Страница:
Когда правый глаз открылся (на месте левого глаза Радист чувствовал только огромную лепешку, которая очень сильно болела), он увидел лица спецназовцев. Мужики мочили тряпку в воняющей самогоном миске и прикладывали ему к лицу. Один из них тихонько обратился к Игорю:
– Очухался, блин. Мы уже перепугались… Чем же ты так командира разозлил… Он чуть не убил тебя…
Голова раскалывалась. Игорь с трудом вспомнил последний спарринг. Он услышал голос Дехтера, заглянувшего в палатку:
– Как Радист?
– Жить будет, командир…
Снова погружаясь в небытие, Игорек отметил, что Дехтер впервые назвал его Радистом.
На следующий день Дехтер, не дав Радисту отлежаться, повел его на стрельбы. Игорь с чугунной головой семенил за командиром к их «стрельбищу». Сначала он стрелял из пневматического ружья по близкой мишени, потом Дехтер дал ему АК с пятью патронами в рожке. Радист выпустил их все в мишень, которая располагалась на расстоянии в пятьдесят шагов. Они подошли и не нашли в мишени ни одного попадания. Молча вернулись назад. Дехтер зарядил еще пять патронов, но перед тем, как передать магазин, презрительно посмотрел в глаза Радисту:
– На дальних станциях сейчас голод и мор. За пару патронов покупают дневной рацион пищи. Пригоршней патронов можно спасти от голода семью. Считай, что каждая очередь – это чья-то жизнь. А лучше, что каждый патрон – это чья-то жизнь.
Радист выстрелил снова, попав два раза в «молоко». Дехтер, оглядев мишень, махнул рукой и заключил:
– Ладно, хватит души губить. Надеюсь, что радиотехник ты не такой плохой, как солдат.
Глава 2
– Очухался, блин. Мы уже перепугались… Чем же ты так командира разозлил… Он чуть не убил тебя…
Голова раскалывалась. Игорь с трудом вспомнил последний спарринг. Он услышал голос Дехтера, заглянувшего в палатку:
– Как Радист?
– Жить будет, командир…
Снова погружаясь в небытие, Игорек отметил, что Дехтер впервые назвал его Радистом.
На следующий день Дехтер, не дав Радисту отлежаться, повел его на стрельбы. Игорь с чугунной головой семенил за командиром к их «стрельбищу». Сначала он стрелял из пневматического ружья по близкой мишени, потом Дехтер дал ему АК с пятью патронами в рожке. Радист выпустил их все в мишень, которая располагалась на расстоянии в пятьдесят шагов. Они подошли и не нашли в мишени ни одного попадания. Молча вернулись назад. Дехтер зарядил еще пять патронов, но перед тем, как передать магазин, презрительно посмотрел в глаза Радисту:
– На дальних станциях сейчас голод и мор. За пару патронов покупают дневной рацион пищи. Пригоршней патронов можно спасти от голода семью. Считай, что каждая очередь – это чья-то жизнь. А лучше, что каждый патрон – это чья-то жизнь.
Радист выстрелил снова, попав два раза в «молоко». Дехтер, оглядев мишень, махнул рукой и заключил:
– Ладно, хватит души губить. Надеюсь, что радиотехник ты не такой плохой, как солдат.
Глава 2
Минск
Беларусь – маленькая страна, несчастьем которой являлось местоположение на пути между Востоком и Западом. Во времена монголо-татар и крестоносцев, Ливонской войны и укрепления Московского княжества, походов Лжедмитриев и русско-шведской войны, Наполеона и обеих Мировых войн Беларусь становилась полем битвы великих держав. Каждая такая война выбивала то четверть, то треть, а то и половину населения, выжигала города и села, бросая народ на самое дно голода и разрухи. Спроектированная в Москве и построенная на Украине Чернобыльская АЭС большую часть своих выбросов оставила на белорусской земле. Народ встретил и эту беду со свойственным только ему терпением и смирением. Когда над Беларусью расстреливали радиоактивные тучи, гонимые южным ветром в сторону Москвы, белорусы приняли это как должное: ведь нельзя, чтобы эти тучи шли на Москву – великую столицу Славянского Мира.
И после каждой войны, после каждой беды тихие, трудолюбивые белорусы, не впадая в отчаяние, снова и снова восстанавливали свою родину. Не имевшим выхода к морю, практически никаких ресурсов, жившим на беднейших в Европе почвах, белорусам все-таки удавалось не только «выжить, но и зажить».
Трудно сейчас сказать, каким сатанинским планом маленькая Беларусь была втянута в Мировую войну. Ясно лишь, что сама по себе она никого не интересовала – только как территория, по которой можно пройти: на восток – к огромным ресурсам России, на запад – к могучей экономике Европы, или на Север – к Балтийскому морю. Правда, потом, после обмена ядерными ударами, оказалось, что идти было уже некому, да и некуда.
Президент страны Валерий Иванюк предчувствовал неизбежность войны. Он понимал, что Беларусь в очередной раз может стать разменной картой в великодержавной игре. А еще он знал положение дел в своей армии и даже не рассчитывал, что войска могут сдержать надвигающуюся угрозу или защитить мирное население.
Было принято решение в срочном порядке переоборудовать под бомбоубежища все имеющиеся подземные сооружения. В отличие от Москвы, в Минске под потенциальные убежища перестраивались не только станции метро, но и предстанционные тамбуры, подземные переходы, подземные магазины, цеха и склады, подвалы многоквартирных домов, цокольные этажи промышленных и административных зданий; даже коллекторы и канализационные системы. Под землей были созданы дополнительные бункеры и ходы, замыкающие все эти сооружения в единый комплекс. Запасались продукты, медикаменты, генераторы. В пожарном режиме заканчивалось строительство в центре Минска геотермальной электростанции, преобразовывавшей энергию внутренних слоев земли в электрическую. Чтобы успеть подготовиться к войне, Иванюк перекраивал своими секретными декретами и указами утвержденный Парламентом бюджет государства.
Все работы осуществляла организация с маловыразительной аббревиатурой «МУОС» – «Минское управление оборонных сооружений». Тогда никто не мог и предположить, что полное военно-канцелярское название вскоре будет позабыто, а слово из четырёх букв для тысяч оставшихся в живых станет не требующим расшифровки названием их последнего пристанища, целой вселенной с самоназванием Муос.
Но война началась, как всегда, неожиданно. Никто не думал, что это произойдет так скоро. Ракеты и самолеты с бомбами, как горсти конфетти на Новый год, со всех сторон полетели на Беларусь. Белорусские ПВО и авиация не могли этому противостоять и даже не могли защитить всю страну. Поэтому единственной целью являлась защита Минска. Вся военная авиация была поднята в воздух по команде «Икс-Ноль». Летчики знали, что эта команда означает их последний полет: даже если они выполнят боевую задачу, возвращаться им будет уже некуда. Так и случилось – все они погибли в течение первых часов войны.
Не легче пришлось белорусской ПВО, силы которой сконцентрировались в кольце вокруг столицы. Современная вражеская авиация и космические силы отслеживали ракетные установки и наносили по ним упреждающие удары. Уже к исходу первого дня войны централизованное управление ракетными войсками было уничтожено. И все же каким-то чудом отдельные части и батареи продолжали сражаться.
Авиация и ПВО смягчили удар, но то, что упало в окрестностях белорусской столицы, имело катастрофические последствия. Вблизи Минска взорвалось несколько ядерных боеголовок. Адские грибы, выросшие возле города, испепелили своим излучением все, что могло гореть и плавиться. Взрывные волны, нахлестываясь одна на одну, нещадно утюжили столицу.
Вся Беларусь была иссечена кратерами ядерных взрывов. Оставшиеся без защиты областные центры, крупные города и поселки с воинскими частями превратились в один сплошной кусок угля. В этих условиях рукотворные демоны – начинка биологического и бактериологического оружия, созданного на основе нанотехнологий, – стали быстро эволюционировать. Весь мир превратился в полигон для одного колоссального неконтролируемого биологического эксперимента.
* * *
Их окрестили Отрядом Особого Назначения. Сокращенно – ООН. Историки Метро говаривали: до Удара существовала международная организация, которая имела такую же аббревиатуру. И вроде бы эта организация пыталась предотвратить войну… Или делала вид… Расанов предложил английскую версию ее названия – «UN», и с его легкой руки миссионеров, отправляющихся в самую опасную в истории Московского метро экспедицию, стали называть уновцами.
В последний день подготовки в учебном лагере появилось двое военных. Уновцев построили и объяснили, что сейчас их отведут в «пункт икс», из которого они будут стартовать. Но поскольку это место строго засекречено, то передвигаться им придется с завязанными глазами. Разговоры категорически запрещены. Любая попытка развязать глаза, прикоснуться к своему оружию, отделиться от группы и прочее могут быть расценены как угроза безопасности Полиса со всеми вытекающими последствиями.
Идти было неудобно. Игорек, вернее, теперь Радист, спотыкался, хлюпал ногами по воде, вместе со всеми поворачивал налево и направо, подымался и спускался, снова поворачивал, карабкался по каким-то расшатанным лестницам. Порой казалось, что они ходят по кругу. Может быть, так оно и было. Несколько раз кто-то из сопровождающих открывал и закрывал замки, засовы, люки. Это продолжалось больше часа.
Наконец уновцы вошли в необычно теплое помещение, и им разрешили снять повязки. Радист ахнул. Они находились внутри ангара размером с четверть средней станции метро. В одну сторону пол ангара подымался, как будто туда уходил какой-то мост. В центре стояла гигантская, по его понятиям, машина. Она напоминала толстую серебристую лепешку в форме овала с обрубленной задней частью. Длиной метров пятнадцать, шириной – около пяти. Нос обтекаемой формы. Спереди и сзади по два нароста, заканчивающихся мощными четырехлопастными пропеллерами. «Похоже на вертолет», – подумал Игорь, вспоминая картинку в энциклопедии. Вертолет стоял на четырех шасси. Сбоку зиял люк, из которого спускался пожилой мужчина в кожаной куртке. Один из военных поздоровался с незнакомцем и представил его:
– Летчик Алексей Родионов. Имел боевой опыт в Чечне. Можете ему доверять.
Летчик поздоровался со всеми за руку. Внешность у него была совсем не героическая: щуплый мужичок с редкими седыми волосами, зачесанными назад, и такой же седой бородкой, которая делала его старше своих лет. Летчик вроде бы и не улыбался, но имел такое счастливое выражение лица, говорил и двигался так бодро, что казалось, будто он только что сорвал главный куш в какой-то игре. Он сразу решил ввести всех в курс дела.
– Это одна из последних предвоенных моделей. Была строго засекречена. Изготовлено всего несколько экземпляров, незадолго до Удара. За свой характерный внешний вид вертолет был прозван «камбалой» – водилась такая рыба на глубине… хотя это неважно. Снабжен ядерным двигателем. Реактор рассчитан на двадцать лет бесперебойной работы. Время полета ограничено только износом основных частей. Скорость небольшая – двести пятьдесят километров в час, но зато вертолет очень устойчив к погодным условиям, прост в управлении, имеет повышенную степень надежности. На борту больше трех тонн разного вооружения: ракеты, две самонаводящиеся пушки с боеприпасами. Все управляется компьютером, при необходимости – вручную. Этот экземпляр разработан для правительственных нужд. Все в отличном состоянии благодаря герметичности этого ангара. Внутри комфортно: система кондиционирования, полная изоляция салона от радиации. Управление относительно простое. Я на таких не летал, но, думаю, справлюсь. Я тут уже две недели.
Военный строго глянул на него:
– Ну что ж, хватит лирики. Давайте погружаться, через два часа закат. Вам пора.
«Камбала» плавно тронулась и покатилась по дуге вверх. Ангар был спрятан на глубине приблизительно пятнадцати метров. Гермоворота автоматически открылись при приближении вертолета. Машина оказалась снаружи, на бетонной площадке какого-то предприятия. Родионов склонился над клавишами, вертолет загудел, вздрогнул и стал плавно взлетать. Они подымались над МОСКВОЙ.
Радист на минуту забыл обо всех своих несчастьях. Никогда не испытанное чувство полета и невиданная панорама колоссального города поразили его. Все прильнули к смотровым щелям. Город был неоднороден. Кое-где виднелись язвы кратеров от ядерных взрывов, а вокруг них – огромные безобразные «пятна» разрушений. Хотя в большей части городские строения сохранились. Зелень захватывала пространство: взламывала асфальт, скрывала руины, пробивалась на крышах многоэтажек. Пройдет лет пятьдесят, и на месте города будет сплошной лес.
Масштабы бывшей столицы просто ошеломляли. Невозможно представить, что в каждой такой коробочке-доме жили сотни людей. Они пролетели над кольцом МКАДа и устремились на запад, догонять закат. Внизу расстилались безбрежные равнины лесов. Игорек, мир которого до сих пор был ограничен несколькими станциями и туннелями, с трудом воспринимал новое измерение и пытался представить планету в целом. Получалось плохо.
Под ними проплывал враждебный лес, давно уже принадлежащий другим существам. Вряд ли человек сможет когда-нибудь покорить его снова. Радист посмотрел вперед – на багровое небо, залитое закатным пожаром. Они летели прямо в этот пылающий ад. Кроваво-красное сияние ощущалось как кошмарный предвестник того, что их ждет впереди.
Игорь с трудом отвел взгляд от этого зрелища и посмотрел на своих спутников. О чем думают эти люди? Вот Расанов, вечный оптимист, верящий в законы и возможность все решить мирным путем. Он явно надеется наладить международные контакты и вернуться в Москву героем. Втайне он боится провала своих планов, но старается держаться уверенно.
Вот погруженный в себя Ментал. Его несуразно большая грушевидная голова качается в такт вибрации вертолета. На уродливом лице нет страха, а только предельная концентрация на чем-то, ему одному доступном, и осознание неминуемых испытаний…
Дехтер… Маска, как всегда, скрывает его лицо, но и так понятно, о чем думает командир. Он солдат, а солдат должен быть всегда готов к бою. Хотя Дехтер тоже боится – боится за своих людей, которых он должен вернуть домой живыми. Радист не был зол на командира, несмотря на то что тот его чуть не убил. Он был зол только на свою никчемность, на свой страх, на боязнь подвести весь отряд. Комиссар – вот кого понять невозможно. Вытянутое, неподвижное, как будто вырезанное из дерева лицо с длинными бороздами-морщинами на щеках, неподвижные бесцветные глаза, длинный плащ и руки, которые он, кажется, никогда не доставал из его глубоких карманов, делали коммуниста похожим на истукана с древнего капища. Что движет этим человеком: коммунистический морок, личная выгода, преданность вождям или жажда приключений? Нет, не понять.
А вот Бульбаш летит домой. Полноватый, розовощекий, он похож не на спецназовца, а на добродушного фермера. Наверное, Бульбаш тоже боится…
Все боятся этой небывалой вылазки. Но каждый согласился в ней участвовать добровольно…
«А чего мне бояться? – думал Радист. – Мне-то вроде бы и терять нечего, а нет же, жалкая душонка все равно боится… Хочет домой… В сытую теплую безопасность…»
Мысли Кудрявцева и других уновцев прервал Дехтер. Тоном, не допускающим возражений, он произнес:
– Так. Через несколько часов будем на месте. Я не знаю, что нас там ждет, но надо быть готовым к худшему. Всем спать.
* * *
Родионов, Расанов и Дехтер смотрели на мигающий во тьме огонек, переводя взгляды с иллюминатора на обзорный монитор и обратно. Даже при максимальном увеличении объект, излучавший свет километрах в десяти слева по борту, был не различим, однако не оставалось сомнения, что свет исходит от фонаря или прожектора. Соразмерив последовательность включений-выключений света, Родионов уверенно сообщил:
– Азбука Морзе. Они просят помощи, это – сигнал «S.O.S»!
– Это уже Минск? – уточнил Расанов.
Родионов еще раз глянул на электронные карты и отрицательно покачал головой:
– Нет, даже не пригород.
– Значит, летим дальше, – потребовал Дехтер.
– Как дальше? Мы не можем пролететь мимо поселения людей. Я думаю, ты не сомневаешься: сам по себе фонарь не отбивал бы призывы о помощи морзянкой.
Родионов, прокрутив запись одной из камер наблюдения назад, уточнил:
– Фонарь включился именно при нашем приближении. Думаю, они среагировали на вертолет и сигнал адресован конкретно нам.
Дехтер, не меняя тембра голоса, настаивал:
– Мы не знаем, что это за люди, сколько их и какие у них цели. У нас есть задание: лететь в Минск и спуститься в метро этого города. А уж на обратном пути…
– На обратном пути мы можем уже не увидеть сигнала. Может быть, в Минске мы никого уже не застанем, а здесь – живое поселение. Если мы наладим контакт с этими, наше задание будет уже частично выполнено. И… это поселение – недалеко от Минска, а значит, здесь могла бы быть неплохая пересадочная станция для будущих полетов…
Дехтер внимательно посмотрел на Расанова. Он понял, что тот говорит о секретной части их задания, о возможной экспансии в Минск. Неужели и вправду планы этого штатского идут так далеко?
Дехтер вспомнил о Ментале, который так и сидел с закрытыми глазами:
– Ментал, включись! Есть там что?
– Слишком далеко, я ничего не чувствую, – безразлично ответил тот, даже не открыв глаз, чтобы посмотреть в иллюминаторы или на обзорные мониторы.
– Я прошу вас: решайте быстрее, – молил Родионов, направляя вертолет по большой дуге.
– Опускайся, – наконец скомандовал Дехтер.
* * *
Молох почувствовал, как что-то приближалось по воздуху. Летело быстро – живые организмы так не летают. Он заинтересовался.
Молох смутно помнил, как он появился на свет. Он даже не знал своего имени, как не знал и того, что так окрестили его создатели, нарекая в честь древнего божества, принимавшего человеческие жертвоприношения.
По заказу военных ученые десятилетиями создавали в секретных лабораториях программируемые нановирусы, которые можно было бы использовать как мощное оружие. «Молох-23» был одним из них. Каждая единица «Молоха-23» – это микроскопическая структура, сравнимая с размерами больших молекул, выполняющая функцию микроробота или катализатора. Попав в живую клетку, нановирус искал молекулу ДНК и перестраивал ее в определенном порядке – на этом его функция заканчивалась. А вот модифицированная клетка с измененным ДНК становилась новым автономным живым организмом, очень агрессивным, поглощающим и перестраивающим соседние клетки. По результатам опыта зараженное существо всегда умирало, причем умирало достаточно долго и мучительно. «Преимуществом» нового вируса было то, что его нельзя было убить антибиотиками. Кроме того, боевые единицы «Молоха-23» через несколько недель после высвобождения распадались из-за контакта с внешней средой; пораженные им организмы к этому времени тоже умирали, поэтому уже через один-два месяца «обработанная» территория не представляла опасности для завоевателей.
Но все это было лишь предположением в официальных отчетах ученых, которые не могли гарантировать результат, так как для окончания исследований лабораторные условия были недостаточны и требовались массированные испытания на натуре. На всякий случай дюжина боеголовок была начинена «Молохом-23». И случай вскоре представился – ракеты с этим вирусом, а также ракеты с десятками других разновидностей мутагенных вирусов, созданных в разных лабораториях многих стран, пошли в ход во время безумия, охватившего мир.
В генный код Молоха была заложена возможность перепрограммировать в определенном порядке ДНК организмов, в которых поселится вирус. Для того чтобы он стал развиваться, в программный код ввели доминанты размножения и самосохранения.
Своим заказчикам ученые устроили демонстрацию в одной из лабораторий. Мышку, находящуюся под толстым стеклянным колпаком, заразили вирусом. Сперва ничего не происходило, но потом мышка взбрыкнула и упала. Спустя некоторое время зверек превратился в студенистую массу, которая, подобно амебе, стала передвигаться под колпаком. Под колпак запустили еще десяток мышек, и студень отлавливал и цинично поглощал их, все увеличиваясь в размерах. Один из высокопоставленных военных подошел к колпаку, чтобы разглядеть все получше. В этот момент от массы отпочковался фрагмент и буквально выстрелил в сторону военного. Если бы не колпак, он мог бы достичь цели. Военный испуганно отшатнулся, а сгусток расплющился на внутренней поверхности колпака. В зале раздался одобрительный смех и аплодисменты. Военные остались довольны, и уже через полгода сотни боеголовок с вирусами пополнили арсеналы их армии. А еще через год ракеты с боеголовками стартовали…
Одна из боеголовок упала в белорусском городе Борисов. Мириады спор вырвались из нее наружу. Вне живого организма вирус не мог развиваться, и основная масса спор, не найдя носителя, погибла. Незначительное количество их все же достигло живых клеток, и уж совсем ничтожная часть успела перестроить нужным образом ДНК жертвы. Зараженные люди и животные погибли от «Молоха-23», превратившись в студенистую массу. Но рухнувший в одночасье мир этих смертей не заметил.
Дворняга жила на заводе, питаясь отбросами заводской столовой. Однажды стало очень светло, потом жарко, потом дунул сильный горячий ветер. С крыши и со стены, у которой лежала дворняга, начали падать обломки. Испугавшись, собака забилась в свое любимое место – в щель под фундаментом. Оттуда она наблюдала в течение нескольких часов, как рушились здания, кричали и бегали люди, многие падали замертво. Втягивая носом запах гари, дворняга поймала вирус, который стал быстро размножаться и поглощать ткани ее легких и других органов. Несмотря на сопротивление иммунной системы, вирус побеждал. Дворняга взвыла и выбежала из укрытия, понимая, что подыхает.
Но в этот раз что-то пошло не по программе, заложенной создателями. Возможно, из-за того, что захваченная вирусом клетка к этому времени была уже облучена, она стала развиваться по другому сценарию. Мутировавшая клетка стала поглощать все соседние, в том числе и своих собратьев, порабощенных не мутировавшим вирусом. Все они становились ее подобием и продолжением. Когда накопилось достаточное количество клеток, МОЛОХ ОСОЗНАЛ СЕБЯ. Правда, сам он себя никак не называл, потому что в этом не было нужды – ведь он был единственным в своем роде.
Поглощение чужих клеток доставляло Молоху удовольствие, и он принялся с удвоенной силой это делать. Наконец все тело собаки превратилось в студенистый комок. Молох встревожился: что дальше? Вдруг он почувствовал, что рядом лежит еще одно тело, намного больше тела собаки. Но Молох не мог до него добраться и понял, что ему надо сформировать органы движения. Поспешно, теряя массу и энергию, Молох трансформировал часть клеток в двигательные. Эти клетки смогли вытянутся в струйку и добраться до тела тяжело раненной, но еще живой девушки. Молох стал сливаться с телом и поглощать его. Девушка закричала. Молох почувствовал страх и боль живого организма, и это его приятно возбудило. Молох был горд собой – он сумел создать нужную пропорцию думающих и двигательных клеток, он становился более совершенным!
Молох пополз по заводской площади и стал пожирать мертвые и живые тела, наращивая массу. Вскоре он уже понимал, каково строение этих организмов и как они функционируют. Самым привлекательным и полезным в них оказался мозг. Молох поглощал его медленно, смакуя. Он научился просматривать и анализировать картинки, запечатленные в мозге человека, усваивал его знания, а также интересовался некоторыми эмоциями, пережитыми человеком по поводу каких-либо событий.
Некоторые картинки сложились в понимание того, что люди – это вид существ, населяющих планету, что их очень много, что они начали войну между собой и сейчас испытывают сильный страх. Упоминания о себе он в сознании людей не нашел, значит, большинство людей о нем ничего и не знают.
Пользуясь все тем же источником, Молох получил информацию о природе радиоволн, а также тепловых и рентгеновских лучей. Он стал создавать в себе клетки, способные реагировать на все эти раздражители. Он научился чувствовать живые организмы и даже их эмоции на расстоянии. Молох становился все более совершенным. Постепенно он пришел к убеждению, что является самым совершенным и сильным организмом на Земле.
Однажды в поисках пищи он почувствовал, что в подвале одного из зданий скопилось очень много людей, которые чего-то ждут и боятся. Молох полуторатонной массой двинулся туда через руины. Люди были закупорены со всех сторон в убежище, свободной оставалась лишь вентиляционная шахта, в которой был установлен фильтр. Молох сформировал железы на концах своих щупалец и, пролив на фильтр кислоту, растворил его. После этого тонкое чувствительное щупальце опустилось в убежище. Молох не спешил, он изучал людей. Их речь он не воспринимал, но чувствовал их эмоции, их смятение и какую-то надежду на обычный фонарь, который они вынесли на верхний из оставшихся этажей разрушенного здания, в подвале которого прятались. Фонарь был соединен с автономным генератором и круглосуточно моргал. Наспех собранное местным конструктором реле задавало определенную последовательность и длительность включений – сигнал S.O.S по азбуке Морзе. В кромешной тьме постъядерного мира этот сигнал был виден издалека. Но вместо спасителей он привлекал новых бедолаг, которые искали укрытие. Сначала их принимали, но потом «коренные» жители убежища стали прогонять «пришлых». Молох быстро решал участь изгнанных, догоняя их за ближайшими руинами.
Однажды кто-то решил заменить воздушный фильтр и, к ужасу, обнаружил, что он разрушен, а по вентиляционной шахте спускается какая-то резиноподобная масса. Щупальце наивно решили обрубить пожарным топором, но Молох схватил ближайшего мужчину за руку этим щупальцем и стал потихоньку рассасывать ладонь, постепенно вползая через шахту в убежище. Вопль человека и его страх были очень приятны: мужчина пытался вырваться, но ему это не удавалось. Двое других мужчин подбежали и стали оттаскивать несчастного, тогда Молох, быстро сформировав еще два щупальца, схватил и их.
И после каждой войны, после каждой беды тихие, трудолюбивые белорусы, не впадая в отчаяние, снова и снова восстанавливали свою родину. Не имевшим выхода к морю, практически никаких ресурсов, жившим на беднейших в Европе почвах, белорусам все-таки удавалось не только «выжить, но и зажить».
Трудно сейчас сказать, каким сатанинским планом маленькая Беларусь была втянута в Мировую войну. Ясно лишь, что сама по себе она никого не интересовала – только как территория, по которой можно пройти: на восток – к огромным ресурсам России, на запад – к могучей экономике Европы, или на Север – к Балтийскому морю. Правда, потом, после обмена ядерными ударами, оказалось, что идти было уже некому, да и некуда.
Президент страны Валерий Иванюк предчувствовал неизбежность войны. Он понимал, что Беларусь в очередной раз может стать разменной картой в великодержавной игре. А еще он знал положение дел в своей армии и даже не рассчитывал, что войска могут сдержать надвигающуюся угрозу или защитить мирное население.
Было принято решение в срочном порядке переоборудовать под бомбоубежища все имеющиеся подземные сооружения. В отличие от Москвы, в Минске под потенциальные убежища перестраивались не только станции метро, но и предстанционные тамбуры, подземные переходы, подземные магазины, цеха и склады, подвалы многоквартирных домов, цокольные этажи промышленных и административных зданий; даже коллекторы и канализационные системы. Под землей были созданы дополнительные бункеры и ходы, замыкающие все эти сооружения в единый комплекс. Запасались продукты, медикаменты, генераторы. В пожарном режиме заканчивалось строительство в центре Минска геотермальной электростанции, преобразовывавшей энергию внутренних слоев земли в электрическую. Чтобы успеть подготовиться к войне, Иванюк перекраивал своими секретными декретами и указами утвержденный Парламентом бюджет государства.
Все работы осуществляла организация с маловыразительной аббревиатурой «МУОС» – «Минское управление оборонных сооружений». Тогда никто не мог и предположить, что полное военно-канцелярское название вскоре будет позабыто, а слово из четырёх букв для тысяч оставшихся в живых станет не требующим расшифровки названием их последнего пристанища, целой вселенной с самоназванием Муос.
Но война началась, как всегда, неожиданно. Никто не думал, что это произойдет так скоро. Ракеты и самолеты с бомбами, как горсти конфетти на Новый год, со всех сторон полетели на Беларусь. Белорусские ПВО и авиация не могли этому противостоять и даже не могли защитить всю страну. Поэтому единственной целью являлась защита Минска. Вся военная авиация была поднята в воздух по команде «Икс-Ноль». Летчики знали, что эта команда означает их последний полет: даже если они выполнят боевую задачу, возвращаться им будет уже некуда. Так и случилось – все они погибли в течение первых часов войны.
Не легче пришлось белорусской ПВО, силы которой сконцентрировались в кольце вокруг столицы. Современная вражеская авиация и космические силы отслеживали ракетные установки и наносили по ним упреждающие удары. Уже к исходу первого дня войны централизованное управление ракетными войсками было уничтожено. И все же каким-то чудом отдельные части и батареи продолжали сражаться.
Авиация и ПВО смягчили удар, но то, что упало в окрестностях белорусской столицы, имело катастрофические последствия. Вблизи Минска взорвалось несколько ядерных боеголовок. Адские грибы, выросшие возле города, испепелили своим излучением все, что могло гореть и плавиться. Взрывные волны, нахлестываясь одна на одну, нещадно утюжили столицу.
Вся Беларусь была иссечена кратерами ядерных взрывов. Оставшиеся без защиты областные центры, крупные города и поселки с воинскими частями превратились в один сплошной кусок угля. В этих условиях рукотворные демоны – начинка биологического и бактериологического оружия, созданного на основе нанотехнологий, – стали быстро эволюционировать. Весь мир превратился в полигон для одного колоссального неконтролируемого биологического эксперимента.
* * *
Их окрестили Отрядом Особого Назначения. Сокращенно – ООН. Историки Метро говаривали: до Удара существовала международная организация, которая имела такую же аббревиатуру. И вроде бы эта организация пыталась предотвратить войну… Или делала вид… Расанов предложил английскую версию ее названия – «UN», и с его легкой руки миссионеров, отправляющихся в самую опасную в истории Московского метро экспедицию, стали называть уновцами.
В последний день подготовки в учебном лагере появилось двое военных. Уновцев построили и объяснили, что сейчас их отведут в «пункт икс», из которого они будут стартовать. Но поскольку это место строго засекречено, то передвигаться им придется с завязанными глазами. Разговоры категорически запрещены. Любая попытка развязать глаза, прикоснуться к своему оружию, отделиться от группы и прочее могут быть расценены как угроза безопасности Полиса со всеми вытекающими последствиями.
Идти было неудобно. Игорек, вернее, теперь Радист, спотыкался, хлюпал ногами по воде, вместе со всеми поворачивал налево и направо, подымался и спускался, снова поворачивал, карабкался по каким-то расшатанным лестницам. Порой казалось, что они ходят по кругу. Может быть, так оно и было. Несколько раз кто-то из сопровождающих открывал и закрывал замки, засовы, люки. Это продолжалось больше часа.
Наконец уновцы вошли в необычно теплое помещение, и им разрешили снять повязки. Радист ахнул. Они находились внутри ангара размером с четверть средней станции метро. В одну сторону пол ангара подымался, как будто туда уходил какой-то мост. В центре стояла гигантская, по его понятиям, машина. Она напоминала толстую серебристую лепешку в форме овала с обрубленной задней частью. Длиной метров пятнадцать, шириной – около пяти. Нос обтекаемой формы. Спереди и сзади по два нароста, заканчивающихся мощными четырехлопастными пропеллерами. «Похоже на вертолет», – подумал Игорь, вспоминая картинку в энциклопедии. Вертолет стоял на четырех шасси. Сбоку зиял люк, из которого спускался пожилой мужчина в кожаной куртке. Один из военных поздоровался с незнакомцем и представил его:
– Летчик Алексей Родионов. Имел боевой опыт в Чечне. Можете ему доверять.
Летчик поздоровался со всеми за руку. Внешность у него была совсем не героическая: щуплый мужичок с редкими седыми волосами, зачесанными назад, и такой же седой бородкой, которая делала его старше своих лет. Летчик вроде бы и не улыбался, но имел такое счастливое выражение лица, говорил и двигался так бодро, что казалось, будто он только что сорвал главный куш в какой-то игре. Он сразу решил ввести всех в курс дела.
– Это одна из последних предвоенных моделей. Была строго засекречена. Изготовлено всего несколько экземпляров, незадолго до Удара. За свой характерный внешний вид вертолет был прозван «камбалой» – водилась такая рыба на глубине… хотя это неважно. Снабжен ядерным двигателем. Реактор рассчитан на двадцать лет бесперебойной работы. Время полета ограничено только износом основных частей. Скорость небольшая – двести пятьдесят километров в час, но зато вертолет очень устойчив к погодным условиям, прост в управлении, имеет повышенную степень надежности. На борту больше трех тонн разного вооружения: ракеты, две самонаводящиеся пушки с боеприпасами. Все управляется компьютером, при необходимости – вручную. Этот экземпляр разработан для правительственных нужд. Все в отличном состоянии благодаря герметичности этого ангара. Внутри комфортно: система кондиционирования, полная изоляция салона от радиации. Управление относительно простое. Я на таких не летал, но, думаю, справлюсь. Я тут уже две недели.
Военный строго глянул на него:
– Ну что ж, хватит лирики. Давайте погружаться, через два часа закат. Вам пора.
«Камбала» плавно тронулась и покатилась по дуге вверх. Ангар был спрятан на глубине приблизительно пятнадцати метров. Гермоворота автоматически открылись при приближении вертолета. Машина оказалась снаружи, на бетонной площадке какого-то предприятия. Родионов склонился над клавишами, вертолет загудел, вздрогнул и стал плавно взлетать. Они подымались над МОСКВОЙ.
Радист на минуту забыл обо всех своих несчастьях. Никогда не испытанное чувство полета и невиданная панорама колоссального города поразили его. Все прильнули к смотровым щелям. Город был неоднороден. Кое-где виднелись язвы кратеров от ядерных взрывов, а вокруг них – огромные безобразные «пятна» разрушений. Хотя в большей части городские строения сохранились. Зелень захватывала пространство: взламывала асфальт, скрывала руины, пробивалась на крышах многоэтажек. Пройдет лет пятьдесят, и на месте города будет сплошной лес.
Масштабы бывшей столицы просто ошеломляли. Невозможно представить, что в каждой такой коробочке-доме жили сотни людей. Они пролетели над кольцом МКАДа и устремились на запад, догонять закат. Внизу расстилались безбрежные равнины лесов. Игорек, мир которого до сих пор был ограничен несколькими станциями и туннелями, с трудом воспринимал новое измерение и пытался представить планету в целом. Получалось плохо.
Под ними проплывал враждебный лес, давно уже принадлежащий другим существам. Вряд ли человек сможет когда-нибудь покорить его снова. Радист посмотрел вперед – на багровое небо, залитое закатным пожаром. Они летели прямо в этот пылающий ад. Кроваво-красное сияние ощущалось как кошмарный предвестник того, что их ждет впереди.
Игорь с трудом отвел взгляд от этого зрелища и посмотрел на своих спутников. О чем думают эти люди? Вот Расанов, вечный оптимист, верящий в законы и возможность все решить мирным путем. Он явно надеется наладить международные контакты и вернуться в Москву героем. Втайне он боится провала своих планов, но старается держаться уверенно.
Вот погруженный в себя Ментал. Его несуразно большая грушевидная голова качается в такт вибрации вертолета. На уродливом лице нет страха, а только предельная концентрация на чем-то, ему одному доступном, и осознание неминуемых испытаний…
Дехтер… Маска, как всегда, скрывает его лицо, но и так понятно, о чем думает командир. Он солдат, а солдат должен быть всегда готов к бою. Хотя Дехтер тоже боится – боится за своих людей, которых он должен вернуть домой живыми. Радист не был зол на командира, несмотря на то что тот его чуть не убил. Он был зол только на свою никчемность, на свой страх, на боязнь подвести весь отряд. Комиссар – вот кого понять невозможно. Вытянутое, неподвижное, как будто вырезанное из дерева лицо с длинными бороздами-морщинами на щеках, неподвижные бесцветные глаза, длинный плащ и руки, которые он, кажется, никогда не доставал из его глубоких карманов, делали коммуниста похожим на истукана с древнего капища. Что движет этим человеком: коммунистический морок, личная выгода, преданность вождям или жажда приключений? Нет, не понять.
А вот Бульбаш летит домой. Полноватый, розовощекий, он похож не на спецназовца, а на добродушного фермера. Наверное, Бульбаш тоже боится…
Все боятся этой небывалой вылазки. Но каждый согласился в ней участвовать добровольно…
«А чего мне бояться? – думал Радист. – Мне-то вроде бы и терять нечего, а нет же, жалкая душонка все равно боится… Хочет домой… В сытую теплую безопасность…»
Мысли Кудрявцева и других уновцев прервал Дехтер. Тоном, не допускающим возражений, он произнес:
– Так. Через несколько часов будем на месте. Я не знаю, что нас там ждет, но надо быть готовым к худшему. Всем спать.
* * *
Родионов, Расанов и Дехтер смотрели на мигающий во тьме огонек, переводя взгляды с иллюминатора на обзорный монитор и обратно. Даже при максимальном увеличении объект, излучавший свет километрах в десяти слева по борту, был не различим, однако не оставалось сомнения, что свет исходит от фонаря или прожектора. Соразмерив последовательность включений-выключений света, Родионов уверенно сообщил:
– Азбука Морзе. Они просят помощи, это – сигнал «S.O.S»!
– Это уже Минск? – уточнил Расанов.
Родионов еще раз глянул на электронные карты и отрицательно покачал головой:
– Нет, даже не пригород.
– Значит, летим дальше, – потребовал Дехтер.
– Как дальше? Мы не можем пролететь мимо поселения людей. Я думаю, ты не сомневаешься: сам по себе фонарь не отбивал бы призывы о помощи морзянкой.
Родионов, прокрутив запись одной из камер наблюдения назад, уточнил:
– Фонарь включился именно при нашем приближении. Думаю, они среагировали на вертолет и сигнал адресован конкретно нам.
Дехтер, не меняя тембра голоса, настаивал:
– Мы не знаем, что это за люди, сколько их и какие у них цели. У нас есть задание: лететь в Минск и спуститься в метро этого города. А уж на обратном пути…
– На обратном пути мы можем уже не увидеть сигнала. Может быть, в Минске мы никого уже не застанем, а здесь – живое поселение. Если мы наладим контакт с этими, наше задание будет уже частично выполнено. И… это поселение – недалеко от Минска, а значит, здесь могла бы быть неплохая пересадочная станция для будущих полетов…
Дехтер внимательно посмотрел на Расанова. Он понял, что тот говорит о секретной части их задания, о возможной экспансии в Минск. Неужели и вправду планы этого штатского идут так далеко?
Дехтер вспомнил о Ментале, который так и сидел с закрытыми глазами:
– Ментал, включись! Есть там что?
– Слишком далеко, я ничего не чувствую, – безразлично ответил тот, даже не открыв глаз, чтобы посмотреть в иллюминаторы или на обзорные мониторы.
– Я прошу вас: решайте быстрее, – молил Родионов, направляя вертолет по большой дуге.
– Опускайся, – наконец скомандовал Дехтер.
* * *
Молох почувствовал, как что-то приближалось по воздуху. Летело быстро – живые организмы так не летают. Он заинтересовался.
Молох смутно помнил, как он появился на свет. Он даже не знал своего имени, как не знал и того, что так окрестили его создатели, нарекая в честь древнего божества, принимавшего человеческие жертвоприношения.
По заказу военных ученые десятилетиями создавали в секретных лабораториях программируемые нановирусы, которые можно было бы использовать как мощное оружие. «Молох-23» был одним из них. Каждая единица «Молоха-23» – это микроскопическая структура, сравнимая с размерами больших молекул, выполняющая функцию микроробота или катализатора. Попав в живую клетку, нановирус искал молекулу ДНК и перестраивал ее в определенном порядке – на этом его функция заканчивалась. А вот модифицированная клетка с измененным ДНК становилась новым автономным живым организмом, очень агрессивным, поглощающим и перестраивающим соседние клетки. По результатам опыта зараженное существо всегда умирало, причем умирало достаточно долго и мучительно. «Преимуществом» нового вируса было то, что его нельзя было убить антибиотиками. Кроме того, боевые единицы «Молоха-23» через несколько недель после высвобождения распадались из-за контакта с внешней средой; пораженные им организмы к этому времени тоже умирали, поэтому уже через один-два месяца «обработанная» территория не представляла опасности для завоевателей.
Но все это было лишь предположением в официальных отчетах ученых, которые не могли гарантировать результат, так как для окончания исследований лабораторные условия были недостаточны и требовались массированные испытания на натуре. На всякий случай дюжина боеголовок была начинена «Молохом-23». И случай вскоре представился – ракеты с этим вирусом, а также ракеты с десятками других разновидностей мутагенных вирусов, созданных в разных лабораториях многих стран, пошли в ход во время безумия, охватившего мир.
В генный код Молоха была заложена возможность перепрограммировать в определенном порядке ДНК организмов, в которых поселится вирус. Для того чтобы он стал развиваться, в программный код ввели доминанты размножения и самосохранения.
Своим заказчикам ученые устроили демонстрацию в одной из лабораторий. Мышку, находящуюся под толстым стеклянным колпаком, заразили вирусом. Сперва ничего не происходило, но потом мышка взбрыкнула и упала. Спустя некоторое время зверек превратился в студенистую массу, которая, подобно амебе, стала передвигаться под колпаком. Под колпак запустили еще десяток мышек, и студень отлавливал и цинично поглощал их, все увеличиваясь в размерах. Один из высокопоставленных военных подошел к колпаку, чтобы разглядеть все получше. В этот момент от массы отпочковался фрагмент и буквально выстрелил в сторону военного. Если бы не колпак, он мог бы достичь цели. Военный испуганно отшатнулся, а сгусток расплющился на внутренней поверхности колпака. В зале раздался одобрительный смех и аплодисменты. Военные остались довольны, и уже через полгода сотни боеголовок с вирусами пополнили арсеналы их армии. А еще через год ракеты с боеголовками стартовали…
Одна из боеголовок упала в белорусском городе Борисов. Мириады спор вырвались из нее наружу. Вне живого организма вирус не мог развиваться, и основная масса спор, не найдя носителя, погибла. Незначительное количество их все же достигло живых клеток, и уж совсем ничтожная часть успела перестроить нужным образом ДНК жертвы. Зараженные люди и животные погибли от «Молоха-23», превратившись в студенистую массу. Но рухнувший в одночасье мир этих смертей не заметил.
Дворняга жила на заводе, питаясь отбросами заводской столовой. Однажды стало очень светло, потом жарко, потом дунул сильный горячий ветер. С крыши и со стены, у которой лежала дворняга, начали падать обломки. Испугавшись, собака забилась в свое любимое место – в щель под фундаментом. Оттуда она наблюдала в течение нескольких часов, как рушились здания, кричали и бегали люди, многие падали замертво. Втягивая носом запах гари, дворняга поймала вирус, который стал быстро размножаться и поглощать ткани ее легких и других органов. Несмотря на сопротивление иммунной системы, вирус побеждал. Дворняга взвыла и выбежала из укрытия, понимая, что подыхает.
Но в этот раз что-то пошло не по программе, заложенной создателями. Возможно, из-за того, что захваченная вирусом клетка к этому времени была уже облучена, она стала развиваться по другому сценарию. Мутировавшая клетка стала поглощать все соседние, в том числе и своих собратьев, порабощенных не мутировавшим вирусом. Все они становились ее подобием и продолжением. Когда накопилось достаточное количество клеток, МОЛОХ ОСОЗНАЛ СЕБЯ. Правда, сам он себя никак не называл, потому что в этом не было нужды – ведь он был единственным в своем роде.
Поглощение чужих клеток доставляло Молоху удовольствие, и он принялся с удвоенной силой это делать. Наконец все тело собаки превратилось в студенистый комок. Молох встревожился: что дальше? Вдруг он почувствовал, что рядом лежит еще одно тело, намного больше тела собаки. Но Молох не мог до него добраться и понял, что ему надо сформировать органы движения. Поспешно, теряя массу и энергию, Молох трансформировал часть клеток в двигательные. Эти клетки смогли вытянутся в струйку и добраться до тела тяжело раненной, но еще живой девушки. Молох стал сливаться с телом и поглощать его. Девушка закричала. Молох почувствовал страх и боль живого организма, и это его приятно возбудило. Молох был горд собой – он сумел создать нужную пропорцию думающих и двигательных клеток, он становился более совершенным!
Молох пополз по заводской площади и стал пожирать мертвые и живые тела, наращивая массу. Вскоре он уже понимал, каково строение этих организмов и как они функционируют. Самым привлекательным и полезным в них оказался мозг. Молох поглощал его медленно, смакуя. Он научился просматривать и анализировать картинки, запечатленные в мозге человека, усваивал его знания, а также интересовался некоторыми эмоциями, пережитыми человеком по поводу каких-либо событий.
Некоторые картинки сложились в понимание того, что люди – это вид существ, населяющих планету, что их очень много, что они начали войну между собой и сейчас испытывают сильный страх. Упоминания о себе он в сознании людей не нашел, значит, большинство людей о нем ничего и не знают.
Пользуясь все тем же источником, Молох получил информацию о природе радиоволн, а также тепловых и рентгеновских лучей. Он стал создавать в себе клетки, способные реагировать на все эти раздражители. Он научился чувствовать живые организмы и даже их эмоции на расстоянии. Молох становился все более совершенным. Постепенно он пришел к убеждению, что является самым совершенным и сильным организмом на Земле.
Однажды в поисках пищи он почувствовал, что в подвале одного из зданий скопилось очень много людей, которые чего-то ждут и боятся. Молох полуторатонной массой двинулся туда через руины. Люди были закупорены со всех сторон в убежище, свободной оставалась лишь вентиляционная шахта, в которой был установлен фильтр. Молох сформировал железы на концах своих щупалец и, пролив на фильтр кислоту, растворил его. После этого тонкое чувствительное щупальце опустилось в убежище. Молох не спешил, он изучал людей. Их речь он не воспринимал, но чувствовал их эмоции, их смятение и какую-то надежду на обычный фонарь, который они вынесли на верхний из оставшихся этажей разрушенного здания, в подвале которого прятались. Фонарь был соединен с автономным генератором и круглосуточно моргал. Наспех собранное местным конструктором реле задавало определенную последовательность и длительность включений – сигнал S.O.S по азбуке Морзе. В кромешной тьме постъядерного мира этот сигнал был виден издалека. Но вместо спасителей он привлекал новых бедолаг, которые искали укрытие. Сначала их принимали, но потом «коренные» жители убежища стали прогонять «пришлых». Молох быстро решал участь изгнанных, догоняя их за ближайшими руинами.
Однажды кто-то решил заменить воздушный фильтр и, к ужасу, обнаружил, что он разрушен, а по вентиляционной шахте спускается какая-то резиноподобная масса. Щупальце наивно решили обрубить пожарным топором, но Молох схватил ближайшего мужчину за руку этим щупальцем и стал потихоньку рассасывать ладонь, постепенно вползая через шахту в убежище. Вопль человека и его страх были очень приятны: мужчина пытался вырваться, но ему это не удавалось. Двое других мужчин подбежали и стали оттаскивать несчастного, тогда Молох, быстро сформировав еще два щупальца, схватил и их.