Забирко Виталий. Тени сна

   - Давно в нашем городе, сын мой? - наконец спросил отче Герх.
   - Со вчерашнего дня.
   - По делам к нам?
   - Нет. Я в отпуске.
   - Веруете ли вы, сын мой? - неожиданно спросил отче Герх.
   Гюнтер развёл руками.
   - К сожалению, святой отец...
   - Весьма прискорбно, сын мой. Подумайте о своей душе. Вы сейчас молоды, душа у вас не болит, и вы не думаете о смертном часе. Но наступит время старости, и в душе вашей будут холод и пустота. Только вера исцелит душу и даст надежду на спасение.
   - Я материалист, святой отец, и не верю в бездоказательные идеи. То, что у меня есть сознание, я могу вам доказать, как дважды два. А вот вы тезис о существовании у меня души можете предложить только как аксиому.
   - Не путайте, сын мой, науку и веру. Вера тем и сильна, что бездоказательна. Если ваша наука так всесильна, то почему вы не можете доказать отсутствие бога?
   - Потому, святой отец, что наука находится на границе непознанного, а вера - за её границами. А процесс познания бесконечен.
   - У всего, имеющего начало, обязан быть конец. И когда наука познает всё, она упрётся в бога. А всевышнего познать нельзя.
   - Святой отец, вы противоречите самому себе. Если мы не познаем бога, то как же мы познаем всё? А потом: о начале и конце и о бесконечности познания. Вам известно, конечно, что началом числового ряда является ноль. Тогда назовите мне конечную, самую последнюю цифру, и, даю вам честное слово, я поверю в бога.
   - Бога познать, сын мой, можно только через веру.
   - Святой отец, - укоризненно покачал головой Гюнтер, - мы опять возвратились к началу разговора. Не собираюсь я познавать бездоказательное.
   Отец Герх взял со стола ложечку, помешал молоко, попробовал и снова принялся крошить печенье в стакан.
   - Но принимаете же вы, сын мой, бездоказательно аксиому о том, что две параллельные прямые на плоскости никогда не пересекаются?
   Гюнтер беззлобно рассмеялся:
   - Глупее этой аксиомы в науке не было и быть не может, ибо само условие параллельности отвергает возможность пересечения прямых. Я вам могу привести с сотню подобных аксиом. Ну, например, аксиома о том, что в треугольнике не может быть четвёртого угла. Похожая аксиома?
   И тут Гюнтер решил немного слукавить:
   - Но как раз это легко установить экспериментально. Докажите мне экспериментально существование бога, и я поверю в него.
   Отче Герх снова пригубил с ложечки своё месиво.
   - Жаль, гирр Шлей, что вас не было в городе полгода назад, - сдержано проговорил он, и в тоне сказанного прорезались металлические нотки.
   "А ты, отче, оказывается мракобес, - неожиданно открыл для себя Гюнтер. - Не хуже пастора Пампла..."
   - Это во время пришествия в Таунд божьей благодати? - спросил он и, перегнувшись через стол к святому отцу, прямо посмотрел в его холодные льдистые глаза. - Скажите, ваше преподобие, а вы согласовали пришествие благодати в город со своей епархией?
   Отче Герх отпрянул.
   - Сын мой, вы позволяете себе слишком много. - Он раздраженно отставил стакан в сторону и встал. - Пути господни неисповедимы.
   Отче Герх бросил на стол несколько евромарок, коротко кивнул и направился к выходу.
   - Трость забыли, святой отец, - сказал ему вслед Гюнтер.
   Отче Герх вернулся и, не глядя на Гюнтера, забрал трость. Гюнтера так и подмывало пожелать священнику в спину: - "Да хранит вас святой дух!" - но он сдержался. Это было бы мальчишество. Он посмотрел на оставленные священником деньги: их было чересчур много за стакан молока и печенье. Очевидно, святой отец давно пообедал, а затем, растягивая пребывание в ресторане, ждал появления частного детектива.
   Гюнтер выжидательно повернулся к официантке. Если вчера работа у неё спорилась, она быстро и четко обслуживала посетителей, то сегодня у неё всё валилось из рук. Убирая столы, она часто настороженно замирала, оглядывалась на окна, прислушивалась. Наконец, Гюнтеру удалось поймать её взгляд. Она оставила уборку посуды и подошла к столику.
   "Вот это да!" - изумился Гюнтер, глядя на неё. Несмотря на порядочный слой крем-пудры и густую ретушь теней, под левым глазом у официантки проступал огромный синяк.
   "Так вот, значит, кто выступал вчера ночью в роли праведницы, урезониваемой суккубой Мертой", - подумал Гюнтер. Он представил себе сцену "урезонивания" официантки голой ведьмой, и ему стало не по себе.
   - С вас шесть евромарок сорок пфеннингов, - рассеянно проговорила официантка, доставая из передничка блокнот.
   - Помилуйте, я ведь ещё ничего не заказывал!
   Официантка словно впервые увидела его.
   - Извините. - Она забрала со стола деньги и достала ручку. - Я вас слушаю.
   Гюнтер стал обстоятельно, переспрашивая, какие блюда имеются в наличии, заказывать обед. Официантка записывала, невпопад кивала или отрицательно качала головой, как вдруг прекратила записи, вся напряглась и, уставившись в окно, казалось, всем телом обратилась в слух. С улицы далёким комариным писком донёсся звук мотоциклетного мотора. Официантка стремглав сорвалась с места и, натыкаясь на стулья, выбежала на улицу. Когда рёв мотоцикла достиг невыносимых пределов и от него стали дрожать стёкла, он внезапно стал тише, видно, мотоциклист сбросил скорость, и Гюнтер увидел, как к махавшей руками официантке медленно подкатил мотоцикл-скелет с седоком в чёрной униформе. Официантка схватилась за руль и принялась что-то горячо объяснять мотоциклисту сквозь грохот работающего мотора. Тот слушал и изредка отрицательно мотал головой. Когда официантка стала умоляюще заламывать руки, мотоциклист оттолкнул её и, резко дав газ, умчался. Некоторое время официантка потеряно смотрела ему вслед, затем поплелась в ресторан. Лица на ней не было, по щекам катились слёзы.
   - Тильда! - позвал Гюнтер, вспомнив, как называл официантку "дядюшка" Мельтце. Её надо было как-то вывести из такого состояния. - Так вы будете меня сегодня кормить?
   Глава восьмая
   Вопрос о библиотеке в ратуше чиновник бургомистрата воспринял с изумлением, недоуменно пожал плечами и стал объяснять, что публичная библиотека находится где-то на Бульвар-Штрассе. Затем по подсказке Гюнтера он все-таки вспомнил, что газеты на бургомистрат приходят, и их подшивками ведает некая фру Розенфельд. И, кажется, в той комнате находится и какое-то книгохранилище, но в этом чиновник уверен не был.
   По крутой винтовой каменной лестнице со стёртыми ступенями Гюнтер поднялся на третий этаж башни ратуши и здесь обнаружил библиотеку. Чиновник оказался прав - то, что он увидел, трудно было назвать библиотекой. Даже название книгохранилище мало подходило к небольшой открытой площадке, пронизываемой лестницей, ведущей наверх к механизму часов. Проход в "библиотеку" перекрывали, оставив узенькую щель у стены, два стола, с разложенными на них подшивками газет. За ними, подпирая потолок, высились три стеллажа с теснящимися на полках старинными фолиантами. А у стрельчатого витражного окна, застеклённого мутными красными и зелёными стёклами, стоял ещё один стол, письменный, за которым сидела, закутавшись в плед, благообразная старушка и настороженно смотрела на Гюнтера. Не удивительно, что чиновник не знал о библиотеке в бургомистрате. А вот полицейский... Впрочем, он, конечно, был в курсе дела о похищении книг.
   Гюнтер представился и начал пространно и путанно объяснять, что он любитель-библиоман, интересующийся старыми книгами, и, если фру Розенфельд ему позволит, то он с радостью ознакомится с библиотекой бургомистрата, поскольку наслышан, что здесь находится много редких изданий. Нет-нет, только здесь, непременно под присмотром фру Розенфельд... По мере того, как он говорил, лицо старушки всё больше и больше расплывалось в благожелательной улыбке, глаза теплели.
   - Покажите, пожалуйста, ваши документы, гирр Шлей, - неожиданно попросила она, когда Гюнтер закончил свою речь.
   Гюнтер с готовностью протянул водительские права, обозвав про себя библиотекаршу книжной крысой. Фру Розенфельд внимательно изучила удостоверение, при этом её лицо ещё больше расплылось в улыбке.
   - Не умеешь ты врать, Гюнтер, - со смешком сказала она. Просто удивительно, как тебя держат в полиции. По-моему, для работы в полиции нужно иметь актерские данные.
   Гюнтер окаменел. По спине пробежали холодные мурашки. Книжная крыса в его глазах превратилась в ясновидящую ведьму.
   Старушка рассмеялась.
   - Ты меня не узнал? - спросила она. - Да, верно, откуда тебе меня знать. Я тётка твоей жены - Лаура Розенфельд. Теперь вспоминаешь?
   Действительно, на праздники они с Элис получали поздравительные открытки от какой-то Розенфельд, и Элис, кажется, даже с ней переписывалась. Но что тётка живет в Таунде оказалось для Гюнтера неожиданностью - он всегда равнодушно относился к родственникам жены и не интересовался их корреспонденцией.
   - Ну вот, кажется, узнал, - закивала головой фру Розенфельд. - Как поживает Элис? Как Петер?
   - "Причём здесь ночной портье из "Короны"? - мгновенно насторожился Гюнтер. И тут же вспомнил, что и его сына зовут Петер. Похоже, с этим делом он скоро забудет, как зовут его самого.
   - Ему ведь восемь? - продолжала фру Розенфельд. - Большой мальчик. Наверняка проказник. Все они в этом возрасте проказники... Да ты проходи сюда, садись, - спохватилась она. - Вот стул.
   Гюнтер протиснулся между стеной и столами с газетами, выдвинул из угла стул и сел. В это время с потолка донёсся угрожающий скрип, и часы на башне стали бить пять часов.
   Фру Розенфельд вздохнула.
   - Вот так я и работаю. Сквозит здесь, всё открыто... Раньше библиотека находилась в подвале, но лет пять назад у нас были сильные дожди, грунтовые воды просочились, и книги начали сыреть. И тогда я вытребовала у доктора Бурхе, нашего бургомистра, эту комнату. Конечно, она тоже не пригодна для библиотеки - зимой холодно, да и летом, сам видишь, тоже... Сквозняки... Но другой комнаты мне не дали, а книгам здесь всё же лучше, чем в подвале.
   - Да что это я о себе, да о себе? - спохватилась фру Розенфельд. - Как вы там живёте? Как Элис? Не болеет? Впрочем, что это я? Мы, старики, вечно о болезнях. А вы молодые... Вот, посмотри, у меня здесь фотография Петера.
   Старушка извлекла из ящика стола фотографию.
   - Пять лет и четыре месяца, - прочитала она надпись на обратной стороне, и Гюнтер узнал почерк Элис. - У меня есть и ваши совместные фотографии - когда вы отдыхали на Золотом Взморье, но они дома. А фотографию Петера я ношу с собой. Я на неё часто смотрю. По-моему, Петер очень похож на дядю Густава. Помнишь дядю Густава? Он такой же был в детстве. Глаза такие же, и та же улыбка шалунишки. А вот этот вихор - вихор торчащий! Вылитый Густав в детстве!
   Гюнтер кивал. В глаза он не видел дядю Густава. Он, кажется, и слышал о нём в первый раз.
   - А ты всё в полиции служишь?
   У фру Розенфельд были старые сведения, очевидно Элис не писала ей, что Гюнтер ушёл из полиции. И слава богу, что она не знала о их разводе.
   - Наверное, уже до комиссара дослужился. А может... - Глаза фру Розенфельд потемнели, улыбка исчезла, лицо приобрело встревоженный вид. - Ну, конечно! Чего бы это ты мне врал, что ты библиофил? Я так и знала, что наша полиция не сможет справиться с нечистью и вызовет кого-то из округа. Так ты...
   Гюнтер положил ладонь на сухонькую руку фру Розенфельд.
   - Тётя... - Он споткнулся с непривычки. - Лаура. Я не могу вам ничего рассказать. Но я был бы очень признателен, если бы вы мне помогли.
   - Да-да, конечно, - быстро закивала фру Розенфельд. - Я понимаю...
   - Расскажите, что здесь, в Таунде, происходит.
   - Ой, Гюнтер! - всплеснула руками фру Розенфельд. - у нас тут такое творится! - Голос её перешёл на шёпот. - Такое... Не поверишь, но в городе появилась самая настоящая нечистая сила. Ведьмы летают, детей крадут, порчу напускают, всех запугивают... Если что не по ним, так и убить могут. Аптекаря - они ведь! И у меня книги украли...
   Гюнтер понял, что стройного рассказа у неё не получится.
   - Когда всё это началось? - перебил он.
   - Когда началось? - переспросила фру Розенфельд и задумалась.
   - Когда в городе появилась нечистая сила?
   - Да месяцев пять тому назад... Может, шесть.
   - Сразу после того, как божья благодать покинула город?
   - Ты и про божью благодать знаешь? Нет, позже. А может, и сразу... Может, просто слухи до меня позже дошли.
   - А "Старый Таунд" - после?
   - Да. Хоть гостиница и пустая стояла, никто в ней не жил... Да они всё новое громят! Вон из "Принца Уэстского" - ресторанчик так раньше назывался, сейчас "Звезда Соломона", тоже заставили, наверное, переименовать - на тросе мотоциклом вытащили музыкальный автомат, проволокли через весь город и разбили о стены домов вдребезги. Все фонари в городе перебили... А вчера уборочную машину сожгли.
   - Кто - они?
   - Ведьмы. Они ещё суккубами себя называют. Ну, и эти чёрные, на мотоциклах. А, может, это они и есть.
   - Они что, действительно на метлах летают?
   - Летают... - Фру Розенфельд сжалась, по лицу пробежала судорога страха. - Сама видела.
   "Так, - подумал Гюнтер. - Всё-таки правда. Ни лазерной светотехникой, ни психотропным воздействием младенцев со второго этажа не вытащишь". Он категорически не хотел верить в мистические бредни, как бы реальны они ни были. Слишком канонически, по всем законам чёрной магии проявляли себя в городе потусторонние силы. Как по-писанному. Ну, может, за исключением мотоциклов. Но мотоциклы к мистике не относятся... И потом, чересчур уж планомерно сменилась божья благодать нашествием нечистой силы. Не верилось, что именно в Таунде, отмеченном в истории разве что посещением принца Уэстского, могли сойтись в последней битве Армагеддона силы добра и зла.
   - А книги когда отсюда похитили? До появления нечистой силы? Или до пришествия благодати?
   - Нет. Божья благодать уже покинула город. Это я помню точно. Отче Герх продолжал возносить в церкви хвалебные молебны, но чудес уже не было. А вот появилась ли к тому времени нечистая сила, я не помню. Кажется, ещё нет.
   Такого ответа Гюнтер не ожидал. Наметившаяся было связь между делами бога и дьявола порвалась.
   - А какие книги похитили?
   У меня есть список. Я его готовила доктору Бурхе.
   Фру Розенфельд покопалась в ящике стола и извлекла две странички рукописного текста. Гюнтер посмотрел список. В основном все книги были на латыни, и только некоторые названия он смог прочитать: "Некромантия в истолковании Царя Соломона", "Dogma et ritual de la haute magie", "Апокалипсис", "История ведовства и демонологии", "The Geography of Witchraft", да встретил знакомое название "Malleus Maleficarum". Всего, по перечню похищенного, значилось семьдесят три книги.
   - Много.
   - Да, много, согласилась фру Розенфельд. - Причём, их специально подбирали. Все книги либо ведовству, либо по борьбе с ним и искоренению ереси. У нас есть очень ценные книги, просто-таки раритетные, ну, например, рукописный "Пастырь" Гермы, не оригинал, конечно, - переписан монахами святого Петра в восьмом веке, - или тринадцатитомные "Магдебургские центурии" изданные в Базеле в 1574 году. Но их не взяли. А взяли "Откровения Иоанна", переизданные в прошлом веке многотысячным тиражом. "Summa Theologica" Фомы Аквинского - издание уже нашего века, - книги, не представляющие собой библиографической ценности. Так что, думаю, кража осуществлялась не ради наживы, хотя среди похищенных и значатся редкие издания, типа: "De Magorum Daemonomania" Жана Бодена 1581 года и "Daemonolatreia" Николаса Реми 1595 года.
   - А что это за книга? - спросил Гюнтер, показывая на знакомое название.
   - Это знаменитая "Malleus Maleficarum" - "Молот лиходеев", или, как чаще говорят "Молот ведьм". Средневековый трактат монахов Якоба Шпренгера и Генрика Инститориса по уличению в ведовстве и искоренению ереси.
   - Редкое издание?
   - Это - не очень.
   - Скажите, фру Розенфельд, как по-вашему, с какой же тогда целью, если не с целью наживы, воровали книги?
   - Гюнтер! Что за официальность? - возмутилась фру Розенфельд. - Немедленно прекрати! А то я буду тебя величать гирр Шлей!
   Извините, тётя Лаура, - рассмеялся Гюнтер.
   А что касается твоего вопроса... Ты знаешь, мне кажется, что они используют книги в качестве учебников.
   Да-да, не улыбайся. Как сказано в том же "Молоте ведьм": "Haresis maxima est opera maleficarum non credere" - величайшей ересью является неверие в деяния ведьм. Вот они, похоже, и стараются заставить поверить в свою реальность.
   Гюнтер только кивнул. Фру Розенфельд своими сентенциозными рассуждениями напоминала горбатого оно из кондитерской фру Брунхильд.
   - Тётя Лаура, а кто-нибудь за это время интересовался вашей библиотекой?
   - Нет, Гюнтер, никто, - покачала головой фру Розенфельд. Газеты берут, а вот книги. ...Хотя, погоди! Был один человек он даже работал здесь с книгами. Но это было ещё в прошлом году. Осенью.
   - Кто он?
   - Сотрудник Сент-Бургского университета. Он работал над диссертацией.
   Гюнтер едва сдержался, чтобы удивлённо не поднять брови. Университета в Сент-Бурге не было.
   - Как его звали? Опишите мне его подробнее, тётя Лаура.
   - Звали его Витос Фьючер - правда, странное имя ? Иностранец наверное, а может, иммигрант. Чувствовался в его речи незнакомый акцент. Слишком уж правильно говорил. Он привёз в бургомистрат рекомендательное письмо из университета, и я даже разрешала ему брать книги для работы в гостиницу на ночь. Он всегда их исправно приносил утром. Правда, когда он внезапно уехал, не предупредив меня, то увёз с собой "Наставления по допросу ведьм", входившие в состав Штадтфордских земских уложений за 1543 год. То есть, это я думала, что увёз, потому что, когда я на следующий день доложила о пропаже доктору Бурхе, то он успокоил меня. Он сказал, что гирра Фьючера срочно вызвали в Сент-Бург - что-то там случилось с его женой при родах, - и он передал "Наставления" доктору Бурхе. И доктор Бурхе на следующий день действительно принёс "Наставления".
   - И какой он из себя, этот Фьючер?
   - Молодой, лет тридцать - тридцать пять. Обаятельный... - Фру Розенфельд задумалась. - Ты знаешь, Гюнтер, бывают такие люди, немногословные, кажущиеся мрачноватыми, но скажут буквально несколько слов, фраз и ты сразу же проникаешься к ним симпатией. Вот и Фьючер такой... И красивый, несмотря на то, что абсолютно лысый, даже без бровей и ресниц. Черты лица правильные: задумчивые, глубокие глаза, высокий лоб; а большая голова настолько правильная, что я бы даже сказала красивая, Знаешь, Гюнтер, есть такие плешивцы, головы у них либо приплюснутые, либо угловатые, и обязательно жирная складка на затылке. А у Фьючера нет. У него идеальная голова. Одевался он с иголочки. Всегда в костюме, брюки наглажены, белая рубашка, галстук... И я никогда не видела чтобы он расстегнул пиджак, или ослабил узел галстука! Всегда такой аккуратный, подтянутый, корректный, вежливый... Голос приятный, тихий, обходительный...
   - Каких-либо странностей за ним не заметили? В разговоре, поведении?
   - Да нет, вроде бы... - Фру Розенфельд пожала плечами. - Об акценте я тебе говорила... А ты знаешь, Гюнтер, были. Держался он скованно. Садился как-то необычно, замедленно, всё время посматривая на стул, будто боялся, что стул из-под него вот-вот выдернут. И брюк никогда на коленях не поддёргивал. А потом руки у него... Какие-то неумелые, что ли? Он так странно перелистывал страницы - не подушечками пальцев, а всей ладонью, - что мне порой казалось, будто у него протезы. И никогда здесь не писал, только читал. Как сядет, так и сидит и не шелохнётся, и впечатление такое, что и не дышит. Причём застывал на несколько часов в настолько неудобной позе, что я удивлялась, как у него спина не затечёт или шея... Да, чуть самое главное не забыла. Он, наверное, больной человек. Кожа у него такого землистого цвета, серая, с синевой, и губы синие. Ну, знаешь, как у туберкулёзников, которые загорают под кварцевой лампой.
   - Тётя Лаура, а полицию сюда вызывали, когда случилась кража? Они место происшествия осматривали?
   - Да был тут Губерт - наш начальник полиции, - махнула рукой фру Розенфельд. - Повертел головой туда-сюда и ушёл. Я и сама понимаю: что здесь осматривать, когда не то, что замка, дверей нет. Но, когда Губерт ушёл, я поднялась по лестнице выше и увидела на ступеньках один офорт из "Капричос" Гойи. Тогда я обшарила весь чердак и у слухового окна нашла несколько офортов... А ты знаешь, Гюнтер, наверное, кража случилась до появления в городе этих. Потому что я тогда подумала, что ворам делать на крыше, когда можно спокойно вынести книги через любое окно на первом этаже? Они у нас легко открываются. То есть, я тогда даже не подумала, что это могут быть ведьмы на помелах. Хотя...
   Фру Розенфельд смущённо улыбнулась.
   - Хотя тогда действительно, что делать обыкновенным ворам на крыше? Извини, Гюнтер, кажется, я сама запуталась...
   Гюнтер понимающе кивнул.
   - Покажите мне найденные офорты.
   - Пожалуйста, пожалуйста, - засуетилась фру Розенфельд. Она снова полезла в стол и извлекла из нижнего ящика аккуратный бумажный свёрток. - Я их не стала класть на стеллаж, а на всякий случай спрятала сюда.
   - Вы сообщили о своей находке в полицию?
   - Да. Но Губерт только отмахнулся.
   Гюнтер развернул свёрток. Офорты были отпечатаны на толстом, желтоватом от времени картоне. На каждом листе ниже офорта стоял номер, название офорта, пояснение автора по-испански, а ещё ниже - перевод. Конечно, искать какие-либо следы на картоне спустя шесть месяцев было бесполезным занятием, и всё же он скрупулёзно изучил каждый лист. Следов он не нашёл и тогда принялся рассматривать сами офорты. Больше всего ему понравился офорт N 68, изображавший двух ведьм, старую и молодую, летящих верхом на помеле. Почему-то именно так представлялись Гюнтеру ведьмы, летающие над Таундом. Он прочитал название: "Вот так наставница!" По-испански было написано: "Linda Maestra".
   "Линда Мейстра", - прочитал он про себя. О простом совпадении не могло быть и речи. Значит, не Шплинт, как он понял шипение Петера, а Линда! Значит Линда... Он вспомнил, как горничная сказала ему: "сегодня полнолуние", - и содрогнулся.
   - Скажите, фру... тётя Лаура, - спросил Гюнтер севшим голосом, - "Капричос" был у вас в единственном экземпляре?
   - Как ты догадался ? - удивилась фру Розенфельд. - У нас было три экземпляра. Похитили все... Один мадридский, отпечатанный самим Гойей в 1799 году, другой - парижский 1869 года и третий - эти листы как раз из него - штадтфордский 1926 года.
   Гюнтер ещё раз внимательно осмотрел офорты и изучил надписи под ними, но больше ничего не обнаружил.
   - Спасибо.
   Он аккуратно сложил листы, завернул в бумагу и вернул фру Розенфельд.
   - Тётя Лаура, - проговорил он, заглянув в глаза старушки, вы, конечно, в курсе всех сплетен города - городок-то у вас небольшой?
   - Ну, уж и всех. Не очень-то я ими интересуюсь.
   - И всё же, давайте немного посплетничаем.
   Фру Розенфельд негодующе повела плечом.
   - Тётя Лаура, - Гюнтер сделал вид, что не заметил этой реакции, - у вас в городе есть две близняшки, обе работают горничными: одна - в мотеле "Охотничье застолье", другая - в гостинице "Корона". Что вы можете сказать о них?
   - О близняшках?
   Лицо фрау Розенфельд оживилось. Несмотря на свой активный протест, посплетничать она определенно любила.
   - Близняшки - везде близняшки и похожи, как две капли воды. Но у наших характеры разные. Флора - которая в мотеле, - та построже будет, посерьёзнее. А Эльке - беспутная девчонка. Оторви и брось.
   - Эльке? - удивился Гюнтер. - Это та, которая в "Короне"? А я слышал, её Линдой называют...
   - А это она и есть, - пренебрежительно махнула рукой фру Розенфельд. - Её очередная блажь. Вдруг ей почему-то показалось, что её имя чересчур легкомысленное, и теперь она от всех требует, чтобы её называли Линдой. А как шлюху не назови...
   Фру Розенфельд вдруг подняла брови и внимательны посмотрела на Гюнтера.
   - Гюнтер? - Она погрозила пальцем. - Ты что это удумал? Смотри, жене напишу, как ты здесь работаешь!
   - Гюнтер принуждённо рассмеялся.
   - Ну что вы, тетя Лаура, и мыслей таких не было. - Он посмотрел на часы и встал. - Спасибо вам большое.
   - Как, ты уже уходишь? - расстроилась фру Розенфельд. - Мы так о вас с Элис и не поговорили...
   - В следующий раз, тётя Лаура. - Гюнтер снова посмотрел на часы. - Дела.
   - Может, ко мне заглянешь? Стритштрассе, пятнадцать дробь три.
   - Обязательно, тётушка. Непременно.
   Гюнтер собрался раскланяться, как вдруг понял, что фру Розенфельд живёт в доме с суеверной консьержкой.
   - Стритштрассе пятнадцать? - переспросил он. - Кстати, где-то неподалёку от вас живёт некто магистр Бурсиан. Вы, случайно, с ним не знакомы?
   - Магистр Бурсиан? - фру Розенфельд задумчиво пожевала губами. - Нет... Не припомню.
   - Пожилой, небольшого роста, - стал уточнять Гюнтер, грузноват, ходит всегда в цилиндре и с зонтиком-тростью, лицо круглое, румяное, большие седые бакенбарды...
   - А, Олле-Лукое! - заулыбалась фру Розенфельд. - Знаю. Нет, это не настоящее его имя - настоящего я не знаю, - просто я его так для себя называю. Очень уж похож. Я его часто встречаю на улице возле дома. Он всегда улыбается при встрече, мы раскланиваемся, но близкого знакомства у нас нет.
   - И давно вы его знаете?
   - Да как тебе, Гюнтер, сказать... Наверное, недавно. Хотя в моём возрасте утверждать что-либо наверняка опрометчиво. Кажется, вот это было вчера, а как начнёшь вспоминать, так уж лет пять прошло. Помню, что весной он ходил в таком старомодном широком плаще без рукавов. Так что за полгода ручаюсь... Нет, ты знаешь, больше. На Рождество он меня поздравил прямо на улице и букетик фиалок приподнёс. Я тогда сильно растерялась и даже не поблагодарила. Ну, сам подумай, получить цветы от незнакомого человека, а потом: откуда зимой фиалки?