Страница:
С другой стороны, панславистско-православная идея принималась и принимается далеко не однозначно славянскими и православными народами. Например, в Болгарии существуют мнения, что панславитская доктрина России имеет четко выраженный русоцентризм. * По признанию же первого демократически избранного президента Болгарии Желю Желева, в стране есть как русофилы, так и русофобы. Если же говорить о Сербии, то на Балканах настороженно относятся к этой стране. В частности, президент Хорватии в своем интервью "Независимой газете" отметил, что по-прежнему сохраняется риск "подъема сербского национализма". ** Поэтому не только современной прозападной ориентацией, но и существующими историческими противоречиями между славянскими народами можно объяснить тот факт, что на обращение группы российских парламентариев к болгарским коллегам с предложением поддержать сербов в их противостоянии НАТО положительного ответа не последовало. То, что к этому были не готовы российские парламентарии говорит, скорее всего, не об их незнании балканской специфики, а о силе национального мифа.
Албано-сербский конфликт в Косово после перехода его в военную стадию стал серьезным испытанием для внешней политики России. Первоначально позиция России в связи с обострением политической обстановки в Албании в начале 1997 года была весьма острожной, что можно объяснить нежеланием обременять себя дополнительными проблемами, когда существовали свои подобные. Такое же мнение высказал президент Б. Н. Ельцин, когда через год обострилась обстановка в Косово. Но активные действия западных государств по стабилизации политической обстановки в Албании и в связи с обострением конфликта в Косово вынудили Москву заняться вплотную и албанским вопросом. Особенно, когда возникла опасность, что ситуация в Косово могла выйти из-под контроля Белграда.
Москва, ориентируясь по-прежнему на поддержку сербской стороны, попыталась локализовать конфликт в рамках внутренней проблемы Югославии. Представители российской дипломатии заявили, что военные столкновения в крае не угрожают безопасности Европы. Правда, в то же время Белграду было настоятельно рекомендовано прекратить военные действия и начать переговоры с албанцами по вопросу предоставления автономии.
Очевидно, что усилия Москвы на уровне взаимоотношений как с Югославией, так и с западными государствами были обречены на неудачу (если исключить предположение, что это был лишь дипломатический ход). Как показывает опыт развития подобных ситуаций, в том числе в пространстве бывшего СССР, этнический конфликт в Косово неизбежно должен был выйти за рамки албано-сербских отношений в Югославии. И если этого изначально добивалась албанская сторона конфликта, чувствуя и опираясь на политическую и моральную поддержку Запада, то сербская сторона своей жесткой позицией и нежеланием допустить наблюдателей от ОБСЕ только этому способствовала. И вышло так, что в глазах европейской общественности Россия выступила в роли защитника тоталитарного режима Белграда. Причем такая реакция была предопределена исторически сложившимися ролями России и западных государств на Балканах и существующими стереотипами. Как-то небезызвестный С. Хантингтон в одной из своих статей, опубликованных в России, высказал мысль, что Россия естественным образом предназначена для покровительства православным народам. * Таким образом, в определенной мере сам Запад удерживал Россию в орбите сербской политики как своим стремлением во что бы то ни стало "дожать" сербов, так и, по признанию самих же западноевропейцев, отсутствием особого желания преодолеть свои стереотипы восприятия самой России. **
Необходимо признать, что Россия оказалась в весьма сложной ситуации, когда ее понимание своих национальных интересов в связи с ситуацией в Косово не совпало с пониманием своих интересов абсолютного большинства стран Балкан. Если же говорить о Европе, то в ней циркулируют другие ценности, выраженные в универсалистских интеграционных и гуманитарных идеях. И в этом отношении выдвигаемый Москвой тезис о необходимости придерживаться принципа целостности югославского государства при разрешении косовского конфликта уступал аргументам Запада. Европейская дипломатия, предлагая свой вариант миротворчества, на первый план формально ставила вопрос о предотвращении "гуманитарной катастрофы" в Косово. На самом же деле она опасалась, что беженцы из Косово создадут проблемы для благополучных европейцев.
Неуступчивость С. Милошевича в вопросе международного участия в разрешении албано-сербских противоречий только приблизила внешнее вмешательство во внутренние дела Югославии, а затем и привела к военным действиям. Когда это произошло, различные политические круги России заговорили не только о начале второй "холодной войны", но и намекали на то, что российские вооруженные силы должны поддержать югославскую армию. Причем в таком духе выступали отдельные высокопоставленные военноначальники. Порой казалось, что функции дипломатического ведомства стали исполнять структуры Министерства обороны, настолько часто они стали высказываться по внешнеполитическим вопросам. В свою очередь, в Государственной Думе настаивали на пересмотре отношений России с НАТО и российско-американской договоренности по сокращению стратегических вооружений (СНВ-2). * Все это совпало с финансовым и правительственным кризисом в России летом 1998 года, а значит, характерной для таких ситуаций, особо резкой антиамериканской и антинатовской риторикой. Антизападные настроения в России особенно усилились, когда начались натовские бомбардировки Югославии. Напряжение в отношениях Россия и НАТО нарастало и достигло, казалось, критической точки.
Белград непрерывно посещали российские политики разной идеологической окраски. Причем нельзя исключать, что при наличии ли симпатий к сербам или сочувствии к ним некоторые политические партии России пытались использовать ситуацию в своих интересах. Белград был неплохо осведомлен об идеологических ориентациях в российских политических кругах, что позволяло ему также вести свою политику. Вернувшийся из поездки в Югославию спикер Государственной Думы и коммунист Г. С. Селезнев передал Б. Н. Ельцину просьбу С. Милошевича о принятии Югославии в Союз России и Белоруссии. Эта идея президентом России в принципе была поддержана. Но потом его окружение заявило, что вопрос требует тщательной проработки. А заявление Г. Селезнева, что Б. Ельцин распорядился перенацелить российские ядерные (!) ракеты на страны, участвующие в агрессии против Югославии, вскоре было опровергнуто. Ясно, что такое развитие событий еще более усугубило бы положение России, хотя вряд ли существенно помогло Белграду.
В то же время российский МИД вел интенсивный диалог с С. Милошевичем, НАТО и официальными лицами ООН и отмежевывался от радикальных заявлений парламентариев и отдельных военных. Последние, в свою очередь, были недовольны то ли медлительностью, то ли нерешительностью российской дипломатии, одновременно претендуя на определение приоритетов во внешнеполитическом курсе государства.
Вполне очевидно, что Россия вошла в югославский конфликт без какой-либо четкой или единой позиции в отношении будущего своего места на Балканах, хотя все считали, что она там должна присутствовать. Основное внимание было сосредоточено на том, что Россию вытесняют с Балкан и на критике действий НАТО и США в этом регионе.
В этой связи возникает вопрос: была ли российская сторона к моменту обострения проблемы Косово готова предложить участникам и внешним соучастникам конфликта нечто такое, что кардинально могло бы изменить ситуацию в Югославии и Косово? Представляется, что в условиях кризиса национальной идентичности и неопределенности собственных своих перспектив Россия, отягощенная текущими внутренними проблемами, не могла четко сориентироваться в ситуации на Балканах и предложить то, что способствовало бы предотвращению развития там ситуации по сценарию, который реализовался благодаря напористой политики Вашингтона. Если же говорить о косовской проблеме, то налицо явное отставание Москвы от развития ситуации на Балканах. В то же время фактически просербская позиция, с которой российская сторона вошла в конфликт, а затем приняла участие в миротворческой операции, не способствует сохранению исторического места России на Балканах. Напротив, такая позиция ограничивает поле ее маневра, ставит в весьма сложное положение. В результате, на Балканах у России, по сути, не остается геополитического партнера, кроме Греции (и Кипра). Нынешнюю Югославию (очевидно, без Черногории) даже трудно назвать партнером, ибо режим, который придет после Милошевича, скорее всего, попытается улучшить отношения с Западом, хотя бы конкурируя в этом плане с уже прозападной элитой Черногории.
Таким образом, современные реалии Балкан, все более тяготеющих к европейской интегративной системе ценностей, предполагают и соответствующие коррекции в идеологии балканской политики России.
Основной проблемой России на Балканах на среднесрочную перспективу, как представляется, является выработка новой формулы ее отношений с балканскими странами. Речь идет о переоценке культурной составляющей внешней политики на Балканах. Следует признать, что подход России к албанскому вопросу был излишне просербским. За этим стоял не только некий геополитический расчет, то есть стремление хоть как-то сохранить баланс сил на Балканах, но и проявление традиционной ценностностной ориентации славянофильского толка. Это настораживало Албанию и албанскую диаспору, другие балканские страны и народы, в разное время столкнувшиеся с проявлениями великосербского шовинизма и россиецентризма. В то же время было заметно, что заимствованная из ХIХ века идея панславизма исчерпала свой геополитический потенциал. Практически все балканские государства ориентируются на Запад и заявили о своем желании вступить в НАТО. А в конфликте в Косово они поддержали именно натовскую позицию и проявили готовность координировать свои действия с Атлантическим союзом не только по Косово, но и в регионе в целом, дав согласие на создание балканских миротворческих сил под эгидой НАТО. Не исключено, что Сербия через какое-то время, пережив последствия распада СФРЮ, опять, как неоднократно это было в прошлом, восстановит отношения с европейскими государствами.
Освоение США с помощью НАТО Балкан может окончательно вытеснить Россию из этого традиционно важного для нее в культурном и геополитическом отношении региона, что будет способствовать реализации их курса на абсолютное американское лидерство, что может привести к формированию однополярного мира. Возникает вопрос: насколько это соответствует интересам европейских, в том числе и балканских государств и народов?
События на Балканах непосредственным образом затрагивают геополитические интересы России. И в этой связи вопрос о том, хорош или плох Милошевич, казалось, можно было бы и не ставить, коль дело идет о защите интересов России. В то же время исторический опыт свидетельствует, что именно авторитарные и националистические режимы на Балканах часто становились причинами различных войн. Таким образом, попытка России деидеологизировать внешнюю политику чревата тем, что она может оказаться, как это уже было в прошлом, заложником националистических амбиций, а то и втянутой в очередной военный конфликт. Поэтому рассматривать балканский кризис и методы его разрешения в категориях культурного, в том числе морально-этического, порядка необходимо, хотя это и используется военными и рядом политиков западных государств для оправдания силового вмешательства в дела суверенных государств и завоевания новых геополитических плацдармов.
В настоящий момент на Балканах решается судьба не только Югославии, но и России. Тот факт, что Балканы как часть пространства, значимого для национального самосознания россиян, подвергается экспансии НАТО, ставит перед Россией ряд непростых вопросов и провоцирует на повторение предыдущего цикла развития. Если Россия предпочтет свое присутствие на Балканах в чисто рациональном, прагматическом плане (экономика и геополитика), то какими ресурсами она сможет реализовать этот курс. Очевидно, что их пока не достаточно, а значит, есть опасность возврата к мобилизационной экономике, что чревато реставрацией прежнего политического режима и реставрацией идеологического противостояния в международных отношениях и самоизоляции России. Поэтому наряду с "экономизацией" внешней политики следует нарабатывать и ее ценностное содержание, направленное в будущее.
Россия могла бы выступить примиряющим фактором взаимно конфликтующих интересов и восприятий балканских народов, стать чем-то вроде общего культурного знаменателя их этнических числителей. Для этого у России, как представляется, есть следующие возможности:
наличие общей со славяноязычными народами лингвопсихологической картины мира, причем особенно близкой тем балканским народам, которые имеют одну графику письма - кириллицу;
наличие общей для абсолютного большинства балканских народов культурно-религиозной системы идентификации - православия;
давние исторические культурные и политические связи с балканскими народами, зафиксированные в положительных или нейтральных образах-архетипах по отношению к России, по крайней мере, как государства, присутствие которого на Балканах необходимо для поддержания баланса этнокультурных отношений и баланса внутренних и внешних сил в регионе;
общие проблемы/вызовы социокультурного развития: выход из системного кризиса, поиск новых ценностных ориентиров, преодоление комплекса догоняющего как результата периферийного положения в европейском культурном пространстве, преодоление исторических стереотипов восприятия Запада как абсолютного зла или враждебного мира, формирование толерантных стереотипов восприятия внешнего мира и угроз как вызовов, требующих ответов продвинутого уровня, то есть повышения разнообразия внутренних и внешних коммуникаций, повышения конкурентоспособности своих государств.
Следует также учитывать, что каждый отдельный балканский народ имеет ограниченное поле для культурного самовыражения. Более того, его культура в условиях растущей западноевропейской, а главное, американской геополитической экспансии все более подвергается ассимиляции. И если в настоящий момент это не воспринимается столь трагично, ибо компенсируется ожиданиями политической и финансовой поддержки, то в будущем неизбежно появление стремления возвратиться к своим славянским корням как реакции на ассимиляцию. Это предполагает, что Россия могла бы предложить Балканам свое культурное пространство для сохранения и реализации своей славянской и православной идентичности. Россия должна быть готова оказать информационную поддержку, выраженную в соответствующей культурной политике. Это соответствовало бы и той тенденции в международных отношениях, которую в 1970-е годы французы охарактеризовали следующим образом: территории теперь завоевывают с помощью культуры.
Хотя выше и говорилось о том, что панславистская доктрина исчерпала себя, но только в ее упрощенном геополитическом контексте. Культурный потенциал ее достаточно велик. Продвижение Россией на Балканы своих культурных программ, способствующих развитию славянских языков и культур и их взаимодействию, позволило бы остаться ей не только в пространстве своего национального мифа, но и в реальном геополитическом пространстве. В то же время неославизм балканской политики России может быть продуктивен, если станет частью ее политики интеграции в европейское культурное пространство.
НЕКОТОРЫЕ УРОКИ КОСОВО ДЛЯ РОССИИ
Вокруг косовского конфликта возникло активное информационное поле. В этом поле сталкивалась не только информация, созданная в соответствующих подразделениях, которые призваны осуществлять информационно-пропагандистскую поддержку политическим и военным действиям своих государств. Ситуация в Косово использовалась и используется до сих пор для представления и защиты своих ценностей широким кругом государств и политических организаций и движений, находящихся далеко за пределами Балкан. Здесь циркулировали и самые разнообразные оценки происходящего, которые выражали то или иное понимание ситуации как определенного результата развития мира, международных отношений и внешней политики после окончания "холодной войны", а также прогнозы на будущее. Для одних активность албанцев Косово и выбранные ими методы стали стимулом для активизации своей деятельности по национальному самоопределению, поводом для постановки вопроса о создании собственного государства. Других привлекли методы решения конфликта, выбранные НАТО. Для России югославский кризис и участие в конфликте в Косово лишь череда событий и ее попыток после окончания холодной войны найти свое место уже в новом качестве.
Пессимисты в России видели в косовском кризисе канун Третьей мировой войны. Среди них были и те российские политики, которые приложили руку к тому, чтобы эта война действительно началась. Речь уже не шла о выходе России из кризиса, повышении ее конкурентоспособности или даже укреплении СНГ. Вопрос ставился в другой плоскости: остановить любой ценой (вплоть до использования ядерного оружия) "империалистические" силы Запада. Они настаивали на военной и технической поддержке Белграда, заключении союза с Югославией или создании союза в составе России, Белоруссии и Югославии. Такую позицию можно отнести к типу "ценностно-ориентированного действия "донкихотского толка". * При этом наличие или отсутствие необходимых ресурсов не принимается в расчет, ибо ценности отождествляются с ресурсами и становятся источниками силы, а решение принимается на основе ценностно-образного представления о конкретной ситуации. Если же говорить о косовском конфликте, то образ врага и "славянские ценности" определяли готовность ряда политических деятелей объявить войну НАТО, не сообразуясь с реальными возможностями России и катастрофическими последствиями этого шага.
Оптимисты предлагали использовать сложившуюся ситуацию, чтобы консолидировать общество перед внешней угрозой. Среди оптимистов были и такие, которые считали, что неудачный для НАТО исход военной, а затем и последующей миротворческой операции резко снизит авторитет этой организации в мире, а значит, будет играть на пользу России.
Одновременно некоторые российские аналитики сосредоточили свои усилия на прогнозах будущей модели мира после косовского кризиса, так как видели в действиях НАТО попытку США с помощью этой организации заложить основы нового мироустройства. Какого? Определенной ясности пока не было. Хотя проще было бы сказать, что Вашингтон в противоположность выступающей за многополярный мир Москве стремится к однополюсному миру, абсолютной гегемонии или мировому лидерству. Действительно, в американских кругах есть те, кто считают, что только абсолютное лидерство США в мире является гарантией реализации национальных интересов и основным условием международной стабильности. В этом, конечно, можно увидеть некий зловещий заговор против России или всего мира. Но, скорее всего, разница в геополитическом статусе с другими государствами, в том числе и Россией, объясняется реальным финансовым и технологическим могуществом США.
Таким образом, вопрос о месте России в будущем связан с проблемой поиска ответа на американский вызов. Но вряд ли при этом возможно воспользоваться опытом периода "холодной войны", что определяется отсутствием адекватных ресурсов и современных технологий их воспроизводства. В настоящее время основным ресурсом, определяющим поступательное, продвинутое развитие, является создающий инновационную информацию человек. Соответственно усилия лидирующих государств направлены на систему образования, которая, работая на опережение, формирует человеческие ресурсы.
Суть американского вызова, как представляется, не в военном превосходстве и военной экспансии НАТО, а в 200-летнем развитии американского общества и американской культуры. Более того, при всей значимости американского фактора, для России главным является не проблема ответа непосредственно на вызов США. Ей прежде всего необходимо определить собственную систему ценностей.
Другое дело, что внешняя политика и дипломатия России представляет собой в той или иной степени упорядоченный ряд коллективных и личностных решений. Одновременно последние находятся под воздействием исторического фактора, выступающего как определенная система культурно-психологических архетипов и стереотипов восприятия российским обществом и его политическими элитами окружающего мира. В этой системе образ США занимает особое место. Это определяется тем, что американское государство являлось в период "холодной войны" главным противником СССР как в геополитическом, так и идеологическом отношении. Для постсоветской России США продолжают оставаться олицетворением внешней угрозы вообще.
Антиамериканизм как особое социально-психологическое явление, доставшееся в наследство от СССР, еще довлеет над политическим сознанием России и не способствует сосредоточению усилий на решении реальных проблем социальной модернизации нашей страны. Причем если в советский период еще можно было говорить о четко выраженных ценностях в политике, которые в какой-то степени могли конкурировать с американскими, то сейчас национальная система ценностей России находится еще в процессе формирования, поэтому можно видеть, как мятущееся сознание подталкивает политиков к стереотипному воспроизведению поведенческих схем. Не говоря уже о том, что антиамериканские настроения используются определенными политическими кругами в чисто конъюнктурных целях борьбы за власть.
Зацикленность российских элит на американском факторе в ее американофильском и американофобском вариантах мешает системному восприятию внешней среды. В частности, антиамериканизм фактически продолжает утверждать в обществе идею абсолютного антагонизма России и Запада. * По мнению специалистов, советский и российский американизм является компенсаторной идеологией страны догоняющего развития. ** Так, даже те политические силы, которые отличаются ярко выраженным антиамериканизмом и твердят об особом пути России, постоянно обращаются к американскому опыту внутренней и внешней политики. Причем скорее можно говорить не о заимствовании (что вполне возможно и при определенных условиях положительно необходимо), а о стремлении оправдать те или иные действия. Мол, и они так делают. Порой за всем этим просматриваются интересы лишь отдельных элитных групп, например, ВПК. Что же касается использования чужого опыта, то нередко бывает, что это не всегда дает положительные результаты. Вот тогда на первый план выступает антиамериканизм как радикальная форма изоляционизма, автохтонных, автаркических традиций и тенденций. *
Таким образом, американский фактор выступает скорее не как стимул для развития, а как мнимый ориентир, который препятствует осознанию национальных интересов и отвлекает социальную энергию общества на непродуктивное международное противостояние. Во внешней политике это проявляется в том, что противодействие США становится как бы самоцелью или уступкой изоляционистам различной идеологической окраски.
Зацикленность российской политики на образе США как врага номер Один отвлекает от главного. А именно - от проблемы выработки тех культурных ориентиров, которые были бы способны консолидировать общество и простимулировать его переход на стадию продвинутого развития, что создало бы условия для сохранения исторического статуса России в системе международных отношений. Причем речь надо вести не о геополитике в ее узком понимании как политики силы, а в широком - как о политике "завоевания" культурного пространства. В том смысле, что стратегическое лидерство обеспечивает не оружие, контролирующее территории, а свободно конкурирующие между собой идеи (разнообразная информация). Именно они (идеи, информация) создают и оружие, а главное - экономику. Но для этого необходима такая система государственного управления, которая не боится рождения идеи как таковой, а напротив - побуждает к этому. Пока же властные элиты, следуя российской традиции, предрасположены к сохранению монополии центра как способа поддержания стабильности в государстве. Идеологически это выражается в некой концепции, являющейся чем-то средним между государственным социализмом и государственным капитализмом.
В настоящее время остро встал вопрос скорее не о сдерживании американской экспансии, а о конкурентоспособности России как европейской страны, в том числе и на Балканах. Прежнее идеологическое соперничество СССР и США в Европе сменяется их соперничеством/конкуренцией в сфере отношений с государствами Центральной и Юго-Восточной Европы, то есть в пространстве, которое исторически рассматривается Россией как первостепенно важное для ее безопасности и близкое ей в культурном отношении. Другое дело, что эти государства считают, что у российской правящей элиты еще сильны имперские устремления, и российским политикам и дипломатам пока не удалось убедить их в обратном. Со своей стороны, США именно в этих странах наиболее успешно эксплуатируют миф о своей роли "защитника демократии". В частности, это связано с тем, что левокоммунистическая и радикал-националистическая оппозиция в России настаивает на сохранении за российским государством прежнего международного статуса Советского Союза в пространстве Евразии и Восточной Европы. Например, один из политических деятелей лево-патриотического толка А. Подберезкин даже говорил о создании "славянской империи", в которую могли бы войти Сербия и Болгария.
Албано-сербский конфликт в Косово после перехода его в военную стадию стал серьезным испытанием для внешней политики России. Первоначально позиция России в связи с обострением политической обстановки в Албании в начале 1997 года была весьма острожной, что можно объяснить нежеланием обременять себя дополнительными проблемами, когда существовали свои подобные. Такое же мнение высказал президент Б. Н. Ельцин, когда через год обострилась обстановка в Косово. Но активные действия западных государств по стабилизации политической обстановки в Албании и в связи с обострением конфликта в Косово вынудили Москву заняться вплотную и албанским вопросом. Особенно, когда возникла опасность, что ситуация в Косово могла выйти из-под контроля Белграда.
Москва, ориентируясь по-прежнему на поддержку сербской стороны, попыталась локализовать конфликт в рамках внутренней проблемы Югославии. Представители российской дипломатии заявили, что военные столкновения в крае не угрожают безопасности Европы. Правда, в то же время Белграду было настоятельно рекомендовано прекратить военные действия и начать переговоры с албанцами по вопросу предоставления автономии.
Очевидно, что усилия Москвы на уровне взаимоотношений как с Югославией, так и с западными государствами были обречены на неудачу (если исключить предположение, что это был лишь дипломатический ход). Как показывает опыт развития подобных ситуаций, в том числе в пространстве бывшего СССР, этнический конфликт в Косово неизбежно должен был выйти за рамки албано-сербских отношений в Югославии. И если этого изначально добивалась албанская сторона конфликта, чувствуя и опираясь на политическую и моральную поддержку Запада, то сербская сторона своей жесткой позицией и нежеланием допустить наблюдателей от ОБСЕ только этому способствовала. И вышло так, что в глазах европейской общественности Россия выступила в роли защитника тоталитарного режима Белграда. Причем такая реакция была предопределена исторически сложившимися ролями России и западных государств на Балканах и существующими стереотипами. Как-то небезызвестный С. Хантингтон в одной из своих статей, опубликованных в России, высказал мысль, что Россия естественным образом предназначена для покровительства православным народам. * Таким образом, в определенной мере сам Запад удерживал Россию в орбите сербской политики как своим стремлением во что бы то ни стало "дожать" сербов, так и, по признанию самих же западноевропейцев, отсутствием особого желания преодолеть свои стереотипы восприятия самой России. **
Необходимо признать, что Россия оказалась в весьма сложной ситуации, когда ее понимание своих национальных интересов в связи с ситуацией в Косово не совпало с пониманием своих интересов абсолютного большинства стран Балкан. Если же говорить о Европе, то в ней циркулируют другие ценности, выраженные в универсалистских интеграционных и гуманитарных идеях. И в этом отношении выдвигаемый Москвой тезис о необходимости придерживаться принципа целостности югославского государства при разрешении косовского конфликта уступал аргументам Запада. Европейская дипломатия, предлагая свой вариант миротворчества, на первый план формально ставила вопрос о предотвращении "гуманитарной катастрофы" в Косово. На самом же деле она опасалась, что беженцы из Косово создадут проблемы для благополучных европейцев.
Неуступчивость С. Милошевича в вопросе международного участия в разрешении албано-сербских противоречий только приблизила внешнее вмешательство во внутренние дела Югославии, а затем и привела к военным действиям. Когда это произошло, различные политические круги России заговорили не только о начале второй "холодной войны", но и намекали на то, что российские вооруженные силы должны поддержать югославскую армию. Причем в таком духе выступали отдельные высокопоставленные военноначальники. Порой казалось, что функции дипломатического ведомства стали исполнять структуры Министерства обороны, настолько часто они стали высказываться по внешнеполитическим вопросам. В свою очередь, в Государственной Думе настаивали на пересмотре отношений России с НАТО и российско-американской договоренности по сокращению стратегических вооружений (СНВ-2). * Все это совпало с финансовым и правительственным кризисом в России летом 1998 года, а значит, характерной для таких ситуаций, особо резкой антиамериканской и антинатовской риторикой. Антизападные настроения в России особенно усилились, когда начались натовские бомбардировки Югославии. Напряжение в отношениях Россия и НАТО нарастало и достигло, казалось, критической точки.
Белград непрерывно посещали российские политики разной идеологической окраски. Причем нельзя исключать, что при наличии ли симпатий к сербам или сочувствии к ним некоторые политические партии России пытались использовать ситуацию в своих интересах. Белград был неплохо осведомлен об идеологических ориентациях в российских политических кругах, что позволяло ему также вести свою политику. Вернувшийся из поездки в Югославию спикер Государственной Думы и коммунист Г. С. Селезнев передал Б. Н. Ельцину просьбу С. Милошевича о принятии Югославии в Союз России и Белоруссии. Эта идея президентом России в принципе была поддержана. Но потом его окружение заявило, что вопрос требует тщательной проработки. А заявление Г. Селезнева, что Б. Ельцин распорядился перенацелить российские ядерные (!) ракеты на страны, участвующие в агрессии против Югославии, вскоре было опровергнуто. Ясно, что такое развитие событий еще более усугубило бы положение России, хотя вряд ли существенно помогло Белграду.
В то же время российский МИД вел интенсивный диалог с С. Милошевичем, НАТО и официальными лицами ООН и отмежевывался от радикальных заявлений парламентариев и отдельных военных. Последние, в свою очередь, были недовольны то ли медлительностью, то ли нерешительностью российской дипломатии, одновременно претендуя на определение приоритетов во внешнеполитическом курсе государства.
Вполне очевидно, что Россия вошла в югославский конфликт без какой-либо четкой или единой позиции в отношении будущего своего места на Балканах, хотя все считали, что она там должна присутствовать. Основное внимание было сосредоточено на том, что Россию вытесняют с Балкан и на критике действий НАТО и США в этом регионе.
В этой связи возникает вопрос: была ли российская сторона к моменту обострения проблемы Косово готова предложить участникам и внешним соучастникам конфликта нечто такое, что кардинально могло бы изменить ситуацию в Югославии и Косово? Представляется, что в условиях кризиса национальной идентичности и неопределенности собственных своих перспектив Россия, отягощенная текущими внутренними проблемами, не могла четко сориентироваться в ситуации на Балканах и предложить то, что способствовало бы предотвращению развития там ситуации по сценарию, который реализовался благодаря напористой политики Вашингтона. Если же говорить о косовской проблеме, то налицо явное отставание Москвы от развития ситуации на Балканах. В то же время фактически просербская позиция, с которой российская сторона вошла в конфликт, а затем приняла участие в миротворческой операции, не способствует сохранению исторического места России на Балканах. Напротив, такая позиция ограничивает поле ее маневра, ставит в весьма сложное положение. В результате, на Балканах у России, по сути, не остается геополитического партнера, кроме Греции (и Кипра). Нынешнюю Югославию (очевидно, без Черногории) даже трудно назвать партнером, ибо режим, который придет после Милошевича, скорее всего, попытается улучшить отношения с Западом, хотя бы конкурируя в этом плане с уже прозападной элитой Черногории.
Таким образом, современные реалии Балкан, все более тяготеющих к европейской интегративной системе ценностей, предполагают и соответствующие коррекции в идеологии балканской политики России.
Основной проблемой России на Балканах на среднесрочную перспективу, как представляется, является выработка новой формулы ее отношений с балканскими странами. Речь идет о переоценке культурной составляющей внешней политики на Балканах. Следует признать, что подход России к албанскому вопросу был излишне просербским. За этим стоял не только некий геополитический расчет, то есть стремление хоть как-то сохранить баланс сил на Балканах, но и проявление традиционной ценностностной ориентации славянофильского толка. Это настораживало Албанию и албанскую диаспору, другие балканские страны и народы, в разное время столкнувшиеся с проявлениями великосербского шовинизма и россиецентризма. В то же время было заметно, что заимствованная из ХIХ века идея панславизма исчерпала свой геополитический потенциал. Практически все балканские государства ориентируются на Запад и заявили о своем желании вступить в НАТО. А в конфликте в Косово они поддержали именно натовскую позицию и проявили готовность координировать свои действия с Атлантическим союзом не только по Косово, но и в регионе в целом, дав согласие на создание балканских миротворческих сил под эгидой НАТО. Не исключено, что Сербия через какое-то время, пережив последствия распада СФРЮ, опять, как неоднократно это было в прошлом, восстановит отношения с европейскими государствами.
Освоение США с помощью НАТО Балкан может окончательно вытеснить Россию из этого традиционно важного для нее в культурном и геополитическом отношении региона, что будет способствовать реализации их курса на абсолютное американское лидерство, что может привести к формированию однополярного мира. Возникает вопрос: насколько это соответствует интересам европейских, в том числе и балканских государств и народов?
События на Балканах непосредственным образом затрагивают геополитические интересы России. И в этой связи вопрос о том, хорош или плох Милошевич, казалось, можно было бы и не ставить, коль дело идет о защите интересов России. В то же время исторический опыт свидетельствует, что именно авторитарные и националистические режимы на Балканах часто становились причинами различных войн. Таким образом, попытка России деидеологизировать внешнюю политику чревата тем, что она может оказаться, как это уже было в прошлом, заложником националистических амбиций, а то и втянутой в очередной военный конфликт. Поэтому рассматривать балканский кризис и методы его разрешения в категориях культурного, в том числе морально-этического, порядка необходимо, хотя это и используется военными и рядом политиков западных государств для оправдания силового вмешательства в дела суверенных государств и завоевания новых геополитических плацдармов.
В настоящий момент на Балканах решается судьба не только Югославии, но и России. Тот факт, что Балканы как часть пространства, значимого для национального самосознания россиян, подвергается экспансии НАТО, ставит перед Россией ряд непростых вопросов и провоцирует на повторение предыдущего цикла развития. Если Россия предпочтет свое присутствие на Балканах в чисто рациональном, прагматическом плане (экономика и геополитика), то какими ресурсами она сможет реализовать этот курс. Очевидно, что их пока не достаточно, а значит, есть опасность возврата к мобилизационной экономике, что чревато реставрацией прежнего политического режима и реставрацией идеологического противостояния в международных отношениях и самоизоляции России. Поэтому наряду с "экономизацией" внешней политики следует нарабатывать и ее ценностное содержание, направленное в будущее.
Россия могла бы выступить примиряющим фактором взаимно конфликтующих интересов и восприятий балканских народов, стать чем-то вроде общего культурного знаменателя их этнических числителей. Для этого у России, как представляется, есть следующие возможности:
наличие общей со славяноязычными народами лингвопсихологической картины мира, причем особенно близкой тем балканским народам, которые имеют одну графику письма - кириллицу;
наличие общей для абсолютного большинства балканских народов культурно-религиозной системы идентификации - православия;
давние исторические культурные и политические связи с балканскими народами, зафиксированные в положительных или нейтральных образах-архетипах по отношению к России, по крайней мере, как государства, присутствие которого на Балканах необходимо для поддержания баланса этнокультурных отношений и баланса внутренних и внешних сил в регионе;
общие проблемы/вызовы социокультурного развития: выход из системного кризиса, поиск новых ценностных ориентиров, преодоление комплекса догоняющего как результата периферийного положения в европейском культурном пространстве, преодоление исторических стереотипов восприятия Запада как абсолютного зла или враждебного мира, формирование толерантных стереотипов восприятия внешнего мира и угроз как вызовов, требующих ответов продвинутого уровня, то есть повышения разнообразия внутренних и внешних коммуникаций, повышения конкурентоспособности своих государств.
Следует также учитывать, что каждый отдельный балканский народ имеет ограниченное поле для культурного самовыражения. Более того, его культура в условиях растущей западноевропейской, а главное, американской геополитической экспансии все более подвергается ассимиляции. И если в настоящий момент это не воспринимается столь трагично, ибо компенсируется ожиданиями политической и финансовой поддержки, то в будущем неизбежно появление стремления возвратиться к своим славянским корням как реакции на ассимиляцию. Это предполагает, что Россия могла бы предложить Балканам свое культурное пространство для сохранения и реализации своей славянской и православной идентичности. Россия должна быть готова оказать информационную поддержку, выраженную в соответствующей культурной политике. Это соответствовало бы и той тенденции в международных отношениях, которую в 1970-е годы французы охарактеризовали следующим образом: территории теперь завоевывают с помощью культуры.
Хотя выше и говорилось о том, что панславистская доктрина исчерпала себя, но только в ее упрощенном геополитическом контексте. Культурный потенциал ее достаточно велик. Продвижение Россией на Балканы своих культурных программ, способствующих развитию славянских языков и культур и их взаимодействию, позволило бы остаться ей не только в пространстве своего национального мифа, но и в реальном геополитическом пространстве. В то же время неославизм балканской политики России может быть продуктивен, если станет частью ее политики интеграции в европейское культурное пространство.
НЕКОТОРЫЕ УРОКИ КОСОВО ДЛЯ РОССИИ
Вокруг косовского конфликта возникло активное информационное поле. В этом поле сталкивалась не только информация, созданная в соответствующих подразделениях, которые призваны осуществлять информационно-пропагандистскую поддержку политическим и военным действиям своих государств. Ситуация в Косово использовалась и используется до сих пор для представления и защиты своих ценностей широким кругом государств и политических организаций и движений, находящихся далеко за пределами Балкан. Здесь циркулировали и самые разнообразные оценки происходящего, которые выражали то или иное понимание ситуации как определенного результата развития мира, международных отношений и внешней политики после окончания "холодной войны", а также прогнозы на будущее. Для одних активность албанцев Косово и выбранные ими методы стали стимулом для активизации своей деятельности по национальному самоопределению, поводом для постановки вопроса о создании собственного государства. Других привлекли методы решения конфликта, выбранные НАТО. Для России югославский кризис и участие в конфликте в Косово лишь череда событий и ее попыток после окончания холодной войны найти свое место уже в новом качестве.
Пессимисты в России видели в косовском кризисе канун Третьей мировой войны. Среди них были и те российские политики, которые приложили руку к тому, чтобы эта война действительно началась. Речь уже не шла о выходе России из кризиса, повышении ее конкурентоспособности или даже укреплении СНГ. Вопрос ставился в другой плоскости: остановить любой ценой (вплоть до использования ядерного оружия) "империалистические" силы Запада. Они настаивали на военной и технической поддержке Белграда, заключении союза с Югославией или создании союза в составе России, Белоруссии и Югославии. Такую позицию можно отнести к типу "ценностно-ориентированного действия "донкихотского толка". * При этом наличие или отсутствие необходимых ресурсов не принимается в расчет, ибо ценности отождествляются с ресурсами и становятся источниками силы, а решение принимается на основе ценностно-образного представления о конкретной ситуации. Если же говорить о косовском конфликте, то образ врага и "славянские ценности" определяли готовность ряда политических деятелей объявить войну НАТО, не сообразуясь с реальными возможностями России и катастрофическими последствиями этого шага.
Оптимисты предлагали использовать сложившуюся ситуацию, чтобы консолидировать общество перед внешней угрозой. Среди оптимистов были и такие, которые считали, что неудачный для НАТО исход военной, а затем и последующей миротворческой операции резко снизит авторитет этой организации в мире, а значит, будет играть на пользу России.
Одновременно некоторые российские аналитики сосредоточили свои усилия на прогнозах будущей модели мира после косовского кризиса, так как видели в действиях НАТО попытку США с помощью этой организации заложить основы нового мироустройства. Какого? Определенной ясности пока не было. Хотя проще было бы сказать, что Вашингтон в противоположность выступающей за многополярный мир Москве стремится к однополюсному миру, абсолютной гегемонии или мировому лидерству. Действительно, в американских кругах есть те, кто считают, что только абсолютное лидерство США в мире является гарантией реализации национальных интересов и основным условием международной стабильности. В этом, конечно, можно увидеть некий зловещий заговор против России или всего мира. Но, скорее всего, разница в геополитическом статусе с другими государствами, в том числе и Россией, объясняется реальным финансовым и технологическим могуществом США.
Таким образом, вопрос о месте России в будущем связан с проблемой поиска ответа на американский вызов. Но вряд ли при этом возможно воспользоваться опытом периода "холодной войны", что определяется отсутствием адекватных ресурсов и современных технологий их воспроизводства. В настоящее время основным ресурсом, определяющим поступательное, продвинутое развитие, является создающий инновационную информацию человек. Соответственно усилия лидирующих государств направлены на систему образования, которая, работая на опережение, формирует человеческие ресурсы.
Суть американского вызова, как представляется, не в военном превосходстве и военной экспансии НАТО, а в 200-летнем развитии американского общества и американской культуры. Более того, при всей значимости американского фактора, для России главным является не проблема ответа непосредственно на вызов США. Ей прежде всего необходимо определить собственную систему ценностей.
Другое дело, что внешняя политика и дипломатия России представляет собой в той или иной степени упорядоченный ряд коллективных и личностных решений. Одновременно последние находятся под воздействием исторического фактора, выступающего как определенная система культурно-психологических архетипов и стереотипов восприятия российским обществом и его политическими элитами окружающего мира. В этой системе образ США занимает особое место. Это определяется тем, что американское государство являлось в период "холодной войны" главным противником СССР как в геополитическом, так и идеологическом отношении. Для постсоветской России США продолжают оставаться олицетворением внешней угрозы вообще.
Антиамериканизм как особое социально-психологическое явление, доставшееся в наследство от СССР, еще довлеет над политическим сознанием России и не способствует сосредоточению усилий на решении реальных проблем социальной модернизации нашей страны. Причем если в советский период еще можно было говорить о четко выраженных ценностях в политике, которые в какой-то степени могли конкурировать с американскими, то сейчас национальная система ценностей России находится еще в процессе формирования, поэтому можно видеть, как мятущееся сознание подталкивает политиков к стереотипному воспроизведению поведенческих схем. Не говоря уже о том, что антиамериканские настроения используются определенными политическими кругами в чисто конъюнктурных целях борьбы за власть.
Зацикленность российских элит на американском факторе в ее американофильском и американофобском вариантах мешает системному восприятию внешней среды. В частности, антиамериканизм фактически продолжает утверждать в обществе идею абсолютного антагонизма России и Запада. * По мнению специалистов, советский и российский американизм является компенсаторной идеологией страны догоняющего развития. ** Так, даже те политические силы, которые отличаются ярко выраженным антиамериканизмом и твердят об особом пути России, постоянно обращаются к американскому опыту внутренней и внешней политики. Причем скорее можно говорить не о заимствовании (что вполне возможно и при определенных условиях положительно необходимо), а о стремлении оправдать те или иные действия. Мол, и они так делают. Порой за всем этим просматриваются интересы лишь отдельных элитных групп, например, ВПК. Что же касается использования чужого опыта, то нередко бывает, что это не всегда дает положительные результаты. Вот тогда на первый план выступает антиамериканизм как радикальная форма изоляционизма, автохтонных, автаркических традиций и тенденций. *
Таким образом, американский фактор выступает скорее не как стимул для развития, а как мнимый ориентир, который препятствует осознанию национальных интересов и отвлекает социальную энергию общества на непродуктивное международное противостояние. Во внешней политике это проявляется в том, что противодействие США становится как бы самоцелью или уступкой изоляционистам различной идеологической окраски.
Зацикленность российской политики на образе США как врага номер Один отвлекает от главного. А именно - от проблемы выработки тех культурных ориентиров, которые были бы способны консолидировать общество и простимулировать его переход на стадию продвинутого развития, что создало бы условия для сохранения исторического статуса России в системе международных отношений. Причем речь надо вести не о геополитике в ее узком понимании как политики силы, а в широком - как о политике "завоевания" культурного пространства. В том смысле, что стратегическое лидерство обеспечивает не оружие, контролирующее территории, а свободно конкурирующие между собой идеи (разнообразная информация). Именно они (идеи, информация) создают и оружие, а главное - экономику. Но для этого необходима такая система государственного управления, которая не боится рождения идеи как таковой, а напротив - побуждает к этому. Пока же властные элиты, следуя российской традиции, предрасположены к сохранению монополии центра как способа поддержания стабильности в государстве. Идеологически это выражается в некой концепции, являющейся чем-то средним между государственным социализмом и государственным капитализмом.
В настоящее время остро встал вопрос скорее не о сдерживании американской экспансии, а о конкурентоспособности России как европейской страны, в том числе и на Балканах. Прежнее идеологическое соперничество СССР и США в Европе сменяется их соперничеством/конкуренцией в сфере отношений с государствами Центральной и Юго-Восточной Европы, то есть в пространстве, которое исторически рассматривается Россией как первостепенно важное для ее безопасности и близкое ей в культурном отношении. Другое дело, что эти государства считают, что у российской правящей элиты еще сильны имперские устремления, и российским политикам и дипломатам пока не удалось убедить их в обратном. Со своей стороны, США именно в этих странах наиболее успешно эксплуатируют миф о своей роли "защитника демократии". В частности, это связано с тем, что левокоммунистическая и радикал-националистическая оппозиция в России настаивает на сохранении за российским государством прежнего международного статуса Советского Союза в пространстве Евразии и Восточной Европы. Например, один из политических деятелей лево-патриотического толка А. Подберезкин даже говорил о создании "славянской империи", в которую могли бы войти Сербия и Болгария.