Юлия Васильева. Урожай собрать не просто

   Фух! Мне удалось похоронить свой сарказм под пластами вежливых оборотов, и хозяйка, не обладающая даже малой долей такта, ничего не заметит.
   – Ну что ж, идите, вы и впрямь засиделись. Но с этого момента, движимая состраданием и добротой, которые велит проявлять церковь и о которых, к сожалению, так часто забывают люди низшего происхождения, я буду живо интересоваться вашей судьбой. И вы не слишком погрешите, если в каком-нибудь разговоре упомянете меня как свою покровительницу. – Леди Рада торжественно закончила свою речь и сложила сухие жилистые руки на животе, ожидая благодарности.
   Но благодарность никак не желала изливаться из моего рта – я опешила. Мир сошел с ума! По крайней мере, в этой конкретной гостиной точно витал нездоровый дух. Я покосилась на доктора, но тот умело прикрывал свою полуулыбку чашкой чая.
   Так, Николетта, еще немного, возьми себя в руки всего на пять минут, и ты сможешь уйти отсюда без скандала.
   – Благодарю вас, – выдавила я и тут же захлопнула рот, чтобы остановить все те слова, которые желали вылететь вслед за короткой фразой.
 
   За пределами поместья лорда Гордия воздух показался каким-то особенно свежим и сладким. Я прошла через витые ворота и, убедившись, что за мной не наблюдает привратник, с удовольствием потянулась, выполнила несколько наклонов в стороны, при виде которых несказанно обрадовался бы физкультурник сельской школы, зато леди Рада до конца жизни заклеймила бы меня позором.
   – Правильно, леди Николетта, мышцам спины необходима небольшая растяжка после долгого сидения в мрачных гостиных. – Голос, прозвучавший за спиной, заставил меня едва ли не выпрыгнуть из своих практичных сапог.
   Я испуганно обернулась и увидела на дороге доктора. Видимо, и ему посчастливилось вырваться из цепких лап хозяйки.
   – Не волнуйтесь, я никому об этом не расскажу, – он тоже вытянул руки вверх, чему очень мешал саквояж, и в точности повторил мои движения. – Как же я устал!
   – Должно быть, тяжело работать доктором с такими пациентами, – улыбнулась я.
   – Не поверите, но пациенты везде одинаковы. Просто я очень ленив. Ленив настолько, что мне даже лень вам об этом рассказывать.
   Кажется, он гордился своей ленью настолько, что с готовностью делал ее предметом занимательных шуток.
   – Я думаю, если бы вы были так ленивы, как об этом говорите, то никогда не стали бы доктором. – Мы вместе пошли по дороге от Дубков.
   – Как раз наоборот: именно поэтому я и стал доктором, а не адвокатом, к примеру. Адвокату приходится сначала бегать искать себе клиентов, потом бегать за этими клиентами и угождать им. Пациенты же находят меня сами. – Сэр Мэверин откинул светлые волосы со лба, немножечко красуясь, но, пожалуй, молодому человеку с такой приятной внешностью это было простительно.
   – Но изучить медицину не в пример сложнее, – радуясь новому занимательному знакомому, я ответила комплиментом.
   – С чего вы взяли? Поверьте мне: в своих болезнях люди гораздо менее изобретательны, чем в судебных исках. К тому же пациент намного спокойнее воспринимает весть о том, что после долгого лечения не удалось победить тот или иной недуг, чем сообщение о проигранной тяжбе по ценному имуществу, поступившее от адвоката. Никто и никогда еще не требовал, чтобы я вернул деньги за лечение.
   Врачебный юмор доктора был слегка циничен, но не настолько, чтобы прерывать беседу. Тем более что пока наши дороги по счастливой случайности совпадали.
   – И что же, ни один пациент в округе не доставляет вам хлопот?
   – Ну если исключить матушку лорда Гордия, – подмигнул мне спутник, – то у вас есть совершенно замечательный мясник по имени Миш, обладающий интригующими познаниями о законах общества.
   Меня удивила такая характеристика, хотя заговорила я совершенно о другом:
   – Насколько я помню, господин Миш всегда славился отменным здоровьем.
   – Не сомневаюсь. Зато его дочери не повезло схватить простуду. Извините, что говорю вам об этом, но, кажется, еще никто и никогда не делал из простуды врачебной тайны. Так вот, я как врач должен был прослушать ее легкие, чтобы убедиться, что нет более серьезной опасности, а эта процедура, сами понимаете, всегда ставит дам в несколько щекотливое положение. Каково же было мое удивление, когда на выходе из комнаты больной я нос к носу столкнулся с господином Мишем и его рабочим тесаком! Оба потребовали от меня жениться на пациентке после такого осмотра!
   – Прямо-таки оба? – засмеялась я.
   – Вы себе и представить не можете, насколько требовательным может быть тесак, приставленный к носу! – с притворной обидой воскликнул мой собеседник, но ему явно понравилось, что я нашла его рассказ забавным.
   – И как же вы спаслись?
   – Бегством. По счастью, мясника отвлек клиент. – Сэр Мэверин посмотрел на меня с такой бравадой, словно рассказывал о том, как обезвредил противника, а затем без какого-либо перехода воскликнул: – О боги, какая тут грязь! Позвольте помочь вам перебраться через это море.
   – Не стоит. – Я приподняла подол и, продемонстрировав ему сапоги, спокойно перешла на другой «берег».
   – Леди Николетта, вы даже не догадываетесь, с какой жестокостью практичные девушки лишают джентльменов простых житейских радостей. – Доктор весело прыгал за мной через лужу, поднимая настоящие фонтаны брызг.
   – Ну нельзя же быть уверенной, что около каждой лужи будет стоять по джентльмену, – со смехом ответила я.
   Преодолев водное препятствие, мой спутник остановился и с любопытством поглядел из-под тонких стеклышек очков:
   – К сожалению, здесь наши дороги расходятся: меня ждет очередной пациент.
   – И кто же это, если не секрет?
   – Дочь того самого мясника. Не могу же я оставить больную. – Доктор лукаво мне улыбнулся.
   – Как же вы собираетесь объясняться с ее отцом?
   – Скажу, что если бы после каждого осмотра был вынужден жениться, то сейчас уже собрал бы изрядный гарем – а это запрещено законом, даже для докторов. Вот ведь странно: лечение, простите, геморроя – занятие более интимное, но еще ни один пациент из-за него не строил на меня матримониальных планов. – Он сделал шаг в сторону города и жизнерадостно махнул мне рукой. – До свиданья, леди Николетта! Если не увидите меня на осеннем балу – знайте, что моя жизнь принесена в жертву на благо мадицины!
 
   Дома я сразу же, в передней, столкнулась с Ефимом – братец шибко торопился.
   – Ты куда это собрался такой напомаженный?
   – Значит, тебе можно ходить по соседям, а мне нет? – радостно откликнулся он на ходу, словно ничто на свете не могло его остановить.
   И ведь дома тоже не запрешь. Надо было бы отдать его в какую-нибудь академию, но, к сожалению, туда брали только с восемнадцати лет, да и Ефим рвением к учебе не отличался. Чуяло мое сердце, что однажды на пороге нашего дома окажется разгневанный отец какой-нибудь селянки или еще хуже – сама эта селянка с пищащим свертком на руках. Надо будет подумать на досуге, чем занять нашего ценителя женского пола.
   Я поднялась в свою комнату с наивной надеждой отдохнуть перед обедом, но, как оказалось, пока я ходила по гостям, ко мне тоже нагрянул неожиданный визитер: окно было открыто, занавеска виновато трепетала на ветру, а на подушках кровати важно восседала пестрая несушка. Не зная, как реагировать на такое вторжение, я вошла в комнату, пытаясь оценить масштабы бедствия. Бардак, который постоянно царил у меня на туалетном столике, переместился на пол, где клубком катались куриные перья. Несушке явно не понравился один из не до конца распакованных чемоданов, о чем она оставила весьма недвусмысленное сообщение на его крышке. Но в целом все оказалось не так ужасно, как могло бы быть.
   Осторожно, на цыпочках, я подошла к кровати, делая вид, что не замышляю ничего серьезного, а когда до цели осталось всего несколько шагов, резко прыгнула, пытаясь схватить незваную гостью. Судя по результатам, действие изначально было ошибочным. То ли мне не хватало резвости, то ли курица специально дожидалась нужного момента, но птица выпорхнула из рук буквально за секунду до того, как сжались пальцы. От неожиданности я повалилась на кровать и почувствовала, как подо мной с хрустом ломается нечто хрупкое, а затем какая-то липкая гадость заливается за корсаж. Несушка! Чтоб домовым сегодня икалось!
   Ничего, спокойно, яичные маски очень полезны для кожи. Будем считать, что для зоны декольте они полезны вдвойне, особенно со скорлупой. Завтра в разговоре с Алисией небрежно брошу фразу о том, какое это чудо – желтковая маска и как жаль, что многие леди ленятся следить за своей красотой.
   Подняв голову от покрывала, первым делом я увидела пернатую грудку и желтый клюв. Тихо… Левая-то рука у меня свободна, а цель так беспечна и близка. Но стоило дернуться, как курица с возмущенным кудахтаньем взлетела вверх, запуталась в газовой ткани полога, и вскоре оттуда на меня посыпались перья вместе с самим пологом, креплением от него (которое, по счастью, состояло из легких реек) и пластами штукатурки с потолка. Должна признаться, что до этого момента значительно недооценивала всех прелестей сельской жизни.
   Через пять минут благодаря упорству и несгибаемой силе духа (моей, конечно же моей!) птица все же оказалась у меня в руках, хотя гордость и радость несколько померкли, когда я увидела свое отражение в зеркале, а заодно и отражение всей комнаты. Пещерный человек, обряженный в современное платье, наверное, выглядел бы краше и уж наверняка интеллигентнее, а комната даже во время ремонта смотрелась бы гораздо более прибранной. Мне не терпелось вытащить из волос все перья, но я боялась даже пошевелить руками, в которых притихла курица. Сначала требовалось выгнать хулиганку.
   Я подошла к открытому окну и выглянула на улицу. Второй этаж – это вам не шутки. Никто не убедит меня, что эта толстушка летает не хуже орла. Поэтому после секундного размышления пришлось отказаться от мысли выбросить курицу прямо из окна – если разобьется, муки совести потом не дадут мне заснуть.
   Позвать служанку?
   Дверь в комнату оказалась закрыта, а для того, чтобы ее открыть, нужна была как минимум одна рука.
   Я высунулась из окна по пояс и огляделась в поисках кого-нибудь из домашних. Селянин, увидевший эту картину с дороги, споткнулся и поспешно сотворил охранный круг. Знаю, в такие моменты мое очарование не знает границ. Пусть. Кто же подумает, что это хозяйская дочка?
   Завидев молоденькую служанку, я откашлялась и крикнула:
   – Лика!!
   От окрика девушка вздрогнула, затем подняла на меня глаза и вздрогнула еще раз.
   – Поднимись ко мне в комнату, пожалуйста, – очень вежливо, с достоинством, попросила я. А что? Мне же по титулу положено оставаться леди в любой ситуации.
 
   Обстановка за обедом напоминала сцену из тех плохеньких детективов, которые никогда не задерживаются в домашних библиотеках. В отсутствие родителей я заняла место во главе стола, чтобы иметь возможность надзирать за братьями, ну и еще, конечно, потому что мне до сих пор мерещился легкий куриный аромат. Если запах не мнимый – насмешек не оберешься. Не осталось никаких сомнений в том, что курица попала ко мне в комнату не случайно. Да и убийца, тьфу, виновный находился в этой столовой, господа!
   И я почти была уверена, что знаю, кто это. Но получить доказательства все же считала не лишним.
   Итак, начнем по порядку. Николас – старший среди братьев. Все зовут его Ласом. Дело в том, что в дни своей молодости наши родители наивно мечтали ограничиться всего двумя детьми. Поэтому имена Николетта и Николас представлялись им верхом изобретательности. Со временем, когда семья росла и не думала останавливаться, такие имена старших детей стали казаться как минимум странными. Звать меня Леттой у родителей не вышло, потому что к тому моменту я уже проявляла твердость (если не сказать упертость) характера, зато Лас безропотно сносил такое сокращенное обращение. Эта его безропотность порой выводила меня из себя. Он делал то, что ему говорили, но никогда ничего не предлагал сам. Так что кандидатура старшего из братьев не подходила даже на место сообщника злосчастной курицы, не то что на роль злоумышленника-организатора.
   С Иваром вы уже познакомились – этот скорее будет проповедовать куриным яйцам, чем нарушит заповеди церкви ради шутки над сестрой.
   Ефим, как ни странно, тоже появился на обеде, причем с самым мрачным видом. Наверное, зазноба прогнала: сейчас время уборки урожая, и даже у самой кокетливой дочки земледельца нет ни одной свободной секунды, чтобы миловаться с праздным хозяйским сынком. Проделки с курицей ему определенно были под силу и по характеру. Не хватало только мотива.
   Следующий по возрасту Михей – вечный человек-поиск. Что он искал? Ну не знаю, наверное, смысл жизни или призвание, во всяком случае, что-то масштабное. А пока он этого масштабного не нашел, с какой-то маниакальностью копировал с других их увлечения и характеры. Один день он мог корпеть над святыми книгами с Иваром, на следующий под уговоры Ефима бежал в село прыгать с селянками через костер, а потом зависал в кабинете приказчика, решив попробовать себя в сельском хозяйстве. Михеем были испробованы десятки профессий, но все они, от самых распространенных до крайне экзотических для сына младшего лорда (вроде трубочиста) – в результате оказались отвергнуты. В общем, Михей мог запустить ко мне курицу только в том случае, если его науськал кто-то другой.
   Оська – мой фаворит в этой гонке. Я с подозрением глядела, как он орудовал ложкой, но на лице сорванца не проскочило ни одной эмоции, способной оправдать мои подозрения. Держать себя в руках – первый признак высококлассного хулигана. Уж поверьте мне – я в проказах знаю толк.
   Предпоследнего из моих братьев и самого младшего из присутствующих сейчас за столом назвали в честь древнего поэта и барда Еремом, и, вероятно, в качестве протеста против такого имени или в насмешку над ним мальчишка отказывался разговаривать со своей семьей. Нет, мы знали, что в свои шесть лет он умел говорить и даже читать, а уж числа в уме складывал с такой быстротой, что ставил в тупик нанятого учителя, но вот общаться с нами гений не желал – полагал, что это ниже его достоинства. Правда иногда, в особенно напряженные или абсурдные моменты, ронял короткие фразы, но такие, что лучше бы и дальше молчал. Старшие братья утверждали, будто этот ребенок просто считает родственников недостаточно развитыми для того, чтобы с нами разговаривать.
   Ерем поймал на себе мой изучающий взгляд и впервые за несколько дней удостоил домашних своим словом:
   – Ешь – остынет.
   Я смущенно закашлялась и принялась за еду. Похоже, теряю позиции старшинства.
   Все шестеро молчали, как будто и не догадывались о происшествии перед обедом. Стучали ложки. Оська так хлюпал, поглощая свой суп, словно его до этого не кормили как минимум месяц. Ивар бормотал себе что-то под нос в перерывах между пережевыванием пищи. Старая нянька вообще задремала в своем углу. Тишина стояла такая, что слышно было, как урчит в животе у слуги. Неужели им нечего мне рассказать и нечего спросить после такой долгой разлуки? Будем долбить этот лед отчуждения:
   – Лас, ты отвезешь меня на осенний бал?
   – Я думал, ты и носа из дома не высунешь, – вклинился Ефим, поборовший наконец свою хмурость.
   – Это еще почему?
   – Ты же прошлась по соседям, теперь знаешь, что за слухи о тебе ходят в округе.
   – Да что за слухи-то?! – Я опустила ложку на стол с такой силой, что все шестеро подпрыгнули.
   – Ефим, не потворствуй злу в этом мире, – затянул Ивар. – Репутация женщины так хрупка, что каждое неосторожное слово…
   – Занудство тоже зло, – уже второй раз за день буркнул Ерем и снова углубился в свой суп. Проснулась старая нянька и заботливо вытерла малышу испачканную в сметане щеку.
   Ивар замолк.
   – Кто-нибудь расскажет наконец, что за сплетни распускают обо мне в округе?
   Ответом было еще более выразительное молчание, чем то, с которым я решила бороться до начала разговора. Не удивлюсь, если скоро при встрече со мной соседи начнут переходить на другую сторону дороги.
   – Я с удовольствием отвез бы тебя на осенний бал, но теперь, после отъезда матушки, у нас нет экипажа, – сказал добродушный Лас, видимо почувствовав, что обстановка становится для меня крайне неуютной.
   – Мы же недавно купили еще один экипаж, – оживленно откликнулся Оська.
   – Он не покрашен.
   – А зачем его красить, он и так в хорошем состоянии? – Оптимизм и энтузиазм хулигана были крайне и крайне подозрительными.
   И поскольку на эту его фразу старшие братья ответили молчанием, я уже по выработавшейся привычке сразу после обеда пошла в сарай – проверить, как на самом деле обстоят дела.
   Начнем с хороших новостей. Экипаж там действительно стоял – этот факт уже сам по себе оказался достаточно отрадным. Более того, карета была на четырех колесах, не разваливалась от времени и даже (о ужас!) вполне прилично выглядела. Не знаю, с чего Лас вдруг решил, что тут нужна покраска. Черный лак даже по углам еще не успел облупиться.
   Я начала обходить имущество по кругу и, достигнув правой дверцы, наконец столкнулась с суровой реальностью. С этой стороны на черном боку красовались яркие золотые буквы «Тимофей и сыновья. Бюро ритуальных услуг», а ниже, помельче, серебряные «Легкий путь на небо». Вот вам яркий пример беспринципной изворотливости моей маменьки: данный экипаж наверняка куплен по до смешного низкой цене.
   Значит, не нужно перекрашивать, да? В страшном сне не могло привидеться, чтобы приехать в такой карете на бал да даже просто проехаться по окрестностям.
   Около входа кто-то захихикал. Я обернулась и конечно же увидела брызжущие радостью глаза Оськи.
   – Доиграешься! Вместе поедем на этом чудном экипаже – будешь знать, – пригрозила я.
   – А что тебе не нравится? Вещь в хорошем состоянии. – Мальчишка приблизился ко мне. – Мама так и сказала, когда Ефим вздумал ей возражать.
   Насмешник повернулся ко мне спиной, чтобы продемонстрировать, что дверцы экипажа открываются без скрипа. Тут-то я и заметила маленькое пестрое куриное перышко, которое застряло у него в волосах на затылке.
 
   Эх, Оська, Оська, не с той связался. Ты маленький и конечно же не помнишь, кто десять лет назад слыл главным возмутителем спокойствия в округе, а проказы этого возмутителя были иногда настолько великолепны, что обсуждались потом в каждой гостиной. Дамы посмеивались и говорили: «Какой прелестный ребенок, такая сообразительность». Нет, сама я лично никогда ничего подобного не слышала. Но надеюсь, они говорили именно так, а не сочувствовали моей матушке, вздыхая, что ей приходится воспитывать ужасную егозу. Ладно, не буду отвлекаться, а то еще не успею.
   Я порылась в одном из нераспакованных чемоданов и извлекла изящную бутылочку с длинным горлышком, обернутую для сохранности в несколько слоев бумаги. Откупорила и тут же перелила половину содержимого в вазочку для цветов на прикроватном столике. Да простит меня столичный парфюмер.
   Так, теперь экспедиция на кухню: надеюсь, там окажется то, что мне надо. Я долго стояла перед открытым сервантом, мучимая нелегким выбором между вареньем из жимолости и смородиновым сиропом. Потом все же решила, что ягоды будут выглядеть подозрительно, и выбрала сироп. Открыла банку и с помощью воронки перелила больше трети ее содержимого в свою бутыль, а затем хорошенько взболтала, чтобы жидкости внутри перемешались. Понюхала – сойдет. Вареньем, конечно, отдает, но не так чтобы слишком.
   Последний решающий этап: прокрасться в общую ванну и поставить бутылек на видное место. Никогда еще так не радовалась тому, что размер комнат в нашем доме не позволяет каждому принимать водные процедуры у себя и поэтому для них отвели отдельный чуланчик. Но хоть раз это неудобство должно было сослужить мне службу.
   На пороге я неожиданно столкнулась с Оськой, но вовремя собралась с мыслями.
   – Смотри у меня, – погрозила пальцем. – Не вздумай лить мою пену от столичного парфюмера в свою ванну, я, между прочим, отдала за нее целый лад.
   Оська сделал большие невинные глаза и проскользнул мимо меня внутрь.
   И ведь нальет. И немало нальет, потому что разбавленная вдвое пена будет плохо пениться. Я села на подоконник в коридоре и стала ждать окончания его купания. Ждать придется долго: Оська у нас как лягушонок, силком из воды не вытащишь, но ради такого торжества я подожду.
   Через полчаса за дверью послышались возмущенные восклицания, и я поняла, что мои труды увенчались успехом. Еще через пять минут наружу выскочил наспех одетый Оська и, увидев меня, сразу закричал:
   – Как ты могла?! Это нечестно! – Он указывал на меня пальцем в сине-сиреневых разводах и смешно корчил такую же сине-сиреневую мордочку. – Даже больше тебе скажу, это… это… это подло! Вот!
   Эх, не думала, что он в воду вместе с лицом погружаться будет. Но, судя по всему, смородина у нас уродилась на славу.
   – А запустить курицу ко мне в комнату – это, значит, милый комплимент сестре? – спокойно спросила я.
   – Какую еще курицу? С чего ты взяла, что это я?
   – От перьев надо было лучше почиститься.
   Он на секунду замолк, затем поморщился и снова осмотрел свою приобретшую новый оттенок кожу:
   – Как же я на улицу выйду?
   – У меня есть мыло, которое сможет это отмыть. – Придворные дамы «шутили» над своими соперницами так, что мне с моим сиропом впору быть канонизированной, но, к счастью, в ближайшей к дворцу дешевой лавке бакалейщика продавалось ядреное мыло, способное справиться не только с ягодным соком, но и с синькой.
   Оська с надеждой поднял на меня свои невыносимо выразительные глаза.
   – Я тебе его дам, если ты мне пообещаешь слушаться…
   – Обещаю! – поспешно крикнул он.
   – …и в наказание за курицу закрасишь надпись на дверце нового экипажа, – продолжила я.
   – Угу, угу, где мыло-то? – Мальчишка в нетерпении подергал меня за рукав.
   Вы бы поверили? Я – нет, но мыло все же отдала. Прилагательное «ядреное» использовалось к нему не для красного словца – этот химический брусочек драл кожу так, что умываться им можно было только в очень сложных обстоятельствах и под беспрестанное оханье. Откуда я это знала? Ой и не спрашивайте.
 
   Я уже собиралась потушить свечу и лечь в постель, когда из коридора послышались подозрительные шорохи и звуки. Если это снова чудит кто-то из братьев – выставлю из дома! Ночь, проведенная на конюшне, заставит хулигана ценить тепло, а заодно меблированность и приятный запах родного жилища. Я осторожно приоткрыла дверь: на другой стороне коридора так же неожиданно приоткрылась противоположная дверь, и в проеме показалось пятнистое лицо, подсвеченное снизу пламенем свечи. От неожиданности мне примерещилось невесть что, и я отпрыгнула от двери, прижимая свободную руку к позорно колотящемуся сердцу. К счастью, разум тут же оценил ситуацию и взял бразды правления:
   – Оська, ты чего не спишь? Опять очередную пакость затеял? Ты бы краску для начала с лица как следует свел, а то нянька завтра по утру увидит, начнет рыбьим жиром отпаивать.
   Пятнистая физиономия перекосилась в гримасе отвращения:
   – Да не пакощу я, больно надо. Пока отмывался, Ерем куда-то пропал.
   Вот это уже нехорошо: каким бы смышленым ни был младшенький, никто еще не отменял нашего долга приглядывать за ним.
   – Пойдем внизу посмотрим, может, он на кухню залез, – предположила я.
   – В отличие от некоторых Ерем не имеет привычки уничтожать запасы колбасы по ночам.
   – Так, может, как некоторые, хомячит варенье прямо из банки.
   Несколько секунд мы поперебрасывались призывающими к дальнейшей словесной дуэли взглядами, но потом как-то вместе решили, что в данной ситуации это глупо, и, скрипя половицами, двинулись вниз.
   Ерем обнаружился на первом этаже, причем в непосредственной близости от кухни.
   – Эй, малыш, ты почему не в постели? – попробовала я окликнуть его, но ребенок даже не повернулся, а продолжал двигаться через коридор.
   Оська обогнал меня, схватил брата за плечо, а затем с удивлением произнес:
   – Да он спит! Мой брат – лунатик!
   Действительно, глаза Ерема оказались закрыты, но он все еще пытался куда-то идти, игнорируя тот факт, что его держали за плечи.
   – Ты чему-то удивляешься после церковника и бабника?
   – И командира в юбке… – Прежде чем мальчишка успел добавить еще что-то, я исхитрилась зажать его щеки между указательным и большим пальцем, превратив лицо острослова в «уточку». Губы тут же возмущенно задвигались, но звуки были невнятными, так что, если он и сказал нечто обидное, на его счастье, я не разобрала.
   – Сначала дело – оттачивать приемы пикировки будем потом. Твой лунатик уже успел от нас уйти.
   – Он и твой тоже, – освобожденный от моего захвата Оська возмущенно вытер губы.
   Нет, все же в виде «уточки» он не только смотрелся милее, но и «на слух» оказался приятнее.
   В три шага я догнала Ерема, уже почти добравшегося до кухни, и перехватила поперек туловища. Ноги мальчишки все так же продолжали двигаться, словно и не отрывались от земли. Тяжелый-то какой, даром что маленький! Я хоть девушка крепкая, но одной рукой не доволоку. Мне пришлось передать свою свечу Оське и, обхватив брата-лунатика двумя руками, с трудом подниматься по лестнице.