Зайцев Михаил. Час дракона

   – Почему вдвоем?
   – Не твоего ума дело, ехай давай!
   – Ты, что ли, этот новенький, который Папу спас?
   – Ну я, какие проблемы?
   – Едем, нет проблем.
   Приятно, когда тебя узнают незнакомые люди в нужный момент и в нужном месте. Где шоферюга мог меня видеть? Наверное, во время нашего с Папой победоносного возвращения, когда толпа счастливых подданных выбежала встречать воскресшего владыку и нового оруженосца.
   Проехав метров двадцать, машина притормозила у шлагбаума.
   – Открывай давай, не спи! – крикнул шофер охране на КПП.
   – Почему втроем? – Из будки охраны вышел мужик с перебинтованной головой, осветил салон карманным фонариком. – А-а-а… это ты…
   – Привет! Узнал? – обрадовался я. – Голова не болит? Извини, земляк, по-другому нельзя было, я за Папу отвечал. Да убери ты свой фонарь! Не жги глаза! И палку давай поднимай, некогда нам!
   Меня боялись и уважали. Ушибленный мужик опрометью бросился обратно в будку, запустил подъемный механизм, и, как только шлагбаум приподнялся, шофер до отказа вдавил педаль газа в пол. Отъезд был плановый, и внешние патрули ничем себя не проявили. «Волга» попрыгала по ухабам, благополучно добралась до благоустроенной асфальтовой дороги и помчалась в сторону Москвы.
   Как и мент чуть ранее, шофер искал моего дружеского расположения и спешил воспользоваться удачным моментом.
   Он незатейливо рекламировал свою пропахшую бензином персону, беззастенчиво хвастался, травил шоферские байки и прозрачно намекал, что лучшей кандидатуры, чем он, на освободившееся после утреннего инцидента со стрельбой место личного водителя Папы мне ни за что не отыскать.
   Шофер так увлекся саморекламой, что не заметил странного состояния милицейского капитана. А менту пора бы и очухаться. Двадцать минут уже без сознания.
   – Командир, тормозни у обочины, мне отлить надо… Машина послушно остановилась. Я выбрался на еще теплый асфальт. Ни впереди, ни сзади автотранспорта не видно. Ночь, тишина, и только мотор «Волги» исправно урчит под черным капотом.
   – Командир! – позвал я. – А ну вылазь, глянь, чего у тебя с задним бампером делается…
   – Чего там случилось? – Шофер спешно вылез, обошел машину. – Ничего не вижу…
   Я прихватил шофера сзади за шею. Адепты рукопашного боя называют подобный прием «крестьянским захватом». Одна рука сдавливает шею спереди, предплечье другой давит на затылок. Яремная вена – исключительно уязвимая анатомическая деталь. Если ее «перекрыть», через три секунды наступает обморок, через пять – смерть.
   Я досчитал в уме до трех, ослабил захват. На дороге шофера оставлять нельзя. Придется поработать грузчиком. Кряхтя от натуги, отволок тяжелое тело на десять шагов в глубь леса. Усадил шофера спиной к дереву, вытащил у него из брюк ремень, крепко привязал аса дорожных перекрестков к толстому березовому стволу. На обратном пути к машине я прикинул в уме, сколько времени понадобится водителю-карьеристу для освобождения от пут. Получалось, что свободу он обретет не раньше полудня. Это меня устраивало.
   На улице похолодало, но в салоне «Волги» по-прежнему жарко и душно. Прежде всего обыскиваю милиционера. Приватизирую табельный «Макаров» и бумажник с пачкой долларов, перелистываю паспорт. Меня интересует, по какому адресу прописан капитан. Найдя и запомнив адрес, аккуратно кладу паспорт обратно во внутренний карман форменного кителя. Деньги и пистолет оставляю себе. Перебираюсь за баранку, включаю дальний свет и не спеша еду. Ехал я медленно, искал, куда бы свернуть, где можно спрятаться вместе с машиной, чтобы застраховаться от ненужных дорожных встреч.
   Проехав со скоростью велосипедиста два километра, я заметил наконец уходящую вбок лесную дорожку – вполне объезженную и проходимую для легкового автомобиля.
   Свернул, проехал еще километр и остановился, выключил фары, заглушил мотор.
   Когда я вытаскивал из машины милиционера, он застонал.
   – А что случилось? – спросил капитан, открывая глаза.
   Он еще плохо ворочал языком, говорил невнятно. Но ничего, процесс пошел, скоро окончательно придет в себя.
   – Капитан! Меня помнишь?
   – Да, ты Стальной… А что случилось, а?
   – Случилось то, чего ты боялся всю жизнь. Стальной – мой оперативный псевдоним, на самом деле я полковник милиции.
   – Шутишь?..
   – Почему «шутишь»? Что, думаешь, все в ментуре такие, как ты, – суки продажные?
   Мы беседовали в полной темноте. Только звезды над головой и серп месяца. Коррумпированный страж правопорядка лежал на травке, приходил в себя после обморока, я сидел рядом на корточках.
   – Стальной, я не понял…
   – А тебе и не нужно ничего понимать. Будешь делать то, что я прикажу, – останешься жить, иначе… Я несильно ударил его ладошкой по носу.
   – Ты чего?.. – Мент попытался сесть. Я не разрешил, еще раз шлепнул ладошкой по носу, чуть сильнее.
   – Лежать, мразь! Сейчас ты откроешь «дипломат». Да так, чтобы внутри ничего не попортилось. Усек?
   Я встал, повернулся к капитану спиной, собираясь извлечь из машины блестящий хитрый чемоданчик.
   Нападения я ожидал. Более того, я его провоцировал. Мент вполне пришел в сознание и не мог не воспользоваться моментом. Как только я отвернулся, капитан вскочил на ноги и схватил меня сзади за шею.
   Полчаса назад я «усыпил» разговорчивого шофера с помощью «крестьянского захвата», и сейчас меня душат тем же приемом. Забавно.
   Бью каблуком дорогого черного полуботинка по носку милицейских допотопных штиблет. Капитан сдавленно кричит. Когда ломаются пальцы на ноге – это очень больно, сразу обо всем забываешь. Захват на шее ослаб. Бью локтем назад, по ребрам. Когда ломаются ребра – это еще больнее, чем сломанные пальцы. Милиционер падает, катается по земле, подвывая от боли.
   Достаю с заднего сиденья «дипломат», усаживаюсь на корточки рядом с милиционером, коротко командую:
   – Открывай чемодан и помни о смерти.
   Милиционер неловко возится трясущимися руками с замком чемоданчика, набирает шифр. Мягкий щелчок – крышка открылась.
   Достаю листок со своими отпечатками пальцев, комкаю его в руке, протягиваю мятую бумагу капитану.
   – Ешь!
   Он послушно берет с руки бумажный шарик и пытается жевать, а я пока перематываю кассету в диктофоне на начало. Сломался мент! Смирился с действительностью. Ему сейчас на все наплевать, сознание охватила предательская апатия, безразличие ко всему происходящему.
   – Слушай внимательно, капитан! Сейчас ты быстро, четко и складно расскажешь, где прячешь деньги, полученные от Папы за доблестный труд.
   В глазах блеснула искорка надежды. Продавшийся мафии капитан милиции увидел во мне «своего». Ему сейчас совсем не важно, почему я убежал от Папы, главное, ясно, что мне надо – деньги.
   – У меня жена, дочь… – окрепшим голосом произнес капитан.
   – Деньги дома, значит, прячешь? Отлично. Расскажешь все честно – семью не трону, обещаю.
   Он заговорил. Свой адрес назвал неправильно, соврал. Отлично! А то я уже начал бояться – что мне делать, если мент вдруг назовет, где действительно припрятана его заначка? Не врываться же к нему в квартиру с чулком на голове в самом деле! Между тем мент врал дальше. Шестьдесят тысяч долларов лежат якобы под паркетной доской в комнате у дочки. Интересно, занизил он сумму своих сбережений или нет? И еще ужасно интересно, сколько Папа платит чиновнику в погонах, который «пробивает» по милицейской базе отпечатки пальцев? И на кой черт им понадобилось, чтобы я наговорил на диктофон свою автобиографию? Вполне хватило бы и отпечатков пальцев. Потом можно спокойно «в домашней обстановке» сравнить мою историю жизни с теми сведениями, что хранятся в милицейском компьютере. Непонятно. Множество вопросов без ответов. Правда, вопросов чисто «академических». Некогда мне сегодня разгадывать чужие загадки, я слишком занят собой.
   Милиционер замолчал. Вопросительно уставился на меня.
   – Отлично, мент! Теперь назови свой номер телефона.
   Он назвал.
   – А теперь я включу магнитофон, и ты наговоришь на кассету следующий текст: «Дорогая, слушай не перебивая. Сейчас к нам домой приедет один человек, скажет, что от меня, ты его пусти, он пройдет в комнату дочки и…» Ну? Понял, чего говорить? Вместо слова «дорогая» назовешь жену, как ты ее обычно называешь. Уловил суть?
   Он все понял. Мы оба прекрасно знали, что с мобильного телефона, который лежал в бардачке «Волги», отсюда до названного милиционером адреса не дозвониться – далеко. Раз я прошу наговорить текст на диктофон – значит, я собираюсь уехать один. А раз я собираюсь уехать один, следовательно, милиционера я в живых не оставлю.
   – Не убивай меня. Стальной!
   – Не буду, не бойся. На черта мне вешать на себя мертвого мента? Кто поверит, что ты обычный бандит в погонах? И так Папа будет меня искать, не хватало еще, чтобы меня мильтоны искали.
   Я говорил искренне. Убивать капитана я не собирался, но совсем по другим мотивам. Мне было важно, чтобы мент смог рассказать заинтересованным лицам про то, как Стальной пытался его выпотрошить. Мне было жизненно необходимо донести до заинтересованных лиц четкую и стройную историю моего побега.
   Почему я убежал? Дураку ясно – я не хотел обнародовать свою биографию. Почему крутой бандюга, шутя идущий на мокрое и к тому же вошедший в авторитет, не хочет светиться? Причин может быть сотни. Огромный простор для фантазии. Например, я мог сидеть за изнасилование, и меня опустили на зоне. Папа не потерпит рядом с собой петуха, не пожелает стать объектом для сальных шуток. Петуха просто-напросто зарежут по-тихому, и делу конец. Петушок это понял и поспешил улететь. Можно придумать и другие, более замысловатые причины: я двоюродный брат Мурзика, я внедренный в криминальную среду агент ФСБ, я разоблаченный и разыскиваемый иностранный шпион, я болен СПИДом… и так далее и тому подобное. В любом случае последовательность моих поступков должна быть очевидна для бандитов – испугался, бежал, попытался «облегчить» мента на шестьдесят косых в «зелени». Не получилось, лег на дно.
   Простая и понятная схема. А что я не бандит и даже не офицер одной из спецслужб, что я ни по ту, ни по другую сторону баррикад, никому и в голову не придет. Конечно, Папа распорядится о моем розыске. Из принципа и дабы другим неповадно было. Репутацию Властелина необходимо постоянно поддерживать. Остальному криминально-мафиозному миру я неинтересен. Ну сбежал и сбежал, черт с ним, с психом, отморозком и темнилой, без него как-то спокойнее жить. Таким образом, на моем многотрудном пути к долгожданной свободе и безвестности останется лишь одно-единственное препятствие – пресловутый Папа с его непомерными амбициями и диктаторскими замашками. Серьезное препятствие, но преодолимое.
   Возможно, я перемудрил и уходить в тень нужно было много раньше. Но, как говорится, что ни делается, все к лучшему. Совсем скоро я надену маску «маленького человека» – неловкого, не приспособленного к жизни недотепы. Я стану полной противоположностью крутому разбойнику по кличке Стальной Кулак, а этот мент, который сейчас смотрит на меня снизу вверх слезящимися глазами, пройдет рядом, толкнет плечом и не заметит. Ну а пока я крут, нужно соответствовать типажу.
   – Давай, мент, говори, чего приказано, не зли меня! – Я сунул диктофон под нос капитану. – Будешь тянуть – точно убью!
   Я боялся, что он начнет каяться, объяснять, почему назвал неправильный домашний адрес, и поэтому последнюю реплику произнес максимально жестко.
   Милиционер начал говорить. Я еле успел нажать кнопку записи. К жене он обратился ласково: «Томчик мой родной» – всхлипнул и попросил принять «блондина среднего роста и нашего возраста» по первому разряду и «сделать все, что он попросит».
   – А если я попрошу ее сделать минет? – спросил я, пряча диктофон в карман брюк. – Сделает?
   Мент молчал. Он ожидал смерти, он не верил, что я вот так просто сяду в машину и уеду.
   Когда я устроился в шоферском кресле и завел мотор, капитана затрясло. Чего он боится? Того, что я раздавлю его колесами? Я дал задний ход.
   – Не-ет! Не надо-о! – истошно заорал милиционер.
   Я умудрился развернуть автомобиль на узком пространстве между деревьями, орущий бандит в милицейском кителе остался позади. Уезжая, я еще долго слышал его вопли. Надеюсь, он не потеряет рассудок, но форменные брюки запачкает, это точно!

Глава 5
Я – ниндзя

   До нужного мне места на Московской кольцевой дороге я добрался к половине второго ночи. Позади остались два гаишника, разбогатевшие благодаря мне на сто долларов каждый, и абсолютно бесполезный звонок по названному капитаном телефонному номеру. Я перестраховался: вдруг мент назвал номер знакомых и после поинтересуется, был звонок или нет. Хвала Будде, телефон не ответил, и я со спокойным сердцем забросил диктофон в открытый канализационный люк. Туда же бросил и капитанское табельное оружие. Пустые хлопоты отняли у меня пятнадцать драгоценных минут. Неприятно, но не смертельно.
   «Волгу» я оставил на стоянке дальнобойщиков рядом с Кольцевой. Заплатил чумазому хлопцу, страдающему бессонницей шоферу из Минска, пятьдесят баксов, попросил присмотреть за машиной. Пообещал еще стольник, когда вернусь. Соврал, что спешу к знакомой телке. Позвонила, мол, сказала: «Жених неожиданно возвращается из командировки, срочно приезжай, забирай свои шмотки, а то на помойку выброшу». Живет моя отрада недалеко, пешком отсюда десять минут. Рядом с домом дамы сердца тачку ставить опасаюсь, не хочу компрометировать чужую невесту.
   Минчанин охотно поверил в мою сказку, и я не спеша побрел в сторону ближайших многоэтажек.
   Скопище дальнобойных фургонов окружали буйные заросли сирени. Как только я спрятался за густой зеленой стеной, сразу же свернул. Стороной обежал автостоянку и в неположенном месте пересек магистраль, опоясывающую Москву серым бетонным кольцом.
   Места были знакомыми. Давным-давно скромный обыватель Семен Ступин оборудовал в лесочке рядом с Кольцевой надежный тайник. Идти мне до него, как и до воображаемой возлюбленной, десять минут, бегом – быстрее.
   Искомый тайник представляет из себя старый фанерный чемодан, в котором спрятан саквояж более современной формы и туристский зеленый рюкзак. Фанерное чудовище Ступин отволок в придорожный лесок и темной ночной порой запеленал свое сокровище в целлофан, после чего закопал на полутораметровой глубине подле приметной корявой липы. Рядышком, под елкой, совсем неглубоко, предусмотрительно была прикопана саперная лопатка.

* * *

   Два часа десять минут. Я завел мотор «Волги» и выехал на трассу. На заднем сиденье лежали саквояж и рюкзак, мое небогатое наследство. В саквояже дожидался своего часа паспорт на чужую фамилию, но с моей фотографией, три тысячи долларов США и комплект одежды – джинсы, полуботинки, футболка, свитер, плащ. Семен Ступин не знал, когда понадобится одежда, в какое время года, и поэтому сформировал комплект, подходящий практически к любым метеоусловиям, за исключением лютой зимы. Сейчас, хвала Будде, на дворе жаркое лето, свитер с плащом останутся в ручной поклаже, а остальное вполне сгодится. Не ходить же мне и дальше в вечернем костюме с бабочкой. За рулем «Волги» мой наряд вполне уместен, но в толпе прохожих я буду выглядеть белой вороной.
   Эх, жалко, не припасено в захоронке скромного пиджачишки! Надетый поверх футболки пиджак придал бы мне вид обнищавшего научного сотрудника. Еще очки на нос, и все – прощай, бандитское прошлое, я новый человек по имени Игорь, по фамилии Козловский, рафинированный интеллигент, жертва экономических катаклизмов новейшей истории. Когда я был Семеном Ступиным, я думал о пиджаке, но он, собака, не поместился в саквояж. Встала дилемма – либо плащ, либо пиджак. Я выбрал плащ и не угадал.
   Что-то я не о том думаю. Рано превращаться в гражданина Козловского, до этого придется еще раз навестить Папу. Придется его убить, иного выхода у меня нет.
   Другой на моем месте, возможно, нашел бы более изящное бескровное решение проблемы. Но я – это я, со своими плюсами и минусами, со своей системой ценностей и со своими методами решения сложных жизненных ситуаций.
   Без десяти три. Сворачиваю с Кольцевой, еще пятнадцать минут выжимаю из мотора все, на что он способен, затем разворачиваю «Волгу» фарами к городу, багажником к пригороду, останавливаюсь, мотор не глушу. Беру с заднего сиденья свои вещи, отношу их на обочину. Снова сажусь за руль, жму на газ и на полном ходу выпрыгиваю из автомобиля.
   «Волга» проехала еще метров пятьдесят, дорога вильнула, автомашина свалилась в кювет, протаранила мелкие деревца и врезалась в толстый еловый ствол. Может быть, все было и не совсем так, а может быть, и совсем не так. Не знаю, судьба автомобиля меня больше не интересовала.
   Я бежал по дороге, не оглядываясь, чуть сбавил темп лишь однажды, чтобы взять в руку саквояж и забросить на плечо рюкзак.
   Брошенную «Волгу» скоро найдут мои «друзья». И что подумают? Стальной допросил мента и гнал очертя голову в город. Не справился с управлением, долбанул машину, а сам, сволочь везучая, ушел. Все просто до примитива, понятно и достоверно.
   Между прочим, недавно я дозаправил «Волгу» на случай, что кто-нибудь вспомнит показания приборов. Все чисто, бензина израсходовано ровно столько, сколько необходимо, чтобы доехать от Папиного логова до места аварии. Не забыл я и про километраж. Спасибо знакомому таксисту, мастеру левых рейсов эпохи застоя-застолья. За литр пива экс-расхититель социалистической собственности, ныне бандитский водила, обучил Стального Кулака, как претворять в жизнь исторический лозунг эпохи застоя-застолья: «Тот не таксист, кто со счетчиком не дружит». Стальной был угрюмым, но любознательным бандитом.
   Ну да черт с ним, со Стальным. Нету больше Стального. Человек, бегущий по дороге, уже не бандюга Стальной Кулак и еще не интеллигент Игорь Козловский. Сейчас я наконец-то могу хоть недолго побыть самим собой. Я ниндзя. За моими плечами опыт и знания многих поколений. Возможно, я последний человек на земле, до конца овладевший искусством ниндзютцу. Я реликт, пережиток Средневековья. Да, я умею пользоваться современным оружием, но у меня психика древнего воина-тени. Я не презираю смерть, подобно самураям, я сам – воплощение смерти. Разве может умереть смерть? Глупость! Бессмысленное сочетание слов! Мое тело можно убить, но мой дух до последнего вздоха бренной оболочки останется спокоен, ибо для него смерть – всего лишь возвращение домой, в обитель мрака.
   Я не знаю своей судьбы. Но я обязан ПРОЖИТЬ свою судьбу до конца, и поэтому я обязан сделать все возможное, все, что зависит от меня, чтобы жить. Если, несмотря на все усилия, я все же погибну, то, значит, такова моя судьба…
   Я прекрасно ориентировался в лесу. До Папиного поселка осталось полчаса хорошего бега. Пора останавливаться и подготовиться к предстоящей схватке.
   Моя задача сложна и на первый взгляд неразрешима. Я должен проникнуть в Папину крепость никем не замеченный. Убить его, только его одного – Папу. И столь же незаметно исчезнуть. Я должен создать иллюзию, что Папа убит кем-то из своих (или человеком Гиви). Кем угодно, только не Стальным Кулаком. Стальной бежал вчера вечером, а Папу убили много позже. Никто не станет выискивать мои отпечатки пальцев, составлять фоторобот и подробное описание внешности. Смерть Императора затмит позорный побег его неблагодарного раба, и бесхозный раб наконец сможет обрести свободу.
   Саквояж я спрятал под раскидистыми лапами пышной молодой елки. Разделся донага. Достал из рюкзака серую просторную куртку и широкие холщовые штаны. Синоби-седзуку. Маскировочный костюм ниндзя. Любители кинобоевиков привыкли видеть ниндзя в черных облегающих комбинезонах. На экране смотрится красиво, в жизни абсолютно неприемлемо. Одежда для диверсионных операций не должна повторять контуры человеческой фигуры, а серый цвет меньше бросается в глаза, чем черный. Свое маскировочное одеяние я сшил сам. В период ученичества дед объяснил, как рассчитать выкройку и подобрать нужную материю.
   Полусумасшедшие энтузиасты какого-нибудь военно-исторического общества любителей ниндзя-черепашек, увидев мою портняжную работу, пришли бы в ужас – это не так, тут нет складочки, там нет эмблемы и т. д. и т. п. Не спорю, мой костюм отличается от музейных экспонатов, но я шил его не для того, чтобы участвовать в театрализованных постановках из жизни средневековых японцев. Я совершенно непохож на японца. Я русский человек, у меня другой генотип. Да, я пользуюсь японской терминологией. Ну и что? Весь мир восхищался русским балетом, а между тем батманы и фуэте придумали во Франции. Похожих примеров можно отыскать множество. Если не слепо копировать оригинал, а подойти к предмету творчески, можно добиться неожиданно высоких результатов. Кстати, на ту же тему: что-то я давно не видел японских дзюдоистов среди чемпионов международных соревнований по этому виду спорта…
   На голову я повязал «сандзяку тэнугуа» – полотенце-респиратор, которое предприимчивые кинорежиссеры привыкли заменять масками наподобие тех, что в ходу у омоновцев.
   На ноги я надел тоби – полусапожки с раздвоенным мыском. Помню, как удивился старик сапожник в мастерской по ремонту обуви, когда я спросил, сможет ли он сшить сапоги с гибкой рифленой подошвой и так, чтобы большой палец был отделен от остальных. Я тогда объяснил, что это такие особые сапожки для альпинизма.
   Я достал из рюкзака ииндзя-то, меч ниндзя. Это был меч моего деда. Как он сумел его сохранить – ума не приложу. Самая ценная вещь, которая когда-либо попадала мне в руки. Я любил свои меч и знал до последней мелочи. Понимая, что теряю время, я пробежался рукой по ножнам, нащупал съемный пенал с маленьким кинжалом и отравленными иглами внутри, отыскал пальцами метательные звездочки, четырехгранные сэнбин-сюрикэны, убедился, что стилет, спрятанный в рукоятке, легко вынимается, и только после этого приладил меч на спине за плечами.
   В моей куртке было устроено множество удобных карманов для переноски разной полезной утвари. Что мне может сегодня понадобиться? Наверное, не помешает взять с собой когти-тэкаги, в буквальном переводе это приспособление называется «крючья на руки» и очень помогает при лазании по стенам. Я достал из рюкзака тэкаги, подумал немного и положил обратно. Крюки, кошки, веревки, когти на руках и ногах значительно помогают при форсировании преград, но все они издают звуки при соприкосновении с камнем, деревом и черепицей, а значит, могут привлечь внимание часовых. Если бы сегодня шел дождь, гремел гром или шумел ветер, можно было бы воспользоваться тэкаги, но сегодня на удивление тихая и спокойная ночь. Придется рассчитывать только на свои пальцы, навыки и нервы.
   А вот миниатюрное взрывное устройство с дистанционным радиовзрывателем я возьму обязательно. Замечательная вещица! Размером чуть больше спичечного коробка, адская машина бабахнет с таким грохотом, что любо-дорого. Разрушительная сила практически равна нулю, но звуковой эффект потрясающий плюс клубы разноцветного дыма. Великолепная игрушка. Точно такие используют в Голливуде при съемках батальных сцен. Я получил хлопушку от директора съемочной группы комедии «Русская мафия в космосе». Фильм запустили в производство в конце 97-го года. К началу 98-го киностудия окончательно разорилась, и озверевшие от безысходности деятели киноискусства продавали все, что можно продать из реквизита. Директор фильма ходил ко мне тренироваться и приволок мне голливудское чудо в качестве платы за уроки рукопашного боя. Выходит, не зря я помнил видеобоевики. Устрою сегодня Папиным холуям кинокомедию – обхохочутся!
   Ну вот и все. Маскировочный костюм на теле, шарф на голове, спецобувь на ногах, меч за плечами, американская хлопушка в кармане – я готов.
   Логично было бы взять с собой что-нибудь огнестрельное. Почему я этого не сделал? Объясню на примере.
   Средневековый лучник в полевых условиях способен нанести врагу гораздо больший урон, чем современный солдат, вооруженный новейшим стрелковым оружием. Этот бесспорный факт охотно подтвердит любой военный историк. Однако на подготовку квалифицированного лучника уходило десять-пятнадцать лет, а научить солдата прилично стрелять можно за несколько месяцев.
   А как я уже говорил, во мне слишком много от средневекового воина. И я слишком хорошо умею пользоваться традиционным оружием ниндзя для того, чтобы злоупотреблять позднейшими разработками в области средств уничтожения человеческих существ…
   Рюкзак я спрятал рядом с саквояжем. Лег на землю, расслабился. Я не стал применять специальные изощренные приемы психотехники и запрещать себе думать о чем-либо ином, кроме предстоящей акции, позволил мыслям свободно скользить в пространстве сознания. Мои мысли – легкие облачка в ясном небе души. Сейчас меня заботила не столько психика, сколько физиология. Нельзя до поры задействовать резервные силы организма, слишком мало их осталось. Прошедший день измотал мое тело. Все-таки я не биоробот и скоро сутки как на ногах…
   Закрыл глаза, представил себя куском ваты в теплой воде, льдинкой под жаркими лучами солнца, растворившейся в окружающей природе. Расслабление поднималось вверх теплой волной от пальцев ног к животу, от пальцев рук к плечам. Разгладились морщины на лбу, приоткрылись отяжелевшие губы. Я слушал тишину космоса и смотрел закрытыми глазами в черноту тверди земной. Все мое естество сосредоточилось в точке дань-тянь, энергетическом центре человека и, попутно, центре тяжести человеческого тела. Точка дань-тянь расположена на четыре пальца ниже пупка. Каждый чувствует ее по-своему. Я воспринимаю дань-тянь как круглую субстанцию объемом с большой спелый апельсин. Когда мой энергетический центр активируется, я чувствую примерно то же, что при скоростном спуске с крутой горы на лыжах. Ни с чем не сравнимая приятная щемяще-сладкая тяжесть внизу живота. Ощущение, близкое к оргазму.