Хитрая бабка увернулась, и вся эта куча-мала шмякнулась с лестницы. Вдогонку попадали фотографии. Они громко шлепались на ступеньки, изображая аплодисменты.
– И чтоб духу вашего тут больше не было! Засранцы! А тебе, внучек, я щас всыплю по первое число, чтоб неповадно было в мою комнату лазить!
Удирали в такой спешке, что одевались уже на улице. Впопыхах Арсений выскочил вслед за товарищами.
– Ни фига се, погуляли, – напоследок заявил Борька.
– Культурно время провели, – смысла фразы не понял никто, но Вовке она казалась многозначительной.
– Ну, мы пошли? – сочувственно спросил Борька, догадываясь, что ждет друга после их ухода.
Закрывая за собой калитку, друзья обернулись, чтобы помахать на прощание. И ушли, громко обсуждая происшедшее. Арсений издал долгий горестный вздох. Пора было сдаваться на милость победителя.
– Бабушка, ты не сердишься? – осторожно заглядывая на кухню, спросил Арсений.
– Неееет. Не сержусь! – мышиным визгом пропищала бабка и внезапным броском повалила внука на пол. – Вот тебе, получай, угощайся!
– Ты что, совсем сдурела?! Больно же!
Арсений еле уворачивался от ремня, который со свистом бил по его заднице. Вырваться не удавалось. Бабка со знанием дела захватом матерого омоновца вывернула внукову руку и едва не выдернула ее из плеча.
– Я больше не буду!
– Знаю. Не будешь! Как еще раз в комнату полезете – неделю ссаться будете. А тебе лично я такую порчу напущу – мало не покажется. Ирод! Фашист эсэсовский. Надо же – додумался, по чужим комнатам шарить. Голодный? Разутый? Надеть нечего? Так какого хрена грабить собрался?
Постанывая от веса бабки, Арсений пытался сообразить, к чему приведет эта яростная атака. Или она сейчас снова за ремень возьмется, или поругает и успокоится? Лучше бы угомонилась. Скрючившись на полу за табуретом, он старался не шевелиться. Как насекомое, которое, прикидываясь дохляком, таким способом обманывает врагов, чтобы не сожрали.
– Притих? Ворюга! И друзья твои такие же! Чтоб вас хорек понюхал!
Арсений проникся абсурдностью угрозы, не выдержал и захихикал.
– Че ржешь-то, убогий? Смешно ему! Щас как тресну по башке твоей дурной.
Но азарт уже угас, и бабка ушла прятать ремень, ворча и выкрикивая лозунги про поганого внука.
Из случившегося Арсений сделал два вывода. Во-первых, бабка здоровая как лошадь. И, во-вторых, не стоит вестись на Борькины подначки. Была мысль пережить грозное бабкино молчание у родителей. Но Арсений не струсил и остался жить у бабки. Он перестал считать родительскую квартиру своей. Там его ничего не грело. И он был почти уверен, что родители нечасто вспоминали о сыне.
Глава 11
Глава 12
– И чтоб духу вашего тут больше не было! Засранцы! А тебе, внучек, я щас всыплю по первое число, чтоб неповадно было в мою комнату лазить!
Удирали в такой спешке, что одевались уже на улице. Впопыхах Арсений выскочил вслед за товарищами.
– Ни фига се, погуляли, – напоследок заявил Борька.
– Культурно время провели, – смысла фразы не понял никто, но Вовке она казалась многозначительной.
– Ну, мы пошли? – сочувственно спросил Борька, догадываясь, что ждет друга после их ухода.
Закрывая за собой калитку, друзья обернулись, чтобы помахать на прощание. И ушли, громко обсуждая происшедшее. Арсений издал долгий горестный вздох. Пора было сдаваться на милость победителя.
– Бабушка, ты не сердишься? – осторожно заглядывая на кухню, спросил Арсений.
– Неееет. Не сержусь! – мышиным визгом пропищала бабка и внезапным броском повалила внука на пол. – Вот тебе, получай, угощайся!
– Ты что, совсем сдурела?! Больно же!
Арсений еле уворачивался от ремня, который со свистом бил по его заднице. Вырваться не удавалось. Бабка со знанием дела захватом матерого омоновца вывернула внукову руку и едва не выдернула ее из плеча.
– Я больше не буду!
– Знаю. Не будешь! Как еще раз в комнату полезете – неделю ссаться будете. А тебе лично я такую порчу напущу – мало не покажется. Ирод! Фашист эсэсовский. Надо же – додумался, по чужим комнатам шарить. Голодный? Разутый? Надеть нечего? Так какого хрена грабить собрался?
Постанывая от веса бабки, Арсений пытался сообразить, к чему приведет эта яростная атака. Или она сейчас снова за ремень возьмется, или поругает и успокоится? Лучше бы угомонилась. Скрючившись на полу за табуретом, он старался не шевелиться. Как насекомое, которое, прикидываясь дохляком, таким способом обманывает врагов, чтобы не сожрали.
– Притих? Ворюга! И друзья твои такие же! Чтоб вас хорек понюхал!
Арсений проникся абсурдностью угрозы, не выдержал и захихикал.
– Че ржешь-то, убогий? Смешно ему! Щас как тресну по башке твоей дурной.
Но азарт уже угас, и бабка ушла прятать ремень, ворча и выкрикивая лозунги про поганого внука.
Из случившегося Арсений сделал два вывода. Во-первых, бабка здоровая как лошадь. И, во-вторых, не стоит вестись на Борькины подначки. Была мысль пережить грозное бабкино молчание у родителей. Но Арсений не струсил и остался жить у бабки. Он перестал считать родительскую квартиру своей. Там его ничего не грело. И он был почти уверен, что родители нечасто вспоминали о сыне.
Совет
Зачем нужно прикусить язык? Свой, конечно. Да вот зачем. Коли при тебе человек с «плохим глазом» начинает дела твои обсуждать да завидовать, ты молчи, а язык себе зубами прикуси. Не сильно. Если принимаются твое здоровье нахваливать да красоту – тоже прикуси. А если тебе от чужих слов совсем тяжело становится – нелишне фигу состроить и в кармане держать. Да не забудь потом, придя домой, лицо три раза проточной водой ополоснуть. И красным полотенцем трижды утереть.
Если все правильно сделаешь – дурной глаз тебе не навредит.
Глава 11
Первый призрак
Есть сотня разумных объяснений для этого случая. Ну, не сотня, но с десяток наберется точно. И ни одно из них меня не устраивает. Поэтому я не буду пытаться устраивать разбор полетов, а просто расскажу, как было дело.
Крыша четырехэтажного дома. Расселенного. В нем даже бомжи не успели поселиться. Сокровище, а не дом. Лестницы целы, чердак открыт. На некоторые вещи любопытно посмотреть – особенно на брошенные за ненадобностью альбомы с черно-белыми фотками. На них уходит скудный остаток вечера. Пока я отбираю самые привлекательные, солнце садится.
Половина луны. Редкие облака и немного ветра. Поздний вечер летнего воскресенья. Почти ночь. Очень тихо. Все успели вернуться с дач, пожаловаться на усталость, пожрать, посмотреть телик и вырубиться. В общем, город храпел и переваривал.
В тот день я купила сидушку для табурета. Удобный поджопник. Чтоб на ржавом железе не сидеть. Настроение было минорное. Хоть стихи пиши, хоть на луну вой. Сижу себе, не вою, конечно, просто медитирую. Наблюдаю за появлением звезд. Потом сознание переходит на другой уровень восприятия. Остаются ощущения, без мыслей, без суеты. Тела нет. Есть восприятие пространства. Иногда на пару секунд возникает мощное подозрение насчет того, что поблизости кто-то есть. Почти как любопытный взгляд сверху. Но зрение убеждает меня – там никого нет. Там одно небо. Конечная бесконечность. Которую сложно вообразить, что не мешает ей быть реальной.
Около четырех, когда затекла спина и озяб нос, я случайно посмотрела направо. Черный контур соседней крыши. На которой четкий силуэт. Я даже улыбнулась – кто-то, как и я, караулил ночь. Снизу на улице кот выразил свою переполненность гармониями диким воплем. Когда я снова бросила взгляд направо – человека на крыше не было. Легкое разочарование. Мне уже успело понравиться наше парное сидение.
Загрустила. Решила выкурить сигарету, проклиная свою слабую волю. Из-за которой сначала закурила, а теперь не могу бросить.
Слева, прямо на моей крыше, на оголовке прямоугольной кирпичной трубы стоял человек. Ветер слегка шевелил его длинные, слегка вьющиеся волосы. Плащ с разрезом. Вроде бы этот разрез шлицей нужно называть. Длинный плащ, в таком не слишком удобно ходить. И главное – не понять, он это или она? Почему меня так взволновал этот глупый вопрос? Я изумилась: он же сейчас рухнет. Еще раньше, при свете, я видела до какой степени эта труба – инвалид. Она бы и веса кота не выдержала. Там кирпичи на соплях еле держались. Точно!
Постанывая – мышцы затекли, можно сказать, до онемения, – встала. Решила подойти поближе, предупредить. Не орать же в самом деле? А то рухнет он, шею свернет, и все по моей вине.
Успела сделать всего три шага. Труба качнулась. Первый кирпич со скрежетом вылущился из кладки, грохотнул по кровле и пополз вниз. Я с ужасом следила за его передвижением. Второму кирпичу довелось проскакать по крыше немного дальше. Подняв глаза, я увидела, как рушится эта проклятая труба. Взмах рук – птица перед полетом. Наверное, я все-таки закричала. Но не услышала собственного голоса. Пыль, какая-то труха и еще что-то невесомое взметнулось в воздух, закрывая обзор. Когда я убрала ладони ото рта, трубы не было. В крыше зияла дыра с загнутыми острыми краями.
Опрометью кинулась вниз. Бежала так быстро, что закололо в правом боку. Едва не свалилась с лестницы. В темноте чердака не было видно ничего, кроме груды битых кирпичей. И снова дыра. Теперь уже в потолке. Снова бегу вниз. Не сомневаюсь – тот, кого я только что видела, не мог пострадать сильно. Останавливаюсь на третьем этаже. Ужас холодит лицо. Снова дыра. Подбираюсь к ней поближе. С опаской заглядываю вниз. Сквозная дыра, как пропасть, до первого этажа. Возможно, до подвала. А там вода. Трубы. Там мерзко – я сама видела.
Проверяя каждый этаж – вдруг он смог извернуться и зацепиться за балку, – неслась до самого низа. Ощущая себя как на спуске в преисподнюю. И что? Его там не было. У меня с собой был фонарик. Я ненавижу затопленные помещения, но полезла в эту затхлую вонючую воду. Я чуть ли не плескалась в этой поганой подвальной воде. Чуть не упала в обморок при виде пластмассовой безголовой куклы. Онемев от ярости, пнула очень мокрую крысу. Кроме нее, никого там не было!
Полчаса приходила в себя. Мысли в кучку собирала. Когда дышать стало легче – снова поднялась на крышу. Почему-то теперь дом скрипел и издавал много звуков. Даже сверчок проснулся.
Край неба засветлел розовато и радостно, загоняя темному по углам.
На соседней крыше – четкий силуэт сидящего как статуя человека с длинными волосами.
– Вот урод! – не подумав, закричала я ему.
И что вы думаете – он даже не пошевелился, зараза. Вот, соображаю, пока я снова спущусь, пока попаду на чердак, времени прорва пройдет. И не факт, что этот гад, пока я до соседнего дома добираюсь, не удерет.
Разозлившись от собственных мыслей и от абсурдности ситуации, я преспокойно уселась как ни в чем не бывало. Закурила. Сижу такая умная, дымлю себе и искоса на соседа поглядываю. В какой-то миг показалось – вот встанет он на самый край, взмахнет руками и ка-ак полетит. Не то вверх, не то вниз, но полетит.
И снова я его проморгала. Обернулась – а его нет. Совсем нет. Так обидно стало. Ну не могла я его проглядеть! За секунду никто не успеет уйти. Хотя что я несу? Он-то успел? Или – не успел?
Вопросов было много, ответа – ни одного.
Пришлось плюнуть и не мучиться. Все равное мне ни фига не понять в этом деле.
Потом выяснилось – его многие видели. Правда, он никуда не проваливался. Просто сидел себе на крыше. То в одном районе, то в другом. Ни разу ни с кем не разговаривал. И исчезал, если к нему приближались. Я все говорю – «он», но, если честно, не уверена. И те, кто его видел, тоже расходятся во мнениях. Мальчишкам кажется, что это девчонка была, а девушкам – наоборот.
Крыша четырехэтажного дома. Расселенного. В нем даже бомжи не успели поселиться. Сокровище, а не дом. Лестницы целы, чердак открыт. На некоторые вещи любопытно посмотреть – особенно на брошенные за ненадобностью альбомы с черно-белыми фотками. На них уходит скудный остаток вечера. Пока я отбираю самые привлекательные, солнце садится.
Половина луны. Редкие облака и немного ветра. Поздний вечер летнего воскресенья. Почти ночь. Очень тихо. Все успели вернуться с дач, пожаловаться на усталость, пожрать, посмотреть телик и вырубиться. В общем, город храпел и переваривал.
В тот день я купила сидушку для табурета. Удобный поджопник. Чтоб на ржавом железе не сидеть. Настроение было минорное. Хоть стихи пиши, хоть на луну вой. Сижу себе, не вою, конечно, просто медитирую. Наблюдаю за появлением звезд. Потом сознание переходит на другой уровень восприятия. Остаются ощущения, без мыслей, без суеты. Тела нет. Есть восприятие пространства. Иногда на пару секунд возникает мощное подозрение насчет того, что поблизости кто-то есть. Почти как любопытный взгляд сверху. Но зрение убеждает меня – там никого нет. Там одно небо. Конечная бесконечность. Которую сложно вообразить, что не мешает ей быть реальной.
Около четырех, когда затекла спина и озяб нос, я случайно посмотрела направо. Черный контур соседней крыши. На которой четкий силуэт. Я даже улыбнулась – кто-то, как и я, караулил ночь. Снизу на улице кот выразил свою переполненность гармониями диким воплем. Когда я снова бросила взгляд направо – человека на крыше не было. Легкое разочарование. Мне уже успело понравиться наше парное сидение.
Загрустила. Решила выкурить сигарету, проклиная свою слабую волю. Из-за которой сначала закурила, а теперь не могу бросить.
Слева, прямо на моей крыше, на оголовке прямоугольной кирпичной трубы стоял человек. Ветер слегка шевелил его длинные, слегка вьющиеся волосы. Плащ с разрезом. Вроде бы этот разрез шлицей нужно называть. Длинный плащ, в таком не слишком удобно ходить. И главное – не понять, он это или она? Почему меня так взволновал этот глупый вопрос? Я изумилась: он же сейчас рухнет. Еще раньше, при свете, я видела до какой степени эта труба – инвалид. Она бы и веса кота не выдержала. Там кирпичи на соплях еле держались. Точно!
Постанывая – мышцы затекли, можно сказать, до онемения, – встала. Решила подойти поближе, предупредить. Не орать же в самом деле? А то рухнет он, шею свернет, и все по моей вине.
Успела сделать всего три шага. Труба качнулась. Первый кирпич со скрежетом вылущился из кладки, грохотнул по кровле и пополз вниз. Я с ужасом следила за его передвижением. Второму кирпичу довелось проскакать по крыше немного дальше. Подняв глаза, я увидела, как рушится эта проклятая труба. Взмах рук – птица перед полетом. Наверное, я все-таки закричала. Но не услышала собственного голоса. Пыль, какая-то труха и еще что-то невесомое взметнулось в воздух, закрывая обзор. Когда я убрала ладони ото рта, трубы не было. В крыше зияла дыра с загнутыми острыми краями.
Опрометью кинулась вниз. Бежала так быстро, что закололо в правом боку. Едва не свалилась с лестницы. В темноте чердака не было видно ничего, кроме груды битых кирпичей. И снова дыра. Теперь уже в потолке. Снова бегу вниз. Не сомневаюсь – тот, кого я только что видела, не мог пострадать сильно. Останавливаюсь на третьем этаже. Ужас холодит лицо. Снова дыра. Подбираюсь к ней поближе. С опаской заглядываю вниз. Сквозная дыра, как пропасть, до первого этажа. Возможно, до подвала. А там вода. Трубы. Там мерзко – я сама видела.
Проверяя каждый этаж – вдруг он смог извернуться и зацепиться за балку, – неслась до самого низа. Ощущая себя как на спуске в преисподнюю. И что? Его там не было. У меня с собой был фонарик. Я ненавижу затопленные помещения, но полезла в эту затхлую вонючую воду. Я чуть ли не плескалась в этой поганой подвальной воде. Чуть не упала в обморок при виде пластмассовой безголовой куклы. Онемев от ярости, пнула очень мокрую крысу. Кроме нее, никого там не было!
Полчаса приходила в себя. Мысли в кучку собирала. Когда дышать стало легче – снова поднялась на крышу. Почему-то теперь дом скрипел и издавал много звуков. Даже сверчок проснулся.
Край неба засветлел розовато и радостно, загоняя темному по углам.
На соседней крыше – четкий силуэт сидящего как статуя человека с длинными волосами.
– Вот урод! – не подумав, закричала я ему.
И что вы думаете – он даже не пошевелился, зараза. Вот, соображаю, пока я снова спущусь, пока попаду на чердак, времени прорва пройдет. И не факт, что этот гад, пока я до соседнего дома добираюсь, не удерет.
Разозлившись от собственных мыслей и от абсурдности ситуации, я преспокойно уселась как ни в чем не бывало. Закурила. Сижу такая умная, дымлю себе и искоса на соседа поглядываю. В какой-то миг показалось – вот встанет он на самый край, взмахнет руками и ка-ак полетит. Не то вверх, не то вниз, но полетит.
И снова я его проморгала. Обернулась – а его нет. Совсем нет. Так обидно стало. Ну не могла я его проглядеть! За секунду никто не успеет уйти. Хотя что я несу? Он-то успел? Или – не успел?
Вопросов было много, ответа – ни одного.
Пришлось плюнуть и не мучиться. Все равное мне ни фига не понять в этом деле.
Потом выяснилось – его многие видели. Правда, он никуда не проваливался. Просто сидел себе на крыше. То в одном районе, то в другом. Ни разу ни с кем не разговаривал. И исчезал, если к нему приближались. Я все говорю – «он», но, если честно, не уверена. И те, кто его видел, тоже расходятся во мнениях. Мальчишкам кажется, что это девчонка была, а девушкам – наоборот.
Совет
Если у вас дома завелось привидение, сначала проверьте – вдруг это ваш родственник по ночам ворует еду из холодильника.
Если привидение реально – не гоните его. Будьте дальновидными. Плохого оно не сделает, а когда придет ваш черед стать духом – будет с кем перемолвиться словом.
Глава 12
Чтоб кровищи по колено!
Мать Арсения в жизнь сына не вмешивалась, изредка приглашая его домой отпраздновать очередной праздник. Арсений с явной неохотой подчинялся. У него давно пропал вкус к обжираловкам, а спиртное ему в принципе не нравилось.
Высиживал положенное время за столом. Отвечал на одинаковые вопросы материных друзей, которым было почему-то интересно, куда он собрался поступать и как дела у него на личном фронте. Оба вопроса его раздражали неимоверно. Личная жизнь не ладилась, а универ он пока не выбрал. По-честному, он просто не мог понять, в чем смысл высшего образования. Вот подруги матери дипломы не получили, и что? Обычные спекулянтки. На которых работают менее удачливые обладатели дипломов.
– Учись! Иначе в армию загребут, – назидательным голосом советовали гости.
– Не заберут. У нас все схвачено, – спесиво парировала мать, забывая, что военный билет был экспроприирован не ею, а бабкой.
– Ох, умеете вы жить, – восторгались приятельницы.
– А то, – с мрачным юмором вклинивался Арсений. – Она уже пару дипломов мне купила. Вы думаете, я с вами сижу? Ни фига подобного! Я сейчас учусь одновременно в двух универах.
Гости теряли дар речи, завистливо вздыхали, а мать, понимая абсурдность вранья Арсения, деликатно молчала. Скромно изображая немыслимую крутизну.
– Это еще не всё! Один универ в Лондоне находится… – вдохновенно продолжал Арсений.
У матери заметно вытягивалось лицо. Отчего она становилась похожа на самку овцебыка. У которой изо рта выпал лист капусты.
Для убедительности Арсений внезапно начинал вещать по-английски. Нес откровенную чушь, типа «жил-был у бабушки серенький козлик». Гости пытались вникнуть, некоторые даже отвечали парой дебильных фраз с корявым школьным произношением. Кто-то обязательно вопил, стремясь перекричать всех, волшебные слова:
– Май нейм из Вася, – хотя его звали иначе.
– Я всегда боялся людей без бровей, – вопил в ответ по-английски Арсений, приветливо помахивая руками.
Вежливо, но настойчиво мать уводила расшалившегося отпрыска вон из гостиной. Отец придерживал его за плечо и изъяснялся по-японски на уровне «колбаса-то-хирова-то». Отчего мать начинала смотреть на него как на андерграундное быдло.
– Ну, ты, сын, даешь! – улыбаясь до ушей, удивлялся отец. – Я, конечно, понимаю, что похвастаться охота, но врать зачем?
Арсений не знал, как ему ответить. Ему казалось, что абсурдность его выступления была очевидна. И что отцу захочется при всех разоблачить голимое вранье. От матери он давно перестал ждать адекватной реакции. Она как-то раз даже перед лохотронщиками своими деньгами похвасталась. И влетела на семь штук баксов. Думая, что побьет их ставку. Прикол был в том, что боролась она тогда за дешевый китайский утюг. И первый час игры в лотерею казалась себе крутой бизнесвумшей. Но про этот случай она вспоминать не любила. А если Арсений намекал ей про утюг, то готова была разорвать сына зубами.
Гости продолжали обсуждать одаренного сына и его талантливую пронырливую мать.
– В следующий раз давай их вместе разыграем, а? Ты фотки лепить умеешь? – заинтересованно спросил отец.
– Немного, – удивился Арсений.
– Ты мне налепи фоток про охоту. Типа как я завалил пару слонов и носорогов. Пожестче. Чтоб кровищи было по колено.
– И рядом ты с тесаком.
– Точно! Типа слоняра матерый, больше «КамАЗа», да? Как линкор. Лопухи – как парашюты, глаз – во, – отец показал нехилый кулак. – Я такой иду себе, никого не трогаю, а он на меня буром пошел, а я не растерялся. А он, сука, прямо на меня. Ногами все топчет. Ружье в хлам, но я увернулся и ножом скотину по горлу.
– Слона вроде жалко, – промямлил потрясенный Арсений.
– А че его жалеть-то? Он тупой. У него мозг с грецкий орех? – с надеждой на положительный ответ спросил отец.
– Нет, папа. Слон, сука, умный. И злопамятный.
Отец слега огорчился.
– Ладно, пусть слон выглядит хворым. Типа его до меня носороги порвали. Он типа носорогов завалил, обиделся сильно и на меня буром попер. Короче, ты сделай, я на тебя надеюсь.
Похлопав сына по плечу, отец пошел догонять гостей в смысле выпитого. Арсений заметил, как он изменился – потяжелел, обрюзг, даже походка не та. И шея слишком красная. В прыщиках каких-то мелких.
В комнате Арсения закатное солнце пронзительно било в глаза. Прищурившись, Арсений рассматривал старые плакаты на стене и не понимал, что ему теперь здесь делать. Комп и прочие личные вещи давно жили у бабки. В столе нашлись какие-то обломки от сдохших плееров и прочей разрозненной дребедени. Он вдруг затосковал по тем вечерам, когда валялся без сна на этой кровати и мечтал… О чем он тогда мечтал? О красивой девушке, которая его полюбит? Вроде не было такого. О том, как он станет пожарником и спасет кучу безмерно благодарных людей? Это было. И еще он тогда был уверен в своей исключительности. Он в ней не сомневался. Он до сих пор думал о себе как о необычной личности, предназначенной для восхищения. Оставался вопрос – что в нем такого особенного, чего нет в других? Бабка как-то раз вскользь заметила, что сопля, сверкающая на асфальте, верит, что ее перепутают с золотом. Теперь Арсению казалось, будто это был намек.
– Ночевать останешься? Не хочешь – как хочешь. Вот.
После этого «вот» следовала выдача карманных денег и неизменный пакет с купленными матерью вещами.
– Хватит?
– Ну, я тут хотел на концерт сходить…
Ответ зависел от многих непредсказуемых факторов. Мать все время руководила и хронически организовывала какие-то сложные финансовые комбинации. Сначала со шмотками, потом с мебелью. И как только накапливалась приличная сумма – вкладывала ее в какое-то голимое дерьмо. То в пирамиду влезет, то в лотерею сыграет. В залы игровых автоматов они вдвоем с отцом ходили. Но там хоть проигрывали немного, потому что мать считала это развлечением, а на развлечения много денег не выделяла.
– Все мои знакомые уже раз по десять за границей были, – возмущался Арсений. – Давайте хоть раз в Турцию съездим, а?
– Потом. Как только наладим дело, можно будет и отдохнуть.
– Ну, хоть в Финку, – не отставал Арсений.
– Куда? В Чухляшку? Чего я там не видела? – излишне презрительно фыркала мать.
Арсений предполагал, что вся эта материна коммерция крутится ради одной цели – уехать насовсем в эту самую Чухляшку. Так сказать, несбывшаяся мечта детства. До которой можно преспокойно дотянуться рукой, но мать все откладывала и откладывала поездку на «потом».
– Погоди, я сейчас. – Мать снова растворилась среди гостей.
Отец быстро и сильно хлопал сына по плечу. Зачем-то предлагал поехать в выходные на шашлыки.
– Порулишь вместо меня. Тебе давно пора учиться водить машину, – бодро предлагал он, понимая, что и на этот раз не сможет отдохнуть от работы.
Замешкавшись в прихожей, Арсений почему-то захотел попрощаться с матерью. Но она так увлеклась рассказом, как обжулить налоговую, что даже не вышла проводить сына.
Плечо еще помнило тяжесть отцовской руки. Арсений захотел поговорить с внятным человеком и набрал мой номер телефона.
– Ты как?
Мы встретились во дворе и поехали к бабке. Маршрутку вел типичный горец, почти красивый. Впечатление портил широко раскрытый рот. Мы сидели на первом сиденье и рассматривали его как диковинное существо. Даже поспорили, какого фига он рот закрыть не может.
– А ты в первом классе тоже рот не закрывал, когда в тетрадке писал! – вспомнила я.
– Ага. Это все объясняет, – рассмеялся Арсений.
– У него нос заложен.
– Такой нос заложить сложновато.
– Тогда сам придумывай, почему у него рот открыт.
– Он им мух ловит. Ему обедать некогда.
Дома бабка захотела, чтобы Арсений рассказал, как дела у родителей. Когда короткое повествование дошло до мнимой поездки в Финляндию, бабка встрепенулась.
– Потом – ничего не бывает, – чересчур многозначительно заметила она.
– То есть сейчас и сразу – хороший принцип? – не удержалась я от вопроса.
– Иногда – да. Его мать совсем свихнулась от своей торговли. Только проку от ее суеты – пшик.
Перед этим визитом я натренировалась в особой магии, при помощи которой можно добиться расположения людей. В данном случае – бабки. И все ждала этого самого расположения, чтобы она научила меня чему-нибудь полезному. В книжках советовали не смотреть на объект прямо. Нужно сфокусировать взгляд сантиметрах в десяти над макушкой. И как бы подключиться к подсознанию того, на кого хочешь воздействовать. Но сначала надо: отключить все свои мысли, забыть, что ты материален, настроиться на нужную волну, через свою макушку соединиться с общим банком данных, черт! Я забыла, сначала надо было сесть с очень прямой спиной и положить руки на колени, отведя в сторону большие пальцы. Или наоборот – сложить пальцы вместе?
– Весна на дворе, а ты бледная, как плесень, – вдруг заявила вредная старуха.
– Так сейчас модно, – соврала я.
– И глаза обводить тоже модно? И выглядеть как привидение? И зенками ворочать, как карп?
– Ну чего ты до нее докопалась? Нормально она выглядит, – заступился за меня Арсений.
– Молчи уж. Сам не пойми на кого похож. Волосы отрастил как у девчонки и щетину на подбородке не пропалываешь. Вам в институт поступать скоро, а вы оба как инопланетяне.
Посмотрев друг на друга, мы захихикали.
– Вон его спроси – он мое фото на чердаке откопал. Я в ваши годы модная была. Тогда девушка должна была быть румяная, с длинными волосами завитыми и непременно в стильном платье. Иначе – никогда замуж не выйдешь.
Арсений вытаращил глаза.
– Так это не артистка была? – Его изумление было неподдельным.
– Я тоже хочу посмотреть!
– Попроси, он тебе покажет. Он у нас проворный такой, когда по чемоданам лазит. А ты на кого в таком облике похожей быть хочешь?
– На себя, – буркнула я, обидевшись.
– Врешь. Ты не такая. Все прикидываешься. Хочешь колдовать научиться, а сама народ своим видом пугаешь. Тебе так доверять не будут.
– Еще как будут. Сейчас по телику экстрасенсы выглядят как зомбяки из фильма ужасов, – неожиданно встрял Арсений.
– Не все! – запротестовала я.
– Но модно быть необычным. Это как у «Короля и шута»: «Твоя одежда сразу нам сказала, кто ты есть!»
Бабка крепко задумалась.
– Надо глянуть, – решила она.
– На «Короля и шута»? Бабуля, тебя кондратий хватит.
– На кой эта парочка мне сдалась? – удивилась бабка и потребовала, чтоб Арсений показал ей пару передач про битву экстрасенсов.
Отыскав через Инет необходимые ролики, Арсений позвал бабку для ознакомления.
Сначала она молча смотрела. Потом начала издавать многозначительные хмыки. Потом не выдержала и стала смеяться, зло и резко.
– Дурят! Все это чушь собачья! Разве так работают!
Бабка раздухарилась до ужаса. Вскакивала с кресла и тыкала пальцем в монитор. Арсений перепугался и отодвинул его подальше.
– Ха! Я им покажу, как надо! Я им такое покажу! Они меня навек запомнят!
Признаюсь, мы растерялись и испугались одновременно.
– Это же шоу. – На бабку слова Арсения не произвели ровным счетом никакого впечатления.
– Это просто телепередача. Развлекуха, – встряла я.
– Жульничество? – удивилась бабка.
– Типа того. Как спектакль.
– Актерство?
– Никто не знает насколько. Но скорее всего – вранье голимое.
Бабка потребовала продолжения. Пока она орала перед монитором, мы удрали на кухню. Чтобы ей не мешать.
– М-да. Я не ожидал, что она такая эмоциональная.
– Арс, реально, твоя бабка – эмо!
– А ты – гибрид. Готов, эмов и прочей неформальной нечисти.
– А вот обзываться не надо, а?
К этому моменту бабка притихла. Наверное, задумывала коварный план разоблачения гнусных телевизионщиков.
– Вчера на улице у самого крыльца меня укусила взбесившаяся кошка. Не больно, но противно, – вспомнил Арсений.
– За целый день всего одно происшествие? Неплохой результат. Зато в школе с тобой ничего не случается.
– Так я в ней редко бываю, – напомнил Арсений. – Странно все это – живу как крыса. Даже у родителей почти не появляюсь. Выскочу из дома и бегом в школу. А потом обратно. Ничего интересного не происходит. От скуки даже уроки делать начал.
– Есть отчего впасть в уныние, – пошутила я.
– Тебе смешно. Тогдашний концерт Кипелова был последним выходом в народ. А ты говоришь – по крышам погулять… Я не только свалюсь, я по пути всех на фиг переубиваю.
Высиживал положенное время за столом. Отвечал на одинаковые вопросы материных друзей, которым было почему-то интересно, куда он собрался поступать и как дела у него на личном фронте. Оба вопроса его раздражали неимоверно. Личная жизнь не ладилась, а универ он пока не выбрал. По-честному, он просто не мог понять, в чем смысл высшего образования. Вот подруги матери дипломы не получили, и что? Обычные спекулянтки. На которых работают менее удачливые обладатели дипломов.
– Учись! Иначе в армию загребут, – назидательным голосом советовали гости.
– Не заберут. У нас все схвачено, – спесиво парировала мать, забывая, что военный билет был экспроприирован не ею, а бабкой.
– Ох, умеете вы жить, – восторгались приятельницы.
– А то, – с мрачным юмором вклинивался Арсений. – Она уже пару дипломов мне купила. Вы думаете, я с вами сижу? Ни фига подобного! Я сейчас учусь одновременно в двух универах.
Гости теряли дар речи, завистливо вздыхали, а мать, понимая абсурдность вранья Арсения, деликатно молчала. Скромно изображая немыслимую крутизну.
– Это еще не всё! Один универ в Лондоне находится… – вдохновенно продолжал Арсений.
У матери заметно вытягивалось лицо. Отчего она становилась похожа на самку овцебыка. У которой изо рта выпал лист капусты.
Для убедительности Арсений внезапно начинал вещать по-английски. Нес откровенную чушь, типа «жил-был у бабушки серенький козлик». Гости пытались вникнуть, некоторые даже отвечали парой дебильных фраз с корявым школьным произношением. Кто-то обязательно вопил, стремясь перекричать всех, волшебные слова:
– Май нейм из Вася, – хотя его звали иначе.
– Я всегда боялся людей без бровей, – вопил в ответ по-английски Арсений, приветливо помахивая руками.
Вежливо, но настойчиво мать уводила расшалившегося отпрыска вон из гостиной. Отец придерживал его за плечо и изъяснялся по-японски на уровне «колбаса-то-хирова-то». Отчего мать начинала смотреть на него как на андерграундное быдло.
– Ну, ты, сын, даешь! – улыбаясь до ушей, удивлялся отец. – Я, конечно, понимаю, что похвастаться охота, но врать зачем?
Арсений не знал, как ему ответить. Ему казалось, что абсурдность его выступления была очевидна. И что отцу захочется при всех разоблачить голимое вранье. От матери он давно перестал ждать адекватной реакции. Она как-то раз даже перед лохотронщиками своими деньгами похвасталась. И влетела на семь штук баксов. Думая, что побьет их ставку. Прикол был в том, что боролась она тогда за дешевый китайский утюг. И первый час игры в лотерею казалась себе крутой бизнесвумшей. Но про этот случай она вспоминать не любила. А если Арсений намекал ей про утюг, то готова была разорвать сына зубами.
Гости продолжали обсуждать одаренного сына и его талантливую пронырливую мать.
– В следующий раз давай их вместе разыграем, а? Ты фотки лепить умеешь? – заинтересованно спросил отец.
– Немного, – удивился Арсений.
– Ты мне налепи фоток про охоту. Типа как я завалил пару слонов и носорогов. Пожестче. Чтоб кровищи было по колено.
– И рядом ты с тесаком.
– Точно! Типа слоняра матерый, больше «КамАЗа», да? Как линкор. Лопухи – как парашюты, глаз – во, – отец показал нехилый кулак. – Я такой иду себе, никого не трогаю, а он на меня буром пошел, а я не растерялся. А он, сука, прямо на меня. Ногами все топчет. Ружье в хлам, но я увернулся и ножом скотину по горлу.
– Слона вроде жалко, – промямлил потрясенный Арсений.
– А че его жалеть-то? Он тупой. У него мозг с грецкий орех? – с надеждой на положительный ответ спросил отец.
– Нет, папа. Слон, сука, умный. И злопамятный.
Отец слега огорчился.
– Ладно, пусть слон выглядит хворым. Типа его до меня носороги порвали. Он типа носорогов завалил, обиделся сильно и на меня буром попер. Короче, ты сделай, я на тебя надеюсь.
Похлопав сына по плечу, отец пошел догонять гостей в смысле выпитого. Арсений заметил, как он изменился – потяжелел, обрюзг, даже походка не та. И шея слишком красная. В прыщиках каких-то мелких.
В комнате Арсения закатное солнце пронзительно било в глаза. Прищурившись, Арсений рассматривал старые плакаты на стене и не понимал, что ему теперь здесь делать. Комп и прочие личные вещи давно жили у бабки. В столе нашлись какие-то обломки от сдохших плееров и прочей разрозненной дребедени. Он вдруг затосковал по тем вечерам, когда валялся без сна на этой кровати и мечтал… О чем он тогда мечтал? О красивой девушке, которая его полюбит? Вроде не было такого. О том, как он станет пожарником и спасет кучу безмерно благодарных людей? Это было. И еще он тогда был уверен в своей исключительности. Он в ней не сомневался. Он до сих пор думал о себе как о необычной личности, предназначенной для восхищения. Оставался вопрос – что в нем такого особенного, чего нет в других? Бабка как-то раз вскользь заметила, что сопля, сверкающая на асфальте, верит, что ее перепутают с золотом. Теперь Арсению казалось, будто это был намек.
– Ночевать останешься? Не хочешь – как хочешь. Вот.
После этого «вот» следовала выдача карманных денег и неизменный пакет с купленными матерью вещами.
– Хватит?
– Ну, я тут хотел на концерт сходить…
Ответ зависел от многих непредсказуемых факторов. Мать все время руководила и хронически организовывала какие-то сложные финансовые комбинации. Сначала со шмотками, потом с мебелью. И как только накапливалась приличная сумма – вкладывала ее в какое-то голимое дерьмо. То в пирамиду влезет, то в лотерею сыграет. В залы игровых автоматов они вдвоем с отцом ходили. Но там хоть проигрывали немного, потому что мать считала это развлечением, а на развлечения много денег не выделяла.
– Все мои знакомые уже раз по десять за границей были, – возмущался Арсений. – Давайте хоть раз в Турцию съездим, а?
– Потом. Как только наладим дело, можно будет и отдохнуть.
– Ну, хоть в Финку, – не отставал Арсений.
– Куда? В Чухляшку? Чего я там не видела? – излишне презрительно фыркала мать.
Арсений предполагал, что вся эта материна коммерция крутится ради одной цели – уехать насовсем в эту самую Чухляшку. Так сказать, несбывшаяся мечта детства. До которой можно преспокойно дотянуться рукой, но мать все откладывала и откладывала поездку на «потом».
– Погоди, я сейчас. – Мать снова растворилась среди гостей.
Отец быстро и сильно хлопал сына по плечу. Зачем-то предлагал поехать в выходные на шашлыки.
– Порулишь вместо меня. Тебе давно пора учиться водить машину, – бодро предлагал он, понимая, что и на этот раз не сможет отдохнуть от работы.
Замешкавшись в прихожей, Арсений почему-то захотел попрощаться с матерью. Но она так увлеклась рассказом, как обжулить налоговую, что даже не вышла проводить сына.
Плечо еще помнило тяжесть отцовской руки. Арсений захотел поговорить с внятным человеком и набрал мой номер телефона.
– Ты как?
Мы встретились во дворе и поехали к бабке. Маршрутку вел типичный горец, почти красивый. Впечатление портил широко раскрытый рот. Мы сидели на первом сиденье и рассматривали его как диковинное существо. Даже поспорили, какого фига он рот закрыть не может.
– А ты в первом классе тоже рот не закрывал, когда в тетрадке писал! – вспомнила я.
– Ага. Это все объясняет, – рассмеялся Арсений.
– У него нос заложен.
– Такой нос заложить сложновато.
– Тогда сам придумывай, почему у него рот открыт.
– Он им мух ловит. Ему обедать некогда.
Дома бабка захотела, чтобы Арсений рассказал, как дела у родителей. Когда короткое повествование дошло до мнимой поездки в Финляндию, бабка встрепенулась.
– Потом – ничего не бывает, – чересчур многозначительно заметила она.
– То есть сейчас и сразу – хороший принцип? – не удержалась я от вопроса.
– Иногда – да. Его мать совсем свихнулась от своей торговли. Только проку от ее суеты – пшик.
Перед этим визитом я натренировалась в особой магии, при помощи которой можно добиться расположения людей. В данном случае – бабки. И все ждала этого самого расположения, чтобы она научила меня чему-нибудь полезному. В книжках советовали не смотреть на объект прямо. Нужно сфокусировать взгляд сантиметрах в десяти над макушкой. И как бы подключиться к подсознанию того, на кого хочешь воздействовать. Но сначала надо: отключить все свои мысли, забыть, что ты материален, настроиться на нужную волну, через свою макушку соединиться с общим банком данных, черт! Я забыла, сначала надо было сесть с очень прямой спиной и положить руки на колени, отведя в сторону большие пальцы. Или наоборот – сложить пальцы вместе?
– Весна на дворе, а ты бледная, как плесень, – вдруг заявила вредная старуха.
– Так сейчас модно, – соврала я.
– И глаза обводить тоже модно? И выглядеть как привидение? И зенками ворочать, как карп?
– Ну чего ты до нее докопалась? Нормально она выглядит, – заступился за меня Арсений.
– Молчи уж. Сам не пойми на кого похож. Волосы отрастил как у девчонки и щетину на подбородке не пропалываешь. Вам в институт поступать скоро, а вы оба как инопланетяне.
Посмотрев друг на друга, мы захихикали.
– Вон его спроси – он мое фото на чердаке откопал. Я в ваши годы модная была. Тогда девушка должна была быть румяная, с длинными волосами завитыми и непременно в стильном платье. Иначе – никогда замуж не выйдешь.
Арсений вытаращил глаза.
– Так это не артистка была? – Его изумление было неподдельным.
– Я тоже хочу посмотреть!
– Попроси, он тебе покажет. Он у нас проворный такой, когда по чемоданам лазит. А ты на кого в таком облике похожей быть хочешь?
– На себя, – буркнула я, обидевшись.
– Врешь. Ты не такая. Все прикидываешься. Хочешь колдовать научиться, а сама народ своим видом пугаешь. Тебе так доверять не будут.
– Еще как будут. Сейчас по телику экстрасенсы выглядят как зомбяки из фильма ужасов, – неожиданно встрял Арсений.
– Не все! – запротестовала я.
– Но модно быть необычным. Это как у «Короля и шута»: «Твоя одежда сразу нам сказала, кто ты есть!»
Бабка крепко задумалась.
– Надо глянуть, – решила она.
– На «Короля и шута»? Бабуля, тебя кондратий хватит.
– На кой эта парочка мне сдалась? – удивилась бабка и потребовала, чтоб Арсений показал ей пару передач про битву экстрасенсов.
Отыскав через Инет необходимые ролики, Арсений позвал бабку для ознакомления.
Сначала она молча смотрела. Потом начала издавать многозначительные хмыки. Потом не выдержала и стала смеяться, зло и резко.
– Дурят! Все это чушь собачья! Разве так работают!
Бабка раздухарилась до ужаса. Вскакивала с кресла и тыкала пальцем в монитор. Арсений перепугался и отодвинул его подальше.
– Ха! Я им покажу, как надо! Я им такое покажу! Они меня навек запомнят!
Признаюсь, мы растерялись и испугались одновременно.
– Это же шоу. – На бабку слова Арсения не произвели ровным счетом никакого впечатления.
– Это просто телепередача. Развлекуха, – встряла я.
– Жульничество? – удивилась бабка.
– Типа того. Как спектакль.
– Актерство?
– Никто не знает насколько. Но скорее всего – вранье голимое.
Бабка потребовала продолжения. Пока она орала перед монитором, мы удрали на кухню. Чтобы ей не мешать.
– М-да. Я не ожидал, что она такая эмоциональная.
– Арс, реально, твоя бабка – эмо!
– А ты – гибрид. Готов, эмов и прочей неформальной нечисти.
– А вот обзываться не надо, а?
К этому моменту бабка притихла. Наверное, задумывала коварный план разоблачения гнусных телевизионщиков.
– Вчера на улице у самого крыльца меня укусила взбесившаяся кошка. Не больно, но противно, – вспомнил Арсений.
– За целый день всего одно происшествие? Неплохой результат. Зато в школе с тобой ничего не случается.
– Так я в ней редко бываю, – напомнил Арсений. – Странно все это – живу как крыса. Даже у родителей почти не появляюсь. Выскочу из дома и бегом в школу. А потом обратно. Ничего интересного не происходит. От скуки даже уроки делать начал.
– Есть отчего впасть в уныние, – пошутила я.
– Тебе смешно. Тогдашний концерт Кипелова был последним выходом в народ. А ты говоришь – по крышам погулять… Я не только свалюсь, я по пути всех на фиг переубиваю.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента