Страница:
А маршал Тимошенко воевал не так. В ночь перед атакой Тимошенко послал разведотряды посмотреть: не почувствовали ли чего немцы, не отвели ли за ночь свои войска, чтобы мы снаряды артподготовки выпустили по пустому месту? Точно! Немцы отошли на 8 км. Их догнали и уже тут накрыли артогнем. Мало этого, бои по уничтожению 1-й танковой армии немцев еще шли, а Тимошенко заметил, что на северном крыле его направления 34-й немецкий пехотный корпус неосторожно отделился от основной группировки немецких войск. Тимошенко тут же ищет незадействованные силы, создает группировку, окружает и уничтожает и этот корпус.
А вот результат полководца Жукова:
«Однако эти контрудары, где главным образом действовала конница, не дали тех положительных результатов, которых ожидал Верховный. Враг был достаточно силен, а его наступательный пыл еще не охладел. Только в районе Алексина нам удалось добиться значительных результатов: части 4-й армии противника здесь понесли большие потери и не смогли принять участия в общем наступлении на Москву».
И вот результат: Жукову дали огромные силы, забрали у Тимошенко и дали корпус Белова – немецкое проклятье 1941–1942 гг., а что толку? А кто виноват? Как кто? Конечно, Сталин – это же он принял решение нанести не готовым к бою немцам удар, а мудрый полководец Жуков предупреждал его этого не делать!
Вот и ответьте на вопрос – был ли Жуков реальным командующим или самоустранился от этой работы?
Вот так вел себя и «полководец» Кутузов под Аустерлицем, да и практически во всех битвах и кампаниях, в которых ему доверяли единолично командовать.
Глава 2 Армия без полководца
Последующая служба
Стратегия войны 1812 года
Кадры генералов
Немного о тактике того времени
А вот результат полководца Жукова:
«Однако эти контрудары, где главным образом действовала конница, не дали тех положительных результатов, которых ожидал Верховный. Враг был достаточно силен, а его наступательный пыл еще не охладел. Только в районе Алексина нам удалось добиться значительных результатов: части 4-й армии противника здесь понесли большие потери и не смогли принять участия в общем наступлении на Москву».
И вот результат: Жукову дали огромные силы, забрали у Тимошенко и дали корпус Белова – немецкое проклятье 1941–1942 гг., а что толку? А кто виноват? Как кто? Конечно, Сталин – это же он принял решение нанести не готовым к бою немцам удар, а мудрый полководец Жуков предупреждал его этого не делать!
Вот и ответьте на вопрос – был ли Жуков реальным командующим или самоустранился от этой работы?
Вот так вел себя и «полководец» Кутузов под Аустерлицем, да и практически во всех битвах и кампаниях, в которых ему доверяли единолично командовать.
Глава 2 Армия без полководца
Последующая служба
После Аустерлица Александр I «задвигает» Кутузова в киевские губернаторы, но в 1808 г. Кутузов назначен командиром корпуса в воюющую в Румынии армию, которой командовал генерал-фельдмаршал А. Прозоровский. Кутузов участвует в неудачном штурме крепости Браилов, причем Прозоровский обвиняет его в неудаче, а Кутузов, что уже не удивляет, объясняет, что виноват Прозоровский, который начал штурм вопреки мудрым предостережениям Кутузова.
Попробовал немного разобраться, что там было. Апологет полководца Кутузова А. Шишов в книге «Кутузов. Фельдмаршал Великой империи» сообщает такие подробности.
Браилов три дня бомбардировался осадной артиллерией, и Прозоровский поручил Кутузову взять ее штурмом. Кутузов задумал хитрый план – взять крепость ночью тремя штурмующими колоннами. Этого показалось мало: «В начале штурма Кутузов решил предпринять военную хитрость: основную атаку сделать первой, а вторую ложной – демонстративной. Именно на нее должен был прийтись главный удар контратакующих турок». Вот эта хитрость такая большая, что я ее понять так и не смог, возможно, это хитрость самого Шишова, пишущего слова, не понимая, что они значат. Если первая атака основная, то она обязана была закончиться взятием Браилова, но тогда зачем была нужна еще и вторая атака – демонстративная? Короче, если это и не информация о Кутузове, то информация о тех, кто нахваливает его полководческие таланты.
Источник «Русская национальная философия» о штурме Браилова кратко сообщает так: «Браилов – осада и штурм Браилова корпусом под командованием генерала М. И. Кутузова (8 тыс. чел.) в апреле 1809 г. Крепость защищал 12-тысячный турецкий гарнизон. (Русско-турецкая война, 1806–1812). После трехдневного обстрела крепости командующий русскими войсками генерал-фельдмаршал А.А. Прозоровский отдал приказ штурмовать Браилов, несмотря на возражения Кутузова, считавшего штурм преждевременным. Войска пошли на приступ в ночь с 20 на 21 апреля без достаточной подготовки. С самого начала все пошло не по плану, поскольку сигнальная ракета к штурму была выпущена по ошибке на 4 часа раньше срока. Кроме того, не было доведено до конца сооружение траншей к крепостному валу, не проводилась рекогносцировка маршрутов движения колонн. Штурм длился всю ночь. К утру русские, потеряв более половины войск (5 тыс. чел.), были вынуждены отступить. 7 мая Прозоровский снял осаду Браилова и прекратил активные действия». Тоже, надо сказать, не для слабого ума. Чем Кутузову помешали траншеи, которые роются для осады, а не для штурма? Характерно и то, что ракета была пущена за 4 часа до начала, то есть в 19.00, когда еще было светло. И войска пошли на ночной штурм днем? А где был Кутузов?
А вот из дневника участника штурма князя В. Вяземского, командовавшего колонной егерей при штурме Браилова. Колонна, которой командовал Вяземский, сбилась с пути в темноте, попала в ров и подверглась уничтожающему расстрелу со стороны осажденных турок. В полку Вяземского было потеряно убитыми и ранеными почти две трети – около 900 солдат и офицеров. В итоге Кутузов нанес русской армии невосполнимые потери – 5 тысяч человек из 8 тысяч, имевшихся у него, и о Браилове в эту кампанию пришлось забыть.
Возникает вопрос: почему Кутузов, который, как видим, оказался не способным организовать штурм, решился на этот очень сложный для командования вид боя – штурмовать крепость ночью? Думаю, ответ в том, что Кутузов был участником штурма Измаила в 1790 г., а взявший Измаил Суворов начал штурм ночью, и к рассвету русские войска уже были на стенах. Кутузов тупо попытался повторить Суворова, но оказалось, что тот далеко не Суворов.
В любом случае под Браиловым мы видим повторение Аустерлица – такой же полный бардак в организации боя и командовании им, а в оправдание полководческой беспомощности рассуждения, что Кутузов, дескать, был против штурма.
Так или иначе, но царь счел правым Прозоровского, и отправил Кутузова… нет, не в его деревню без права ношения мундира, а губернатором в Вильно. Кутузов был непотопляемым полководцем.
И когда в 1809 г. умирает командующий генерал-фельдмаршал Каменский и дела в Румынии идут неважно, в марте 1811-го Кутузова назначают главнокомандующим Дунайской армии, численность которой определяется сегодня в 45 тыс. человек. Здесь считается, что Кутузов разгромил 60-тысячную турецкую армию под Рущуком, но на самом деле он просто отбил атаку турецкой армии, а сам отступил за Дунай. В этом сражении в открытом поле потери русских войск были в 500 человек, а туркам записали 5000. Кутузов оставил Рущук, а сам перешел на левый берег, преследуя его, турки тоже переправились частью сил. И вот затем следует исключительно красивая операция русской армии под Слободзеей.
Переправившиеся турки встали укрепленным лагерем близ Слободзеи, а основной их лагерь с запасами продовольствия и боеприпасов остался на правом берегу Дуная под Рущуком. Часто забывают, что совместно с армией Кутузова действовала и Дунайская военная флотилия, которая перерезала пути снабжения войск на левом берегу и обстреливала на нем турецкий лагерь. Однако в данном случае и Кутузов не оставался безучастным и направил 7,5 тыс. человек под командованием генерала Е. Маркова скрытно переправиться обратно на правый берег Дуная и внезапной атакой захватить турецкий лагерь у Рущука, разбив находящееся в нем и не ожидавшее нападения турецкое войско, как считается, в 20 тыс. человек. Марков это выполнил, однако, учитывая, что сам отряд Маркова потерял во время атаки всего 9 убитых и 40 раненых, как-то в большие тысячи разбитых турок не особо верится. Но в итоге лишенные подвоза боеприпасов и продовольствия турецкие войска на левом берегу начали терпеть огромные лишения, что и привело к их сдаче в числе 12 тысяч в конце ноября.
Если вдуматься в произошедшее, то Кутузов, имея даже многократное превосходство в силах, не рискнул сам дать туркам бой и дождался их сдачи. В любом случае, победа была полной, мало того, вызвала выгодные для России итоги.
Сосредоточивая к русским границам свои корпуса, Наполеон рассчитывал на союз с султаном, который Наполеон заключил весной 1812 г., рассчитывал, что Турция скует силы русских на юге. Но после сдачи своих сил у Слободзеи турки согласились на мир с Россией. Переговоры о мире в Бухаресте тоже вел Кутузов, и 4 мая 1812 г. он заключил мир, убедив турок принять очень выгодные для России условия – Бессарабия с частью Молдавии переходила к России. Но не только это было важно – накануне ожидаемой войны с Наполеоном освободилась Дунайская армия, которой впоследствии, в 1812 г., командовал адмирал Чичагов.
То есть заслуги Кутузова перед Россией в этих делах были несомненны, но надо оговорить, что к тому времени русские как-то привыкли бить турецких генералов, и, надо полагать, Кутузов не боялся их так, как боялся Наполеона.
Попробовал немного разобраться, что там было. Апологет полководца Кутузова А. Шишов в книге «Кутузов. Фельдмаршал Великой империи» сообщает такие подробности.
Браилов три дня бомбардировался осадной артиллерией, и Прозоровский поручил Кутузову взять ее штурмом. Кутузов задумал хитрый план – взять крепость ночью тремя штурмующими колоннами. Этого показалось мало: «В начале штурма Кутузов решил предпринять военную хитрость: основную атаку сделать первой, а вторую ложной – демонстративной. Именно на нее должен был прийтись главный удар контратакующих турок». Вот эта хитрость такая большая, что я ее понять так и не смог, возможно, это хитрость самого Шишова, пишущего слова, не понимая, что они значат. Если первая атака основная, то она обязана была закончиться взятием Браилова, но тогда зачем была нужна еще и вторая атака – демонстративная? Короче, если это и не информация о Кутузове, то информация о тех, кто нахваливает его полководческие таланты.
Источник «Русская национальная философия» о штурме Браилова кратко сообщает так: «Браилов – осада и штурм Браилова корпусом под командованием генерала М. И. Кутузова (8 тыс. чел.) в апреле 1809 г. Крепость защищал 12-тысячный турецкий гарнизон. (Русско-турецкая война, 1806–1812). После трехдневного обстрела крепости командующий русскими войсками генерал-фельдмаршал А.А. Прозоровский отдал приказ штурмовать Браилов, несмотря на возражения Кутузова, считавшего штурм преждевременным. Войска пошли на приступ в ночь с 20 на 21 апреля без достаточной подготовки. С самого начала все пошло не по плану, поскольку сигнальная ракета к штурму была выпущена по ошибке на 4 часа раньше срока. Кроме того, не было доведено до конца сооружение траншей к крепостному валу, не проводилась рекогносцировка маршрутов движения колонн. Штурм длился всю ночь. К утру русские, потеряв более половины войск (5 тыс. чел.), были вынуждены отступить. 7 мая Прозоровский снял осаду Браилова и прекратил активные действия». Тоже, надо сказать, не для слабого ума. Чем Кутузову помешали траншеи, которые роются для осады, а не для штурма? Характерно и то, что ракета была пущена за 4 часа до начала, то есть в 19.00, когда еще было светло. И войска пошли на ночной штурм днем? А где был Кутузов?
А вот из дневника участника штурма князя В. Вяземского, командовавшего колонной егерей при штурме Браилова. Колонна, которой командовал Вяземский, сбилась с пути в темноте, попала в ров и подверглась уничтожающему расстрелу со стороны осажденных турок. В полку Вяземского было потеряно убитыми и ранеными почти две трети – около 900 солдат и офицеров. В итоге Кутузов нанес русской армии невосполнимые потери – 5 тысяч человек из 8 тысяч, имевшихся у него, и о Браилове в эту кампанию пришлось забыть.
Возникает вопрос: почему Кутузов, который, как видим, оказался не способным организовать штурм, решился на этот очень сложный для командования вид боя – штурмовать крепость ночью? Думаю, ответ в том, что Кутузов был участником штурма Измаила в 1790 г., а взявший Измаил Суворов начал штурм ночью, и к рассвету русские войска уже были на стенах. Кутузов тупо попытался повторить Суворова, но оказалось, что тот далеко не Суворов.
В любом случае под Браиловым мы видим повторение Аустерлица – такой же полный бардак в организации боя и командовании им, а в оправдание полководческой беспомощности рассуждения, что Кутузов, дескать, был против штурма.
Так или иначе, но царь счел правым Прозоровского, и отправил Кутузова… нет, не в его деревню без права ношения мундира, а губернатором в Вильно. Кутузов был непотопляемым полководцем.
И когда в 1809 г. умирает командующий генерал-фельдмаршал Каменский и дела в Румынии идут неважно, в марте 1811-го Кутузова назначают главнокомандующим Дунайской армии, численность которой определяется сегодня в 45 тыс. человек. Здесь считается, что Кутузов разгромил 60-тысячную турецкую армию под Рущуком, но на самом деле он просто отбил атаку турецкой армии, а сам отступил за Дунай. В этом сражении в открытом поле потери русских войск были в 500 человек, а туркам записали 5000. Кутузов оставил Рущук, а сам перешел на левый берег, преследуя его, турки тоже переправились частью сил. И вот затем следует исключительно красивая операция русской армии под Слободзеей.
Переправившиеся турки встали укрепленным лагерем близ Слободзеи, а основной их лагерь с запасами продовольствия и боеприпасов остался на правом берегу Дуная под Рущуком. Часто забывают, что совместно с армией Кутузова действовала и Дунайская военная флотилия, которая перерезала пути снабжения войск на левом берегу и обстреливала на нем турецкий лагерь. Однако в данном случае и Кутузов не оставался безучастным и направил 7,5 тыс. человек под командованием генерала Е. Маркова скрытно переправиться обратно на правый берег Дуная и внезапной атакой захватить турецкий лагерь у Рущука, разбив находящееся в нем и не ожидавшее нападения турецкое войско, как считается, в 20 тыс. человек. Марков это выполнил, однако, учитывая, что сам отряд Маркова потерял во время атаки всего 9 убитых и 40 раненых, как-то в большие тысячи разбитых турок не особо верится. Но в итоге лишенные подвоза боеприпасов и продовольствия турецкие войска на левом берегу начали терпеть огромные лишения, что и привело к их сдаче в числе 12 тысяч в конце ноября.
Если вдуматься в произошедшее, то Кутузов, имея даже многократное превосходство в силах, не рискнул сам дать туркам бой и дождался их сдачи. В любом случае, победа была полной, мало того, вызвала выгодные для России итоги.
Сосредоточивая к русским границам свои корпуса, Наполеон рассчитывал на союз с султаном, который Наполеон заключил весной 1812 г., рассчитывал, что Турция скует силы русских на юге. Но после сдачи своих сил у Слободзеи турки согласились на мир с Россией. Переговоры о мире в Бухаресте тоже вел Кутузов, и 4 мая 1812 г. он заключил мир, убедив турок принять очень выгодные для России условия – Бессарабия с частью Молдавии переходила к России. Но не только это было важно – накануне ожидаемой войны с Наполеоном освободилась Дунайская армия, которой впоследствии, в 1812 г., командовал адмирал Чичагов.
То есть заслуги Кутузова перед Россией в этих делах были несомненны, но надо оговорить, что к тому времени русские как-то привыкли бить турецких генералов, и, надо полагать, Кутузов не боялся их так, как боялся Наполеона.
Стратегия войны 1812 года
Считается, что Кутузов заманил Наполеона в глубь России, но на самом деле Кутузов к этому плану вряд ли имеет хоть какое-то отношение.
Напомню, что стратегия – это замысел того, как выиграть всю войну. В начале 1812 г. военный министр России М. Барклай де Толли запросил у начальника своей разведки соображения по поводу того, как вести назревающую войну с Наполеоном. Тогдашний начальник ГРУ, который назывался экспедитором 1-го стола секретной экспедиции Военного министерства, подполковник П. Чуйкевич, 2 апреля 1812 г. такую записку подготовил. В ее выводах он написал:
<§ 8.
Род войны, который должно вести против Наполеона.
Оборонительная война есть мера необходимости для России. Главнейшее правило в войне такого роду состоит: предпринимать и делать совершенно противное тому, чего неприятель желает.
Наполеон, имея все способы к начатию и продолжению наступательной войны, ищет Генеральных баталий; нам должно избегать генеральных сражений до базиса наших продовольствий. Он часто предпринимает дела свои и движения на удачу и не жалеет людей; нам должно щадить их для важных случаев, соображать свои действия с осторожностию и останавливаться на верном.
Обыкновенный образ нынешней войны Наполеону известен совершенно и стоил всем народам весьма дорого.
Надобно вести против Наполеона такую войну, к которой он еще не привык, и успехи свои основывать на свойственной ему нетерпеливости от продолжающейся войны, которая вовлечет его в ошибки, коими должно без упущения времени воспользоваться, и тогда оборонительную войну переменить в наступательную.
Уклонение от Генеральных сражений; партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной неприятельской линии, не допускания до фуражировки и решительность в продолжение войны: суть меры для Наполеона новыя, для французов утомительныя и союзникам их нестерпимыя.
Быть может, что Россия в первую кампанию оставит Наполеону большое пространство земли; но дав одно Генеральное сражение со свежими и превосходными силами против его утомленных и уменьшающихся по мере вступления внутрь наших владений, можно будет вознаградить с избытком всю потерю, особенно когда преследование будет быстрое и неутомительное, на что мы имеем перед ним важное преимущество в числе и доброте нашей конницы…»
Тут, в общем, разведка ошибалась, Наполеон имел как более численную кавалерию, так и лучше вооруженную за счет стальных кирас и касок. Тем не менее продолжим соображения:
«Из всего вышесказаннаго выводятся следующия правила:
1-е. Уклоняться до удобного случая с главною силою от Генерального сражения.
2-е. Не упускать случая, коль скоро Наполеон отделит где-либо часть своих войск, сосредоточить против них превосходнейшее число своих и истребить сию часть прежде, нежели он подаст ей помощь.
3-е. Безпрестанно развлекать внимание неприятеля, посылая сильныя партии иррегулярных войск безпокоить его денно и нощно, в чем мы имеем неоспоримое и важное преимущество.
4-е. Иметь несколько отделенных летучих отрядов из легких войск по одной или по две тысячи человек, которые должны поручены быть в команду отважнейшим офицерам из регулярных войск. Дело их есть прорывать безпрестанно неприятельскую операционную линию и действовать на флангах и в тылу неприятеля истреблением того, что будет им по силе и возможности».
Раньше мне казалось, что написанное выше абсолютно понятно, но, читая людей, занимающихся историей, пришел к выводу, что из всего написанного подполковником Чуйкевичем понимают только «заманить». Ну заманили, ну и что? Пограбил враг и ушел? А армия зачем нужна? Нет, речь идет о том, чтобы растянуть коммуникации противника и сделать их уязвимыми, вынудить противника разделиться и уничтожить его по частям. То есть уничтожить его вооруженной силой, а не надеждой на то, что он сам подохнет, иначе зачем нужна армия?
Это был стратегический замысел, и, надо полагать, и царь, и Барклай де Толли о нем молчали. Я так думаю потому, что командующий 2-й Западной армией Багратион, жаждавший боя с Наполеоном, после сдачи французам Смоленска писал: «Скажите ради Бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам? Чего трусить и кого бояться?» То есть, скорее всего, и Багратион не был в курсе дела о том, что замыслили царь и его военный министр.
Но недовольство отступающей и не дающей боя армией было всеобщим. Его сестра Екатерина писала: «Недовольство дошло до высшей точки, и Вашу особу далеко не щадят… Вас громко обвиняют в несчастье, постигшем Вашу империю, во всеобщем разорении и разорении частных лиц, наконец, в том, что Вы погубили честь страны и Вашу личную честь».
Царь не был свободен в этом вопросе – он, по своему смыслу царя, обязан был сделать то, на чем настаивало общество, – обязан был показать, что он защитник, а армию содержал на шее России для защиты России, а не для бегства от противника. После Смоленска 1-я и 2-я Западные армии объединились, нужно было давать бой, а для этого требовался главнокомандующий объединенных армий.
Напомню, что стратегия – это замысел того, как выиграть всю войну. В начале 1812 г. военный министр России М. Барклай де Толли запросил у начальника своей разведки соображения по поводу того, как вести назревающую войну с Наполеоном. Тогдашний начальник ГРУ, который назывался экспедитором 1-го стола секретной экспедиции Военного министерства, подполковник П. Чуйкевич, 2 апреля 1812 г. такую записку подготовил. В ее выводах он написал:
<§ 8.
Род войны, который должно вести против Наполеона.
Оборонительная война есть мера необходимости для России. Главнейшее правило в войне такого роду состоит: предпринимать и делать совершенно противное тому, чего неприятель желает.
Наполеон, имея все способы к начатию и продолжению наступательной войны, ищет Генеральных баталий; нам должно избегать генеральных сражений до базиса наших продовольствий. Он часто предпринимает дела свои и движения на удачу и не жалеет людей; нам должно щадить их для важных случаев, соображать свои действия с осторожностию и останавливаться на верном.
Обыкновенный образ нынешней войны Наполеону известен совершенно и стоил всем народам весьма дорого.
Надобно вести против Наполеона такую войну, к которой он еще не привык, и успехи свои основывать на свойственной ему нетерпеливости от продолжающейся войны, которая вовлечет его в ошибки, коими должно без упущения времени воспользоваться, и тогда оборонительную войну переменить в наступательную.
Уклонение от Генеральных сражений; партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной неприятельской линии, не допускания до фуражировки и решительность в продолжение войны: суть меры для Наполеона новыя, для французов утомительныя и союзникам их нестерпимыя.
Быть может, что Россия в первую кампанию оставит Наполеону большое пространство земли; но дав одно Генеральное сражение со свежими и превосходными силами против его утомленных и уменьшающихся по мере вступления внутрь наших владений, можно будет вознаградить с избытком всю потерю, особенно когда преследование будет быстрое и неутомительное, на что мы имеем перед ним важное преимущество в числе и доброте нашей конницы…»
Тут, в общем, разведка ошибалась, Наполеон имел как более численную кавалерию, так и лучше вооруженную за счет стальных кирас и касок. Тем не менее продолжим соображения:
«Из всего вышесказаннаго выводятся следующия правила:
1-е. Уклоняться до удобного случая с главною силою от Генерального сражения.
2-е. Не упускать случая, коль скоро Наполеон отделит где-либо часть своих войск, сосредоточить против них превосходнейшее число своих и истребить сию часть прежде, нежели он подаст ей помощь.
3-е. Безпрестанно развлекать внимание неприятеля, посылая сильныя партии иррегулярных войск безпокоить его денно и нощно, в чем мы имеем неоспоримое и важное преимущество.
4-е. Иметь несколько отделенных летучих отрядов из легких войск по одной или по две тысячи человек, которые должны поручены быть в команду отважнейшим офицерам из регулярных войск. Дело их есть прорывать безпрестанно неприятельскую операционную линию и действовать на флангах и в тылу неприятеля истреблением того, что будет им по силе и возможности».
Раньше мне казалось, что написанное выше абсолютно понятно, но, читая людей, занимающихся историей, пришел к выводу, что из всего написанного подполковником Чуйкевичем понимают только «заманить». Ну заманили, ну и что? Пограбил враг и ушел? А армия зачем нужна? Нет, речь идет о том, чтобы растянуть коммуникации противника и сделать их уязвимыми, вынудить противника разделиться и уничтожить его по частям. То есть уничтожить его вооруженной силой, а не надеждой на то, что он сам подохнет, иначе зачем нужна армия?
Это был стратегический замысел, и, надо полагать, и царь, и Барклай де Толли о нем молчали. Я так думаю потому, что командующий 2-й Западной армией Багратион, жаждавший боя с Наполеоном, после сдачи французам Смоленска писал: «Скажите ради Бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам? Чего трусить и кого бояться?» То есть, скорее всего, и Багратион не был в курсе дела о том, что замыслили царь и его военный министр.
Но недовольство отступающей и не дающей боя армией было всеобщим. Его сестра Екатерина писала: «Недовольство дошло до высшей точки, и Вашу особу далеко не щадят… Вас громко обвиняют в несчастье, постигшем Вашу империю, во всеобщем разорении и разорении частных лиц, наконец, в том, что Вы погубили честь страны и Вашу личную честь».
Царь не был свободен в этом вопросе – он, по своему смыслу царя, обязан был сделать то, на чем настаивало общество, – обязан был показать, что он защитник, а армию содержал на шее России для защиты России, а не для бегства от противника. После Смоленска 1-я и 2-я Западные армии объединились, нужно было давать бой, а для этого требовался главнокомандующий объединенных армий.
Кадры генералов
Обычно считается, что у любого начальника полно блестящих подчиненных, на самом деле хороший подчиненный – это большое счастье. Царь стоял перед трудным выбором: кому вверить объединенные войска. Уверяют, что Наполеон оценивал генеральский корпус России накануне войны 1812 года так: «Генералов хороших у России нет, кроме одного Багратиона». Трудно сказать, насколько это было сказано искренне, а не с умыслом, но это было сказано.
С другой стороны, у Беннигсена в воспоминаниях есть такие примечательные строки: «Это происходило в Тильзите во время мирных переговоров. Однажды я проходил мимо занимаемого Наполеоном помещения. Он послал ко мне офицера для сообщения мне его желания, чтобы я пришел к нему. Я имел честь быть введенным в его кабинет, в котором он находился один. После нескольких лестных для меня слов Наполеон сказал мне: «Итак, генерал, я был очевидцем ваших талантов и вашего благоразумия», – и придавая, как я мог заметить, особенное значение этому последнему слову. Не упрекайте меня, читатель, в излишнем самолюбии, побуждающем меня повторять эти слова императора Наполеона. Могу ли я быть нечувствительным к столь лестному для меня отзыву такого великого человека!»
Считается, что цари были совершенно свободны в своем выборе – делали что хотели, назначали на любые должности кого хотели. Это не так, цари, как и любые ответственные начальники, обязаны были поступать так, как это примет организация, в данном случае Россия или военные России, в противном случае указ будет саботироваться.
Как и во всем мире, военная каста России, помимо чинов, руководствовалась временем производства в чин. Даже официально, при равных чинах, главным был тот, кто получил чин раньше, более того, если чин давался не в награду, то повышать в чинах надо было сначала тех, кто раньше получил предыдущий чин. Это могло быть причиной откровенного неповиновения, к примеру, когда в 1788 г. князь Потемкин заболел и поручил командование армией генерал-аншефу Каховскому, генерал-аншеф Каменский, ссылаясь на старшинство, не захотел повиноваться Каховскому, за что и был уволен из армии. Знал, что будет уволен, но старшинство есть старшинство!
Считается, что Барклая де Толли не любили из-за того, что он немец и окружал себя немцами. Думаю, что дело не в этом: Барклай был сыном уже русского бедного дворянина, правда, выходца из немецко-шотландских родов. В этом смысле он был не менее русским, чем Багратион, тоже бывший первым поколением принявшего российское гражданство грузинского князя. Но когда весной 1809 г. царь произвел Барклая де Толли в генералы от инфантерии, в России было 46 генерал-лейтенантов, более старших по времени производства в этот чин. Их возмущение было таковым, что некоторые, как водится, демонстративно подавали в отставку, а на Барклая обозлились, считая его выскочкой.
Ермолов сообщает: «Барклай де Толли, быстро достигнувши чина полного генерала, совсем неожиданно звания военного министра, и вскоре соединя с ним власть главнокомандующего 1-ю Западною армиею, возбудил во многих зависть, приобрел недоброжелателей. Неловкий у двора, не расположил к себе людей, близких государю; холодностию в обращении не снискал приязни равных, ни приверженности подчиненных. Приступивши в скором времени к некоторым по управлению переменам, изобличая тем недостатки прежних распоряжений, он вызвал злобу сильного своего предместника, который поставлял на вид малейшие из его погрешностей». А «сильным предместником» Барклая был граф Аракчеев, имевший на царя огромное влияние и пользовавшийся особым царским доверием.
Кроме этого, надо сказать, что Багратиона произвели в чин генерала от инфантерии той же весной 1809 г., следовательно, и для него старшинство Барклая, пусть даже военного министра, было не очевидным. Кроме этого, Багратион был энергичным сторонником генерального сражения и по этой причине имел холодные отношения с Барклаем, который настойчиво проводил в жизнь принятый царем стратегический план заманивания Наполеона в глубь России и от генерального сражения уклонялся. Правда, повоевав в свое время и под командованием Кутузова, Багратион и о нем имел весьма плохое мнение, утверждая: «Этот гусь неприятеля в Москву приведет».
Но на тот момент генерал-фельдмаршал, который мог бы помирить свои чином всех полных генералов, в России оставался один, да и тот ослепший, престарелый и вышедший по этой причине в отставку генерал-фельдмаршал И. Гудович.
Думаю, что лучшим главнокомандующим был бы все же Беннигсен, имевший опыт побед над Наполеоном в труднейших боях. Но уж он-то был чистый немец, не принявший русского подданства ив 1818 г., испросив увольнение от должности, вернувшийся на родину в Ганновер. А вину за отступление русской армии возлагали не на царя, а как раз на немцев, даже Багратион. Кроме этого, Беннигсен имел старшинство производства в чине от 1799 г., а Кутузов от 1798-го.
И 17 августа 1812 г. (за 9 дней до Бородинского сражения) Кутузов вступает в командование соединенными армиями, а Беннигсен становится начальником штаба этих армий.
Осталось выбрать поле боя.
С другой стороны, у Беннигсена в воспоминаниях есть такие примечательные строки: «Это происходило в Тильзите во время мирных переговоров. Однажды я проходил мимо занимаемого Наполеоном помещения. Он послал ко мне офицера для сообщения мне его желания, чтобы я пришел к нему. Я имел честь быть введенным в его кабинет, в котором он находился один. После нескольких лестных для меня слов Наполеон сказал мне: «Итак, генерал, я был очевидцем ваших талантов и вашего благоразумия», – и придавая, как я мог заметить, особенное значение этому последнему слову. Не упрекайте меня, читатель, в излишнем самолюбии, побуждающем меня повторять эти слова императора Наполеона. Могу ли я быть нечувствительным к столь лестному для меня отзыву такого великого человека!»
Считается, что цари были совершенно свободны в своем выборе – делали что хотели, назначали на любые должности кого хотели. Это не так, цари, как и любые ответственные начальники, обязаны были поступать так, как это примет организация, в данном случае Россия или военные России, в противном случае указ будет саботироваться.
Как и во всем мире, военная каста России, помимо чинов, руководствовалась временем производства в чин. Даже официально, при равных чинах, главным был тот, кто получил чин раньше, более того, если чин давался не в награду, то повышать в чинах надо было сначала тех, кто раньше получил предыдущий чин. Это могло быть причиной откровенного неповиновения, к примеру, когда в 1788 г. князь Потемкин заболел и поручил командование армией генерал-аншефу Каховскому, генерал-аншеф Каменский, ссылаясь на старшинство, не захотел повиноваться Каховскому, за что и был уволен из армии. Знал, что будет уволен, но старшинство есть старшинство!
Считается, что Барклая де Толли не любили из-за того, что он немец и окружал себя немцами. Думаю, что дело не в этом: Барклай был сыном уже русского бедного дворянина, правда, выходца из немецко-шотландских родов. В этом смысле он был не менее русским, чем Багратион, тоже бывший первым поколением принявшего российское гражданство грузинского князя. Но когда весной 1809 г. царь произвел Барклая де Толли в генералы от инфантерии, в России было 46 генерал-лейтенантов, более старших по времени производства в этот чин. Их возмущение было таковым, что некоторые, как водится, демонстративно подавали в отставку, а на Барклая обозлились, считая его выскочкой.
Ермолов сообщает: «Барклай де Толли, быстро достигнувши чина полного генерала, совсем неожиданно звания военного министра, и вскоре соединя с ним власть главнокомандующего 1-ю Западною армиею, возбудил во многих зависть, приобрел недоброжелателей. Неловкий у двора, не расположил к себе людей, близких государю; холодностию в обращении не снискал приязни равных, ни приверженности подчиненных. Приступивши в скором времени к некоторым по управлению переменам, изобличая тем недостатки прежних распоряжений, он вызвал злобу сильного своего предместника, который поставлял на вид малейшие из его погрешностей». А «сильным предместником» Барклая был граф Аракчеев, имевший на царя огромное влияние и пользовавшийся особым царским доверием.
Кроме этого, надо сказать, что Багратиона произвели в чин генерала от инфантерии той же весной 1809 г., следовательно, и для него старшинство Барклая, пусть даже военного министра, было не очевидным. Кроме этого, Багратион был энергичным сторонником генерального сражения и по этой причине имел холодные отношения с Барклаем, который настойчиво проводил в жизнь принятый царем стратегический план заманивания Наполеона в глубь России и от генерального сражения уклонялся. Правда, повоевав в свое время и под командованием Кутузова, Багратион и о нем имел весьма плохое мнение, утверждая: «Этот гусь неприятеля в Москву приведет».
Но на тот момент генерал-фельдмаршал, который мог бы помирить свои чином всех полных генералов, в России оставался один, да и тот ослепший, престарелый и вышедший по этой причине в отставку генерал-фельдмаршал И. Гудович.
Думаю, что лучшим главнокомандующим был бы все же Беннигсен, имевший опыт побед над Наполеоном в труднейших боях. Но уж он-то был чистый немец, не принявший русского подданства ив 1818 г., испросив увольнение от должности, вернувшийся на родину в Ганновер. А вину за отступление русской армии возлагали не на царя, а как раз на немцев, даже Багратион. Кроме этого, Беннигсен имел старшинство производства в чине от 1799 г., а Кутузов от 1798-го.
И 17 августа 1812 г. (за 9 дней до Бородинского сражения) Кутузов вступает в командование соединенными армиями, а Беннигсен становится начальником штаба этих армий.
Осталось выбрать поле боя.
Немного о тактике того времени
Надо обсудить немного и вопросы тактики, иначе понять замысел Кутузова в Бородинской битве будет не просто.
В настоящее время тактикой считается искусство выиграть бой, но в исконном значении этого слова это искусство использовать местность для победы. То есть использовать ее для придания дополнительной силы свои войскам или, иными словами, для придания дополнительной поражающей силы имеющемуся у твоих войск оружию.
К тому времени артиллерия уже занимала определяющее значение в бою за счет того, что могла поражать пехоту и кавалерию с расстояния, когда те своим оружием еще ничего не могли ей сделать. Таким образом, идеальным полем боя в первую очередь была местность, на которой твоя артиллерия была бы особенно эффективна. Во вторую очередь, что, впрочем, требовалось и для артиллерии, прямо перед тобою должна быть местность с минимумом преград в виде рек, оврагов или лесов. Все эти препятствия были полезны только на флангах, чтобы фланги надежнее защитить, но на самом поле боя они служили препятствием не только противнику, но и своим войскам, поскольку препятствовали контратакам на понесшего потери противника – мешают его добить. Хотя, разумеется, в определенных случаях полководец мог использовать и препятствия с большим успехом, к примеру, как это сделал Кутузов под Слободзеей.
Русская полевая артиллерия стараниями графа Аракчеева к тому моменту была вооружена унифицированными в 1805 г. орудиями: 6– и 12-фунтовыми пушками (примерно 90-мм и 120-мм калибра) и гаубицами, которые назывались единорогами, калибра четверть– и полпуда (примерно 120– и 150-мм калибра). Пушки стреляли ядрами (сплошными чугунными шарами) и картечью (собранными в пакет чугунными пулями). Единороги стреляли гранатами (полыми чугунными шарами, в которые засыпался порох и которые, долетев до противника, взрывались, давая до 15 осколков) и картечью.
По противнику, который маневрировал на поле боя колоннами, огонь велся ядрами и гранатами, если колонны противника разворачивались в боевой порядок (в шеренги по три ряда) и приближались на расстояние менее 600 м, то дальней картечью, если подходил еще ближе – ближней. Ближняя картечь, в зависимости калибра орудия, состояла из пуль диаметром от 20 до 30 мм, числом до 150, дальняя – из пуль от 30 до 50 мм, числом до 60.
Предельная дальность стрельбы орудий того времени была менее 3 км даже для пушек, но большая дальность была бессмысленна, поскольку реальная местность редко давала возможность увидеть противника на таком расстоянии, а приборы того времени не давали корректировать огонь на больших расстояниях. Практическая дальность стрельбы (то есть когда огонь орудий более-менее эффективен) была до 1200 м для огня ядрами и гранатами, а картечью, как я уже написал, – ближе 600 м. Опыт предписывал на дальности свыше 850 м стрелять редко, чтобы иметь возможность тщательно прицелиться, на дальностях от 850 и до 600 м стрелять быстро, ну, а если противник подходил на расстояние ближе 600 м, то стрелять «стремительно». Обычная стрельба предусматривала темп один выстрел в минуту, «стремительная» – три, но с таким темпом стрелять можно было не более трех минут, то есть сделать не более 9 выстрелов подряд (иначе сильно разогревался ствол орудия).
Но была и тонкость. Если ядро падало на колонну сверху, а граната перед колонной, то они, конечно, ущерб противнику наносили. Но особенно эффективен был огонь, когда ядра и гранаты падали пред колонной и рикошетировали, то есть отскакивали от земли и летели дальше низко над землей. Попадая в колонну (или даже в боевой порядок противника при стрельбе ему во фланг или наискосок), такие ядра и гранаты наносили противнику особо большой ущерб. Причем, поскольку граната при одинаковом калибре имела вес всего в 2/3 от ядра, ядро было предпочтительней гранаты при стрельбе по скоплениям противника на дальних расстояниях – ядро и на таких расстояниях давало рикошет, в отличие от гранаты, которая на больших расстояниях падала отвесно, а осколков давала немного. Но чтобы ядро срикошетировало, надо было, чтобы оно упало на землю под малым углом, поскольку при больших углах падения оно зарывалось в землю. Эти малые углы на ровной местности могут быть только на небольших дальностях, но когда местность наклонена к противнику, то углы падения ядер на землю уменьшаются и дальность стрельбы рикошетом увеличивается, следовательно, резко возрастает и эффективность своей артиллерии. А у противника все наоборот: если он внизу, то даже при небольших расстояниях, когда ядро еще летит настильно, оно не даст рикошета, так как встретится с поверхностью склона под большим углом. Но для стрельбы рикошетом не годится просто горка или курган, тут нужна ровная местность, на километр-полтора понижающаяся к противнику. Но не более.
А дальше желательны препятствия – леса, идущие поперек фронта противника овраги или реки. Зачем? Чтобы противник за пределами дальности твоего артиллерийского огня не мог развернуть и построить большие массы своих войск и этими массами ударить по твоим войскам. Соответственно, у себя в тылу нежелательны никакие препятствия, никакие овраги, чтобы они не мешали тебе выстроить массу своих войск и ударить ею по противнику.
Однако и без этих тонкостей понятно, что занять возвышенности – это хорошо: с позиций у гребня возвышенности противник хорошо виден на больших расстояниях, видны его маневры. А резервы своих войск и их маневры легко спрятать за этим гребнем.
Кроме этого, построение фронта своих войск углом вперед – к противнику – было не выгодно. При прямом фронте артиллерия противника будет бить по развернутым в боевой порядок шеренгам, и в самом удачном случае ядро выбьет из этих шеренг трех солдат. Но когда фронт выдается к противнику, то его артиллерия с флангов имеет возможность стрелять вдоль шеренг наших войск, и их потери намного возрастают. Выгодно было строить фронт углом назад, тогда своя артиллерия имела возможность стрелять по шеренгам противника наискосок. В русской военной терминологии той поры такой огонь назывался «косвенным», позже – «перекрестным». Такой огонь ставил противника в положение, при котором как бы противник ни развернулся, а все равно будет подвержен огню в самом губительном его виде.
В настоящее время тактикой считается искусство выиграть бой, но в исконном значении этого слова это искусство использовать местность для победы. То есть использовать ее для придания дополнительной силы свои войскам или, иными словами, для придания дополнительной поражающей силы имеющемуся у твоих войск оружию.
К тому времени артиллерия уже занимала определяющее значение в бою за счет того, что могла поражать пехоту и кавалерию с расстояния, когда те своим оружием еще ничего не могли ей сделать. Таким образом, идеальным полем боя в первую очередь была местность, на которой твоя артиллерия была бы особенно эффективна. Во вторую очередь, что, впрочем, требовалось и для артиллерии, прямо перед тобою должна быть местность с минимумом преград в виде рек, оврагов или лесов. Все эти препятствия были полезны только на флангах, чтобы фланги надежнее защитить, но на самом поле боя они служили препятствием не только противнику, но и своим войскам, поскольку препятствовали контратакам на понесшего потери противника – мешают его добить. Хотя, разумеется, в определенных случаях полководец мог использовать и препятствия с большим успехом, к примеру, как это сделал Кутузов под Слободзеей.
Русская полевая артиллерия стараниями графа Аракчеева к тому моменту была вооружена унифицированными в 1805 г. орудиями: 6– и 12-фунтовыми пушками (примерно 90-мм и 120-мм калибра) и гаубицами, которые назывались единорогами, калибра четверть– и полпуда (примерно 120– и 150-мм калибра). Пушки стреляли ядрами (сплошными чугунными шарами) и картечью (собранными в пакет чугунными пулями). Единороги стреляли гранатами (полыми чугунными шарами, в которые засыпался порох и которые, долетев до противника, взрывались, давая до 15 осколков) и картечью.
По противнику, который маневрировал на поле боя колоннами, огонь велся ядрами и гранатами, если колонны противника разворачивались в боевой порядок (в шеренги по три ряда) и приближались на расстояние менее 600 м, то дальней картечью, если подходил еще ближе – ближней. Ближняя картечь, в зависимости калибра орудия, состояла из пуль диаметром от 20 до 30 мм, числом до 150, дальняя – из пуль от 30 до 50 мм, числом до 60.
Предельная дальность стрельбы орудий того времени была менее 3 км даже для пушек, но большая дальность была бессмысленна, поскольку реальная местность редко давала возможность увидеть противника на таком расстоянии, а приборы того времени не давали корректировать огонь на больших расстояниях. Практическая дальность стрельбы (то есть когда огонь орудий более-менее эффективен) была до 1200 м для огня ядрами и гранатами, а картечью, как я уже написал, – ближе 600 м. Опыт предписывал на дальности свыше 850 м стрелять редко, чтобы иметь возможность тщательно прицелиться, на дальностях от 850 и до 600 м стрелять быстро, ну, а если противник подходил на расстояние ближе 600 м, то стрелять «стремительно». Обычная стрельба предусматривала темп один выстрел в минуту, «стремительная» – три, но с таким темпом стрелять можно было не более трех минут, то есть сделать не более 9 выстрелов подряд (иначе сильно разогревался ствол орудия).
Но была и тонкость. Если ядро падало на колонну сверху, а граната перед колонной, то они, конечно, ущерб противнику наносили. Но особенно эффективен был огонь, когда ядра и гранаты падали пред колонной и рикошетировали, то есть отскакивали от земли и летели дальше низко над землей. Попадая в колонну (или даже в боевой порядок противника при стрельбе ему во фланг или наискосок), такие ядра и гранаты наносили противнику особо большой ущерб. Причем, поскольку граната при одинаковом калибре имела вес всего в 2/3 от ядра, ядро было предпочтительней гранаты при стрельбе по скоплениям противника на дальних расстояниях – ядро и на таких расстояниях давало рикошет, в отличие от гранаты, которая на больших расстояниях падала отвесно, а осколков давала немного. Но чтобы ядро срикошетировало, надо было, чтобы оно упало на землю под малым углом, поскольку при больших углах падения оно зарывалось в землю. Эти малые углы на ровной местности могут быть только на небольших дальностях, но когда местность наклонена к противнику, то углы падения ядер на землю уменьшаются и дальность стрельбы рикошетом увеличивается, следовательно, резко возрастает и эффективность своей артиллерии. А у противника все наоборот: если он внизу, то даже при небольших расстояниях, когда ядро еще летит настильно, оно не даст рикошета, так как встретится с поверхностью склона под большим углом. Но для стрельбы рикошетом не годится просто горка или курган, тут нужна ровная местность, на километр-полтора понижающаяся к противнику. Но не более.
А дальше желательны препятствия – леса, идущие поперек фронта противника овраги или реки. Зачем? Чтобы противник за пределами дальности твоего артиллерийского огня не мог развернуть и построить большие массы своих войск и этими массами ударить по твоим войскам. Соответственно, у себя в тылу нежелательны никакие препятствия, никакие овраги, чтобы они не мешали тебе выстроить массу своих войск и ударить ею по противнику.
Однако и без этих тонкостей понятно, что занять возвышенности – это хорошо: с позиций у гребня возвышенности противник хорошо виден на больших расстояниях, видны его маневры. А резервы своих войск и их маневры легко спрятать за этим гребнем.
Кроме этого, построение фронта своих войск углом вперед – к противнику – было не выгодно. При прямом фронте артиллерия противника будет бить по развернутым в боевой порядок шеренгам, и в самом удачном случае ядро выбьет из этих шеренг трех солдат. Но когда фронт выдается к противнику, то его артиллерия с флангов имеет возможность стрелять вдоль шеренг наших войск, и их потери намного возрастают. Выгодно было строить фронт углом назад, тогда своя артиллерия имела возможность стрелять по шеренгам противника наискосок. В русской военной терминологии той поры такой огонь назывался «косвенным», позже – «перекрестным». Такой огонь ставил противника в положение, при котором как бы противник ни развернулся, а все равно будет подвержен огню в самом губительном его виде.