Страница:
Традиция отмечать наступление полночи двенадцатью ударами колокола в Люте не не прижилась. К чему тревожить сон горожан глупым, бессмысленным боем? Большинство же из тех, кто бодрствовал, никуда не спешили. Исключение составлял лишь Вебалс из рода Озетов, но он и так почувствовал скорое приближение зловещего, мистического часа, когда отодвигаются надгробные плиты, шевелятся могильные холмики, и на холодный свет ночного светила выползает мерзкая нежить; выползает, чтобы охотиться, убивать и наслаждаться вкусом свежей, еще не успевшей остыть человеческой плоти.
Покинув казарму, мнимый королевский посланник направился в сторону городской свалки, но, не дойдя до лучшего и единственного притона в городе трех домов, свернул и направился строго на юго-восток. Он шел быстро, почти бежал, как-то умудряясь обходить в темноте колдобины на размытой дождями дороге, не глубокие, но частые лужи, разбросанные в беспорядке сучья, доски и ржавый инвентарь. Узкая улочка через сотню шагов сворачивала на юго-юго-запад, что не входило в планы известного чернокнижника, а летать он, вопреки всеобщему заблуждению, не умел, поэтому Вебалсу пришлось перепрыгнуть через довольно высокую изгородь и к великому недовольству парочки лающих собак потоптать хозяйские грядки. Потом были: хлипкая крыша заброшенного сарая, в который он чуть ли не провалился, рискуя испортить хороший костюм; снова дорога, на этот раз заканчивающаяся тупиком; огромная лужа, претендующая на звание городского пруда и множество укромных, поросших травой закутков, используемых жителями окрестных домов в качестве весенних, летних и осенних отхожих мест. Оценив по достоинству тягу горожан к «натурализму», колдун тем не менее не мог не отметить, что до столичного люда лютенцам было еще далеко: слишком нерационально использовалось кустовое пространство, слишком поспешно выбирались позиции.
Умудрившись миновать расставленные горожанами и их верным домашним скотом «ловушки», Вебал с наконец-то достиг крепостной стены. Хоть часовые на башнях и не спали, но их внимание было полностью поглощено то осмотром внешних рубежей, то наблюдением за местностью по ту сторону стены. Что же творилось внизу, за их спинами, ротозеев-ополченцев не волновало, а зря!
Вебалс обнаружил воровской лаз четыре часа назад, когда только попал в окрестности города. Маленькая, неприметная ямка, находившаяся на опушке подходившего к городу леса, располагалась приблизительно в ста двадцати - ста пятидесяти шагах от крепостной стены. Ветки ракитника и прочая, недавно срубленная зелень скрывали деревянную дверку, ведущую в узкий и смрадный подземный туннель, оканчивающийся точно такой же дверкой в кустах, но уже по ту сторону городской стены. Судя по вышине и частоте произрастания скрывавших выход лопухов, потайным ходом пользовались не очень часто, только когда из Лютена нужно было незаметно вынести большую партию награбленного добра. Видимо, у разбойников где-то поблизости был склад. Они накапливали товар, а потом выносили его за один заход, чтобы продать в Дукабесе, Ланке или любом другом из соседних городов.
«На месте простачка Марвета я бы быстро вычислил лиходеев. Достаточно было бы проследить, кто надолго уезжает из города, притом без товара, а потом возвращается налегке, но при деньгах», - подумал колдун, с облегчением констатировав, что на суматошное место сотника ему не попасть никогда, даже при самом неблагоприятном развитии событий, а затем скрылся в темноте туннеля.
С факелом пробираться сквозь лаз было бы значительно проще, но Вебалс не хотел терять драгоценного времени на его поиски. Двигаясь почти на ощупь и различая лишь смутные контуры местами осыпавшегося коридора, колдун пару раз все-таки оступился, перепачкал штаны и разорвал на локте рукав дорогой атласной рубашки. Дорожные расходы с каждым днем возрастали, а кошель быстро пустел. С учетом того, что по пятам служителя темных сил шли неутомимые ищейки Ордена во главе с самим Жанором Меруном, одним из десяти Наставников Ордена и правой рукой самого Патриарха, положение становилось угрожающим.
«Если так и дальше пойдет, то скоро придется, как какой-то дочурке ремесленника, экономить на еде, чтобы покупать сносные вещи. В обносках я ходить не могу, коллеги не так поймут, да и делам это не способствует, - размышлял Вебалс, героически преодолевая последние шаги по подземелью. - Одежда - вещь важная, по ней о человеке судят. Какой из меня секретный королевский порученец, если от рубахи за версту потом разит и дыра на штанах? Хотя нет, дырка на локте, а не на штанах…»
Закончить внутренний монолог и выяснить, что же у него там прилипло к штанине, приспешник темных сил не успел. Стоило ему лишь открыть дверцу подземного хода, как под кадык уперлось острое лезвие кривого кинжала.
– Ты только глянь, Фраб, какое чудо расфуфыренное к нам привалило, прям рыцарь! - противно захихикало нечто в мешке с прорезями для глаз, одетом на голову.
– Дурак ты, Кареев, рыцари они в доспехах латных ходят, а у энтого даже меч какой-то несурьезный, тонкий уж больно, - ответил товарищу разбойник с тряпкой, наспех обмотанной вокруг головы, скрывавшей лицо и оставляющей видимыми лишь опухшие глаза да перебитую переносицу с горбинкой. - Он, поди, графа нашего сродственник, али аж герцогу кем приходится. Вишь, одежонка какая богатая, атлас да бархат. Такие в Королевых войсках не служат, такие по балам танцулькают да бабенок благородных щиплют, хотя с его рожей многих не налагаешь. Страшна уж больно…
– А вот лица попрошу не касаться, оно мне по наследству досталось, от папеньки с маменькой, - встряла в разговор жертва налета, почему-то не испытывавшая страха перед ночными грабителями.
Голос колдуна был спокоен и ровен. Пожалуй, даже при встрече с сотником он больше волновался, нежели теперь, когда лезвие кинжала давило на горло, а жизнь висела на волоске. Если бы рука налетчика непроизвольно дернулась, чему могло поспособствовать множество нелепых случайностей, например неожиданный укус комара, то острая кромка стали легко вспорола бы тонкую кожу и гортань. Некоторые люди способны умело скрывать свои страхи при самых, казалось бы, угрожающих обстоятельствах. Их голос всегда ровен, слова рассудительны, а интонации плавны и певучи; они внешне невозмутимы, когда внутри все дрожит и клокочет. Однако Вебалс был не из их числа, он не притворялся, а действительно не боялся. Сердце колдуна отсчитывало ровно шестьдесят ударов в минуту и не собиралось ускорять свой бег.
– А ты что пасть раззявил, красавчик? Стаскивай портки живей да про куртежку не забудь! - пресек попытку завязать разговор Кареев и плотнее прижал кинжал к горлу чернокнижника.
Вебалс с облегчением отметил, что рука разбойника немного изменила угол, под которым лезвие врезалось в горло, и теперь комариный укус уже не мог привести к трагическим последствиям.
– Да зачем вам тряпки-то? Оружие возьмите, деньги, а штаны с сапогами оставьте, холодно ведь ночью-то, да и стыдно как-то в городе без всего появляться, - продолжила уговоры жертвы, хотя не стала искушать судьбу и между делом медленно расстегивала застежки куртки.
– А что, нагишом-голышом даже смешнее будет! Будешь знать, барчук, как в не свои дела нос совать и по лазам чужим шастать! Щас морока, зато наперед наука, - рассмеялся разбойник по имени Фраб, отбирая меч и отвязывая от пояса уже не так туго, как несколько дней назад, набитый деньгами кошель.
– Да что ж мне, портки обмочить что ли, чтоб вы их на мне оставили, супостаты?! - разыграл возмущение на грани истерики Вебалс, стараясь еще больше отстраниться от давящего на горло лезвия.
Необычное предложение обираемого рассмешило бандитов. Фраб омерзительно захихикал, а его напарник громко заржал и сам отвел немного в сторону лезвие, чтобы ненароком, в приступе неудержимого смеха, не зарезать такого веселого «клиента».
– А что, это идея, давай дуй! - махнул рукой Фраб, к радости колдуна прекратив пронзать воздух тонким, крысиным писком. - Если обдуешься, то портки так уж и быть оставим.
– И сапоги в придачу, а то вдруг и туда затечет! - продолжал развивать остроту Кареев, дрыгая головой и брызгая слюной прямо в лицо жертвы.
– Не буду, - твердо заявил Вебалс, лицо которого вдруг стало каменным и необычайно серьезным. - Ваша беда в том, что вы слепы. Вы смотрите, но не видите ничего вокруг. Считаете себя охотниками, в то время как всего лишь слабые, беззащитные, создания, чьи жизни рвутся, как паутинки, всего лишь от легкого дуновения. Не пройдет и минуты, как вещи снова станут моими; вы окажетесь мертвы, а я не пошевелю для этого даже пальцем.
Как только колдун начал проповедь, разбойники прекратили смех и, не моргая, уставились на «спятившего барчука»; уставились и не заметили, как сзади зашевелились кусты.
По воздуху пронеслось что-то длинное, блестящее, дурно пахнущее. Вебалс из рода Озетов резко сделал шаг назад, чтобы огромный гарбеш не задел его когтистой лапой в полете. Трехметровое чудовище прыгнуло на спины разбойников, мгновенно придавив их к земле массой своего тела. Колдуну так и не удалось взглянуть на лицо человека, обозвавшего его уродом. Покрытый сверху пахучей слизью ящер откусил голову Фраба и тут же проглотил ее, даже не удосужившись разжевать. Дрыгающее конечностями тело второго разбойника шевелилось недолго, сильная лапа с четырьмя когтями раздавила его на две части, превратив в кровавое месиво из костей и плоти, на которое было страшно смотреть. В лицо Вебалса ударила мощная волна зловония. Хищный ящер грозно щерился, извергая на еще живого человека ядовитые пары своего плотоядного кишечника.
Колдун не собирался бежать, пытаясь скрыться от чудища за дверью лаза, которую тот разнес бы в щепу, даже не заметив, не бросал в воздух магических заклинаний, которых, говоря по правде, и не знал, не рылся за поясом в поисках склянки с чудодейственным эликсиром, а просто неподвижно стоял и смотрел в глаза монстра из-под нахмуренных дуг бровей, как будто надеясь, что лесной зверь испугается его грозного взгляда.
Внезапно пасть ящера захлопнулась, гибкое тело прильнуло низко к земле, а в немигающих красно-желтых зрачках появился страх. Тварь зарычала и попятилась, вот-вот собираясь вывернуться восьмеркой и бежать прочь без оглядки.
– Куда собрался?! Напакостил, грязь развез, за собой убери! Да не этого хватай, не этого, а того, что в фарш превратил! - ткнул пальцем колдун в бесформенную кучу дымящейся плоти, державшую несколько секунд назад кинжал возле его горла.
Гарбеш послушался, бросил безголовое тело и, схватив зубами великодушно оставленную ему добычу, скрылся в чаще.
– Обожаю такие случайности, - рассмеялся Вебалс, подбирая свой меч и вытаскивая из-за пазухи трупа окровавленный кошель, - главное, самому возиться не пришлось. Госпожа Удача резвится, что ж, мне нравится ее веселый настрой, еще бы деньжат немножко на новую одежонку подкинула, совсем бы хорошо было.
Колдун бесцеремонно оттащил за ногу труп и с сожалением посмотрел на то, что сталось с его одеждой. Атласная рубашка напополам, дорогая куртка так залита кровью, что одеть ее он уже не мог. Ночи в окрестностях Лютена стояли в ту пору холодные. Вебалс остался голым по пояс, а до плешивых топей, куда он направлялся, было добрых семь-восемь верст.
Глава 2
Покинув казарму, мнимый королевский посланник направился в сторону городской свалки, но, не дойдя до лучшего и единственного притона в городе трех домов, свернул и направился строго на юго-восток. Он шел быстро, почти бежал, как-то умудряясь обходить в темноте колдобины на размытой дождями дороге, не глубокие, но частые лужи, разбросанные в беспорядке сучья, доски и ржавый инвентарь. Узкая улочка через сотню шагов сворачивала на юго-юго-запад, что не входило в планы известного чернокнижника, а летать он, вопреки всеобщему заблуждению, не умел, поэтому Вебалсу пришлось перепрыгнуть через довольно высокую изгородь и к великому недовольству парочки лающих собак потоптать хозяйские грядки. Потом были: хлипкая крыша заброшенного сарая, в который он чуть ли не провалился, рискуя испортить хороший костюм; снова дорога, на этот раз заканчивающаяся тупиком; огромная лужа, претендующая на звание городского пруда и множество укромных, поросших травой закутков, используемых жителями окрестных домов в качестве весенних, летних и осенних отхожих мест. Оценив по достоинству тягу горожан к «натурализму», колдун тем не менее не мог не отметить, что до столичного люда лютенцам было еще далеко: слишком нерационально использовалось кустовое пространство, слишком поспешно выбирались позиции.
Умудрившись миновать расставленные горожанами и их верным домашним скотом «ловушки», Вебал с наконец-то достиг крепостной стены. Хоть часовые на башнях и не спали, но их внимание было полностью поглощено то осмотром внешних рубежей, то наблюдением за местностью по ту сторону стены. Что же творилось внизу, за их спинами, ротозеев-ополченцев не волновало, а зря!
Вебалс обнаружил воровской лаз четыре часа назад, когда только попал в окрестности города. Маленькая, неприметная ямка, находившаяся на опушке подходившего к городу леса, располагалась приблизительно в ста двадцати - ста пятидесяти шагах от крепостной стены. Ветки ракитника и прочая, недавно срубленная зелень скрывали деревянную дверку, ведущую в узкий и смрадный подземный туннель, оканчивающийся точно такой же дверкой в кустах, но уже по ту сторону городской стены. Судя по вышине и частоте произрастания скрывавших выход лопухов, потайным ходом пользовались не очень часто, только когда из Лютена нужно было незаметно вынести большую партию награбленного добра. Видимо, у разбойников где-то поблизости был склад. Они накапливали товар, а потом выносили его за один заход, чтобы продать в Дукабесе, Ланке или любом другом из соседних городов.
«На месте простачка Марвета я бы быстро вычислил лиходеев. Достаточно было бы проследить, кто надолго уезжает из города, притом без товара, а потом возвращается налегке, но при деньгах», - подумал колдун, с облегчением констатировав, что на суматошное место сотника ему не попасть никогда, даже при самом неблагоприятном развитии событий, а затем скрылся в темноте туннеля.
С факелом пробираться сквозь лаз было бы значительно проще, но Вебалс не хотел терять драгоценного времени на его поиски. Двигаясь почти на ощупь и различая лишь смутные контуры местами осыпавшегося коридора, колдун пару раз все-таки оступился, перепачкал штаны и разорвал на локте рукав дорогой атласной рубашки. Дорожные расходы с каждым днем возрастали, а кошель быстро пустел. С учетом того, что по пятам служителя темных сил шли неутомимые ищейки Ордена во главе с самим Жанором Меруном, одним из десяти Наставников Ордена и правой рукой самого Патриарха, положение становилось угрожающим.
«Если так и дальше пойдет, то скоро придется, как какой-то дочурке ремесленника, экономить на еде, чтобы покупать сносные вещи. В обносках я ходить не могу, коллеги не так поймут, да и делам это не способствует, - размышлял Вебалс, героически преодолевая последние шаги по подземелью. - Одежда - вещь важная, по ней о человеке судят. Какой из меня секретный королевский порученец, если от рубахи за версту потом разит и дыра на штанах? Хотя нет, дырка на локте, а не на штанах…»
Закончить внутренний монолог и выяснить, что же у него там прилипло к штанине, приспешник темных сил не успел. Стоило ему лишь открыть дверцу подземного хода, как под кадык уперлось острое лезвие кривого кинжала.
– Ты только глянь, Фраб, какое чудо расфуфыренное к нам привалило, прям рыцарь! - противно захихикало нечто в мешке с прорезями для глаз, одетом на голову.
– Дурак ты, Кареев, рыцари они в доспехах латных ходят, а у энтого даже меч какой-то несурьезный, тонкий уж больно, - ответил товарищу разбойник с тряпкой, наспех обмотанной вокруг головы, скрывавшей лицо и оставляющей видимыми лишь опухшие глаза да перебитую переносицу с горбинкой. - Он, поди, графа нашего сродственник, али аж герцогу кем приходится. Вишь, одежонка какая богатая, атлас да бархат. Такие в Королевых войсках не служат, такие по балам танцулькают да бабенок благородных щиплют, хотя с его рожей многих не налагаешь. Страшна уж больно…
– А вот лица попрошу не касаться, оно мне по наследству досталось, от папеньки с маменькой, - встряла в разговор жертва налета, почему-то не испытывавшая страха перед ночными грабителями.
Голос колдуна был спокоен и ровен. Пожалуй, даже при встрече с сотником он больше волновался, нежели теперь, когда лезвие кинжала давило на горло, а жизнь висела на волоске. Если бы рука налетчика непроизвольно дернулась, чему могло поспособствовать множество нелепых случайностей, например неожиданный укус комара, то острая кромка стали легко вспорола бы тонкую кожу и гортань. Некоторые люди способны умело скрывать свои страхи при самых, казалось бы, угрожающих обстоятельствах. Их голос всегда ровен, слова рассудительны, а интонации плавны и певучи; они внешне невозмутимы, когда внутри все дрожит и клокочет. Однако Вебалс был не из их числа, он не притворялся, а действительно не боялся. Сердце колдуна отсчитывало ровно шестьдесят ударов в минуту и не собиралось ускорять свой бег.
– А ты что пасть раззявил, красавчик? Стаскивай портки живей да про куртежку не забудь! - пресек попытку завязать разговор Кареев и плотнее прижал кинжал к горлу чернокнижника.
Вебалс с облегчением отметил, что рука разбойника немного изменила угол, под которым лезвие врезалось в горло, и теперь комариный укус уже не мог привести к трагическим последствиям.
– Да зачем вам тряпки-то? Оружие возьмите, деньги, а штаны с сапогами оставьте, холодно ведь ночью-то, да и стыдно как-то в городе без всего появляться, - продолжила уговоры жертвы, хотя не стала искушать судьбу и между делом медленно расстегивала застежки куртки.
– А что, нагишом-голышом даже смешнее будет! Будешь знать, барчук, как в не свои дела нос совать и по лазам чужим шастать! Щас морока, зато наперед наука, - рассмеялся разбойник по имени Фраб, отбирая меч и отвязывая от пояса уже не так туго, как несколько дней назад, набитый деньгами кошель.
– Да что ж мне, портки обмочить что ли, чтоб вы их на мне оставили, супостаты?! - разыграл возмущение на грани истерики Вебалс, стараясь еще больше отстраниться от давящего на горло лезвия.
Необычное предложение обираемого рассмешило бандитов. Фраб омерзительно захихикал, а его напарник громко заржал и сам отвел немного в сторону лезвие, чтобы ненароком, в приступе неудержимого смеха, не зарезать такого веселого «клиента».
– А что, это идея, давай дуй! - махнул рукой Фраб, к радости колдуна прекратив пронзать воздух тонким, крысиным писком. - Если обдуешься, то портки так уж и быть оставим.
– И сапоги в придачу, а то вдруг и туда затечет! - продолжал развивать остроту Кареев, дрыгая головой и брызгая слюной прямо в лицо жертвы.
– Не буду, - твердо заявил Вебалс, лицо которого вдруг стало каменным и необычайно серьезным. - Ваша беда в том, что вы слепы. Вы смотрите, но не видите ничего вокруг. Считаете себя охотниками, в то время как всего лишь слабые, беззащитные, создания, чьи жизни рвутся, как паутинки, всего лишь от легкого дуновения. Не пройдет и минуты, как вещи снова станут моими; вы окажетесь мертвы, а я не пошевелю для этого даже пальцем.
Как только колдун начал проповедь, разбойники прекратили смех и, не моргая, уставились на «спятившего барчука»; уставились и не заметили, как сзади зашевелились кусты.
По воздуху пронеслось что-то длинное, блестящее, дурно пахнущее. Вебалс из рода Озетов резко сделал шаг назад, чтобы огромный гарбеш не задел его когтистой лапой в полете. Трехметровое чудовище прыгнуло на спины разбойников, мгновенно придавив их к земле массой своего тела. Колдуну так и не удалось взглянуть на лицо человека, обозвавшего его уродом. Покрытый сверху пахучей слизью ящер откусил голову Фраба и тут же проглотил ее, даже не удосужившись разжевать. Дрыгающее конечностями тело второго разбойника шевелилось недолго, сильная лапа с четырьмя когтями раздавила его на две части, превратив в кровавое месиво из костей и плоти, на которое было страшно смотреть. В лицо Вебалса ударила мощная волна зловония. Хищный ящер грозно щерился, извергая на еще живого человека ядовитые пары своего плотоядного кишечника.
Колдун не собирался бежать, пытаясь скрыться от чудища за дверью лаза, которую тот разнес бы в щепу, даже не заметив, не бросал в воздух магических заклинаний, которых, говоря по правде, и не знал, не рылся за поясом в поисках склянки с чудодейственным эликсиром, а просто неподвижно стоял и смотрел в глаза монстра из-под нахмуренных дуг бровей, как будто надеясь, что лесной зверь испугается его грозного взгляда.
Внезапно пасть ящера захлопнулась, гибкое тело прильнуло низко к земле, а в немигающих красно-желтых зрачках появился страх. Тварь зарычала и попятилась, вот-вот собираясь вывернуться восьмеркой и бежать прочь без оглядки.
– Куда собрался?! Напакостил, грязь развез, за собой убери! Да не этого хватай, не этого, а того, что в фарш превратил! - ткнул пальцем колдун в бесформенную кучу дымящейся плоти, державшую несколько секунд назад кинжал возле его горла.
Гарбеш послушался, бросил безголовое тело и, схватив зубами великодушно оставленную ему добычу, скрылся в чаще.
– Обожаю такие случайности, - рассмеялся Вебалс, подбирая свой меч и вытаскивая из-за пазухи трупа окровавленный кошель, - главное, самому возиться не пришлось. Госпожа Удача резвится, что ж, мне нравится ее веселый настрой, еще бы деньжат немножко на новую одежонку подкинула, совсем бы хорошо было.
Колдун бесцеремонно оттащил за ногу труп и с сожалением посмотрел на то, что сталось с его одеждой. Атласная рубашка напополам, дорогая куртка так залита кровью, что одеть ее он уже не мог. Ночи в окрестностях Лютена стояли в ту пору холодные. Вебалс остался голым по пояс, а до плешивых топей, куда он направлялся, было добрых семь-восемь верст.
Глава 2
ПАДЕНИЕ ЗВЕЗДЫ
Мини-лайнер представительского класса «В-17» быстро набрал высоту и уже через пару секунд оказался в слоях стратосферы этой затхлой, наводившей уныние и вызывающей лишь отвращение планеты. Подавляющему большинству граждан Галактического Союза ни разу за всю жизнь так и не довелось побывать на поверхности знаменитого индустриального гиганта Ванфера; их легкие не загрязняла искусственная атмосфера с многочисленными примесями вредных газов; кожа не зудела под лучами смертоносного солнца, уже давно расправившегося с последними остатками защитных радиационных барьеров, а взгляд не радовал вид многокилометровых, поднимавшихся ввысь на триста, четыреста и более этажей промышленных корпусов, где производилось все необходимое для человека и человечества, за исключением красивых пейзажей, чистого воздуха и хорошего настроения.
Когда-то на заводах Ванфера работали каторжники, потом, наконец-то признав и прочувствовав прописную истину: «Рабский труд не эффективен», Координационный Совет Союза заменил преступников машинами и несколькими сотнями инженеров-штрафников, призванных поддерживать бесперебойность полностью автоматизированных производственных процессов. Среди несчастных, вынужденных отравлять свои внутренности промышленными отходами, была другая, весьма немногочисленная категория лиц, к которой и принадлежал единственный пассажир лайнера, не имеющего коммуникационных позывных и не приписанного ни к одному из многочисленных космопортов систем Союза.
Эти таинственные личности ненадолго прилетали на Ванфер, чтобы посетить маленький офис, затерянный где-то в недрах полностью автоматизированных, многоуровневых цехов, и вновь улетали, получив новое ответственное задание за пределами входящих в Союз миров. Потом, через несколько недель, достоянием галактической общественности становились сухие сводки информационных бюллетеней и эпатажные заголовки электронных статей, повествующие о стихийных бедствиях, стерших с поверхности чужих планет целые города.
Черноволосый, коротко стриженный пассажир не крупного, но атлетического телосложения печально вздохнул и, бросив последний, прощальный взгляд на быстро удаляющийся шарик индустриальной планеты, извлек из бара бутылочку старого, доброго коньяка, изготовленного лет так за двадцать, если не больше, до его рождения.
В трудной, полной смертельных опасностей работе планетарного диверсанта были все-таки некоторые положительные моменты. Он мог бесплатно пить изысканные напитки, путешествовать за казенный счет по всей галактике, любуясь экзотическими красотами, тратить деньги, не омрачая свой мозг расчетами, а также вербовать и убивать людей по собственному усмотрению, без соблюдения отягощающих жизнь формальностей. Однако, несмотря на весь набор головокружительных благ, называемых глупыми обывателями «абсолютной свободой», командир диверсионного отряда планетарной разведки майор Палион Лачек был глубоко несчастен.
К обычной усталости и привычному осознанию своего одиночества, чрезвычайно быстро пришедшему на смену авантюрной романтике, в этот день у майора прибавилось еще три повода, чтобы не слегка продегустировать божественный напиток, а просто в стельку напиться за время полета. Провал ответственной операции, гибель всего отряда и весьма неприятный разговор с редко покидающим кабинет начальником, считавшим аргумент «так сложились обстоятельства» всего лишь жалкой детской отговоркой.
Красавицы-бортпроводницы, как, впрочем, и человека-пилота в составе экипажа лайнера не было, так что Палиону никто не составил компанию, хотя, с другой стороны, никто и не мешал. Бездушный робот в кресле пилота уставился в приборную доску и не читал, как более ранние модели кибернетических навигаторов, душеспасительных лекций о негативных последствиях ввода в биологический организм избытка алкоголесодержаших жидкостей, иными словами, о вреде обыкновенного пьянства.
Тепло руки согрело старинный напиток, разбудило в нем силы, которые затем поступили в организм, даруя потерянное было желание жить и бороться, превозмогать боль, обиду и горечь потерь. За иллюминатором чернело холодное бескрайнее пространство, усыпанное маленькими точечками ярких, но не греющих душу звезд. Глаза бывшего майора закрылись, и пару часов назад отправленному со скандалом в отставку офицеру впервые за последние три дня удалось крепко заснуть. Его больше не посещали кошмары, разум вновь был чист, как лист белоснежной бумаги, а душу не терзали сомнения, младшие, но не менее настырные, братья мук совести.
Патруль полиции медленно продвигался по переполненному пешеходному коридору ЕС 937, ведущему от узла АК 426 внутренней транспортной магистрали к городскому сектору МБ 688, или, говоря проще, к главной рыночной площади. Финеряне всегда отличались неумением планировать с перспективой. Вместо того чтобы создать искусственную атмосферу и приспособить к жизни эту планету еще лет триста назад, то есть когда только началось ее освоение, четырехпалые, большеголовые гуманоиды увлеченно принялись рыть землю и терзать взрывами горный монолит, создавая многоуровневый, наполовину подземный, наполовину вмонтированный в скалы город, защищенный от воздействия непригодной для жизни внешней среды сложными герметичными конструкциями и витражами толстых, разноцветных, пуленепробиваемых стекол.
При проектировании перспектива роста и увеличение стратегической значимости колонии были явно недооценены, теперь же обитателям и многочисленным приезжим приходилось расплачиваться за легкомыслие давно ушедшего в мир иной архитектора. Несмотря на непрерывность строительных работ и ежегодное открытие все новых и новых секторов, город продолжал задыхаться в искусственной скорлупе, в то время как приблизительно восемьдесят шесть процентов поверхности планеты до сих пор оставались неосвоенными.
Даже коренные жители финерянской Лареки не выходили из дома без маленьких планшетов-карт, обычно крепившихся на левой руке ближе к локтю. В сложившейся ситуации городские власти делали что могли, то есть регулярно закрывали на ремонт самые оживленные участки магистралей да через каждые четверть часа обновляли на индивидуальных картах жителей информацию об интенсивности транспортно-пешеходных потоков, внося тем самым в напряженную жизнь перенаселенного города еще больше сумятицы и беспорядка.
Вот и сейчас четверо в формах представителей власти стали жертвами плохой организации коллективного быта огромного мегаполиса. Пять минут назад, когда патруль еще не погрузился в толпу, а находился на магистральной развязке, коридор ЕС 937 отмечался на карте зеленым цветом, а рядом с ним виднелась цифра «23». Всего двадцать три процента от расчетной пропускной способности, наиболее благоприятный путь передвижения. Теперь же, когда служителям порядка приходилось работать локтями, прокладывая себе дорогу в толпе людей, финерян, ганопьеров и представителей прочих разумных рас, сомнений не возникало: при следующем обновлении карты коридор будет отмечаться не просто красным, а багровым цветом; показатель же заполняемости наверняка приблизится к критической отметке в двести процентов. Двукратное переполнение коридора грозило не только пробкой, которая вряд ли рассосется за час, но и катастрофической нехваткой воздуха; и тогда маленький отряд мог лишиться своего командира, единственного человека, существа уязвимого и неспособного поддерживать хотя бы на минимальном уровне жизнедеятельность своего прихотливого организма в условиях низкой концентрации кислорода в воздухе.
Страдая в галдящей, давящей, пихающейся локтями и другими частями тел толпе, источающей резкие ароматы пота и прочих зловоний представителей как минимум семи разумных видов, Палион почувствовал, что теряет сознание и, пытаясь хоть как-то облегчить свою участь, откинул назад стеклянное забрало шлема. Лицо майора раскраснелось, как панцирь рака, со лба потоками стекала влага; духота и жар разгоряченных тел сводили с ума человека и вот-вот могли толкнуть кадрового офицера на грубое нарушение инструкций. Раз уж они избрали для отступления сложный отходной маневр да еще с переодеванием в форму «отстраненных с дежурства» полицейских, то нужно было строго придерживаться избранной легенды и во что бы то ни стало удержаться от нарушений общественного порядка до самого космопорта, где их должен был поджидать эвакуационный корабль. Только так у остатка отряда был хоть какой-то шанс выбраться целыми из адской переделки.
Получив задание уничтожить ремонтный завод военно-транспортных средств, расположенный на этой планете, Лачек даже не мог предположить, что дело окажется настолько серьезным, и миссия будет обречена на провал еще задолго до высадки на Лареке. Хоть формально объект диверсии и принадлежал Финеряно-Галканской Коалиции, одному из потенциальных противников Галактического Союза, но стратегической значимости не представлял. Несколько небольших цехов по ремонту оснащенных плазмоганами флайеров и транспортников относились к вспомогательным производственным площадям и не могли сыграть решающей роли в надвигающейся войне. Их значимость была настолько ничтожна, что расточительно было бы даже тратить топливо для переброски на планету диверсионного отряда, если бы не тот факт, что данный ремонтный завод был одним из немногих мест, где проходила последние испытания новая, полностью автоматизированная система безопасности. Отряд Лачека должен был обмануть чувствительные сигнальные сенсоры, захватить главный системный блок чуда вражеской техники и доставить его, целым и невредимым, на ближайшую научную базу Союза.
Цель миссии была предельно ясна, категория сложности составляла всего лишь три балла, в то время как солдатам отряда были под силу и куда более трудные задания. Однако командование допустило ошибку, поверив дезинформации, подброшенной разведкой противника. Их ждали, отряд был окружен еще на подступах к объекту, и из-под шквального огня удалось выбраться всего четверым бойцам: самому командиру и трем роботам класса «Д», внешне настолько похожим на людей, что их в шутку называли «человекообразными».
Первым потерю сознания командиром заметил Карл, высокий, молчаливый робот устаревшей модели «Д8». Его рука успела вовремя схватить Палиона за ворот форменной куртки и удержать от падения на потную, волосатую спину устало бредущего впереди малорикианца. Неизвестно, как среагировал бы раздраженный толчеею гибрид гориллы и попугая на такой неординарный знак внимания со стороны полиции. Наверное, взбесился бы, расценив его как посягательство наличную неприкосновенность, и разорвал бы тело несчастного майора огромными лапищами напополам, естественно, не забыв при этом нанести традиционный контрольный удар клювом по голове обидчика. Крепкий шлем не спас бы голову Палиона. Говорят, когда-то древние малорикианцы выдалбливали костными наростами на носах усыпальницы и целые храмы в скальных монолитах. Конечно, у современных пернато-приматных носы были не такими острыми и натренированными, как у их диких предков, но стальная каска на голове человека разлетелась бы под первым же ударом, как проржавевшая жестянка.
Едва успев избежать конфликта, Карл крепко уцепился левой рукой за плечо командира, а его правая, к удивлению идущих немного позади Кастора и Кэтрин, вдруг подняла высоко над головой импульсную винтовку. Разорвавшая какофонию ругани, кряхтения, чертыханий, топота, шарканья ног и прочих непроизвольных звуков очередь повергла толпу в состояние паники и упорядочила хаотичные, разнотональные звуки, приведя их к единому и вполне уместному эквиваленту - многоголосому, испуганному крику, сопровождаемому быстрым топотом ног. Те, кто был впереди, давя друг друга, понеслись к площади; задние - развернулись и поспешно ретировались к магистральному узлу, сбивая с ног зазевавшихся и глуховатых. Настенные камеры наблюдения быстро закрутились на шарнирах и все, как одна, остановили свои темно-фиолетовые объективы на возмутителях спокойствия в формах патрульных. Через миг завыла сирена; кто-то, сидевший далеко-далеко, в комнате наблюдения полицейского управления, предложил преступникам сдаться и не усугублять свое и без того незавидное положение.
Карл подхватил падающее тело командира, легко закинул его на плечо и поспешил вслед за толпой в направлении рынка. Более совершенные модели «Д16» быстро переглянулись и, обменявшись мысленными проклятиями в адрес неадекватно ведущей себя «рухляди», побежали следом. Импульсные винтовки были переведены в боевое положение. Незатейливый маскарад был испорчен, когда до спасительного трапа космического корабля оставалось чуть больше тридцати семи минут неспешной ходьбы.
«Жалко мне Карла, на остальных наплевать, а вот старичка жаль!» - пришла в голову отставному майору мысль сразу по пробуждении.
Несмотря на пятнадцатилетнюю службу в организации, негласным девизом которой было тройное «В»: «Вынюхивать, выпытывать, взрывать!», Палион только внешне казался жестоким, хладнокровным и беспринципным мерзавцем. Это была маска, которую он всегда нехотя надевал, направляясь на рандеву к начальству или воспитывая не в меру ретивых новобранцев, тот недисциплинированный, кровожадный сброд, который ему, как отбросы по мусоропроводу, регулярно поступал из обычных воинских подразделений.
Раньше все было по-другому, все было иначе. Попасть в разведывательно-диверсионные отряды было сложно, почти невозможно. Перед кабинетом шефа разведки выстраивались длинные очереди «лучших из лучших», закаленных в боях солдат, у каждого из которых вся грудь была в боевых орденах, а лица - в уродливых шрамах. Но потом статус престижной организации изменился, упал в одночасье до нулевой отметки, и виноваты в этом были респектабельные «мальчики и девочки» в дорогих костюмах, как захватившие власть в армии, так и оккупировавшие начальственные кресла на научных базах. «Интеллектуализация» - вот название той проклятой реформы, перевернувшей, перетряхнувшей и вывернувшей наизнанку все общество, которое Лачек раньше любил и защищал, а теперь которому ему было даже противно платить налоги. Привычный мир перевернулся, встал на уши и отчаянно задрыгал ногами в воздухе, пытаясь ступнями вкрутить в плафон лампочку. Стратегически мыслящие мальчики и девочки, сидя по уютным кабинетам, реализовывали свои бредовые идеи, а он, признанный герой-лазутчик, опытный практик диверсионных работ, должен был с выражением счастья на лице расхлебывать то тошнотворное варево, которое они сотворили по смехотворному, оторванному от реалий жизни рецепту, называемому «Глобальная Концепция Технического Переоснащения».
Когда-то на заводах Ванфера работали каторжники, потом, наконец-то признав и прочувствовав прописную истину: «Рабский труд не эффективен», Координационный Совет Союза заменил преступников машинами и несколькими сотнями инженеров-штрафников, призванных поддерживать бесперебойность полностью автоматизированных производственных процессов. Среди несчастных, вынужденных отравлять свои внутренности промышленными отходами, была другая, весьма немногочисленная категория лиц, к которой и принадлежал единственный пассажир лайнера, не имеющего коммуникационных позывных и не приписанного ни к одному из многочисленных космопортов систем Союза.
Эти таинственные личности ненадолго прилетали на Ванфер, чтобы посетить маленький офис, затерянный где-то в недрах полностью автоматизированных, многоуровневых цехов, и вновь улетали, получив новое ответственное задание за пределами входящих в Союз миров. Потом, через несколько недель, достоянием галактической общественности становились сухие сводки информационных бюллетеней и эпатажные заголовки электронных статей, повествующие о стихийных бедствиях, стерших с поверхности чужих планет целые города.
* * *
Черноволосый, коротко стриженный пассажир не крупного, но атлетического телосложения печально вздохнул и, бросив последний, прощальный взгляд на быстро удаляющийся шарик индустриальной планеты, извлек из бара бутылочку старого, доброго коньяка, изготовленного лет так за двадцать, если не больше, до его рождения.
В трудной, полной смертельных опасностей работе планетарного диверсанта были все-таки некоторые положительные моменты. Он мог бесплатно пить изысканные напитки, путешествовать за казенный счет по всей галактике, любуясь экзотическими красотами, тратить деньги, не омрачая свой мозг расчетами, а также вербовать и убивать людей по собственному усмотрению, без соблюдения отягощающих жизнь формальностей. Однако, несмотря на весь набор головокружительных благ, называемых глупыми обывателями «абсолютной свободой», командир диверсионного отряда планетарной разведки майор Палион Лачек был глубоко несчастен.
К обычной усталости и привычному осознанию своего одиночества, чрезвычайно быстро пришедшему на смену авантюрной романтике, в этот день у майора прибавилось еще три повода, чтобы не слегка продегустировать божественный напиток, а просто в стельку напиться за время полета. Провал ответственной операции, гибель всего отряда и весьма неприятный разговор с редко покидающим кабинет начальником, считавшим аргумент «так сложились обстоятельства» всего лишь жалкой детской отговоркой.
Красавицы-бортпроводницы, как, впрочем, и человека-пилота в составе экипажа лайнера не было, так что Палиону никто не составил компанию, хотя, с другой стороны, никто и не мешал. Бездушный робот в кресле пилота уставился в приборную доску и не читал, как более ранние модели кибернетических навигаторов, душеспасительных лекций о негативных последствиях ввода в биологический организм избытка алкоголесодержаших жидкостей, иными словами, о вреде обыкновенного пьянства.
Тепло руки согрело старинный напиток, разбудило в нем силы, которые затем поступили в организм, даруя потерянное было желание жить и бороться, превозмогать боль, обиду и горечь потерь. За иллюминатором чернело холодное бескрайнее пространство, усыпанное маленькими точечками ярких, но не греющих душу звезд. Глаза бывшего майора закрылись, и пару часов назад отправленному со скандалом в отставку офицеру впервые за последние три дня удалось крепко заснуть. Его больше не посещали кошмары, разум вновь был чист, как лист белоснежной бумаги, а душу не терзали сомнения, младшие, но не менее настырные, братья мук совести.
Патруль полиции медленно продвигался по переполненному пешеходному коридору ЕС 937, ведущему от узла АК 426 внутренней транспортной магистрали к городскому сектору МБ 688, или, говоря проще, к главной рыночной площади. Финеряне всегда отличались неумением планировать с перспективой. Вместо того чтобы создать искусственную атмосферу и приспособить к жизни эту планету еще лет триста назад, то есть когда только началось ее освоение, четырехпалые, большеголовые гуманоиды увлеченно принялись рыть землю и терзать взрывами горный монолит, создавая многоуровневый, наполовину подземный, наполовину вмонтированный в скалы город, защищенный от воздействия непригодной для жизни внешней среды сложными герметичными конструкциями и витражами толстых, разноцветных, пуленепробиваемых стекол.
При проектировании перспектива роста и увеличение стратегической значимости колонии были явно недооценены, теперь же обитателям и многочисленным приезжим приходилось расплачиваться за легкомыслие давно ушедшего в мир иной архитектора. Несмотря на непрерывность строительных работ и ежегодное открытие все новых и новых секторов, город продолжал задыхаться в искусственной скорлупе, в то время как приблизительно восемьдесят шесть процентов поверхности планеты до сих пор оставались неосвоенными.
Даже коренные жители финерянской Лареки не выходили из дома без маленьких планшетов-карт, обычно крепившихся на левой руке ближе к локтю. В сложившейся ситуации городские власти делали что могли, то есть регулярно закрывали на ремонт самые оживленные участки магистралей да через каждые четверть часа обновляли на индивидуальных картах жителей информацию об интенсивности транспортно-пешеходных потоков, внося тем самым в напряженную жизнь перенаселенного города еще больше сумятицы и беспорядка.
Вот и сейчас четверо в формах представителей власти стали жертвами плохой организации коллективного быта огромного мегаполиса. Пять минут назад, когда патруль еще не погрузился в толпу, а находился на магистральной развязке, коридор ЕС 937 отмечался на карте зеленым цветом, а рядом с ним виднелась цифра «23». Всего двадцать три процента от расчетной пропускной способности, наиболее благоприятный путь передвижения. Теперь же, когда служителям порядка приходилось работать локтями, прокладывая себе дорогу в толпе людей, финерян, ганопьеров и представителей прочих разумных рас, сомнений не возникало: при следующем обновлении карты коридор будет отмечаться не просто красным, а багровым цветом; показатель же заполняемости наверняка приблизится к критической отметке в двести процентов. Двукратное переполнение коридора грозило не только пробкой, которая вряд ли рассосется за час, но и катастрофической нехваткой воздуха; и тогда маленький отряд мог лишиться своего командира, единственного человека, существа уязвимого и неспособного поддерживать хотя бы на минимальном уровне жизнедеятельность своего прихотливого организма в условиях низкой концентрации кислорода в воздухе.
Страдая в галдящей, давящей, пихающейся локтями и другими частями тел толпе, источающей резкие ароматы пота и прочих зловоний представителей как минимум семи разумных видов, Палион почувствовал, что теряет сознание и, пытаясь хоть как-то облегчить свою участь, откинул назад стеклянное забрало шлема. Лицо майора раскраснелось, как панцирь рака, со лба потоками стекала влага; духота и жар разгоряченных тел сводили с ума человека и вот-вот могли толкнуть кадрового офицера на грубое нарушение инструкций. Раз уж они избрали для отступления сложный отходной маневр да еще с переодеванием в форму «отстраненных с дежурства» полицейских, то нужно было строго придерживаться избранной легенды и во что бы то ни стало удержаться от нарушений общественного порядка до самого космопорта, где их должен был поджидать эвакуационный корабль. Только так у остатка отряда был хоть какой-то шанс выбраться целыми из адской переделки.
Получив задание уничтожить ремонтный завод военно-транспортных средств, расположенный на этой планете, Лачек даже не мог предположить, что дело окажется настолько серьезным, и миссия будет обречена на провал еще задолго до высадки на Лареке. Хоть формально объект диверсии и принадлежал Финеряно-Галканской Коалиции, одному из потенциальных противников Галактического Союза, но стратегической значимости не представлял. Несколько небольших цехов по ремонту оснащенных плазмоганами флайеров и транспортников относились к вспомогательным производственным площадям и не могли сыграть решающей роли в надвигающейся войне. Их значимость была настолько ничтожна, что расточительно было бы даже тратить топливо для переброски на планету диверсионного отряда, если бы не тот факт, что данный ремонтный завод был одним из немногих мест, где проходила последние испытания новая, полностью автоматизированная система безопасности. Отряд Лачека должен был обмануть чувствительные сигнальные сенсоры, захватить главный системный блок чуда вражеской техники и доставить его, целым и невредимым, на ближайшую научную базу Союза.
Цель миссии была предельно ясна, категория сложности составляла всего лишь три балла, в то время как солдатам отряда были под силу и куда более трудные задания. Однако командование допустило ошибку, поверив дезинформации, подброшенной разведкой противника. Их ждали, отряд был окружен еще на подступах к объекту, и из-под шквального огня удалось выбраться всего четверым бойцам: самому командиру и трем роботам класса «Д», внешне настолько похожим на людей, что их в шутку называли «человекообразными».
Первым потерю сознания командиром заметил Карл, высокий, молчаливый робот устаревшей модели «Д8». Его рука успела вовремя схватить Палиона за ворот форменной куртки и удержать от падения на потную, волосатую спину устало бредущего впереди малорикианца. Неизвестно, как среагировал бы раздраженный толчеею гибрид гориллы и попугая на такой неординарный знак внимания со стороны полиции. Наверное, взбесился бы, расценив его как посягательство наличную неприкосновенность, и разорвал бы тело несчастного майора огромными лапищами напополам, естественно, не забыв при этом нанести традиционный контрольный удар клювом по голове обидчика. Крепкий шлем не спас бы голову Палиона. Говорят, когда-то древние малорикианцы выдалбливали костными наростами на носах усыпальницы и целые храмы в скальных монолитах. Конечно, у современных пернато-приматных носы были не такими острыми и натренированными, как у их диких предков, но стальная каска на голове человека разлетелась бы под первым же ударом, как проржавевшая жестянка.
Едва успев избежать конфликта, Карл крепко уцепился левой рукой за плечо командира, а его правая, к удивлению идущих немного позади Кастора и Кэтрин, вдруг подняла высоко над головой импульсную винтовку. Разорвавшая какофонию ругани, кряхтения, чертыханий, топота, шарканья ног и прочих непроизвольных звуков очередь повергла толпу в состояние паники и упорядочила хаотичные, разнотональные звуки, приведя их к единому и вполне уместному эквиваленту - многоголосому, испуганному крику, сопровождаемому быстрым топотом ног. Те, кто был впереди, давя друг друга, понеслись к площади; задние - развернулись и поспешно ретировались к магистральному узлу, сбивая с ног зазевавшихся и глуховатых. Настенные камеры наблюдения быстро закрутились на шарнирах и все, как одна, остановили свои темно-фиолетовые объективы на возмутителях спокойствия в формах патрульных. Через миг завыла сирена; кто-то, сидевший далеко-далеко, в комнате наблюдения полицейского управления, предложил преступникам сдаться и не усугублять свое и без того незавидное положение.
Карл подхватил падающее тело командира, легко закинул его на плечо и поспешил вслед за толпой в направлении рынка. Более совершенные модели «Д16» быстро переглянулись и, обменявшись мысленными проклятиями в адрес неадекватно ведущей себя «рухляди», побежали следом. Импульсные винтовки были переведены в боевое положение. Незатейливый маскарад был испорчен, когда до спасительного трапа космического корабля оставалось чуть больше тридцати семи минут неспешной ходьбы.
* * *
«Жалко мне Карла, на остальных наплевать, а вот старичка жаль!» - пришла в голову отставному майору мысль сразу по пробуждении.
Несмотря на пятнадцатилетнюю службу в организации, негласным девизом которой было тройное «В»: «Вынюхивать, выпытывать, взрывать!», Палион только внешне казался жестоким, хладнокровным и беспринципным мерзавцем. Это была маска, которую он всегда нехотя надевал, направляясь на рандеву к начальству или воспитывая не в меру ретивых новобранцев, тот недисциплинированный, кровожадный сброд, который ему, как отбросы по мусоропроводу, регулярно поступал из обычных воинских подразделений.
Раньше все было по-другому, все было иначе. Попасть в разведывательно-диверсионные отряды было сложно, почти невозможно. Перед кабинетом шефа разведки выстраивались длинные очереди «лучших из лучших», закаленных в боях солдат, у каждого из которых вся грудь была в боевых орденах, а лица - в уродливых шрамах. Но потом статус престижной организации изменился, упал в одночасье до нулевой отметки, и виноваты в этом были респектабельные «мальчики и девочки» в дорогих костюмах, как захватившие власть в армии, так и оккупировавшие начальственные кресла на научных базах. «Интеллектуализация» - вот название той проклятой реформы, перевернувшей, перетряхнувшей и вывернувшей наизнанку все общество, которое Лачек раньше любил и защищал, а теперь которому ему было даже противно платить налоги. Привычный мир перевернулся, встал на уши и отчаянно задрыгал ногами в воздухе, пытаясь ступнями вкрутить в плафон лампочку. Стратегически мыслящие мальчики и девочки, сидя по уютным кабинетам, реализовывали свои бредовые идеи, а он, признанный герой-лазутчик, опытный практик диверсионных работ, должен был с выражением счастья на лице расхлебывать то тошнотворное варево, которое они сотворили по смехотворному, оторванному от реалий жизни рецепту, называемому «Глобальная Концепция Технического Переоснащения».