Страница:
И так с одного крыла до другого войска наши по очереди, одни после других, были расстроены, опрокинуты и преследуемы. Потеря наша наиболее умножилась, когда войска стеснились у канала чрезвычайно топкого, на котором мало было мостов, а иначе как по мосту перейти чрез оный было невозможно. Здесь бегущая конница наша бросилась вброд и потопила много людей и лошадей, а я, оставленный полками, при коих я находился, остановил свою батарею, предполагая своим действием оной удержать преследующую нас конницу. Первые орудия, которые я мог освободить от подавляющей их собственной кавалерии, сделав несколько выстрелов, были взяты, люди переколоты, и я достался в плен. Дивизия генерал-адъютанта Уварова, столпившись у моста, имела время осмотреться, что она бежала от малого числа неприятеля и что главные его силы остановились на возвышении, не спускаясь в долину. Прогнавшие нас были обращены в бегство и истреблены, и мне чрез самое короткое время возвращена свобода, когда я уже был близко от французской линии. Присоединяясь к остаткам истребленной моей роты, нашел я дивизию в величайшем беспорядке у подошвы холма, на коем находился государь. Холм занят был лейб-гренадерским полком и одной ротою гвардейской артиллерии, которые участвовали в сражении и потому сохранили устройство. При государе почти никого не было из приближенных, на лице его изображалась величайшая горесть, глаза были наполнены слезами. Здесь можно было видеть части почти всей армии, и если премудрая диспозиция нас разделила, то бегство соединило многих. На месте сражения оставили мы более шестидесяти орудий, и армия отступила…Но, к счастию нашему, время клонилось к вечеру, и неприятель далее болотистого канала нас не преследовал».
Отметим слезы на глазах молодого царя, это нам пригодится, но обратим внимание, что историки числят в потерях союзных войск 185 орудий, а Ермолов говорит только о 60. Но это орудия, потерянные на поле боя, или, если сказать правильнее, на поле избиения. В бою орудия отцепляются от передков и лошади, возящие орудия, отправляются в тыл, в безопасное место. И если противник внезапно нападает на орудия, как в случае с ротой самого Ермолова, то орудия без лошадей невозможно от противника увезти. Однако союзные войска были на марше, орудия были на передках – в орудия уже были впряжены лошади, – поэтому орудия можно было быстро увезти от французов, что и делали. Однако толку от этого было не много.
«Пред полуночью я получил приказание отойти, что должно было последовать гораздо прежде, но посланный офицер ко мне не доехал. В городке Аустерлице, давшем имя незабвенному сражению, нашел я арриергард князя Багратиона, который не хотел верить, чтобы могли держать одного меня в шести верстах впереди, и не восхитился сим распоряжением генерал-адъютанта Уварова. Прошедши далее четыре версты, прибыл я к армии, но еще не все в оной части собраны были и о некоторых не было даже известия; беспорядок дошел до того, что в армии, казалось, полков не бывало: видны были разные толпы. Государь не знал, где был главнокомандующий генерал Кутузов, а сей беспокоился насчет государя…На рассвете стали собираться разбросанные войска, и около десяти часов утра появилась неприятельская кавалерия, наблюдавшая за нашим отступлением. В сей день, по причине совершенного изнурения лошадей, оставили мы на дороге не менее орудий, как и на месте сражения».
Да, прямо скажем, как-то не очень это описание согласуется с тем, что написано об Аустерлицком сражении историками. По их описанию, это было пусть и неудачное, но как бы сражение. А по факту это был расстрел застигнутых на марше войск. И такое искажение уже и в те времена устраивало всех. С русско-австрийской стороны такая версия не так позорила не только императоров, но и участвующих в деле генералов и офицеров. И с точки зрения Наполеона выгодно было Аустерлиц представить именно так. Да, с точки зрения войны засада это тоже подвиг, но есть все же разница между убийством противника из-за угла и на дуэли.
По итогам войны царь наградил Кутузова орденом Св. Владимира 1-й степени, однако помнил и свои слезы, и через много лет, в письме сестре от 18 сентября 1812 г., у него прорвалось: «По воспоминанию, что произошло при Аустерлице из-за лживого характера Кутузова».
Давайте теперь попробуем понять, что именно мог иметь в виду Александр I под лживым характером Кутузова.
Все участники этого сражения, как и любого другого, вложили в него свой интеллект, свои идеи. Разумеется, огромное (но далеко не всегда определяющее) значение имеют плоды ума командующих. Плоды ума Наполеона на виду и понятны. Его уму противопоставляли результаты своего ума союзные генералы. Да, неудачно, но они пробовали это сделать. Австрийский генерал Вейротер вложил свой ум в план, императоры вложили свой ум в решение о его принятии. Но главнокомандующим был Кутузов. Где результаты его ума? Известно, что он был против и сражения, и против плана Вейротера. Это хорошо, но что предлагал сам Кутузов, ведь это его ОБЯЗАННОСТЬ!
Интересно, что это понимают даже современные историки, выдумывая за Кутузова такие бредовые предложение (типа увести войска в Россию), что он в гробу вертится. Но над тем, что именно предлагал делать Кутузов, ломал голову и Ермолов. Он рассказывает о различных соображениях, созревавших в головах участников событий, надо думать, уже после сражения, но о Кутузове пишет: «Армия наша получила повеление выступить вперед. Генерал Кутузов был противного мнения, и рассуждения на сей предмет были различные». Рассуждения иных лиц были, но что именно Кутузов предлагал, во исполнение своей обязанности главнокомандующего, осталось тайной.
Я эту тайну раскрою – он ничего не предлагал. И его мнение, «противное» против решения императора, это чистейшей воды интриганство. Если бы Кутузов что-то конкретное предлагал, но его решение не было принято императорами, он обязан был бы подать в отставку и освободить место иному генералу. Но Кутузов в отставку не подал, следовательно, согласился с тем, что предлагали другие. Но Кутузов, интригуя, принял все меры, чтобы их предложения обгадить. Зачем? Затем, что если бы дело кончилось удачей, то тогда он герой – ведь это он командовал! А в случае неудачи Кутузов мог заявить и заявлял, что «он ведь предупреждал!».
Кутузов органически боялся принимать собственные решения!
Напомню, что решение является плодом оценки обстановки, и если человек не верит в свои способности обстановку оценить, то он и не способен принять решение – он боится, что оно будет неправильным и повлечет неудачу Это не страх за собственную жизнь (храбрость Кутузова отмечал и Суворов). Это неверие в свой ум, в свой профессионализм, это страх бюрократа, которому очень хочется занимать свою должность, но не хватает знаний (чаще всего из-за лени), характера и, как итог, уверенности в том, что он справится с задачами, которые ему полагается решать. Отсюда стремление бюрократа любое, мало-мальски ответственное решение не самому принимать, а получать его в готовом виде от начальства, чтобы в случае неудачи на начальство же (или совет) и свалить вину.
Кутузов в своей карьере до Аустерлица показал себя очень храбрым офицером, но он никогда не воевал самостоятельно, он всегда был под командой, чаще всего Суворова. О Кутузове есть анекдот, в реальность которого приходится поверить. При штурме Измаила генерал-майор Кутузов с вверенной ему штурмующей колонной уже взошел на крепостной вал, но тут ему надо было принять решение, врываться в крепость или отойти? Он лучше всех видел обстановку, поэтому ему и надо было решать, что делать. Но он посылает к Суворову гонца с донесением о невозможности удержаться на валу. Суворов ответил, что он уже послал донесение императрице о том, что Измаил взят. Теперь все было в порядке, теперь Кутузов рванулся в крепость и получил за этот подвиг орден Св. Георгия 3-й степени. И чин генерал-поручика.
Однако не думаю, что царь назвал его лживым за бюрократическую трусость – за перекладывание решений на царя и Вейротера. Если бы Кутузов добросовестно исполнил свои обязанности главнокомандующего, то царь не мог бы иметь к нему претензий. Смотрите: Кутузов не подал в отставку, не дал заменить себя тем же, скажем, Багратионом, он согласился командовать войсками, то есть давать им команды во время боя. Поскольку в бою эти войска действовали на фронте не менее 4–5 км (а в походе расстояния были еще больше), то нужна была связь Кутузова с войсками, а в те времена связь без кавалеристов была невозможна. Но смотрите, что, по воспоминаниям Ермолова, происходило в союзных войсках утром в день Аустерлицкого сражения:
«Колонны пехоты, состоящие из большого числа полков, не имели при себе ни человека конницы, так что нечем было открыть, что происходит впереди, или узнать, что делают и где находятся ближайшие войска, назначенные к содействию. Генерал Милорадович на моих глазах выпросил по знакомству у одного шефа полка двадцать гусар для необходимых посылок». Как это понять? Как Кутузов собирался командовать, не получая донесений от войск?
Далее. В диспозиции Вейротер не указал противника, которого надлежало атаковать, в том числе и потому, что это было не его, начальника штаба, дело. В то время функции штабов были иные, да и начальники штабов так не назывались. Они назывались адъютантами или квартирмейстерами, и их задачей было довести войска до нужного места. Кстати, в XIX веке Академия Генерального штаба России называлась Школой колонновожатых. А указать войскам того противника, которого нужно уничтожить, это дело командующего. Но для этого командовавший войсками Кутузов обязан был «держать руку на пульсе» – ежеминутно знать, где находится противник. А для этого он обязан был вести непрерывную разведку за противником всеми средствами. В том числе средствами боевого охранения колонн, боевыми разведдозорами. Но, как видите, Кутузов не только не знал, где находятся французы, он, лишив войска кавалерийского охранения, вообще не сделал даже элементарного для предупреждения внезапного нападения. Ермолов сообщает:
«К сему прибавить надобно, что ни одна из колонн не имела впереди себя авангарда. Общий авангард всей армии находился весьма мало впереди и на самой конечности правого фланга, так что собою не закрывал он ни одной колонны, и армия в движении своем совершенно была открыта. Дивизия генерал-адъютанта Уварова отведена была довольно далеко назад, чтобы потом перейти ближе к правому флангу, где вся почти кавалерия соединена была особенно». Правый фланг был назначен действовать прямо на Брно по дороге, и по отношению ко всей армии это был хвост ее корпусных колонн.
Итак, пехота корпусов шла в темноту предрассветной ночи без авангарда, не охраняемая кавалерией и ничего впереди не видя, кроме дороги под ногами.
Как вы узнаете дальше, командование Кутузова и в 1812 г. сопровождал исключительный бардак в области организации управления войсками, но под Аустерлицем Кутузов, судя по всему, был еще и глубоко уверен, что французов поблизости нет, до места сражения еще идти и идти, поэтому ему нечего понапрасну суетиться со связью и охранением. Ну а солнышко взойдет, так и без кавалерии будет все видно. Ведь не самоубийцей же Кутузов был!
И получилось так. Молодой царь, не имея ни малейшего опыта командования, поручил Кутузову, как бы старому и опытному генералу, русскую армию, в ответ Кутузов важно надул щеки: «А как же, Ваше Величество, все будет в лучшем виде!» А сам не сделал даже элементарного во исполнение своих обязанностей.
Откуда скорее всего и царская обида на Кутузова за Аустерлиц: «Лживый!»
Кутузов и Жуков
Отметим слезы на глазах молодого царя, это нам пригодится, но обратим внимание, что историки числят в потерях союзных войск 185 орудий, а Ермолов говорит только о 60. Но это орудия, потерянные на поле боя, или, если сказать правильнее, на поле избиения. В бою орудия отцепляются от передков и лошади, возящие орудия, отправляются в тыл, в безопасное место. И если противник внезапно нападает на орудия, как в случае с ротой самого Ермолова, то орудия без лошадей невозможно от противника увезти. Однако союзные войска были на марше, орудия были на передках – в орудия уже были впряжены лошади, – поэтому орудия можно было быстро увезти от французов, что и делали. Однако толку от этого было не много.
«Пред полуночью я получил приказание отойти, что должно было последовать гораздо прежде, но посланный офицер ко мне не доехал. В городке Аустерлице, давшем имя незабвенному сражению, нашел я арриергард князя Багратиона, который не хотел верить, чтобы могли держать одного меня в шести верстах впереди, и не восхитился сим распоряжением генерал-адъютанта Уварова. Прошедши далее четыре версты, прибыл я к армии, но еще не все в оной части собраны были и о некоторых не было даже известия; беспорядок дошел до того, что в армии, казалось, полков не бывало: видны были разные толпы. Государь не знал, где был главнокомандующий генерал Кутузов, а сей беспокоился насчет государя…На рассвете стали собираться разбросанные войска, и около десяти часов утра появилась неприятельская кавалерия, наблюдавшая за нашим отступлением. В сей день, по причине совершенного изнурения лошадей, оставили мы на дороге не менее орудий, как и на месте сражения».
Да, прямо скажем, как-то не очень это описание согласуется с тем, что написано об Аустерлицком сражении историками. По их описанию, это было пусть и неудачное, но как бы сражение. А по факту это был расстрел застигнутых на марше войск. И такое искажение уже и в те времена устраивало всех. С русско-австрийской стороны такая версия не так позорила не только императоров, но и участвующих в деле генералов и офицеров. И с точки зрения Наполеона выгодно было Аустерлиц представить именно так. Да, с точки зрения войны засада это тоже подвиг, но есть все же разница между убийством противника из-за угла и на дуэли.
По итогам войны царь наградил Кутузова орденом Св. Владимира 1-й степени, однако помнил и свои слезы, и через много лет, в письме сестре от 18 сентября 1812 г., у него прорвалось: «По воспоминанию, что произошло при Аустерлице из-за лживого характера Кутузова».
Давайте теперь попробуем понять, что именно мог иметь в виду Александр I под лживым характером Кутузова.
Все участники этого сражения, как и любого другого, вложили в него свой интеллект, свои идеи. Разумеется, огромное (но далеко не всегда определяющее) значение имеют плоды ума командующих. Плоды ума Наполеона на виду и понятны. Его уму противопоставляли результаты своего ума союзные генералы. Да, неудачно, но они пробовали это сделать. Австрийский генерал Вейротер вложил свой ум в план, императоры вложили свой ум в решение о его принятии. Но главнокомандующим был Кутузов. Где результаты его ума? Известно, что он был против и сражения, и против плана Вейротера. Это хорошо, но что предлагал сам Кутузов, ведь это его ОБЯЗАННОСТЬ!
Интересно, что это понимают даже современные историки, выдумывая за Кутузова такие бредовые предложение (типа увести войска в Россию), что он в гробу вертится. Но над тем, что именно предлагал делать Кутузов, ломал голову и Ермолов. Он рассказывает о различных соображениях, созревавших в головах участников событий, надо думать, уже после сражения, но о Кутузове пишет: «Армия наша получила повеление выступить вперед. Генерал Кутузов был противного мнения, и рассуждения на сей предмет были различные». Рассуждения иных лиц были, но что именно Кутузов предлагал, во исполнение своей обязанности главнокомандующего, осталось тайной.
Я эту тайну раскрою – он ничего не предлагал. И его мнение, «противное» против решения императора, это чистейшей воды интриганство. Если бы Кутузов что-то конкретное предлагал, но его решение не было принято императорами, он обязан был бы подать в отставку и освободить место иному генералу. Но Кутузов в отставку не подал, следовательно, согласился с тем, что предлагали другие. Но Кутузов, интригуя, принял все меры, чтобы их предложения обгадить. Зачем? Затем, что если бы дело кончилось удачей, то тогда он герой – ведь это он командовал! А в случае неудачи Кутузов мог заявить и заявлял, что «он ведь предупреждал!».
Кутузов органически боялся принимать собственные решения!
Напомню, что решение является плодом оценки обстановки, и если человек не верит в свои способности обстановку оценить, то он и не способен принять решение – он боится, что оно будет неправильным и повлечет неудачу Это не страх за собственную жизнь (храбрость Кутузова отмечал и Суворов). Это неверие в свой ум, в свой профессионализм, это страх бюрократа, которому очень хочется занимать свою должность, но не хватает знаний (чаще всего из-за лени), характера и, как итог, уверенности в том, что он справится с задачами, которые ему полагается решать. Отсюда стремление бюрократа любое, мало-мальски ответственное решение не самому принимать, а получать его в готовом виде от начальства, чтобы в случае неудачи на начальство же (или совет) и свалить вину.
Кутузов в своей карьере до Аустерлица показал себя очень храбрым офицером, но он никогда не воевал самостоятельно, он всегда был под командой, чаще всего Суворова. О Кутузове есть анекдот, в реальность которого приходится поверить. При штурме Измаила генерал-майор Кутузов с вверенной ему штурмующей колонной уже взошел на крепостной вал, но тут ему надо было принять решение, врываться в крепость или отойти? Он лучше всех видел обстановку, поэтому ему и надо было решать, что делать. Но он посылает к Суворову гонца с донесением о невозможности удержаться на валу. Суворов ответил, что он уже послал донесение императрице о том, что Измаил взят. Теперь все было в порядке, теперь Кутузов рванулся в крепость и получил за этот подвиг орден Св. Георгия 3-й степени. И чин генерал-поручика.
Однако не думаю, что царь назвал его лживым за бюрократическую трусость – за перекладывание решений на царя и Вейротера. Если бы Кутузов добросовестно исполнил свои обязанности главнокомандующего, то царь не мог бы иметь к нему претензий. Смотрите: Кутузов не подал в отставку, не дал заменить себя тем же, скажем, Багратионом, он согласился командовать войсками, то есть давать им команды во время боя. Поскольку в бою эти войска действовали на фронте не менее 4–5 км (а в походе расстояния были еще больше), то нужна была связь Кутузова с войсками, а в те времена связь без кавалеристов была невозможна. Но смотрите, что, по воспоминаниям Ермолова, происходило в союзных войсках утром в день Аустерлицкого сражения:
«Колонны пехоты, состоящие из большого числа полков, не имели при себе ни человека конницы, так что нечем было открыть, что происходит впереди, или узнать, что делают и где находятся ближайшие войска, назначенные к содействию. Генерал Милорадович на моих глазах выпросил по знакомству у одного шефа полка двадцать гусар для необходимых посылок». Как это понять? Как Кутузов собирался командовать, не получая донесений от войск?
Далее. В диспозиции Вейротер не указал противника, которого надлежало атаковать, в том числе и потому, что это было не его, начальника штаба, дело. В то время функции штабов были иные, да и начальники штабов так не назывались. Они назывались адъютантами или квартирмейстерами, и их задачей было довести войска до нужного места. Кстати, в XIX веке Академия Генерального штаба России называлась Школой колонновожатых. А указать войскам того противника, которого нужно уничтожить, это дело командующего. Но для этого командовавший войсками Кутузов обязан был «держать руку на пульсе» – ежеминутно знать, где находится противник. А для этого он обязан был вести непрерывную разведку за противником всеми средствами. В том числе средствами боевого охранения колонн, боевыми разведдозорами. Но, как видите, Кутузов не только не знал, где находятся французы, он, лишив войска кавалерийского охранения, вообще не сделал даже элементарного для предупреждения внезапного нападения. Ермолов сообщает:
«К сему прибавить надобно, что ни одна из колонн не имела впереди себя авангарда. Общий авангард всей армии находился весьма мало впереди и на самой конечности правого фланга, так что собою не закрывал он ни одной колонны, и армия в движении своем совершенно была открыта. Дивизия генерал-адъютанта Уварова отведена была довольно далеко назад, чтобы потом перейти ближе к правому флангу, где вся почти кавалерия соединена была особенно». Правый фланг был назначен действовать прямо на Брно по дороге, и по отношению ко всей армии это был хвост ее корпусных колонн.
Итак, пехота корпусов шла в темноту предрассветной ночи без авангарда, не охраняемая кавалерией и ничего впереди не видя, кроме дороги под ногами.
Как вы узнаете дальше, командование Кутузова и в 1812 г. сопровождал исключительный бардак в области организации управления войсками, но под Аустерлицем Кутузов, судя по всему, был еще и глубоко уверен, что французов поблизости нет, до места сражения еще идти и идти, поэтому ему нечего понапрасну суетиться со связью и охранением. Ну а солнышко взойдет, так и без кавалерии будет все видно. Ведь не самоубийцей же Кутузов был!
И получилось так. Молодой царь, не имея ни малейшего опыта командования, поручил Кутузову, как бы старому и опытному генералу, русскую армию, в ответ Кутузов важно надул щеки: «А как же, Ваше Величество, все будет в лучшем виде!» А сам не сделал даже элементарного во исполнение своих обязанностей.
Откуда скорее всего и царская обида на Кутузова за Аустерлиц: «Лживый!»
Кутузов и Жуков
При обсуждении приведенных выше особенностей Аустерлицкой битвы получил вопрос: был ли Кутузов реальным главнокомандующим в момент битвы или он самоустранился? Как он мог быть главнокомандующим и не командовать? В двух словах это не объяснишь.
Я понимаю, что этот вопрос читатели понимают плохо, поскольку или не имеют опыта работы с начальственными бюрократами, или не пытаются понять, что ими движет, – не пытаются понять мотивы их действий. Пусть меня простят за занудность, но я повторю еще раз и приведу в качестве разъясняющего примера аналогию.
Итак, работа любого человека состоит из трех составляющих: оценки обстановки, принятия решения и собственно действия (для командира – приказ войскам). Так поступают абсолютно все и всегда. Скажем, вы пришли в магазин, смотрите на витрину – это оценка обстановки, при которой вы прикидываете нужность вам выставленных товаров, их цену, наличие денег и прочее, что может подвигнуть вас на покупку. За оценку обстановки вы не несете ответственности – смотрите себе на товары сколько вам угодно. Ответственность наступает только за ваше решение: купить – не купить. Откажетесь – возможно, накажете себя тем, что упустите возможность купить нужную вещь или продукт по приемлемой цене. Примете решение купить – возможно, накажете себя ненужной вещью и бессмысленной тратой своего труда, выраженного в деньгах. Следующее действие – собственно покупка – уже не наказывается, это действие является следствием решения.
Итак, ответственность (наказание) – это следствие неправильного решения, неправильность решения зависит от вашей способности оценить обстановку, а ваша способность искать правильные решения – от вашего ума и опыта.
Вернемся к начальственным бюрократам.
Раз наказание наступает за неправильное решение, то глупый или малоопытный бюрократ всеми силами старается это решение сам не принимать! И чем он глупее, тем больше страшит его наказание за его решение – он понимает, что умное решение он не примет. Но он же обязан принимать решения и давать команды, раз залез в начальственное кресло!
И по мере укрепления бюрократической системы управления бюрократы, инстинктивно и смотря друг на друга, нашли выход из положения – научились сидеть в кресле начальника, но никаких ответственных решений не принимать. Способ довольно простой – надо, чтобы решение за тебя принял начальник. Идеально – прямой начальник, но сойдут суррогаты начальника – «закон», «инструкция», «приказ», «совет специалистов», «наука», «народный глас». И бюрократ будет до конца вертеться и крутиться, пока не вынудит начальника или его суррогат принять решение за себя.
Но этого маловато, поскольку бюрократ ведь обязан советовать начальнику, а начальник, даже приняв решение за бюрократа, потом может сказать: «Да ведь ты же был согласен и не предупредил меня, что это может так закончиться!» Поэтому мало того, что бюрократ не будет принимать свое решение, но он еще и будет критиковать и критиковать любое принятое решение, добиваясь вида, как будто его вынудили принять и исполнять это решение помимо его воли и вопреки его советам.
Начальникам это может и надоесть, и начальники потребуют от бюрократа его собственное решение – ведь бюрократ в своей должности обязан принимать решения. Вот тогда-то бюрократ выдаст свое настолько же заведомо «хорошее» и «правильное» решение, насколько и заведомо не приемлемое или заведомо не исполнимое.
Если взять пример сегодняшнего дня и «борьбу умных патриотов» за «народное счастье», то они отвергают любое реальное решение, скажем, участвовать в митингах за честные выборы, но, не краснея, предлагают нелепости, скажем, бесконечно «поднимать самосознание народа», срочно организовать «пролетарскую революцию» или силой «захватить власть». Разве плохо силой захватить власть? Очень хорошо! А можно? Спрятавшись под юбкой ужены – можно. Советовать.
Но вернемся к военным бюрократам. Итак, получив от начальника или его суррогата решение, бюрократы тупо, без добавления своего интеллекта к решению начальника, перебрасывают это решение войскам в виде своего приказа. И тогда если решение окончится победой, то бюрократы – герои, это они победили. Если решение закончится поражением, то дурак – начальник! Это ведь «он приказал», а я, мудрый бюрократ, «советовал не делать».
Вот аналог Кутузова из Великой Отечественной войны – Г.К. Жуков. Хорош тем, что и в старости не понимал, кем он был и что он делал, поэтому, в отличие от Кутузова, в мемуарах дает уйму примеров своего тупого бюрократизма.
К примеру, эпизод из периода битвы за Москву:
«В начале ноября у меня состоялся не совсем приятный разговор по телефону с Верховным.
– Как ведет себя противник? – спросил И. В. Сталин.
– Заканчивает сосредоточение своих ударных группировок и, видимо, в скором времени перейдет в наступление.
– Где вы ожидаете главный удар?
– Из района Волоколамска. Танковая группа Гудериана, видимо, ударит в обход Тулы на Каширу.
– Мы с Шапошниковым считаем, что нужно сорвать готовящиеся удары противника своими упреждающими контрударами. Один контрудар надо нанести в районе Волоколамска, другой – из района Серпухова во фланг 4-й армии немцев. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву».
То есть Сталин предлагал проявить инициативу, а именно – на отдельных участках фронта сосредоточить силы, превосходящие там силы немцев, и ударить по немцам, а не подставлять свои участки фронта для немецкой инициативы – под удары превосходящих на этих участках фронта сил немцев. Это аксиома войны. Настоящий полководец на месте Жукова тут же занялся бы поиском такого слабого участка фронта у немцев и разработкой плана нанесения удара.
Скажем, в это же время маршал Тимошенко сам, ведя ожесточенные оборонительные бои, соскребая резервы со второстепенных участков своих фронтов, без приказа Ставки и без ее помощи готовил операцию по разгрому 1-й танковой армии немцев ударом по ее флангу. Но Тимошенко был полководец, а Жуков вместо подготовки операции начинает «критиковать» решение Сталина:
«Какими же силами, товарищ Верховный Главнокомандующий, мы будем наносить эти контрудары? Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть силы только для обороны».
Иными словами, Жуков предлагает Сталину не мешать инициативе немцев, скапливающих на отдельных участках фронта превосходящие силы, уничтожать обороняющиеся советские войска по очереди. И не трогать у Жукова резервы, чтобы Жуков, после очередного уничтожения части советских войск немцами и прорыва ими фронта, мог бросать навстречу немцам эти резервы – войска с марша, не успевшие провести разведку, подтянуть артиллерию, подготовить позиции. Чтобы немцы уничтожали и уничтожали эти советские войска, пока не захлебнутся в их крови.
Сталин с таким полководческим решением не согласился:
«В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и кавкорпус Доватора. В районе Серпухова используйте кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии».
Жуков, как видите, уже вынудил Сталина принять решение за Жукова – ведь это была обязанность Жукова найти у себя на фронте нужные силы, найти место контрудара и организовать войска для него. (Кстати, корпус Белова Сталин забрал у Тимошенко, которому тоже катастрофически не хватало сил для контрудара под Ростовом.) И вместо своей полководческой работы Жуков продолжает критиковать «глупое» решение Сталина:
«Считаю, что этого делать сейчас нельзя. Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет тогда подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.
– Ваш фронт имеет шесть армий. Разве этого мало?
– Но ведь линия обороны войск Западного фронта сильно растянулась; с изгибами она достигла в настоящее время более 600 километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта».
Как видите, Жуков упорно критикует и критикует все решения, которые бы ему ни предложили, хотя уже привел немцев к Москве и собирается немцам Москву сдать своим трусливым отказом от инициативных решений по их разгрому. Сталину надоедает изворачивающийся Жуков.
«Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером, – недовольно отрезал И. В. Сталин.
Я вновь попытался доказать И. В. Сталину нецелесообразность контрударов, на которые пришлось бы израсходовать последние резервы. Но в телефонной трубке послышался отбой, и разговор был окончен».
Как видите, Жуков получил то, что и хотел, – решение на инициативный контрудар принял не он, а Сталин, а Жуков это решение «мудро раскритиковал». А далее, чтобы понять, что делал Кутузов под Аустерлицем, обратите внимание, что делал Жуков под Москвой. Но сначала его сентенция, которая показывает, что даже к глубокой старости он так и не стал полководцем:
«Тяжелое впечатление осталось у меня от этого разговора с Верховным. Конечно, не потому, что он не посчитался с моим мнением, а потому, что Москва, которую бойцы поклялись защищать до последней капли крови, находилась в смертельной опасности, а нам безоговорочно приказывалось бросить на контрудары последние резервы. Израсходовав их, мы не смогли бы в дальнейшем укреплять слабые участки нашей обороны».
Как видите, Жуков и на пенсии плачет, что не смог войска, направленные на удар по немцам, подставить под удары немцев позже – когда немцы прорвутся. Не смог «израсходовать» их.
Ну а вот собственно интеллектуальная работа Жукова как полководца:
«Часа через два штаб фронта дал приказ командующим 16-й и 49-й армиями и командирам соединений о проведении контрударов, о чем мы и доложили в Ставку».
То есть Жуков не поехал на места ударов, не оценил обстановку, не принял ни малейшего собственного решения – Жуков приказал штабу, и штаб тупо перебросил приказ Сталина войскам.
А может, так и надо? Может, это и есть умственная работа настоящего полководца?
Нет! Решение на бой требует от командира не в штабе в носу ковыряться, а тысячи новых решений того, как организовать этот бой, и тысячи решений по ходу боя.
И пока Жуков перебрасывал приказ Сталина в войска, под Ростовом заболевший ангиной Тимошенко в постели неустанно готовил операцию – изучал разведданные и данные о силе собственных войск и занимался теми вопросами, которые командующие армиями сами не могли решить. Скажем, в полосе намеченного удара было много речушек, могли быть минные поля немцев, поэтому Тимошенко собрал с других армий необходимое количество инженерных и саперных батальонов для разминирования и строительства мостов. Были морозы, раненые не могли в таких условиях долго оставаться без помощи, и Тимошенко со всех городов в тылах фронта собрал санитарные машины и дополнил их армейскими автомашинами, в результате наступление ждали автоколонны, готовые принять и вывезти раненых. Командующие его армиями для подобных решения не имели власти, это мог сделать только Тимошенко.
Еще момент, для чего отвлекусь. Летом 1941 г. Жукову была поставлена задача окружить и уничтожить немцев в Ельнинском выступе, и для этого Жукову дали более чем достаточное количество войск. Жуков задачу выполнить не смог, мало этого, он и не вытеснил немцев из выступа – немцы сами вывели свои дивизии из Ельнинского выступа, поскольку им нужны были эти войска для наступления на Киев. Сначала немцы вывели танковые дивизии, заменив их пехотными, а потом и пехотные. Но характерный момент, который начальник Генштаба сухопутных войск Германии Гальдер отметил в своем дневнике: «…наши части сдали противнику дугу фронта у Ельни. Противник еще долгое время, после того как наши части уже были выведены, вел огонь по этим оставленным нами позициям и только тогда осторожно занял их пехотой. Скрытый отвод войск с этой дуги является неплохим достижением командования». То есть немцы уже вывели войска, а Жуков все еще молотил артиллерией по пустому месту.
Я понимаю, что этот вопрос читатели понимают плохо, поскольку или не имеют опыта работы с начальственными бюрократами, или не пытаются понять, что ими движет, – не пытаются понять мотивы их действий. Пусть меня простят за занудность, но я повторю еще раз и приведу в качестве разъясняющего примера аналогию.
Итак, работа любого человека состоит из трех составляющих: оценки обстановки, принятия решения и собственно действия (для командира – приказ войскам). Так поступают абсолютно все и всегда. Скажем, вы пришли в магазин, смотрите на витрину – это оценка обстановки, при которой вы прикидываете нужность вам выставленных товаров, их цену, наличие денег и прочее, что может подвигнуть вас на покупку. За оценку обстановки вы не несете ответственности – смотрите себе на товары сколько вам угодно. Ответственность наступает только за ваше решение: купить – не купить. Откажетесь – возможно, накажете себя тем, что упустите возможность купить нужную вещь или продукт по приемлемой цене. Примете решение купить – возможно, накажете себя ненужной вещью и бессмысленной тратой своего труда, выраженного в деньгах. Следующее действие – собственно покупка – уже не наказывается, это действие является следствием решения.
Итак, ответственность (наказание) – это следствие неправильного решения, неправильность решения зависит от вашей способности оценить обстановку, а ваша способность искать правильные решения – от вашего ума и опыта.
Вернемся к начальственным бюрократам.
Раз наказание наступает за неправильное решение, то глупый или малоопытный бюрократ всеми силами старается это решение сам не принимать! И чем он глупее, тем больше страшит его наказание за его решение – он понимает, что умное решение он не примет. Но он же обязан принимать решения и давать команды, раз залез в начальственное кресло!
И по мере укрепления бюрократической системы управления бюрократы, инстинктивно и смотря друг на друга, нашли выход из положения – научились сидеть в кресле начальника, но никаких ответственных решений не принимать. Способ довольно простой – надо, чтобы решение за тебя принял начальник. Идеально – прямой начальник, но сойдут суррогаты начальника – «закон», «инструкция», «приказ», «совет специалистов», «наука», «народный глас». И бюрократ будет до конца вертеться и крутиться, пока не вынудит начальника или его суррогат принять решение за себя.
Но этого маловато, поскольку бюрократ ведь обязан советовать начальнику, а начальник, даже приняв решение за бюрократа, потом может сказать: «Да ведь ты же был согласен и не предупредил меня, что это может так закончиться!» Поэтому мало того, что бюрократ не будет принимать свое решение, но он еще и будет критиковать и критиковать любое принятое решение, добиваясь вида, как будто его вынудили принять и исполнять это решение помимо его воли и вопреки его советам.
Начальникам это может и надоесть, и начальники потребуют от бюрократа его собственное решение – ведь бюрократ в своей должности обязан принимать решения. Вот тогда-то бюрократ выдаст свое настолько же заведомо «хорошее» и «правильное» решение, насколько и заведомо не приемлемое или заведомо не исполнимое.
Если взять пример сегодняшнего дня и «борьбу умных патриотов» за «народное счастье», то они отвергают любое реальное решение, скажем, участвовать в митингах за честные выборы, но, не краснея, предлагают нелепости, скажем, бесконечно «поднимать самосознание народа», срочно организовать «пролетарскую революцию» или силой «захватить власть». Разве плохо силой захватить власть? Очень хорошо! А можно? Спрятавшись под юбкой ужены – можно. Советовать.
Но вернемся к военным бюрократам. Итак, получив от начальника или его суррогата решение, бюрократы тупо, без добавления своего интеллекта к решению начальника, перебрасывают это решение войскам в виде своего приказа. И тогда если решение окончится победой, то бюрократы – герои, это они победили. Если решение закончится поражением, то дурак – начальник! Это ведь «он приказал», а я, мудрый бюрократ, «советовал не делать».
Вот аналог Кутузова из Великой Отечественной войны – Г.К. Жуков. Хорош тем, что и в старости не понимал, кем он был и что он делал, поэтому, в отличие от Кутузова, в мемуарах дает уйму примеров своего тупого бюрократизма.
К примеру, эпизод из периода битвы за Москву:
«В начале ноября у меня состоялся не совсем приятный разговор по телефону с Верховным.
– Как ведет себя противник? – спросил И. В. Сталин.
– Заканчивает сосредоточение своих ударных группировок и, видимо, в скором времени перейдет в наступление.
– Где вы ожидаете главный удар?
– Из района Волоколамска. Танковая группа Гудериана, видимо, ударит в обход Тулы на Каширу.
– Мы с Шапошниковым считаем, что нужно сорвать готовящиеся удары противника своими упреждающими контрударами. Один контрудар надо нанести в районе Волоколамска, другой – из района Серпухова во фланг 4-й армии немцев. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву».
То есть Сталин предлагал проявить инициативу, а именно – на отдельных участках фронта сосредоточить силы, превосходящие там силы немцев, и ударить по немцам, а не подставлять свои участки фронта для немецкой инициативы – под удары превосходящих на этих участках фронта сил немцев. Это аксиома войны. Настоящий полководец на месте Жукова тут же занялся бы поиском такого слабого участка фронта у немцев и разработкой плана нанесения удара.
Скажем, в это же время маршал Тимошенко сам, ведя ожесточенные оборонительные бои, соскребая резервы со второстепенных участков своих фронтов, без приказа Ставки и без ее помощи готовил операцию по разгрому 1-й танковой армии немцев ударом по ее флангу. Но Тимошенко был полководец, а Жуков вместо подготовки операции начинает «критиковать» решение Сталина:
«Какими же силами, товарищ Верховный Главнокомандующий, мы будем наносить эти контрудары? Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть силы только для обороны».
Иными словами, Жуков предлагает Сталину не мешать инициативе немцев, скапливающих на отдельных участках фронта превосходящие силы, уничтожать обороняющиеся советские войска по очереди. И не трогать у Жукова резервы, чтобы Жуков, после очередного уничтожения части советских войск немцами и прорыва ими фронта, мог бросать навстречу немцам эти резервы – войска с марша, не успевшие провести разведку, подтянуть артиллерию, подготовить позиции. Чтобы немцы уничтожали и уничтожали эти советские войска, пока не захлебнутся в их крови.
Сталин с таким полководческим решением не согласился:
«В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и кавкорпус Доватора. В районе Серпухова используйте кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии».
Жуков, как видите, уже вынудил Сталина принять решение за Жукова – ведь это была обязанность Жукова найти у себя на фронте нужные силы, найти место контрудара и организовать войска для него. (Кстати, корпус Белова Сталин забрал у Тимошенко, которому тоже катастрофически не хватало сил для контрудара под Ростовом.) И вместо своей полководческой работы Жуков продолжает критиковать «глупое» решение Сталина:
«Считаю, что этого делать сейчас нельзя. Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет тогда подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.
– Ваш фронт имеет шесть армий. Разве этого мало?
– Но ведь линия обороны войск Западного фронта сильно растянулась; с изгибами она достигла в настоящее время более 600 километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта».
Как видите, Жуков упорно критикует и критикует все решения, которые бы ему ни предложили, хотя уже привел немцев к Москве и собирается немцам Москву сдать своим трусливым отказом от инициативных решений по их разгрому. Сталину надоедает изворачивающийся Жуков.
«Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером, – недовольно отрезал И. В. Сталин.
Я вновь попытался доказать И. В. Сталину нецелесообразность контрударов, на которые пришлось бы израсходовать последние резервы. Но в телефонной трубке послышался отбой, и разговор был окончен».
Как видите, Жуков получил то, что и хотел, – решение на инициативный контрудар принял не он, а Сталин, а Жуков это решение «мудро раскритиковал». А далее, чтобы понять, что делал Кутузов под Аустерлицем, обратите внимание, что делал Жуков под Москвой. Но сначала его сентенция, которая показывает, что даже к глубокой старости он так и не стал полководцем:
«Тяжелое впечатление осталось у меня от этого разговора с Верховным. Конечно, не потому, что он не посчитался с моим мнением, а потому, что Москва, которую бойцы поклялись защищать до последней капли крови, находилась в смертельной опасности, а нам безоговорочно приказывалось бросить на контрудары последние резервы. Израсходовав их, мы не смогли бы в дальнейшем укреплять слабые участки нашей обороны».
Как видите, Жуков и на пенсии плачет, что не смог войска, направленные на удар по немцам, подставить под удары немцев позже – когда немцы прорвутся. Не смог «израсходовать» их.
Ну а вот собственно интеллектуальная работа Жукова как полководца:
«Часа через два штаб фронта дал приказ командующим 16-й и 49-й армиями и командирам соединений о проведении контрударов, о чем мы и доложили в Ставку».
То есть Жуков не поехал на места ударов, не оценил обстановку, не принял ни малейшего собственного решения – Жуков приказал штабу, и штаб тупо перебросил приказ Сталина войскам.
А может, так и надо? Может, это и есть умственная работа настоящего полководца?
Нет! Решение на бой требует от командира не в штабе в носу ковыряться, а тысячи новых решений того, как организовать этот бой, и тысячи решений по ходу боя.
И пока Жуков перебрасывал приказ Сталина в войска, под Ростовом заболевший ангиной Тимошенко в постели неустанно готовил операцию – изучал разведданные и данные о силе собственных войск и занимался теми вопросами, которые командующие армиями сами не могли решить. Скажем, в полосе намеченного удара было много речушек, могли быть минные поля немцев, поэтому Тимошенко собрал с других армий необходимое количество инженерных и саперных батальонов для разминирования и строительства мостов. Были морозы, раненые не могли в таких условиях долго оставаться без помощи, и Тимошенко со всех городов в тылах фронта собрал санитарные машины и дополнил их армейскими автомашинами, в результате наступление ждали автоколонны, готовые принять и вывезти раненых. Командующие его армиями для подобных решения не имели власти, это мог сделать только Тимошенко.
Еще момент, для чего отвлекусь. Летом 1941 г. Жукову была поставлена задача окружить и уничтожить немцев в Ельнинском выступе, и для этого Жукову дали более чем достаточное количество войск. Жуков задачу выполнить не смог, мало этого, он и не вытеснил немцев из выступа – немцы сами вывели свои дивизии из Ельнинского выступа, поскольку им нужны были эти войска для наступления на Киев. Сначала немцы вывели танковые дивизии, заменив их пехотными, а потом и пехотные. Но характерный момент, который начальник Генштаба сухопутных войск Германии Гальдер отметил в своем дневнике: «…наши части сдали противнику дугу фронта у Ельни. Противник еще долгое время, после того как наши части уже были выведены, вел огонь по этим оставленным нами позициям и только тогда осторожно занял их пехотой. Скрытый отвод войск с этой дуги является неплохим достижением командования». То есть немцы уже вывели войска, а Жуков все еще молотил артиллерией по пустому месту.