Газета Завтра
Газета Завтра 206 (45 1997)
(Газета Завтра - 206)
"ОРДЕН ИЗМЕНЫ ВТОРОЙ СТЕПЕНИ"
Вы видели, как на выставках награждают собак? Вешают им через голову блестящий жетон на ленте, и барбос радостен и серьезен, не мигает от счастья. Хозяин похлопывает его по загривку и иногда целует в мокрый нос.
Когда Селезнева награждал президент, целовал троекратно, а вокруг улыбались и умильно вздыхали патриотические лидеры, это напоминало обряд посвящения то ли в масоны, то ли в предатели. Хотелось представить, что чувствуют в этот момент души убитых на баррикадах Дома Советов? Что думают те миллионы, кого Ельцин, уничтожив Союз, кинул в неволю и рабство? Что думают бастующие под красным флагом в Приморье? И те помраченные от голода женщины, которые заваривают детям жмых?
Награжден за какие такие “заслуги”? Перед какой такой “родиной”? И почему “второй”, а не “первой степени”?
За то ли, что освятил установление в России власти воров и банкиров? За то ли, что Сорос скупает цвет индустрии? За то, что сдают Приднестровье? Или - за то, что НАТО подкатило под стены Кремля, у России нет больше армии и науки, а Чечня, отделившись, уводит за собою Кавказ?
Ельцинский орден на шее лидера оппозиции. Ельцинское ярмо на шее народа. После этого поцелуя губы Селезнева не примет ни одна химчистка.
Из какого партийного теста их лепят, селезневых и рыбкиных? Какие “златые горы”, какие “сребреники” им сыплют в ладонь, что они так легко перебегают к врагу?
Мы помним фронтовика-патриота Бондарева, отвергнувшего награду Ельцина. Помним фронтовика-патриота Варенникова, не принявшего из рук режима амнистию. Фронтовик Чеченской войны Рохлин не принял из ельцинских рук награду.
Рыжков - радостно встроился в свиту Ельцина, как пожилой паж, нес за ним мантию в пекинском аэропорту.
Мы испытали три иллюзии, три горьких разочарования, способные породить апатию, неверие, нигилизм.
В 91-м наивно верили в мощь государства, полагались на его несокрушимость, а взамен получили робкое проигравшее ГКЧП, оставившее нас наедине с врагом. В 93-м верили в революционность народа, в то, что на зов баррикадников поднимутся заводы и шахты, провинции и окраины, армия и флот, а взамен получили стреляющие по Парламенту танки и молчание народа. В 97-м мы верили в разум и честь вождей, вокруг которых сплотились миллионы людей, но уже один из вождей, наклонив раболепно выю, принял из рук разрушителя “орден измены”.
Как пережить эти три потрясения? Умолкнуть навек, освобождая поле борьбы Лужкову или Немцову? Или, радостно распевая “Интернационал” вместе с Кобзоном, идти с ним к победе? Или продолжить борьбу в рядах неподкупного сопротивления, освобождаясь от слабаков?
Мучительные процессы в КПРФ и НПСР, злая химия распада, что уже дает себя знать, смятение тысяч людей - вот те “неизбежные издержки”, которые приходится платить за соглашательство в Думе.
Не пойдем на раскол! Зюганов, сохрани доверье людей! Поезжай на забастовку в Приморье!
Когда Селезнева награждал президент, целовал троекратно, а вокруг улыбались и умильно вздыхали патриотические лидеры, это напоминало обряд посвящения то ли в масоны, то ли в предатели. Хотелось представить, что чувствуют в этот момент души убитых на баррикадах Дома Советов? Что думают те миллионы, кого Ельцин, уничтожив Союз, кинул в неволю и рабство? Что думают бастующие под красным флагом в Приморье? И те помраченные от голода женщины, которые заваривают детям жмых?
Награжден за какие такие “заслуги”? Перед какой такой “родиной”? И почему “второй”, а не “первой степени”?
За то ли, что освятил установление в России власти воров и банкиров? За то ли, что Сорос скупает цвет индустрии? За то, что сдают Приднестровье? Или - за то, что НАТО подкатило под стены Кремля, у России нет больше армии и науки, а Чечня, отделившись, уводит за собою Кавказ?
Ельцинский орден на шее лидера оппозиции. Ельцинское ярмо на шее народа. После этого поцелуя губы Селезнева не примет ни одна химчистка.
Из какого партийного теста их лепят, селезневых и рыбкиных? Какие “златые горы”, какие “сребреники” им сыплют в ладонь, что они так легко перебегают к врагу?
Мы помним фронтовика-патриота Бондарева, отвергнувшего награду Ельцина. Помним фронтовика-патриота Варенникова, не принявшего из рук режима амнистию. Фронтовик Чеченской войны Рохлин не принял из ельцинских рук награду.
Рыжков - радостно встроился в свиту Ельцина, как пожилой паж, нес за ним мантию в пекинском аэропорту.
Мы испытали три иллюзии, три горьких разочарования, способные породить апатию, неверие, нигилизм.
В 91-м наивно верили в мощь государства, полагались на его несокрушимость, а взамен получили робкое проигравшее ГКЧП, оставившее нас наедине с врагом. В 93-м верили в революционность народа, в то, что на зов баррикадников поднимутся заводы и шахты, провинции и окраины, армия и флот, а взамен получили стреляющие по Парламенту танки и молчание народа. В 97-м мы верили в разум и честь вождей, вокруг которых сплотились миллионы людей, но уже один из вождей, наклонив раболепно выю, принял из рук разрушителя “орден измены”.
Как пережить эти три потрясения? Умолкнуть навек, освобождая поле борьбы Лужкову или Немцову? Или, радостно распевая “Интернационал” вместе с Кобзоном, идти с ним к победе? Или продолжить борьбу в рядах неподкупного сопротивления, освобождаясь от слабаков?
Мучительные процессы в КПРФ и НПСР, злая химия распада, что уже дает себя знать, смятение тысяч людей - вот те “неизбежные издержки”, которые приходится платить за соглашательство в Думе.
Не пойдем на раскол! Зюганов, сохрани доверье людей! Поезжай на забастовку в Приморье!
«ЛЕВЫМ МАРШЕМ», ПРИХРАМЫВАЯ
Николай Анисин
7 ноября под одними флагами и под одним дождем с одной и той же площади вышли две колонны демонстрантов и направились в разные стороны - на Лубянку и Васильевский спуск.
В день 80-летия красной революции нынешние “красные” в Москве разделились на два лагеря. Разделились, похоже, всерьез и надолго.
Полного единства между “красными” организациями после 1991 года не было никогда. Но никогда не было и ярко выраженной, проявленной в лозунгах и плакатах вражды. Теперь же вражда не только не приглушалась, но и выпячивалась.
“КПРФ и Дума - опоры режима Ельцина” - это можно было прочитать в колонне “Трудовой России”, Союза офицеров и Национал-большевистской партии. И это означало, что для них мир немыслим как с режимом Ельцина, так и с флиртующей с ним оппозицией в лице Компартии России и ее союзников в парламенте.
По личному составу колонны двух красных лагерей почти не отличались: и в одной, и в другой преобладали пожилые люди и люди среднего возраста. Но у колонны непримиримых, значительно уступавшей по численности колонне с транспарантами КПРФ, было все-таки некое своеобразие, которое создавала группа Национал-большевистской партии. Эта группа сплошь состояла из молодых парней и девчат. Они шли под холодным дождем с непокрытыми головами. Они скандировали: “Да здравствует автомат Калашникова!”, вслед за именем великого красного императора Сталина выкрикивали имя красного бунтаря Че Гевары и нахально утверждали: “Чечня - параша, победа будет наша!”
Три сотни молодых из НПБ на демонстрации в честь 80-летия Октября убедительно продемонстрировали: красные идеи - идеи бури, натиска и стальной хватки живы не только в воспоминаниях престарелых членов КПСС.
Дух революции не был умерщвлен и во второй колонне, составленной в основном из московских районных организаций КПРФ. Когда она добралась до Лубянки и когда там с трибуны прозвучало, что оппозиция может мирно, эволюционным путем выдавить продажную правительственную клику из пор государственной власти страны, то над толпой взметнулся плакат: “Лимит на революции Россия не исчерпала. Она исчерпала лимит на предательства и соглашательства!” Многие ли демонстранты так считали - неведомо. Но на поднявших плакат никто из многотысячной оппозиционной толпы не цыкнул.
Николай АНИСИН
7 ноября под одними флагами и под одним дождем с одной и той же площади вышли две колонны демонстрантов и направились в разные стороны - на Лубянку и Васильевский спуск.
В день 80-летия красной революции нынешние “красные” в Москве разделились на два лагеря. Разделились, похоже, всерьез и надолго.
Полного единства между “красными” организациями после 1991 года не было никогда. Но никогда не было и ярко выраженной, проявленной в лозунгах и плакатах вражды. Теперь же вражда не только не приглушалась, но и выпячивалась.
“КПРФ и Дума - опоры режима Ельцина” - это можно было прочитать в колонне “Трудовой России”, Союза офицеров и Национал-большевистской партии. И это означало, что для них мир немыслим как с режимом Ельцина, так и с флиртующей с ним оппозицией в лице Компартии России и ее союзников в парламенте.
По личному составу колонны двух красных лагерей почти не отличались: и в одной, и в другой преобладали пожилые люди и люди среднего возраста. Но у колонны непримиримых, значительно уступавшей по численности колонне с транспарантами КПРФ, было все-таки некое своеобразие, которое создавала группа Национал-большевистской партии. Эта группа сплошь состояла из молодых парней и девчат. Они шли под холодным дождем с непокрытыми головами. Они скандировали: “Да здравствует автомат Калашникова!”, вслед за именем великого красного императора Сталина выкрикивали имя красного бунтаря Че Гевары и нахально утверждали: “Чечня - параша, победа будет наша!”
Три сотни молодых из НПБ на демонстрации в честь 80-летия Октября убедительно продемонстрировали: красные идеи - идеи бури, натиска и стальной хватки живы не только в воспоминаниях престарелых членов КПСС.
Дух революции не был умерщвлен и во второй колонне, составленной в основном из московских районных организаций КПРФ. Когда она добралась до Лубянки и когда там с трибуны прозвучало, что оппозиция может мирно, эволюционным путем выдавить продажную правительственную клику из пор государственной власти страны, то над толпой взметнулся плакат: “Лимит на революции Россия не исчерпала. Она исчерпала лимит на предательства и соглашательства!” Многие ли демонстранты так считали - неведомо. Но на поднявших плакат никто из многотысячной оппозиционной толпы не цыкнул.
Николай АНИСИН
«ЧЕРНЫЙ СЕЛЕЗЕНЬ С КРАСНОЙ ОТМЕТИНОЙ» ( возможна ли дискуссия в рядах оппозиции? )
Александр Проханов
В октябрьском, сорок третьем номере “Завтра” была напечатана серия материалов, посвященных отказу думской оппозиции объявить правительству давно обещанный “вотум недоверия”. Была опубликована передовая, за подписью главного редактора. Мнения известных представителей “красной” оппозиции: секретаря московского горкома КПРФ Куваева, секретаря Курского обкома КПРФ Михайлова, председателя думского комитета по безопасности Илюхина, генерала Макашова. А также мнения “белых” оппозиционеров, известных русских писателей Распутина, Белова, Куняева, академика Шафаревича. Все они, каждый по-своему, горько сетовали на “соглашательство” Думы, разочаровавшее огромные массы народа.
Кроме того, присутствует статья - плод коллективного аналитического творчества - “Усекновение главы”. В конце этих публикаций мы призывали развернуть открытый диалог в недрах оппозиции, продолжить уже начатую ранее дискуссию. И первым на наш призыв отозвался спикер Думы Селезнев. Он выступил на радиостанции “Свободная Россия” и в передаче, которая трижды прокручивалась, последний раз - 3 ноября, высказался в адрес “Завтра”, а также главного редактора газеты.
… Геннадий СЕЛЕЗНЕВ. Я в курсе этой статьи. Всю газету, конечно, прочитать невозможно, потому что можно прочитать одну выдумку, другую выдумку, но когда целая газета выдумок и чьих-то, как говорится, домыслов анонимных… Мне досадно, что эта газета… считает себя рупором НПСР, это совершенно не так. Это никакой не рупор НПСР, это такая сегодня черносотенная провокационная газета, которая в чем-то… заходит даже, как я говорю, дальше самых крайних. Я уже не в первый раз читаю, что “Селезнев - красная птица с черной отметиной”, массу всяких таких штучек-дрючек. Я, честно говоря, и не хотел бы реагировать на выступление в этой газете, я… перестаю ее читать. Эту газету, когда прочитаешь, надо очень тщательно с мылом вымыть руки. Здесь слишком много грязи и злобы. Так коллеги - а они себя считают, в общем-то, коллегами НПСР, чуть ли не друзьями там или рупором, или кем - себя не ведут. Так ведут себя только предатели, и больше никто. Хотят расколоть они Государственную думу, левую оппозицию - это цель ясная совершенно. Вот в этом-то и смысл, чтобы я завелся, Лукьянов завелся, Маслюков завелся, все, кого они здесь называют… Рыжков завелся. Ну, обхамили всех.
… К сожалению, газета “Завтра” - это вчерашний день. Вот. Она по-прежнему, как говорится, выступает в своем постоянном репертуаре - это как театр бывает одного актера, так эта газета - одного автора, одного редактора, где все это делается самим Александром Прохановым. Он неплохой публицист, он - человек очень эмоциональный, вы правы. Он как такая вот эмоциональная барышня, которая быстро влюбляется, потом быстро угасает ее любовь, ищет новых поклонников, новых сторонников, хочет понравиться кому-то другому, - вот только с такой барышней я и могу его сравнить, потому что он чрезвычайно эмоционален, но хочет, чтоб его любили. Он постоянно к кому-то присаживается в компанию - сегодня он с одним дружит, завтра он с другими дружит, послезавтра с третьими - но ладно б ты спокойно уходил, но он от своих друзей всегда уходит, плотно закрыв дверь, как правило, разругавшись.
… Это провокационные все призывы. Я бы хотел видеть хоть раз на одном каком-нибудь нормальном пикете, на одном митинге Александра Проханова, чтобы он публично сказал то, что он позволяет делать в своей газете… Я думаю, он не такой глупый, он очень осторожный человек, - почему все вот такие вещи появляются, как правило, без подписи. Это все анонимщина в чистом виде. Какие там исследовательские центры? Сравните стиль, и вы все поймете.
… Но вот вы заметили хоть раз, чтобы у него столько злобы, столько, как говорится, пыла, столько публицистики ушло на кого-нибудь из наших оппонентов? Ну нет же. Он всегда ведет разборки только со своими. Всегда.
… Ну Альберта Михайловича нельзя не услышать. Он всегда говорит, что его никто не слышит, но сам заявляет своим генеральским голосом громче всех. Дело в том, что Альберт Михайлович - тоже, как Александр Проханов, который хотел бы, чтоб слышали только его мнение. Я вспоминаю эти картинки, я не хочу сейчас говорить… когда генералы ходят в бронежилетах, когда вокруг, как говорится, готовятся стрелять, и посылают на бойню безоружных людей, - для меня эта картинка осталась на всю мою жизнь. Это безнравственно - не получить ни одной царапины, ничего, но толкнуть мальчишек под пули, без всяких бронежилетов, касок - это безнравственно.
Этот взрыв неприязни, и даже ненависти, показался нам неадекватным. После первого желания пропустить все это мимо ушей возникло второе желание - понять природу этого взрыва. Не владея методиками психоаналитика Фрейда, мы, тем не менее, усматриваем в приведенном тексте наличие глубинных комплексов неполноценности, которые, тщательно скрываемые, вдруг проявились, подобно извержению грязевого вулкана.
Кроме того, сущность задетых проблем столь важна для политического процесса в России и судеб патриотической оппозиции, что “фигура умолчания” неуместна. Но сначала о фигуре самого Селезнева.
Селезнев, в прошлом журналист и главный редактор “Комсомольской правды”, “Учительской газеты” и “Правды”, судит о “Завтра”, исходя из своего прошлого журналистского опыта. Нам важен тот период его журналистской и политической деятельности, когда он стал зам. главного редактора “Правды”, классического горбачевца Фролова, сделавшего известную советскую партийную газету инструментом “перестройки”. После трагического августа Фролов больше не вернулся в газету и управлять ею стал Селезнев. Именно в эти страшные для Родины дни, в дни разгрома партии и патриотического движения, когда закрыли “День” - предтечу “Завтра”, когда отбивались в своем Доме писателей русские художники, среди которых был и Распутин, и Куняев, и автор этой статьи, когда журналисты “Завтра” провели первое в истории русской журналистики протестное пикетирование полторанинского Министерства печати под дулами милицейских автоматов, - в эти дни селезневская “Правда” убрала со своих страниц ордена, которыми наградили газету за ее участие в войне и социалистических свершениях Родины. Так перетрусивший, попавший в окружение офицер срывает офицерские погоны, зарывает в землю документы. Тогда газета “День” поместила эти ордена на своих страницах, упрекая правдистов в малодушии, “подобрав из грязи и отмыв брошенные в панике награды”.
Селезнев был тем человеком, который, с помощью Полторанина, создал совместное с греками коммерческое предприятие, передав ему все права на издание газеты. Греки при этом, для успокоения коллектива, назывались “красными греками”, мучениками террора “черных полковников”. На деле же оказались пронырливыми коммерсантами, скупающими в России плохо лежащую недвижимость. В итоге - полный крах “Правды”, рождение на сегодняшний день сразу трех маломощных газет под одним и тем же названием. В центре этой катастрофы стоит Селезнев. “Правда” для семидесятилетней истории СССР значит столько же, сколько и Мавзолей. Мавзолей все еще не разрушен Ельциным, но “Правда” Селезневым сокрушена. Немаловажная деталь: греков Селезневу, как утверждают правдисты, привел Иван Рыбкин.
Селезнев называет газету “Завтра” черносотенной. Так нас сегодня не называют даже отъявленные враги, немало сделавшие для демонизации сначала “Дня”, а потом и “Завтра”. Эта лексика 92-го и 93-го годов, когда Костиков натравливал на нас Ельцина, и тот, стуча кулаком по трибуне, требовал закрыть “эту фашистскую газету “День”. Русский фашизм - термин, которым истреблялся цвет национальной интеллигенции в двадцатых годах. Русский фашизм - жупел, позволивший ельцинистам расстрелять из танков Парламент. Это то, за что автоматчики разгромили в октябре 93-го редакцию “Дня”. Теперь, когда создана при Ельцине инквицизионная комиссия по борьбе с экстремизмом, когда разворачивается охота за представителями русского сопротивления, это утверждение Селезнева выглядит как политический донос, предающий “Завтра” в руки Савостьянова и Степашина. Политологически это значит, что состоявшийся сговор умеренной “системной” оппозиции и власти предусматривает отсечение тех фрагментов оппозиции, которые не умещаются на брачном ложе этого уродливого союза. Такое отсечение произвел своими высказываниями Селезнев. Мы не опечалены этим обстоятельством, ибо не участвуем в мероприятиях, намеченных властью и оппозицией в “год соития”. Но любые репрессии властей против несдавшихся патриотов после этих утверждений Селезнева делают его причастным к этим репрессиям.
Селезнев называет газету “Завтра” “грязной”, после прочтения которой нужно “долго мыть руки”. Видимо, он мыл свои спикерские руки в спецтуалете Думы после прочтения именно этого, сорок третьего номера. Что же там напечатано?
Кроме упомянутых уважаемых политических и культурных деятелей, там напечатана большая статья русского поэта Валентина Сорокина, воспитателя нескольких поколений русских писателей. Там же напечатано поздравление замечательному русскому тележурналисту Александру Крутову и стих в его честь, написанный Станиславом Куняевым. После этого мыл руки Селезнев?
На другой странице - дружелюбный очерк о премьере Якутии, бывшем губернаторе Сахалина В. Федорове. Античубайсовская публикация губернатора Приморья Наздратенко, полемическая статья о продаже русских алмазов “Де Бирсу”, - что же тут грязного, после чего необходима дезинфекция?
Далее, на полосе, посвященной проблемам русской науки, выступают “красные” товарищи Селезнева по Думе. Костин, “коммунистический технократ”, Мельников, глава думского комитета по образованию, - умные, благородные материалы, и тут же статья под названием “Сорос - враг России”. Какое мыло использовал Селезнев после прочтения этих публикаций?
Очерки о рабочем движении в Кемерове, о трагедии русской матери, у которой сын сгинул в “зоне”, репортаж с маневров спецназа, израненного в Чечне. Во всех материалах - любовь к обездоленному русскому народу, обескровленной русской армии. Кем надо быть, чтобы усмотреть в этом грязь? Тогда что же для Селезнева - чистота? В этой ненависти к русской теме, русской боли дышит реликтовое дыхание Александра Яковлева из тех времен, когда в его кабинет входил благоговейно редактор газет и журналов. Теперь понятно, почему в Думу грузовиками завозят мыло.
Селезнев утверждает, что мы в “Завтра” не боремся с режимом, а постоянно “бьем по своим”. Это неправда. “Завтра” - одна из самых радикальных антиельцинских газет, и за это главный редактор по следам публикаций раз в две-три недели ходит в прокуратуру, дает объяснения прокурорам, отбивается от уголовных обвинений. Мы непрерывно судимся, тратим колоссальное количество материальных и психических ресурсов в борьбе с режимом и бережно, быть может, повышенно комплементарно относимся к “своим”. Даем им авансы, вдохновляем их на борьбу. И это не наша вина, что некоторые патриотические лидеры оказываются перебежчиками, как Лебедь или Руцкой, а теперь сам господин Селезнев, отмеченный “орденом Каина”. Будучи политической патриотической газетой, мы не можем молчать, когда случаются, увы, слишком частые факты отступничества. И мы будем поступать так и впредь, потому что “Завтра” - не обслуживающая номенклатуру газета. За нами нет банков, политических партий, загадочных греческих структур и механизмов ельцинского “согласия”. Но стоит лишь кому-нибудь из “наших” попасть в беду - будь то Лукьянов после августа 91-го, или Руцкой после 93-го, или бывший товарищ Селезнева по Думе Николай Лысенко, - мы забываем все обиды, бросаемся ему на помощь, бьемся у тюремных врат. Надеюсь, с Селезневым, покуда жив милый его сердцу режим, такого не случится.
Селезнев называет меня “кисейной барышней”. Эту кличку я бережно перенесу в коллекцию прозвищ, где уже собрано несколько других, коими награждали меня “демократы”. Меня называли “соловьем Генерального штаба”, после того, как я ходил на советских атомных лодках в автономные плавания, участвовал в ракетных пусках и ядерных испытаниях и пытался изобразить средствами современной эстетики советскую ядерную “триаду”, исследовать проблемы “паритетного мира”.
Меня называли “афганским соловьем”, после того, как я девятнадцать раз побывал на афганской войне. Прошел с действующей армией весь Афганистан, участвуя во всех видах боевых действий, будь то горы, “зеленка” или пустыня Регистан.
Меня иронично называли “русский Киплинг”, после того, как я побывал на всех локальных войнах, которые велись тогда на земле: в Африке, Латинской Америке, Азии, на Ближнем Востоке. Я хотел запечатлеть в моих геополитических романах последний трагический фазис глобальной “красной империи”.
Меня называли “певцом катастрофы”, после того, как я на седьмой день после чернобыльской аварии побывал там. Касался рукой днища взорванного четвертого реактора, пробравшись вместе с шахтерами под изуродованный блок. Зависал на вертолете над ядовитым кратером. А также вместе с солдатиками участвовал в дезактивации третьего блока, усыпанного ломтями урана. На моем дозиметре до сих пор сохранилась отметка, свидетельствующая, что я получил, как и все спасатели, “боевую дозу” облучения.
“Кисейная барышня” Селезнева - это, разумеется, самая обидная кличка, ибо получена от мужественного, отважного человека, ничем не напоминающего думского дьяка, даже летом не снимающего подштанники.
Что касается моего отсутствия на пикетах и митингах, то я выступал с балкона Дома Советов осенью 93-го года, когда Селезневым там и не пахло, и заслужил за это, вместе с другими товарищами, кличку “красно-коричневого”.
Но теперь по существу.
Мы все еще надеемся, что патриотические лидеры, ответственные за политику в Думе, за общепатриотическую политику, выйдут на открытую дискуссию, не отделываясь бранью или умолчанием.
Они ответят нам на вопросы: почему дважды Дума принимала заведомо ложный, дутый бюджет, за каждым параграфом которого стоят тысячи русских смертей? Почему Дума утверждала на посту Черномырдина, мотивируя это тем, что он лучше Чубайса, а теперь, сохраняя чубайсовский налоговый кодекс, поддерживает и укрепляет Чубайса? Почему Дума, после доклада Рыжкова, приняла в первом чтении чудовищный, антинациональный закон о разделе продукции, отдающий иностранцам контроль над русскими недрами? Почему ратифицировала конвенцию о запрете химического оружия на фоне полной деградации оборонной системы России, и значит ли, что договор СНВ-2 также будет ратифицирован? Почему Селезнев настаивает на ратификации Государственного договора с Молдовой, открыто сдавая при этом Приднестровье? Почему ратифицирован предательский хасавюторский договор, порождающий распад России? Почему Дума не осудила “аукционы”, передающие цвет советской индустрии в руки соросов и гейтсов? Почему Дума подтвердила все внешнегосударственные заимствования, сделанные Гайдаром и Чубайсом, превратившие несколько поколений русских людей в должников и данников иностранцев?
И, наконец, осознают ли оппозиционные думцы, что последний “невотум” Черномырдину рассеял все иллюзии, отвернул от думской оппозиции тысячи граждан, и те “издержки, неизбежные при всяком реальном деле”, о которых упомянул Зюганов, включают в себя и раскол патриотического движения, виновником которого является отнюдь не газета “Завтра”?
Перечень вопросов, по которым необходима дискуссия, необходимы разъяснения патриотических лидеров, выходит за пределы чисто думской политики.
Почему оппозиция до сих пор не создала “теневой кабинет”, о котором давно заявлено и который есть мощный инструмент оппозиционной борьбы, где проходили бы обкатку будущие деятели исполнительной власти? Отсутствие такого кабинета внушает подозрение, что оппозиция вовсе и не стремится к власти, довольствуясь кадрами, которыми нынешний режим набивает свои “кабинеты”.
Почему в информационной политике не сделано ничего для поддержки оппозиционной печати? Не создано информационное агентство, а чахлые оппозиционные газеты работают на энтузиазме своих крохотных героических коллективов? Лидеры оппозиции рассчитывают только на внимание НТВ, фигурируют без устали на пресс-конференциях, становясь объектом телеманипулирований?
Почему оппозиция в лице своих лидеров и идеологов удручающе старомодна, некультурна, индифферентна к пропагандистским новациям? Это делает оппозицию “движением стариков”, отвращает от нее молодежь, лишает ее будущего.
Почему от лидерства в оппозиции удалено множество ярких неординарных людей, чья идеология, сферы влияния могли бы существенно расширить наше влияние? Где Зорькин? Где Глазьев? Где Говорухин? Где умные яркие речи великолепных ораторов, которые могли бы разнообразить постную, состоящую из штампов риторику?
Почему вольно или невольно гасится народный протест, гасится народная революционность, объявляются “лимиты на революцию” в России, теряющей ежегодно полтора миллиона граждан в результате “ельцинской криминальной революции”?
Почему, когда вспыхивают забастовки, начинаются острейшие акции протеста, как сегодня в Приморье, там не видно патриотических лидеров? Не видно дальневосточницы Горячевой среди рабочих завода “Звезда”. Не видно Зюганова среди колонн, перекрывающих под красным флагом Транссибирку. Где лидеры, не боящиеся студеных ветров, дующих над шпалами, над остановленными мерзлыми конвейерами?
Почему “красные губернаторы”, которым народ отдал всю свою слабеющую энергию, мгновенно, получив власть, уходят из политики, становятся завхозами в чубайсовском хозяйстве, стыдятся своей принадлежности к оппозиции?
Где тот интеллектуальный центр, идеологическая лаборатория, где вырабатывалось бы мировоззрение? Формула бытия для России ХXI века? Вместо этого, абсолютно необходимого интеллектуализма, нам предлагается жеваная промокашка, на которой разными чернилами отпечатаны банальности прошлых веков.
И, наконец, в чем тактика захвата власти? В чем методология сокрушения антинационального курса? В “Парламентском часе”, в “Думской газете”? Или в том, чтобы пить шампанское за “круглым столом” соглашательства?
Ответы не терпят отлагательства. И если нынешние оппозиционные лидеры станут либо отмалчиваться, либо скатываться на брань, мы все равно проведем эту дискуссию и выясним, что из себя представляет нынешний поезд, где в локомотиве угнездилась группа машинистов, затягивающих эшелон в черный беспросветный туннель, а в вагонах сидят ничего не подозревающие пассажиры, поют “Интернационал”, кушают патриотические бутерброды. Не ведают, что их увозят в черную дыру поражения. Если это так, то не следует ли, как в фильме “Неуловимые мстители”, пробежать по крышам вагонов и отцепить вагоны от локомотива? Пускай себе катится туда, где одиноко и кроваво мерцает красный светофор катастрофы.
Селезнев принял из рук Ельцина орден. Принял бы Сталин из рук Гитлера Железный крест? А генерала Макашова Селезневу лучше не трогать. Один день, проведенный генералом в “Лефортово”, значит для России больше, чем все 50 прожитых Селезневым лет.
В октябрьском, сорок третьем номере “Завтра” была напечатана серия материалов, посвященных отказу думской оппозиции объявить правительству давно обещанный “вотум недоверия”. Была опубликована передовая, за подписью главного редактора. Мнения известных представителей “красной” оппозиции: секретаря московского горкома КПРФ Куваева, секретаря Курского обкома КПРФ Михайлова, председателя думского комитета по безопасности Илюхина, генерала Макашова. А также мнения “белых” оппозиционеров, известных русских писателей Распутина, Белова, Куняева, академика Шафаревича. Все они, каждый по-своему, горько сетовали на “соглашательство” Думы, разочаровавшее огромные массы народа.
Кроме того, присутствует статья - плод коллективного аналитического творчества - “Усекновение главы”. В конце этих публикаций мы призывали развернуть открытый диалог в недрах оппозиции, продолжить уже начатую ранее дискуссию. И первым на наш призыв отозвался спикер Думы Селезнев. Он выступил на радиостанции “Свободная Россия” и в передаче, которая трижды прокручивалась, последний раз - 3 ноября, высказался в адрес “Завтра”, а также главного редактора газеты.
… Геннадий СЕЛЕЗНЕВ. Я в курсе этой статьи. Всю газету, конечно, прочитать невозможно, потому что можно прочитать одну выдумку, другую выдумку, но когда целая газета выдумок и чьих-то, как говорится, домыслов анонимных… Мне досадно, что эта газета… считает себя рупором НПСР, это совершенно не так. Это никакой не рупор НПСР, это такая сегодня черносотенная провокационная газета, которая в чем-то… заходит даже, как я говорю, дальше самых крайних. Я уже не в первый раз читаю, что “Селезнев - красная птица с черной отметиной”, массу всяких таких штучек-дрючек. Я, честно говоря, и не хотел бы реагировать на выступление в этой газете, я… перестаю ее читать. Эту газету, когда прочитаешь, надо очень тщательно с мылом вымыть руки. Здесь слишком много грязи и злобы. Так коллеги - а они себя считают, в общем-то, коллегами НПСР, чуть ли не друзьями там или рупором, или кем - себя не ведут. Так ведут себя только предатели, и больше никто. Хотят расколоть они Государственную думу, левую оппозицию - это цель ясная совершенно. Вот в этом-то и смысл, чтобы я завелся, Лукьянов завелся, Маслюков завелся, все, кого они здесь называют… Рыжков завелся. Ну, обхамили всех.
… К сожалению, газета “Завтра” - это вчерашний день. Вот. Она по-прежнему, как говорится, выступает в своем постоянном репертуаре - это как театр бывает одного актера, так эта газета - одного автора, одного редактора, где все это делается самим Александром Прохановым. Он неплохой публицист, он - человек очень эмоциональный, вы правы. Он как такая вот эмоциональная барышня, которая быстро влюбляется, потом быстро угасает ее любовь, ищет новых поклонников, новых сторонников, хочет понравиться кому-то другому, - вот только с такой барышней я и могу его сравнить, потому что он чрезвычайно эмоционален, но хочет, чтоб его любили. Он постоянно к кому-то присаживается в компанию - сегодня он с одним дружит, завтра он с другими дружит, послезавтра с третьими - но ладно б ты спокойно уходил, но он от своих друзей всегда уходит, плотно закрыв дверь, как правило, разругавшись.
… Это провокационные все призывы. Я бы хотел видеть хоть раз на одном каком-нибудь нормальном пикете, на одном митинге Александра Проханова, чтобы он публично сказал то, что он позволяет делать в своей газете… Я думаю, он не такой глупый, он очень осторожный человек, - почему все вот такие вещи появляются, как правило, без подписи. Это все анонимщина в чистом виде. Какие там исследовательские центры? Сравните стиль, и вы все поймете.
… Но вот вы заметили хоть раз, чтобы у него столько злобы, столько, как говорится, пыла, столько публицистики ушло на кого-нибудь из наших оппонентов? Ну нет же. Он всегда ведет разборки только со своими. Всегда.
… Ну Альберта Михайловича нельзя не услышать. Он всегда говорит, что его никто не слышит, но сам заявляет своим генеральским голосом громче всех. Дело в том, что Альберт Михайлович - тоже, как Александр Проханов, который хотел бы, чтоб слышали только его мнение. Я вспоминаю эти картинки, я не хочу сейчас говорить… когда генералы ходят в бронежилетах, когда вокруг, как говорится, готовятся стрелять, и посылают на бойню безоружных людей, - для меня эта картинка осталась на всю мою жизнь. Это безнравственно - не получить ни одной царапины, ничего, но толкнуть мальчишек под пули, без всяких бронежилетов, касок - это безнравственно.
Этот взрыв неприязни, и даже ненависти, показался нам неадекватным. После первого желания пропустить все это мимо ушей возникло второе желание - понять природу этого взрыва. Не владея методиками психоаналитика Фрейда, мы, тем не менее, усматриваем в приведенном тексте наличие глубинных комплексов неполноценности, которые, тщательно скрываемые, вдруг проявились, подобно извержению грязевого вулкана.
Кроме того, сущность задетых проблем столь важна для политического процесса в России и судеб патриотической оппозиции, что “фигура умолчания” неуместна. Но сначала о фигуре самого Селезнева.
Селезнев, в прошлом журналист и главный редактор “Комсомольской правды”, “Учительской газеты” и “Правды”, судит о “Завтра”, исходя из своего прошлого журналистского опыта. Нам важен тот период его журналистской и политической деятельности, когда он стал зам. главного редактора “Правды”, классического горбачевца Фролова, сделавшего известную советскую партийную газету инструментом “перестройки”. После трагического августа Фролов больше не вернулся в газету и управлять ею стал Селезнев. Именно в эти страшные для Родины дни, в дни разгрома партии и патриотического движения, когда закрыли “День” - предтечу “Завтра”, когда отбивались в своем Доме писателей русские художники, среди которых был и Распутин, и Куняев, и автор этой статьи, когда журналисты “Завтра” провели первое в истории русской журналистики протестное пикетирование полторанинского Министерства печати под дулами милицейских автоматов, - в эти дни селезневская “Правда” убрала со своих страниц ордена, которыми наградили газету за ее участие в войне и социалистических свершениях Родины. Так перетрусивший, попавший в окружение офицер срывает офицерские погоны, зарывает в землю документы. Тогда газета “День” поместила эти ордена на своих страницах, упрекая правдистов в малодушии, “подобрав из грязи и отмыв брошенные в панике награды”.
Селезнев был тем человеком, который, с помощью Полторанина, создал совместное с греками коммерческое предприятие, передав ему все права на издание газеты. Греки при этом, для успокоения коллектива, назывались “красными греками”, мучениками террора “черных полковников”. На деле же оказались пронырливыми коммерсантами, скупающими в России плохо лежащую недвижимость. В итоге - полный крах “Правды”, рождение на сегодняшний день сразу трех маломощных газет под одним и тем же названием. В центре этой катастрофы стоит Селезнев. “Правда” для семидесятилетней истории СССР значит столько же, сколько и Мавзолей. Мавзолей все еще не разрушен Ельциным, но “Правда” Селезневым сокрушена. Немаловажная деталь: греков Селезневу, как утверждают правдисты, привел Иван Рыбкин.
Селезнев называет газету “Завтра” черносотенной. Так нас сегодня не называют даже отъявленные враги, немало сделавшие для демонизации сначала “Дня”, а потом и “Завтра”. Эта лексика 92-го и 93-го годов, когда Костиков натравливал на нас Ельцина, и тот, стуча кулаком по трибуне, требовал закрыть “эту фашистскую газету “День”. Русский фашизм - термин, которым истреблялся цвет национальной интеллигенции в двадцатых годах. Русский фашизм - жупел, позволивший ельцинистам расстрелять из танков Парламент. Это то, за что автоматчики разгромили в октябре 93-го редакцию “Дня”. Теперь, когда создана при Ельцине инквицизионная комиссия по борьбе с экстремизмом, когда разворачивается охота за представителями русского сопротивления, это утверждение Селезнева выглядит как политический донос, предающий “Завтра” в руки Савостьянова и Степашина. Политологически это значит, что состоявшийся сговор умеренной “системной” оппозиции и власти предусматривает отсечение тех фрагментов оппозиции, которые не умещаются на брачном ложе этого уродливого союза. Такое отсечение произвел своими высказываниями Селезнев. Мы не опечалены этим обстоятельством, ибо не участвуем в мероприятиях, намеченных властью и оппозицией в “год соития”. Но любые репрессии властей против несдавшихся патриотов после этих утверждений Селезнева делают его причастным к этим репрессиям.
Селезнев называет газету “Завтра” “грязной”, после прочтения которой нужно “долго мыть руки”. Видимо, он мыл свои спикерские руки в спецтуалете Думы после прочтения именно этого, сорок третьего номера. Что же там напечатано?
Кроме упомянутых уважаемых политических и культурных деятелей, там напечатана большая статья русского поэта Валентина Сорокина, воспитателя нескольких поколений русских писателей. Там же напечатано поздравление замечательному русскому тележурналисту Александру Крутову и стих в его честь, написанный Станиславом Куняевым. После этого мыл руки Селезнев?
На другой странице - дружелюбный очерк о премьере Якутии, бывшем губернаторе Сахалина В. Федорове. Античубайсовская публикация губернатора Приморья Наздратенко, полемическая статья о продаже русских алмазов “Де Бирсу”, - что же тут грязного, после чего необходима дезинфекция?
Далее, на полосе, посвященной проблемам русской науки, выступают “красные” товарищи Селезнева по Думе. Костин, “коммунистический технократ”, Мельников, глава думского комитета по образованию, - умные, благородные материалы, и тут же статья под названием “Сорос - враг России”. Какое мыло использовал Селезнев после прочтения этих публикаций?
Очерки о рабочем движении в Кемерове, о трагедии русской матери, у которой сын сгинул в “зоне”, репортаж с маневров спецназа, израненного в Чечне. Во всех материалах - любовь к обездоленному русскому народу, обескровленной русской армии. Кем надо быть, чтобы усмотреть в этом грязь? Тогда что же для Селезнева - чистота? В этой ненависти к русской теме, русской боли дышит реликтовое дыхание Александра Яковлева из тех времен, когда в его кабинет входил благоговейно редактор газет и журналов. Теперь понятно, почему в Думу грузовиками завозят мыло.
Селезнев утверждает, что мы в “Завтра” не боремся с режимом, а постоянно “бьем по своим”. Это неправда. “Завтра” - одна из самых радикальных антиельцинских газет, и за это главный редактор по следам публикаций раз в две-три недели ходит в прокуратуру, дает объяснения прокурорам, отбивается от уголовных обвинений. Мы непрерывно судимся, тратим колоссальное количество материальных и психических ресурсов в борьбе с режимом и бережно, быть может, повышенно комплементарно относимся к “своим”. Даем им авансы, вдохновляем их на борьбу. И это не наша вина, что некоторые патриотические лидеры оказываются перебежчиками, как Лебедь или Руцкой, а теперь сам господин Селезнев, отмеченный “орденом Каина”. Будучи политической патриотической газетой, мы не можем молчать, когда случаются, увы, слишком частые факты отступничества. И мы будем поступать так и впредь, потому что “Завтра” - не обслуживающая номенклатуру газета. За нами нет банков, политических партий, загадочных греческих структур и механизмов ельцинского “согласия”. Но стоит лишь кому-нибудь из “наших” попасть в беду - будь то Лукьянов после августа 91-го, или Руцкой после 93-го, или бывший товарищ Селезнева по Думе Николай Лысенко, - мы забываем все обиды, бросаемся ему на помощь, бьемся у тюремных врат. Надеюсь, с Селезневым, покуда жив милый его сердцу режим, такого не случится.
Селезнев называет меня “кисейной барышней”. Эту кличку я бережно перенесу в коллекцию прозвищ, где уже собрано несколько других, коими награждали меня “демократы”. Меня называли “соловьем Генерального штаба”, после того, как я ходил на советских атомных лодках в автономные плавания, участвовал в ракетных пусках и ядерных испытаниях и пытался изобразить средствами современной эстетики советскую ядерную “триаду”, исследовать проблемы “паритетного мира”.
Меня называли “афганским соловьем”, после того, как я девятнадцать раз побывал на афганской войне. Прошел с действующей армией весь Афганистан, участвуя во всех видах боевых действий, будь то горы, “зеленка” или пустыня Регистан.
Меня иронично называли “русский Киплинг”, после того, как я побывал на всех локальных войнах, которые велись тогда на земле: в Африке, Латинской Америке, Азии, на Ближнем Востоке. Я хотел запечатлеть в моих геополитических романах последний трагический фазис глобальной “красной империи”.
Меня называли “певцом катастрофы”, после того, как я на седьмой день после чернобыльской аварии побывал там. Касался рукой днища взорванного четвертого реактора, пробравшись вместе с шахтерами под изуродованный блок. Зависал на вертолете над ядовитым кратером. А также вместе с солдатиками участвовал в дезактивации третьего блока, усыпанного ломтями урана. На моем дозиметре до сих пор сохранилась отметка, свидетельствующая, что я получил, как и все спасатели, “боевую дозу” облучения.
“Кисейная барышня” Селезнева - это, разумеется, самая обидная кличка, ибо получена от мужественного, отважного человека, ничем не напоминающего думского дьяка, даже летом не снимающего подштанники.
Что касается моего отсутствия на пикетах и митингах, то я выступал с балкона Дома Советов осенью 93-го года, когда Селезневым там и не пахло, и заслужил за это, вместе с другими товарищами, кличку “красно-коричневого”.
Но теперь по существу.
Мы все еще надеемся, что патриотические лидеры, ответственные за политику в Думе, за общепатриотическую политику, выйдут на открытую дискуссию, не отделываясь бранью или умолчанием.
Они ответят нам на вопросы: почему дважды Дума принимала заведомо ложный, дутый бюджет, за каждым параграфом которого стоят тысячи русских смертей? Почему Дума утверждала на посту Черномырдина, мотивируя это тем, что он лучше Чубайса, а теперь, сохраняя чубайсовский налоговый кодекс, поддерживает и укрепляет Чубайса? Почему Дума, после доклада Рыжкова, приняла в первом чтении чудовищный, антинациональный закон о разделе продукции, отдающий иностранцам контроль над русскими недрами? Почему ратифицировала конвенцию о запрете химического оружия на фоне полной деградации оборонной системы России, и значит ли, что договор СНВ-2 также будет ратифицирован? Почему Селезнев настаивает на ратификации Государственного договора с Молдовой, открыто сдавая при этом Приднестровье? Почему ратифицирован предательский хасавюторский договор, порождающий распад России? Почему Дума не осудила “аукционы”, передающие цвет советской индустрии в руки соросов и гейтсов? Почему Дума подтвердила все внешнегосударственные заимствования, сделанные Гайдаром и Чубайсом, превратившие несколько поколений русских людей в должников и данников иностранцев?
И, наконец, осознают ли оппозиционные думцы, что последний “невотум” Черномырдину рассеял все иллюзии, отвернул от думской оппозиции тысячи граждан, и те “издержки, неизбежные при всяком реальном деле”, о которых упомянул Зюганов, включают в себя и раскол патриотического движения, виновником которого является отнюдь не газета “Завтра”?
Перечень вопросов, по которым необходима дискуссия, необходимы разъяснения патриотических лидеров, выходит за пределы чисто думской политики.
Почему оппозиция до сих пор не создала “теневой кабинет”, о котором давно заявлено и который есть мощный инструмент оппозиционной борьбы, где проходили бы обкатку будущие деятели исполнительной власти? Отсутствие такого кабинета внушает подозрение, что оппозиция вовсе и не стремится к власти, довольствуясь кадрами, которыми нынешний режим набивает свои “кабинеты”.
Почему в информационной политике не сделано ничего для поддержки оппозиционной печати? Не создано информационное агентство, а чахлые оппозиционные газеты работают на энтузиазме своих крохотных героических коллективов? Лидеры оппозиции рассчитывают только на внимание НТВ, фигурируют без устали на пресс-конференциях, становясь объектом телеманипулирований?
Почему оппозиция в лице своих лидеров и идеологов удручающе старомодна, некультурна, индифферентна к пропагандистским новациям? Это делает оппозицию “движением стариков”, отвращает от нее молодежь, лишает ее будущего.
Почему от лидерства в оппозиции удалено множество ярких неординарных людей, чья идеология, сферы влияния могли бы существенно расширить наше влияние? Где Зорькин? Где Глазьев? Где Говорухин? Где умные яркие речи великолепных ораторов, которые могли бы разнообразить постную, состоящую из штампов риторику?
Почему вольно или невольно гасится народный протест, гасится народная революционность, объявляются “лимиты на революцию” в России, теряющей ежегодно полтора миллиона граждан в результате “ельцинской криминальной революции”?
Почему, когда вспыхивают забастовки, начинаются острейшие акции протеста, как сегодня в Приморье, там не видно патриотических лидеров? Не видно дальневосточницы Горячевой среди рабочих завода “Звезда”. Не видно Зюганова среди колонн, перекрывающих под красным флагом Транссибирку. Где лидеры, не боящиеся студеных ветров, дующих над шпалами, над остановленными мерзлыми конвейерами?
Почему “красные губернаторы”, которым народ отдал всю свою слабеющую энергию, мгновенно, получив власть, уходят из политики, становятся завхозами в чубайсовском хозяйстве, стыдятся своей принадлежности к оппозиции?
Где тот интеллектуальный центр, идеологическая лаборатория, где вырабатывалось бы мировоззрение? Формула бытия для России ХXI века? Вместо этого, абсолютно необходимого интеллектуализма, нам предлагается жеваная промокашка, на которой разными чернилами отпечатаны банальности прошлых веков.
И, наконец, в чем тактика захвата власти? В чем методология сокрушения антинационального курса? В “Парламентском часе”, в “Думской газете”? Или в том, чтобы пить шампанское за “круглым столом” соглашательства?
Ответы не терпят отлагательства. И если нынешние оппозиционные лидеры станут либо отмалчиваться, либо скатываться на брань, мы все равно проведем эту дискуссию и выясним, что из себя представляет нынешний поезд, где в локомотиве угнездилась группа машинистов, затягивающих эшелон в черный беспросветный туннель, а в вагонах сидят ничего не подозревающие пассажиры, поют “Интернационал”, кушают патриотические бутерброды. Не ведают, что их увозят в черную дыру поражения. Если это так, то не следует ли, как в фильме “Неуловимые мстители”, пробежать по крышам вагонов и отцепить вагоны от локомотива? Пускай себе катится туда, где одиноко и кроваво мерцает красный светофор катастрофы.
Селезнев принял из рук Ельцина орден. Принял бы Сталин из рук Гитлера Железный крест? А генерала Макашова Селезневу лучше не трогать. Один день, проведенный генералом в “Лефортово”, значит для России больше, чем все 50 прожитых Селезневым лет.
АГЕНТСТВО “ДНЯ”
¬ Белый налет на люке космического корабля “Союз” оказался куриным пометом.
¬ “Склещились!” - такое впечатление возникло при виде целования Селезнева и Ельцина.
¬ В Третьяковской галерее выставлена картина “Борис Грозный убивает дочь Таню”.
¬ Березовский, узнав об отставке, раздал имущество бедным и ушел в монастырь под именем игумена Пафнутия.
¬ Ельцин, получив из Екатеринбурга кости царя, так и не смог сложить из них скелет.
¬ Кобзон по просьбе старых большевиков спел песню “И Ленин такой молодой” на бурятском языке.
¬ “Склещились!” - такое впечатление возникло при виде целования Селезнева и Ельцина.
¬ В Третьяковской галерее выставлена картина “Борис Грозный убивает дочь Таню”.
¬ Березовский, узнав об отставке, раздал имущество бедным и ушел в монастырь под именем игумена Пафнутия.
¬ Ельцин, получив из Екатеринбурга кости царя, так и не смог сложить из них скелет.
¬ Кобзон по просьбе старых большевиков спел песню “И Ленин такой молодой” на бурятском языке.