Забирко Виталий. Тени сна

   - Спасибо.
   Шаги возвратились.
   - Спокойной ночи, Иохим. Да хранит вас святой дух!
   - И вам того же, отче.
   Звук удаляющихся шагов. Шорох зажигаемой спички. Шумная затяжка сигаретой. 22.48. Конец записи. Больше "клоп" из ручки портфеля не отзывался.
   Гюнтер откинулся на спинку кресла. "Кот в мешке" потяжелел. Добавились книги из библиотеки бургомистрата, некто Губерт из полиции, какой-то реализатор (вероятно, прибор) и Серый. Очевидно, кличка, и, судя по упоминанию рядом с ней полиции, кличка уголовника. Спрашивается. какой прибор может быть у уголовника?
   Гюнтер вспомнил мнение бургомистра о судьбе детей и откинул с правой ноги полу халата. Несмотря на горячую ванну, нога по-прежнему была беломраморной, кожу покалывали холодные льдистые иголки. Он тщательно, сантиметр сантиметром ощупал ступню. Опухоль спала, и боли не чувствовалось. Нога, как нога. Но при мысли, что в "чудодейственной" мази могут оказаться столь чудовищные ингредиенты, ему стало не по себе.
   Напоследок Гюнтер прокрутил запись своих вчерашних разговоров с пятого "клопа", которого носил в лацкане пиджака. С записью беседы с магистром Бурсианом вышла небольшая странность записался только голос Гюнтера, все его реплики, ответы на вопросы магистра, а вот голоса магистра слышно не было. Почему-то именно с магистром аппаратура забарахлила. Поневоле могло повериться, что магистр напрямую связан с нечистой силой, если бы Гюнтеру не приходилось встречаться с узкополосными глушителями избирательного действия. Судя по фокусу магистра с собственной тенью, он вполне мог иметь такой глушитель.
   Опустив в память компа некоторые из разговоров. Гюнтер рассоединил комп и приёмник и спрятал их в сумку. Жаль, что в приёмнике было только пять каналов. Не очень разумно он распорядился "клопами". Он взглянул на часы. Без двух одиннадцать. Несмотря на обработку записей компом, прослушивание тем не менее отняло порядочно времени. Он подошёл к двери и повернул ключ. И как раз вовремя, потому что буквально минут через пять в дверь постучали.
   - Войдите! - крикнул Гюнтер.
   Вошла горничная, миловидная пожилая женщина.
   - Доброе утро, гирр Шлей. Ваш кофе и газеты.
   - Спасибо.
   - У вас прибрать?
   Гюнтер бросил взгляд на передвижной столик с остатками ужина.
   - Не сейчас. Через полчаса я уйду.
   - Ваш счёт за вчерашний ужин.
   Гюнтер взял листок и с трудом удержал на месте брови, полезшие было вверх. Линда действительно любила повеселиться. С каменным лицом он расплатился.
   Горничная ушла. Гюнтер сел за журнальный столик, налил кофе и взялся за газеты. Ничего нового, тем более о Таунде, газеты не сообщали. Завал на автостраде всё ещё не растащили, даже точного числа жертв не было установлено. В голове Гюнтера невольно возникла странная параллель между вчерашним сожжением уборочной машины и видением повредившегося рассудком водителя клина голых ведьм на помелах над автострадой. Он раздражённо отбросил газеты. Ведьме на помеле, несомненно, было бы легче "стартовать" с третьего этажа (будь он у госпиталя святого Доминика), чем со второго. Так же, как и забрасывать нечистотами с высоты гостиницу "Старый Таунд".
   Он допил кофе и принялся одеваться. Карманы пиджака оттопыривались оружием, он хотел было переложить его в сумку, но задержал в руках. Кажется, он начинал понимать, на что намекал бургомистр в "Охотничьем застолье", говоря, что своим личным оружием Гюнтер в Таунде может только ворон пугать. Он положил "кольт" на стол, а из "греты" вынул обойму. Догадка оказалась верной. Пули блестели полированным блеском белого металла, а у зажима гильзы на пулях стояло фабричное клеймо пробы чистого серебра. Гюнтер вынул патроны из барабана "кольта" и увидел ту же картину. Производство серебряных пуль, осиновых кольев и прочих аксессуаров борьбы с нечистой силой в стране, похоже, вышло из кустарных мастерских и было поставлено на поток.
   Наперекор предупреждению бургомистра Гюнтер бросил "антибесовское" оружие в сумку и достал свой "магнум". Класть его в карман было бы по меньшей мере неумно - слишком он оттягивал карман и кособочил пиджак, - поэтому сделал петлю из запасного соединительного шнура компа и подвесил пистолет под мышку.
   И тут он вспомнил о соседе. Неизвестно, с какой целью в Таунде оказался Моримерди, но оставлять сумку с аппаратурой в номере, как вчера, не стоило. Как там говорил отче Герх - бережёного и бог бережёт. Гюнтер отпустил ремень сумки подлиннее и перебросил её через плечо. Затем зашел в ванную комнату, взял веточку из пучка, принесённого с места сожжения уборочной машины, а пучок бросил в мусорную корзину.
   Глава седьмая
   Спустившись на первый этаж, Гюнтер не вышел в фойе, а свернул в левое крыло гостиницы и прошёл до конца коридора. Он не ошибся. Служебные помещения находились здесь и занимали четыре последние комнаты. На трёх дверях висели таблички, а на крайней, меньшей по размеру, обшарпанной и грязной не было ничего. Гюнтер толкнул дверь без таблички, и она, как он и предполагал, распахнулась. В каждой гостинице есть каморка, куда складывают ненужный хлам и редко требуемый инвентарь, и эта каморка никогда не запирается.
   Прямо у входа громоздились друг на друге три сломанных полотёра и два пылесоса с побитыми кожухами и разорванными шлангами. По внешнему виду полотёров и пылесосов трудно было предположить, что они вышли из строя вследствие эксплуатации - искореженные корпуса наводили на мысль о стихийном бедствии, как-будто бытовые машины извлекли из-под обвала при землетрясении или извержении вулкана. Далее, выставленные в ряд вдоль стены, стояли новенькие, блестящие лаком на ручках, половые щетки и швабры, посередине комнаты высились две пирамиды ни разу не использованных оцинкованных вёдер, и здесь же на полу лежала стопка чистых джутовых мешков. А в самом дальнем углу у небольшого окна с запылёнными стеклами в кучу были свалены метлы. Судя по контрасту между состоянием бытовых машин и их исторических предшественниц, в гостинице зрел контрреволюционный заговор в сфере уборки помещений.
   Переступая через тряпки и вёдра, Гюнтер подошёл к окну, поставил на подоконник сумку и поднял метлу. В отличие от половых щёток и швабр метлой часто и добросовестно пользовались прутья были основательно измочалены, ручка отполирована руками. И ещё метла была необычно лёгкой. Казалось, подбрось её, и она зависнет в воздухе.
   Он легонько подбросил метлу на руке, и она действительно медленно, как пушинка, спланировала. Непроизвольный озноб пробежал по спине. Если верить в мистику, такая метла ночью притягиваясь лучами луны, или по какому-то там другому механизму чёрной магии, могла не только воспарить над землёй, но и нести на себе седока.
   Гюнтер достал из кармана вчерашнюю веточку и сравнил её с прутьями метлы. Ветки были одного растения.
   - Омела, - услышал он за спиной и резко обернулся.
   В дверях, прислонившись к косяку и сложив на груди руки, стоял ночной портье. В своём неизменном черном, с иголочки костюме, белоснежной рубашке и галстуке. И Гюнтер мог поклясться, что, несмотря на отсутствие пятен и пыли на костюме, одежды после подметания улицы Петер не менял.
   - Это омела, - повторил Петер. Он улыбался снисходительной улыбкой, глаза сквозь просветлённую оптику очков смотрели с ехидцей. - Паразит такой. На деревьях растет. Лучшего для метлы не сыщешь.
   Гюнтер отвёл глаза в сторону. До сих пор он считал, что омелу называют ведьминой метлой только из-за внешнего сходства и её ветви для подметания не годятся. Но вот поди же ты... Он аккуратно положил метлу на место и почувствовал, что руки у него дрожат. Разрозненные факты, наконец, выстроились в четкую логическую цепочку. Омерзительнейшую до неправдоподобия. Только не показать этому самодовольному юнцу всей своей ненависти. Не расплескать её раньше времени...
   С трудом сдерживая себя, Гюнтер повернулся и со сконфуженной улыбкой человека, застигнутого за неприглядным занятием, подошёл к Петеру.
   - Омела, говоришь? - переспросил он треснутым голосом.
   Петер ещё больше оскалился.
   - Тогда, извини, - процедил Гюнтер, схватил Петера за лацканы пиджака и, подсев под портье, бросил его через себя на пол каморки.
   Со страшным грохотом и звоном вёдра разлетелись в стороны, с сухим треском посыпались швабры и щётки. Гюнтер прикрыл дверь и вставил в дверную ручку половую щётку. Петер неуверенно ползал по полу на четвереньках, наощупь разыскивая очки. Гюнтер шагнул к нему и, когда Петер накрыл очки ладонью, с силой наступил на руку каблуком. Стекла очков хрустнули.
   Петер заскулил, Гюнтер убрал ногу, но, не дав портье рассмотреть окровавленную ладонь, пальцем приподнял его подбородок и нанёс снизу страшный удар кулаком. Казалось, в этот удар он вложил всю свою ненависть и отвращение к ублюдкам, готовящим из младенцев бесовские снадобья.
   Удар отбросил Петера спиной на метлы, и он так и остался на них лежать, судорожно втягивая разбитым ртом воздух и очумело щурясь на Гюнтера близорукими глазами.
   - Так, значит, омела, - повторил Гюнтер, наклоняясь над портье. Его трясло от бешенства. Он взял Петера за галстук и подтянул его лицо к своему.
   - Омела?!
   - Т-т... т-та... - сквозь крошево зубов выдавил Петер. Он поперхнулся, закашлялся, и сгусток кровавой слюны, скользнув из рта по бороде, упал на белоснежную рубашку.
   - Чьи это мётлы? Чьи мётлы, я спрашиваю?!
   Петер невразумительно промычал и опять закашлялся.
   - Чьи? Суккубы у тебя их тут на день оставляют?! А где твоя метла, суккуб Петер?
   По лицу Петера промелькнуло недоумение.
   - Ах, прости! Инкуб Петер! Тебе метлы иметь не положено! На метлах летают ведьмы, а не ведьмаки...
   Лицо Петера посерело, он стал приходить в себя после удара. Сквозь плёнку бессмысленности в глазах проявился страх.
   - Кто делает эти метлы? У кого ты берёшь книги?!
   - Шне... - Шешу... - прошипел Петер разбитым ртом и замотал головой.
   - Что?!
   - Шне мшушу! - с надрывом провыл одними лёгкими Петер.
   Гюнтер понял, что перестарался и сломал портье челюсть.
   - Ах, ты не можешь! Не можешь сказать! За это тебя козёл подмажет! А серебряную пулю в живот хочешь? Или осиновый кол в зад?
   Лицо Петера словно покрылось изморозью. Гюнтер неторопливо извлек "магнум" и подбросил его на ладони. Глаза Петера не отрываясь следили за пистолетом.
   - Ну?
   - Шы шне шужнёше мшеня... - закрутил головой Петер.
   - Ещё как, - процедил Гюнтер. - Пристрелю, как шелудивого пса. За младенцев, я нафарширую твой живот серебром, как утку черносливом. Ну?!
   Он снял предохранитель.
   - Шнет! - затрясся Петер. - Шья тшетжей шне тшкал!
   - А кто? Кто их украл?
   - Шне шаю. - Петер затрясся в истерике. - Шешно шово, шне шаю! Похоже, он в самом деле не знал.
   - А у кого ты берёшь книги?
   - Шу... Шли... мшайтшо!
   - У кого?
   - Шу...
   Тело Петера вдруг резко изогнулось дугой.
   - Шлинтша Майштшо!!! - выкрикнул он, раздирая лёгкие. Судорога перевернула его лицом вниз, его вырвало, и он затих.
   Гюнтер поднял голову портье за волосы. Глаза Петера закатились, он был в глубоком обмороке.
   "Шплинт Мастер, - подумал Гюнтер. - Или Шплинт Маэстро. Похоже на кличку, если правильно понял шипение портье. Хотя очень странная кличка. Впрочем, книжная цепочка, скорее всего, никуда не ведёт. Напрасно бургомистр и священник возлагают на неё такие большие надежды. Как выдал бы комп - девяностопроцентная вероятность того, что этот самый Шплинт Маэстро (или, как его там?) такая же "шестёрка", как и инкуб Петер. Один хранитель книг, другой - хранитель мётл".
   Положив голову портье на метлы так, чтобы он в беспамятстве не захлебнулся собственной кровью, Гюнтер взял сумку, вынул из ручки двери щётку и вышел из каморки.
   На улице Гюнтер остановился в нерешительности. Идти в "Звезду Соломона" завтракать после стихийно происшедшего допроса не хотелось.
   Чтобы снять возбуждение и привести мысли в порядок, он пошёл по улице спокойным прогулочным шагом. Сам того не замечая, свернул на знакомую Стритштрассе и неожиданно для себя вышел к сожжённой уборочной машине. От машины остался покорёженный жаром металлический остов, стены ниши закоптились сажей до самой крыши, на пол-улицы разлилась лужа засохшей грязно-бурой пены, неприятно скрипящей под ногами. К удивлению Гюнтера зевак на месте происшествия не было, лишь у стены одиноким охранником стоял полицейский. Маленький, пухленький, похожий на вчерашнего, если бы не пунцовое лицо и не форменная, вместо мотоциклетной, каска с куцым серо-белым плюмажем.
   Гюнтер подошёл поближе, полицейский повернулся к нему, и они встретились взглядами.
   "Бог ты мой!" - содрогнулся Гюнтер. Всё-таки это был его знакомец. Но куда делся его "проникающий" взгляд! Моргая воспалёнными веками, полицейский смотрел на Гюнтера тупо и невидяще. Видно досталось ему ночью крепко. Гюнтер скользнул взглядом по мундиру - чистый, отутюженный, пряжка и пуговицы, в том числе и верхняя, сияли.
   "Слава богу, что живой", - подумал Гюнтер, но облегчения от этой мысли не получил.
   - Добрый день, - поздоровался он. - Не подскажите, как пройти в библиотеку бургомистрата?
   Полицейский молчал. Он не слышал и не видел Гюнтера.
   - Вы что, соляной столб? - тронул его за рукав Гюнтер.
   - Что?
   Полицейский вздрогнул, но муть в его глазах только чуть просветлела.
   - Я спрашиваю, где у вас находится библиотека?
   Полицейский впал в меланхолическую задумчивость. Было видно, как его мысли пытаются тяжело провернуться.
   - В ратуше, - как-то неуверенно махнул он рукой за спину Гюнтера и снова погрузился в прострацию, медленно, как курица, моргая воспалёнными веками.
   - Благодарю, - кивнул Гюнтер и, обойдя полицейского, пошёл дальше по улице. Возвращаться на площадь не стал - к посещению библиотеки он пока не был готов.
   Он шёл по правой стороне улицы и смотрел под ноги. Брусчатка посреди мостовой была укатанной и полированной, здесь же, с краю, почему-то часто встречались выбоины и колдобины. Создавалось впечатление, что дома на улице выросли как грибы, и своим появлением из-под земли покорёжили мостовую. Конечно, всё объяснялось проще - когда-то, когда мостили улицу, вся она была такой же неровной, как и у обочины, но время, миллионы ног и колёс отполировали её середину и оставили практически в неприкосновенности обочину, так как здесь предпочитали не ходить, особенно в вечернее и ночное время. Ибо смельчак-прохожий рисковал попасть под груду мусора или струю помоев, низвергавшихся из окон. И когда "культурный слой" битых черепков и нечистот в конце-концов убрали с улиц, здесь опять же не ходили, но теперь уже просто по причине неудобства. А ведь он вчера ночью здесь бежал! Как только ноги не переломал...
   Метров через двадцать Гюнтер увидел знакомую подворотню, при дневном свете оказавшуюся небольшой аркой, ведущей в глухой дворик-тупичок. Честно говоря, ночью подворотня показалась ему больше. Он присмотрелся и внутри арки под стеной заметил расколотый набалдашник трости. Всё-таки он не ошибся.
   Над аркой на кронштейне с завитушками висел чугунный газовый фонарь, а чуть сбоку от него на сером фоне стены блестел эмалью номерной знак: "Стритштрассе, 9".
   "Стоп! - сказал себе Гюнтер. - А не зайти ли в гости к магистру? Приглашал, как-никак. Вряд ли визит к нему что-нибудь добавит, но всё же..."
   Он миновал одноэтажный магазинчик скобяных товаров некоего Фрица Бертгольда, стоявший чуть в глубине улицы, подошёл к следующему, высокому, трёхэтажному, жилому дому и в недоумении остановился. На фасаде дома висела табличка с пятнадцатым номером. Гюнтер оглянулся. У магазинчика скобяных товаров был одиннадцатый номер. На противоположной стороне улицы шли чётные номера домов: восемь, десять, двенадцать, четырнадцать...
   Растерянно озираясь по сторонам, Гюнтер почувствовал себя в глупейшем положении. Он подошёл к крыльцу входной двери пятнадцатого дома и стал внимательно изучать список жильцов.
   - Вы кого-нибудь ищете, сударь? - услышал он из маленького зарешёченного окошка рядом с дверью. В каморке консьержки сидела на стуле пожилая сухонькая женщина в жестко накрахмаленном чепце девятнадцатого века, со строго поджатыми губами и недоверчивым взглядом.
   - Прошу прощения, фру, я ищу дом номер тринадцать.
   Старушка вздрогнула и перекрестилась. Тень недоверия в её глазах выросла до размеров непереубедимости.
   - Так что вам, сударь, от меня угодно? - Голос консьержки сорвался на фальцет.
   - Сударыня, - как можно мягче проговорил Гюнтер, надеясь, что таким обращением он находится на верном пути, - я ищу человека по имени... - Он достал визитку магистра и прочитал: - Деймон Ваал Бурсиан.
   Он повернул визитку лицевой стороной к консьержке.
   В глазах старушки неожиданно полыхнул дикий ужас, она вскочила со стула, и тут же на окошко пало непроницаемое металлическое жалюзи.
   - Чур меня, сатана! - донёсся из-за жалюзи сдавленный вскрик.
   Минуту Гюнтер остолбенело стоял на месте, затем пришел в себя и вернулся к изучению фамилий жильцов дома. Конечно, магистра среди них не было. Но одна крайность заинтересовала его. По номерам в доме было пятнадцать квартир, но вот квартира под номером тринадцать отсутствовала. Только тогда Гюнтер всё понял и рассмеялся. Ай, да магистр! Провёл он таки его! В старину "чёртову дюжину" пропускали при нумерации домов и квартир. Уж это-то стыдно было забыть - в Брюкленде на старых улицах также отсутствовали дома с тринадцатым номером.
   Гюнтер бродил по городу около часа. Теперь он начинал понимать, что здесь происходит, и перестал удивляться молчаливой настороженности жителей, односложным ответам барменов и продавцов, отсутствию люминесцентной рекламы, освещения улиц, музыкальных и игровых автоматов в кафе. В одном из кварталов он наткнулся на особняк бургомистра. Дом, не соприкасаясь с другими, стоял чуть в глубине улицы, а перед его фасадом - к удивлению Гюнтера, впервые увидевшего в Таунде зелень, - располагалась узкая полоска газона с редкой анемичной травой и четырьмя хилыми деревцами. Но ещё больше удивила его гравировка на медной табличке у входных дверей: "Иохим Франц Бурхе, доктор натурфилософии". До сих пор Гюнтер считал натурфилософию, если уж не вымершей наукой, то, по крайней мере, застывшим в прошлом веке реликтом, представляющим интерес только для историков.
   Уже возвращаясь к центру города, он увидел на одной из улиц невзрачное здание полицейского участка. Вспомнил о ночном трофее и подумал, что за ношение полицейского "кольта" ему полагалось пять лет тюрьмы. Впрочем, полицейскому за потерю оружия - восемь. Прогулочным шагом глазеющего по сторонам туриста, Гюнтер неторопливо прошествовал перед участком. Сквозь окно он увидел сидящего за столом тучного, разморенного духотой полицейского с металлической бляхой дежурного на рукаве. На столе перед полицейским стояла откупоренная банка пива; сам он то и дело вытирал шею большим мятым платком.
   Гюнтер прошёл квартала два и, не доходя до очередного переулка, свернул в подворотню. Оглядевшись и никого не заметив, достал из сумки "кольт", вытер его платком и опустил за мусорный бак. Затем вышел из подворотни, прошёл по улице и свернул в переулок. План города, выученный по путеводителю, помог и на этот раз. Через несколько шагов Гюнтер увидел вывеску пивного подвальчика и спустился вниз.
   В пустом зале лысый худощавый бармен за стойкой с мрачной отрешённостью ожесточённо тёр полотенцем бокал.
   - Добрый день, - сказал Гюнтер.
   Бармен кивнул, посмотрел бокал на свет и снова принялся его натирать.
   - Где у вас можно воспользоваться телефоном?
   Бармен указал бокалом куда-то за спину Гюнтера.
   Телефонная будка, обшитая, как и стены, тёмным деревом, пряталась у входа. Как раз то, что нужно.
   Он вошёл в будку, достал записную книжку и принялся её листать, одновременно изучая прикрепленную к стене табличку телефонов служб города и пытаясь по ней определить число цифр в номерах частных абонентов. Вроде бы четыре. Будь в будке клавишный аппарат, а не вошедший в моду старинный дисковый, гадать не пришлось бы - тогда бы он действовал проще. Гюнтер наугад набрал первую цифру и, пока крутился диск, незаметно нажал на рычаг пальцем. С последним щелчком он опустил рычаг, набрал номер полицейского участка и, пока шли пригласительные гудки, быстро сказал в трубку:
   - Шейла? Ты одна? Мужа нет?
   Затем оглянулся на бармена и плотно прикрыл дверь телефонной кабинки.
   - Полицейский участок города Таунда слушает.
   Гюнтер стал спиной к бармену, заслонив телефонный аппарат.
   - Во дворе дома номер тридцать семь по Бульварштрассе за мусорным баком лежит "кольт" вашего полицейского, - глухо сказал он, придерживая пальцем кадык. При таком нехитром приёме идентификация голоса была невозможной.
   В трубке икнули, и Гюнтеру показалось, что из неё дохнуло пивом.
   - Кто говорит?
   Гюнтер нажал на рычаг телефона и секунд пятнадцать спиной изображал оживлённый разговор с любовницей. Затем отпустил рычаг. Линия была свободной. Как он и ожидал, полицейский не догадался не класть трубку, чтобы узнать номер звонившего абонента. И голос, наверное, менять не стоило - вряд ли в участке имелась записывающая аппаратура.
   Изображая на лице довольную улыбку ловеласа, он вышел из телефонной кабины.
   - Спасибо, - поблагодарил бармена, кладя на столик мелочь.
   Бармен посмотрел на деньги, дохнул в отполированный до хрустального блеска бокал и кивнул.
   Выйдя из подвальчика, Гюнтер немного потоптался у порога, затем неторопливо пошёл по переулку. Пересекая Бульвар-штрассе, он посмотрел в сторону участка и увидел бегущего по улице грузной трусцой дежурного полицейского. Редкие прохожие провожали его изумлёнными взглядами, пока он не свернул в подворотню.
   Немного попетляв по переулкам, Гюнтер снова выбрался на Стритштрассе. Появившиеся было на улицах прохожие вновь исчезли, и он посмотрел на часы. Начало третьего.
   "Ого!" - подумал Гюнтер. А казалось, что "успокаивает нервы" не более часа. Обеденный перерыв в бургомистрате закончился, и он запоздало пожалел, что не был в это время в "Звезде Соломона" и не видел, с кем ещё встречается бургомистр. Мысль о ресторанчике напомнила, что он сегодня ничего не ел. Можно было перекусить в любом кафе - но в них в Таунде ничего существенного, кроме сосисок и омлета, не подавали, - и Гюнтер направился в "Звезду Соломона".
   Откуда-то из переулка на улице появился прохожий и пошёл впереди неторопливой старческой походкой, опираясь на трость-зонтик. Что-то знакомое показалось Гюнтеру в его фигуре. Чёрный лакированный цилиндр, длинный, как полупальто, пиджак с фалдами (сюртук, кажется), клетчатые брюки. Гюнтер вспомнил. Этого сверходиозно одетого даже для Таунда прохожего он видел вчера утром, когда въезжал в город. И тут по выглядывающим из-за ушей седым холёным бакенбардам он узнал магистра Бурсиана. Иди магистр по солнечной стороне улицы, он узнал бы его раньше. По отсутствию тени. Впрочем, возможно сегодня тень у магистра и была, если он не собирался мистифицировать ещё кого-нибудь.
   "Вот сейчас мы и определим, где вы живёте", - подумал Гюнтер и зашагал медленней, приноравливаясь неторопливой походке магистра. Магистр миновал немного выступающий на улицу дом номер пятнадцать и повернул за угол. Гюнтер последовал за ним... И в растерянности остановился. Прохода между домами не было - они намертво смыкались друг с другом, образуя глухой угол. Гюнтер смотрел вверх, потом под ноги, опасливо потрогал пальцами стены домов. Деваться из угла магистру было некуда - входную дверь магазинчика скобяных товаров он, пока шёл за магистром, видел прекрасно, - и всё же магистр исчез. Словно дематериализовался.
   Гюнтер неуверенно покачал головой. Как бы сказали в светском обществе: - "Ваши шутки, магистр, стали выходить за рамки приличий".
   Он сделал несколько растерянных шагов по улице, оглянулся на угол, где исчез магистр и вздрогнул от оглушительного треска жалюзи, опустившегося на окошке консьержки пятнадцатого дома.
   "Чёрт бы вас побрал с вашими мистификациями и суевериями!" - разъярился он и, не оглядываясь, быстро зашагал по улице. Треск опущенного консьержкой жалюзи настолько вывел его из себя, что только возле входа в ресторанчик в сознании спроецировалась мимоходом замеченная пустая ниша без остатков уборочной машины и чистая мостовая. Теперь только копоть на стенах напоминала о ночном происшествии.
   "Быстро управились, - зло подумал Гюнтер. - Интересно, проявили ли власти города такую же оперативность при уборке окрестностей разгромленной гостиницы "Старый Таунд"?
   Он открыл дверь и вошёл в ресторанчик. Табачный дым всё ещё висел в воздухе, хотя в ресторане уже было пусто. Вчерашняя официантка убирала со столов, перестилала скатерти, а в углу за столиком сидел преподобный отец Герх и задумчиво крошил печенье в стакан молока. С момента появления Гюнтера в зале, он не отрываясь смотрел на него прямым открытым взглядом. Гюнтер не стал разыгрывать непонимание и прошёл прямо к столику отца Герха.
   - Вы позволите, святой отец? - спросил он, чуть наклонив голову.
   - Садитесь, сын мой.
   - Благодарю. - Гюнтер опустил сумку на соседний стул и сел. - Гирр Шлей.
   Отец Герх продолжал крошить печенье в стакан. Под его глазами залегли большие тёмные круги, от чего взгляд казался пронизывающим.
   "Спрашивайте, отче, - подумал Гюнтер. - Как я понимаю, вы пригласили меня за столик, чтобы определить мои умственные способности. Насколько я, говоря вашими словами, пройдошист. Так начинайте, святой отец". - Он бросил взгляд на официантку и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.