Страница:
– Пацаны, давайте по понятиям разберемся… – снова попытался взять слово Серый, но получил от Усатого ногой в живот, согнулся и тоскливо замолчал.
– Слушай, Кулак, – продолжил Центровой, – давай с тобой подеремся. Один на один. Я против тебя. Кто победит, за тем и Кольцевая.
– Я бы с радостью, но я вопросов, за кем что числится, не решаю. Я человек маленький.
– Скажи лучше честно, что зассал.
– Нет, отчего же сразу зассал? Хочешь, давай подеремся. Если моя возьмет, ты… Хотя ты уже не сможешь… Кто-нибудь из твоих позвонит вашему основному, и пусть они решают вместе с нашим Батей, как дальше жить. Договорились?
– Догомонились!
– Землячок, а не получится так, что я тебя завалю, а мальчики твои за это на меня сильно осерчают?
– Не писай. Кулак! Западло им честную сделку ломать.
– Очень хорошо! Значит, договорились: как только ты скопытишься, меня и моего друга сразу же отпускают, да?
– Да-да! Хватит языком чесать, давай начнем.
А погода стояла великолепная! Лето в самом разгаре, солнышко в зените, птички поют, травка зеленеет…
Пленившие нас с Серегой ребятки шустро очистили полянку от сучковатых веток, бутылочных осколков и прочего мелкого мусора, после чего вольготно рассеялись по краям, развалились на мягкой траве, закурили.
Я и мой спарринг-партнер вышли на середину. Я остался в чем был: кроссовки, джинсы, футболка. Центровой же рубаху снял и, голый по пояс, разминался, поигрывая мускулами.
– Ну начали, что ли? – предложил я.
– Давай, – кивнул боксер, принимая характерную стойку.
Давай так давай! Встаю в «позицию воздуха». Ноги широко расставлены, руки разведены в стороны, ладони открыты. Вот он я – весь перед тобой, бей – не хочу. И он ударил. Нокаутирующий апперкот в подбородок. Не меняю позы, отклоняюсь назад, кулак пролетает мимо. Следующий боксерский удар – прямой в солнечное сплетение. Простой смертный от такого тычка сразу же докажет, что он действительно смертей. Я – другое дело. Принимаю удар на грудь, одновременно бью обоими растопыренными ладошками по лопоухим ушам своего противника. Не очень сильно. Так, чтобы оглушить, а не убить. Он подобного финта не ожидает. Он уверен в своем прямом с правой, привык, что боксерский мешок после подобного удара отлетает далеко вперед, так что можно успеть до его возвращения сделать пару вздохов, помнит, как коллеги-спортсмены, получив от него коронный прямой в корпус, падали на канаты, но я-то не боксерский мешок и не спортсмен! К тому же стою я не просто так, а в «позиции воздуха»…
Фокус прост: я не подставлялся под удар, а как бы сам ударил своей грудью летящий навстречу кулак. Ладошками по ушам тоже надо бить умеючи. Нужно собрать ладонь лодочкой и во время контакта с целью резко растопырить пальцы – эффект будет в прямом смысле потрясающим…
Моего противника слегка пошатывало. Наверное, сейчас у него пред глазами летали черные мухи, а в ушах жужжали комары.
– Вот почему меня называют Стальной, – изрек я, обращаясь к притихшей публике. Вышел из боевой стойки, демонстративно повернулся к противнику спиной. Оглушенный боксер бросился на меня, честно признаюсь, неожиданно. Оклемался на удивление быстро, молодец! Но я успел почувствовать затылком его движение. Помог третий глаз.
В Гималаях третьим глазом называется область в районе переносицы, там, где, согласно учению йогов, находится чакра аджна. Мой дед учил меня, что третий глаз расположен у человека на затылке. Якобы раньше у людей там действительно был самый настоящий глаз, но в процессе эволюции он исчез, однако остались рудиментарные нервные окончания и их можно развить, научиться «видеть» затылком. Я учился долго, упорно и очень старательно. Как известно, и зайца можно научить играть на барабане, если учить правильно. Меня учили правильно…
Я развернулся на пятках, выбросил вперед руку. Предплечьем блокировал удар в лицо и послал свой кулак точно в нос противнику.
Когда я отдернул руку, носа у Центрового уже не было. Вместо носа посередине физиономии красовалась огромная красная клякса с белыми вкраплениями раздробленных хрящиков.
– А вот поэтому меня называют Стальной Кулак!.. Чего вы сидите? Вашему шефу срочно нужно в больницу, а вы разлеглись тут на травке, рты пораскрывали!.. Пошли, Серега, нам с тобой тоже пора…
Соратники побитого боксера деловито засуетились. На нас с Серым старательно не обращали внимания. Я их понимаю. С одной стороны, гнусно чувствовать свою команду побежденной, с другой – страшно. Меня боятся. Выстрелить в спину западло, а драться на равных слабо.
– Чего притих, Серега?
– Мне говорили, что ты крутой. Тихий рассказывал, но я не въехал. Прости, Стальной, я тебя не за того держал, наезжал не по делу…
– Не шестери. Серый! Я не крутой. Крутые – это те, кто в авторитете, а я рядовой боец, такой же, как и ты.
– Ну да! «Такой же»! А то я не видел, как ты ихнего бугра разукрасил. Как в кино. Тихий нес, будто ты у него на глазах десяток бакланов положил, теперь верю.
– Не десяток, а всего лишь троих. К девке пристали, трахнуть хотели. Мы с Тихим мимо шли, одного я, наверное, пришил, он на меня с пером кинулся, его же перышко я ему в глаз и вставил.
– Страшный ты. Стальной, – как-то по-детски потупившись, очень тихо произнес напарник Сергей. И куда только подевалась его обычная хамоватость? – Зверюга ты…
– Я не страшный, я справедливый. А то, что зверюга я, это точно подмечено. С волками жить – по-волчьи выть. Слыхал такую поговорку?
За приятной беседой я и не заметил, как мы вышли из лесопарковой зоны. Еще полчаса назад Серый бы распорядился: «Стальной, давай тачку лови!» Теперь сам побежал тормозить частника. Служит, собака.
Не люблю я бандитов. Гонору полные штаны, а как пуганешь, сразу же готовы подметки лизать. Пугать только нужно уметь. Особенно мне противны бандиты из моего ближайшего окружения. Знаете, кто такой крысиный король? Это крыса, которая выжила, закрывшись в бочке вместе с другими крысами. Сожрала себе подобных и выжила. Мы все, те, кто под Батей, крысиные короли. Нас выдернули из каши грязных нищих тел и поставили командирами над вчерашними братьями по несчастью. Ох, с каким наслаждением я бы разодрал глотку тому, кто на вершине этой пирамиды, неведомому и недосягаемому Императору Дна!
Рассуждая без эмоций, как математик над формулой, должен признать – идея создать империю бомжей гениальна. Большинство бандитских группировок нищую Москву просто не замечают, брезгуют. Конкуренция нулевая, власть абсолютная. Недовольных подданных можно карать без всяких проволочек, не опасаясь ни мести соплеменников, ни соответствующих государственных органов. Полная, беспредельная власть над никому не нужными, включая их владельцев, телами.
Кстати, не так давно под нашим бандитским патронажем оказалась группа религиозных деятелей, опять же сорганизованная из бывших бомжей. Сдается мне, что хозяева мира оборванцев не остановились на всевластии телесном и возжелали властвовать еще и над душами своих подданных.
– Стальной! Я тачку поймал, поехали.
– Поехали, Сережа.
– У тебя бабки есть?
– Немного, но на тачку хватит.
Денег я практически не видел. Получал мелочь на карманные расходы. Мог купить себе жвачку, сигареты, жетоны на метро. Заплатить частному извозчику – почти предел моих финансовых возможностей. Зато нас бесплатно и хорошо кормили, раз в неделю разрешали выпить, но в меру, и опохмелка на следующий день категорически запрещалась. Вместе с нами в качестве секс-обслуги, а по совместительству уборщицы и поварихи, жили молодые ядреные девки, естественно, бывшие бомжихи. В общем, коммуна, от каждого по возможностям, каждому по потребностям. Первобытный коммунизм в действии.
Сам собой возникал законный вопрос: «А что дальше?» Ну отмыли бомжа, подлечили, отпахал на благодетелей болезный какое-то время и чего? А ничего! По моим наблюдениям, коммунары работали года два, никак не более. Потом они погибали при очередной разборке. Всегда можно найти для бойца задание, которое прямехонько приведет его на кладбище, точнее, к неприметной яме в подмосковном лесу, без холмика и без креста. Были и отдельные особо одаренные счастливцы, сделавшие карьеру. Наш бригадир Батя тому пример.
Подозреваю, раньше Батя был военным. Атмосфера житья в казарме ему по вкусу. Перед начальством трепетен, для «подчиненных» – отец родной. И другой жизни ему не нужно, он счастлив сегодня, ему хорошо. Скорее всего бандитов-долгожителей выбирали в первую очередь по психологическому принципу. Отсеивали таких, как Батя, – исполнительных, благодарных, истинно покорных и покладистых. Всех прочих пользовали и устраняли. Мельница селекции работала безостановочно. Ряды рекрутов пополнялись ежедневно. Медленно, но верно росло число «бессмертных» – отборных, беззаветно преданных гвардии.
Помимо воинов, есть в Империи и другие касты. Лично встречался «по работе» со сталкерами столичных помоек и свалок. Образованные люди, между прочим, искусствоведы-эксперты. Знавался я и с дамой-стилистом. (Раньше ее звали Машкой Триппер, а теперь она ведает экспортом девочек-сироток в заграничные бордели.) Лично присутствовал при сделке, когда одного отмытого и откормленного механика по автомобилям продавали рабом в автосервис в Ташкент. Представители иных сословий проживут дольше, но я воин, я обречен, и это замечательно!
Погиб Семен Ступин, его искали, но не нашли. Исчез бомж Десант, преобразился в бандита по кличке Стальной Кулак. Канет в Лету Кулак, и воскреснет обыватель Игорь Игоревич Козловский, благо паспорт сего гражданина России с моими фотопортретами на нужных страничках давно припас еще Сема Ступин, и дожидается документ своего часа в надежном тайнике рядом с увесистой пачкой американских банкнот и кое-каким полезным скарбом. Сомневаюсь, чтобы какая-либо спецслужба, государственная или мафиозная, смогла отследить цепочку Ступин – Десант – Стальной. И морально, и физически, и ситуационно я созрел для новой жизни, осталось дождаться подходящего момента для очередной героической гибели…
– Правильно, внучек! Все правильно ты рассчитал. – Дедушка присел рядом, заглянул мне в глаза. – Я тоже после того, как покинул Острова, несколько раз сбрасывал шкуру. Умирал от тифа в лагере на Колыме, был похоронен в вечной мерзлоте вместе с двумя десятками настоящих покойников. Потом в Карелии утонул в болоте. Там я жил узбеком, да вот незадача – приехал поохотиться в карельские леса настоящий узбек, партийный бонза. Мне пришлось утонуть, и мой сын остался сиротой. Потом я сгорел в Ростове, после этого подорвался на мине при переходе советско-китайской границы. Как видишь, я прошел сквозь пять стихий, прежде чем нашел тебя…
Я открыл глаза. Еще секунду видел перед собой лицо деда, потом оно стаяло, слилось с серой стеной хрущевской пятиэтажки.
Расплатившись, мы вышли из машины, привычно направились в знакомое, пропахшее кошками парадное, поднялись на пятый этаж. Вот и наша дверь. Официально тут прописан неведомый мне пенсионер. Мы квартиру снимаем. Подолгу на одном месте мы не живем. Меняем квартиры как перчатки. Иногда, как сейчас, существуем в тесноте, а бывает, жируем в хоромах.
Ключей у нас с Серегой не было. Позвонили, дверь открыл «дневальный». Сегодня дежурил Тихий.
– Где Батя? – с порога начал Серый. – Срочно нужен, нас чуть не пришили.
– Нету Бати дома, – ответил Тихий шепотом. У него было больное горло, и громко разговаривать он не мог. Отсюда и кличка.
– Позвони ему на сотовый, доложись.
Серый побежал в кухню звонить, а я прошел в единственную комнату. Не комната – сплошные кровати. Нас тут помещалось аж семеро быков плюс три телки.
– Стальной, трахнуться хочешь? – На раскладушке возле окна дремлет Оленька, эта всегда готова.
– Жрать хочу, курить хочу, трахаться лень.
– Сейчас накормлю. – Ольга потянулась, встала и абсолютно нагая пошлепала на кухню. Фигурка у нее – финиш. Вот только руки все в ранах. Кололась раньше, теперь только трахается.
Через пятнадцать минут мы с Серым трескали на кухне пельмени, запивали пивом. По случаю жаркого лета пиво разрешалось в умеренных дозах. Не пил только Тихий. Он был в полной завязке, закодированный. Капля любого пойла могла его убить. Тихий пришел к нам из бригады Лома. Там все были трезвенники, оттягивались исключительно посредством девочек. Месяц назад всю бригаду Лома замели менты, один Тихий ушел и был направлен к нам для дальнейшего прохождения разбойничьей службы.
После обеда я сел смотреть видак, пиратскую копию отечественного фильма «Брат-2». Отличный фильм, великолепная пародия на бандитское житье-бытье.
Серега, ничуть меня не стесняясь, трахал на соседней койке Ольгу. Пришли из супермаркета Галя с Мариной. Галя готовила ужин, Марина прибиралась. Тихий развлекался игрой в тетрис. Тихий на тетрисе малость двинутый. В общем, обычные серые будни солдат Армии Дна на отдыхе.
Батя слушал внимательно. Большой пузатый мужик лет пятидесяти, ему действительно очень подходит кличка Батя. Лицо добродушное, нос картошкой – миляга. Если бы сам не видел, никогда бы не поверил, что добродушный Батя может хладнокровно, с улыбкой расстрелять нарушившего его приказ подчиненного.
– Вот чего… – изрек Батя, дослушав до конца. – …Я после твоего. Серый, дневного телефонного доклада сделал звоночек и выяснил одну неприятность. Стальной ихнего бугра замочил. Сова, так звали покойника, скончался по дороге в больницу. Череп ты ему расколол. Стальной.
– Стальной по понятиям махался. Разве ж он виноват, что этот ихний таким хлюпиком оказался?
– А ты за Стального не заступайся, не шестери. Я на Кулака баллонов не гоню. Только завтра вам, ребята, в метро нельзя. Поедете с бригадой Антона работать, с утра машина придет.
– Есть! А кто такой Антон?
– Антон, Серега, бригадир вроде меня. Он недавно троих своих прикопал, теперь нуждается в людях.
– А чего делать будем, не знаешь, Бать?
– Не интересовался. Антон вам все сам объяснит. Я не пойму – ты что. Серый, боишься?
– Не, что ты! Я к тому, что если стрелять придется, так я не умею.
– Не боись, стрелять не придется… Ладно, пошли спать, завтра вставать рано.
Сегодня была моя очередь спать с Галей. Я ее совсем не хотел, но нужно держать понт, жить в образе. Ведь кто такой Стальной Кулак? В меру туповатое, очень сильное животное, угрюмое, неразборчивое и похотливое. Таков мой имидж на сегодняшний день.
Галка лежала подо мной бревном, удовольствие минимальное. Туда-сюда, сюда-туда, раскладушка монотонно скрипит, справа Батя храпит, слева Серый елозит на Ольге. Воняет мужским и женским потом, жирные комарики норовят пристроиться на моих голых ягодицах – порнография!
Ночью мне снова снился дедушка. Он метал в меня ножи, а я их ловил за лезвия. Обычно дед еще при этом клал мне на плечи коромысло с двумя под завязку полными ведрами и строго следил, чтобы не пролилась ни одна капля. Во сне никаких ведер не было, поэтому ловить ножи было легко и приятно.
Будильник затараторил в пять часов утра. Батя приоткрыл один глаз и распорядился:
– Стальной с Серегой, на выход, машина в полшестого подъедет. Галка с Ольгой, ко мне. Ольга рядышком. Галка в ноги, быстро!
Наскоро одевшись, побрившись, помывшись и хлебнув кофею, мы с Серегой вышли на улицу. Еще шести нет, а уже припекает, что-то последние годы в Москве летом, как в Африке. Неужели действительно климат на планете меняется в натуре?
Смешно! Я даже мыслю как бандит, и мои внутренние монологи в последнее время пестрят словосочетаниями «по типу того» и «в натуре», а уж блатные и полублатные словечки просто родными стали. Вжился в образ на зависть последователям системы Станиславского.
Ровно в половине шестого утра рядом с нами затормозил крытый фургон с надписью «Хлеб» на борту. Узнал я его сразу же. Тот самый фургончик, куда меня полгода назад пытались загрузить в компании других бомжей с Ленинградского вокзала.
В кабине рядом с шофером сидит милицейский капитан.
– Вы Серый и Стальной? – Мент широко улыбнулся, подмигнул.
– Ну мы… – удивленно уставился на милиционера Сергей.
– Полезайте в кузов! Шустренько, опаздываем!
Мы обошли фургон сзади, постучали в запертые железные створки-двери. Нам открыли, протянули руку.
В фургоне вдоль стен-бортов сидели трое мужиков примерно нашего неопределенно-среднего возраста.
– Я Антон, – представился худощавый коротышка. – Оружие есть?
– Не носим, – зло буркнул Серега.
– Зря. На охоту едем, пистоли не помешали бы.
– Кого будем стрелять? – спросил я.
– Не стрелять, ловить. Бомжей будем ловить. Сегодня заказали взять четыре штуки, поздоровее и поживее.
– А на хрена они нужны? – спросил Серый с неподдельным Любопытством.
– Не твоего ума дело! – огрызнулся Антон.
– Ладно тебе, Антон, не напрягай ребят, – лениво вмешался в беседу сидевший рядом с Антоном мужичонка. – Мы, ребята, часто их ловим. Сегодняшних повезем за город в собачий питомник. На них будут собак притравливать, охранных.
Фургон подскочил на выбоине. Все дружно заматерились.
– Скоро, блин, приедем, – констатировал Антон. – Я эту кочку помню. До Плешки осталось минут семь езды. У вас, ребята, с документами порядок?
– У меня удостоверение, что грузчиком работаю в мебельном магазине. У Стального справка беженца из Казахстана.
– Хлипкие бумажки, – сморщился Антон. – У наших всех паспорта… Ладно, посидите в машине, потом бомжар вязать поможете. Там в углу найдете веревку и пластырь…
Автомобиль дернулся и остановился.
– Все, мы пошли. – Антон демонстративно достал из кармана мятых брюк газовый «вальтер», засунул пистолет за пояс под полу брезентовой ветровки. – Без оружия нельзя. Бывает, некоторые просекают, в чем дело, и сопротивляются. Зимой вон Зуба один замочил…
Трое разбойников выпрыгнули из машины. Мы остались вдвоем в приятном полумраке.
– Как думаешь. Стальной, на хрена мент в кабине?
– Если тормознут гаишники, в фургон не полезут, мент отбрешется. Или если Антон пальнет с перепугу, мент опять же отмажет.
– А-а… Складно придумано.
– Трус ты, Сережа.
– Не был бы трусом, давно бы в земле гнил.
– А что, любишь жизнь?
– Не то чтобы люблю, привык…
Скучали в одиночестве мы недолго. Через полчаса вернулся Антон со товарищи и с четырьмя немытыми оборванцами. Бомжей повязали в пять минут. Они почти не сопротивлялись. Один попробовал шуметь, получил от Антона кулаком в живот и захлебнулся криком, остальные вообще воспринимали происходящее с философским безразличием на небритых бледных лицах. Помню, я читал про то, как отбирают лошадей для скачек. Хлещут бедного конягу кнутом и смотрят: сломается, значит, негоден, дергается, бунтует – то, что надо. Боятся лошадки кнута, а страх ведет к повышению адреналина в крови. Адреналин либо заставляет сопротивляться, бороться до самого конца, до последнего вздоха, либо туманит мозг, вводит в состояние ступора. Это чисто индивидуальная особенность каждого живого организма. Одни – жертвы, другие – воины.
– Все, поехали. – Антон стукнул кулаком по обитой дюралем стенке, отделяющей нас от кабины водителя. – Путь неблизкий, за город пилить, потом еще разгружать их…
Ехали долго, много курили, старались перебить характерный запах от сваленных на полу тел. Серега мой заскучал. Дымил не переставая, папиросу за папиросой. Примерял, наверное, на себя участь пленников. Закончить жизнь в компании разъяренных псов-людоедов – перспектива та еще…
Я же лениво рассматривал Антона и его банду. Точнее, блестящие желтые цепи на толстых шеях. Интересно, что начальство при всем своем финансовом аскетизме не поскупилось на бандитскую бижутерию. Конечно, цепуги не золотые, но свою знаковую функцию выполняют, сигналят ментам и обывателям – не подходи, перед тобой бандит, бойся его, трепещи. В нашей бригаде побрякушки не котировались. Батя украшений не признавал. Армейская косточка глубоко сидела в его простецкой натуре и активно протестовала против любого гражданского антуража.
Машину потряхивало. Город остался позади, едем по грунтовке. Я приподнялся, заглянул в маленькое самодельное неуставное окошечко-иллюминатор на фургонном боку – источник света и свежего воздуха. Вокруг за окошком зеленый частокол леса, почти дремучего.
Вдруг ни с того ни с сего машина резко затормозила. Я чуть не свалился на Серегу, что сидел рядом. Хлопнула дверь водительской кабины, в окошке мелькнула серая фуражка.
– Антон! Отопри! – Мент-экспедитор колотил кулаком в задний борт фургона.
Я был рядом и не мешкая откинул внутренний засов. Обе створки заднего борта разом распахнулись. Яркий дневной свет слепил привыкшие к полумраку глаза.
– Чрезвычайное происшествие! – крикнул мент за бортом, активно жестикулируя серой рукой с трубкой спутникового телефона в кулаке. Коррумпированный служитель правопорядка пребывал в состоянии крайнего возбуждения. – Папа звонил! Они в шести километрах к северу от нас, на них напали! Наши держат пока оборону, отстреливаются. Всем, кто рядом, приказано прибыть на подмогу!
Милиционер высказался и галопом побежал обратно в кабину. Через секунду машина сорвалась с места, будто на старте «Формулы-1». Задние незапертые створки захлопнулись, снова открылись и снова хлопнули, словно оконные рамы в бурю.
– Антон, кроме твоего пугача, оружие есть еще? – прокричал я сквозь грохот незапертых дверей и гул мотора.
– Нету! Только ножи…
Братцы-разбойнички засуетились, насколько это было возможно, сидя в кузове прыгающего по ухабам взбесившегося грузовика. Автодорожные неудобства мешали сосредоточиться на предстоящих боевых действиях, отвлекали, вселяли ложный оптимизм.
– Все в кайф, братья! – заорал раскрасневшийся, как после бани, Антон. – Поможем, и Папа нас поднимет! В авторитет войдем!
Как известно, в России две беды. Обе я имел счастье наблюдать лично на данном историческом этапе своей многотрудной жизни: под колесами убегает в неведомую даль раздолбанная дорога, а напротив радуется предстоящему кровавому делу законченный раздолбай. Гармония по-русски, почти идиллия!
– Стальной! Там будут стрелять? – Серега искал взглядом мои глаза. Перепугался парень, того и гляди бухнется в обморок от избытка адреналина в организме.
– Нет, Серый. Стрелять не будут, будут цветочки собирать…
– А мы как стрелять будем, у нас же пушек нету?.. – Серега проигнорировал мою глупую шутку. Ему вообще не нужны были мои ответы, он беседовал сам с собой, бредил.
– Из пальца будем стрелять, Сережа! Вот на том свете над нами после посмеются ангелы!.. Или черти, скоро увидим.
Я был в восторге. Пребывал в состоянии приятного пьянящего возбуждения. Судьба подарила мне шанс! Лучшей возможности уйти со сцены, героически погибнуть на глазах множества заинтересованных и знаменитых зрителей просто невозможно представить. Пройдет каких-нибудь жалких полчаса – и я свободен! Стальной Кулак сделался достоянием истории, и в бандитских скрижалях зафиксируют его честную смерть на поле брани, точно также, как девять месяцев назад зафиксировали в милицейских протоколах кончину Семена Ступина.
Первые одиночные выстрелы заставили шофера свернуть с дороги. Автомобиль спешил на звук стрельбы, словно мартовский кот на крики течной кошки. Фургон мчался по необычному для Подмосковья сосновому редколесью. Жалко, киношникам неведомо это место, могли бы экономить на командировках в Прибалтику. Чуточку воображения – и за ближайшим поворотом можно увидеть свинцовую гладь Балтийского моря. Водитель у нас был отменный. Крутил слалом между сосновых стволов с лихостью мастера спорта международного класса. Не водитель – шофер! Разница огромадная, ее вам растолкует любой шофер, если вы с таковым повстречаетесь и не оскорбите виртуоза баранки позорным обращением «водитель».
Совсем рядом, чуть впереди, затрещала автоматная очередь. Машина вильнула. Тупой звук удара, сдавленный крик, и я с удовольствием наблюдаю, как сзади за нами уткнулся носом в сухие сосновые иглы мертвый автоматчик в черном комбинезоне.
– Бомжам веревки разрежьте, – командует Антон, – пусть бегут, отвлекают на себя внимание.
Стратег, мать его! Гуманист хренов! Небось думает: «Дам людям шанс выжить». Между тем связанные в фургоне бездомные имеют гораздо больше шансов выжить, чем бегущие под пулями.
Еще один автоматчик. Сзади справа. Шофер его не заметил. Черный комбинезон отделяется от рыжеватого соснового ствола, вороненый ствол «Калашникова» выплевывает порцию свинца вслед машине. Не попал. Деревья хоть и редкие, но защищают. Стволы принимают на себя пули, спасают нас от преждевременной гибели.
– Слушай, Кулак, – продолжил Центровой, – давай с тобой подеремся. Один на один. Я против тебя. Кто победит, за тем и Кольцевая.
– Я бы с радостью, но я вопросов, за кем что числится, не решаю. Я человек маленький.
– Скажи лучше честно, что зассал.
– Нет, отчего же сразу зассал? Хочешь, давай подеремся. Если моя возьмет, ты… Хотя ты уже не сможешь… Кто-нибудь из твоих позвонит вашему основному, и пусть они решают вместе с нашим Батей, как дальше жить. Договорились?
– Догомонились!
– Землячок, а не получится так, что я тебя завалю, а мальчики твои за это на меня сильно осерчают?
– Не писай. Кулак! Западло им честную сделку ломать.
– Очень хорошо! Значит, договорились: как только ты скопытишься, меня и моего друга сразу же отпускают, да?
– Да-да! Хватит языком чесать, давай начнем.
А погода стояла великолепная! Лето в самом разгаре, солнышко в зените, птички поют, травка зеленеет…
Пленившие нас с Серегой ребятки шустро очистили полянку от сучковатых веток, бутылочных осколков и прочего мелкого мусора, после чего вольготно рассеялись по краям, развалились на мягкой траве, закурили.
Я и мой спарринг-партнер вышли на середину. Я остался в чем был: кроссовки, джинсы, футболка. Центровой же рубаху снял и, голый по пояс, разминался, поигрывая мускулами.
– Ну начали, что ли? – предложил я.
– Давай, – кивнул боксер, принимая характерную стойку.
Давай так давай! Встаю в «позицию воздуха». Ноги широко расставлены, руки разведены в стороны, ладони открыты. Вот он я – весь перед тобой, бей – не хочу. И он ударил. Нокаутирующий апперкот в подбородок. Не меняю позы, отклоняюсь назад, кулак пролетает мимо. Следующий боксерский удар – прямой в солнечное сплетение. Простой смертный от такого тычка сразу же докажет, что он действительно смертей. Я – другое дело. Принимаю удар на грудь, одновременно бью обоими растопыренными ладошками по лопоухим ушам своего противника. Не очень сильно. Так, чтобы оглушить, а не убить. Он подобного финта не ожидает. Он уверен в своем прямом с правой, привык, что боксерский мешок после подобного удара отлетает далеко вперед, так что можно успеть до его возвращения сделать пару вздохов, помнит, как коллеги-спортсмены, получив от него коронный прямой в корпус, падали на канаты, но я-то не боксерский мешок и не спортсмен! К тому же стою я не просто так, а в «позиции воздуха»…
Фокус прост: я не подставлялся под удар, а как бы сам ударил своей грудью летящий навстречу кулак. Ладошками по ушам тоже надо бить умеючи. Нужно собрать ладонь лодочкой и во время контакта с целью резко растопырить пальцы – эффект будет в прямом смысле потрясающим…
Моего противника слегка пошатывало. Наверное, сейчас у него пред глазами летали черные мухи, а в ушах жужжали комары.
– Вот почему меня называют Стальной, – изрек я, обращаясь к притихшей публике. Вышел из боевой стойки, демонстративно повернулся к противнику спиной. Оглушенный боксер бросился на меня, честно признаюсь, неожиданно. Оклемался на удивление быстро, молодец! Но я успел почувствовать затылком его движение. Помог третий глаз.
В Гималаях третьим глазом называется область в районе переносицы, там, где, согласно учению йогов, находится чакра аджна. Мой дед учил меня, что третий глаз расположен у человека на затылке. Якобы раньше у людей там действительно был самый настоящий глаз, но в процессе эволюции он исчез, однако остались рудиментарные нервные окончания и их можно развить, научиться «видеть» затылком. Я учился долго, упорно и очень старательно. Как известно, и зайца можно научить играть на барабане, если учить правильно. Меня учили правильно…
Я развернулся на пятках, выбросил вперед руку. Предплечьем блокировал удар в лицо и послал свой кулак точно в нос противнику.
Когда я отдернул руку, носа у Центрового уже не было. Вместо носа посередине физиономии красовалась огромная красная клякса с белыми вкраплениями раздробленных хрящиков.
– А вот поэтому меня называют Стальной Кулак!.. Чего вы сидите? Вашему шефу срочно нужно в больницу, а вы разлеглись тут на травке, рты пораскрывали!.. Пошли, Серега, нам с тобой тоже пора…
Соратники побитого боксера деловито засуетились. На нас с Серым старательно не обращали внимания. Я их понимаю. С одной стороны, гнусно чувствовать свою команду побежденной, с другой – страшно. Меня боятся. Выстрелить в спину западло, а драться на равных слабо.
– Чего притих, Серега?
– Мне говорили, что ты крутой. Тихий рассказывал, но я не въехал. Прости, Стальной, я тебя не за того держал, наезжал не по делу…
– Не шестери. Серый! Я не крутой. Крутые – это те, кто в авторитете, а я рядовой боец, такой же, как и ты.
– Ну да! «Такой же»! А то я не видел, как ты ихнего бугра разукрасил. Как в кино. Тихий нес, будто ты у него на глазах десяток бакланов положил, теперь верю.
– Не десяток, а всего лишь троих. К девке пристали, трахнуть хотели. Мы с Тихим мимо шли, одного я, наверное, пришил, он на меня с пером кинулся, его же перышко я ему в глаз и вставил.
– Страшный ты. Стальной, – как-то по-детски потупившись, очень тихо произнес напарник Сергей. И куда только подевалась его обычная хамоватость? – Зверюга ты…
– Я не страшный, я справедливый. А то, что зверюга я, это точно подмечено. С волками жить – по-волчьи выть. Слыхал такую поговорку?
За приятной беседой я и не заметил, как мы вышли из лесопарковой зоны. Еще полчаса назад Серый бы распорядился: «Стальной, давай тачку лови!» Теперь сам побежал тормозить частника. Служит, собака.
Не люблю я бандитов. Гонору полные штаны, а как пуганешь, сразу же готовы подметки лизать. Пугать только нужно уметь. Особенно мне противны бандиты из моего ближайшего окружения. Знаете, кто такой крысиный король? Это крыса, которая выжила, закрывшись в бочке вместе с другими крысами. Сожрала себе подобных и выжила. Мы все, те, кто под Батей, крысиные короли. Нас выдернули из каши грязных нищих тел и поставили командирами над вчерашними братьями по несчастью. Ох, с каким наслаждением я бы разодрал глотку тому, кто на вершине этой пирамиды, неведомому и недосягаемому Императору Дна!
Рассуждая без эмоций, как математик над формулой, должен признать – идея создать империю бомжей гениальна. Большинство бандитских группировок нищую Москву просто не замечают, брезгуют. Конкуренция нулевая, власть абсолютная. Недовольных подданных можно карать без всяких проволочек, не опасаясь ни мести соплеменников, ни соответствующих государственных органов. Полная, беспредельная власть над никому не нужными, включая их владельцев, телами.
Кстати, не так давно под нашим бандитским патронажем оказалась группа религиозных деятелей, опять же сорганизованная из бывших бомжей. Сдается мне, что хозяева мира оборванцев не остановились на всевластии телесном и возжелали властвовать еще и над душами своих подданных.
– Стальной! Я тачку поймал, поехали.
– Поехали, Сережа.
– У тебя бабки есть?
– Немного, но на тачку хватит.
Денег я практически не видел. Получал мелочь на карманные расходы. Мог купить себе жвачку, сигареты, жетоны на метро. Заплатить частному извозчику – почти предел моих финансовых возможностей. Зато нас бесплатно и хорошо кормили, раз в неделю разрешали выпить, но в меру, и опохмелка на следующий день категорически запрещалась. Вместе с нами в качестве секс-обслуги, а по совместительству уборщицы и поварихи, жили молодые ядреные девки, естественно, бывшие бомжихи. В общем, коммуна, от каждого по возможностям, каждому по потребностям. Первобытный коммунизм в действии.
Сам собой возникал законный вопрос: «А что дальше?» Ну отмыли бомжа, подлечили, отпахал на благодетелей болезный какое-то время и чего? А ничего! По моим наблюдениям, коммунары работали года два, никак не более. Потом они погибали при очередной разборке. Всегда можно найти для бойца задание, которое прямехонько приведет его на кладбище, точнее, к неприметной яме в подмосковном лесу, без холмика и без креста. Были и отдельные особо одаренные счастливцы, сделавшие карьеру. Наш бригадир Батя тому пример.
Подозреваю, раньше Батя был военным. Атмосфера житья в казарме ему по вкусу. Перед начальством трепетен, для «подчиненных» – отец родной. И другой жизни ему не нужно, он счастлив сегодня, ему хорошо. Скорее всего бандитов-долгожителей выбирали в первую очередь по психологическому принципу. Отсеивали таких, как Батя, – исполнительных, благодарных, истинно покорных и покладистых. Всех прочих пользовали и устраняли. Мельница селекции работала безостановочно. Ряды рекрутов пополнялись ежедневно. Медленно, но верно росло число «бессмертных» – отборных, беззаветно преданных гвардии.
Помимо воинов, есть в Империи и другие касты. Лично встречался «по работе» со сталкерами столичных помоек и свалок. Образованные люди, между прочим, искусствоведы-эксперты. Знавался я и с дамой-стилистом. (Раньше ее звали Машкой Триппер, а теперь она ведает экспортом девочек-сироток в заграничные бордели.) Лично присутствовал при сделке, когда одного отмытого и откормленного механика по автомобилям продавали рабом в автосервис в Ташкент. Представители иных сословий проживут дольше, но я воин, я обречен, и это замечательно!
Погиб Семен Ступин, его искали, но не нашли. Исчез бомж Десант, преобразился в бандита по кличке Стальной Кулак. Канет в Лету Кулак, и воскреснет обыватель Игорь Игоревич Козловский, благо паспорт сего гражданина России с моими фотопортретами на нужных страничках давно припас еще Сема Ступин, и дожидается документ своего часа в надежном тайнике рядом с увесистой пачкой американских банкнот и кое-каким полезным скарбом. Сомневаюсь, чтобы какая-либо спецслужба, государственная или мафиозная, смогла отследить цепочку Ступин – Десант – Стальной. И морально, и физически, и ситуационно я созрел для новой жизни, осталось дождаться подходящего момента для очередной героической гибели…
– Правильно, внучек! Все правильно ты рассчитал. – Дедушка присел рядом, заглянул мне в глаза. – Я тоже после того, как покинул Острова, несколько раз сбрасывал шкуру. Умирал от тифа в лагере на Колыме, был похоронен в вечной мерзлоте вместе с двумя десятками настоящих покойников. Потом в Карелии утонул в болоте. Там я жил узбеком, да вот незадача – приехал поохотиться в карельские леса настоящий узбек, партийный бонза. Мне пришлось утонуть, и мой сын остался сиротой. Потом я сгорел в Ростове, после этого подорвался на мине при переходе советско-китайской границы. Как видишь, я прошел сквозь пять стихий, прежде чем нашел тебя…
* * *
– Эй, Стальной, – Серый аккуратно тряс меня за плечо, – просыпайся, приехали.Я открыл глаза. Еще секунду видел перед собой лицо деда, потом оно стаяло, слилось с серой стеной хрущевской пятиэтажки.
Расплатившись, мы вышли из машины, привычно направились в знакомое, пропахшее кошками парадное, поднялись на пятый этаж. Вот и наша дверь. Официально тут прописан неведомый мне пенсионер. Мы квартиру снимаем. Подолгу на одном месте мы не живем. Меняем квартиры как перчатки. Иногда, как сейчас, существуем в тесноте, а бывает, жируем в хоромах.
Ключей у нас с Серегой не было. Позвонили, дверь открыл «дневальный». Сегодня дежурил Тихий.
– Где Батя? – с порога начал Серый. – Срочно нужен, нас чуть не пришили.
– Нету Бати дома, – ответил Тихий шепотом. У него было больное горло, и громко разговаривать он не мог. Отсюда и кличка.
– Позвони ему на сотовый, доложись.
Серый побежал в кухню звонить, а я прошел в единственную комнату. Не комната – сплошные кровати. Нас тут помещалось аж семеро быков плюс три телки.
– Стальной, трахнуться хочешь? – На раскладушке возле окна дремлет Оленька, эта всегда готова.
– Жрать хочу, курить хочу, трахаться лень.
– Сейчас накормлю. – Ольга потянулась, встала и абсолютно нагая пошлепала на кухню. Фигурка у нее – финиш. Вот только руки все в ранах. Кололась раньше, теперь только трахается.
Через пятнадцать минут мы с Серым трескали на кухне пельмени, запивали пивом. По случаю жаркого лета пиво разрешалось в умеренных дозах. Не пил только Тихий. Он был в полной завязке, закодированный. Капля любого пойла могла его убить. Тихий пришел к нам из бригады Лома. Там все были трезвенники, оттягивались исключительно посредством девочек. Месяц назад всю бригаду Лома замели менты, один Тихий ушел и был направлен к нам для дальнейшего прохождения разбойничьей службы.
После обеда я сел смотреть видак, пиратскую копию отечественного фильма «Брат-2». Отличный фильм, великолепная пародия на бандитское житье-бытье.
Серега, ничуть меня не стесняясь, трахал на соседней койке Ольгу. Пришли из супермаркета Галя с Мариной. Галя готовила ужин, Марина прибиралась. Тихий развлекался игрой в тетрис. Тихий на тетрисе малость двинутый. В общем, обычные серые будни солдат Армии Дна на отдыхе.
* * *
Батя и остальные пришли к вечеру. Поужинали, потом Батя прогнал всех из кухни. Нас с Серегой попросил остаться и подробно еще раз рассказать про дневной инцидент. Серый уже ввел Батю в курс дела по телефону и теперь живописно смаковал детали.Батя слушал внимательно. Большой пузатый мужик лет пятидесяти, ему действительно очень подходит кличка Батя. Лицо добродушное, нос картошкой – миляга. Если бы сам не видел, никогда бы не поверил, что добродушный Батя может хладнокровно, с улыбкой расстрелять нарушившего его приказ подчиненного.
– Вот чего… – изрек Батя, дослушав до конца. – …Я после твоего. Серый, дневного телефонного доклада сделал звоночек и выяснил одну неприятность. Стальной ихнего бугра замочил. Сова, так звали покойника, скончался по дороге в больницу. Череп ты ему расколол. Стальной.
– Стальной по понятиям махался. Разве ж он виноват, что этот ихний таким хлюпиком оказался?
– А ты за Стального не заступайся, не шестери. Я на Кулака баллонов не гоню. Только завтра вам, ребята, в метро нельзя. Поедете с бригадой Антона работать, с утра машина придет.
– Есть! А кто такой Антон?
– Антон, Серега, бригадир вроде меня. Он недавно троих своих прикопал, теперь нуждается в людях.
– А чего делать будем, не знаешь, Бать?
– Не интересовался. Антон вам все сам объяснит. Я не пойму – ты что. Серый, боишься?
– Не, что ты! Я к тому, что если стрелять придется, так я не умею.
– Не боись, стрелять не придется… Ладно, пошли спать, завтра вставать рано.
Сегодня была моя очередь спать с Галей. Я ее совсем не хотел, но нужно держать понт, жить в образе. Ведь кто такой Стальной Кулак? В меру туповатое, очень сильное животное, угрюмое, неразборчивое и похотливое. Таков мой имидж на сегодняшний день.
Галка лежала подо мной бревном, удовольствие минимальное. Туда-сюда, сюда-туда, раскладушка монотонно скрипит, справа Батя храпит, слева Серый елозит на Ольге. Воняет мужским и женским потом, жирные комарики норовят пристроиться на моих голых ягодицах – порнография!
Ночью мне снова снился дедушка. Он метал в меня ножи, а я их ловил за лезвия. Обычно дед еще при этом клал мне на плечи коромысло с двумя под завязку полными ведрами и строго следил, чтобы не пролилась ни одна капля. Во сне никаких ведер не было, поэтому ловить ножи было легко и приятно.
Будильник затараторил в пять часов утра. Батя приоткрыл один глаз и распорядился:
– Стальной с Серегой, на выход, машина в полшестого подъедет. Галка с Ольгой, ко мне. Ольга рядышком. Галка в ноги, быстро!
Наскоро одевшись, побрившись, помывшись и хлебнув кофею, мы с Серегой вышли на улицу. Еще шести нет, а уже припекает, что-то последние годы в Москве летом, как в Африке. Неужели действительно климат на планете меняется в натуре?
Смешно! Я даже мыслю как бандит, и мои внутренние монологи в последнее время пестрят словосочетаниями «по типу того» и «в натуре», а уж блатные и полублатные словечки просто родными стали. Вжился в образ на зависть последователям системы Станиславского.
Ровно в половине шестого утра рядом с нами затормозил крытый фургон с надписью «Хлеб» на борту. Узнал я его сразу же. Тот самый фургончик, куда меня полгода назад пытались загрузить в компании других бомжей с Ленинградского вокзала.
В кабине рядом с шофером сидит милицейский капитан.
– Вы Серый и Стальной? – Мент широко улыбнулся, подмигнул.
– Ну мы… – удивленно уставился на милиционера Сергей.
– Полезайте в кузов! Шустренько, опаздываем!
Мы обошли фургон сзади, постучали в запертые железные створки-двери. Нам открыли, протянули руку.
В фургоне вдоль стен-бортов сидели трое мужиков примерно нашего неопределенно-среднего возраста.
– Я Антон, – представился худощавый коротышка. – Оружие есть?
– Не носим, – зло буркнул Серега.
– Зря. На охоту едем, пистоли не помешали бы.
– Кого будем стрелять? – спросил я.
– Не стрелять, ловить. Бомжей будем ловить. Сегодня заказали взять четыре штуки, поздоровее и поживее.
– А на хрена они нужны? – спросил Серый с неподдельным Любопытством.
– Не твоего ума дело! – огрызнулся Антон.
– Ладно тебе, Антон, не напрягай ребят, – лениво вмешался в беседу сидевший рядом с Антоном мужичонка. – Мы, ребята, часто их ловим. Сегодняшних повезем за город в собачий питомник. На них будут собак притравливать, охранных.
Фургон подскочил на выбоине. Все дружно заматерились.
– Скоро, блин, приедем, – констатировал Антон. – Я эту кочку помню. До Плешки осталось минут семь езды. У вас, ребята, с документами порядок?
– У меня удостоверение, что грузчиком работаю в мебельном магазине. У Стального справка беженца из Казахстана.
– Хлипкие бумажки, – сморщился Антон. – У наших всех паспорта… Ладно, посидите в машине, потом бомжар вязать поможете. Там в углу найдете веревку и пластырь…
Автомобиль дернулся и остановился.
– Все, мы пошли. – Антон демонстративно достал из кармана мятых брюк газовый «вальтер», засунул пистолет за пояс под полу брезентовой ветровки. – Без оружия нельзя. Бывает, некоторые просекают, в чем дело, и сопротивляются. Зимой вон Зуба один замочил…
Трое разбойников выпрыгнули из машины. Мы остались вдвоем в приятном полумраке.
– Как думаешь. Стальной, на хрена мент в кабине?
– Если тормознут гаишники, в фургон не полезут, мент отбрешется. Или если Антон пальнет с перепугу, мент опять же отмажет.
– А-а… Складно придумано.
– Трус ты, Сережа.
– Не был бы трусом, давно бы в земле гнил.
– А что, любишь жизнь?
– Не то чтобы люблю, привык…
Скучали в одиночестве мы недолго. Через полчаса вернулся Антон со товарищи и с четырьмя немытыми оборванцами. Бомжей повязали в пять минут. Они почти не сопротивлялись. Один попробовал шуметь, получил от Антона кулаком в живот и захлебнулся криком, остальные вообще воспринимали происходящее с философским безразличием на небритых бледных лицах. Помню, я читал про то, как отбирают лошадей для скачек. Хлещут бедного конягу кнутом и смотрят: сломается, значит, негоден, дергается, бунтует – то, что надо. Боятся лошадки кнута, а страх ведет к повышению адреналина в крови. Адреналин либо заставляет сопротивляться, бороться до самого конца, до последнего вздоха, либо туманит мозг, вводит в состояние ступора. Это чисто индивидуальная особенность каждого живого организма. Одни – жертвы, другие – воины.
– Все, поехали. – Антон стукнул кулаком по обитой дюралем стенке, отделяющей нас от кабины водителя. – Путь неблизкий, за город пилить, потом еще разгружать их…
Ехали долго, много курили, старались перебить характерный запах от сваленных на полу тел. Серега мой заскучал. Дымил не переставая, папиросу за папиросой. Примерял, наверное, на себя участь пленников. Закончить жизнь в компании разъяренных псов-людоедов – перспектива та еще…
Я же лениво рассматривал Антона и его банду. Точнее, блестящие желтые цепи на толстых шеях. Интересно, что начальство при всем своем финансовом аскетизме не поскупилось на бандитскую бижутерию. Конечно, цепуги не золотые, но свою знаковую функцию выполняют, сигналят ментам и обывателям – не подходи, перед тобой бандит, бойся его, трепещи. В нашей бригаде побрякушки не котировались. Батя украшений не признавал. Армейская косточка глубоко сидела в его простецкой натуре и активно протестовала против любого гражданского антуража.
Машину потряхивало. Город остался позади, едем по грунтовке. Я приподнялся, заглянул в маленькое самодельное неуставное окошечко-иллюминатор на фургонном боку – источник света и свежего воздуха. Вокруг за окошком зеленый частокол леса, почти дремучего.
Вдруг ни с того ни с сего машина резко затормозила. Я чуть не свалился на Серегу, что сидел рядом. Хлопнула дверь водительской кабины, в окошке мелькнула серая фуражка.
– Антон! Отопри! – Мент-экспедитор колотил кулаком в задний борт фургона.
Я был рядом и не мешкая откинул внутренний засов. Обе створки заднего борта разом распахнулись. Яркий дневной свет слепил привыкшие к полумраку глаза.
– Чрезвычайное происшествие! – крикнул мент за бортом, активно жестикулируя серой рукой с трубкой спутникового телефона в кулаке. Коррумпированный служитель правопорядка пребывал в состоянии крайнего возбуждения. – Папа звонил! Они в шести километрах к северу от нас, на них напали! Наши держат пока оборону, отстреливаются. Всем, кто рядом, приказано прибыть на подмогу!
Милиционер высказался и галопом побежал обратно в кабину. Через секунду машина сорвалась с места, будто на старте «Формулы-1». Задние незапертые створки захлопнулись, снова открылись и снова хлопнули, словно оконные рамы в бурю.
– Антон, кроме твоего пугача, оружие есть еще? – прокричал я сквозь грохот незапертых дверей и гул мотора.
– Нету! Только ножи…
Братцы-разбойнички засуетились, насколько это было возможно, сидя в кузове прыгающего по ухабам взбесившегося грузовика. Автодорожные неудобства мешали сосредоточиться на предстоящих боевых действиях, отвлекали, вселяли ложный оптимизм.
– Все в кайф, братья! – заорал раскрасневшийся, как после бани, Антон. – Поможем, и Папа нас поднимет! В авторитет войдем!
Как известно, в России две беды. Обе я имел счастье наблюдать лично на данном историческом этапе своей многотрудной жизни: под колесами убегает в неведомую даль раздолбанная дорога, а напротив радуется предстоящему кровавому делу законченный раздолбай. Гармония по-русски, почти идиллия!
– Стальной! Там будут стрелять? – Серега искал взглядом мои глаза. Перепугался парень, того и гляди бухнется в обморок от избытка адреналина в организме.
– Нет, Серый. Стрелять не будут, будут цветочки собирать…
– А мы как стрелять будем, у нас же пушек нету?.. – Серега проигнорировал мою глупую шутку. Ему вообще не нужны были мои ответы, он беседовал сам с собой, бредил.
– Из пальца будем стрелять, Сережа! Вот на том свете над нами после посмеются ангелы!.. Или черти, скоро увидим.
Я был в восторге. Пребывал в состоянии приятного пьянящего возбуждения. Судьба подарила мне шанс! Лучшей возможности уйти со сцены, героически погибнуть на глазах множества заинтересованных и знаменитых зрителей просто невозможно представить. Пройдет каких-нибудь жалких полчаса – и я свободен! Стальной Кулак сделался достоянием истории, и в бандитских скрижалях зафиксируют его честную смерть на поле брани, точно также, как девять месяцев назад зафиксировали в милицейских протоколах кончину Семена Ступина.
Первые одиночные выстрелы заставили шофера свернуть с дороги. Автомобиль спешил на звук стрельбы, словно мартовский кот на крики течной кошки. Фургон мчался по необычному для Подмосковья сосновому редколесью. Жалко, киношникам неведомо это место, могли бы экономить на командировках в Прибалтику. Чуточку воображения – и за ближайшим поворотом можно увидеть свинцовую гладь Балтийского моря. Водитель у нас был отменный. Крутил слалом между сосновых стволов с лихостью мастера спорта международного класса. Не водитель – шофер! Разница огромадная, ее вам растолкует любой шофер, если вы с таковым повстречаетесь и не оскорбите виртуоза баранки позорным обращением «водитель».
Совсем рядом, чуть впереди, затрещала автоматная очередь. Машина вильнула. Тупой звук удара, сдавленный крик, и я с удовольствием наблюдаю, как сзади за нами уткнулся носом в сухие сосновые иглы мертвый автоматчик в черном комбинезоне.
– Бомжам веревки разрежьте, – командует Антон, – пусть бегут, отвлекают на себя внимание.
Стратег, мать его! Гуманист хренов! Небось думает: «Дам людям шанс выжить». Между тем связанные в фургоне бездомные имеют гораздо больше шансов выжить, чем бегущие под пулями.
Еще один автоматчик. Сзади справа. Шофер его не заметил. Черный комбинезон отделяется от рыжеватого соснового ствола, вороненый ствол «Калашникова» выплевывает порцию свинца вслед машине. Не попал. Деревья хоть и редкие, но защищают. Стволы принимают на себя пули, спасают нас от преждевременной гибели.