Страница:
Имеющих тягу к учебе в вузах среди них практически не было.
И тем не менее Мао Цзэдун, возможно, хотел ощутить себя в роли Конфуция, наставника, великого учителя этих молодых смышленых деревенских парней.
Он сам произносил монологи перед бойцами своей охраны на различные темы; он вел с ними занятия.
Но главное – он стремился превратить их в своих учеников, но не таких, какими были ученики того же Конфуция, а в «солдат партии», готовых выполнить любой его приказ, даже если они не понимали замыслов Мао Цзэдуна.
Мао Цзэдун был лишен возможности, да он и сам лишил себя этой возможности, свободно посещать какие-либо районы страны и свободно беседовать с людьми. Все его выезды специально готовились, и непредусмотренных встреч практически не было.
Очевидно поэтому он решил обучить бойцов своей личной охраны делу проверки реального положения на местах. Время от времени каждому из них предоставлялся кратковременный отпуск для того, чтобы они могли посетить родственников, съездить в родные места. При этом бойцы были обязаны выяснять, как идут дела в их деревнях, уездах, а по возвращении они представляли Мао Цзэдуну письменный или устный отчет.
Охрана подразделялась на внутреннюю и внешнюю. Существовало несколько поясов охраны. Ближе всех к Мао Цзэдуну находились бойцы его внутренней охраны; их было около взвода. Они назывались телохранителями. Именно они и были самыми близкими к Мао Цзэдуну людьми. Они изо дня в день общались с ним, помогали ему в быту. Телохранители ставили ему клизмы. Последние полтора десятка лет своей жизни Мао Цзэдун не принимал ванну. Врачи полагали, что погружение в горячую воду опасно для его здоровья. Ванна и баня были заменены протиранием мокрыми или влажными полотенцами. Телохранители делали Мао Цзэдуну оздоровительный массаж, протирали его, помогая ему снять усталость, напряжение, расслабиться и отойти ко сну.
Телохранители были немыми свидетелями размышлений Мао Цзэдуна вслух, его бесед с самим собой. Для этой работы отбирались люди, обладавшие способностью ощущать и понимать движение каждого мускула его на лице или теле; они на лету схватывали все его пожелания и тут же выполняли их.
В комнате для дежурных была установлена электроплита, на которой в специальном котле телохранители частенько готовили для Мао Цзэдуна его любимые простые блюда. Они стояли рядом с Мао Цзэдуном почти всегда, в том числе и во время важнейших заседаний руководства партии, политбюро, а также при его беседах с посетителями.
Телохранители прислуживали во время семейных трапез Мао Цзэдуна. Телохранителей подбирали специально. Они должны были быть приятными Мао Цзэдуну и внешне, и по своим характерам. В частности, Мао Цзэдун считал, что парни из Северо-Восточного Китая отличаются нужной ему сообразительностью.
Все это были молодые люди. Когда они входили в возраст, их заменяли, направляя постаревших служить на другие посты в том же Министерстве общественной безопасности.
В соответствии с желанием Мао Цзэдуна его жизнь фактически делилась на две половины. В одной из них ему было необходимо полное уединение, покой для работы. В другой он желал окунуться в настоящую жизнь, то есть требовал, чтобы тогда, когда он отдыхал от работы, его телохранители и прислуга вели себя шумно, оживленно, громко разговаривали, шутили и не стеснялись выражаться самым простонародным языком, ругаясь, если это необходимо.
Он любил ощущать себя в каком-то смысле главой этой семьи своих телохранителей, с удовольствием играл, например, роль отца, выбирающего невест для своих молодых парней. Здесь он был придирчив, подчеркивая необходимость подыскать такую подругу жизни, которая подходила бы телохранителю по общественному и имущественному положению.
В общем, и дом, и быт Мао Цзэдуна были казенными. Постоянного пристанища у него практически не было. На протяжении почти всей своей жизни он был человеком неприкаянным.
Если говорить о некоторых деталях его быта, то можно отметить, что в определенные периоды своей жизни он любил играть в мацзян и в облавные шашки. Проигрывал редко, но если это случалось, то недоумевал: как же это кто-то оказался способен обыграть его. Однако он не сильно переживал свои поражения, быстро уходил от этих мыслей.
Мао Цзэдун в отличие от большинства людей в Китае хорошо плавал. Посетив родную деревню в конце 1950-х годов, он с гордостью демонстрировал односельчанам в пруду перед своим домом искусство плавать разными стилями.
В свое время ему пришлось много поездить верхом на лошадях. С 1928 по 1936 г. у него была одна лошадь, и он говорил, что теперь ей место в музее революции.
Мао Цзэдун привыкал к вещам. Он не желал, например, расставаться с простой бамбуковой тростью, которая долго служила ему. Если во время похода он ронял ее в пропасть, то движение колонны прекращалось до той поры, пока телохранители не доставали трость со дна ущелья. Мао Цзэдун строго запрещал без его согласия выбрасывать его старые вещи. У него были две спальных пижамы, на каждой из которых насчитывалось более полусотни заплат. Мао Цзэдун не носил новую обувь. Ее сначала отдавали разнашивать телохранителям. А далее он занашивал ботинки до такой степени, что сапожник отказывался чинить их.
Особо следует сказать о кровати Мао Цзэдуна. Он говорил, что люди обычно проводят в кроватях треть жизни, а он проводил даже еще больше времени. Кровать была его рабочим местом. Он работал лежа, опираясь на валик в изголовье кровати. Кровать его была жесткой и деревянной. Она имела в ширину более полутора метров. Треть этого пространства занимали книги и документы, с которыми работал Мао Цзэдун. Он жил на кровати. Это было его постоянное место. При этом он был в нижнем белье или в спальной пижаме.
Именно в таком виде, не поднимаясь с кровати, он проводил и заседания политбюро ЦК партии, и даже, случалось, принимал иностранных представителей. (Именно так Мао Цзэдун принимал в последний раз в жизни, в первой половине 1960-х гг., советского посла С.В. Червоненко. При этом другие члены руководства партии и страны сидели тут же, у кровати Мао Цзэдуна.)
Мао Цзэдун беспрестанно курил и пил зеленый чай. Выпив кружку или несколько кружек чая, он пальцами доставал из нее распаренные чайные листья и отправлял их в рот.
Можно сказать, что в жизни перед людьми Мао Цзэдун представал в различных образах. Во-первых, человеком, увлеченным работой настолько, что тут опасно было мешать ему. Он был серьезен и предельно сосредоточен. В эти часы он был как бы вне всего остального мира, выше всей мирской суеты. Телохранители должны были вести себя как тени.
Во-вторых, в те часы, когда он был среди «своих», то есть в кругу людей, работавших «при теле» Мао Цзэдуна – телохранителей или хранителей тела, медперсонала и личных секретарей, а также своих ближайших родственников. Здесь он позволял себе быть самим собой, раскованным, темпераментным, расслабленным, иной раз шумным, допускавшим эксцентричную походку с целью дать отдых своим затекшим членам; мог и пошуметь, рассердиться, выругаться.
В-третьих, он появлялся в образе божества на людях, почти перед любой аудиторией. Тут и самого тела Мао Цзэдуна, физической субстанции, как бы и не было. А был его величество император или Господь Бог, уделивший частицу своего драгоценного времени тем, кто находился внизу, в мирской суете. Он сохранял при этом неподвижность и неприступный вид, старался придать каждому своему слову высшую ценность и высший смысл, вкладывая в них недоступное людскому разумению глубокое содержание. Людям позволялось при этом постепенно начинать догадываться, и то лишь о части сокровенного смысла, которым, казалось, были исполнены и наполнены его слова и жесты.
Очерк второй
И тем не менее Мао Цзэдун, возможно, хотел ощутить себя в роли Конфуция, наставника, великого учителя этих молодых смышленых деревенских парней.
Он сам произносил монологи перед бойцами своей охраны на различные темы; он вел с ними занятия.
Но главное – он стремился превратить их в своих учеников, но не таких, какими были ученики того же Конфуция, а в «солдат партии», готовых выполнить любой его приказ, даже если они не понимали замыслов Мао Цзэдуна.
Мао Цзэдун был лишен возможности, да он и сам лишил себя этой возможности, свободно посещать какие-либо районы страны и свободно беседовать с людьми. Все его выезды специально готовились, и непредусмотренных встреч практически не было.
Очевидно поэтому он решил обучить бойцов своей личной охраны делу проверки реального положения на местах. Время от времени каждому из них предоставлялся кратковременный отпуск для того, чтобы они могли посетить родственников, съездить в родные места. При этом бойцы были обязаны выяснять, как идут дела в их деревнях, уездах, а по возвращении они представляли Мао Цзэдуну письменный или устный отчет.
Охрана подразделялась на внутреннюю и внешнюю. Существовало несколько поясов охраны. Ближе всех к Мао Цзэдуну находились бойцы его внутренней охраны; их было около взвода. Они назывались телохранителями. Именно они и были самыми близкими к Мао Цзэдуну людьми. Они изо дня в день общались с ним, помогали ему в быту. Телохранители ставили ему клизмы. Последние полтора десятка лет своей жизни Мао Цзэдун не принимал ванну. Врачи полагали, что погружение в горячую воду опасно для его здоровья. Ванна и баня были заменены протиранием мокрыми или влажными полотенцами. Телохранители делали Мао Цзэдуну оздоровительный массаж, протирали его, помогая ему снять усталость, напряжение, расслабиться и отойти ко сну.
Телохранители были немыми свидетелями размышлений Мао Цзэдуна вслух, его бесед с самим собой. Для этой работы отбирались люди, обладавшие способностью ощущать и понимать движение каждого мускула его на лице или теле; они на лету схватывали все его пожелания и тут же выполняли их.
В комнате для дежурных была установлена электроплита, на которой в специальном котле телохранители частенько готовили для Мао Цзэдуна его любимые простые блюда. Они стояли рядом с Мао Цзэдуном почти всегда, в том числе и во время важнейших заседаний руководства партии, политбюро, а также при его беседах с посетителями.
Телохранители прислуживали во время семейных трапез Мао Цзэдуна. Телохранителей подбирали специально. Они должны были быть приятными Мао Цзэдуну и внешне, и по своим характерам. В частности, Мао Цзэдун считал, что парни из Северо-Восточного Китая отличаются нужной ему сообразительностью.
Все это были молодые люди. Когда они входили в возраст, их заменяли, направляя постаревших служить на другие посты в том же Министерстве общественной безопасности.
В соответствии с желанием Мао Цзэдуна его жизнь фактически делилась на две половины. В одной из них ему было необходимо полное уединение, покой для работы. В другой он желал окунуться в настоящую жизнь, то есть требовал, чтобы тогда, когда он отдыхал от работы, его телохранители и прислуга вели себя шумно, оживленно, громко разговаривали, шутили и не стеснялись выражаться самым простонародным языком, ругаясь, если это необходимо.
Он любил ощущать себя в каком-то смысле главой этой семьи своих телохранителей, с удовольствием играл, например, роль отца, выбирающего невест для своих молодых парней. Здесь он был придирчив, подчеркивая необходимость подыскать такую подругу жизни, которая подходила бы телохранителю по общественному и имущественному положению.
В общем, и дом, и быт Мао Цзэдуна были казенными. Постоянного пристанища у него практически не было. На протяжении почти всей своей жизни он был человеком неприкаянным.
Если говорить о некоторых деталях его быта, то можно отметить, что в определенные периоды своей жизни он любил играть в мацзян и в облавные шашки. Проигрывал редко, но если это случалось, то недоумевал: как же это кто-то оказался способен обыграть его. Однако он не сильно переживал свои поражения, быстро уходил от этих мыслей.
Мао Цзэдун в отличие от большинства людей в Китае хорошо плавал. Посетив родную деревню в конце 1950-х годов, он с гордостью демонстрировал односельчанам в пруду перед своим домом искусство плавать разными стилями.
В свое время ему пришлось много поездить верхом на лошадях. С 1928 по 1936 г. у него была одна лошадь, и он говорил, что теперь ей место в музее революции.
Мао Цзэдун привыкал к вещам. Он не желал, например, расставаться с простой бамбуковой тростью, которая долго служила ему. Если во время похода он ронял ее в пропасть, то движение колонны прекращалось до той поры, пока телохранители не доставали трость со дна ущелья. Мао Цзэдун строго запрещал без его согласия выбрасывать его старые вещи. У него были две спальных пижамы, на каждой из которых насчитывалось более полусотни заплат. Мао Цзэдун не носил новую обувь. Ее сначала отдавали разнашивать телохранителям. А далее он занашивал ботинки до такой степени, что сапожник отказывался чинить их.
Особо следует сказать о кровати Мао Цзэдуна. Он говорил, что люди обычно проводят в кроватях треть жизни, а он проводил даже еще больше времени. Кровать была его рабочим местом. Он работал лежа, опираясь на валик в изголовье кровати. Кровать его была жесткой и деревянной. Она имела в ширину более полутора метров. Треть этого пространства занимали книги и документы, с которыми работал Мао Цзэдун. Он жил на кровати. Это было его постоянное место. При этом он был в нижнем белье или в спальной пижаме.
Именно в таком виде, не поднимаясь с кровати, он проводил и заседания политбюро ЦК партии, и даже, случалось, принимал иностранных представителей. (Именно так Мао Цзэдун принимал в последний раз в жизни, в первой половине 1960-х гг., советского посла С.В. Червоненко. При этом другие члены руководства партии и страны сидели тут же, у кровати Мао Цзэдуна.)
Мао Цзэдун беспрестанно курил и пил зеленый чай. Выпив кружку или несколько кружек чая, он пальцами доставал из нее распаренные чайные листья и отправлял их в рот.
Можно сказать, что в жизни перед людьми Мао Цзэдун представал в различных образах. Во-первых, человеком, увлеченным работой настолько, что тут опасно было мешать ему. Он был серьезен и предельно сосредоточен. В эти часы он был как бы вне всего остального мира, выше всей мирской суеты. Телохранители должны были вести себя как тени.
Во-вторых, в те часы, когда он был среди «своих», то есть в кругу людей, работавших «при теле» Мао Цзэдуна – телохранителей или хранителей тела, медперсонала и личных секретарей, а также своих ближайших родственников. Здесь он позволял себе быть самим собой, раскованным, темпераментным, расслабленным, иной раз шумным, допускавшим эксцентричную походку с целью дать отдых своим затекшим членам; мог и пошуметь, рассердиться, выругаться.
В-третьих, он появлялся в образе божества на людях, почти перед любой аудиторией. Тут и самого тела Мао Цзэдуна, физической субстанции, как бы и не было. А был его величество император или Господь Бог, уделивший частицу своего драгоценного времени тем, кто находился внизу, в мирской суете. Он сохранял при этом неподвижность и неприступный вид, старался придать каждому своему слову высшую ценность и высший смысл, вкладывая в них недоступное людскому разумению глубокое содержание. Людям позволялось при этом постепенно начинать догадываться, и то лишь о части сокровенного смысла, которым, казалось, были исполнены и наполнены его слова и жесты.
Очерк второй
Его ближний круг
Какими были взаимоотношения Мао Цзэдуна с теми людьми, с которыми он более или менее постоянно в те или иные периоды своей жизни общался, и общался, как говорится, по делу?
Когда мы говорим о его ближних, то речь идет о тех, кто сталкивался с Мао Цзэдуном не тогда, когда этого требовала забота о его теле, а тогда, когда это было необходимо в связи с делом, которым он занимался.
Круг таких людей был и широк и узок одновременно. Безусловно, за свою жизнь Мао Цзэдуну пришлось общаться с бесчисленным множеством людей. И в то же время был круг людей, с которыми Мао Цзэдун либо постоянно сталкивался, общался на протяжении того или иного периода своей длинной жизни, либо отношения, конфликты или общение с которыми ярко вспыхивали, приобретали очень важное для этих людей и для Мао Цзэдуна значение на какое-то время.
Среди этой категории людей его друзья, учителя, руководители ЦК КПК, видные деятели других партий или общественных кругов, его секретари, то есть люди, помогавшие ему вести конкретную работу по исследованию тех или иных политических вопросов, проблем теории.
Чжоу Эньлай более сорока лет был преданным Мао Цзэдуну товарищем по партии, человеком, который, сознательно уверовав в провидческий дар Мао Цзэдуна, в его гениальность, в его превосходство, поставил все свои выдающиеся умственные и деловые качества на службу Мао Цзэдуну, старался сделать все для того, чтобы задуманное Мао Цзэдуном воплощалось в жизнь. Мао Цзэдун доверял Чжоу Эньлаю. Характер такого доверия определялся личными качествами Мао Цзэдуна.
Сталкиваясь с новыми сложными проблемами, с обстоятельствами, которые были ему непонятны, с тем, что ему не подчинялось, что не слушалось его, Мао Цзэдун иногда на некоторое время впадал в сомнамбулическое состояние, как бы отключался от жизни. Партия и страна при этом, если говорить об их политическом руководстве, оказывались как бы в слепом полете, в тумане и без пилота. Физически он присутствовал, но ручку управления не сжимал. В такие моменты эту ручку управления с молчаливого согласия Мао Цзэдуна брал Чжоу Эньлай. Он выводил машину на простор; появлялась видимость вещей, предметов, событий, и как бы само собой управление вновь возвращалось к Мао Цзэдуну. Согласованность действий Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая была идеальной или близкой к идеальной.
И все же при всей близости и взаимопонимании между Мао Цзэдуном и его ближайшим помощником вряд ли можно говорить о дружеских чувствах, связывавших этих двух людей. Во всяком случае Мао Цзэдун никогда не позволял себе проявлять такие чувства, а может быть был и не способен на них. Их отношения были строгими отношениями единомышленников, но отношениями, в которых не было места внешнему проявлению человеческих чувств. Мао Цзэдун в общении с Чжоу Эньлаем никогда не выходил за рамки сугубо официальных разговоров.
Здесь попутно заметим, что у Мао Цзэдуна была привычка никогда не говорить добрых слов о человеке при нем самом, да и в отсутствие человека это случалось совсем не часто. Он вообще предпочитал говорить благодарные слова, давать высокую оценку только мертвым.
И все-таки следует отметить, что подобие дружбы в их отношениях зиждилось, безусловно, на подчинении и интеллекта, и воли, и способностей Чэнь И желаниям, планам и намерениям Мао Цзэдуна.
Когда же во время «культурной революции» Чэнь И, отражая интересы тех партийных деятелей, той части номенклатуры, с которой он был связан намертво, попытался, даже не в прямом разговоре с Мао Цзэдуном, в чем-то как бы «поправить» вождя, мгновенно произошел разрыв. Чэнь И был отстранен от дел. Мао Цзэдун назвал его «представителем правых сил». Оказавшись в положении политического деятеля, не пользующегося доверием, Чэнь И надолго заболел, а потом умер. Мао Цзэдун положительно отозвался о Чэнь И уже после его смерти, на похоронах, но и это было продиктовано скорее политическими целями и расчетами Мао Цзэдуна. (Попутно заметим, что Мао Цзэдун не поехал на похороны И.В. Сталина, а хвалебные слова в его адрес высказал в статье, написанной уже после смерти И.В. Сталина.)
В Кан Шэне Мао Цзэдун находил того, кто разделял его замыслы, умел их подать в теоретической упаковке, приемлемой для Мао Цзэдуна, и мало того, на практике брал на себя всю черную и грязную работу по физическому уничтожению различными методами и способами людей, которые так или иначе мешали Мао Цзэдуну оставаться непогрешимым вождем.
Кан Шэн был умелым подручным Мао Цзэдуна, мастером гнусных дел; он не лез в друзья и тем более в преемники, а потому оставался нужным Мао Цзэдуну практически до конца жизни.
Около 1918—1920 годов были люди, которые оказали на формирование взглядов Мао Цзэдуна большое влияние. Уже говорилось о тесте Мао Цзэдуна Ян Чанцзи, упоминали мы и о Ли Дачжао.
Теперь хотелось бы сказать и о Чэнь Дусю, который был одним из основателей КПК. Мао Цзэдун в момент знакомства с Чэнь Дусю, как и в случаях с Ян Чанцзи и с Ли Дачжао, выступал в качестве молодого ученика признанных лидеров в области политического мышления.
В 1918 г. Мао Цзэдун впервые приехал в Пекин. Здесь на него оказал большое влияние Чэнь Дусю из Пекинского университета. В мае 1920 года, когда Чэнь Дусю находился уже в Шанхае, Мао Цзэдун специально приехал к нему, чтобы посоветоваться о планах создания «Союза реорганизации Хунани». Чэнь Дусю высказал свои соображения по этому поводу и познакомил Мао Цзэдуна с планами создания всекитайской партии. Они откровенно разговаривали тогда на различные темы. Под воздействием Чэнь Дусю Мао Цзэдун изменил свои в то время во многом демократические убеждения на приверженность марксизму-ленинизму. Впоследствии Мао Цзэдун говорил Эдгару Сноу: «То, что говорил тогда Чэнь Дусю о своих убеждениях, явилось для меня, вероятно, поворотным, ключевым моментом в жизни, оказало на меня глубокое влияние».
К тому времени характер Мао Цзэдуна вполне сформировался. Но он был восприимчив к наставлениям учителей, вооружавших его теоретическими взглядами и политическими установками, которые Мао Цзэдун считал пригодными для политической борьбы, для осуществления своих идеалов и планов.
Создание Мао Цзэдуном коммунистической организации в провинции Хунань произошло под прямым руководством Чэнь Дусю, который возлагал на Мао Цзэдуна надежды и опирался на него. Мао Цзэдун, в свою очередь, считал важным непосредственно ориентироваться на главного практического руководителя партии в то время.
В августе 1920 г. Чэнь Дусю, Ли Ханьцзунь, Ли Да создали первую в Китае организацию КПК, шанхайскую коммунистическую ячейку. После этого Чэнь Дусю написал Мао Цзэдуну письмо, в котором предложил создать такую же группу в Хунани, что Мао Цзэдун и осуществил. На третьем съезде КПК Чэнь Дусю уже ставил работу Мао Цзэдуна в Хунани в пример тем, кто действовал в Шанхае, Пекине, Ухане, Гуанчжоу.
После третьего съезда партии Мао Цзэдун был вместе с Чэнь Дусю в работе по сотрудничеству между Гоминьданом и компартией, реализуя план создания единого фронта борьбы.
В мае 1923 г. Мао Цзэдун по настоянию Чэнь Дусю был переведен на работу из Хунани в Шанхай, в ЦК партии. Их встречи участились. На третьем съезде партии Мао Цзэдун, как и Чэнь Дусю, вошел в состав руководства КПК. С апреля по ноябрь 1924 г. они от имени ЦК партии выпустили много совместных документов по вопросу о едином фронте. Идейно они были тогда близки, если не едины.
Разногласия между ними стали проявляться в конце 1925 г. Это касалось вопроса о крестьянах и о руководящей роли класса неимущих.
Мао Цзэдун был захвачен мыслью о решающей роли крестьян в китайской революции. Чэнь Дусю принимал в расчет отсталость крестьянства. Их мнения разошлись и по вопросу о перспективах революции в Китае, об оценке Гоминьдана, о вооруженной борьбе. Тут Мао Цзэдун, в соответствии со своим характером, был сторонником крайне резкой позиции, в отличие от Чэнь Дусю. На пятом съезде партии Чэнь Дусю выступил против взглядов Мао Цзэдуна и одержал верх. После этого их пути разошлись.
В дальнейшем события развивались таким образом, что Чэнь Дусю оказался вне партии. Характерным, однако, представляется тот факт, что после исключения из партии Чэнь Дусю никогда публично не выступал против руководства партией Мао Цзэдуном. В то же время и Мао Цзэдун не допускал резко отрицательного, демонстративно негативного отношения к Чэнь Дусю.
Мао Цзэдун не забывал ни о влиянии на него Чэнь Дусю, ни о его роли в 1920-х гг. В 1937 г. Чэнь Дусю был освобожден властями из тюрьмы в Нанкине. Он поддержал политику единого фронта в антияпонской войне и выразил желание участвовать в работе КПК. Мао Цзэдун пригласил Чэнь Дусю на работу в Яньань. Впрочем, из этого ничего так и не получилось.
Уже после смерти Чэнь Дусю в 1945 г. в известном «Решении по некоторым вопросам истории партии» была дана положительная оценка руководящей роли Чэнь Дусю в свое время в 1920-х гг. В докладе на седьмом съезде КПК Мао Цзэдун говорил о Чэнь Дусю как о «главнокомандующем движения 4 мая» 1919 г., отмечал его заслуги в создании партии. С точки зрения Мао Цзэдуна, который тут, вероятно, хотел видеть себя «китайским Лениным», Чэнь Дусю в определенном смысле был похож на «китайского Плеханова».
В отношении Мао Цзэдуна к Чэнь Дусю просматривается и его уважение к учителям, и ориентация на практически первого по рангу реального руководителя партии, когда Мао Цзэдуну надо было заботиться о своей карьере, и непримиримость в моменты наивысшего напряжения борьбы за власть внутри партии, и стремление дать поверженному сопернику возможность как-то существовать и работать после того, как вопрос о власти уже был бесповоротно решен в пользу Мао Цзэдуна.
Ли Да течением событий был отнесен, если можно так сказать, на обочину внутрипартийной борьбы. Он не состоял в руководстве партии уже с 1930-х гг. Но он был жив и продолжал работать как исследователь, как ученый и в годы КНР, вплоть до 1966 г., до «культурной революции», когда его буквально замучили, довели до смерти молодые приверженцы идей Мао Цзэдуна, именовавшиеся в КНР красногвардейцами. При этом он взмолился и просил Мао Цзэдуна спасти ему жизнь, чего тот не сделал.
А в истории их отношений до того времени было много любопытного. Ли Да был человеком с очень мощным интеллектуальным потенциалом. Мао Цзэдун признавал это. В минуты откровенности он говорил, что, с его точки зрения, Ли Да – это «Лу Синь в области теории». Так как для Мао Цзэдуна в политическом плане не было современного ему писателя выше, чем Лу Синь[10], то можно себе представить, каким мыслителем и теоретиком представал в глазах Мао Цзэдуна Ли Да. Правда, надо отметить, что эта оценка была дана в частном разговоре в узком кругу, и когда у Мао Цзэдуна спросили, нет ли необходимости обнародовать ее, то он, очевидно спохватившись, сказал, что его мнение тут, дескать, ни к чему, и что история сама воздаст всем по справедливости.
Мао Цзэдун вспоминал о Ли Да тогда, когда речь шла о сложных для него теоретических вопросах. В 1958 г. в КПК выдвигалась идея:
«Учиться у Маркса, превзойти Маркса». Мао Цзэдун, прежде чем ее обнародовать, повелел обратиться за консультацией к Ли Да.
Ли Да на это сказал посланцам Мао Цзэдуна: «Да ведь Маркс же умер; как же можно его превзойти? Вот и Энгельс тоже ничего не говорил о том, чтобы «превзойти»! Как, например, можно превзойти поэму-элегию Цюй Юаня «Скорбь отверженного» (общепризнанный образец китайской классической поэзии. – Ю.Г.)? А вот что надо бы делать, так это изучать и развивать марксизм; ну а для начала следовало бы учиться (читать книги, использовать заложенные в книгах знания); развитие марксизма является естественным результатом этой учебы. Что же касается состояния, в котором в настоящее время находится наша партия (а дело было, напомним, во время «великого скачка», когда Мао Цзэдун видел и себя, и свою партию, и страну на высшем их теоретическом и практическом подъеме. – Ю.Г.), то оно, во-первых, характеризуется тем, что такого рода учеба, такого рода знания недостаточно распространены вширь, и, во-вторых, сейчас головы у людей просто кружатся, как говорится, у них поднялась температура; в этих условиях, хочешь ты того или не хочешь, но следовало бы усилить учебу, изучение марксизма».
В результате идея «превзойти Маркса» не была пущена в ход. Мао Цзэдун очень не любил и не терпел, когда кто-нибудь оказывался мудрее, чем он, и потому, будучи в Ухане, где Ли Да жил и занимал пост ректора Уханьского университета, он сам вступил в беседу с Ли Да.
В ходе этой беседы Ли Да, будучи обеспокоен политикой Мао Цзэдуна, который толкал партию на необоснованные и рискованные действия, спросил у Мао Цзэдуна:
– Можно ли говорить, что «земля будет родить столько, насколько только у людей хватит смелости»?
Мао Цзэдун ответил:
– Как и у всего на свете, у этого лозунга есть две стороны, ему присуща двойственность.
Ли Да тут же уточнил:
– Вот ты говоришь, что этому лозунгу присуща двойственность. Иными словами, на практике ты одобряешь этот лозунг, не так ли?
Мао Цзэдун парировал:
– А если и одобряю, то что из того? А если и не одобряю, то что из того?
Ли Да разъяснил Мао Цзэдуну:
– Если одобряешь, тогда, следовательно, ты считаешь, что субъективные способности человека безграничны. Но ведь на самом-то деле субъективные способности человека в своем развитии ограничены определенными условиями. В настоящее же время весь вопрос в том, что люди действуют слишком смело, а не в том, что им не хватает смелости. Тебе не надо было бы подливать масла в огонь. В противном случае из-за этого может произойти несчастье, бедствие.
Когда мы говорим о его ближних, то речь идет о тех, кто сталкивался с Мао Цзэдуном не тогда, когда этого требовала забота о его теле, а тогда, когда это было необходимо в связи с делом, которым он занимался.
Круг таких людей был и широк и узок одновременно. Безусловно, за свою жизнь Мао Цзэдуну пришлось общаться с бесчисленным множеством людей. И в то же время был круг людей, с которыми Мао Цзэдун либо постоянно сталкивался, общался на протяжении того или иного периода своей длинной жизни, либо отношения, конфликты или общение с которыми ярко вспыхивали, приобретали очень важное для этих людей и для Мао Цзэдуна значение на какое-то время.
Среди этой категории людей его друзья, учителя, руководители ЦК КПК, видные деятели других партий или общественных кругов, его секретари, то есть люди, помогавшие ему вести конкретную работу по исследованию тех или иных политических вопросов, проблем теории.
* * *
Характер Мао Цзэдуна был таков, что дружеских отношений на равных он органически не допускал.Чжоу Эньлай более сорока лет был преданным Мао Цзэдуну товарищем по партии, человеком, который, сознательно уверовав в провидческий дар Мао Цзэдуна, в его гениальность, в его превосходство, поставил все свои выдающиеся умственные и деловые качества на службу Мао Цзэдуну, старался сделать все для того, чтобы задуманное Мао Цзэдуном воплощалось в жизнь. Мао Цзэдун доверял Чжоу Эньлаю. Характер такого доверия определялся личными качествами Мао Цзэдуна.
Сталкиваясь с новыми сложными проблемами, с обстоятельствами, которые были ему непонятны, с тем, что ему не подчинялось, что не слушалось его, Мао Цзэдун иногда на некоторое время впадал в сомнамбулическое состояние, как бы отключался от жизни. Партия и страна при этом, если говорить об их политическом руководстве, оказывались как бы в слепом полете, в тумане и без пилота. Физически он присутствовал, но ручку управления не сжимал. В такие моменты эту ручку управления с молчаливого согласия Мао Цзэдуна брал Чжоу Эньлай. Он выводил машину на простор; появлялась видимость вещей, предметов, событий, и как бы само собой управление вновь возвращалось к Мао Цзэдуну. Согласованность действий Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая была идеальной или близкой к идеальной.
И все же при всей близости и взаимопонимании между Мао Цзэдуном и его ближайшим помощником вряд ли можно говорить о дружеских чувствах, связывавших этих двух людей. Во всяком случае Мао Цзэдун никогда не позволял себе проявлять такие чувства, а может быть был и не способен на них. Их отношения были строгими отношениями единомышленников, но отношениями, в которых не было места внешнему проявлению человеческих чувств. Мао Цзэдун в общении с Чжоу Эньлаем никогда не выходил за рамки сугубо официальных разговоров.
Здесь попутно заметим, что у Мао Цзэдуна была привычка никогда не говорить добрых слов о человеке при нем самом, да и в отсутствие человека это случалось совсем не часто. Он вообще предпочитал говорить благодарные слова, давать высокую оценку только мертвым.
* * *
Более всех руководителей ЦК КПК позволял себе прямоту и откровенность в разговорах с Мао Цзэдуном, причем не стесняясь в выражениях, Пэн Дэхуай. Получилось так, что Пэн Дэхуай оказался, пожалуй, не только самым способным, самым талантливым военачальником в окружении Мао Цзэдуна, но и тем человеком, который неоднократно спасал Мао Цзэдуну жизнь. Не говоря в данном случае о политических причинах, отметим, что в конечном счете именно столкновение характеров Мао Цзэдуна и Пэн Дэхуая привело их к разрыву и, более того, Мао Цзэдун фактически уничтожил Пэн Дэхуая, разумеется, не своими руками. Во время «культурной революции» Пэн Дэхуая замучили в тюрьме. Они разошлись тогда, когда речь пошла о жизни и смерти людей. Пэн Дэхуай не мог мириться с тем, что в результате политики Мао Цзэдуна и вообще руководства ЦК КПК миллионы крестьян были обречены на голодную смерть. Мао Цзэдун и в этих обстоятельствах полагал, что главное – это его идеи, его власть, а «сухие ветви» китайского человеческого дерева, то есть миллионы людей, умерших голодной смертью, так или иначе, но всегда отмирали, отмирают и будут отмирать. Пэн Дэхуай сказал горькую правду Мао Цзэдуну. Мао Цзэдун не стерпел этого. В результате Мао Цзэдун лишился честного товарища, который поставил человеческую жизнь, жизни людей выше воли и желания Мао Цзэдуна.* * *
Чэнь И был тем из руководителей ЦК КПК, который сумел так приноровиться к характеру Мао Цзэдуна, что отношения между ними очень напоминали дружеские, во всяком случае по форме. При встречах Мао Цзэдуна и Чэнь И звучали шутки, смех; они читали вслух друг другу стихи древних китайских поэтов; иной раз на короткое время возникала как бы непринужденная атмосфера. Возможно, именно оценив способности Чэнь И приспосабливаться к трудным собеседникам и в то же время его полное подчинение принятому курсу в области внешней политики, председатель ЦК КПК и назначил Чэнь И министром иностранных дел КНР.И все-таки следует отметить, что подобие дружбы в их отношениях зиждилось, безусловно, на подчинении и интеллекта, и воли, и способностей Чэнь И желаниям, планам и намерениям Мао Цзэдуна.
Когда же во время «культурной революции» Чэнь И, отражая интересы тех партийных деятелей, той части номенклатуры, с которой он был связан намертво, попытался, даже не в прямом разговоре с Мао Цзэдуном, в чем-то как бы «поправить» вождя, мгновенно произошел разрыв. Чэнь И был отстранен от дел. Мао Цзэдун назвал его «представителем правых сил». Оказавшись в положении политического деятеля, не пользующегося доверием, Чэнь И надолго заболел, а потом умер. Мао Цзэдун положительно отозвался о Чэнь И уже после его смерти, на похоронах, но и это было продиктовано скорее политическими целями и расчетами Мао Цзэдуна. (Попутно заметим, что Мао Цзэдун не поехал на похороны И.В. Сталина, а хвалебные слова в его адрес высказал в статье, написанной уже после смерти И.В. Сталина.)
* * *
Кан Шэн оставался до самой своей смерти в числе тех действовавших в партии и в стране лиц, обладавших огромной властью, которые были нужны Мао Цзэдуну. Здесь происходило совпадение интересов, хотя и не было ни отношений на равных, ни дружбы. Кан Шэн стремился во всем угодить Мао Цзэдуну. Он играл на «слабых струнах» его души: мог вместе с ним полюбоваться старинными каллиграфическими надписями, так как и сам был неплохим каллиграфом (впрочем, и Мао Цзэдун претендовал на свой стиль письма, который в древности называли «каллиграфией безумца»), восхищаться стихами китайских поэтов древности. Однако главное было в том, что Кан Шэн умел понимать сокровенные, даже еще не полностью высказанные, скрытые желания Мао Цзэдуна и осуществлять их. Например, когда в 1957 г. Мао Цзэдун возвратился из Москвы после совещания коммунистических и рабочих партий и намекнул на то, что ему не нравится идейная направленность политики руководителей компартий стран Западной Европы, Кан Шэн, выбрав момент, сумел доказать Мао Цзэдуну, что он способен создать ряд статей с критикой взглядов, не нравившихся Мао Цзэдуну.В Кан Шэне Мао Цзэдун находил того, кто разделял его замыслы, умел их подать в теоретической упаковке, приемлемой для Мао Цзэдуна, и мало того, на практике брал на себя всю черную и грязную работу по физическому уничтожению различными методами и способами людей, которые так или иначе мешали Мао Цзэдуну оставаться непогрешимым вождем.
Кан Шэн был умелым подручным Мао Цзэдуна, мастером гнусных дел; он не лез в друзья и тем более в преемники, а потому оставался нужным Мао Цзэдуну практически до конца жизни.
* * *
Обратимся теперь к некоторым отдельным случаям, которые, как нам представляется, помогут еще лучше понять Мао Цзэдуна как человека.Около 1918—1920 годов были люди, которые оказали на формирование взглядов Мао Цзэдуна большое влияние. Уже говорилось о тесте Мао Цзэдуна Ян Чанцзи, упоминали мы и о Ли Дачжао.
Теперь хотелось бы сказать и о Чэнь Дусю, который был одним из основателей КПК. Мао Цзэдун в момент знакомства с Чэнь Дусю, как и в случаях с Ян Чанцзи и с Ли Дачжао, выступал в качестве молодого ученика признанных лидеров в области политического мышления.
В 1918 г. Мао Цзэдун впервые приехал в Пекин. Здесь на него оказал большое влияние Чэнь Дусю из Пекинского университета. В мае 1920 года, когда Чэнь Дусю находился уже в Шанхае, Мао Цзэдун специально приехал к нему, чтобы посоветоваться о планах создания «Союза реорганизации Хунани». Чэнь Дусю высказал свои соображения по этому поводу и познакомил Мао Цзэдуна с планами создания всекитайской партии. Они откровенно разговаривали тогда на различные темы. Под воздействием Чэнь Дусю Мао Цзэдун изменил свои в то время во многом демократические убеждения на приверженность марксизму-ленинизму. Впоследствии Мао Цзэдун говорил Эдгару Сноу: «То, что говорил тогда Чэнь Дусю о своих убеждениях, явилось для меня, вероятно, поворотным, ключевым моментом в жизни, оказало на меня глубокое влияние».
К тому времени характер Мао Цзэдуна вполне сформировался. Но он был восприимчив к наставлениям учителей, вооружавших его теоретическими взглядами и политическими установками, которые Мао Цзэдун считал пригодными для политической борьбы, для осуществления своих идеалов и планов.
Создание Мао Цзэдуном коммунистической организации в провинции Хунань произошло под прямым руководством Чэнь Дусю, который возлагал на Мао Цзэдуна надежды и опирался на него. Мао Цзэдун, в свою очередь, считал важным непосредственно ориентироваться на главного практического руководителя партии в то время.
В августе 1920 г. Чэнь Дусю, Ли Ханьцзунь, Ли Да создали первую в Китае организацию КПК, шанхайскую коммунистическую ячейку. После этого Чэнь Дусю написал Мао Цзэдуну письмо, в котором предложил создать такую же группу в Хунани, что Мао Цзэдун и осуществил. На третьем съезде КПК Чэнь Дусю уже ставил работу Мао Цзэдуна в Хунани в пример тем, кто действовал в Шанхае, Пекине, Ухане, Гуанчжоу.
После третьего съезда партии Мао Цзэдун был вместе с Чэнь Дусю в работе по сотрудничеству между Гоминьданом и компартией, реализуя план создания единого фронта борьбы.
В мае 1923 г. Мао Цзэдун по настоянию Чэнь Дусю был переведен на работу из Хунани в Шанхай, в ЦК партии. Их встречи участились. На третьем съезде партии Мао Цзэдун, как и Чэнь Дусю, вошел в состав руководства КПК. С апреля по ноябрь 1924 г. они от имени ЦК партии выпустили много совместных документов по вопросу о едином фронте. Идейно они были тогда близки, если не едины.
Разногласия между ними стали проявляться в конце 1925 г. Это касалось вопроса о крестьянах и о руководящей роли класса неимущих.
Мао Цзэдун был захвачен мыслью о решающей роли крестьян в китайской революции. Чэнь Дусю принимал в расчет отсталость крестьянства. Их мнения разошлись и по вопросу о перспективах революции в Китае, об оценке Гоминьдана, о вооруженной борьбе. Тут Мао Цзэдун, в соответствии со своим характером, был сторонником крайне резкой позиции, в отличие от Чэнь Дусю. На пятом съезде партии Чэнь Дусю выступил против взглядов Мао Цзэдуна и одержал верх. После этого их пути разошлись.
В дальнейшем события развивались таким образом, что Чэнь Дусю оказался вне партии. Характерным, однако, представляется тот факт, что после исключения из партии Чэнь Дусю никогда публично не выступал против руководства партией Мао Цзэдуном. В то же время и Мао Цзэдун не допускал резко отрицательного, демонстративно негативного отношения к Чэнь Дусю.
Мао Цзэдун не забывал ни о влиянии на него Чэнь Дусю, ни о его роли в 1920-х гг. В 1937 г. Чэнь Дусю был освобожден властями из тюрьмы в Нанкине. Он поддержал политику единого фронта в антияпонской войне и выразил желание участвовать в работе КПК. Мао Цзэдун пригласил Чэнь Дусю на работу в Яньань. Впрочем, из этого ничего так и не получилось.
Уже после смерти Чэнь Дусю в 1945 г. в известном «Решении по некоторым вопросам истории партии» была дана положительная оценка руководящей роли Чэнь Дусю в свое время в 1920-х гг. В докладе на седьмом съезде КПК Мао Цзэдун говорил о Чэнь Дусю как о «главнокомандующем движения 4 мая» 1919 г., отмечал его заслуги в создании партии. С точки зрения Мао Цзэдуна, который тут, вероятно, хотел видеть себя «китайским Лениным», Чэнь Дусю в определенном смысле был похож на «китайского Плеханова».
В отношении Мао Цзэдуна к Чэнь Дусю просматривается и его уважение к учителям, и ориентация на практически первого по рангу реального руководителя партии, когда Мао Цзэдуну надо было заботиться о своей карьере, и непримиримость в моменты наивысшего напряжения борьбы за власть внутри партии, и стремление дать поверженному сопернику возможность как-то существовать и работать после того, как вопрос о власти уже был бесповоротно решен в пользу Мао Цзэдуна.
* * *
Еще одним руководителем Компартии в 1920-х гг., который был по положению в коммунистическом движении тогда старше и выше Мао Цзэдуна, был Ли Да, один из немногих участников первого съезда КПК.Ли Да течением событий был отнесен, если можно так сказать, на обочину внутрипартийной борьбы. Он не состоял в руководстве партии уже с 1930-х гг. Но он был жив и продолжал работать как исследователь, как ученый и в годы КНР, вплоть до 1966 г., до «культурной революции», когда его буквально замучили, довели до смерти молодые приверженцы идей Мао Цзэдуна, именовавшиеся в КНР красногвардейцами. При этом он взмолился и просил Мао Цзэдуна спасти ему жизнь, чего тот не сделал.
А в истории их отношений до того времени было много любопытного. Ли Да был человеком с очень мощным интеллектуальным потенциалом. Мао Цзэдун признавал это. В минуты откровенности он говорил, что, с его точки зрения, Ли Да – это «Лу Синь в области теории». Так как для Мао Цзэдуна в политическом плане не было современного ему писателя выше, чем Лу Синь[10], то можно себе представить, каким мыслителем и теоретиком представал в глазах Мао Цзэдуна Ли Да. Правда, надо отметить, что эта оценка была дана в частном разговоре в узком кругу, и когда у Мао Цзэдуна спросили, нет ли необходимости обнародовать ее, то он, очевидно спохватившись, сказал, что его мнение тут, дескать, ни к чему, и что история сама воздаст всем по справедливости.
Мао Цзэдун вспоминал о Ли Да тогда, когда речь шла о сложных для него теоретических вопросах. В 1958 г. в КПК выдвигалась идея:
«Учиться у Маркса, превзойти Маркса». Мао Цзэдун, прежде чем ее обнародовать, повелел обратиться за консультацией к Ли Да.
Ли Да на это сказал посланцам Мао Цзэдуна: «Да ведь Маркс же умер; как же можно его превзойти? Вот и Энгельс тоже ничего не говорил о том, чтобы «превзойти»! Как, например, можно превзойти поэму-элегию Цюй Юаня «Скорбь отверженного» (общепризнанный образец китайской классической поэзии. – Ю.Г.)? А вот что надо бы делать, так это изучать и развивать марксизм; ну а для начала следовало бы учиться (читать книги, использовать заложенные в книгах знания); развитие марксизма является естественным результатом этой учебы. Что же касается состояния, в котором в настоящее время находится наша партия (а дело было, напомним, во время «великого скачка», когда Мао Цзэдун видел и себя, и свою партию, и страну на высшем их теоретическом и практическом подъеме. – Ю.Г.), то оно, во-первых, характеризуется тем, что такого рода учеба, такого рода знания недостаточно распространены вширь, и, во-вторых, сейчас головы у людей просто кружатся, как говорится, у них поднялась температура; в этих условиях, хочешь ты того или не хочешь, но следовало бы усилить учебу, изучение марксизма».
В результате идея «превзойти Маркса» не была пущена в ход. Мао Цзэдун очень не любил и не терпел, когда кто-нибудь оказывался мудрее, чем он, и потому, будучи в Ухане, где Ли Да жил и занимал пост ректора Уханьского университета, он сам вступил в беседу с Ли Да.
В ходе этой беседы Ли Да, будучи обеспокоен политикой Мао Цзэдуна, который толкал партию на необоснованные и рискованные действия, спросил у Мао Цзэдуна:
– Можно ли говорить, что «земля будет родить столько, насколько только у людей хватит смелости»?
Мао Цзэдун ответил:
– Как и у всего на свете, у этого лозунга есть две стороны, ему присуща двойственность.
Ли Да тут же уточнил:
– Вот ты говоришь, что этому лозунгу присуща двойственность. Иными словами, на практике ты одобряешь этот лозунг, не так ли?
Мао Цзэдун парировал:
– А если и одобряю, то что из того? А если и не одобряю, то что из того?
Ли Да разъяснил Мао Цзэдуну:
– Если одобряешь, тогда, следовательно, ты считаешь, что субъективные способности человека безграничны. Но ведь на самом-то деле субъективные способности человека в своем развитии ограничены определенными условиями. В настоящее же время весь вопрос в том, что люди действуют слишком смело, а не в том, что им не хватает смелости. Тебе не надо было бы подливать масла в огонь. В противном случае из-за этого может произойти несчастье, бедствие.