Залыгин Сергей. Однофамильцы

сколько ему самому. И даже несколько больше - Бахметьев К. Н. еще не родился
от матери, но сердечко, пусть и крохотное, уже постукивало в нем. Интересно
бы узнать - когда оно стукнуло в первый раз? Когда оно стукнуло в первый раз
- это и есть истинный день и миг его рождения. С тех пор трудится оно без
выходных, без перерывов на обед и на сон...
Бывают исключительно трудолюбивые люди, они и едят, и отдыхают, и
любовью занимаются как бы только между делом, так вот, пришел к выводу
Бахметьев К. Н., эти люди не столько трудолюбивые, сколько сердечные.
И дальше, дальше размышления, настолько естественные, что, казалось, с
них-то и надо было начинать жизнь, а не кончать ими. Конечно, два желудочка
- это факт. Два предсердия - факт. Но вот проблема - а где же сердце как
таковое? Где сердцевина сердца, главная его точка? Ее нет. Вопреки всякой
логике - нет, и все тут. Ну а если нет сердцевинки в сердце, нечего
удивляться тому, что ее нет нигде и ни в чем на свете. Множество существует
повсюду размеров и форм, частей и частиц, множество функций, признаков и
явлений, и все это - неизвестно вокруг чего. Когда люди, размышлял Бахметьев
К. Н., когда люди в своем развитии дошли до черты и почувствовали, что им не
хватает главной точки собственного существования, они не захотели и не
смогли с этим мириться, а к их услугам, как это всегда бывает, явился
великий прорицатель, грек Клавдий Птоломей явился и страждущих успокоил: не
волнуйтесь, не переживайте, любезные мои, все в порядке, есть главная точка
в мире - это Земля! Все остальное вокруг нее вертится - все звезды и
Солнышко тоже. А так как мы с вами самые главные существа на Земле, значит,
и весь мир вертится вокруг нас с вами.
Древние граждане, надо думать, надолго успокоились. Особенную же
радость, само собой разумеется, почувствовали императоры и стали интенсивно
воевать друг с другом - каждый захотел приобрести побольше главного - земной
территории вместе с народонаселением.
Прекрасно!
Единственно, что надо иметь в виду: все прекрасное выдумано людьми
собственного удовольствия ради, а все истинное, оно попросту истинно и ни в
прекрасностях, ни в безобразиях ничуть не нуждается.
Но время шло, и сомнения снова стали одолевать передовое человечество,
передовое, в свою очередь, посеяло серьезные подозрения в умах несерьезных и
ординарных, а тогда является в мир полячок Коперник Коля и разъясняет
мироздание: Солнце не вертится вокруг Земли, наоборот - Земля изо всех своих
сил крутится вокруг Солнца (как собачонка вокруг своего хозяина). И не
только Земля, но и планеты тоже. Выкусили! Насчет своего главенства -
выкусило человечество, и ничего. Не зафиксировано, чтобы кто-то в знак
протеста повесился. К тому времени гордости в народонаселении было уже
поменьше, мифы уже сходили на нет.
Дальше - больше. Больше знаний - значит, больше незнаний, и настает
время - все знают, кажется, все уверены в том, что Солнце, вся Солнечная
система должна вокруг чего-нибудь вертеться-крутиться, но вокруг чего -
толком не знает никто. Бахметьев К. Н. тоже не знает, но ничуть этим не
огорчен, тем более что его сердце ни в чем его не упрекает - ни в
безграмотности, ни в отсталости от века. Одним словом - ни в чем. Если и
вся-то наука, теорией анабиоза и всяческими другими теориями вооруженная,
этого не знает - кишка тонка! - он-то, Бахметьев-то К. Н., при чем? У него
за плечами и всего-то было два с половиной года самообразования в районной
(изредка - в городской) библиотеке.
К тому же очень хорошо, просто прекрасно, что размышления пришли к нему
только что - мудрое оказалось опоздание! Если бы они пришли раньше, назад
тому года четыре, он бы не выдержал, обязательно кому-нибудь проболтался, и
вышел бы один только смех. Это представить себе, как бы смеялась-издевалась
над ним Елизавета Вторая? А как бы - Костенька? А как бы вся, в полном
составе, дворовая команда доминошников? Но сейчас над ним не смеется никто,
даже он сам над собой. Все, кто мог, давно уже над ним отсмеялись, и вот он
размышляет в спокойствии: сердце-то? Два желудочка и два предсердия, они
ведь система, которая - главная, вокруг которой весь остальной Бахметьев К.
Н. сплотился. Сплотился со всеми его многочисленными жизнями - детской,
техникумовской, военной и лагерной, с семейной и одинокой, молодой и
старческой, - он, признаться, число этих жизней знал весьма приблизительно.
Другой причины, подобного их сплочения, кроме как его собственное
сердце, - не было. Можно лишиться одной руки, одного легкого, части желудка,
но без одного сердечного желудочка, без одного предсердия жизни нет. Можно
лишиться части мозгов и прожить в качестве орангутанга или шимпанзе, ну и
что? Все равно жизнь, и еще неизвестно, чьи качества лучше, главное же в
жизни - чтобы было сердце.
Ну а двухкомнатная? Плюс кухня 6,5 кв. м?
Вот и Елизавета Вторая. Как пришла в его двухкомнатную плюс кухня 6,5
кв. м, как только огляделась, сказала:
- Вы, Константин Николаевич, родились под счастливой звездой! Как пить
дать - под счастливой!
Подумать только, в то время Елизавета Вторая говорила с ним на "вы"?! А
он с ней - уже и не помнит как. Для него Елизавета Вторая всегда была
одинакова - что на "вы", что на "ты".
Бахметьев подумал и сказал:
- Все может быть! В наше время все может быть. Но вообще-то я
обыкновенный гражданин. Как все, так и я. Звезд не чувствую.
И опять он услышал в ответ:
- Ну не скажите! Все ж таки у вас сердце!
Звезда не звезда, а только нынче Бахметьев К. Н. занят соответствующей
мыслью: он реабилитирует Клавдия Птоломея, подтверждает высокую репутацию
Древней Греции и догадывается, что недаром выдающиеся астрономы прошлого -
тот же Коперник - одновременно были еще и медиками: есть, есть что-то общее
между системой мироздания и его, Бахметьева К. Н., организмом!
Умереть же по-хорошему - это значит - без воспоминаний. Не вспоминать
Бахметьев К. Н. давно уже умел - при том, что всегда знал, о чем именно он
не вспоминает.
О чистке партии - никогда, тем более о партии до блеска очищенной. О
харьковском котле - как в этом котле командовал ротой из семи человек, как
был ранен - никогда! (Кем он был, в тот раз раненный, спасен - он
действительно не знал.) О немецком плене, о собственном в том плену телесном
весе 29,5 кг - не вспоминал тем более. Зачем? Если и вспомнишь - все равно
не поверишь!
Несмотря ни на что мелькало одно и то же подземное воркутинское
воспоминание: рубая уголек, мечтаешь о земной атмосфере - дыхнуть бы! Как бы
не мечта, то и не выдержал бы смену - двенадцать часов. Ну а подняли тебя на
поверхность, а там и атмосферы нет, туман - 40 градусов, больше ничего, и
рот затыкаешь рукавицей и в колонне бегом-бегом в барак. За плечами у тебя
мешок с углем - бараки требуют отопления!
Свобода от воспоминаний (и от фантазий) - это мудро и справедливо.
Может быть, и благородно? Недаром старцы крестьянские загодя сколачивали
себе гроб, хранили его на чердаке либо в амбарушке с зерном. Они-то знали,
знали хорошо, почему и зачем это делают. Недаром люди говорят: народ, он -
умный! Бахметьев К. Н. смертей повидал, но все это были смерти навязанные,
бессмысленные и потому отвратительные, совсем не те, которых сама жизнь
требует, с которой птоломеевское сердце выражает согласие, и когда его
послушаешь, слышно: "По-ра! По-ра!"
Итак, самое доброе чувство испытывал Бахметьев К. Н., самое, казалось
ему, заключительное, когда он протягивал руку к тумбочке, нащупывал
пластинку валидола, с трудом, а все-таки выковыривал из нее две -
обязательно две! - капсулки и укладывал их под язык. Под языком они таяли,
просачивались в кровь и таким образом утешали сердце. Что и требовалось
доказать! И какие могли быть после того еще желания?
Конечно, Бахметев Павел Александрович в свое время плыл в Океанию на
корабле с паровым двигателем. Не на паруснике же, в самом деле, следовал он
из России в Океанию? По многим морям, по океанам? Бахметьев же К. Н. нынче,
пользуясь достижениями науки и техники, вовсе не плыл, а легко летел по
воздуху в кабине неизвестной конструкции летательного аппарата. Летел и
думал: "Вот повезло, вот повезло! Через час-другой буду на месте!" Одно было
у него затруднение: надо предупредить жителей Океании о том, что Бахметьев
К. Н. к ним следует! Хотя бы и без особых почестей, все-таки требовалось
его, приземлившегося, кому-то встретить. Без этого он заблудится, не на тот
остров приземлится. Он оглянулся на три стенки кабины вправо, влево, назад,
и слева оказался прибор, предназначенный для радиосвязи. "Опять повезло!" И
с сердечным трепетом он заговорил в этот аппарат:
- Миленькие вы мои папуасы! Я, Бахметьев Ка эН, спешу к вам, я уже всем
сердцем с вами, но океан большой, небо еще больше, и я не знаю, каким
следует считать тот океан, который подо мной, - он уже Тихий или все еще
Индийский? Я не знаю, в каком я нахожусь небе, - пролетел я международную
границу перемены календарной даты или все еще не пролетел? Не знаю - в
атмосфере я лечу или в космосе? Но все равно: я русский человек и лечу к
вам, мне больше не к кому лететь. Ведь у вас с Россией давно сложились
хорошие и даже прекрасные исторические отношения! Вспомните Николая
Николаевича Миклуху-Маклая - он лечил вас от разных недугов. Вспомните,
дорогие мои, адмирала Михаила Петровича Лазарева! Михаил Петрович открыл
ваши собственные острова в группе Туамиту, а также цепь Радак в Маршалловых
островах. Заодно он открыл и материк Антарктиду, и теперь вы вполне можете
считать, что вы тоже открывали тот огромный и ледовый материк, толщина льда
- два километра. Это вам не баран чихнул, это вам, приэкваторным жителям,
трудно представить. И мне тоже! Теперь подумайте: если бы Николай Николаевич
не вылечил иных ваших бабушек-дедушек, можно с уверенностью сказать, что
многих из вас сегодня не было бы на свете, а если бы Михаил Петрович не
открыл и не нанес бы вас на географическую карту - вы бы и до сих пор могли
оставаться неоткрытыми! Но едва ли не самый главный герой, о ком я должен
вас информировать, - это Павел Александрович Бахметев. Обратите внимание: мы
однофамильцы, только я - Бахметьев Константин Николаевич с мягким знаком, а
он, Павел Александрович, - без мягкого. Но я давно уже простил ему этот
недостаток и искренне его полюбил. У кого из нас от природы нет недостатков?
Вспомните, как Павел Александрович устраивал на одном из ваших островов
коммунистическую коммуну. И это еще не все: он был прототипом нашего
Рахметова из романа Николая Гавриловича Чернышевского под названием "Что
делать?". Обратите внимание - это вечный вопрос, с этим же вопросом лечу к
вам и я, в надежде, что с кем, с кем, а с вами-то мне удастся его решить!
Хотя бы - частично! По прибытии я еще и еще расскажу вам о Павле
Александровиче, я уверен, что это будет увлекательный рассказ, а может быть,
и увлекательная лекция (несмотря на то, что ни разу в жизни нигде и никогда
я не читал лекций). Однако мне крайне необходимо приземлиться на одном из
ваших коралловых островов, на том, где Павел Александрович устраивал
коммунизм. Как только я приземлюсь, как только прочитаю лекцию, мы тут же и
провернем какое-нибудь общественное мероприятие! Я на этом свете, слава
Богу, пожил, я понимаю в мероприятиях. К тому же, учтите, у меня имеются
очень перспективные знакомства. В частности, можно сказать, родственные
отношения с Бахметьевым П. И. (Порфирий Иванович), с автором анабиоза.
Великий человек, и при его содействии вполне возможно будет всему
народонаселению вашего кораллового и прекрасного острова погрузиться в
анабиоз. Скажем, лет на пятьдесят. Скажем, лет на сто. Ну а по истечении
срока снова восстановиться в текущей жизни и тем самым сохранить современную
папуасскую культуру для цивилизации, которая к тому времени крайне будет в
этом нуждаться! Я, как русский человек с собственным сердцем, не член "Памя-
ти", вообще не член какой-либо партии, зато поживший в разных отечественных
качествах, готов вам помочь! Не сомневайтесь: готов, готов! Сделайте же мне,
пожалуйста, какой-нибудь сигнал, чтобы я знал, куда приземлиться! Передо
мной в неизвестном океане множество неизвестных островов, один красивее
другого, но я все равно не знаю - где вы? На каком из островов меня ждут
больше всего? Сделайте мне сигнал!
И действительно: с одного из островов, очень красивого - почти
правильный круг, - стал подниматься голубой столб дыма, тоже строгой формы,
очень напоминающий Ростральную колонну...
- Вижу, вижу! Реагирую! Ориентируюсь! - громко закричал Бахметьев К. Н.
- Спасибо, спасибо, дорогие мои папуасы! Какие вы, в самом деле, вежливые!
Какие гостеприимные! Я - вижу ваш сигнал, я к вам приземляюсь. Я отчетливо
чувствую земное притяжение! Уже!