидим, подождём. Со стола убирать не будем. А то придёт, скажет – опять накрывайте. Чёрт его знает, твоего мужа, что ему в голову стукнет! А мы опять бегай, как две савраски!
– Да уж! – Дочь тоже присела на стул и уставилась в телевизор.
С огромного экрана что-то вещал Борис Николаевич Ельцин. Невнятная речь резала слух, оплывшие щёки совсем заслонили щёлочки глаз. Распухший нос, некогда подкорректированный пластическими хирургами, краше не стал.
– Совсем плохо выглядит Борька-то, – кивнула Егоровна в сторону главы государства. – Вконец уж спился. Всю страну развалили, разворовали, а он знай – водку хлещет. Выбрали на свою голову президента.
– Мам, ладно тебе, – махнула рукой Лена. – Страну развалили… Тебе-то от этого хуже стало, что ли? Ты что, плохо живёшь?
– Хорошо живу! – воскликнула мать. – Лучше некуда! Барину, мужу твоему, каждый день в пояс надо кланяться. А у меня тоже гордость есть! Была бы возможность достойно жить, хрен бы вы меня здесь вместо прислуги держали!
– Тише, мам, – зашипела Лена, – с ума сошла? Если услышит, озвереет!
– Да не услышит, не бойся, – успокоила Егоровна дочь, – вон он сидит, я его в окошко вижу.
– Охранники могут зайти, – продолжала шипеть Лена. – Узнают – донесут!
– Охранники уехали уже, – ответила мать. – Машину помыли и уехали.
– Точно?
– Точно!
Дочь облегчённо вздохнула и с укоризной взглянула на пожилую женщину.
– Как ты можешь такое говорить, мама? – произнесла она. – Сколько я сил потратила, чтобы уговорить Стёпу взять тебя сюда! А ты всё недовольна. Чем тебе тут плохо? Живёшь на свежем воздухе, со всеми удобствами, ешь что хочешь и сколько хочешь!
– Ты ещё будешь меня куском хлеба попрекать! – проворчала Егоровна. – Я всю жизнь провкалывала, вас с Виталькой вырастила и чего дождалась на старости лет? В приживалках живу у зятя, из милости! Домработницу из меня сделали! К кастрюлям приставили! И я ещё должна за это спасибо сказать?
– Во-первых, мама, – Лена говорила, всё время тревожно поглядывая в окно на сидящего под сосной супруга, – никто тебя не попрекает. Во-вторых, растила ты нас не одна. У тебя вообще-то муж был, если помнишь.
– От вашего папеньки никакого толку никогда не было! – продолжала бухтеть Егоровна. – Много он вами занимался? А, вспомни? Уроки хоть раз проверил? Хоть один выходной с вами провёл? В цирк, в кино сводил? А когда вы с Виталькой грудными были, он ни одной пелёнки не постирал, ночью ни разу не встал, если плакали! Считал, что не мужское это дело – с сопливыми детьми возиться. У него занятия поинтереснее находились – театры и любовницы.
– Но ведь он деньги зарабатывал, мама!
– Да, – согласилась Егоровна, – морским офицерам тогда много платили, денег нам хватало. На зарплату медсестры я бы вас в таком достатке не смогла вырастить. Потому и терпела всю жизнь выходки вашего папеньки.
Лена пристроила стул так, чтобы получше видеть в окно мужа, и спросила:
– А что, ты считаешь, тебе было бы лучше развестись с отцом?
– Тогда я так не считала, – вздохнула мать, – жила с ним ради вас, о себе не думала.
– И что? Разве это плохо – жить ради детей? Я тебя не понимаю, мам!
– О себе тоже надо думать, – ответила та, – о собственном достоинстве. Иначе всю жизнь будешь пресмыкаться. И я – тому пример. Сначала отец твой власть надо мной имел, а теперь вот зять то же самое делает.
– Мама, не надо всё так воспринимать, – принялась Лена её уговаривать. – Ничего ужасного в твоей жизни не происходило и не происходит. Ну, развелась бы ты с папой, и дальше что? Влачить полунищенское существование, одной, с двумя детьми? Квартиру бы пришлось разменять, офицерских продуктовых пайков не было бы. В очередях за колбасой стоять – это что, жить с достоинством? А смогли бы мы с Виталиком высшее образование получить? Неизвестно.
– А на хрена тебе твоё высшее образование? – грубо спросила Егоровна. – Вот выучили тебя, и что? На втором курсе замуж выскочила, на третьем родила. Еле до диплома тебя дотянули, мучились сколько. А толку? Сколько ты по специальности проработала? Дома сидеть и борщи варить можно и без института!
– Да, мама, – вспылила Лена, – я сижу дома и варю борщи! Потому что я замужем за человеком, который может меня обеспечить! Потому что я не хочу преподавать в школе за тысячу рублей в месяц! Потому что я не желаю тратить свои нервы на полудебильных детей, которых интересуют только жвачка, кола и мультфильмы про черепашек-ниндзя. Хочешь, чтобы я развелась с мужем и пошла работать учительницей? А как мы будем жить, мам? Нам тогда придётся переехать обратно в свою квартиру! А там живёт Вера с мужем и ребёнком! Забыла? Хочешь ютиться впятером в трёх комнатах? А если Вера ещё родит?
– У Веры есть муж! – тоже повысила голос Егоровна. – Вот пусть он и обеспечивает свою семью жилплощадью! А не пристраивается жить в моей квартире!
– Мама, пожалей Веру! Где её муж возьмёт квартиру? Ну где?
– Я не обязана об этом думать! – Голос матери сорвался на крик. – Пусть снимает, пусть катятся к его родителям!
– Да, мама, давай, выгони родную внучку на улицу! – всплеснула руками Лена. – Пусть в подворотне живет, а ты будешь жить одна в трёхкомнатной квартире и думать о своём достоинстве! Только вот на какие деньги ты будешь жить, а? На свою грошовую пенсию? С раннего утра будешь бегать по булочным, выискивая хлеб подешевле? Ходить в дырявых туфлях? Латать старые платья? Так ты сохранишь своё достоинство?
Мать сгорбилась, закашлялась, взгляд её потух. Затем скрипучим голосом произнесла:
– Вот и не спрашивай больше, Лена, хорошо ли я живу. Всю жизнь медсестрой проработала, с самой юности. В войну ещё, девчонкой сопливой, санитарам помогала, бинты стирала. И чего дождалась на старости лет? Копеечной пенсии, на которую прожить невозможно… И ту государство не выплачивает, с декабря вон ни рубля в сберкассе не дали. А президенту нашему хоть бы что! Только водку жрёт с утра до вечера, а на простой народ плюёт! Харю жирную откормил… У, сволочь! – Егоровна погрозила кулаком в сторону вещающего с экрана телевизора Бориса Ельцина. – Старики в нищете живут, кругом одно ворьё, бандиты и пьяницы. Людей до нитки обобрали! Где моя пенсия? Где, а? – вопросила пожилая женщина главу государства, как будто он мог ей ответить. – Пропил её небось гад… Как же тут с достоинством прожить? Вот и остаётся только – перед богатеями на коленях стоять. Сколько лет уж перед зятем на коленях стою и помру, видать, на коленях.
Егоровна обратила взгляд на дочь.
– И ты, смотрю, такая же. Вся в меня. Муж тебя вместо прислуги держит, а сам по любовницам бегает. А ты терпишь. Нет у нас в роду гордых женщин..
Лена вздрогнула, но справилась с собой, подошла к матери, обняла её за плечи и тихо сказала:
– Мы хорошо живём, мама. Да миллионы женщин посчитали бы за счастье оказаться на нашем месте. У нас есть огромный дом, есть достаток. Мы не заботимся, где нам спать, как согреться зимой, где взять еду. У тебя двое замечательных детей, двое внуков, правнук. Все здоровы, все пристроены. Да, нам с тобой приходится убирать в доме и варить еду. Но все женщины делают это и не считают себя прислугой. А насчет любовниц, так это всё сплетни. И папа тебе не изменял, и мой муж мне не изменяет. Это всё бабы от зависти брешут.
– Да, действительно, бог с ним, – вздохнула Егоровна, – и уберём, и приготовим. Но хоть бы отношение человеческое было. А то как собачек шпыняет.
– Мам, не выдумывай. – Дочь слабо улыбнулась. – Тебя Стёпа вообще не трогает. Если кому достаётся, так это мне. А я терпеливая, мне всё нипочем.
Женщины замолчали.
– Лен, – подала голос Егоровна. – А почему Степан Верке квартиру не купит?
– Не задавай глупых вопросов, мама, – ответила та. – Потому что Вера – не его дочь.
* * *
Васильич просидел на воздухе где-то около часа. Ему хотелось прогуляться до моря, разуться, потрогать ногой мягкие волны. Но очень уж лень было вставать. Его стало клонить ко сну. Побоявшись заснуть прямо на улице, хозяин усадьбы сделал над собой усилие и поднял тяжёлое тело с кресла. Дойдя до дома, он ввалился в гостиную и, узрев жену, стоящую у окна, капризно протянул:– Ле-ен, спа-ать хочу!
– Да, Стёпушка, сейчас, – всполошилась та. – Пойдём, я тебе постель разберу.
Муж устало поморгал слипающимися глазами и поковылял в спальню.
Супруги спали раздельно. Васильич выделил себе комнату на первом этаже, чтобы не утруждаться подъёмом по лестнице. Широкая кровать громоздилась посреди комнаты, декорированной в тёмно-синем цвете. Лена быстро сдёрнула покрывало, поправила пуховые подушки. Хозяин прошёл в комнату прямо в уличной обуви. Кряхтя, уселся на край кровати и вытянул ногу. Жена сняла с него один ботинок, потом другой, затем помогла стянуть рубашку и брюки. Завалившись в постель и повернувшись на бок, Васильич заканючил:
– Спинку почесать!
Лена покорно заскребла ногтями по спине мужа. Штырь удовлетворённо засопел, засыпая.
– А! – Васильич издал такой звук, что жена вздрогнула. – Совсем забыл! Завтра Бабенко в гости приедет. Тебе надо стол накрыть. Соорудишь там всё, как полагается.
– Как Бабенко?! Как в гости?! – У Лены бессильно опустились руки. – Почему же ты раньше не сказал? У нас даже продуктов нет!
– Утром в город съездишь, купишь, – сонно пробормотал муж.
– На чём? – простонала жена. – Ты водителя домой отпустил!
– Да? Чёрт! Позвони, пусть приедет, отвезёт тебя на рынок. – Штырь недовольно задвигался, требуя, чтобы его опять чесали.
– Хорошо, – устало и покорно произнесла Лена, снова начиная скрести спину мужа. – Бабенко один будет? Или с женой?
– Один. Или с женой. – Васильич уже засыпал, язык его заплетался.
– А во сколько они приедут? – заторопилась супруга задать последний вопрос.
– К обеду. – Муж сладко зачмокал и захрапел.
– К обеду, – тупо повторила Лена и посмотрела на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого ночи.
– Мам! – Лена вышла в гостиную, где Егоровна убирала со стола. – У нас завтра к обеду гости. Мэр с женой приедут. Стёпа сейчас сказал.
Егоровна замерла с блюдцами в руках.
– О боже! Опять на рынок в шесть утра ехать! – охнула она. – Неужели нельзя было заранее предупредить, чтоб нам, как савраскам, не бегать?
– Мам, ты спи, я одна за продуктами съезжу, – произнесла дочь. – Потом только на стол собрать поможешь, хорошо? Господи, ещё же надо Славе позвонить, – схватилась она за голову.
До постели жена Васильича добралась только в половине первого ночи. Спать ей оставалось всего пять часов.
Глава 6
Серебристый «ауди» тяжело переваливался по ухабистой дороге на окраине посёлка. Вдоль пыльной улицы, за скособоченными заборами, выстроились деревянные домишки довоенной постройки. Во дворах бегали куры, лохматые псы лениво брехали на прохожих. Наглые коты настороженно наблюдали за машиной – редким гостем в этих местах. В домишках не было ни газа, ни канализации, водопроводную воду давали по часам, а ванная считалась роскошью. Летом дворы утопали в пышной зелени, хоть как-то скрывающей убогость жилищ. Слякотной зимой постройки выглядели жалко. И только близость лимана делала эти места привлекательными. Пройди сто метров – и вот они, вожделенные волны, тихо плещущиеся у берега. Не портили впечатления ни грязновато-серый песок, загаженный окурками, ни безжизненная мутная вода, слишком тёплая, почти горячая. Чтобы хоть как-то в ней поплавать, надо было тащиться от берега в глубь лимана по илистому дну.