Страница:
Ульянки видно не было. Конечно, она девица с пониманием, сообразила небось, что в таком тумане ее призрачная тушка быстро размокнет, и решила присоединиться ко мне позже. Дрыхнет, наверное, сейчас на облачке, а я тут шлепаю по грязи через туман, мокрая как головастик.
Пока я себя жалела, мы добрались до ельника. Тут Люк немножко порадовал меня, сказав, что дорога на Бекгейт откроется сразу за ним. Я даже затопала быстрее, предвкушая ровную дорожку, и скоро мы и в самом деле вышли на относительно открытую местность. Вдаль уходила широкая протоптанная дорога. На нее-то и указал Люк:
— Вот эта дорога прямиком приведет нас к Бекгейту… Может, сделаем остановку, мисстрис Уэрч? Вы, наверное, устали…
Сидя на небольшом холмике рядом с Люком и уминая припасы матушки Бруин, я сказала:
— Дальше я пойду одна, Люк. Теперь я не заблужусь, спасибо, что проводил…
— Да что вы, мисстрис, — поперхнулся Люк домашним хлебом, — туда же не менее полдня пути. Отец с меня шкуру спустит…
— Все они так говорят — для профилактики! А на самом деле он будет рад, что ты вернулся живым и невредимым, — отрезала я. — И не спорь со мной. Я уже все решила.
Он все-таки попытался спорить, предлагая себя в качестве охранника (ох, и везет мне на них последнее время!). Когда я исчерпала все доводы, то просто-напросто скрутила его одним приемом карате, который все прошлое лето отрабатывал на мне мой нервный братец. Тут Люк понял, что спорить со мной бесполезно, и жутко расстроился. Чтобы утешить его, я объяснила ему суть приема, и мы расстались почти друзьями…
Стоило Люку скрыться из виду, рядом со мной материализовалась Ульянка. Выглядела она чудесно — как сытая и выспавшаяся обложка мужского журнала. Мы дружно затопали рядом по дороге. Правда, Ульянке весело топать удавалось легче, к тому времени я месила грязь уже несколько часов подряд и мои ноги напоминали солдатские кирзачи после марш-броска по торфяным болотам.
Конечно, без приключений в пути не обошлось. Мужики, воображавшие себя опытными ловеласами, примечали Ульянкину грудь за километр и подползали к ней как голодные студенты к докторской колбасе. Но мы быстро придумали, как отбиваться от непрошеных прилипал. Когда на горизонте показывался мужик с выкаченными на макушку глазами и в улитой слюнями рубахе, Ульянка проворно хватала меня за руку и командовала:
— Сделай дебильное личико!
Мне и стараться-то особо не надо было. Некий налет дебильности присутствовал на моем личике вплоть до периода полового прозревания. Помнится, когда я была совсем маленькой и сучила ногами в ползунках, весело пуская слюни, все родные при виде меня деликатно интересовались у моей матери, не роняла ли она меня головой о бетонный пол, не было ли родовой травмы, ну, может, она КамАЗ пузом тормозила… Ой, я опять отвлеклась!
Так вот, я послушно корчила рожицу наподобие зайца с оскалом Гуин Плена из заставки “Спокушек!”, благо со ртом Ангелики можно было и самого Гуин Плена без грима показывать, и мы храбро топали навстречу потеющему мужику.
При виде меня количество слюней у мужика сразу убавлялось литра этак на два. Были и такие, что, завидев меня, сразу проходили мимо, сожалея об упущенной возможности приятно провести время. Но находились и истинные храбрецы, снимавшие шляпу и вступавшие с Ульянкой в разговор. Ульянка охотно соглашалась поговорить и плела мужику примерно следующее:
— Да, добрый сегодня денек, сударь… Солнышко, птички, все присутствует… Куда я иду? В деревню тут неподалеку… Да нет, сударь, это чучело — мой единокровный братец… Что? Говорите, непохож? Конечно, сейчас он в припадке (тут я начинала пускать слюни), а я нет, но когда мы с ним оба бьемся головой об пол, то жуть как похожи… Что ж вы побледнели, сударь? Мы не заразные, у нас вся деревня такая… Как, вы не знаете нашей деревни?! Это ж знаменитое место! Там еще баба мужика топором зарубила, расчленила и засолила в бочке… Правда, моей сестрой можно гордиться? Но она сейчас не практикует, чем-то шерифу не приглянулась, и он ее посадил. А солонину, гад, за милую душу жрал!… Что с вами, вам плохо? Да вы не бойтесь, я вас не зарублю… Топор шериф изъял из хозяйства, а без него у нас дело хуже идет. Братец мой, несмышленыш, еще на людей кидаться не научился. Целит в горло и вечно промазывает… Ой, по-моему, вы синеете! Эй, сударь, куда же вы?! Я думала, вы хотели познакомиться поближе…
После такого подробного рассказа о якобы нашем семействе все искатели приключений улепетывали от нас с такой скоростью, что наверняка поставили пару мировых рекордов.
Однажды, правда, мы нарвались на двух парней, которые явно не были расположены ставить мировые рекорды в беге по пересеченной местности. Но и тут нам удалось спастись. Дело в том, что Ульянке подошло время превращаться обратно в Улу… Так вот, когда парни, отпуская плоские шуточки по поводу Ульянкиной красоты, начали подбираться поближе к ней, в воздухе что-то бахнуло, засверкало, и прелестная полногрудая красавица превратилась в здоровенного рыжего мужика с грозно выкаченными глазами… и абсолютно голого. Правда, этого парни уже не видели. Они так резво рванули с места, что, наверное, побили рекорды по скорости всех своих предшественников.
Пока я тихо умирала от хохота, согнувшись пополам и держась за живот, Ула, ставший примерно одного цвета с перезрелой клубничкой, малиновым метеором исчез в ближайших кустах. Вышел он оттуда уже при полном параде — в штанишках и безрукавке. Я постепенно перестала икать, и мы продолжили наш путь.
Мощный запас еды, положенный матушкой Бруин, неуклонно таял, и я с тоской думала о том, как и где мне придется его пополнять. К тому же я отмахала столько километров, что мои ноги, казалось, вот-вот объявят сидячую забастовку. Правда, однажды мне повезло — какая-то добродушная тетка провезла меня пару миль на телеге. Но вот я почувствовала, что больше не смогу и шагу ступить, и с воплем свалилась в придорожные кусты.
Ула бело-голубым облачком летал вокруг и ныл:
— Полин, че, устала, да? Ну потерпи, еще чуть-чуть осталось… Ну давай сделаем привал, если хочешь!
Я демонстративно развязала мешок, выцарапала оттуда кусок хлеба с сыром и принялась мрачно его жевать, прикидывая, как бы лучше засветить Уле горбушкой в лоб. Но горбушку мне было жалко, да и Уле эта горбушка — что в лоб, что через лоб. Бесплотный он все-таки.
Пока я ела, Ула пристроился рядом, вытащил откуда-то из воздуха музыкальный инструмент наподобие арфы и, состроив вдохновенную рожицу, пару раз брякнул по струнам.
— Вот, — обрадовалась я. — Музыкальное сопровождение! Ну-ка, скальд, сбацай мне что-нибудь душевное. Типа “Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе…” — провыла я.
— Это я не умею, — потупился скальд. — У этой драпы слишком сложный стев.
— Чего?!!
— У этой песни слишком сложный припев, — пояснил Недобитый Скальд, перебирая струны своей бренчалки. — За свою недолгую жизнь я не овладел как следует искусством игры… Я пел простые песни о дружеских пирушках и славных битвах, о могучих воинах и прекрасных женщинах. А земли в иллюминаторе я не видел…
— Ну тогда давай что-нибудь живенькое, что умеешь, — благосклонно разрешила я. — Надо же узнать, за дело тебя Мудрая Гудрун придушила или ты просто ей в критический день под горячую руку попался…
Скальд зарделся и пообещал, что споет мне свою лучшую песню. За нее ему даже кинули тяжелую золотую деньгу… в лоб. В общем, я приготовилась к культурному продолжению вечера, а скальд, еще пару раз треснув по струнам для воодушевления, заголосил приятным гнусоватым тенорком:
Слушайте, вы,
Превышние роды,
Родные, не очень,
Все чьи-нибудь чада!
Коль просите, ладно,
Поведаю я
О воинах павших.
Их судьбах, как вспомню…
Чур, уговор, гнилые продукты
Держать при себе
До конца выступленья!
Хоть Недобитый я Скальд,
Но охота
Дожить до конца сей пирушки!
А если кто, сердобольный,
Мне медную денежку кинет,
То благодарственной одой
Того в поколеньях прославлю!
Ближе к делу, воины просят.
Топоры их остры
Ох, снесут черепок мне…
По дороге сельдей мое тело уйдет…
Ох, позор для семьи
И для славного Храфна-папаши!
Так о чем это я?
Ах, о битве…
Вот, кстати, славная бойня
Была на утесе в Нордмёре!
Много мужей сошлось злобных
С топорами острее зубов…
На утесе остались их кости.
А живым только я и уполз…
Подождите ворчать осуждающе
И кидать топоры в мою голову.
Это дед мой,
Торбьерн Скупердяй
Меня сунул в кусты и сказал:
“Запиши, что увидишь, сопливок!
А коль глаз не откроешь, выдумывай!”
Ох, и скор был дедок на расправу!
Ну и жаден старик был чрезмерно —
Не хотел настоящему скальду
Отвалить из большого кармана,
Паутиной, давно затянувшегося…
Ибо дед туда лазил по праздникам,
А какие тут праздники, братья?
Что?.. Знаю, знаю, что лишь
Волк из далекой Исландии,
Он один — мой братан!…
Но продолжим!
Эта битва была сурова,
Уговор был до — первой кишки
Не бросать топоров на землю…
А собрались там славные воины:
Перво-наперво, Свейн Синеухий,
Подвалил и Торстейн Толстобрюхий,
А где Эйрик Мохнатая Пятка,
Там и Ульф Комариная Хватка,
И Вестейн Красномордый Лосось,
Да и Одд Покалеченный Лось,
И дедуля Торбьерн Скупердяй
(Так и не дал деньжат, негодяй!),
Братья Кислые, с фермы у Норда,
Мужики из соседнего фьорда,
Да, и, кажется, Эрик Упырь
Посмотреть лишь приперся…
Вот хмырь!
Без Гуннлауга не было б драки,
Ну того, что сын Ульма Собаки,
Сына Таральда Тура Безрогого,
Внука Йеспера Дурня Убогого…
Пока что песенка Улы мне очень нравилась. Очень колоритно все звучало, по-скандинавски. Но когда пацан, упоенно закатив глаза, начал перечислять всех, кто собрался на большое мочилово в Нордмёре, я насторожилась. Зная, что у Улы слабость кподробному перечислению и он не остановится, пока не назовет всех, кто там был, я перебила страдания скальда:
— Ну-ну, я поняла, народу было много… Пропусти строчек двадцать и пой дальше!
Ула послушно отсчитал на пальцах двадцать строчек и продолжил свое песнопение. От продолжения мне поплохело:
Бьёрн Кабан, тот пришлепал с семейством —
Мы не ждали такого злодейства!
Его женщина — Тучная Лилла —
С ходу трех мужиков завалила!
А племянник, Торгрим Губошлеп
Топором всем закатывал в лоб!
Тут и битве б начаться, да вот
Начал весь собираться народ:
Сигурд с Торкелем, злые, как тролли,
Крови жаждали Старого Олле,
Ну да старого все не любили —
На разминку его и прибили…
Приходили и Трюггви, и Хрольв,
И Халльфред, и Ари, и Эйольв,
И Торфинн, и Хакон, и Стейнар,
И немножко нетрезвый Эйнар,
Волокли и Косматого Моди,
Он уже приложил в морду Броди,
А еще были Кьяр и Торгильс,
Ну, они из-за бабы дрались…
— Стоп, стоп, стоп! — завопила я, чувствуя, что от обилия скандинавской экзотики мои грешные мозги начали потихоньку плавиться. — Ты что, хочешь сказать, что еще не перечислил всех, кто там лупился?! Что там еще всяких Эриков, Харальдов, Свеинов и прочих горячих парней выше крыши?!
— Конечно, — невозмутимо кивнул Ула — Я не пропел тебе и четвертушки свитка!
— Четвертинки, то есть четвертушки мне вполне хватит! — открестилась я от продолжения. — В принципе, ничего песнюшка, она у логопедов, наверное б хитом была. Как это ты наловчился так быстро выговаривать все эти имена? Хрюггви, Трольв…
— Трюггви и Хрольв, — педантично поправил меня Ула, растворяя свой музыкальный инструмент в воздухе. — Но неужели тебе совсем не понравилось?!
— Ну что ты! — утешила я скальда. — Все было очень экзотично, особенно пассаж про Тучную Лиллу! Кстати, что это за милый персонаж? Сестрица Мудрой Гудрун?
Ула наморщил лобик, пытаясь припомнить родственные связи девятисотлетней давности:
— Кажется, они были кузинами, — неохотно признал он. — Правда, Гудрун отличалась большим изяществом…
— Точно! — поддержала я парня. — Она с ходу мужиков не заваливала, дожидалась пятого покойника…
Ула привычно пригорюнился, вспомнив еще раз обстоятельства своей смерти. Чтобы отвлечь парнишку от грустных мыслей, я спросила, далеко ли еще до Бекгейта.
— До Бекгейта еще километров шесть, — порадовал меня Ула, сверяясь с картой в своей амбарной книге. — Правда, идти придется лесом, но не бойся, я тебя выведу.
Это “выведу” мне сразу не понравилось. Так и вышло — в лесу мы заплутали прямо как какие-нибудь члены туристического клуба “Суслик”, всю зиму тренировавшиеся в городском парке. Пробираясь по узкой тропинке и подвывая от боли, если моя нога натыкалась на сучок или камешек, я ворчала:
— Выведу, выведу!… Куда ты меня затащил?
Ула виновато поблескивал своим свечением.
— Ну хоть освещение бесплатное, — капельку смягчилась я. — Но ты все равно поросенок, хоть и летающий. Кто мне тут обещал комфортную дорогу? А сколько было поту, пафоса и стука костлявым кулаком в волосатую грудь!
— У меня не волосатая грудь! — огрызался Ула, но, вспоминая, что он все-таки виноват, парень менял тон и сопел. — Не понимаю, как это вышло, я же хорошо ориентируюсь в пространстве.
— Хорошо ориентируешься, — хмыкнула я. — А это не ты, случаем, опекал Ивана Сусанина, а? Так прямо и представляю: ночь, луна, дедок Иван решил подзаработать проводником, только вот с Помощником ему не повезло…
Ула только раскрыл рот, чтобы достойно мне ответить, как вдруг впереди послышался какой-то странный треск и шелест листьев. Я сразу представила себе кабана, медведя и саблезубого тигра. Потом вспомнила, что тигры в этих широтах не водятся, и немного успокоилась. Оглядевшись по сторонам, я заметила, что Ула потух и куда-то забился. Только этого мне не хватало! На всякий случай я присела на корточки и накрыла голову руками. Даже не знаю, почему я так сделала — самое ценное у меня явно не в голове… Так я сидела некоторое время, но никто не появился, чтобы сделать из меня завтрак туриста. Осмелев, я поползла вперед, решив, в крайнем случае, симулировать потерю сознания и общую недоразвитость.
Я выползла на тропинку. Никого. Между тем уже основательно стемнело. Я ничего не видела даже в трех шагах от меня (или, правильнее сказать, в трех ползках?). Внезапно я почувствовала, как что-то холодное и острое уперлось мне куда-то чуть пониже поясницы. Я скосила глаза и увидела громадный меч, привольно расположившийся на моей пятой точке. Симулирование недоразвитости отпадало…
— Ты кто? — раздался из кустов хриплый шепот. — Что здесь делаешь?
— Во имя главного компьютера ЦРУ, загаженного русскими студентами-хакерами, уберите меч с моей задницы, и у нас получится конструктивный диалог! — прошипела я любимую присказку Васи-хакера и только потом сообразила, в каком веке нахожусь.
Меч осторожно слез с моего зада. Я тотчас же уселась на землю, чтобы уберечь самую ценную часть тела от дальнейших повреждений. Кусты зашумели, и оттуда вылез молодой парень лет двадцати в легкой боевой кольчуге и с мечом наперевес.
— Мне непонятны твои молитвы, — задумчиво произнес он, — но вижу, что тебя мне опасаться нечего. Отвечай мне, мальчик, кто ты и что здесь делаешь.
— Ох, господин, — запричитала я, припомнив все подходящие фильмы. — Не обижайте бедного сироту. Я и вправду не замышлял ничего плохого. Меня зовут Энджел, я простой слуга. Мне нужно попасть в Бекгейт и передать весточку одному господину.
Парень расхохотался:
— В Бекгейт?! Ну если ты сможешь пробиться через войско наемников, со всех сторон окружившее замок, то, верно, сумеешь выполнить свое поручение!
— Наемников? — почти натурально простонала я. — Ой, блин… То есть, свят, свят, свят!
— Да разве ты ничего не слышал? Вчера Джеффри Вустерский осадил Бекгейт. У него хорошее войско из датских и английских наемников, которые не прочь поживиться. Штурм последует очень скоро.
Я очень правдиво изобразила уныние на роже. В принципе, особого артистизма и не требовалось — я не испытывала желания знакомиться с наемниками, пусть даже и иностранными.
— Неужели совсем никак нельзя попасть в замок? — жалобно произнесла я. — Хозяйка на меня здорово разозлится, если я не выполню поручения.
— А что у тебя за поручение? — спросил парень. Я решила, что если скажу ему, то вреда никакого не будет.
— Мне нужно передать весточку из дома мастеру Уэрчу.
— Уэрчу? — усмехнулся парень. — Что ж, он остался в замке честно отрабатывать свои денежки. Я предпочел уйти оттуда подобру-поздорову. Замок все равно будет сдан, а у меня жена и сын остались дома.
Я сообразила, что парень дезертировал из замка. Но как он смог выйти, если замок окружен наемниками? Тем временем парень начал кидать жадные взгляды на мой мешок.
— Нет ли у тебя чего пожрать? — наконец спросил он. — Я тут сидел целый день без еды.
Я дала ему кусок хлеба с сыром и вытащила фляжку с элем. Он заглотил все это в один момент, урча, как гиппопотам, сошедший с диеты, и довольно вздохнул. Затем он привалился к дереву и сказал:
— Советую тебе, парень, повернуть обратно. К замку ты и подойти не сумеешь. Если хочешь, можешь пойти со мной. Я рассчитываю за ночь убраться отсюда подальше.
— Я все-таки подожду до утра, — сказала я. — Может, удастся подобраться к замку.
— Да ты, видно, слабоумный, — сплюнул парень. — Ну и черт с тобой! Мне пора идти. Прощай!
Он резко поднялся и зашагал по направлению к дороге. Я осталась сидеть, обдумывая сложившуюся ситуацию. Парень сказал, что попасть в замок невозможно. Но ведь сам он как-то выбрался оттуда. Сомнительно, чтобы он ушел оттуда еще до начала осады. Тогда бы он ушел еще прошлой ночью. Нет, парень скорее всего покинул замок сегодня днем или вечером и отсиживался в кустах до наступления темноты. Значит, из замка можно выбраться незамеченным. А если можно выбраться, значит и пробраться туда незамеченным тоже можно. Осталось только понять, как это сделать. Про замковую архитектуру я знала мало…
Рядом возникло знакомое свечение. Ула с выражением прямо-таки детской наивности на личике рассматривал микроскопическую дырку на своих штанишках.
— В кустах продырявил? — съязвила я. — Трус несчастный!
Ула возвел глазки к небу:
— Так сложились обстоятельства. Важное совещание…
— Совещание! — оскорбленно фыркнула я. — А кто обещал вытаскивать меня из всех переделок? Думаешь, приятно, когда всякие там непонятные личности принимают твою задницу за вражеское лицо?
— Но ты же не пострадала, — спокойно ответил Ула. Воистину, его забота о моей целости и сохранности была трогательной! Интересно, до какого возраста обычно доживали его подопечные?
— Послушай меня, — сказал Ула. — Штурм замка состоится завтра. Тебе необходимо сегодня пробраться в замок.
— Сегодня? — ахнула я. — Но уже темно!
— До замка я тебя доведу, а там разведены костры. Светло как днем, — попытался успокоить меня Ула.
Перспектива блуждания по лесу с таким проводником, как Ула, меня, мягко говоря, не радовала, но делать было нечего. В следующий час я пережила все ощущения поляков, которых Сусанин таскал по бескрайним русским лесам. Здесь, конечно, не Россия, зато проводник хорошо вошел в роль.
Наконец, впереди стало светлее. Я подумала было, что Ула включил дополнительное освещение, но он жестом велел мне остановиться и ползти за ним.
— Изверг, — бормотала я, безуспешно пытаясь изобразить требуемое. Наверное, я была похожа на обкуренную ящерицу, потому что Ула вдруг начал хрюкать и ухмыляться. С трудом я доползла до каких-то кустов. Осторожно раздвинув ветки, я увидела, что мы у цели.
Вокруг и правда было светло как днем от разведенных костров. Слышалось ржание лошадей, смех и разговоры солдат, треск горящих веток. Видны были темные силуэты людей и палаток. Вдали незыблемой стеной высился замок.
В принципе, Бекгейт мало чем отличался от замка в Херефорде. Темный, с узкими окошками, окруженный высокой стеной. Нигде не было видно ни малейшей лазейки, а ведь тот парень как-то выбрался отсюда. Вздохнув, я отползла обратно. Задача представлялась мне безумно трудной, а времени было в обрез.
Ула деликатно замерцал, показывая, что что-то хочет сказать:
— Здесь где-то есть подземный ход, — выдал он великую военную тайну.
— Вот уж удивил так удивил, — хмыкнула я. — Я прямо-таки замерла с открытым от удивления ртом, могу даже повалиться на спину и сказать: “Bay!” А может, ты еще и знаешь, где этот самый ход?
— К сожалению, нет, — ничуть не расстроился Ула, — но мы должны его найти. Это наш единственный шанс.
— Банально! — отрезала я, отползая подальше. Я где-то читала про то, что подземные ходы чаще всего вели туда, где легче всего было скрыться. В нашем случае этим местом был лес. Можно было попробовать использовать Улу в качестве лампочки Ильича и осмотреть окрестности. Вдруг повезет.
Мне и повезло. Не успела я отойти на несколько шагов, как услышала какой-то скрип. Этот звук был не похож на треск веток или шелест листвы. Я поспешно упала на землю рядом с большим рассохшимся дубом и затаилась. К моему громадному удивлению, прямо из ствола дуба вылез мужчина, сгибаясь под тяжестью увесистого мешка. Я услышала легкий стук, как будто опустилась деревянная крышка или что-то в этом роде. Мужчина стоял рядом со мной, так что я даже не осмеливалась дышать. Далекие отблески костров слабо осветили его лицо с довольно правильными чертами. Я заметила, что он молод — не больше двадцати. Он поправил мешок на плече, и я увидела, как у него на пальце сверкнул перстень с большим изумрудом. Юноша огляделся по сторонам, затем, пригибаясь к земле, удалился осторожными быстрыми шагами.
Я выждала несколько минут, но кругом было тихо. Слышны были только звуки ночного леса и далекий шум лагеря. Я подползла к дубу и заглянула внутрь ствола. Ула услужливо включил подсветку, и я смогла разглядеть очертания чего-то похожего на дверь, основательно замаскированную листьями и мхом. Я старательно облапала ее, уничтожая всякие следы камуфляжа. Ничего похожего на кольцо или ручку, за которые можно было бы взяться. Придется ковыряться так.
— Свои ручки, не казенные, — пробормотала я, пытаясь поддеть плиту пальцами. — Не все коту синица в лапах.
Минут через пять плита поддалась. Я осторожно приподняла ее и постаралась заглянуть вниз. Мне показалось, что я вижу длинный ряд ступенек, уходящих вниз, но я была не уверена в этом, так как Ула из предосторожности выключил фары. Однако он тоже попытался просунуть вниз свои рыжие кудряшки, видно считая их неплохим заменителем лампочки.
Я просунула ноги в дыру, нащупала каменные ступеньки и мрачно пошутила:
— Не поминайте лихом, поминайте водкой. Ульяныч, за мной!
И начала спускаться вниз. Ползла я долго, ступеньки были жуть какие высокие и узкие, явно рассчитанные на экстремальный спуск вперед ногами. Наконец они кончились, и я ощутила под ногами холодный каменный пол. Я порадовалась, что после всего мои ноги еще что-то чувствуют, и огляделась. Ула на этот раз был рядом — висел в воздухе в позе десантника с нераскрывшимся парашютом.
— Главное, чтобы меня убили сразу! Я за конвенцию ООН против пыток!
Ула с понтом дела попытался скрючить пальцы в знаке ОК, но вышла почему-то фига. Мне стало грустно, и я решительно шагнула вперед. Помощник поплыл за мной, плавно разводя руками. Наверное, играл сам с собой в ночных бабочек…
Передо мной был длинный темный коридор без всякого намека на освещение. Поэтому идти мне пришлось крайне осторожно, упираясь одной рукой в ледяную каменную стену. Еще я очень боялась наткнуться на часовых, солдат или кого-нибудь в этом роде, потому что абсолютно не знала, что буду им плести, если вообще успею открыть рот. Но, ксчастью, все было тихо.
Наконец я наткнулась еще на одну лестницу, на этот раз ведущую вверх.
— Что там вверху? — спросила я Улу.
— Вход в замок, — прошептал тот. — Тебе надо будет пойти прямо. Выйдешь к караульному помещению. Там будет твой брат.
Я с опаской поднялась по лестнице и осторожно отворила тяжелую дверь. Там тоже стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием двух одиноких чадящих факелов. Я притворила за собой дверь и огляделась. Коридор здесь раздваивался. Вперед уходил широкий темный проход, влево — поуже и потемнее. Мне надо было вперед.
Не успела я пройти и нескольких шагов, как услышала чьи-то голоса и шаги, приближавшиеся ко мне. Спрятаться было абсолютно негде, и я рванула обратно. Добежав до двери, я все же побоялась ее открывать, так как ее скрип могли услышать. Вместо этого я юркнула в правый коридор.
И сразу оказалась в полной темноте. Здесь не было факелов, похоже, что сюда вообще редко заходили. Под ногами я чувствовала какую-то грязь и пыль, а когда оперлась рукой о стену, то ощутила, что она покрыта паутиной. В воздухе тоже стоял запах гнили. Я побоялась возвращаться обратно, поэтому решила пройти коридор до конца. Внезапно я увидела впереди тонкую полоску света, расчертившую пол. Свет падал из-под приоткрытой двери. Я так обрадовалась хоть какому-то освещению, что моментально преодолела расстояние до двери и осторожно заглянула в щелку.
Пока я себя жалела, мы добрались до ельника. Тут Люк немножко порадовал меня, сказав, что дорога на Бекгейт откроется сразу за ним. Я даже затопала быстрее, предвкушая ровную дорожку, и скоро мы и в самом деле вышли на относительно открытую местность. Вдаль уходила широкая протоптанная дорога. На нее-то и указал Люк:
— Вот эта дорога прямиком приведет нас к Бекгейту… Может, сделаем остановку, мисстрис Уэрч? Вы, наверное, устали…
Сидя на небольшом холмике рядом с Люком и уминая припасы матушки Бруин, я сказала:
— Дальше я пойду одна, Люк. Теперь я не заблужусь, спасибо, что проводил…
— Да что вы, мисстрис, — поперхнулся Люк домашним хлебом, — туда же не менее полдня пути. Отец с меня шкуру спустит…
— Все они так говорят — для профилактики! А на самом деле он будет рад, что ты вернулся живым и невредимым, — отрезала я. — И не спорь со мной. Я уже все решила.
Он все-таки попытался спорить, предлагая себя в качестве охранника (ох, и везет мне на них последнее время!). Когда я исчерпала все доводы, то просто-напросто скрутила его одним приемом карате, который все прошлое лето отрабатывал на мне мой нервный братец. Тут Люк понял, что спорить со мной бесполезно, и жутко расстроился. Чтобы утешить его, я объяснила ему суть приема, и мы расстались почти друзьями…
Стоило Люку скрыться из виду, рядом со мной материализовалась Ульянка. Выглядела она чудесно — как сытая и выспавшаяся обложка мужского журнала. Мы дружно затопали рядом по дороге. Правда, Ульянке весело топать удавалось легче, к тому времени я месила грязь уже несколько часов подряд и мои ноги напоминали солдатские кирзачи после марш-броска по торфяным болотам.
Конечно, без приключений в пути не обошлось. Мужики, воображавшие себя опытными ловеласами, примечали Ульянкину грудь за километр и подползали к ней как голодные студенты к докторской колбасе. Но мы быстро придумали, как отбиваться от непрошеных прилипал. Когда на горизонте показывался мужик с выкаченными на макушку глазами и в улитой слюнями рубахе, Ульянка проворно хватала меня за руку и командовала:
— Сделай дебильное личико!
Мне и стараться-то особо не надо было. Некий налет дебильности присутствовал на моем личике вплоть до периода полового прозревания. Помнится, когда я была совсем маленькой и сучила ногами в ползунках, весело пуская слюни, все родные при виде меня деликатно интересовались у моей матери, не роняла ли она меня головой о бетонный пол, не было ли родовой травмы, ну, может, она КамАЗ пузом тормозила… Ой, я опять отвлеклась!
Так вот, я послушно корчила рожицу наподобие зайца с оскалом Гуин Плена из заставки “Спокушек!”, благо со ртом Ангелики можно было и самого Гуин Плена без грима показывать, и мы храбро топали навстречу потеющему мужику.
При виде меня количество слюней у мужика сразу убавлялось литра этак на два. Были и такие, что, завидев меня, сразу проходили мимо, сожалея об упущенной возможности приятно провести время. Но находились и истинные храбрецы, снимавшие шляпу и вступавшие с Ульянкой в разговор. Ульянка охотно соглашалась поговорить и плела мужику примерно следующее:
— Да, добрый сегодня денек, сударь… Солнышко, птички, все присутствует… Куда я иду? В деревню тут неподалеку… Да нет, сударь, это чучело — мой единокровный братец… Что? Говорите, непохож? Конечно, сейчас он в припадке (тут я начинала пускать слюни), а я нет, но когда мы с ним оба бьемся головой об пол, то жуть как похожи… Что ж вы побледнели, сударь? Мы не заразные, у нас вся деревня такая… Как, вы не знаете нашей деревни?! Это ж знаменитое место! Там еще баба мужика топором зарубила, расчленила и засолила в бочке… Правда, моей сестрой можно гордиться? Но она сейчас не практикует, чем-то шерифу не приглянулась, и он ее посадил. А солонину, гад, за милую душу жрал!… Что с вами, вам плохо? Да вы не бойтесь, я вас не зарублю… Топор шериф изъял из хозяйства, а без него у нас дело хуже идет. Братец мой, несмышленыш, еще на людей кидаться не научился. Целит в горло и вечно промазывает… Ой, по-моему, вы синеете! Эй, сударь, куда же вы?! Я думала, вы хотели познакомиться поближе…
После такого подробного рассказа о якобы нашем семействе все искатели приключений улепетывали от нас с такой скоростью, что наверняка поставили пару мировых рекордов.
Однажды, правда, мы нарвались на двух парней, которые явно не были расположены ставить мировые рекорды в беге по пересеченной местности. Но и тут нам удалось спастись. Дело в том, что Ульянке подошло время превращаться обратно в Улу… Так вот, когда парни, отпуская плоские шуточки по поводу Ульянкиной красоты, начали подбираться поближе к ней, в воздухе что-то бахнуло, засверкало, и прелестная полногрудая красавица превратилась в здоровенного рыжего мужика с грозно выкаченными глазами… и абсолютно голого. Правда, этого парни уже не видели. Они так резво рванули с места, что, наверное, побили рекорды по скорости всех своих предшественников.
Пока я тихо умирала от хохота, согнувшись пополам и держась за живот, Ула, ставший примерно одного цвета с перезрелой клубничкой, малиновым метеором исчез в ближайших кустах. Вышел он оттуда уже при полном параде — в штанишках и безрукавке. Я постепенно перестала икать, и мы продолжили наш путь.
Мощный запас еды, положенный матушкой Бруин, неуклонно таял, и я с тоской думала о том, как и где мне придется его пополнять. К тому же я отмахала столько километров, что мои ноги, казалось, вот-вот объявят сидячую забастовку. Правда, однажды мне повезло — какая-то добродушная тетка провезла меня пару миль на телеге. Но вот я почувствовала, что больше не смогу и шагу ступить, и с воплем свалилась в придорожные кусты.
Ула бело-голубым облачком летал вокруг и ныл:
— Полин, че, устала, да? Ну потерпи, еще чуть-чуть осталось… Ну давай сделаем привал, если хочешь!
Я демонстративно развязала мешок, выцарапала оттуда кусок хлеба с сыром и принялась мрачно его жевать, прикидывая, как бы лучше засветить Уле горбушкой в лоб. Но горбушку мне было жалко, да и Уле эта горбушка — что в лоб, что через лоб. Бесплотный он все-таки.
Пока я ела, Ула пристроился рядом, вытащил откуда-то из воздуха музыкальный инструмент наподобие арфы и, состроив вдохновенную рожицу, пару раз брякнул по струнам.
— Вот, — обрадовалась я. — Музыкальное сопровождение! Ну-ка, скальд, сбацай мне что-нибудь душевное. Типа “Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе…” — провыла я.
— Это я не умею, — потупился скальд. — У этой драпы слишком сложный стев.
— Чего?!!
— У этой песни слишком сложный припев, — пояснил Недобитый Скальд, перебирая струны своей бренчалки. — За свою недолгую жизнь я не овладел как следует искусством игры… Я пел простые песни о дружеских пирушках и славных битвах, о могучих воинах и прекрасных женщинах. А земли в иллюминаторе я не видел…
— Ну тогда давай что-нибудь живенькое, что умеешь, — благосклонно разрешила я. — Надо же узнать, за дело тебя Мудрая Гудрун придушила или ты просто ей в критический день под горячую руку попался…
Скальд зарделся и пообещал, что споет мне свою лучшую песню. За нее ему даже кинули тяжелую золотую деньгу… в лоб. В общем, я приготовилась к культурному продолжению вечера, а скальд, еще пару раз треснув по струнам для воодушевления, заголосил приятным гнусоватым тенорком:
Слушайте, вы,
Превышние роды,
Родные, не очень,
Все чьи-нибудь чада!
Коль просите, ладно,
Поведаю я
О воинах павших.
Их судьбах, как вспомню…
Чур, уговор, гнилые продукты
Держать при себе
До конца выступленья!
Хоть Недобитый я Скальд,
Но охота
Дожить до конца сей пирушки!
А если кто, сердобольный,
Мне медную денежку кинет,
То благодарственной одой
Того в поколеньях прославлю!
Ближе к делу, воины просят.
Топоры их остры
Ох, снесут черепок мне…
По дороге сельдей мое тело уйдет…
Ох, позор для семьи
И для славного Храфна-папаши!
Так о чем это я?
Ах, о битве…
Вот, кстати, славная бойня
Была на утесе в Нордмёре!
Много мужей сошлось злобных
С топорами острее зубов…
На утесе остались их кости.
А живым только я и уполз…
Подождите ворчать осуждающе
И кидать топоры в мою голову.
Это дед мой,
Торбьерн Скупердяй
Меня сунул в кусты и сказал:
“Запиши, что увидишь, сопливок!
А коль глаз не откроешь, выдумывай!”
Ох, и скор был дедок на расправу!
Ну и жаден старик был чрезмерно —
Не хотел настоящему скальду
Отвалить из большого кармана,
Паутиной, давно затянувшегося…
Ибо дед туда лазил по праздникам,
А какие тут праздники, братья?
Что?.. Знаю, знаю, что лишь
Волк из далекой Исландии,
Он один — мой братан!…
Но продолжим!
Эта битва была сурова,
Уговор был до — первой кишки
Не бросать топоров на землю…
А собрались там славные воины:
Перво-наперво, Свейн Синеухий,
Подвалил и Торстейн Толстобрюхий,
А где Эйрик Мохнатая Пятка,
Там и Ульф Комариная Хватка,
И Вестейн Красномордый Лосось,
Да и Одд Покалеченный Лось,
И дедуля Торбьерн Скупердяй
(Так и не дал деньжат, негодяй!),
Братья Кислые, с фермы у Норда,
Мужики из соседнего фьорда,
Да, и, кажется, Эрик Упырь
Посмотреть лишь приперся…
Вот хмырь!
Без Гуннлауга не было б драки,
Ну того, что сын Ульма Собаки,
Сына Таральда Тура Безрогого,
Внука Йеспера Дурня Убогого…
Пока что песенка Улы мне очень нравилась. Очень колоритно все звучало, по-скандинавски. Но когда пацан, упоенно закатив глаза, начал перечислять всех, кто собрался на большое мочилово в Нордмёре, я насторожилась. Зная, что у Улы слабость кподробному перечислению и он не остановится, пока не назовет всех, кто там был, я перебила страдания скальда:
— Ну-ну, я поняла, народу было много… Пропусти строчек двадцать и пой дальше!
Ула послушно отсчитал на пальцах двадцать строчек и продолжил свое песнопение. От продолжения мне поплохело:
Бьёрн Кабан, тот пришлепал с семейством —
Мы не ждали такого злодейства!
Его женщина — Тучная Лилла —
С ходу трех мужиков завалила!
А племянник, Торгрим Губошлеп
Топором всем закатывал в лоб!
Тут и битве б начаться, да вот
Начал весь собираться народ:
Сигурд с Торкелем, злые, как тролли,
Крови жаждали Старого Олле,
Ну да старого все не любили —
На разминку его и прибили…
Приходили и Трюггви, и Хрольв,
И Халльфред, и Ари, и Эйольв,
И Торфинн, и Хакон, и Стейнар,
И немножко нетрезвый Эйнар,
Волокли и Косматого Моди,
Он уже приложил в морду Броди,
А еще были Кьяр и Торгильс,
Ну, они из-за бабы дрались…
— Стоп, стоп, стоп! — завопила я, чувствуя, что от обилия скандинавской экзотики мои грешные мозги начали потихоньку плавиться. — Ты что, хочешь сказать, что еще не перечислил всех, кто там лупился?! Что там еще всяких Эриков, Харальдов, Свеинов и прочих горячих парней выше крыши?!
— Конечно, — невозмутимо кивнул Ула — Я не пропел тебе и четвертушки свитка!
— Четвертинки, то есть четвертушки мне вполне хватит! — открестилась я от продолжения. — В принципе, ничего песнюшка, она у логопедов, наверное б хитом была. Как это ты наловчился так быстро выговаривать все эти имена? Хрюггви, Трольв…
— Трюггви и Хрольв, — педантично поправил меня Ула, растворяя свой музыкальный инструмент в воздухе. — Но неужели тебе совсем не понравилось?!
— Ну что ты! — утешила я скальда. — Все было очень экзотично, особенно пассаж про Тучную Лиллу! Кстати, что это за милый персонаж? Сестрица Мудрой Гудрун?
Ула наморщил лобик, пытаясь припомнить родственные связи девятисотлетней давности:
— Кажется, они были кузинами, — неохотно признал он. — Правда, Гудрун отличалась большим изяществом…
— Точно! — поддержала я парня. — Она с ходу мужиков не заваливала, дожидалась пятого покойника…
Ула привычно пригорюнился, вспомнив еще раз обстоятельства своей смерти. Чтобы отвлечь парнишку от грустных мыслей, я спросила, далеко ли еще до Бекгейта.
— До Бекгейта еще километров шесть, — порадовал меня Ула, сверяясь с картой в своей амбарной книге. — Правда, идти придется лесом, но не бойся, я тебя выведу.
Это “выведу” мне сразу не понравилось. Так и вышло — в лесу мы заплутали прямо как какие-нибудь члены туристического клуба “Суслик”, всю зиму тренировавшиеся в городском парке. Пробираясь по узкой тропинке и подвывая от боли, если моя нога натыкалась на сучок или камешек, я ворчала:
— Выведу, выведу!… Куда ты меня затащил?
Ула виновато поблескивал своим свечением.
— Ну хоть освещение бесплатное, — капельку смягчилась я. — Но ты все равно поросенок, хоть и летающий. Кто мне тут обещал комфортную дорогу? А сколько было поту, пафоса и стука костлявым кулаком в волосатую грудь!
— У меня не волосатая грудь! — огрызался Ула, но, вспоминая, что он все-таки виноват, парень менял тон и сопел. — Не понимаю, как это вышло, я же хорошо ориентируюсь в пространстве.
— Хорошо ориентируешься, — хмыкнула я. — А это не ты, случаем, опекал Ивана Сусанина, а? Так прямо и представляю: ночь, луна, дедок Иван решил подзаработать проводником, только вот с Помощником ему не повезло…
Ула только раскрыл рот, чтобы достойно мне ответить, как вдруг впереди послышался какой-то странный треск и шелест листьев. Я сразу представила себе кабана, медведя и саблезубого тигра. Потом вспомнила, что тигры в этих широтах не водятся, и немного успокоилась. Оглядевшись по сторонам, я заметила, что Ула потух и куда-то забился. Только этого мне не хватало! На всякий случай я присела на корточки и накрыла голову руками. Даже не знаю, почему я так сделала — самое ценное у меня явно не в голове… Так я сидела некоторое время, но никто не появился, чтобы сделать из меня завтрак туриста. Осмелев, я поползла вперед, решив, в крайнем случае, симулировать потерю сознания и общую недоразвитость.
Я выползла на тропинку. Никого. Между тем уже основательно стемнело. Я ничего не видела даже в трех шагах от меня (или, правильнее сказать, в трех ползках?). Внезапно я почувствовала, как что-то холодное и острое уперлось мне куда-то чуть пониже поясницы. Я скосила глаза и увидела громадный меч, привольно расположившийся на моей пятой точке. Симулирование недоразвитости отпадало…
— Ты кто? — раздался из кустов хриплый шепот. — Что здесь делаешь?
— Во имя главного компьютера ЦРУ, загаженного русскими студентами-хакерами, уберите меч с моей задницы, и у нас получится конструктивный диалог! — прошипела я любимую присказку Васи-хакера и только потом сообразила, в каком веке нахожусь.
Меч осторожно слез с моего зада. Я тотчас же уселась на землю, чтобы уберечь самую ценную часть тела от дальнейших повреждений. Кусты зашумели, и оттуда вылез молодой парень лет двадцати в легкой боевой кольчуге и с мечом наперевес.
— Мне непонятны твои молитвы, — задумчиво произнес он, — но вижу, что тебя мне опасаться нечего. Отвечай мне, мальчик, кто ты и что здесь делаешь.
— Ох, господин, — запричитала я, припомнив все подходящие фильмы. — Не обижайте бедного сироту. Я и вправду не замышлял ничего плохого. Меня зовут Энджел, я простой слуга. Мне нужно попасть в Бекгейт и передать весточку одному господину.
Парень расхохотался:
— В Бекгейт?! Ну если ты сможешь пробиться через войско наемников, со всех сторон окружившее замок, то, верно, сумеешь выполнить свое поручение!
— Наемников? — почти натурально простонала я. — Ой, блин… То есть, свят, свят, свят!
— Да разве ты ничего не слышал? Вчера Джеффри Вустерский осадил Бекгейт. У него хорошее войско из датских и английских наемников, которые не прочь поживиться. Штурм последует очень скоро.
Я очень правдиво изобразила уныние на роже. В принципе, особого артистизма и не требовалось — я не испытывала желания знакомиться с наемниками, пусть даже и иностранными.
— Неужели совсем никак нельзя попасть в замок? — жалобно произнесла я. — Хозяйка на меня здорово разозлится, если я не выполню поручения.
— А что у тебя за поручение? — спросил парень. Я решила, что если скажу ему, то вреда никакого не будет.
— Мне нужно передать весточку из дома мастеру Уэрчу.
— Уэрчу? — усмехнулся парень. — Что ж, он остался в замке честно отрабатывать свои денежки. Я предпочел уйти оттуда подобру-поздорову. Замок все равно будет сдан, а у меня жена и сын остались дома.
Я сообразила, что парень дезертировал из замка. Но как он смог выйти, если замок окружен наемниками? Тем временем парень начал кидать жадные взгляды на мой мешок.
— Нет ли у тебя чего пожрать? — наконец спросил он. — Я тут сидел целый день без еды.
Я дала ему кусок хлеба с сыром и вытащила фляжку с элем. Он заглотил все это в один момент, урча, как гиппопотам, сошедший с диеты, и довольно вздохнул. Затем он привалился к дереву и сказал:
— Советую тебе, парень, повернуть обратно. К замку ты и подойти не сумеешь. Если хочешь, можешь пойти со мной. Я рассчитываю за ночь убраться отсюда подальше.
— Я все-таки подожду до утра, — сказала я. — Может, удастся подобраться к замку.
— Да ты, видно, слабоумный, — сплюнул парень. — Ну и черт с тобой! Мне пора идти. Прощай!
Он резко поднялся и зашагал по направлению к дороге. Я осталась сидеть, обдумывая сложившуюся ситуацию. Парень сказал, что попасть в замок невозможно. Но ведь сам он как-то выбрался оттуда. Сомнительно, чтобы он ушел оттуда еще до начала осады. Тогда бы он ушел еще прошлой ночью. Нет, парень скорее всего покинул замок сегодня днем или вечером и отсиживался в кустах до наступления темноты. Значит, из замка можно выбраться незамеченным. А если можно выбраться, значит и пробраться туда незамеченным тоже можно. Осталось только понять, как это сделать. Про замковую архитектуру я знала мало…
Рядом возникло знакомое свечение. Ула с выражением прямо-таки детской наивности на личике рассматривал микроскопическую дырку на своих штанишках.
— В кустах продырявил? — съязвила я. — Трус несчастный!
Ула возвел глазки к небу:
— Так сложились обстоятельства. Важное совещание…
— Совещание! — оскорбленно фыркнула я. — А кто обещал вытаскивать меня из всех переделок? Думаешь, приятно, когда всякие там непонятные личности принимают твою задницу за вражеское лицо?
— Но ты же не пострадала, — спокойно ответил Ула. Воистину, его забота о моей целости и сохранности была трогательной! Интересно, до какого возраста обычно доживали его подопечные?
— Послушай меня, — сказал Ула. — Штурм замка состоится завтра. Тебе необходимо сегодня пробраться в замок.
— Сегодня? — ахнула я. — Но уже темно!
— До замка я тебя доведу, а там разведены костры. Светло как днем, — попытался успокоить меня Ула.
Перспектива блуждания по лесу с таким проводником, как Ула, меня, мягко говоря, не радовала, но делать было нечего. В следующий час я пережила все ощущения поляков, которых Сусанин таскал по бескрайним русским лесам. Здесь, конечно, не Россия, зато проводник хорошо вошел в роль.
Наконец, впереди стало светлее. Я подумала было, что Ула включил дополнительное освещение, но он жестом велел мне остановиться и ползти за ним.
— Изверг, — бормотала я, безуспешно пытаясь изобразить требуемое. Наверное, я была похожа на обкуренную ящерицу, потому что Ула вдруг начал хрюкать и ухмыляться. С трудом я доползла до каких-то кустов. Осторожно раздвинув ветки, я увидела, что мы у цели.
Вокруг и правда было светло как днем от разведенных костров. Слышалось ржание лошадей, смех и разговоры солдат, треск горящих веток. Видны были темные силуэты людей и палаток. Вдали незыблемой стеной высился замок.
В принципе, Бекгейт мало чем отличался от замка в Херефорде. Темный, с узкими окошками, окруженный высокой стеной. Нигде не было видно ни малейшей лазейки, а ведь тот парень как-то выбрался отсюда. Вздохнув, я отползла обратно. Задача представлялась мне безумно трудной, а времени было в обрез.
Ула деликатно замерцал, показывая, что что-то хочет сказать:
— Здесь где-то есть подземный ход, — выдал он великую военную тайну.
— Вот уж удивил так удивил, — хмыкнула я. — Я прямо-таки замерла с открытым от удивления ртом, могу даже повалиться на спину и сказать: “Bay!” А может, ты еще и знаешь, где этот самый ход?
— К сожалению, нет, — ничуть не расстроился Ула, — но мы должны его найти. Это наш единственный шанс.
— Банально! — отрезала я, отползая подальше. Я где-то читала про то, что подземные ходы чаще всего вели туда, где легче всего было скрыться. В нашем случае этим местом был лес. Можно было попробовать использовать Улу в качестве лампочки Ильича и осмотреть окрестности. Вдруг повезет.
Мне и повезло. Не успела я отойти на несколько шагов, как услышала какой-то скрип. Этот звук был не похож на треск веток или шелест листвы. Я поспешно упала на землю рядом с большим рассохшимся дубом и затаилась. К моему громадному удивлению, прямо из ствола дуба вылез мужчина, сгибаясь под тяжестью увесистого мешка. Я услышала легкий стук, как будто опустилась деревянная крышка или что-то в этом роде. Мужчина стоял рядом со мной, так что я даже не осмеливалась дышать. Далекие отблески костров слабо осветили его лицо с довольно правильными чертами. Я заметила, что он молод — не больше двадцати. Он поправил мешок на плече, и я увидела, как у него на пальце сверкнул перстень с большим изумрудом. Юноша огляделся по сторонам, затем, пригибаясь к земле, удалился осторожными быстрыми шагами.
Я выждала несколько минут, но кругом было тихо. Слышны были только звуки ночного леса и далекий шум лагеря. Я подползла к дубу и заглянула внутрь ствола. Ула услужливо включил подсветку, и я смогла разглядеть очертания чего-то похожего на дверь, основательно замаскированную листьями и мхом. Я старательно облапала ее, уничтожая всякие следы камуфляжа. Ничего похожего на кольцо или ручку, за которые можно было бы взяться. Придется ковыряться так.
— Свои ручки, не казенные, — пробормотала я, пытаясь поддеть плиту пальцами. — Не все коту синица в лапах.
Минут через пять плита поддалась. Я осторожно приподняла ее и постаралась заглянуть вниз. Мне показалось, что я вижу длинный ряд ступенек, уходящих вниз, но я была не уверена в этом, так как Ула из предосторожности выключил фары. Однако он тоже попытался просунуть вниз свои рыжие кудряшки, видно считая их неплохим заменителем лампочки.
Я просунула ноги в дыру, нащупала каменные ступеньки и мрачно пошутила:
— Не поминайте лихом, поминайте водкой. Ульяныч, за мной!
И начала спускаться вниз. Ползла я долго, ступеньки были жуть какие высокие и узкие, явно рассчитанные на экстремальный спуск вперед ногами. Наконец они кончились, и я ощутила под ногами холодный каменный пол. Я порадовалась, что после всего мои ноги еще что-то чувствуют, и огляделась. Ула на этот раз был рядом — висел в воздухе в позе десантника с нераскрывшимся парашютом.
— Главное, чтобы меня убили сразу! Я за конвенцию ООН против пыток!
Ула с понтом дела попытался скрючить пальцы в знаке ОК, но вышла почему-то фига. Мне стало грустно, и я решительно шагнула вперед. Помощник поплыл за мной, плавно разводя руками. Наверное, играл сам с собой в ночных бабочек…
Передо мной был длинный темный коридор без всякого намека на освещение. Поэтому идти мне пришлось крайне осторожно, упираясь одной рукой в ледяную каменную стену. Еще я очень боялась наткнуться на часовых, солдат или кого-нибудь в этом роде, потому что абсолютно не знала, что буду им плести, если вообще успею открыть рот. Но, ксчастью, все было тихо.
Наконец я наткнулась еще на одну лестницу, на этот раз ведущую вверх.
— Что там вверху? — спросила я Улу.
— Вход в замок, — прошептал тот. — Тебе надо будет пойти прямо. Выйдешь к караульному помещению. Там будет твой брат.
Я с опаской поднялась по лестнице и осторожно отворила тяжелую дверь. Там тоже стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием двух одиноких чадящих факелов. Я притворила за собой дверь и огляделась. Коридор здесь раздваивался. Вперед уходил широкий темный проход, влево — поуже и потемнее. Мне надо было вперед.
Не успела я пройти и нескольких шагов, как услышала чьи-то голоса и шаги, приближавшиеся ко мне. Спрятаться было абсолютно негде, и я рванула обратно. Добежав до двери, я все же побоялась ее открывать, так как ее скрип могли услышать. Вместо этого я юркнула в правый коридор.
И сразу оказалась в полной темноте. Здесь не было факелов, похоже, что сюда вообще редко заходили. Под ногами я чувствовала какую-то грязь и пыль, а когда оперлась рукой о стену, то ощутила, что она покрыта паутиной. В воздухе тоже стоял запах гнили. Я побоялась возвращаться обратно, поэтому решила пройти коридор до конца. Внезапно я увидела впереди тонкую полоску света, расчертившую пол. Свет падал из-под приоткрытой двери. Я так обрадовалась хоть какому-то освещению, что моментально преодолела расстояние до двери и осторожно заглянула в щелку.