Страница:
Быть сегодня у соседей празднику, усмехнулся я. Любил Серега выпить, да и Машка от него не отставала. К счастью, пили они тихо и никогда не буйствовали. Все бы алкоголики так… Занести им, что ли, сейчас пять тысяч?
Внезапно я понял, что Митюковы ремонт делать не будут. Зачем он им нужен? Уберут в квартире, подметут, а деньги пропьют. Придется жить как в коммуналке, постоянно слыша разговоры соседей. Но это еще полбеды. Они тоже будут слышать, что в моей квартире творится, а это меня никак не устраивало.
Я посмотрел на краба. Он гордо восседал на вершине горы золотых монет и смотрел на меня преданными глазами. Сидел тихо, что при его экспансивном характере было удивительно, — видимо, наука с отрыванием клешни еще не успела выветриться из головы.
— Чего изволите? — спросил он.
— Где Рыжая Харя?
— Я здесь.
Рыжий монстр возник из ничего посреди комнаты. Впервые я увидел Рыжую Харю одетой. На ней был зеленый комбинезон разнорабочего и такая же зеленая кепочка с длинным козырьком.
— Подслушивала? — с подозрением оглядел я ее наряд.
— Зачем? — Рыжая Харя пожала плечами. — Твои мысли почти всегда передо мной как на ладони.
Опять она ответила иносказательно, хотя, если рассуждать здраво, о происшествии в соседней квартире она обязана была знать. Так по крайней мере было до сих пор.
— Значит, ты знаешь, чего я хочу?
— Само собой. Приступать?
— Стоп!
Я внимательно посмотрел Рыжей Харе в единственный глаз. Глаз горел красным огнем, и синяка вокруг него не было. Неужели не попал кулаком, когда бил по рекламному щиту, или у нее слишком быстрая регенерация тканей?
— В первую очередь, — сказал я, — обеспечь полную звукоизоляцию.
— Ясно.
— Второе — новый телевизор, новую люстру. Наконец, капитальный ремонт квартиры, но в максимально сжатые сроки.
Рыжая Харя картинно вздохнула, будто всю осмысленную жизнь занималась исключительно ремонтом квартир, а тут вдруг ее вздумал поучать выскочка, абсолютно не разбирающийся в строительном деле.
—Все?
Она начала растворяться в воздухе.
— Нет, не все! — гаркнул я, и она призраком застыла посреди комнаты.
— Что еще?
— Работников подбери, на людей похожих! А то при виде тебя половину жильцов кондрашка хватит!
— Я, между прочим, среди единоплеменников эталоном слыву, — обидчиво заметила она.
— Вот среди них и будешь на подиум выходить, — отрезал я. — А здесь будешь делать, как я сказал!
— Ладно, — буркнула она и растаяла окончательно.
— И чтобы все как на картинке было! — бросил я вдогонку.
— Будет… — глухо донеслось из центра комнаты.
Я достал из кармана сигареты и закурил. Еще неделю назад и подумать не мог, что буду запросто вызывать «мелких бесов» и раздавать им задания. Быстро человек адаптируется…
Со двора донесся автомобильный гудок, краб бросился к окну и вспрыгнул на подоконник.
— Иди посмотри! — махнул он клешней.
Я поднялся со стула, подошел к окну. Во двор медленно вползал громадный белый трейлер. На всю ширину борта большими зелеными буквами красовалась надпись: «Ремонт квартир. Строительная фирма „РХ“. Буквы „РХ“ были выписаны вязью с завитушками, а из литеры „Р“ нагло выглядывала улыбающаяся физиономия одноглазой Рыжей Хари. Нарисованная Рыжая Харя смотрелась как живая, и я невольно поежился, представив, что из трейлера сейчас посыпятся строительные рабочие с такими же обличьями.
Дверцы трейлера открылись, и я облегченно перевел дух. Рыжая Харя вняла-таки моему совету: из трейлера выбрались с десяток обыкновенных рабочих и деловито направились в подъезд. Впрочем, не совсем обычных — все они были на одно лицо, как близнецы. Приземистые, широкоплечие, скуластые, усатые. Но, главное, люди. Однако легкое подозрение, что я их где-то видел, закралось в душу.
Заметив, что доминошники во дворе прервали игру и задрали головы к окнам Митюковых, я отпрянул от подоконника и прошел на кухню. Захотелось есть, но холодильник был пуст. Парадоксальная ситуация — квартира завалена золотом и долларами, а в холодильнике шаром покати. Наверное, точно так же чувствовал себя Мидас среди груд золота, несмотря на то что в Древней Элладе холодильников не было.
— Накрыть на стол? — предложил краб, просеменивший вслед за мной на кухню.
— Нет, — отказался я, вспомнив, чем кормили меня «мелкие бесы» ночью. Одна видимость, а не еда.
Из квартиры Митюкова донеслась трель дверного звонка, затем невнятный говор сразу нескольких человек. Кажется, Машка попыталась перенести начало ремонта на завтра, но строители не согласились и споро взялись за работу. Пока бригадир, балагуря почему-то с грузинским акцентом, препирался с хозяйкой, остальные рабочие приступили к ремонту. Послышался рокот передвигаемой мебели, в квартире что-то грохнуло, да так, что у меня сотрясся пол, затем еще раз, но уже глуше, тряхнуло, зазвенели монеты… и внезапно наступила полная тишина.
Поставив на плиту чайник, я достал из подвесного шкафчика банку растворимого кофе. Пока закипала вода, я невольно прислушивался, хотя прекрасно понимал, что теперь из квартиры Митюковых не услышу ни звука. Никогда. Звукоизоляцию «мелкие бесы» создавали идеальную, совсем по иному принципу, чем принято в нашем мире.
Приготовив чашку кофе, я снова закурил, сел за стол и бездумно вперился в сереющие за окном сумерки. Не было на душе радости. Это только в сказке по щучьему велению все складно получается, в реальности дела обстоят несколько сложнее. Материально, кажется, все могу, но хочется чего-то и для души… Интересно, желал ли Мидас чего-нибудь для души или просто хотел есть?
Не успел выкурить сигарету и допить кофе, как под окном зафырчал мотор трейлера. Краб вскочил на подоконник, приподнял занавеску, выглянул во двор.
— Порядок, — удовлетворенно заявил он. Я поперхнулся кофе.
— Что, значит порядок?
— Порядок — он и в Африке порядок, — назидательно сообщил краб. — Ты просил,, чтобы ремонт сделали по-быстрому? Все готово.
Я выглянул в окно и увидел удаляющийся трейлер. На заднем борту тоже была нарисована эмблема строительной фирмы с физиономией Рыжей Хари; трейлер осторожно ехал по разбитой дороге, покачивался, и от этого казалось, что Рыжая Харя этак ехидно кивает, скаля клыки. Мол, ваше желание выполнено.
— Это мы еще посмотрим… — пробормотал я, загасил в пепельнице окурок и пошел к двери.
Краб не соврал — ремонт был сделан в лучшем виде, и это я увидел еще на лестничной площадке. Вместо старой облезлой двери у Митюковых стояла новая, красного дерева, резная. Она была чуть приоткрыта, и из квартиры в подъезд пробивался лучик света.
Я замер на площадке и прислушался. В квартире Митюковых стояла мертвая тишина. Тогда я тихонько приоткрыл дверь и на цыпочках вошел в прихожую. Строительная фирма «РХ со товарищи» поработала выше всяких похвал. Просил я, чтобы было как на картинке, они так и сделали. Пол зеркальный, стены и потолки идеально ровные, и при этом комната стала в два раза больше, расширившись неизвестно куда. Старенькую мебель всю поменяли — по центру комнаты стояла громадная двухспальная кровать с балдахином, в углу — объемистый зеркальный шкаф, на стене висел сверхплоский телевизор с метровой шириной экрана. А вот люстры в комнате не было — мягкий приятный свет струился просто с потолка. В приоткрытую дверь я увидел, что кухня тоже расширилась, и там громадой возвышался суперсовременный многокамерный холодильник. Не удивлюсь, если и ванная комната раздалась вширь и там стоит джакузи.
У глухой стены комнаты, примостившись рядком на краешках стульев, чинно сидела чета Митюковых. Они были в полной прострации и смотрелись посреди стерильной чистоты квартиры как двое нищих в тронном зале. Немудрено — на Катьке был все тот же испачканный мелом сарафан-балахон, а в правой руке она продолжала сжимать совок с остатками строительного мусора, ну а Серега, хоть и переоделся в более приличный спортивный костюм, когда ходил в пункт по обмену валют, был мокрый как мышь и продолжал обильно потеть, не обращая внимания на катящиеся по лицу капли. Оба они смотрели перед собой невидящими глазами; Серега изредка подносил к губам бутылку водки, отхлебывал, но выражение глаз при этом не менялось. Катька же поминутно тяжело, со всхлипом вздыхала, будто перед ней были не царские хоромы, а разбитое корыто, и сидела она на завалинке возле покосившейся избы у самого синего моря…
Мне стало муторно, и я на цыпочках попятился из квартиры, аккуратно притворив за собой дверь.
На лестничной площадке, облокотясь на перила, стояла Рыжая Харя.
— Понравилось? — спросила она.
Я промолчал, глядя сквозь нее.
— Хочешь, и тебе так квартирку оформим?
Я и на этот раз не ответил и пошел на нее точно так, как глядел. И прошел насквозь, словно она была фантомом. И ничуть не удивился.
Глава 12
Внезапно я понял, что Митюковы ремонт делать не будут. Зачем он им нужен? Уберут в квартире, подметут, а деньги пропьют. Придется жить как в коммуналке, постоянно слыша разговоры соседей. Но это еще полбеды. Они тоже будут слышать, что в моей квартире творится, а это меня никак не устраивало.
Я посмотрел на краба. Он гордо восседал на вершине горы золотых монет и смотрел на меня преданными глазами. Сидел тихо, что при его экспансивном характере было удивительно, — видимо, наука с отрыванием клешни еще не успела выветриться из головы.
— Чего изволите? — спросил он.
— Где Рыжая Харя?
— Я здесь.
Рыжий монстр возник из ничего посреди комнаты. Впервые я увидел Рыжую Харю одетой. На ней был зеленый комбинезон разнорабочего и такая же зеленая кепочка с длинным козырьком.
— Подслушивала? — с подозрением оглядел я ее наряд.
— Зачем? — Рыжая Харя пожала плечами. — Твои мысли почти всегда передо мной как на ладони.
Опять она ответила иносказательно, хотя, если рассуждать здраво, о происшествии в соседней квартире она обязана была знать. Так по крайней мере было до сих пор.
— Значит, ты знаешь, чего я хочу?
— Само собой. Приступать?
— Стоп!
Я внимательно посмотрел Рыжей Харе в единственный глаз. Глаз горел красным огнем, и синяка вокруг него не было. Неужели не попал кулаком, когда бил по рекламному щиту, или у нее слишком быстрая регенерация тканей?
— В первую очередь, — сказал я, — обеспечь полную звукоизоляцию.
— Ясно.
— Второе — новый телевизор, новую люстру. Наконец, капитальный ремонт квартиры, но в максимально сжатые сроки.
Рыжая Харя картинно вздохнула, будто всю осмысленную жизнь занималась исключительно ремонтом квартир, а тут вдруг ее вздумал поучать выскочка, абсолютно не разбирающийся в строительном деле.
—Все?
Она начала растворяться в воздухе.
— Нет, не все! — гаркнул я, и она призраком застыла посреди комнаты.
— Что еще?
— Работников подбери, на людей похожих! А то при виде тебя половину жильцов кондрашка хватит!
— Я, между прочим, среди единоплеменников эталоном слыву, — обидчиво заметила она.
— Вот среди них и будешь на подиум выходить, — отрезал я. — А здесь будешь делать, как я сказал!
— Ладно, — буркнула она и растаяла окончательно.
— И чтобы все как на картинке было! — бросил я вдогонку.
— Будет… — глухо донеслось из центра комнаты.
Я достал из кармана сигареты и закурил. Еще неделю назад и подумать не мог, что буду запросто вызывать «мелких бесов» и раздавать им задания. Быстро человек адаптируется…
Со двора донесся автомобильный гудок, краб бросился к окну и вспрыгнул на подоконник.
— Иди посмотри! — махнул он клешней.
Я поднялся со стула, подошел к окну. Во двор медленно вползал громадный белый трейлер. На всю ширину борта большими зелеными буквами красовалась надпись: «Ремонт квартир. Строительная фирма „РХ“. Буквы „РХ“ были выписаны вязью с завитушками, а из литеры „Р“ нагло выглядывала улыбающаяся физиономия одноглазой Рыжей Хари. Нарисованная Рыжая Харя смотрелась как живая, и я невольно поежился, представив, что из трейлера сейчас посыпятся строительные рабочие с такими же обличьями.
Дверцы трейлера открылись, и я облегченно перевел дух. Рыжая Харя вняла-таки моему совету: из трейлера выбрались с десяток обыкновенных рабочих и деловито направились в подъезд. Впрочем, не совсем обычных — все они были на одно лицо, как близнецы. Приземистые, широкоплечие, скуластые, усатые. Но, главное, люди. Однако легкое подозрение, что я их где-то видел, закралось в душу.
Заметив, что доминошники во дворе прервали игру и задрали головы к окнам Митюковых, я отпрянул от подоконника и прошел на кухню. Захотелось есть, но холодильник был пуст. Парадоксальная ситуация — квартира завалена золотом и долларами, а в холодильнике шаром покати. Наверное, точно так же чувствовал себя Мидас среди груд золота, несмотря на то что в Древней Элладе холодильников не было.
— Накрыть на стол? — предложил краб, просеменивший вслед за мной на кухню.
— Нет, — отказался я, вспомнив, чем кормили меня «мелкие бесы» ночью. Одна видимость, а не еда.
Из квартиры Митюкова донеслась трель дверного звонка, затем невнятный говор сразу нескольких человек. Кажется, Машка попыталась перенести начало ремонта на завтра, но строители не согласились и споро взялись за работу. Пока бригадир, балагуря почему-то с грузинским акцентом, препирался с хозяйкой, остальные рабочие приступили к ремонту. Послышался рокот передвигаемой мебели, в квартире что-то грохнуло, да так, что у меня сотрясся пол, затем еще раз, но уже глуше, тряхнуло, зазвенели монеты… и внезапно наступила полная тишина.
Поставив на плиту чайник, я достал из подвесного шкафчика банку растворимого кофе. Пока закипала вода, я невольно прислушивался, хотя прекрасно понимал, что теперь из квартиры Митюковых не услышу ни звука. Никогда. Звукоизоляцию «мелкие бесы» создавали идеальную, совсем по иному принципу, чем принято в нашем мире.
Приготовив чашку кофе, я снова закурил, сел за стол и бездумно вперился в сереющие за окном сумерки. Не было на душе радости. Это только в сказке по щучьему велению все складно получается, в реальности дела обстоят несколько сложнее. Материально, кажется, все могу, но хочется чего-то и для души… Интересно, желал ли Мидас чего-нибудь для души или просто хотел есть?
Не успел выкурить сигарету и допить кофе, как под окном зафырчал мотор трейлера. Краб вскочил на подоконник, приподнял занавеску, выглянул во двор.
— Порядок, — удовлетворенно заявил он. Я поперхнулся кофе.
— Что, значит порядок?
— Порядок — он и в Африке порядок, — назидательно сообщил краб. — Ты просил,, чтобы ремонт сделали по-быстрому? Все готово.
Я выглянул в окно и увидел удаляющийся трейлер. На заднем борту тоже была нарисована эмблема строительной фирмы с физиономией Рыжей Хари; трейлер осторожно ехал по разбитой дороге, покачивался, и от этого казалось, что Рыжая Харя этак ехидно кивает, скаля клыки. Мол, ваше желание выполнено.
— Это мы еще посмотрим… — пробормотал я, загасил в пепельнице окурок и пошел к двери.
Краб не соврал — ремонт был сделан в лучшем виде, и это я увидел еще на лестничной площадке. Вместо старой облезлой двери у Митюковых стояла новая, красного дерева, резная. Она была чуть приоткрыта, и из квартиры в подъезд пробивался лучик света.
Я замер на площадке и прислушался. В квартире Митюковых стояла мертвая тишина. Тогда я тихонько приоткрыл дверь и на цыпочках вошел в прихожую. Строительная фирма «РХ со товарищи» поработала выше всяких похвал. Просил я, чтобы было как на картинке, они так и сделали. Пол зеркальный, стены и потолки идеально ровные, и при этом комната стала в два раза больше, расширившись неизвестно куда. Старенькую мебель всю поменяли — по центру комнаты стояла громадная двухспальная кровать с балдахином, в углу — объемистый зеркальный шкаф, на стене висел сверхплоский телевизор с метровой шириной экрана. А вот люстры в комнате не было — мягкий приятный свет струился просто с потолка. В приоткрытую дверь я увидел, что кухня тоже расширилась, и там громадой возвышался суперсовременный многокамерный холодильник. Не удивлюсь, если и ванная комната раздалась вширь и там стоит джакузи.
У глухой стены комнаты, примостившись рядком на краешках стульев, чинно сидела чета Митюковых. Они были в полной прострации и смотрелись посреди стерильной чистоты квартиры как двое нищих в тронном зале. Немудрено — на Катьке был все тот же испачканный мелом сарафан-балахон, а в правой руке она продолжала сжимать совок с остатками строительного мусора, ну а Серега, хоть и переоделся в более приличный спортивный костюм, когда ходил в пункт по обмену валют, был мокрый как мышь и продолжал обильно потеть, не обращая внимания на катящиеся по лицу капли. Оба они смотрели перед собой невидящими глазами; Серега изредка подносил к губам бутылку водки, отхлебывал, но выражение глаз при этом не менялось. Катька же поминутно тяжело, со всхлипом вздыхала, будто перед ней были не царские хоромы, а разбитое корыто, и сидела она на завалинке возле покосившейся избы у самого синего моря…
Мне стало муторно, и я на цыпочках попятился из квартиры, аккуратно притворив за собой дверь.
На лестничной площадке, облокотясь на перила, стояла Рыжая Харя.
— Понравилось? — спросила она.
Я промолчал, глядя сквозь нее.
— Хочешь, и тебе так квартирку оформим?
Я и на этот раз не ответил и пошел на нее точно так, как глядел. И прошел насквозь, словно она была фантомом. И ничуть не удивился.
Глава 12
Жизнь завертелась так круто, что я не заметил, как меня всё реже стал посещать дар предвидения. Еще неделю назад я чуть ли не постоянно «видел» свое ближайшее будущее на пять-десять минут вперед. Идя по улице, знал, что у этой вот симпатичной девушки через несколько шагов подвернется нога и девушка сломает высокий каблук, а спустя десять минут на этом вот переходе лихой водитель на иномарке собьет, рванувшись на красный свет, пожилую женщину и скроется с места преступления. Сидя в кафе, предвидел, какая компания через пять минут войдет с улицы, где сядет, что именно закажет, предчувствовал очередную реплику бармена и что я ему отвечу… И все происходило с точностью до повторения кинематографического кадра: я раскрывал рот и послушно произносил заранее известные фразы, словно в не раз сыгранной пьесе. Знал все наперед, но, пребывая в апатии, ничего не делал, чтобы изменить ход событий. И не хотел. Любая, даже весьма слабая попытка выйти за рамки увиденного сценария будущего приводила к вязкому сопротивлению окружающей среды, вызывая ощущение раздвоения личности, и я, опасаясь за свою психику, позволял течению времени нести меня, как щепку среди волн. Только прямая угроза моей жизни заставила активно сопротивляться и впервые изменить ход событий. Именно с тех пор, все чаще и активнее вмешиваясь в прогнозируемые неведомо откуда взявшимся даром предстоящие события, я все реже и реже стал их предвидеть. Складывалось впечатление, что я подобно реакционной частице в жестко детерминированном мире неожиданно обрел гораздо большую степень свободы, чем полагалось по статусу, и теперь дар предвидения не поспевал за моими действиями, чтобы с абсолютной точностью спрогнозировать ситуацию, зато я наконец-то получил право широкого выбора и теперь мог определять направление жизненного пути по своему усмотрению.
Наверное, именно поэтому мой дар и не предупредил о ночных визитерах, ибо среди великого множества вариантов не смог выбрать наиболее достоверного.
Снилось мне, что сплю на диване, а кто-то, подсвечивая фонариком, осторожно ходит по комнате, хрустя монетами.
Затем в комнате зажегся свет, и этот кто-то с шумом уселся на груду золота.
— Вставай! — требовательно заявил незнакомый голос. И тогда я понял, что не сплю. Открыл глаза и тут же заслонил их ладонью. Как всегда при пробуждении среди ночи, электрический свет резал глаза.
— Здоров ты спать! — насмешливо произнес тот же голос. — Бандиты заберутся среди ночи в квартиру и зарежут во сне, как барана.
Зрение наконец адаптировалось, и я убрал ладонь от лица. Посреди комнаты на горе монет сидел Егор Долгушин и с издевательским прищуром разглядывал меня, демонстративно поигрывая в руке пистолетом с глушителем. В дверях, прислонившись плечом к косяку, стоял Даниил Коровин. Он с тупым недоумением смотрел не на меня, а на гору монет.
Страха я не ощутил. То ли спросонья не совсем осознал ситуацию, то ли за последние дни настолько привык к подобным передрягам, что перестал пугаться, то ли понимание моего дара наконец полностью овладело сознанием. Слишком часто меня хотели убить: в погребке «У Еси», на ипподроме, в переулке у травматологической больницы, на привокзальной площади — и наступил кардинальный перелом в психике. Перестал я бояться «мелких бесов», а заодно и смерти, уверовав в свою исключительность, как юнец в переходном возрасте.
— Это вы, что ли, резать собираетесь? — спросил я.
— Резать? — Брови Долгушина удивленно подскочили. — Зачем резать? Плохо ты о нас думаешь. У нас другая специализация. — Он направил на меня ствол пистолета. — Мы тебя просто тихонько застрелим. Пиф-паф, и все.
— Гы, гы! — раздельно проронил Коровин. Я перевел взгляд на него. Странно, зачем он из себя дебила изображает? По моим «данным», достаточно умный человек.
Иных Долгушин возле себя не держит.
— Нравится мне твой смех, — сказал я. — За ним чувствуется недюжинный интеллект.
Интеллект у него действительно был, и Коровин не потерял самообладания.
— Когда я засмеюсь во второй раз, — бесцветно сообщил он, — ты будешь уже трупом и не услышишь.
— Так за чем дело стало? — спокойно спросил я, хотя все же ощутил холодок в груди.
— Это мы всегда успеем, — ответил Коровин. Не чувствовалось в его голосе угрозы, наоборот, сквозило полное равнодушие к моей судьбе. Это было гораздо страшнее любых эмоциональных обещаний расправы и поколебало уверенность в моей неуязвимости. Оставалось надеяться, что ничто не отразилось на моем лице.
— Под подушкой пистолет искали? — спросил я и по ухмылке Долгушина понял, что наличие оружия они проверили в первую очередь. — Тогда, с вашего позволения, устроюсь поудобнее.
Я подоткнул подушку под подлокотник дивана, приткнулся к ней спиной и закинул ногу за ногу. Сидеть в одних плавках под пристальными взглядами киллеров не доставляло удовольствия, но выбирать не приходилось.
— Продолжим беседу?
— Продолжим, — кивнул Долгушин. Он зачерпнул рукой горсть монет, поднял повыше и высыпал на пол. Монеты со звоном раскатились в разные стороны.
— Золото настоящее?
— А ты на зуб попробуй.
— Веселый ты человек! — рассмеялся Долгушин. — Одного не понимаю, зачем тебе при таком богатстве наши деньги понадобились?
Он пнул ногой искореженный чемоданчик.
— Грош цена этому золоту, — презрительно изрек Коровин. — Ширпотреб по рублю кучка. Лох он самый натуральный. На квартиру его посмотри — нищета нищетой. Начинающий вокзальный щипач…
Не сводя с меня глаз, Долгушин поднял вверх указательный палец, погрозил, и Коровин осекся. Видимо, отрабатывал Долгушин версию, что я вокзальный вор, но что-то у него не сходилось. Хотел услышать мое мнение.
— Что это за монеты? — спросил он. — В утиль цветные металлы сдаешь? Я поморщился.
— Нумизмат я. Не корысти ради, а токмо души для.
— Нам что для, что бля, — скаламбурил Долгушин. — Если нумизмат, тогда почему все монеты одинаковые? Где взял, или сам на станке штампуешь?
— Скажу, не поверите.
—А вдруг?
— В карты выиграл.
В этот миг меня совсем некстати осенило — вспомнил, где видел подобные золотые монеты «One dollar». В компьютерной игре в преферанс. Надо же, откуда скопировали их «мелкие бесы»!
По лицам киллеров я понял, что моему честному признанию они не поверили ни на йоту. Да и кто бы поверил на их месте?
— А я думал, клад нашел, — съязвил Долгушин.
— Или банк ограбил, — скептически добавил Коровин. Я сделал вид, что обиделся.
— Что такое преферанс, знаете? Если покопаетесь в золоте, то найдете листочки с двумя пулями.
— Ну-ну, — криво усмехнулся Долгушин, делано осмотрелся вокруг и глубоко, до столешницы сломанного стола, пробороздил каблуком гору монет.
Получилось весьма удачно — два листочка с расчерченными мною пулями вывернулись поверх монет. Долгушин заломил бровь и поднял их за уголки.
— Ты считаешь это достаточным доказательством?
— Еще каким! — расплылся я в лучезарной улыбке. — Пересчитай монеты, один к одному дебит с кредитом сойдется. — Тут я вспомнил о монете у следователя Серебро и еще о той, которой расплатился с крабом за сигареты. — Впрочем, вру. На две будет меньше. Пришлось за кое-какие услуги расплатиться.
Мои доводы зародили в киллерах некоторое сомнение. Они обвели взглядом пол, и Долгушин сунул листочки в карман. Так, на всякий случай. Не собирался он пересчитывать монеты, чтобы убедиться в моей правоте. Зачем, если он не верил, что золото настоящее?
Я недоумевал. Долгушин вел себя странно. При его профессии любые контакты с «клиентом» недопустимы — по всем канонам они должны были пристрелить меня во сне, забрать деньги и уйти, — а он заводит пространные разговоры… Вот Коровин реагирует правильно: скучно ему, переминается с ноги на ногу, однако шефу не перечит, блюдет дисциплину.
— Не пойму, что ты за фраер такой, — тихо сказал Долгушин, с прищуром глядя мне в глаза. — Порошин всех заложил — и мэра, и губернатора, а о тебе ни словом не обмолвился. Неужели ты и вправду — лох ушастый?
Я внутренне поежился, представив, что сделали киллеры с Порошиным. Ох, не зря я его тогда пожалел на привокзальной площади.
— И мэр, и губернатор тоже бы обо мне ничего не сказали.
— Да? — Долгушин продолжал сверлить меня взглядом. — А Харя, Краб, Каратист — это кто?
Не так уж и небрежно отнесся Долгушин к двум листкам сыгранных пуль преферанса, прочитал, кто играл.
— Кореша.
Я опять одарил Долгушина жизнерадостной улыбкой. Кажется, удачно ответил на его «фраера». Несмотря на мое аховое положение, ситуация начинала меня забавлять.
— Блатной, что ли? — брезгливо поморщился Долгушин.
— Приблатненный, — уточнил я.
— Ну-ну, — процедил Долгушин.
А вот его разговор начинал раздражать. Не поверил он ни своему предположению, ни моему уточнению. Однако больше всего ему не нравилось, что инициатива в разговоре перешла от него ко мне. Не знаю, за кого он меня принимал, но мыслил он в верном направлении.
И тогда я наконец понял, почему Долгушин нарушил святое правило своей профессии — не вступать в разговоры с «клиентом». Он считал себя профессионалом высшего класса, «неприкасаемым» в криминальной среде, и вдруг его попытался ограбить какой-то дилетант. Захотелось разобраться, что я за фрукт такой, случайность ли это, или за моей спиной кто-то стоит? Напрасно он это делал. При его профессии праздное любопытство до добра не доводит.
— Как же вам удалось на меня выйти, если Порошин и словом не обмолвился? — поинтересовался я.
Долгушин долго молчал, не сводя с меня пристального взгляда. Я даже подумал, что не ответит, но он все же сказал. Специфика работы киллера понуждает все держать в строгой тайне, поэтому желание похвастаться своими способностями в узком кругу у них намного выше, чем у обычных людей.
— Интуиция, — процедил он. — В нашем деле она играет первостепенную роль. Интуиция и трезвый анализ ситуации. Когда два раза встречаешься с одним и тем же человеком в любопытных местах, невольно задумываешься, зачем он там находился. К тому же Грызлов дал весьма точный словесный портрет типа, который отправил на тот свет трех его подручных. И этот портрет оказался очень похожим на тебя. Согласись, слишком много совпадений, чтобы не задуматься.
Я «вспомнил» информацию о директоре ипподрома Михаиле Грызлове, над которой у меня на привокзальной площади не было времени задуматься. Ипподром, как практически и все в нашем городе, принадлежал мэру Ираклию Колубаю, и он почему-то заподозрил, что в разборке на ипподроме принимала участие нанятая им совсем для другого дела столичная группа киллеров. Для выяснения обстоятельств он и задержал выплату гонорара.
— Три, — поправил я Долгушина.
— Что — три?
— Не два, а три раза наши пути пересекались.
— Да, сейчас третий.
— Тогда четыре, — заметил я.
Что-то мигнуло в зрачках Долгушина, по скулам заходили желваки. Зрительная память, надо понимать, у него была профессиональная, но вспомнить, где мы виделись еще, он не смог.
— Кафе, вокзал — где еще? — жестко спросил он.
— Погребок «У Еси».
Опять что-то дрогнуло в лице Долгушина. На мгновение он задумался, затем сказал как отрезал:
— Тебя там не было.
Прокрутил он в памяти события в погребке и не «увидел» меня. По той скорости, с которой он ответил, я убедился, что зрительная память у него действительно великолепная. Но не там он «смотрел».
— А пьяного возле погребка помнишь? — ехидно поинтересовался я.
—Ты?!
—Я.
И вдруг я понял, откуда киллерам известен мой адрес. И похолодел.
— Что с Аллой? — спросил я, и мой голос предательски дрогнул. Не был я бесчувственным чурбаном и понимал, что ей грозило.
Долгушин уловил во мне перемену и удовлетворенно осклабился. Инициатива вновь перешла к нему, нащупал он мою болевую точку.
— Ни-че-го, — с нажимом проговорил он. — Пока ничего. Все будет зависеть от того, что нам расскажет Роман Челышев.
Я попытался взять себя в руки и продолжить игру.
— А что именно интересует Егора Долгушина? — спросил я с сарказмом.
Лицо Долгушина застыло, в глазах мигнул металлический блеск. Никак не ожидал он услышать от меня свою настоящую фамилию.
— Ах, да, Игоря Долгова. Тебя ведь под этим именем друзья знают. Правильно, Даниил Коровин?
Коровин недоуменно посмотрел на своего шефа.
— А где же вы Пашу Смирнова оставили? — продолжал я. — В машине у подъезда?
И только сказав все, я понял, какую глупость сморозил, назвав их фамилии.
— Мой друг, покойник, — нехорошо усмехаясь, проговорил Долгушин, — сказал как-то: я слишком много знал…
Я еще успел увидеть, как он направил на меня ствол пистолета, а затем мое лицо заслонила лапа Рыжей Хари. Как всегда, она возникла из ничего в самый последний момент. Раздались два приглушенных хлопка, будто кошка чихнула, и Рыжая Харя опустила лапу.
Появление в комнате из ниоткуда клыкастого, волосатого монстра произвело на киллеров неизгладимое впечатление. Они застыли каждый на своем месте, словно в детской игре «Замри!». И застыли весьма основательно — наверное, и сердца остановились. Словно они были убежденными атеистами, а им наглядно преподнесли бесспорное доказательство существования нечистой силы.
— Нехорошо твои гости себя ведут, — сказала Рыжая Харя.
Я кивнул. Холодок в груди растаял, уступив место радостному возбуждению. Прав я оказался насчет своей исключительности. Умру от старости в своей постели. Если вообще умру.
— Смотри, какой подарочек они преподнесли. — Рыжая Харя разжала кулак, и я увидел на ее ладони две медные пули. — Нужен тебе такой подарок?
—Нет.
— Вернуть его?
—Да.
Дальнейшие события произошли с калейдоскопической быстротой. Дико и нелепо, как всегда бывает, когда приходит смерть. Рыжая Харя легонько швырнула пули в сторону Долгушина, но они, вопреки законам физики, полетели со скоростью выстрела. Одна попала Долгушину в правый висок, другая угодила в переносицу, и тело киллера отбросило к стене.
Коровин среагировал на убийство шефа с профессиональной четкостью. Выхватил со спины из-за ремня брюк пистолет, но выстрелить не успел. Куда ему тягаться в быстроте реакции с «мелкими бесами». Из-под дивана стрелой вылетел краб, щелкнул клешней, и кисть киллера вместе с пистолетом упала на пол. Заорать Коровин тоже не смог, только захрипел, забулькал перекушенным «грызуном» горлом и опрокинулся навзничь.
Как ни уверовал я в свои исключительные способности, но во мне осталось еще очень много человеческого. В первый момент я оцепенел, но от вида хлещущей крови, дергающихся ног агонизирующего Коровина меня замутило, и я стремглав бросился в ванную комнату.
Минут пять меня выворачивало наизнанку над унитазом, потом еще минут десять я приходил в себя под холодным душем. Мокрый, бледный, дрожащий от озноба, я приоткрыл дверь ванной комнаты и выглянул.
Трупа Коровина в прихожей не было. Не было и следов крови — все выглядело так, будто здесь ничего не произошло. Даже кучка монет, отодвинутых мною ногой от входной двери, лежала на прежнем месте. Уловили «мелкие бесы» мое жгучее желание и избавились от трупа.
Я вошел в комнату. Труп Долгушина тоже исчез, исчезла и борозда, сделанная каблуком в горе монет, а на восстановленной вершине грозным стражем золота восседал краб, хищно раскинув клешни. Рыжая Харя сидела у стены на стуле, и оба они с сочувствием смотрели на меня.
Я проковылял к дивану и ничком упал на него.
— Хлипок ты больно, как я погляжу, — сказал краб. Я слабо отмахнулся.
— Остался еще один в машине у подъезда, — тихо напомнила Рыжая Харя. — Что с ним делать будем?
Я хотел снова отмахнуться, но вспомнил об Алле. Если оставить в живых Павла Смирнова, то Алла умрет. И решать ее судьбу предстояло мне.
Я приподнялся и посмотрел на Рыжую Харю. Ее большой красный глаз глядел на меня спокойно и безучастно. Точно так, как перед этим смотрел на меня Коровин. Что я скажу, то она и сделает. Она меня охраняла, а на судьбы всех остальных ей было глубоко наплевать.
— Убери его, — глухо выдавил я.
Тяжело далось это решение. Одно дело, когда «мелкие бесы» помимо моей воли убивали людей, защищая меня в безвыходном положении, и совсем другое — самому отдавать приказ убить человека, в данный момент не представляющего угрозы. Не дай бог кому-то оказаться на моем месте.
Наверное, именно поэтому мой дар и не предупредил о ночных визитерах, ибо среди великого множества вариантов не смог выбрать наиболее достоверного.
Снилось мне, что сплю на диване, а кто-то, подсвечивая фонариком, осторожно ходит по комнате, хрустя монетами.
Затем в комнате зажегся свет, и этот кто-то с шумом уселся на груду золота.
— Вставай! — требовательно заявил незнакомый голос. И тогда я понял, что не сплю. Открыл глаза и тут же заслонил их ладонью. Как всегда при пробуждении среди ночи, электрический свет резал глаза.
— Здоров ты спать! — насмешливо произнес тот же голос. — Бандиты заберутся среди ночи в квартиру и зарежут во сне, как барана.
Зрение наконец адаптировалось, и я убрал ладонь от лица. Посреди комнаты на горе монет сидел Егор Долгушин и с издевательским прищуром разглядывал меня, демонстративно поигрывая в руке пистолетом с глушителем. В дверях, прислонившись плечом к косяку, стоял Даниил Коровин. Он с тупым недоумением смотрел не на меня, а на гору монет.
Страха я не ощутил. То ли спросонья не совсем осознал ситуацию, то ли за последние дни настолько привык к подобным передрягам, что перестал пугаться, то ли понимание моего дара наконец полностью овладело сознанием. Слишком часто меня хотели убить: в погребке «У Еси», на ипподроме, в переулке у травматологической больницы, на привокзальной площади — и наступил кардинальный перелом в психике. Перестал я бояться «мелких бесов», а заодно и смерти, уверовав в свою исключительность, как юнец в переходном возрасте.
— Это вы, что ли, резать собираетесь? — спросил я.
— Резать? — Брови Долгушина удивленно подскочили. — Зачем резать? Плохо ты о нас думаешь. У нас другая специализация. — Он направил на меня ствол пистолета. — Мы тебя просто тихонько застрелим. Пиф-паф, и все.
— Гы, гы! — раздельно проронил Коровин. Я перевел взгляд на него. Странно, зачем он из себя дебила изображает? По моим «данным», достаточно умный человек.
Иных Долгушин возле себя не держит.
— Нравится мне твой смех, — сказал я. — За ним чувствуется недюжинный интеллект.
Интеллект у него действительно был, и Коровин не потерял самообладания.
— Когда я засмеюсь во второй раз, — бесцветно сообщил он, — ты будешь уже трупом и не услышишь.
— Так за чем дело стало? — спокойно спросил я, хотя все же ощутил холодок в груди.
— Это мы всегда успеем, — ответил Коровин. Не чувствовалось в его голосе угрозы, наоборот, сквозило полное равнодушие к моей судьбе. Это было гораздо страшнее любых эмоциональных обещаний расправы и поколебало уверенность в моей неуязвимости. Оставалось надеяться, что ничто не отразилось на моем лице.
— Под подушкой пистолет искали? — спросил я и по ухмылке Долгушина понял, что наличие оружия они проверили в первую очередь. — Тогда, с вашего позволения, устроюсь поудобнее.
Я подоткнул подушку под подлокотник дивана, приткнулся к ней спиной и закинул ногу за ногу. Сидеть в одних плавках под пристальными взглядами киллеров не доставляло удовольствия, но выбирать не приходилось.
— Продолжим беседу?
— Продолжим, — кивнул Долгушин. Он зачерпнул рукой горсть монет, поднял повыше и высыпал на пол. Монеты со звоном раскатились в разные стороны.
— Золото настоящее?
— А ты на зуб попробуй.
— Веселый ты человек! — рассмеялся Долгушин. — Одного не понимаю, зачем тебе при таком богатстве наши деньги понадобились?
Он пнул ногой искореженный чемоданчик.
— Грош цена этому золоту, — презрительно изрек Коровин. — Ширпотреб по рублю кучка. Лох он самый натуральный. На квартиру его посмотри — нищета нищетой. Начинающий вокзальный щипач…
Не сводя с меня глаз, Долгушин поднял вверх указательный палец, погрозил, и Коровин осекся. Видимо, отрабатывал Долгушин версию, что я вокзальный вор, но что-то у него не сходилось. Хотел услышать мое мнение.
— Что это за монеты? — спросил он. — В утиль цветные металлы сдаешь? Я поморщился.
— Нумизмат я. Не корысти ради, а токмо души для.
— Нам что для, что бля, — скаламбурил Долгушин. — Если нумизмат, тогда почему все монеты одинаковые? Где взял, или сам на станке штампуешь?
— Скажу, не поверите.
—А вдруг?
— В карты выиграл.
В этот миг меня совсем некстати осенило — вспомнил, где видел подобные золотые монеты «One dollar». В компьютерной игре в преферанс. Надо же, откуда скопировали их «мелкие бесы»!
По лицам киллеров я понял, что моему честному признанию они не поверили ни на йоту. Да и кто бы поверил на их месте?
— А я думал, клад нашел, — съязвил Долгушин.
— Или банк ограбил, — скептически добавил Коровин. Я сделал вид, что обиделся.
— Что такое преферанс, знаете? Если покопаетесь в золоте, то найдете листочки с двумя пулями.
— Ну-ну, — криво усмехнулся Долгушин, делано осмотрелся вокруг и глубоко, до столешницы сломанного стола, пробороздил каблуком гору монет.
Получилось весьма удачно — два листочка с расчерченными мною пулями вывернулись поверх монет. Долгушин заломил бровь и поднял их за уголки.
— Ты считаешь это достаточным доказательством?
— Еще каким! — расплылся я в лучезарной улыбке. — Пересчитай монеты, один к одному дебит с кредитом сойдется. — Тут я вспомнил о монете у следователя Серебро и еще о той, которой расплатился с крабом за сигареты. — Впрочем, вру. На две будет меньше. Пришлось за кое-какие услуги расплатиться.
Мои доводы зародили в киллерах некоторое сомнение. Они обвели взглядом пол, и Долгушин сунул листочки в карман. Так, на всякий случай. Не собирался он пересчитывать монеты, чтобы убедиться в моей правоте. Зачем, если он не верил, что золото настоящее?
Я недоумевал. Долгушин вел себя странно. При его профессии любые контакты с «клиентом» недопустимы — по всем канонам они должны были пристрелить меня во сне, забрать деньги и уйти, — а он заводит пространные разговоры… Вот Коровин реагирует правильно: скучно ему, переминается с ноги на ногу, однако шефу не перечит, блюдет дисциплину.
— Не пойму, что ты за фраер такой, — тихо сказал Долгушин, с прищуром глядя мне в глаза. — Порошин всех заложил — и мэра, и губернатора, а о тебе ни словом не обмолвился. Неужели ты и вправду — лох ушастый?
Я внутренне поежился, представив, что сделали киллеры с Порошиным. Ох, не зря я его тогда пожалел на привокзальной площади.
— И мэр, и губернатор тоже бы обо мне ничего не сказали.
— Да? — Долгушин продолжал сверлить меня взглядом. — А Харя, Краб, Каратист — это кто?
Не так уж и небрежно отнесся Долгушин к двум листкам сыгранных пуль преферанса, прочитал, кто играл.
— Кореша.
Я опять одарил Долгушина жизнерадостной улыбкой. Кажется, удачно ответил на его «фраера». Несмотря на мое аховое положение, ситуация начинала меня забавлять.
— Блатной, что ли? — брезгливо поморщился Долгушин.
— Приблатненный, — уточнил я.
— Ну-ну, — процедил Долгушин.
А вот его разговор начинал раздражать. Не поверил он ни своему предположению, ни моему уточнению. Однако больше всего ему не нравилось, что инициатива в разговоре перешла от него ко мне. Не знаю, за кого он меня принимал, но мыслил он в верном направлении.
И тогда я наконец понял, почему Долгушин нарушил святое правило своей профессии — не вступать в разговоры с «клиентом». Он считал себя профессионалом высшего класса, «неприкасаемым» в криминальной среде, и вдруг его попытался ограбить какой-то дилетант. Захотелось разобраться, что я за фрукт такой, случайность ли это, или за моей спиной кто-то стоит? Напрасно он это делал. При его профессии праздное любопытство до добра не доводит.
— Как же вам удалось на меня выйти, если Порошин и словом не обмолвился? — поинтересовался я.
Долгушин долго молчал, не сводя с меня пристального взгляда. Я даже подумал, что не ответит, но он все же сказал. Специфика работы киллера понуждает все держать в строгой тайне, поэтому желание похвастаться своими способностями в узком кругу у них намного выше, чем у обычных людей.
— Интуиция, — процедил он. — В нашем деле она играет первостепенную роль. Интуиция и трезвый анализ ситуации. Когда два раза встречаешься с одним и тем же человеком в любопытных местах, невольно задумываешься, зачем он там находился. К тому же Грызлов дал весьма точный словесный портрет типа, который отправил на тот свет трех его подручных. И этот портрет оказался очень похожим на тебя. Согласись, слишком много совпадений, чтобы не задуматься.
Я «вспомнил» информацию о директоре ипподрома Михаиле Грызлове, над которой у меня на привокзальной площади не было времени задуматься. Ипподром, как практически и все в нашем городе, принадлежал мэру Ираклию Колубаю, и он почему-то заподозрил, что в разборке на ипподроме принимала участие нанятая им совсем для другого дела столичная группа киллеров. Для выяснения обстоятельств он и задержал выплату гонорара.
— Три, — поправил я Долгушина.
— Что — три?
— Не два, а три раза наши пути пересекались.
— Да, сейчас третий.
— Тогда четыре, — заметил я.
Что-то мигнуло в зрачках Долгушина, по скулам заходили желваки. Зрительная память, надо понимать, у него была профессиональная, но вспомнить, где мы виделись еще, он не смог.
— Кафе, вокзал — где еще? — жестко спросил он.
— Погребок «У Еси».
Опять что-то дрогнуло в лице Долгушина. На мгновение он задумался, затем сказал как отрезал:
— Тебя там не было.
Прокрутил он в памяти события в погребке и не «увидел» меня. По той скорости, с которой он ответил, я убедился, что зрительная память у него действительно великолепная. Но не там он «смотрел».
— А пьяного возле погребка помнишь? — ехидно поинтересовался я.
—Ты?!
—Я.
И вдруг я понял, откуда киллерам известен мой адрес. И похолодел.
— Что с Аллой? — спросил я, и мой голос предательски дрогнул. Не был я бесчувственным чурбаном и понимал, что ей грозило.
Долгушин уловил во мне перемену и удовлетворенно осклабился. Инициатива вновь перешла к нему, нащупал он мою болевую точку.
— Ни-че-го, — с нажимом проговорил он. — Пока ничего. Все будет зависеть от того, что нам расскажет Роман Челышев.
Я попытался взять себя в руки и продолжить игру.
— А что именно интересует Егора Долгушина? — спросил я с сарказмом.
Лицо Долгушина застыло, в глазах мигнул металлический блеск. Никак не ожидал он услышать от меня свою настоящую фамилию.
— Ах, да, Игоря Долгова. Тебя ведь под этим именем друзья знают. Правильно, Даниил Коровин?
Коровин недоуменно посмотрел на своего шефа.
— А где же вы Пашу Смирнова оставили? — продолжал я. — В машине у подъезда?
И только сказав все, я понял, какую глупость сморозил, назвав их фамилии.
— Мой друг, покойник, — нехорошо усмехаясь, проговорил Долгушин, — сказал как-то: я слишком много знал…
Я еще успел увидеть, как он направил на меня ствол пистолета, а затем мое лицо заслонила лапа Рыжей Хари. Как всегда, она возникла из ничего в самый последний момент. Раздались два приглушенных хлопка, будто кошка чихнула, и Рыжая Харя опустила лапу.
Появление в комнате из ниоткуда клыкастого, волосатого монстра произвело на киллеров неизгладимое впечатление. Они застыли каждый на своем месте, словно в детской игре «Замри!». И застыли весьма основательно — наверное, и сердца остановились. Словно они были убежденными атеистами, а им наглядно преподнесли бесспорное доказательство существования нечистой силы.
— Нехорошо твои гости себя ведут, — сказала Рыжая Харя.
Я кивнул. Холодок в груди растаял, уступив место радостному возбуждению. Прав я оказался насчет своей исключительности. Умру от старости в своей постели. Если вообще умру.
— Смотри, какой подарочек они преподнесли. — Рыжая Харя разжала кулак, и я увидел на ее ладони две медные пули. — Нужен тебе такой подарок?
—Нет.
— Вернуть его?
—Да.
Дальнейшие события произошли с калейдоскопической быстротой. Дико и нелепо, как всегда бывает, когда приходит смерть. Рыжая Харя легонько швырнула пули в сторону Долгушина, но они, вопреки законам физики, полетели со скоростью выстрела. Одна попала Долгушину в правый висок, другая угодила в переносицу, и тело киллера отбросило к стене.
Коровин среагировал на убийство шефа с профессиональной четкостью. Выхватил со спины из-за ремня брюк пистолет, но выстрелить не успел. Куда ему тягаться в быстроте реакции с «мелкими бесами». Из-под дивана стрелой вылетел краб, щелкнул клешней, и кисть киллера вместе с пистолетом упала на пол. Заорать Коровин тоже не смог, только захрипел, забулькал перекушенным «грызуном» горлом и опрокинулся навзничь.
Как ни уверовал я в свои исключительные способности, но во мне осталось еще очень много человеческого. В первый момент я оцепенел, но от вида хлещущей крови, дергающихся ног агонизирующего Коровина меня замутило, и я стремглав бросился в ванную комнату.
Минут пять меня выворачивало наизнанку над унитазом, потом еще минут десять я приходил в себя под холодным душем. Мокрый, бледный, дрожащий от озноба, я приоткрыл дверь ванной комнаты и выглянул.
Трупа Коровина в прихожей не было. Не было и следов крови — все выглядело так, будто здесь ничего не произошло. Даже кучка монет, отодвинутых мною ногой от входной двери, лежала на прежнем месте. Уловили «мелкие бесы» мое жгучее желание и избавились от трупа.
Я вошел в комнату. Труп Долгушина тоже исчез, исчезла и борозда, сделанная каблуком в горе монет, а на восстановленной вершине грозным стражем золота восседал краб, хищно раскинув клешни. Рыжая Харя сидела у стены на стуле, и оба они с сочувствием смотрели на меня.
Я проковылял к дивану и ничком упал на него.
— Хлипок ты больно, как я погляжу, — сказал краб. Я слабо отмахнулся.
— Остался еще один в машине у подъезда, — тихо напомнила Рыжая Харя. — Что с ним делать будем?
Я хотел снова отмахнуться, но вспомнил об Алле. Если оставить в живых Павла Смирнова, то Алла умрет. И решать ее судьбу предстояло мне.
Я приподнялся и посмотрел на Рыжую Харю. Ее большой красный глаз глядел на меня спокойно и безучастно. Точно так, как перед этим смотрел на меня Коровин. Что я скажу, то она и сделает. Она меня охраняла, а на судьбы всех остальных ей было глубоко наплевать.
— Убери его, — глухо выдавил я.
Тяжело далось это решение. Одно дело, когда «мелкие бесы» помимо моей воли убивали людей, защищая меня в безвыходном положении, и совсем другое — самому отдавать приказ убить человека, в данный момент не представляющего угрозы. Не дай бог кому-то оказаться на моем месте.