Страница:
Юрий Евгеньевич Прохоров
В поисках концепта
Памяти моих родителей.
Марии Михайловны и Евгения Ивановича Прохоровых
И никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани, ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже. Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе порываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается и то и другое.
Евангелие от Матфея IX; 16—17
1. Предвведение. Концептуальное
Поговорим о странностях любви… Ведь филология – это «любовь к слову». Причем эта любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне, это гораздо серьезнее. Это любовь с ненавистью почти пополам. Ибо если филолог что полюбит – нет у него большего врага, чем другой филолог, смевший не разделить его чувство. А что может любить филолог, у которого это не тендерное, а профессиональное? См. выше: он может любить только слово. Таких эпидемий любви и на жизненно-научном отрезке существования самого автора было несколько. В годы его незрелых чувств он, как и все, полюбил слово «лингвострановедение». И твердо знал: кто не лингвострановед, кто не с нами‑тот против нас, даже, точнее, – просто не из нас. Потом была безоглядная любовь к компетенциям и коммуникативности. Этот бой – святой и правый в международном масштабе – был вообще, в силу эпохи этой страсти, борьбой «правых» и «левых», т. е. выражался в родном великом и могучем четким тезисом: «Есть две точки зрения – наша и неправильная»…
Потом наши пошли вглубь (или вверх, или вширь?..), потянуло когнитивностью. А от всех несогласных с ней – гнилью и тленом. На дискурсе сошлись вода и пламень. Огонь и, как всегда, единственно правильная точка зрения.
И вот, наконец, апофеоз (на 01.01.2004 – потому что апофеозам будущего несть числа, ибо филология есть любовь, см. выше). Был Богом дан КОНЦЕПТ. Это уже серьезно: во-первых – от Бога, во-вторых, запахло философией, которая, как известно, тоже есть любовь. А две любви – многовато для одного исследователя (мы имеем в виду именно науку, а не презренный быт). Концепт – это уже нумиозное, «не передаваемый словами, но реальный опыт человека, когда тот в определенные моменты отчетливо переживает присутствие чего‑то радикально иного, чем он сам и окружающий его мир, потусторонне-духовного, непонятного и заведомо сущностно-непостижимого, хотя и бытийно-реального… Кто имел или имеет опыт нумиозного, тот… поймет, о чем идет речь, а кто этим опытом не располагает, тому и не объяснишь» [Верещагин, Костомаров, 2000; 6–7]. Но ни это, ни помещение концепта в «ментальное» исследователя не остановит: ведь только сначала Федот-стрелец не знал, как добыть то, «чего воопще не может быть», – но потом‑то добыл!..
Вот и автору не дает покоя родная ментальность. Не в силах отказать себе в проявлении основополагающего чувства советских людей – коллективизма (до 1991 г.) и аналогичного чувства русских людей – соборности (после 1991 г.), автор уже предпринял одну попытку объяснения в любви дискурсу и тексту [Прохоров, 2004]. Но чувству не прикажешь, и потому речь теперь пойдет о концепте.
Потом наши пошли вглубь (или вверх, или вширь?..), потянуло когнитивностью. А от всех несогласных с ней – гнилью и тленом. На дискурсе сошлись вода и пламень. Огонь и, как всегда, единственно правильная точка зрения.
И вот, наконец, апофеоз (на 01.01.2004 – потому что апофеозам будущего несть числа, ибо филология есть любовь, см. выше). Был Богом дан КОНЦЕПТ. Это уже серьезно: во-первых – от Бога, во-вторых, запахло философией, которая, как известно, тоже есть любовь. А две любви – многовато для одного исследователя (мы имеем в виду именно науку, а не презренный быт). Концепт – это уже нумиозное, «не передаваемый словами, но реальный опыт человека, когда тот в определенные моменты отчетливо переживает присутствие чего‑то радикально иного, чем он сам и окружающий его мир, потусторонне-духовного, непонятного и заведомо сущностно-непостижимого, хотя и бытийно-реального… Кто имел или имеет опыт нумиозного, тот… поймет, о чем идет речь, а кто этим опытом не располагает, тому и не объяснишь» [Верещагин, Костомаров, 2000; 6–7]. Но ни это, ни помещение концепта в «ментальное» исследователя не остановит: ведь только сначала Федот-стрелец не знал, как добыть то, «чего воопще не может быть», – но потом‑то добыл!..
Вот и автору не дает покоя родная ментальность. Не в силах отказать себе в проявлении основополагающего чувства советских людей – коллективизма (до 1991 г.) и аналогичного чувства русских людей – соборности (после 1991 г.), автор уже предпринял одну попытку объяснения в любви дискурсу и тексту [Прохоров, 2004]. Но чувству не прикажешь, и потому речь теперь пойдет о концепте.
2. Введение
В любой науке, очевидно, существуют такие понятия, которые, с одной стороны, явно не имеют точной и общепринятой дефиниции, а с другой – «примерно» одинаково «примерно» понятны всем специалистам в данной области исследований. Причем часто эти понятия могут относиться даже к базовым дня данных наук: на наш взгляд, это объективно связано, во-первых, с естественным желанием каждого исследователя сначала выразить свое отношение именно к этим и утвердить свое понимание именно этих «опорных» элементов, на базе которых теория только и может далее развиваться. Во-вторых, основные понятия – столь же, на наш взгляд, объективно – чаще всего соотносятся уже не с языком данной науки, а с ее метаязыком, «языком второго порядка»[1].
В связи с этим исследователь при выборе той или иной дефиниции некоторого понятия «определяет» себя в русле того или иного (или совершенно иного!) направления развития данной дисциплины.
Но есть, очевидно, еще и в-третьих. Это «в-третьих» столь же объективно, сколь и лукаво. Дело в том, что целый ряд терминов, веденных в научное обращение отдельными специалистами (которые при этом могут понимать их далеко не одинаково), на какое‑то время становятся чрезвычайно популярными, модными: их использование свидетельствует о том, что автор не просто в курсе современной научной парадигмы, а
находится прямо‑таки в лидерах научного прогресса. И частотность употребления этих понятий приводит к «переходу количественных изменений в качественные»: это только про халву можно сказать, что «сколько не повторяй – слаще не станет», в случае с терминами частотность их использования создает определенную «видимость» ясности, прозрачности их значения. А это, в свою очередь, избавляет большинство авторов от необходимости четко определять, что же они понимают под тем или иным словом: «все же понимают, и я, как все, понимаю…».
Есть такие термины и в сфере когнитивной лингвистики (вот уже и сам этот термин – явление «третьего порядка»). Волею случая и по желанию оргкомитета автору пришлось вести одно из заседаний секции X Международного конгресса Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы, который прошел в начале лета 2003 г. в Санкт– Петербурге. Секция называлась «Концептосфера русского языка: константы и динамика изменений» и состояла из четырех заседаний: 1) когнитивное описание языковой действительности и русская концептосфера; 2) концептосфера русского языка: универсальное, национальное, индивидуальное; критерии и методы описания концептов; 3) система концептов в русской языковой картине мира; 4) языковая картина мира и русская ментальность; единицы языка и речи в концептуальной интерпретации. Как видно по названиям секции и заседаний, вся научная дискуссия была посвящена, в принципе, одному понятию – понятию «концепт». В связи с этим приведем только те названия выступлений, в которых само это слово присутствует:
Арват Н. Н. Концептосфера лексемы «душа» в русском языке.
Белякова С. М. Глаголы «играть» и «гулять» в концептосфере русского языка.
Блохина Н. Г. Концептосфера русского языка: константы и динамика изменений (на примере анализа концепта, репрезентируемого словом «Бог»),
Жаркынбекова Ш. К. Моделирование концепта как метод выявления этнокультурной специфики.
Милевская Т. Е. Концептосфера мемуариста.
Миронюк Л, Каминьски В. Нечто об эмоциональных концептах в русском языке.
Ручина Л. И., Горшкова Т. М. Лексикографическое исследование концептосферы русского фольклора.
Селиванова Е. А. Мотивационные процессы в концептосфере русского языка.
Чулкина Н. Л. Концептосфера русской повседневности: лингвокультурологическое описание.
Адамсон И. В. Некоторые наблюдения над семантическими составляющими концепта «воля» в русском языке в сопоставлении с эстонским языком (на материале наблюдений за функционированием фразеологизмов с волитивным компонентом значения).
Балуш Т. В. Концепт «воля» в художественной картине мира В. М. Шукшина.
Белякова Л. Ф. Концепт «престиж» в языковом сознании студенческой молодежи конца XX в. (по материалам лингвистического эксперимента).
Буянова Л. И., Ерошенко А. Р. Константы «Жизнь», «Душа», «Любовь» как основа русской ментальности и культуры: специфика вербализации.
Десюкевич О. И. Концепт «профессор» в русской литературе XX века.
Иватович В. Т. Белорусская шляхта: концепт и понятие.
Крюкова ГА. Социолингвистический аспект русского слова на материале концепта «государство».
Синелева А. В. Использование методов частотного анализа при описании концептов русского фольклора (на материале русских народных сказок под редакцией А. Н. Афанасьева).
Синячкин В. П. Лингвокультуремы концепта ХЛЕБ в русском языке и русской культуре.
Федюнина И. А. Концепт «событийность» в языковой картине мира (языковые проблемы русской рекламы).
Ященко Т. А. Концепт причины в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля.
Даже из этого (явно краткого) списка отчетливо видно, что практически каждый автор под словом «концепт» понимает нечто свое: концептосфера может быть и у языка, и у отдельной лексемы; она может быть связана с отдельным жанром, с отдельным аспектом человеческого бытия и с отдельным наименованием некоторого социального статуса; концепт может быть представлен в языковом сознании и в языковой картине мира, в художественной картине мира и в отдельном литературном жанре; концептом может быть и понятие, и некоторая каузальность, и некоторая эмоция, и т. д. Среди концептов есть еще и константы, а сам он может состоять из лингвокультурем… И все это вместе может помещаться куда‑то «в район» ментальности… (Очевидно, там ему и место, так как понятие ментальности – еще более расплывчатое, вплотную приближающееся к истории мидян, которая, как известно из классики, «была темна и непонятна»…)
Но тем не менее нельзя не признать, что оба эти термина уже прижились в научной литературе и «работают» в ней: при всей их приблизительности и расплывчатости специалисты понимают их более-менее схоже – есть что‑то (и в сознании, и в языке), что определяет (называет, представляет в виде образа) некоторые явления (понятия, действия, состояния), принципиально важные для бытия людей и их общения (в том числе и речевого), причем это что‑то имеет как всеобщую, так и национально‑детерминированную значимость и временную устойчивость. И это что‑то – не единично, их некоторое (конечное или бесконечное) количество, и они объединены в некоторую систему (совокупность), которая из них и состоит, и существует сама как таковая. Это что‑то и есть концепт, а их совокупность и есть концептосфера.
При таком глобальном подходе на предложенном выше понимании можно было бы и остановиться. Однако это тоже не решение проблемы: во-первых, слишком много неопределенностей в таком понимании делает его абсолютно аморфным, «без берегов». Во-вторых, не ясно, к какому аспекту познания оно (такое понимание) может быть отнесено. А в-третьих, оно столь «концептуально», что совершенно не проясняет вопрос…
Следовательно, проблема остается, а решение проблемы – и есть цель любого научного исследования.
В связи с этим исследователь при выборе той или иной дефиниции некоторого понятия «определяет» себя в русле того или иного (или совершенно иного!) направления развития данной дисциплины.
Но есть, очевидно, еще и в-третьих. Это «в-третьих» столь же объективно, сколь и лукаво. Дело в том, что целый ряд терминов, веденных в научное обращение отдельными специалистами (которые при этом могут понимать их далеко не одинаково), на какое‑то время становятся чрезвычайно популярными, модными: их использование свидетельствует о том, что автор не просто в курсе современной научной парадигмы, а
находится прямо‑таки в лидерах научного прогресса. И частотность употребления этих понятий приводит к «переходу количественных изменений в качественные»: это только про халву можно сказать, что «сколько не повторяй – слаще не станет», в случае с терминами частотность их использования создает определенную «видимость» ясности, прозрачности их значения. А это, в свою очередь, избавляет большинство авторов от необходимости четко определять, что же они понимают под тем или иным словом: «все же понимают, и я, как все, понимаю…».
Есть такие термины и в сфере когнитивной лингвистики (вот уже и сам этот термин – явление «третьего порядка»). Волею случая и по желанию оргкомитета автору пришлось вести одно из заседаний секции X Международного конгресса Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы, который прошел в начале лета 2003 г. в Санкт– Петербурге. Секция называлась «Концептосфера русского языка: константы и динамика изменений» и состояла из четырех заседаний: 1) когнитивное описание языковой действительности и русская концептосфера; 2) концептосфера русского языка: универсальное, национальное, индивидуальное; критерии и методы описания концептов; 3) система концептов в русской языковой картине мира; 4) языковая картина мира и русская ментальность; единицы языка и речи в концептуальной интерпретации. Как видно по названиям секции и заседаний, вся научная дискуссия была посвящена, в принципе, одному понятию – понятию «концепт». В связи с этим приведем только те названия выступлений, в которых само это слово присутствует:
Арват Н. Н. Концептосфера лексемы «душа» в русском языке.
Белякова С. М. Глаголы «играть» и «гулять» в концептосфере русского языка.
Блохина Н. Г. Концептосфера русского языка: константы и динамика изменений (на примере анализа концепта, репрезентируемого словом «Бог»),
Жаркынбекова Ш. К. Моделирование концепта как метод выявления этнокультурной специфики.
Милевская Т. Е. Концептосфера мемуариста.
Миронюк Л, Каминьски В. Нечто об эмоциональных концептах в русском языке.
Ручина Л. И., Горшкова Т. М. Лексикографическое исследование концептосферы русского фольклора.
Селиванова Е. А. Мотивационные процессы в концептосфере русского языка.
Чулкина Н. Л. Концептосфера русской повседневности: лингвокультурологическое описание.
Адамсон И. В. Некоторые наблюдения над семантическими составляющими концепта «воля» в русском языке в сопоставлении с эстонским языком (на материале наблюдений за функционированием фразеологизмов с волитивным компонентом значения).
Балуш Т. В. Концепт «воля» в художественной картине мира В. М. Шукшина.
Белякова Л. Ф. Концепт «престиж» в языковом сознании студенческой молодежи конца XX в. (по материалам лингвистического эксперимента).
Буянова Л. И., Ерошенко А. Р. Константы «Жизнь», «Душа», «Любовь» как основа русской ментальности и культуры: специфика вербализации.
Десюкевич О. И. Концепт «профессор» в русской литературе XX века.
Иватович В. Т. Белорусская шляхта: концепт и понятие.
Крюкова ГА. Социолингвистический аспект русского слова на материале концепта «государство».
Синелева А. В. Использование методов частотного анализа при описании концептов русского фольклора (на материале русских народных сказок под редакцией А. Н. Афанасьева).
Синячкин В. П. Лингвокультуремы концепта ХЛЕБ в русском языке и русской культуре.
Федюнина И. А. Концепт «событийность» в языковой картине мира (языковые проблемы русской рекламы).
Ященко Т. А. Концепт причины в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля.
Даже из этого (явно краткого) списка отчетливо видно, что практически каждый автор под словом «концепт» понимает нечто свое: концептосфера может быть и у языка, и у отдельной лексемы; она может быть связана с отдельным жанром, с отдельным аспектом человеческого бытия и с отдельным наименованием некоторого социального статуса; концепт может быть представлен в языковом сознании и в языковой картине мира, в художественной картине мира и в отдельном литературном жанре; концептом может быть и понятие, и некоторая каузальность, и некоторая эмоция, и т. д. Среди концептов есть еще и константы, а сам он может состоять из лингвокультурем… И все это вместе может помещаться куда‑то «в район» ментальности… (Очевидно, там ему и место, так как понятие ментальности – еще более расплывчатое, вплотную приближающееся к истории мидян, которая, как известно из классики, «была темна и непонятна»…)
Но тем не менее нельзя не признать, что оба эти термина уже прижились в научной литературе и «работают» в ней: при всей их приблизительности и расплывчатости специалисты понимают их более-менее схоже – есть что‑то (и в сознании, и в языке), что определяет (называет, представляет в виде образа) некоторые явления (понятия, действия, состояния), принципиально важные для бытия людей и их общения (в том числе и речевого), причем это что‑то имеет как всеобщую, так и национально‑детерминированную значимость и временную устойчивость. И это что‑то – не единично, их некоторое (конечное или бесконечное) количество, и они объединены в некоторую систему (совокупность), которая из них и состоит, и существует сама как таковая. Это что‑то и есть концепт, а их совокупность и есть концептосфера.
При таком глобальном подходе на предложенном выше понимании можно было бы и остановиться. Однако это тоже не решение проблемы: во-первых, слишком много неопределенностей в таком понимании делает его абсолютно аморфным, «без берегов». Во-вторых, не ясно, к какому аспекту познания оно (такое понимание) может быть отнесено. А в-третьих, оно столь «концептуально», что совершенно не проясняет вопрос…
Следовательно, проблема остается, а решение проблемы – и есть цель любого научного исследования.
3. Поствведение. Научное
«Вопрос о природе общих понятий или концептов – по средневековой терминологии универсалий – старый вопрос, давно стоящий на очереди, но почти не тронутый в своем центральном пункте. Общее понятие, как содержание акта сознания, остается до сих пор весьма загадочной величиной… концептуализм обыкновенно дальше утверждения существования концептов в человеческом уме не идет, и природа их до сих пор остается в достаточной мере загадочной» [Аскольдов, 1928].
«Изучению природы концепта в современной лингвистике уделяется первостепенное значение. Однако любая попытка постичь природу концепта связана с осознанием факта существования целого ряда самых разнообразных точек зрения на нее. На наш взгляд, чрезвычайный разнобой в подходе к анализу контенсивного, содержательного (в противоположность внешнему, формальному) плана языка обусловлен в первую очередь нерешенностью вопроса о разграничении схожих явлений и часто возникающей вследствие этого терминологической путаницей» [Худяков, 1996; 97].
«Интенсивные исследования, развернувшиеся в области когнитивной лингвистики, демонстрируют большой разнобой в понимании самого термина концепт. Употребление этого термина стало модным, что приводит к многочисленным терминологическим неточностям, противоречиям и теоретическим недоразумениям» [Попова и др., 1999; 3].
«В настоящее время термин» концепт» находит широкое применение в различных областях лингвистической науки. Он вошел в понятийный аппарат когнитивистики, семантики, лингвокультурологии. Период утверждения термина в науке непременно связан с определенной произвольностью его употребления, размытостью границ, смешением с близкими по значению и/или по языковой форме терминами» [Карасик и др., 2001; 75].
«В последние годы использование термина» концепт» выполняет роль своеобразного сигнала, который при поверхностном наблюдении воспринимается как свидетельство» современности» того или иного научного исследования» [Залевская, 2002; 5].
«Термин концепт определить трудно, т. к. у него есть содержание (существенные признаки), но пока не ясен объем» [Зиновьева, 2003; 16].
«Термин» концепт», как и ряд других терминов («дискурс» или» языковая личность», например) относятся к числу модных. Им пользуются многие авторы, но, к сожалению, далеко не все берут на себя труд объяснить, что же они имеют в виду и что, на их взгляд, стоит за самим термином, а из того, что пишут авторы, это далеко не всегда бывает понятно» [Красных, 2003; 266].
«Ключевым, наиболее частотным термином в когнитивной лингвистике является концепт. Разнобой в понимании этого термина чрезвычайно широк…» [Юрков, 2003; 15].
«Концепт – один из наиболее популярных и наименее однозначно дефинируемых терминов современной лингвистики» [Грузберг, 2003; 184].
После заключительной цитаты уже трудно что‑то добавить. Можно только попытаться – в меру своего понимания – разобраться в проблеме.
«Изучению природы концепта в современной лингвистике уделяется первостепенное значение. Однако любая попытка постичь природу концепта связана с осознанием факта существования целого ряда самых разнообразных точек зрения на нее. На наш взгляд, чрезвычайный разнобой в подходе к анализу контенсивного, содержательного (в противоположность внешнему, формальному) плана языка обусловлен в первую очередь нерешенностью вопроса о разграничении схожих явлений и часто возникающей вследствие этого терминологической путаницей» [Худяков, 1996; 97].
«Интенсивные исследования, развернувшиеся в области когнитивной лингвистики, демонстрируют большой разнобой в понимании самого термина концепт. Употребление этого термина стало модным, что приводит к многочисленным терминологическим неточностям, противоречиям и теоретическим недоразумениям» [Попова и др., 1999; 3].
«В настоящее время термин» концепт» находит широкое применение в различных областях лингвистической науки. Он вошел в понятийный аппарат когнитивистики, семантики, лингвокультурологии. Период утверждения термина в науке непременно связан с определенной произвольностью его употребления, размытостью границ, смешением с близкими по значению и/или по языковой форме терминами» [Карасик и др., 2001; 75].
«В последние годы использование термина» концепт» выполняет роль своеобразного сигнала, который при поверхностном наблюдении воспринимается как свидетельство» современности» того или иного научного исследования» [Залевская, 2002; 5].
«Термин концепт определить трудно, т. к. у него есть содержание (существенные признаки), но пока не ясен объем» [Зиновьева, 2003; 16].
«Термин» концепт», как и ряд других терминов («дискурс» или» языковая личность», например) относятся к числу модных. Им пользуются многие авторы, но, к сожалению, далеко не все берут на себя труд объяснить, что же они имеют в виду и что, на их взгляд, стоит за самим термином, а из того, что пишут авторы, это далеко не всегда бывает понятно» [Красных, 2003; 266].
«Ключевым, наиболее частотным термином в когнитивной лингвистике является концепт. Разнобой в понимании этого термина чрезвычайно широк…» [Юрков, 2003; 15].
«Концепт – один из наиболее популярных и наименее однозначно дефинируемых терминов современной лингвистики» [Грузберг, 2003; 184].
После заключительной цитаты уже трудно что‑то добавить. Можно только попытаться – в меру своего понимания – разобраться в проблеме.
Если меня об этом не спрашивают, я знаю, что такое время: если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю.
А. Августин. Исповедь
Глава I
Что есть предмет рассмотрения?
… наука имеет больное слово, и эта болезнь слова есть главный источник, и, вместе с тем, и симптом ее бессилия, потому что оно обрекает всякое научное знание на относительность, т. е. на заведомую полуистинность.
С. Н. Булгаков
Как мы уже отмечали во Введении (1–2—3), частотность использования слова «концепт» может соперничать только, пожалуй, с количеством разных его интерпретаций. Если к этому добавить, что «концепт» – принадлежность не только языка лингвистики (прежде всего когнитивной лингвистики), но и литературоведения, и логики, и философии, и культурологии, то легко себе представить всю эту терминологическую «вольницу». При этом данного слова практически нет в языке: оно (в отличие от слова 'концептуальный' или слова 'концептуализм', относимых к философско-литературоведческой терминологической сфере) не представлено в последних словарях русского языка: ни в «Новом словаре русского языка»[2], ни в «Толковом словаре русского языка конца XX века»[3], ни в «Русском семантическом словаре»[4],
Более того, в «Русском ассоциативном тезаурусе», где, по мнению его создателей и исследователей, есть «почти все», связанное с реальным русским речевым общением (его ассоциативно– вербальной сетью), 'концепт'представлен «хуже некуда» – его там просто нет[5].
Поэтому придется в данном случае идти другим путем. К счастью, начало этого «другого пути» уже положено блестящим исследованием В. З. Демьянкова «Понятие и концепт в художественной литературе и научном языке» [Демьянков, 2001]. Автор на основе большого корпуса текстов разных жанров проанализировал, как употреблялся этот «термин» (пусть пока будет в кавычках) в латинском, французском, итальянском и испанском (на родной территории), а также в немецком, английском и русском (на чужой территории) узусах. Вот вывод автора:
1. Языки варьируются по времени укоренения термина концепт в гуманитарных науках, в художественной литературе и в обыденной речи. Это варьирование наблюдается даже в рамках романоязычного ареала – источника данного термина. В научной латыни слово conceptus употребляется редко, и чаще всего в значении типа «зачатый», а не «понятие». В итальянском и испанском языках концепт (concetto и concepto соответственно) издавна встречается в текстах художественной литературы и входит в сравнительно большое количество идиоматических сочетаний, а во французском – нет.
2. В немецком языке концепт (Konzept, Konce. pt и т. п.) фигурирует (не в идиомах) в значении «набросок», т. е. близко к русскому конспект. В английском языке concept как философский термин со значением «понятие a priori» широко употребляется начиная со второй половины XIX в. В русском же языке, если отвлечься от «цитирующего» упоминания как термина средневековой философии, концепт начинает часто использоваться с 1920-х гг., причем вплоть до середины 1970-х гг. чаще всего как полный синоним термина понятие…
3. Пика употребительности в русском языке концепт достигает, когда этот термин начинают употреблять в значении ином, чем просто «понятие», особенно в гуманитарных науках. Разграничение проходит по следующей линии: понятия‑то, о чем люди договариваются, их люди конструируют для того, чтобы «иметь общий язык» при обсуждении проблем; концепты же существуют сами по себе, их люди реконструируют с той или иной степенью уверенности. Иногда референты у терминов концепт и понятие совпадают. Так, в данной работе я попытался реконструировать значение термина концепт, т. е. реконструировать «концепт концепта» на основе наблюдений над его употреблением в разных интеллектуальных культурах. На основе этой реконструкции и предлагается говорить о понятии концепт, т. е. о дальнейшем употреблении этого термина в заранее оговоренном значении, лежащем в рамках интернационального (а не только русского) узуса.
4. В таких – реконструируемом и предлагаемом здесь – истолкованиях значение термина концепт содержит идею «зачаточной истины», заложенной в латинском conceptus «зачатый». Концепт‑то, что, видимо, «зачато», но в действительности чего мы можем убедиться только в результате реконструирующей «майевтической» процедуры.
5. Своеобразная мода на термин концепт в научной и художественной литературе конца XX – начала XXI в. указывает на интерес к реконструкции тех сущностей в жизни человека, с которыми мы сталкиваемся в обыденной жизни, не задумываясь над их «истинным» (априорным) смыслом. Оказалось, что далеко не всегда можно «договориться» о понятиях: иногда продуктивнее реконструировать привычные смыслы, или концепты, и на основе сложившихся представлений – старых концептов, не разрушая их, попытаться сконструировать новые понятия. Новое, особенно в этике, является реконструкцией старого. Со справедливостью этого положения мы сталкиваемся и в общественной, и в научной жизни» ([Демьянков, 2001; 45;] все выд. автора. – Ю. П.).
Наиболее принципиальным в этом выводе, на наш взгляд, является констатация сохранения (в большей или меньшей степени) семы «зачаточность», идеи некоего «исходного начала», на основе которого развиваются или которое конкретизируют все дополнительные, «приобретенные» в рамках того или иного научного направления смыслы. С другой стороны, при всей специфике использования этого слова, сохраняется его внутренняя связь с «понятием» – вместе это представляет собой нечто вроде «зародыша понятия / понятий». Эту идею соотношения концепта как «прото-знания» с другими элементами «сознания» очень точно, на наш взгляд, отметил С. Х. Ляпин: «Когда человек живет, общается, мыслит, действует в мире» понятий», «образов», «поведенческих стереотипов», «ценностей», «идей» и других тому подобных привычных феноменологических координат своего существования (сравнительно легко фиксируемых уже на уровне обыденной рефлексии), одновременно на более глубоком уровне бытия он живет, общается, мыслит, действует в мире концептов, по отношению к которым традиционно понимаемые понятия, образы, поведенческие стереотипы и т. д. выступают их частными, проективными, редуцированными формами.
Последние, тем самым, могут быть истолкованы как вторичные и производные (и в этом смысле» менее действительные») формообразования человеческого бытия-в-мире; как разнообразные понижения его исходной глубинной симметрии; как знаки, символы, репрезентанты соответствующих концептов» [Ляпин, 1997; И].
При этом взаимосвязь этих элементов в полной мере отвечает известному парадоксу: «Что первично – яйцо или курица?» – так как, очевидно, существует и обратная взаимосвязь: совокупность обретаемых в процессе познания мира действительности понятий, образов, стереотипов и т. п., связанных с практическим осуществлением бытия в этой действительности, приобретения транслируемого опыта предыдущих поколений и т. п. способствуют становлению того «концепта» данной сферы человеческого существования, который это существование и регламентирует.
Но продолжим рассмотрение уже накопленного, того, что В. З. Демьянков, как он сам отмечает, не рискнул все же назвать в своей статье «концептом концепта», но что, по сути, и анализировал. Обилие точек зрения на 'концепт'[6] не могло не вызвать у специалистов желания обобщить их, построить некоторую систему этих точек зрения. История данного термина была представлена выше. В современных публикациях такие обобщающие анализы ведутся прежде всего по двум направлениям: во-первых, по гносеологии концепта, во-вторых, по типологии концептов. В первом случае объединение может проводиться на основе единого понимания происхождения концепта и его «местоположения», его соотношения с действительностью и форм его проявления. Во втором – с точки зрения определенной науки (дисциплины) с учетом ее понятийного аппарата и ее потребностей в данном термине. Начнем с первого направления.
… на наш взгляд, все высказываемые в научной литературе точки зрения по поводу определения термина концепт в основном могут быть сведены к двум: 1) концепт – содержание понятия, которое, постепенно развиваясь, актуализируя в речи отдельные семантические признаки, обрастает объемом (узкое понимание) и, 2) концепт «выражает» со-значения «национального колорита» функции языка как средства мышления и общения» [Колесов, 1999] – (широкое понимание) [Зиновьева, 2003; 17][7]. Типология концептов как ментальных образований может проводиться по признаку их стандартизованности (индивидуальные, групповые и общенациональные). По содержанию они могут делиться на представления, схемы, понятия, фреймы и т. п. По языковому выражению концепты могут репрезентироваться лексемами, фразеосочетаниями, свободными словосочетаниями, синтаксическими конструкциями и даже текстами и совокупностями текстов (см., напр.: [Попова и др. 1999; 17–21; ср.: Сазонова, 2000]). «Концепт рассматривается как связующее звено между мышлением и языком; как единица сознания и отражающая человеческий опыт информационная структура» (Е. С. Кубрякова); как «интенсиональная функция от возможного мира к его объектам» (Р. И. Павиленис); как «спонтанно функционирующее в познавательной и коммуникативной деятельности индивида базовое перцептивно-когнитивно-аффективное образование динамического характера, подчиняющееся закономерностям психической жизни человека» (А. А. Залевская); «комплексная мыслительная единица, которая в процессе мыслительной деятельности поворачивается разными сторонами, актуализируя… свои разные признаки и слои» (И. А. Стернин); «мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода» (С. А. Аскольдов); «единица языка мысли» (ТА. Фесенко); «любая дискретная единица коллективного сознания, которая отражает предмет реального или идеального мира и хранится в национальной памяти носителей языка в виде познанного вербально обозначенного субстрата» (А. П. Бабушкин); «знание об объекте из мира» Действительность», переведенное в знание объекта в мире» Идеальное»(А. Вежбицкая); как сложные, организованные семантические сущности – констелляции значений, динамичные по своей природе (К. Харди), и ДР-Концепт есть ментальная единица, элемент сознания. Человеческое сознание – посредник между реальным миром и языком. В сознание поступает культурная информация, в нем она фильтруется, перерабатывается, систематизируется: «Концепты образуют» своего рода культурный слой, посредничающий между человеком и миром»» [Арутюнова, 1993]; концепт – это «как бы сгусток культуры в сознании человека;… то, посредством чего человек… сам входит в культуру…»; концепты существуют в сознании (ментальном мире) человека в виде «пучков» понятий, знаний, ассоциаций, переживаний; концепты «не только мыслятся, но и переживаются» [Степанов 1997]; концепт – это орудие научного исследования, «единица, призванная связать воедино научные изыскания в области культуры, сознания и языка, так как он принадлежит сознанию, детерминируется культурой и опредмечивается в языке», при этом «сам концепт не относится непосредственно ни к языковой, ни к культурной сферам» [Слышкин, 2000]; концепт – это «все то, что мы знаем об объекте, во всей экстенсии этого значения» [Телия, 1996]; концепт – это» алгебраическое» выражение значения, которым носители языка оперируют в устной и письменной речи [Лихачев, 1997]» [Борисова, 2003; 49–50].