- Мечется атаман. И чего? - недоумевали есаулы.
Как-то в полдень к Болотникову привели молодого стрельца.
- На Усе словили, батько. На челне пробирался, никак, лазутчик.
- С утеса, сатану.
Служилый, длинный, угреватый, с большими оттопыренными ушами, бесстрашно глянул на Болотникова.
- Не лазутчик я, атаман, и пришел к тебе своей волей.
- Своей ли? - поднимая на стрельца тяжелые веки, коротко бросил Иван.
- Своей, атаман. Надумал к тебе переметнуться. Не хочу боле в стрельцах ходить.
Болотников усмехнулся.
- Аль не сладко в стрельцах?
- Не сладко, атаман. Воли нет.
- Воли?.. А пошто те воля? Волен токмо казак да боярин. Но казак близ смерти ходит, а в бояре ты породой не вышел. Зачем тебе воля?
- Уж лучше близ смерти ходить, чем спину гнуть. От головы да сотников житья нет. Я-то ране на ремесле был, с отцом в кузне кольчуги плел. Да вот, худая башка, в стрельцы подался. Чаял, добрей будет, а вышло наопак. А вспять нельзя, из стрельцов не отпущают. Вот и надумал в казаки сбежать... Но пришел я к тебе, атаман, с черной вестью.
- Рать выходит?
- Хуже, атаман... Измена на Дону.
- Измена? - порывисто поднялся Болотников. - Дело ли гутаришь, стрельче?
- Измена, - твердо повторил стрелец. - В Самару тайком прибыли казаки раздорского атамана. Поведали, что с Дону вышла разбоем бунташная голытьба.
- Раздорский атаман Васильев упредил воеводу?!
- Упредил. Почитай, недель семь назад.
- Собака! - хрипло и зло выдавил Болотников.
Есаулы огрудили атамана, взъярились:
- Христопродавец!
- Иуда!
Разгневанный Болотников заходил вдоль шатра. Богдан Васильев, донской атаман, выдал стрельцам голытьбу-повольницу! Ох как прав оказался Федька Берсень, гутаря о том, что разбогатевшие домовитые старшины точат ножи на воинственную и дерзкую вольницу.
- Имена казаков ведаешь?
- Прискакали трое: Пятунка Лаферьев, Игнашка Кафтанов и Юшка Андреев.
- Знаю таких казаков, - кивнул Мирон Нагиба. - Блюдолизы, вечно подле домовитых крутились.
- Как опознал, стрельче?
- А я тогда в Воеводской избе был, атаман. Караулил в сенцах, а дверь-то настежь. Жарынь! Воевода к тому ж во хмелю пребывал, все громко пытал да расспрашивал. Вот я и подслушал.
- Добро, стрельче, возьмем тебя в казаки. А теперь ступай, недосуг мне... Черна весть. Есаулы, скликайте круг!
На кругу Болотников ронял сурово:
- Подлая измена на Дону, други! Богдашка Васильев продал нас боярам. Надумал, собака, извести голутвенных. Голытьба ему - поперек горла. Мы токмо из Раздор, а уж холуи Васильева к воеводам помчались. Упредили. Бейте, стрельцы, повольницу! То хуже злого ордынца, то нож в спину вольного казачества!
И загудело, забесновалось тут казачье море. Гнев опалил лица, гнев выхватил из ножен казачьи сабли.
- Смерть Васильеву! - яро выплеснула из себя повольница.
- Смерть, други! Казним лютой смертью! - продолжал Болотников. Завтра же снимемся с Луки и пойдем на Дон. Худое будет наше товарищество, коль иуде язык не вырвем, коль подлую голову его шакалам не кинем. Дон ждет нас, туго там казакам. Голытьба ходит гола и боса, в куренях бессытица. У нас же добра теперь довольно. Хлеба не приесть, вина не припить, зипунов не износить. Так ужель с братьями своими не поделимся, ужель друг за друга не постоим? Зипуны и хлеб ждет все Понизовье. На Дон, атаманы-молодцы!
- На Дон, батька! - мощно грянула повольница.
Выступили на челнах, стругах и конно.
- Доплывем до Камышинки, а там Раздорский шлях рядом, - сказал Болотников.
- А коль стрельцов повстречаем?
- Прорвемся. У нас пищали да пушки. А с берега наступят - конница прикроет. Прорвемся, други!
По Усе растянулся длинный караван из челнов и стругов. Миновав устье, вышли на волжское приволье.
Иван плыл на головном струге. Высокий нос судна украшал черного мореного дуба резной змей-горыныч с широко раскрытой пастью. Здесь же, на кичке, стояли медные пушки, бочонки с зельем, лежали наготове тяжелые чугунные ядра, затравки, просаленные тряпицы и смоляные фитили.
Распущенные шелковые алые паруса туго надуты. Попутный ветер, весла гребцов и паруса ходко гнали струги в низовье Волги.
Атаманский ковровый шатер - на корме. Распахнув кафтан, Иван стоял подле букатника-кормчего и наблюдал за боевым караваном.
Быстро и весело летят челны и струги. А над Волгой - протяжная, раздольная песня:
Ай да как ехал удалой, удалой казак Илья Муромец,
Ай да как шумела, шумела травушка ковыльная,
Ай да как гнулись на ветру дубравушки зеленые,
Дубравушки зеленые, дубы столетние...
Подхватил и Болотников казачью песню, подхватили есаулы. И загремела, распахнулась Волга! И полетела удалая былинушка над голубыми водами, над золотыми плесами да над крутыми берегами, устремляясь к соколиным утесам.
Прощай, Жигули!
Прощай, богатырские кручи!
А левым берегом бежала конница. Мелькали копья, лохматые гривы ногайских коней, черные и серые бараньи шапки.
- Степью пахнет, батька, - завистливо поглядывая на вершников, блаженно крякнул Нечайка.
- А не сменить ли нам казаков? - ступил к атаману Васюта Шестак.
Болотникова и самого подмывало в степное приволье.
- Сменим... Гребцы, примай к берегу!
- Любо, батька! - возрадовались есаулы.
Струг ткнулся о берег; спустили якоря, кинули дощатые сходни.
- Тебе, Нагиба, оставаться на струге. Поведешь караван, - повелел Болотников.
Высыпали на берег, замахали шапками наездникам, державшимся в полуверсте. Каждый был одвуконь, имея в запасе проворную горбоносую басурманскую лошадь.
С атаманом и есаулами очутился и Первушка. Ему не терпелось взмахнуть на коня: только в степи и можно почувствовать себя настоящим казаком.
Сменили вершников и легким наметом поскакали вдоль крутояра. Первушка держался молодцом, сидел в седле крепко, глаза его сияли.
- Эге, да ты и впрямь удалец, - похвалил парня Болотников.
Первушка раскраснелся, огрел плеткой коня и полетел впереди станицы.
Есаулы рассмеялись:
- Ишь, как Гаруня наловчил сына.
- Славный детина.
- Вот и еще Дону казак!
А далеко влево простиралась степь. Серебрились длинные макушки ковыля, тонули в буйных зарослях чернобыла и табун-травы буераки, увалы и лощины, маячили в лиловой мгле холмы и курганы, высоко парили в ясном бирюзовом небе коршуны.
Болотников полной грудью вдыхал запахи трав, любовался степной ширью, и на душе его становилось все светлей и радостней. Степь оживила, влила новые силы. Он бодро и весело глянул на есаулов, молвил:
- Пригоже в степи, други.
- Пригоже, батько. Скоро будем в станице.
- Скоро, други!
Версты через три донеслись запахи гари. Затем увидели казаки черные дымы пожарищ.
- Деревенька горит. А ну поспешим, донцы! - пришпорил коня Болотников.
Догорали курные срубы. Из лопухов выполз древний немощный старец. Скорбно и тихо, тряся головой, молвил:
- Беда, православные. Татаре набежали... Стариков в огонь покидали, молодых в полон свели.
- Велика ли орда, старче? - переменившись в лице, спросил Болотников.
- Да, почитай, с сотню.
- Куда снялись ордынцы?
- В степь, сынок. Никак к холмам подались, - обессилено махнул рукой старец.
Иван обратился к станице:
- А не настичь ли поганых, други? Ужель татарве по степи гулять дозволим? Вызволим сестер и братьев из полона!
- Вызволим, батька!
- Гайда на ордынцев!
- Гайда, други!
Казаки ринулись в степь. Лихо летели кони! Развевались длинные гривы, сверкали сабли.
Приближалась гряда холмов. Болотников остановил повольницу.
- Разобьемся на два крыла. Ежели татары за холмами - возьмем в кольцо. Скачи, други!
И вновь, как на крыльях, полетели кони, и вновь заполыхали серебром острые сабли.
А татары и в самом деле оказались за холмами. Делили добычу. Заметив казаков, переполошились. Откуда взялись эти руситы?! Там, позади, выжженная деревня да река Итиль.
Появление урусов было настолько стремительным и неожиданным, что ордынцы едва успели вскочить на коней. Бросив полон и набитые добром чувалы, они помчались в глубь степи.
- Достанем, злыдня! - разгоряченный преследованием, воскликнул Болотников.
Около получаса продолжалась бешеная скачка. Татары почему-то вдруг свернули к лощине, а казаки уже висели на хвостах ордынских коней; еще миг - и полетят басурманские головы.
Иван, скакавший впереди, настиг кочевника и взмахнул мечом. Татарин свалился с коня, но Болотников вдруг в замешательстве осадил вздыбившегося Гнедка: в лощине затаилось многотысячное ордынское войско. То был тумен мурзы Давлета, набежавшего за добычей в волжское понизовье.
- Вспять, вспять, донцы! - гаркнул Иван.
Но было уже поздно: казаки врезались в самую гущу врагов. Сеча была короткой, но лютой. Донцы бились дерзко и отважно.
Неистовствовал Болотников, его богатырский меч вырубал улицы в татарском войске.
- Взять в полон! - изумленный силой могучего уруса, свирепо закричал мурза.
Свистнул крученый аркан, захлестнул горло.
К поверженному Болотникову кинулись ордынцы...
1970-1983 гг.
г. Ростов Великий
1 Бадяжник - шут, затейник, весельчак.
2 Хабар - барыш, взятка.
3 В конце XVI столетия, в связи с усилением феодального гнета и дальнейшим закрепощением крестьян, на Дон бежали тысячи крестьян. Желая как-то сохранить, трудовые ресурсы, царское правительство ужесточило борьбу не только с беглым людом, но и с самими казаками, укрывавшими у себя обездоленных крестьян, бобылей и холопов. Особенно обострились противоречия казаков с Москвой при правлении Б. Годунова ("Невольно было вам не токмо к Москве проехать, и в украинные городы к родимцом своим притти, и купити, и продать везде заказано. А сверх того во всех городах вас имали и в тюрьмы сажали, а иных многих казнили, вешали и в воду сажали"). Б. Годунов объявил блокаду вольному Дону. Были устроены заслоны на путях к Дикому Полю, высылались карательные экспедиции, которые захватывали казаков в плен и жестоко казнили.
4 Стрельцы делились на приказы (полки), и для каждого полка шились строго определенного цвета кафтаны. Так, один полк ходил в голубых кафтанах, другой - в красных, третий - в зелёных и т. д.
5 Крымский набег 1591 года.
6 В пятницу - в день распятия Христа - близость между супругами не позволялась.
7 Мурья - пространство между грузом и палубой.
8 Алтын - три копейки.
9 Зернь - запрещенная игра в кости.
10 Букатник - лоцман, рулевой.
11 Шишка - передовой бурлак в лямке.
12 Белые утесы - Жигулевские горы - известняковой породы. Известняк во многих местах обнажен и ярко белеет среди окружающей зелени.
13 Кичка - нос судна.
14 Гайда - вперед, на штурм; разбойный казачий клич.
Как-то в полдень к Болотникову привели молодого стрельца.
- На Усе словили, батько. На челне пробирался, никак, лазутчик.
- С утеса, сатану.
Служилый, длинный, угреватый, с большими оттопыренными ушами, бесстрашно глянул на Болотникова.
- Не лазутчик я, атаман, и пришел к тебе своей волей.
- Своей ли? - поднимая на стрельца тяжелые веки, коротко бросил Иван.
- Своей, атаман. Надумал к тебе переметнуться. Не хочу боле в стрельцах ходить.
Болотников усмехнулся.
- Аль не сладко в стрельцах?
- Не сладко, атаман. Воли нет.
- Воли?.. А пошто те воля? Волен токмо казак да боярин. Но казак близ смерти ходит, а в бояре ты породой не вышел. Зачем тебе воля?
- Уж лучше близ смерти ходить, чем спину гнуть. От головы да сотников житья нет. Я-то ране на ремесле был, с отцом в кузне кольчуги плел. Да вот, худая башка, в стрельцы подался. Чаял, добрей будет, а вышло наопак. А вспять нельзя, из стрельцов не отпущают. Вот и надумал в казаки сбежать... Но пришел я к тебе, атаман, с черной вестью.
- Рать выходит?
- Хуже, атаман... Измена на Дону.
- Измена? - порывисто поднялся Болотников. - Дело ли гутаришь, стрельче?
- Измена, - твердо повторил стрелец. - В Самару тайком прибыли казаки раздорского атамана. Поведали, что с Дону вышла разбоем бунташная голытьба.
- Раздорский атаман Васильев упредил воеводу?!
- Упредил. Почитай, недель семь назад.
- Собака! - хрипло и зло выдавил Болотников.
Есаулы огрудили атамана, взъярились:
- Христопродавец!
- Иуда!
Разгневанный Болотников заходил вдоль шатра. Богдан Васильев, донской атаман, выдал стрельцам голытьбу-повольницу! Ох как прав оказался Федька Берсень, гутаря о том, что разбогатевшие домовитые старшины точат ножи на воинственную и дерзкую вольницу.
- Имена казаков ведаешь?
- Прискакали трое: Пятунка Лаферьев, Игнашка Кафтанов и Юшка Андреев.
- Знаю таких казаков, - кивнул Мирон Нагиба. - Блюдолизы, вечно подле домовитых крутились.
- Как опознал, стрельче?
- А я тогда в Воеводской избе был, атаман. Караулил в сенцах, а дверь-то настежь. Жарынь! Воевода к тому ж во хмелю пребывал, все громко пытал да расспрашивал. Вот я и подслушал.
- Добро, стрельче, возьмем тебя в казаки. А теперь ступай, недосуг мне... Черна весть. Есаулы, скликайте круг!
На кругу Болотников ронял сурово:
- Подлая измена на Дону, други! Богдашка Васильев продал нас боярам. Надумал, собака, извести голутвенных. Голытьба ему - поперек горла. Мы токмо из Раздор, а уж холуи Васильева к воеводам помчались. Упредили. Бейте, стрельцы, повольницу! То хуже злого ордынца, то нож в спину вольного казачества!
И загудело, забесновалось тут казачье море. Гнев опалил лица, гнев выхватил из ножен казачьи сабли.
- Смерть Васильеву! - яро выплеснула из себя повольница.
- Смерть, други! Казним лютой смертью! - продолжал Болотников. Завтра же снимемся с Луки и пойдем на Дон. Худое будет наше товарищество, коль иуде язык не вырвем, коль подлую голову его шакалам не кинем. Дон ждет нас, туго там казакам. Голытьба ходит гола и боса, в куренях бессытица. У нас же добра теперь довольно. Хлеба не приесть, вина не припить, зипунов не износить. Так ужель с братьями своими не поделимся, ужель друг за друга не постоим? Зипуны и хлеб ждет все Понизовье. На Дон, атаманы-молодцы!
- На Дон, батька! - мощно грянула повольница.
Выступили на челнах, стругах и конно.
- Доплывем до Камышинки, а там Раздорский шлях рядом, - сказал Болотников.
- А коль стрельцов повстречаем?
- Прорвемся. У нас пищали да пушки. А с берега наступят - конница прикроет. Прорвемся, други!
По Усе растянулся длинный караван из челнов и стругов. Миновав устье, вышли на волжское приволье.
Иван плыл на головном струге. Высокий нос судна украшал черного мореного дуба резной змей-горыныч с широко раскрытой пастью. Здесь же, на кичке, стояли медные пушки, бочонки с зельем, лежали наготове тяжелые чугунные ядра, затравки, просаленные тряпицы и смоляные фитили.
Распущенные шелковые алые паруса туго надуты. Попутный ветер, весла гребцов и паруса ходко гнали струги в низовье Волги.
Атаманский ковровый шатер - на корме. Распахнув кафтан, Иван стоял подле букатника-кормчего и наблюдал за боевым караваном.
Быстро и весело летят челны и струги. А над Волгой - протяжная, раздольная песня:
Ай да как ехал удалой, удалой казак Илья Муромец,
Ай да как шумела, шумела травушка ковыльная,
Ай да как гнулись на ветру дубравушки зеленые,
Дубравушки зеленые, дубы столетние...
Подхватил и Болотников казачью песню, подхватили есаулы. И загремела, распахнулась Волга! И полетела удалая былинушка над голубыми водами, над золотыми плесами да над крутыми берегами, устремляясь к соколиным утесам.
Прощай, Жигули!
Прощай, богатырские кручи!
А левым берегом бежала конница. Мелькали копья, лохматые гривы ногайских коней, черные и серые бараньи шапки.
- Степью пахнет, батька, - завистливо поглядывая на вершников, блаженно крякнул Нечайка.
- А не сменить ли нам казаков? - ступил к атаману Васюта Шестак.
Болотникова и самого подмывало в степное приволье.
- Сменим... Гребцы, примай к берегу!
- Любо, батька! - возрадовались есаулы.
Струг ткнулся о берег; спустили якоря, кинули дощатые сходни.
- Тебе, Нагиба, оставаться на струге. Поведешь караван, - повелел Болотников.
Высыпали на берег, замахали шапками наездникам, державшимся в полуверсте. Каждый был одвуконь, имея в запасе проворную горбоносую басурманскую лошадь.
С атаманом и есаулами очутился и Первушка. Ему не терпелось взмахнуть на коня: только в степи и можно почувствовать себя настоящим казаком.
Сменили вершников и легким наметом поскакали вдоль крутояра. Первушка держался молодцом, сидел в седле крепко, глаза его сияли.
- Эге, да ты и впрямь удалец, - похвалил парня Болотников.
Первушка раскраснелся, огрел плеткой коня и полетел впереди станицы.
Есаулы рассмеялись:
- Ишь, как Гаруня наловчил сына.
- Славный детина.
- Вот и еще Дону казак!
А далеко влево простиралась степь. Серебрились длинные макушки ковыля, тонули в буйных зарослях чернобыла и табун-травы буераки, увалы и лощины, маячили в лиловой мгле холмы и курганы, высоко парили в ясном бирюзовом небе коршуны.
Болотников полной грудью вдыхал запахи трав, любовался степной ширью, и на душе его становилось все светлей и радостней. Степь оживила, влила новые силы. Он бодро и весело глянул на есаулов, молвил:
- Пригоже в степи, други.
- Пригоже, батько. Скоро будем в станице.
- Скоро, други!
Версты через три донеслись запахи гари. Затем увидели казаки черные дымы пожарищ.
- Деревенька горит. А ну поспешим, донцы! - пришпорил коня Болотников.
Догорали курные срубы. Из лопухов выполз древний немощный старец. Скорбно и тихо, тряся головой, молвил:
- Беда, православные. Татаре набежали... Стариков в огонь покидали, молодых в полон свели.
- Велика ли орда, старче? - переменившись в лице, спросил Болотников.
- Да, почитай, с сотню.
- Куда снялись ордынцы?
- В степь, сынок. Никак к холмам подались, - обессилено махнул рукой старец.
Иван обратился к станице:
- А не настичь ли поганых, други? Ужель татарве по степи гулять дозволим? Вызволим сестер и братьев из полона!
- Вызволим, батька!
- Гайда на ордынцев!
- Гайда, други!
Казаки ринулись в степь. Лихо летели кони! Развевались длинные гривы, сверкали сабли.
Приближалась гряда холмов. Болотников остановил повольницу.
- Разобьемся на два крыла. Ежели татары за холмами - возьмем в кольцо. Скачи, други!
И вновь, как на крыльях, полетели кони, и вновь заполыхали серебром острые сабли.
А татары и в самом деле оказались за холмами. Делили добычу. Заметив казаков, переполошились. Откуда взялись эти руситы?! Там, позади, выжженная деревня да река Итиль.
Появление урусов было настолько стремительным и неожиданным, что ордынцы едва успели вскочить на коней. Бросив полон и набитые добром чувалы, они помчались в глубь степи.
- Достанем, злыдня! - разгоряченный преследованием, воскликнул Болотников.
Около получаса продолжалась бешеная скачка. Татары почему-то вдруг свернули к лощине, а казаки уже висели на хвостах ордынских коней; еще миг - и полетят басурманские головы.
Иван, скакавший впереди, настиг кочевника и взмахнул мечом. Татарин свалился с коня, но Болотников вдруг в замешательстве осадил вздыбившегося Гнедка: в лощине затаилось многотысячное ордынское войско. То был тумен мурзы Давлета, набежавшего за добычей в волжское понизовье.
- Вспять, вспять, донцы! - гаркнул Иван.
Но было уже поздно: казаки врезались в самую гущу врагов. Сеча была короткой, но лютой. Донцы бились дерзко и отважно.
Неистовствовал Болотников, его богатырский меч вырубал улицы в татарском войске.
- Взять в полон! - изумленный силой могучего уруса, свирепо закричал мурза.
Свистнул крученый аркан, захлестнул горло.
К поверженному Болотникову кинулись ордынцы...
1970-1983 гг.
г. Ростов Великий
1 Бадяжник - шут, затейник, весельчак.
2 Хабар - барыш, взятка.
3 В конце XVI столетия, в связи с усилением феодального гнета и дальнейшим закрепощением крестьян, на Дон бежали тысячи крестьян. Желая как-то сохранить, трудовые ресурсы, царское правительство ужесточило борьбу не только с беглым людом, но и с самими казаками, укрывавшими у себя обездоленных крестьян, бобылей и холопов. Особенно обострились противоречия казаков с Москвой при правлении Б. Годунова ("Невольно было вам не токмо к Москве проехать, и в украинные городы к родимцом своим притти, и купити, и продать везде заказано. А сверх того во всех городах вас имали и в тюрьмы сажали, а иных многих казнили, вешали и в воду сажали"). Б. Годунов объявил блокаду вольному Дону. Были устроены заслоны на путях к Дикому Полю, высылались карательные экспедиции, которые захватывали казаков в плен и жестоко казнили.
4 Стрельцы делились на приказы (полки), и для каждого полка шились строго определенного цвета кафтаны. Так, один полк ходил в голубых кафтанах, другой - в красных, третий - в зелёных и т. д.
5 Крымский набег 1591 года.
6 В пятницу - в день распятия Христа - близость между супругами не позволялась.
7 Мурья - пространство между грузом и палубой.
8 Алтын - три копейки.
9 Зернь - запрещенная игра в кости.
10 Букатник - лоцман, рулевой.
11 Шишка - передовой бурлак в лямке.
12 Белые утесы - Жигулевские горы - известняковой породы. Известняк во многих местах обнажен и ярко белеет среди окружающей зелени.
13 Кичка - нос судна.
14 Гайда - вперед, на штурм; разбойный казачий клич.