Страница:
Узнав о смерти жены, Мао Цзэдун сказал: «И сотней жизней не искупить смерти Ян Кайхой». Он отправил деньги, чтобы установили памятник на ее могиле.
Впоследствии Мао Цзэдун переживал случившееся, и не только потому, что очень любил Ян Кайхой, но и из чувства глубокой вины перед ней. В характере Мао Цзэдуна была эта черта: он каялся перед мертвыми, но он не был способен делать это перед живыми. Это было своеобразным проявлением его эгоизма и нарциссизма. В своем внутреннем мире он, вероятно, жалел себя, уходя в мир теней из мира живых людей, обращаясь к теням тех, кто был верен ему.
В 1957 г. Мао Цзэдун написал стихи, адресовав их Ли Шуи, вдове своего погибшего товарища по фамилии Лю. Муж Ли Шуи и жена Мао Цзэдуна пали в объединявшей их борьбе с врагами. Вот эти стихи, которые в свое время партийная пропаганда довела практически до всего населения КНР:
Мао Цзэдун, к тому времени изрядно постаревший и отяжелевший, от слов Цзян Цин буквально окаменел.
Нужно здесь попутно сказать, что Мао Цзэдун в подобных случаях, когда кто-то позволял себе возражать ему либо задавать неприятный вопрос, впадал в странную оцепенелость, в своего рода психологический анабиоз. Возможно, это было связано с тем, что он вообще склонен был только к монологу, а диалога и уж тем более возражений просто не переносил. А быть может, это была его защитная реакция на стрессы.
И на сей раз он долго молчал. Страшно побледнел. В руке дымилась половинка сигареты. Наконец он выдавил из себя: «Ты… катись у меня отсюда!» Эти слова были произнесены негромко, но столь весомо, с таким гневом, что Цзян Цин поняла, чем тут пахнет, мгновенно замолчала и ретировалась.
Стихи, опубликованные в 1957 г., были не первыми стихами Мао Цзэдуна о Ян Кайхой. В 1950 г. сын Мао Цзэдуна Мао Аньцин после своей свадьбы вместе с молодой женой навестил отца в Чжуннаньхае. Глядя на невестку, Мао Цзэдун расчувствовался и заговорил: «Ваша мама (тут он имел в виду Ян Кайхой) была мудрой и хорошей женщиной. Она была очень обаятельной! Я ее часто вспоминаю…» Он надолго замолчал и только все курил и курил.
Сын и невестка попросили Мао Цзэдуна переписать им на память своей рукой его стихи о Ян Кайхой. Мао Цзэдун подошел к столу, медленно взял в руки кисть, сосредоточился, и из-под кисти полились иероглифы: «Я потерял мой цветок, мою Ян…»
Невестка тут же напомнила свекру:
– Папа, у вас там в тексте: «Мою гордую Ян…» Мао Цзэдун сел и в раздумье сказал:
– Пусть будет «Мой цветок, мою Ян…». Это очень тепло, это по-родственному.
В 1949 г. Мао Цзэдун встречался со своим шурином Ян Кайчжи, с которым впоследствии долго не виделся. Летом 1976 г. Ян Кайчжи, будучи уже стариком, сумел найти в Пекине дом, где жила медсестра, работавшая при Мао Цзэдуне. Он пришел к этой медсестре по фамилии Ли и ее мужу, сотруднику охраны Мао Цзэдуна, по фамилии Вэй. Ян Кайчжи представился и поинтересовался состоянием здоровья Мао Цзэдуна, который тогда был уже практически при смерти. Однако разглашать этот партийно-государственный секрет никому не разрешалось. Поэтому ответом на вопрос Ян Кайчжи было продолжительное красноречивое молчание.
Поняв причину тягостного молчания собеседников, Ян Кайчжи попросил передать Мао Цзэдуну письмо и фотографию. На тот случай, если Мао Цзэдун пожелает с ним повидаться, Ян Кайчжи оставил номер своего телефона, упомянув, что он уже целый месяц находится в Пекине и никак не может связаться с Мао Цзэдуном. Ли во время своего дежурства передала письмо Мао Цзэдуну, когда ему стало чуть полегче. Мао Цзэдун узнал на фотографии Ян Кайчжи, назвал его по имени и велел Ли пригласить его к себе. Однако медсестра, которая, конечно же, согласовала свои действия с соответствующими компетентными органами, решительно ответила: «Вам сейчас не разрешается принимать гостей!» Мао Цзэдун смирился и не возражал. Письмо было положено на стол. Предполагалось, что к нему можно будет вернуться, как только позволит состояние здоровья Мао Цзэдуна. Но улучшения так и не наступило.
Глава третья
Впоследствии Мао Цзэдун переживал случившееся, и не только потому, что очень любил Ян Кайхой, но и из чувства глубокой вины перед ней. В характере Мао Цзэдуна была эта черта: он каялся перед мертвыми, но он не был способен делать это перед живыми. Это было своеобразным проявлением его эгоизма и нарциссизма. В своем внутреннем мире он, вероятно, жалел себя, уходя в мир теней из мира живых людей, обращаясь к теням тех, кто был верен ему.
В 1957 г. Мао Цзэдун написал стихи, адресовав их Ли Шуи, вдове своего погибшего товарища по фамилии Лю. Муж Ли Шуи и жена Мао Цзэдуна пали в объединявшей их борьбе с врагами. Вот эти стихи, которые в свое время партийная пропаганда довела практически до всего населения КНР:
На эти строки бурно реагировала Цзян Цин, новая жена Мао Цзэдуна. Она ворвалась к нему в кабинет и закричала: «Она, значит, у тебя твоя «гордая Ян», а я тогда кем у тебя числюсь?»
Я потерял мою гордую Ян, а ты лишилась своего Лю.
И вот Ян и Лю легко воспарили на счастливое девятое Небо.
И там они спросили у небесного виночерпия У Гана,
чем же он их угостит?
У Ган выставил прекрасное вино из цветов коричного дерева.
А всегда молчаливая Чан Э, фея Луны,
взмахнула своими широкими рукавами
и поплыла в безбрежной высоте в танце в честь тех, кто верен,
кто верен.
Весть об этом донеслась до мира людей.
А слезы прекрасной феи пролились на землю благодатным
освежающим дождем.
Мао Цзэдун, к тому времени изрядно постаревший и отяжелевший, от слов Цзян Цин буквально окаменел.
Нужно здесь попутно сказать, что Мао Цзэдун в подобных случаях, когда кто-то позволял себе возражать ему либо задавать неприятный вопрос, впадал в странную оцепенелость, в своего рода психологический анабиоз. Возможно, это было связано с тем, что он вообще склонен был только к монологу, а диалога и уж тем более возражений просто не переносил. А быть может, это была его защитная реакция на стрессы.
И на сей раз он долго молчал. Страшно побледнел. В руке дымилась половинка сигареты. Наконец он выдавил из себя: «Ты… катись у меня отсюда!» Эти слова были произнесены негромко, но столь весомо, с таким гневом, что Цзян Цин поняла, чем тут пахнет, мгновенно замолчала и ретировалась.
Стихи, опубликованные в 1957 г., были не первыми стихами Мао Цзэдуна о Ян Кайхой. В 1950 г. сын Мао Цзэдуна Мао Аньцин после своей свадьбы вместе с молодой женой навестил отца в Чжуннаньхае. Глядя на невестку, Мао Цзэдун расчувствовался и заговорил: «Ваша мама (тут он имел в виду Ян Кайхой) была мудрой и хорошей женщиной. Она была очень обаятельной! Я ее часто вспоминаю…» Он надолго замолчал и только все курил и курил.
Сын и невестка попросили Мао Цзэдуна переписать им на память своей рукой его стихи о Ян Кайхой. Мао Цзэдун подошел к столу, медленно взял в руки кисть, сосредоточился, и из-под кисти полились иероглифы: «Я потерял мой цветок, мою Ян…»
Невестка тут же напомнила свекру:
– Папа, у вас там в тексте: «Мою гордую Ян…» Мао Цзэдун сел и в раздумье сказал:
– Пусть будет «Мой цветок, мою Ян…». Это очень тепло, это по-родственному.
В 1949 г. Мао Цзэдун встречался со своим шурином Ян Кайчжи, с которым впоследствии долго не виделся. Летом 1976 г. Ян Кайчжи, будучи уже стариком, сумел найти в Пекине дом, где жила медсестра, работавшая при Мао Цзэдуне. Он пришел к этой медсестре по фамилии Ли и ее мужу, сотруднику охраны Мао Цзэдуна, по фамилии Вэй. Ян Кайчжи представился и поинтересовался состоянием здоровья Мао Цзэдуна, который тогда был уже практически при смерти. Однако разглашать этот партийно-государственный секрет никому не разрешалось. Поэтому ответом на вопрос Ян Кайчжи было продолжительное красноречивое молчание.
Поняв причину тягостного молчания собеседников, Ян Кайчжи попросил передать Мао Цзэдуну письмо и фотографию. На тот случай, если Мао Цзэдун пожелает с ним повидаться, Ян Кайчжи оставил номер своего телефона, упомянув, что он уже целый месяц находится в Пекине и никак не может связаться с Мао Цзэдуном. Ли во время своего дежурства передала письмо Мао Цзэдуну, когда ему стало чуть полегче. Мао Цзэдун узнал на фотографии Ян Кайчжи, назвал его по имени и велел Ли пригласить его к себе. Однако медсестра, которая, конечно же, согласовала свои действия с соответствующими компетентными органами, решительно ответила: «Вам сейчас не разрешается принимать гостей!» Мао Цзэдун смирился и не возражал. Письмо было положено на стол. Предполагалось, что к нему можно будет вернуться, как только позволит состояние здоровья Мао Цзэдуна. Но улучшения так и не наступило.
Глава третья
Сыновья
Первая часть имени каждого из сыновей Мао Цзэдуна была одинаковой. Она свидетельствовала о принадлежности человека 21-му поколению семьи Мао. Это был значащий корнеслог «ань» – «берег». Возможно, Мао Цзэдун полагал, что его сыновья должны стремиться к «новым берегам». Вообще мысли о воде, реке, ее берегах, ее голубизне или зеленоватом свечении постоянно присутствовали в размышлениях Мао Цзэдуна.
Своего первенца Мао Цзэдун назвал Аньином – «Героем того или иного берега», подчеркнув тем самым «героическое начало», какое он, очевидно, хотел бы видеть в характере своего старшего сына и наследника.
Второго сына он назвал Аньцином – «Голубым берегом», желая, чтобы его имя символизировало «молодость», «первую зелень», «голубизну и синь горизонта».
Третий из сыновей был назван Аньлуном – «Драконом на своем берегу». «Лун» по-китайски означает «дракон». Это и один из символов Китая и императорской власти.
Четвертый сын (уже от Хэ Цзычжэнь – третьей жены Мао Цзэдуна) получил имя Аньхун – «Красный берег». По-китайски «хун» означает «красный». Это также символ успеха и популярности, а кроме того, радости и праздника. Так была подчеркнута желанная для Мао Цзэдуна краска в характере и будущей деятельности этого его сына.
После того как 14 ноября 1930 г. Ян Кайхой была казнена в Чанша, всех трех сыновей Мао Цзэдуна удалось переправить в Шанхай. На всякий случай бабушка изменила их имена. Старшему из братьев было тогда восемь лет, среднему – шесть, а младшему – всего три года. В то время Мао Цзэминь, младший брат Мао Цзэдуна, вел подпольную работу в Шанхае. С его помощью детей устроили в детский сад, находившийся под патронажем подпольной организации. Однако там мальчики пробыли недолго. В апреле 1931 г. шанхайское коммунистическое подполье было разгромлено. Детский сад закрыли. С этой поры никто не заботился о сыновьях Мао Цзэдуна. Младший из детей так и потерялся. Двое старших почти шесть лет, с 1931 по 1936 г., бродяжничали на улицах Шанхая.
Некоторые исследователи утверждали, что именно в эти годы Мао Аньцин получил удар металлическим прутом по голове, от последствий которого так и не смог избавиться.
Только в 1936 г. подпольщики разыскали мальчиков. Сыновей Мао Цзэдуна удалось пристроить в группу людей, сопровождавших командующего добровольческой армией Северо-Восточного Китая генерала Ли Ду в его поездке в страны Западной Европы. Благодаря этому Мао Аньин и Мао Аньцин в 1937 г. попали в Советский Союз.
Там с ведома Сталина и Мао Цзэдуна их поместили в интернациональный детский дом в городе Иваново, предназначенный для детей функционеров зарубежных компартий. Мао Аньин жил там под именем Ян Юнфу; по-русски его звали тогда Сережа. Мао Аньцин жил там под именем Ян Юншу; по-русски его звали Коля.
В начале 1938 г. Мао Цзэдуну доставили из СССР фотографии его сыновей. В марте того же года он написал им письмо. В дальнейшем Мао Цзэдун и Мао Аньин (который в отличие от своего брата умел писать по-китайски) изредка обменивались письмами. Мао Цзэдун давал советы упорно овладевать знаниями, особенно в области естественных наук, проявлять самостоятельность, читать китайские книги, пересылаемые им через представителей КПК в Коминтерне.
К началу Великой Отечественной войны Мао Аньину шел уже девятнадцатый год. Он продолжал учиться в школе и жить в ивановском интернациональном детском доме, где был секретарем комсомольской организации, а также членом Ленинского райкома ВЛКСМ города Иваново.
Мао Аньин внимательно следил за событиями на фронтах Второй мировой войны, переживал неудачи советской Красной Армии.
В конце зимы 1941/42 г. ЦК ВКП(б) предложил всем иностранцам старше 16 лет, находившимся в то время в Советском Союзе, стать гражданами СССР. В ивановском интернациональном детском доме это преподнесли как великую честь. Мао Аньин в ответ на такое предложение отрицательно покачал головой, сказав: «Я – китаец. Я люблю свою родину и буду обязан сразу же вернуться домой, служить своему народу, как только родина меня позовет. Если же я стану гражданином СССР, то окажусь в неловком положении».
В то же время Мао Аньин считал, что хотя он и китаец, но ему необходимо участвовать в борьбе советского народа за свободу и независимость и внести свой вклад в победу в войне против фашизма.
В этой связи в 1942 г. Мао Аньин написал письмо Сталину:
«Ставка Верховного главнокомандующего. Дорогой товарищ Сталин!
Я простой молодой китаец. В течение пяти лет я учился в Советском Союзе, которым Вы руководите. Я люблю СССР точно так же, как я люблю Китай. Я не могу сложа руки наблюдать, как сапог германского фашизма топчет Вашу землю. Я хочу отомстить за миллионы погибших советских людей. Со всей решительностью я прошу отправить меня на фронт. Прошу Вас дать согласие на мою просьбу!
С революционным приветом!
Май 1942 года, г. Иваново.
(Мао Аньин – сын Мао Цзэдуна)».
Спустя десять дней Мао Аньин, не дождавшись ответа, написал второе письмо, затем третье.
Вскоре в Иваново приехал представитель ВКП(б) в Коминтерне, секретарь ИККИ Д.З. Мануильский. Мао Аньин и раньше встречался с ним. При этой встрече Д.З. Мануильский сообщил Мао Аньину о принятом решении. Г.М. Димитров послал Мао Цзэдуну письмо с предложением направить Мао Аньина на учебу в военно-политическую академию, это даст юноше возможность получить военные знания и политическую подготовку. Сталин через Г.М. Димитрова согласовал с Мао Цзэдуном вопрос о судьбе его сына.
Мао Аньин был зачислен на курсы ускоренного обучения в военное училище, а затем переведен в московскую Военно-политическую академию и в Военную академию имени М.В. Фрунзе. В январе 1943 года, будучи слушателем военной академии, Мао Аньин стал членом ВКП(б). (В 1946 г. по возвращении в Китай Мао Аньин тут же был принят в члены КПК.)
Мао Аньин был выпущен из академии в звании лейтенанта и назначен замполитом танковой роты. В форме офицера-танкиста на советском танке Мао Аньин успел поучаствовать в войне. В составе своей роты он прошел Польшу и Чехословакию.
По окончании Великой Отечественной войны он был направлен на учебу в Московский институт востоковедения, учился на китайском отделении. Там он был известен как Сергей и запомнился однокурсникам высоким симпатичным, даже щеголеватым молодым человеком, свободно владевшим русским языком и неравнодушным к прекрасному полу.
В 1946 г. Мао Цзэдун решил, что все члены его семьи должны возвратиться на родину. Сталин содействовал этому. Первым вернулся Мао Аньин. Перед его отъездом из Москвы он был принят Сталиным, который подарил Мао Аньину пистолет на память о пребывании в СССР, в рядах ВКП(б), об участии в Великой Отечественной войне и об этой встрече.
И.В. Сталин придавал встрече с сыном Мао Цзэдуна большое значение. Тем самым он как бы устанавливал возможный личный канал связи с Мао Цзэдуном. Скорее всего он рассчитывал на то, что Мао Аньин будет занимать в КПК высокое положение, а может быть, когда-нибудь заменит на посту Мао Цзэдуна. Во всяком случае И.В. Сталин хотел, чтобы Мао Аньин вернулся в Китай человеком, который «встречался со Сталиным»; стремился извлечь максимальную выгоду из факта возвращения Мао Аньина на родину. Судя по тому, как развивались события дальше, И.В. Сталин оказал Мао Аньину медвежью услугу. Хотя, с другой стороны, положение было в определенном смысле безвыходным, так как И.В. Сталин должен был подчеркнуть, что сын Мао Цзэдуна всегда во время пребывания в СССР находился под его личной опекой. Если бы И.В. Сталин не принял сына Мао Цзэдуна перед его отъездом из СССР в Яньань, то это было бы истолковано и Мао Цзэдуном, и другими руководителями КПК как недоброжелательное отношение к Китаю. Тем более что за год до этого И.В. Сталин встречался с сыном Чан Кайши.
В январе 1946 г. Мао Аньин вместе с советскими врачами Орловым и Мельниковым вылетел из Москвы и через Синьцзян прибыл в Яньань.
Мао Цзэдун увидел старшего сына после 19 лет разлуки и почти 10 лет пребывания за пределами Китая. Собственно говоря, Мао Цзэдун последний раз видел Мао Аньина в 1927 г., пятилетним ребенком. Отцу и сыну практически предстояло впервые познакомиться и узнать друг друга.
Перед Мао Цзэдуном стоял 24-летний плотный молодой мужчина выше отца ростом в сапогах и суконном пальто. За его плечами был опыт самостоятельной жизни в Советском Союзе, служба в советской Красной Армии, в том числе на фронтах Великой Отечественной войны. В общем это был не мальчик, а сформировавшийся мужчина с фамильным упорством и своими взглядами на жизнь. С точки зрения Мао Цзэдуна, к нему вернулся «иностранный сын», которого следовало перевоспитать и переварить в яньаньском котле. Мао Цзэдун стоял перед трудной задачей найти с сыном общий язык. В личном плане отец и сын не очень-то сошлись характерами. Конечно, Мао Аньин любил и уважал отца, однако он был в достаточной степени самостоятелен: боевой офицер, прошедший войну против Германии…
Мао Цзэдун сказал сыну, что ему теперь необходимо пройти курс воспитания в таком вузе, каких не было раньше в Китае и каких нет в зарубежных странах, а именно «трудовой университет». Мао Аньин был тут же отправлен в деревню на трудовой фронт, заниматься обычным тяжелым физическим трудом простого китайского крестьянина.
Отцу оказались не нужны знания Мао Аньина о Советском Союзе. Он не интересовался представлением Мао Аньина о народе Советского Союза, о войне с Германией и ее союзниками. Мао Цзэдун не желал ни в малейшей степени допускать ситуации, когда кто бы то ни было что бы то ни было ему объяснял. С другой стороны, Мао Цзэдун и в глазах собственного сына создавал стереотип поведения официальных представителей КПК по отношению к тем, кто возвращался из-за границы, в частности из СССР. Все, что они поняли, познали, увидели там, следовало забыть и выбросить из головы. Мао Цзэдун считал, что достаточно того, что он один решает все вопросы в отношениях с И.В. Сталиным, с ВКП(б) и с СССР.
В Москве могли полагать, что Мао Аньин по направлению и степени своей подготовки мог по возвращении на родину заниматься военными или, во всяком случае, политическими вопросами.
Хотя Мао Цзэдун и видел, что все вокруг в Яньани смотрели на Мао Аньина как на «сына Мао Цзэдуна», однако это вовсе не открывало перед Мао Аньином путь к работе на ответственных или руководящих постах. Если бы Мао Цзэдун допустил такое развитие событий, то он тем самым, как ему представлялось, открыл бы некий новый источник появления внутри КПК слоя людей, которые были твердо убеждены, что союз между Москвой и Пекином отвечает национальным интересам Китая.
Кроме того, Мао Цзэдун решил обезопасить себя, отвести какие бы то ни было возможные подозрения или обвинения со стороны своих коллег в проявлении «слабости» к своим родственникам и тем более к старшему сыну, естественному наследнику. Этим шагом он еще более закреплял свой авторитет политического руководителя. При этом Мао Цзэдун положил начало подобному же отношению в партии ко всем сыновьям и дочерям руководителей Компартии Китая.
Впрочем, Мао Цзэдун оставил Мао Аньина поблизости, под своим постоянным присмотром, но не как близкого родственника, а как одного из сотрудников, причем рядовых сотрудников аппарата ЦК партии, выполняющих техническую работу. Мао Аньин жил неподалеку от Мао Цзэдуна, но фактически почти не виделся с отцом.
Когда в начале 1949 г. Китай посетил А.И. Микоян, Мао Аньин «был показан» советскому руководителю, он был выделен для работы в качестве переводчика, но не по политическим вопросам (на переговоры и беседы политического характера его не приглашали), а для перевода разговоров на бытовые темы. Мао Цзэдун демонстрировал И.В.Сталину, какое место он отвел в Китае своему сыну, получившему воспитание в Советском Союзе. Для И.В. Сталина это было лишним подтверждением того, с каким недоверием и подозрением Мао Цзэдун относился к нашей стране. Мао Аньин оказался по возвращении в Китай игрушкой и жертвой политики Мао Цзэдуна.
Между тем по возвращении из СССР Мао Аньина стали обуревать заботы и чувства, вполне естественные для молодого человека. Он влюблялся и хотел жениться.
Но и тут он натолкнулся на «фильтр» в лице Мао Цзэдуна. Первая попытка, при которой сводней выступила Цзян Цин, закончилась неудачей. И сам Мао Аньин, и Цзян Цин при этом переоценили роль отцовских чувств Мао Цзэдуна и недостаточно продуманно, с его же точки зрения, подошли к решению столь важного, даже политического, вопроса. По сути дела, оказалось, что и здесь все будет решать сам Мао Цзэдун. Именно он будет выбирать невест для своих сыновей – из тех, кого он сочтет возможным допускать в свой «ближний круг».
На словах Мао Цзэдун исходил из того, что надо устраивать брак однажды и на всю жизнь. Как отец, он, быть может, не хотел, чтобы Мао Аньин пережил трудности, с которыми ему пришлось столкнуться в жизни самому, зачастую и по своей вине. Главным же, конечно, для Мао Цзэдуна было то, чтобы в партии его репутация не оказалась подмоченной в связи с обстоятельствами личной жизни его сына.
Цзян Цин надеялась наладить родственные отношения с вдруг появившимся взрослым пасынком, а также угодить Мао Цзэдуну, устроив судьбу его старшего сына. В то же время она желала, чтобы и будущая невестка была ей лично обязана своим счастьем. Ей также очень хотелось выступить в роли матери семейства Мао Цзэдуна, оказаться в его глазах хорошей женой, проявляющей заботу обо всех его детях, в том числе и от других браков. Цзян Цин попыталась сколотить своего рода союз фракций Ян Кайхой и Цзян Цин внутри семьи или клана Мао Цзэдуна.
Цзян Цин предприняла попытку женить Мао Аньина на очень красивой девушке из тех «столичных штучек» (какой в известной степени была и она сама), которые как мотыльки слетались в Яньань, надеясь удачно выскочить замуж за высокопоставленного руководителя или его перспективного отпрыска. Надо упомянуть о том, что в то время в Яньани одна женщина приходилась в среднем на 15—16 мужчин.
Цзян Цин устроила у себя обед и встречу Мао Аньина с «перспективной» невестой. И девица была согласна, и сам Мао Аньин был не прочь, но воспротивился Мао Цзэдун, проявивший и в данном случае обычную для себя недоверчивость и подозрительность. Знакомство рассыпалось. Девица через некоторое время, не достигнув намеченной цели, вернулась в большие города и даже выступила со статьей в газете, обрушившись с критикой на яньаньские порядки.
Через год, в августе 1947 г., Мао Аньин пришел к отцу с девушкой, которую представил в качестве своей невесты. Мао Цзэдун отказал молодым людям в праве сочетаться законным браком (кстати сказать, это делалось по решению партийной организации), напомнив, что существует правило, согласно которому невесте должно быть полных 18 лет, следовательно, надо подождать, пока Лю Сыци (так звали невесту) не достигнет совершеннолетия, а это должно было произойти через год.
Мао Аньин был человеком взрывного темперамента. К тому же и вся жизненная ситуация, в которой он оказался, и желание иметь семью, близкого человека, и мысли о том, что ему уже достаточно лет, а он все еще не женат, все это толкало на импульсивные действия.
Спустя несколько дней Мао Аньин снова обратился к отцу все с той же просьбой. И тогда Мао Цзэдун показал сыну свой норов. Он ответил, что Мао Аньин всегда должен помнить о том, что он – сын Мао Цзэдуна, и правила внутрипартийной жизни писаны в первую очередь для него. После разговора с отцом Мао Аньин даже потерял сознание, с ним случилась истерика. Но Мао Цзэдун остался тверд и не изменил своего решения. Более того, Мао Цзэдун велел передать сыну, что тот вообще сможет увидеться с ним только в том случае, если примет решение покаяться в своем поведении.
Так Мао Цзэдун «сломал» старшего сына. Мао Аньин, смирившись с решением отца, сообщил Мао Цзэдуну, что они с Лю Сыци решили подождать со свадьбой до ее восемнадцатилетия.
15 октября 1949 г. молодые люди поженились. Это событие было отмечено лишь скромной трапезой в павильоне Фэнцзэюань в Чжуннань-хае, в доме, где жил Мао Цзэдун.
Мао Цзэдун собственноручно написал приглашения на эту свадьбу нескольким своим старым товарищам. Это были, в частности, Се Тели, Се Цзюецзай. К ним Мао Цзэдун относился как к старейшинам, своим учителям. Во время свадебного пира он сам подкладывал им в пиалы перченое мясо и перченую рыбу. Он говорил также, что эта свадьба не потребовала от него никаких особых хлопот, что это простой семейный ужин, после которого молодые отправятся к себе и начнут совместную жизнь.
Мао Цзэдун подарил Мао Аньину и Лю Сыци свое поношенное пальто, сказав при этом, что Мао Аньин сможет носить его в холодное время года, а по ночам молодые будут укрываться этим же пальто поверх одеяла и таким образом каждому из них достанется часть тепла от его свадебного подарка.
После свадебной трапезы молодые, а Мао Аньин работал тогда техническим секретарем в одном из учреждений ЦК партии, пошли в общежитие для сотрудников аппарата ЦК КПК, размещавшееся, правда, тоже в резиденции руководства КПК и КНР (в Чжуннаньхае), им была выделена одна самая простая комната с деревянной кроватью, на которой лежали два одеяла. Причем одно из этих одеял было приданым невесты. Мао Аньин и Лю Сыци имели лишь самые необходимые вещи, жили очень скромно, но были, наконец, счастливы вдвоем.
Счастье это, увы, оказалось коротким. Снова вмешалась политика и личные замыслы Мао Цзэдуна. Не прошло и года, как началась корейская война, и Мао Цзэдун решил, что его сын должен отправиться на фронт. Опять-таки решение Мао Цзэдуна было продиктовано заботой о своей репутации. Мао Цзэдун чувствовал личную ответственность за эту войну, решение о начале которой было принято Ким Ир Сеном только после согласия с этим Мао Цзэдуна (Сталин сумел и предпочел остаться в стороне). Он также желал снова продемонстрировать и КПК, и И.В. Сталину, да и Чан Кайши, что своего сына он отправил на фронт войны против американского империализма. Отправка Мао Аньина на войну вовсе не была абсолютно необходимой. В Корее воевали части армии КНР, которые формально именовались добровольческими. Это не была отечественная война китайского народа. Это была локальная война с ограниченными политическими целями. Правда о ней скрывалась. Мао Цзэдун так и не позволил опубликовать цифры китайских потерь в этой войне. Одним словом, отправка Мао Аньина на фронт в Корее была чисто политическим шагом, предпринятым лично Мао Цзэдуном, решение это зависело только от него. Его единственный полноценный здоровый сын и тут оказался пешкой в политической игре. Желание выглядеть безупречно в глазах своих коллег по руководству партией сыграло главную роль.
А дело было так. Осенью 1950 г. Мао Аньин работал заместителем секретаря парторганизации Пекинского центрального механического завода. Когда началась корейская война, он, естественно, как и многие в партии, в порядке развернутой тогда кампании подал заявление с просьбой направить его в армию добровольцев. Парторганизация отказала. Тогда Мао Аньин обратился непосредственно к отцу. Мао Цзэдун был рад поступку сына. Он тут же передал его в распоряжение командующего армией добровольцев маршала Пэн Дэхуая, который формировал штаб армии в Северо-Восточном Китае и по делам находился в этот момент в Пекине.
Мао Аньин выехал с Пэн Дэхуаем на северо-восток, принял участие в подготовке к вводу войск в Корею. Накануне выступления через границу Мао Аньин также сопровождал Пэн Дэхуая и побывал в Пекине, где Мао Цзэдуну был представлен доклад о ходе дел. Когда все эти вопросы были решены и Мао Аньин распрощался с отцом, было уже около 6 часов вечера. Мао Аньин покатил на велосипеде на завод и попрощался с товарищами по парткому. Затем он отправился в больницу навестить жену. Лю Сыци перенесла операцию и находилась на излечении.
Молодые были женаты всего год. Они любили друг друга, хотя детей у них еще не было. Все это время Мао Аньин дневал и ночевал на заводе. Мало того, он ездил в командировку в Хунань, в другие места. Супругам редко выпадал случай побыть вместе.
Предстоявшая поездка Мао Аньина в Корею была военной тайной, которую он не имел права разглашать. В больничной палате Мао Аньин сел на стул у кровати жены, достал платок, вытер пот и сказал:
– Завтра мне нужно будет выехать очень-очень далеко в командировку. Вот пришлось так впопыхах приехать, чтобы сказать тебе об этом. Оттуда будет неудобно писать письма. Если какое-то время почты от меня не будет, ты ни о чем не беспокойся!
Своего первенца Мао Цзэдун назвал Аньином – «Героем того или иного берега», подчеркнув тем самым «героическое начало», какое он, очевидно, хотел бы видеть в характере своего старшего сына и наследника.
Второго сына он назвал Аньцином – «Голубым берегом», желая, чтобы его имя символизировало «молодость», «первую зелень», «голубизну и синь горизонта».
Третий из сыновей был назван Аньлуном – «Драконом на своем берегу». «Лун» по-китайски означает «дракон». Это и один из символов Китая и императорской власти.
Четвертый сын (уже от Хэ Цзычжэнь – третьей жены Мао Цзэдуна) получил имя Аньхун – «Красный берег». По-китайски «хун» означает «красный». Это также символ успеха и популярности, а кроме того, радости и праздника. Так была подчеркнута желанная для Мао Цзэдуна краска в характере и будущей деятельности этого его сына.
После того как 14 ноября 1930 г. Ян Кайхой была казнена в Чанша, всех трех сыновей Мао Цзэдуна удалось переправить в Шанхай. На всякий случай бабушка изменила их имена. Старшему из братьев было тогда восемь лет, среднему – шесть, а младшему – всего три года. В то время Мао Цзэминь, младший брат Мао Цзэдуна, вел подпольную работу в Шанхае. С его помощью детей устроили в детский сад, находившийся под патронажем подпольной организации. Однако там мальчики пробыли недолго. В апреле 1931 г. шанхайское коммунистическое подполье было разгромлено. Детский сад закрыли. С этой поры никто не заботился о сыновьях Мао Цзэдуна. Младший из детей так и потерялся. Двое старших почти шесть лет, с 1931 по 1936 г., бродяжничали на улицах Шанхая.
Некоторые исследователи утверждали, что именно в эти годы Мао Аньцин получил удар металлическим прутом по голове, от последствий которого так и не смог избавиться.
Только в 1936 г. подпольщики разыскали мальчиков. Сыновей Мао Цзэдуна удалось пристроить в группу людей, сопровождавших командующего добровольческой армией Северо-Восточного Китая генерала Ли Ду в его поездке в страны Западной Европы. Благодаря этому Мао Аньин и Мао Аньцин в 1937 г. попали в Советский Союз.
Там с ведома Сталина и Мао Цзэдуна их поместили в интернациональный детский дом в городе Иваново, предназначенный для детей функционеров зарубежных компартий. Мао Аньин жил там под именем Ян Юнфу; по-русски его звали тогда Сережа. Мао Аньцин жил там под именем Ян Юншу; по-русски его звали Коля.
В начале 1938 г. Мао Цзэдуну доставили из СССР фотографии его сыновей. В марте того же года он написал им письмо. В дальнейшем Мао Цзэдун и Мао Аньин (который в отличие от своего брата умел писать по-китайски) изредка обменивались письмами. Мао Цзэдун давал советы упорно овладевать знаниями, особенно в области естественных наук, проявлять самостоятельность, читать китайские книги, пересылаемые им через представителей КПК в Коминтерне.
К началу Великой Отечественной войны Мао Аньину шел уже девятнадцатый год. Он продолжал учиться в школе и жить в ивановском интернациональном детском доме, где был секретарем комсомольской организации, а также членом Ленинского райкома ВЛКСМ города Иваново.
Мао Аньин внимательно следил за событиями на фронтах Второй мировой войны, переживал неудачи советской Красной Армии.
В конце зимы 1941/42 г. ЦК ВКП(б) предложил всем иностранцам старше 16 лет, находившимся в то время в Советском Союзе, стать гражданами СССР. В ивановском интернациональном детском доме это преподнесли как великую честь. Мао Аньин в ответ на такое предложение отрицательно покачал головой, сказав: «Я – китаец. Я люблю свою родину и буду обязан сразу же вернуться домой, служить своему народу, как только родина меня позовет. Если же я стану гражданином СССР, то окажусь в неловком положении».
В то же время Мао Аньин считал, что хотя он и китаец, но ему необходимо участвовать в борьбе советского народа за свободу и независимость и внести свой вклад в победу в войне против фашизма.
В этой связи в 1942 г. Мао Аньин написал письмо Сталину:
«Ставка Верховного главнокомандующего. Дорогой товарищ Сталин!
Я простой молодой китаец. В течение пяти лет я учился в Советском Союзе, которым Вы руководите. Я люблю СССР точно так же, как я люблю Китай. Я не могу сложа руки наблюдать, как сапог германского фашизма топчет Вашу землю. Я хочу отомстить за миллионы погибших советских людей. Со всей решительностью я прошу отправить меня на фронт. Прошу Вас дать согласие на мою просьбу!
С революционным приветом!
Май 1942 года, г. Иваново.
(Мао Аньин – сын Мао Цзэдуна)».
Спустя десять дней Мао Аньин, не дождавшись ответа, написал второе письмо, затем третье.
Вскоре в Иваново приехал представитель ВКП(б) в Коминтерне, секретарь ИККИ Д.З. Мануильский. Мао Аньин и раньше встречался с ним. При этой встрече Д.З. Мануильский сообщил Мао Аньину о принятом решении. Г.М. Димитров послал Мао Цзэдуну письмо с предложением направить Мао Аньина на учебу в военно-политическую академию, это даст юноше возможность получить военные знания и политическую подготовку. Сталин через Г.М. Димитрова согласовал с Мао Цзэдуном вопрос о судьбе его сына.
Мао Аньин был зачислен на курсы ускоренного обучения в военное училище, а затем переведен в московскую Военно-политическую академию и в Военную академию имени М.В. Фрунзе. В январе 1943 года, будучи слушателем военной академии, Мао Аньин стал членом ВКП(б). (В 1946 г. по возвращении в Китай Мао Аньин тут же был принят в члены КПК.)
Мао Аньин был выпущен из академии в звании лейтенанта и назначен замполитом танковой роты. В форме офицера-танкиста на советском танке Мао Аньин успел поучаствовать в войне. В составе своей роты он прошел Польшу и Чехословакию.
По окончании Великой Отечественной войны он был направлен на учебу в Московский институт востоковедения, учился на китайском отделении. Там он был известен как Сергей и запомнился однокурсникам высоким симпатичным, даже щеголеватым молодым человеком, свободно владевшим русским языком и неравнодушным к прекрасному полу.
В 1946 г. Мао Цзэдун решил, что все члены его семьи должны возвратиться на родину. Сталин содействовал этому. Первым вернулся Мао Аньин. Перед его отъездом из Москвы он был принят Сталиным, который подарил Мао Аньину пистолет на память о пребывании в СССР, в рядах ВКП(б), об участии в Великой Отечественной войне и об этой встрече.
И.В. Сталин придавал встрече с сыном Мао Цзэдуна большое значение. Тем самым он как бы устанавливал возможный личный канал связи с Мао Цзэдуном. Скорее всего он рассчитывал на то, что Мао Аньин будет занимать в КПК высокое положение, а может быть, когда-нибудь заменит на посту Мао Цзэдуна. Во всяком случае И.В. Сталин хотел, чтобы Мао Аньин вернулся в Китай человеком, который «встречался со Сталиным»; стремился извлечь максимальную выгоду из факта возвращения Мао Аньина на родину. Судя по тому, как развивались события дальше, И.В. Сталин оказал Мао Аньину медвежью услугу. Хотя, с другой стороны, положение было в определенном смысле безвыходным, так как И.В. Сталин должен был подчеркнуть, что сын Мао Цзэдуна всегда во время пребывания в СССР находился под его личной опекой. Если бы И.В. Сталин не принял сына Мао Цзэдуна перед его отъездом из СССР в Яньань, то это было бы истолковано и Мао Цзэдуном, и другими руководителями КПК как недоброжелательное отношение к Китаю. Тем более что за год до этого И.В. Сталин встречался с сыном Чан Кайши.
В январе 1946 г. Мао Аньин вместе с советскими врачами Орловым и Мельниковым вылетел из Москвы и через Синьцзян прибыл в Яньань.
Мао Цзэдун увидел старшего сына после 19 лет разлуки и почти 10 лет пребывания за пределами Китая. Собственно говоря, Мао Цзэдун последний раз видел Мао Аньина в 1927 г., пятилетним ребенком. Отцу и сыну практически предстояло впервые познакомиться и узнать друг друга.
Перед Мао Цзэдуном стоял 24-летний плотный молодой мужчина выше отца ростом в сапогах и суконном пальто. За его плечами был опыт самостоятельной жизни в Советском Союзе, служба в советской Красной Армии, в том числе на фронтах Великой Отечественной войны. В общем это был не мальчик, а сформировавшийся мужчина с фамильным упорством и своими взглядами на жизнь. С точки зрения Мао Цзэдуна, к нему вернулся «иностранный сын», которого следовало перевоспитать и переварить в яньаньском котле. Мао Цзэдун стоял перед трудной задачей найти с сыном общий язык. В личном плане отец и сын не очень-то сошлись характерами. Конечно, Мао Аньин любил и уважал отца, однако он был в достаточной степени самостоятелен: боевой офицер, прошедший войну против Германии…
Мао Цзэдун сказал сыну, что ему теперь необходимо пройти курс воспитания в таком вузе, каких не было раньше в Китае и каких нет в зарубежных странах, а именно «трудовой университет». Мао Аньин был тут же отправлен в деревню на трудовой фронт, заниматься обычным тяжелым физическим трудом простого китайского крестьянина.
Отцу оказались не нужны знания Мао Аньина о Советском Союзе. Он не интересовался представлением Мао Аньина о народе Советского Союза, о войне с Германией и ее союзниками. Мао Цзэдун не желал ни в малейшей степени допускать ситуации, когда кто бы то ни было что бы то ни было ему объяснял. С другой стороны, Мао Цзэдун и в глазах собственного сына создавал стереотип поведения официальных представителей КПК по отношению к тем, кто возвращался из-за границы, в частности из СССР. Все, что они поняли, познали, увидели там, следовало забыть и выбросить из головы. Мао Цзэдун считал, что достаточно того, что он один решает все вопросы в отношениях с И.В. Сталиным, с ВКП(б) и с СССР.
В Москве могли полагать, что Мао Аньин по направлению и степени своей подготовки мог по возвращении на родину заниматься военными или, во всяком случае, политическими вопросами.
Хотя Мао Цзэдун и видел, что все вокруг в Яньани смотрели на Мао Аньина как на «сына Мао Цзэдуна», однако это вовсе не открывало перед Мао Аньином путь к работе на ответственных или руководящих постах. Если бы Мао Цзэдун допустил такое развитие событий, то он тем самым, как ему представлялось, открыл бы некий новый источник появления внутри КПК слоя людей, которые были твердо убеждены, что союз между Москвой и Пекином отвечает национальным интересам Китая.
Кроме того, Мао Цзэдун решил обезопасить себя, отвести какие бы то ни было возможные подозрения или обвинения со стороны своих коллег в проявлении «слабости» к своим родственникам и тем более к старшему сыну, естественному наследнику. Этим шагом он еще более закреплял свой авторитет политического руководителя. При этом Мао Цзэдун положил начало подобному же отношению в партии ко всем сыновьям и дочерям руководителей Компартии Китая.
Впрочем, Мао Цзэдун оставил Мао Аньина поблизости, под своим постоянным присмотром, но не как близкого родственника, а как одного из сотрудников, причем рядовых сотрудников аппарата ЦК партии, выполняющих техническую работу. Мао Аньин жил неподалеку от Мао Цзэдуна, но фактически почти не виделся с отцом.
Когда в начале 1949 г. Китай посетил А.И. Микоян, Мао Аньин «был показан» советскому руководителю, он был выделен для работы в качестве переводчика, но не по политическим вопросам (на переговоры и беседы политического характера его не приглашали), а для перевода разговоров на бытовые темы. Мао Цзэдун демонстрировал И.В.Сталину, какое место он отвел в Китае своему сыну, получившему воспитание в Советском Союзе. Для И.В. Сталина это было лишним подтверждением того, с каким недоверием и подозрением Мао Цзэдун относился к нашей стране. Мао Аньин оказался по возвращении в Китай игрушкой и жертвой политики Мао Цзэдуна.
Между тем по возвращении из СССР Мао Аньина стали обуревать заботы и чувства, вполне естественные для молодого человека. Он влюблялся и хотел жениться.
Но и тут он натолкнулся на «фильтр» в лице Мао Цзэдуна. Первая попытка, при которой сводней выступила Цзян Цин, закончилась неудачей. И сам Мао Аньин, и Цзян Цин при этом переоценили роль отцовских чувств Мао Цзэдуна и недостаточно продуманно, с его же точки зрения, подошли к решению столь важного, даже политического, вопроса. По сути дела, оказалось, что и здесь все будет решать сам Мао Цзэдун. Именно он будет выбирать невест для своих сыновей – из тех, кого он сочтет возможным допускать в свой «ближний круг».
На словах Мао Цзэдун исходил из того, что надо устраивать брак однажды и на всю жизнь. Как отец, он, быть может, не хотел, чтобы Мао Аньин пережил трудности, с которыми ему пришлось столкнуться в жизни самому, зачастую и по своей вине. Главным же, конечно, для Мао Цзэдуна было то, чтобы в партии его репутация не оказалась подмоченной в связи с обстоятельствами личной жизни его сына.
Цзян Цин надеялась наладить родственные отношения с вдруг появившимся взрослым пасынком, а также угодить Мао Цзэдуну, устроив судьбу его старшего сына. В то же время она желала, чтобы и будущая невестка была ей лично обязана своим счастьем. Ей также очень хотелось выступить в роли матери семейства Мао Цзэдуна, оказаться в его глазах хорошей женой, проявляющей заботу обо всех его детях, в том числе и от других браков. Цзян Цин попыталась сколотить своего рода союз фракций Ян Кайхой и Цзян Цин внутри семьи или клана Мао Цзэдуна.
Цзян Цин предприняла попытку женить Мао Аньина на очень красивой девушке из тех «столичных штучек» (какой в известной степени была и она сама), которые как мотыльки слетались в Яньань, надеясь удачно выскочить замуж за высокопоставленного руководителя или его перспективного отпрыска. Надо упомянуть о том, что в то время в Яньани одна женщина приходилась в среднем на 15—16 мужчин.
Цзян Цин устроила у себя обед и встречу Мао Аньина с «перспективной» невестой. И девица была согласна, и сам Мао Аньин был не прочь, но воспротивился Мао Цзэдун, проявивший и в данном случае обычную для себя недоверчивость и подозрительность. Знакомство рассыпалось. Девица через некоторое время, не достигнув намеченной цели, вернулась в большие города и даже выступила со статьей в газете, обрушившись с критикой на яньаньские порядки.
Через год, в августе 1947 г., Мао Аньин пришел к отцу с девушкой, которую представил в качестве своей невесты. Мао Цзэдун отказал молодым людям в праве сочетаться законным браком (кстати сказать, это делалось по решению партийной организации), напомнив, что существует правило, согласно которому невесте должно быть полных 18 лет, следовательно, надо подождать, пока Лю Сыци (так звали невесту) не достигнет совершеннолетия, а это должно было произойти через год.
Мао Аньин был человеком взрывного темперамента. К тому же и вся жизненная ситуация, в которой он оказался, и желание иметь семью, близкого человека, и мысли о том, что ему уже достаточно лет, а он все еще не женат, все это толкало на импульсивные действия.
Спустя несколько дней Мао Аньин снова обратился к отцу все с той же просьбой. И тогда Мао Цзэдун показал сыну свой норов. Он ответил, что Мао Аньин всегда должен помнить о том, что он – сын Мао Цзэдуна, и правила внутрипартийной жизни писаны в первую очередь для него. После разговора с отцом Мао Аньин даже потерял сознание, с ним случилась истерика. Но Мао Цзэдун остался тверд и не изменил своего решения. Более того, Мао Цзэдун велел передать сыну, что тот вообще сможет увидеться с ним только в том случае, если примет решение покаяться в своем поведении.
Так Мао Цзэдун «сломал» старшего сына. Мао Аньин, смирившись с решением отца, сообщил Мао Цзэдуну, что они с Лю Сыци решили подождать со свадьбой до ее восемнадцатилетия.
15 октября 1949 г. молодые люди поженились. Это событие было отмечено лишь скромной трапезой в павильоне Фэнцзэюань в Чжуннань-хае, в доме, где жил Мао Цзэдун.
Мао Цзэдун собственноручно написал приглашения на эту свадьбу нескольким своим старым товарищам. Это были, в частности, Се Тели, Се Цзюецзай. К ним Мао Цзэдун относился как к старейшинам, своим учителям. Во время свадебного пира он сам подкладывал им в пиалы перченое мясо и перченую рыбу. Он говорил также, что эта свадьба не потребовала от него никаких особых хлопот, что это простой семейный ужин, после которого молодые отправятся к себе и начнут совместную жизнь.
Мао Цзэдун подарил Мао Аньину и Лю Сыци свое поношенное пальто, сказав при этом, что Мао Аньин сможет носить его в холодное время года, а по ночам молодые будут укрываться этим же пальто поверх одеяла и таким образом каждому из них достанется часть тепла от его свадебного подарка.
После свадебной трапезы молодые, а Мао Аньин работал тогда техническим секретарем в одном из учреждений ЦК партии, пошли в общежитие для сотрудников аппарата ЦК КПК, размещавшееся, правда, тоже в резиденции руководства КПК и КНР (в Чжуннаньхае), им была выделена одна самая простая комната с деревянной кроватью, на которой лежали два одеяла. Причем одно из этих одеял было приданым невесты. Мао Аньин и Лю Сыци имели лишь самые необходимые вещи, жили очень скромно, но были, наконец, счастливы вдвоем.
Счастье это, увы, оказалось коротким. Снова вмешалась политика и личные замыслы Мао Цзэдуна. Не прошло и года, как началась корейская война, и Мао Цзэдун решил, что его сын должен отправиться на фронт. Опять-таки решение Мао Цзэдуна было продиктовано заботой о своей репутации. Мао Цзэдун чувствовал личную ответственность за эту войну, решение о начале которой было принято Ким Ир Сеном только после согласия с этим Мао Цзэдуна (Сталин сумел и предпочел остаться в стороне). Он также желал снова продемонстрировать и КПК, и И.В. Сталину, да и Чан Кайши, что своего сына он отправил на фронт войны против американского империализма. Отправка Мао Аньина на войну вовсе не была абсолютно необходимой. В Корее воевали части армии КНР, которые формально именовались добровольческими. Это не была отечественная война китайского народа. Это была локальная война с ограниченными политическими целями. Правда о ней скрывалась. Мао Цзэдун так и не позволил опубликовать цифры китайских потерь в этой войне. Одним словом, отправка Мао Аньина на фронт в Корее была чисто политическим шагом, предпринятым лично Мао Цзэдуном, решение это зависело только от него. Его единственный полноценный здоровый сын и тут оказался пешкой в политической игре. Желание выглядеть безупречно в глазах своих коллег по руководству партией сыграло главную роль.
А дело было так. Осенью 1950 г. Мао Аньин работал заместителем секретаря парторганизации Пекинского центрального механического завода. Когда началась корейская война, он, естественно, как и многие в партии, в порядке развернутой тогда кампании подал заявление с просьбой направить его в армию добровольцев. Парторганизация отказала. Тогда Мао Аньин обратился непосредственно к отцу. Мао Цзэдун был рад поступку сына. Он тут же передал его в распоряжение командующего армией добровольцев маршала Пэн Дэхуая, который формировал штаб армии в Северо-Восточном Китае и по делам находился в этот момент в Пекине.
Мао Аньин выехал с Пэн Дэхуаем на северо-восток, принял участие в подготовке к вводу войск в Корею. Накануне выступления через границу Мао Аньин также сопровождал Пэн Дэхуая и побывал в Пекине, где Мао Цзэдуну был представлен доклад о ходе дел. Когда все эти вопросы были решены и Мао Аньин распрощался с отцом, было уже около 6 часов вечера. Мао Аньин покатил на велосипеде на завод и попрощался с товарищами по парткому. Затем он отправился в больницу навестить жену. Лю Сыци перенесла операцию и находилась на излечении.
Молодые были женаты всего год. Они любили друг друга, хотя детей у них еще не было. Все это время Мао Аньин дневал и ночевал на заводе. Мало того, он ездил в командировку в Хунань, в другие места. Супругам редко выпадал случай побыть вместе.
Предстоявшая поездка Мао Аньина в Корею была военной тайной, которую он не имел права разглашать. В больничной палате Мао Аньин сел на стул у кровати жены, достал платок, вытер пот и сказал:
– Завтра мне нужно будет выехать очень-очень далеко в командировку. Вот пришлось так впопыхах приехать, чтобы сказать тебе об этом. Оттуда будет неудобно писать письма. Если какое-то время почты от меня не будет, ты ни о чем не беспокойся!