Страница:
Я знал о том, что Малышев много лет подряд безуспешно пытается издать написанные им учебники по самообороне.
Еще я знал, что это теоретически невозможно. Тренером Николай был хорошим, мог объяснить все хитрости борьбы просто и доходчиво, но, как только Малышев брал в руку авторучку и садился описывать любимые приемчики, получалась полная чушь. Его сочинения пестрели терминами типа «передняя рука» и «задняя нога», словосочетаниями «верхняя часть кулака» и советами «стоять расслабленно-напряженно». Однако Малышев, несмотря ни на что, даже на откровенные советы близких друзей бросить это дело, продолжал писать учебные пособия про то, как себя защитить от хулиганов, бандитов и гангстеров. С упорством, достойным восхищения, Николай носил свои труды по многочисленным издательствам и везде получал вежливый (в лучшем случае) отказ.
Толик, в соответствии с моей задумкой, должен был предстать перед Малышевым в качестве курьера одной петербургской книгопечатной фирмы, забрать на читку Колины труды и вернуться с ними в Питер. Потом я переведу Малышеву крупную сумму денег в качестве гонорара, а его творения издам за свой счет. Приятно осознавать, что ты реализуешь заветную мечту своего старого друга, чертовски приятно!
Снова зазвонил телефон. Я снял трубку.
– Але, шеф, это я, Анатолий.
– Ну как? Все в порядке? Рукописи забрал?
– Нет, шеф. Николай Павлович Малышев в больнице, в тяжёлом состоянии.
– Что с ним?
– У него проникающее ранение в брюшную полость, так, кажется, называется…
Я быстро взглянул на часы. 11.02. Так… сегодня четверг… Успею!
– Толя, слушай внимательно. Я сейчас выезжаю в Москву на ЭР-200. Без двадцати пять жди меня на Ленинградском вокзале, в центре зала. Понял?
– Да, шеф.
– Тогда все, отбой!
Я оделся за несколько минут, наскоро покидал в чемодан все, что под руку попалось, плюс энную сумму в валюте, сунул за пазуху паспорт, пухлый бумажник и ринулся к дверям.
Возясь с замком, немного замешкался. Чего я еще не сделал? Ничего не забыл? Кажется, нет, хотя точно! Я не позвонил Кларе. Ее супруг сейчас за границей, дела делает, и у нас вроде как медовый месяц, договорились встречаться каждый день. Нужно позвонить, предупредить… Но что я ей скажу? Как смогу объяснить второпях причину отъезда?.. Ладно, позвоню вечером из Москвы, глядишь, в поезде что-нибудь придумаю, сочиню… О великий Будда, как мне осточертело это постоянное вынужденное вранье!
В поезде ничего не придумалось. Всю дорогу просидел, бездумно глядя в окно. Постоянно мучила навязчивая, мерзопакостная мыслишка – а что было бы, если бы я нечаянно не стал богачом-меценатом? Просто залег бы где-нибудь, тихо жил и лишь изредка вспоминал старых друзей. Может быть, лет через десять, будучи случайно в Москве, набрал знакомый малышевский телефонный номер и, услышав незнакомый голос, решил, что Николай переехал, сменил адрес, на том бы и успокоился. С другой стороны, неизвестно, что лучше: пребывать в счастливом неведении или пытаться помочь, не зная сути проблемы. То, что я сейчас мчусь в столицу к раненому другу, может еще больше усложнить жизнь и ему, и другим близким мне некогда людям. Прошло без малого два года после моих кровавых московских разборок с террористами и всего год с небольшим со дня смерти мафиозного босса по кличке Папа. Уверен, в златоглавой меня еще не забыли. Ищут – вряд ли, но помнят хорошо.
На Ленинградском вокзале, как всегда, было людно и суетно. Я уверенно шагал по перрону, украдкой осматриваясь по сторонам. Почти ничего не изменилось. Знакомые стены, знакомый гомон, знакомые… О Будда! Знакомые лица! Бородатого грязного нищего я узнал мгновенно. Да это же Борода! Мой друг и соратник в скитаниях по подвалам и помойкам! Жив, курилка!
Я было дернулся в сторону Бороды, но вовремя взял себя в руки и чинно вошел в здание вокзала. Как и было условлено, в центре зала меня ждал Толик.
– Здравствуй, Толик…
– Здра…
– Не перебивай меня! Давай пройдемся не спеша к платформам, по дороге коротенечко расскажешь все, что тебе известно о ранении Малышева. Понял?
– Понял, шеф… В общем, так, я ему позвонил, подошла женщина, спросила, кто я и чего мне надо. Я сказал, она говорит – приезжай. Я приехал, она мне открыла и дала эти, каких, ну…
– Рукописи.
– Точно. Сказала, что Коля будет очень рад, и расплакалась. Я тогда спросил: «Чего плачете?» Она и говорит: «Коля в больнице». Я говорю: «Что с ним?» Она говорит: «Ножевое проникающее ранение в брюшную полость». Ну, думаю я, надо вам позвонить. Попрощался с ней культурно и поехал на телеграф…
Толик продолжал рассказывать, как он добирался до телеграфа, пока мы не вышли из здания вокзала к платформам. Борода был еще тут, деловито обследовал переполненную мусором урну.
– …В общем, шеф, дозвонился я вам не сразу…
– Все, Толик, хватит, молчи. Видишь, там, возле урны, бородатого оборванца?
– Вижу.
– Сейчас я дам тебе денег. Много. Я хочу, чтобы ты устроил этого нищего в больницу. На лечение. Понял?
– А чем он болен?
– То, что алкоголизмом, это точно, но, наверное, еще чем-нибудь, я не знаю, я не врач. Врачам хорошо заплати, не жадничай. Можешь припугнуть эскулапов…
– Кого?
– Врачей! Намекни прозрачно: мол, за пациента головой отвечаете. Придется давать взятки ментам, не скупись. На все про все отпускаю тебе шесть часов. Ровно в полночь жди меня здесь, на этом самом месте. Все понял?
– Все, шеф!
– Тогда действуй!
Вот за что я люблю Толика, так это за послушание и полное, патологическое отсутствие любопытства. Сказано ему – занимайся бомжем, он занимается бомжем, а скажи ему, к примеру: будешь весь день кататься по Кольцевой линии Московского метрополитена и записывать в блокнотик, сколько лысых мужиков сядет в твой вагон, он будет кататься и записывать. Идеальный секретарь, незаменимый.
Оставив Толика разбираться с бомжем, я быстрым шагом, не оглядываясь, пошел в сторону метро, спеша слиться с пестрой толпой зевак – гостей столицы – и деловитых, хмурых москвичей.
Вечер, конец рабочего дня. Для одних наступает время отдыха, для других – самая работа. Притомившиеся на службе граждане в большинстве своем спешат по домам, но некоторая, незначительная, часть народонаселения только сейчас и начинает активную жизнь. Я не имею в виду любителей выпить и потанцевать, я говорю о людях, имеющих так называемое хобби. Их мало, однако они есть – актеры самодеятельных театров, коллекционеры оловянных солдатиков, активисты клубов восточных единоборств.
Помнится, родной спортклуб «Дао» по-настоящему оживал часам к девятнадцати. К этому времени заканчивались занятия в детских и юношеских группах, им на смену приходил чуть-чуть уставший телом, но бодрый душой вполне зрелый возрастной контингент – от двадцати до сорока, и директор клуба, мой хороший приятель Михаил Валерьевич Коробов, занимал свое кресло начальника в крохотном кабинете с табличкой на двери «Администрация». Формально присутствие Коробова было совсем не обязательно, однако он страшно любил потусоваться в среде единомышленников, больных нездоровым интересом к разного рода китайско-японско-русским боевым системам, охотно вмешивался в чужие тренировки, всегда был готов заменить заболевшего или сачкующего инструктора.
Я ехал в клуб «Дао» с надеждой застать там Коробова. Кто еще, кроме него, сможет мне рассказать о беде, постигшей его коллегу, сотрудника и друга Николая Малышева? (Жена? Нет, не хочу я видеть женских слез, мне нужна конкретная скупая информация.) Я понимал, что придется себя раскрыть, назваться полузабытым именем из позапрошлой жизни. Я отдавал себе отчет в том, что в принципе этого можно избежать и по большому счету я сейчас делаю глупость, но я плюнул на все логические умозаключения. Слишком долго я действовал холодно-логично, могу раз в жизни позволить себе дурь, и гори оно все ярким пламенем – мой друг в беде, нужно его спасать, некогда заботиться о своей горячо любимой персоне, хватит эгоцентризма, сыт по горло!
Прости, дедушка, ты учил меня другому. Сам не знаю почему, я сейчас нарушаю все правила твоей науки. Чувствую, что нужно поступить именно так, чувствую смерть, нависшую над людьми, которые мне небезразличны, и чувствую свою непосредственную причастность к этой угрозе.
В другое время, совершая экскурсию в прошлое, я бы непременно мучился ностальгией и необратимостью реки времени. Сейчас же я просто быстро шел знакомыми дворами к приземистому зданию, в полуподвале которого размещался клуб «Дао». Путешествуя по лабиринтам московского метро и толкаясь в переполненном троллейбусе четвертого маршрута, я успел передумать всякое. Вспоминал свою жизнь сначала в образе Семена Ступина, затем под маской Стального Кулака, после этого краткий период существования с паспортом на имя гражданина Козловского и, наконец, недолгий отрезок благоденствия Виктора Творогова. Прощай, братишка Стальной Кулак, счастливо и вам, товарищ Козловский, до свидания, надеюсь, скорого, господин Творогов. Сегодня я снова Семен Андреевич Ступин, пропавший без вести два года назад на исходе осени. Снова осень, правда, на этот раз ранняя, и снова Ступин идет в клуб «Дао», дабы спутать все карты и поломать все сценарии. История повторяется, зараза!
Подхожу к знакомой двери (за два года она совсем не изменилась), спускаюсь по памятным ступенькам. Просторный предбанник. Прямо – открытая дверь в спортзал. Там ведет тренировку неизвестный мне парень лет тридцати. Опытным взглядом сразу определяю – паренек (в белом кимоно и просторных черных шароварах) обучает желающих айкидо. По левую руку раздевалки, мужская и женская, по правую – кабинет Коробова. Иду к кабинету, открываю дверь без стука, захожу внутрь. Коробов сидит за столом, колдует над кучей бумаг.
– Здравствуй, Миша.
Он взглянул на меня снизу вверх. Не узнал. Сутулый мужчина в роговых очках. Раньше Михаил очков не носил. Стареет.
– Вы ко мне?
– К тебе.
– По какому вопросу?
– Ступина Семена Андреевича помнишь?
Коробов пружинисто вскочил с места. Я думал, от избытка чувств, думал – он меня узнал. Ничего подобного! Миша выпрыгнул из-за стола для того, чтобы половчее меня ударить. Хороший, полновесный тычок кулаком в глаз я пропустил совершенно неожиданно для себя. Впервые в жизни подвели инстинкты. Ко всему я был готов, только не к драке.
Я вылетел из кабинета директора, как мешок с дерьмом, больно ударился спиной об пол и по инерции проехал еще метра два. Отменный удар, браво!
Миша выбежал из кабинета следом за мной, занес ногу для того, чтобы добить меня ударом в пах.
Ну, друг, извини, этого я тебе позволить никак не могу. Бью старого приятеля стопой в колено опорной ноги. Он теряет равновесие, падает прямо на меня. Останавливаю его падение встречным ударом – пяткой, пардон – каблуком в живот и отправляю взбесившегося администратора обратно в кабинет, как футбольный мяч в ворота.
Слева топот босых ног по полу. Поворачиваю голову. Ага! Мастер айкидо спешит на помощь начальнику. Прыжком встаю на ноги. Ну, давай, парень, покажи, чему тебя учили? Айкидошник притормаживает, замирает в метре от меня. В айкидо количество канонизированных стоек сведено к минимуму – фактически к одной, и заимствована она из кен-дзютцу – искусства фехтования на мечах. В целом вся боевая система айкидо порочна, да простят меня айкидоисты всех полов, возрастов и цветов кожи. Путь Соединения Энергий (так звучит в одном из переводов термин «айкидо») суть результат творческого подхода основателя айкидо по имени Уэсиба по фамилии Морихей к древнему искусству айки-дзютцу – искусству «айки». Термин «айки» обозначает воздействие сильного духом человека на противника с более грубой духовной организацией с целью его (противника) контроля и доведения до состояния полной неподвижности. В начале двадцатого века юноша Уэсиба нанялся в услужение к мастеру айки-дзютцу, господину Сокаку – наставнику школы древнего самурайского клана Такеда. За свои уроки алчный Сокаку драл с учеников три шкуры. Помимо того, что Морихей выполнял в доме наставника всю грязную работу, он еще платил за каждый показанный прием от 300 до 500 иен. Немудрено, что за пять лет Уэсиба освоил всего 15 базовых захватов айки-дзютцу. Полученные знания смышленый Морихей объединил с тем, что он уже умел. (Папаша будущего отца-основателя с девяти лет обучал своего отпрыска искусству меча кен-дзютцу и искусству копья со-дзютцу.) Айкидо Уэсибы Морихея было ориентировано не столько на подготовку бойцов, сколько на гармонизацию личности с законами Вселенной. По сути, техническая сторона вопроса самого Уэсибу мало волновала. Будучи личностью, безусловно, уникальной, Морихей Уэсиба мог буквально движением пальца опрокинуть множество более физически сильных опытных бойцов. Может быть, как никто и никогда в мире, он единственный овладел скрытыми возможностями человеческого естества, неведомой многими внутренней энергией. Существуют документальные кадры, запечатлевшие, как на немощного старика Морихея нападают несколько здоровенных молодых дзюдоистов. Они его окружили, и он… исчез. Да! Исчез, точнее, телепортировался. Если рассматривать пленку по кадрику, то видно – кадр, где Великий Мастер в центре татами, сразу же, без пауз, сменяет кадр, в котором бесстрастная кинопленка запечатлела дедушку Морихея в нескольких метрах от того места, где он только что находился. Парадоксально, но факт! Мастер избежал поражения одному ему известным способом перемещения в пространстве. Достойно поклонения и восхищения! Однако, если посмотреть на эту однозначно правдивую кинохронику под другим углом, можно прийти к следующему умозаключению: арсенал приемов айкидо в данной, конкретной ситуации оказался бесполезным и О-Сенсей Уэсиба Морихей вынужден был задействовать свои экстраординарные способности, дабы не проиграть схватку. Вывод: айкидо – система самосовершенствования, где техника борьбы играет вторичную роль, роль тестирования уровня «продвинутости» ученика. А говоря просто и грубо – дерутся айкидошники на тройку с минусом, и, несмотря на весь их гонор, ни одного адепта Пути Соединения Энергий на боях без правил я лично не видел.
Парнишка-айкидошник ждал моих решительных действий. И он их дождался. Наивный, думал, сейчас эффектно поймает меня за кисть, поднырнет под руку и красиво подбросит мое послушное тело высоко в воздух. Не тут-то было!
Бью его кулаком в лицо. Широкоамплитудное, максимально удобное для него движение. Он ловко перехватывает своей «мягкой» рукой мое запястье, ныряет под бьющую руку, и тут я резво переступаю ножками. Вместо того чтобы попасть в зону недосягаемости, ко мне за спину, парень оказывается точно спиной ко мне. Шлепаю его свободной ладошкой по почке, освобождаю блокированную кисть от захвата. Ему больно: почки – нежный орган. Пользуюсь неожиданным дискомфортом противника, несколько быстрых уверенных движений, и готово – я закрутил ему ручонку за спинку, подтянул ее повыше к лопатке, заставил встать на цыпочки (иначе сломался бы сустав) и параллельно прихватил последователя Уэсибы Морихея за волосы на макушке, запрокинул его буйную головушку – пусть полюбуется трещинами на давно требующем ремонта потолке.
Как раз из кабинета выбрался Коробов. Растрепанный, злой, с бейсбольной битой в руках. В общем, вооруженный и готовый меня убить непонятно за что. Всего я ожидал, но чтобы старый приятель встречал воскресшего Сему Ступина побоями да еще с дубиной, это для меня сюрприз!
Коробов замахнулся было битой, но в последний момент перед ударом замер, постоял чуть-чуть в живописной позе молотобойца и вдруг расслабился, опустил свое оружие.
– Оставь его, Сеня. Я тебя узнал… по повадкам, – сказал Миша, как-то особенно грустно взглянув на меня. – Рожа у тебя изменилась, а повадки те же. Одно слово – Бультерьер.
Ого! Михаил Валерьевич знает мой гладиаторский псевдоним. Еще один сюрприз.
– Извини, парень, – я отпустил захваты, – не расстраивайся, со всяким может случиться.
Паренек, конфузясь, повернулся ко мне лицом, отступил на шаг, церемонно поклонился и вежливо произнес:
– Спасибо вам. Вы преподали мне урок.
Чегой-то он кривляется? А-а! Понятно. В дверях зала сгрудились ученики. Только что у них на глазах я развеял миф об исключительности любимого тренера. Не хватало еще, чтобы по моей вине контингент перестал посещать айкидошные тренировки и, как следствие, приносить в казну клуба «Дао» ежемесячный доход.
– Принимаю ваши благодарности, – ответил я, низко кланяясь. – Я президент федерации айкидо города Краматорска Семен Морихеев, черный пояс, четвертый дан. Приехал к вашему директору договориться о проведении совместного семинара в Осаке будущим летом. Как это водится у мастеров, мы с Михаилом Валерьевичем показывали друг другу приемчики, и ваш директор произвел на меня не менее неизгладимое впечатление, чем я на вас.
Многозначительно показав пальцем на свой стремительно заплывающий глаз, я скромно умолк. Контингент в дверях спортзала понимающе закивал головами (фамильярное коробовское «Сеня» и странное «я тебя узнал» остались незамеченными), финансовое положение родного спортклуба было спасено.
– Ладно, продолжайте тренировку, а мы с коллегой из Краматорска продолжим беседу о семинаре, – улыбнулся Коробов, но глаза у него остались грустными. – Прошу в мой кабинет, Семен Уэсибович.
Преподаватель айкидо вернулся в зал к своим ученикам, а мы с Мишей уединились в директорском кабинете.
Сели. Он за свой рабочий стол, я на стульчик напротив. Помолчали, посмотрели друг на друга. Потом Миша выдвинул верхний ящик стола, пару секунд в нем порылся и протянул мне старую пожелтевшую черно-белую фотографию.
Я взял фото и чуть не упал со стула. С потертой фотокарточки на меня глядел улыбающийся молодой Сеня Ступин в гимнастерке и голубом берете. Десантник Ступин был в кадре не один. Он бережно обнимал за плечи худенькую черноволосую девушку в ситцевом платьице. Да, это она – Надя. Моя подруга в годы несения срочной военной службы. К ней я заходил, получив увольнительную, к ней ходил в самоход, на ней чуть было не женился. Кстати, до сих пор сам не пойму, почему «чуть», почему просто не взял и не женился. Она мне нравилась очень. Умная, веселая, красивая.
Немного провинциалка, но ей это шло. Короче, милая девушка во всех отношениях.
После дембеля, когда я обосновался в Москве, мы какое-то время переписывались. Помню, я все звал ее приехать, а она звала меня. В результате мы так больше никогда и не встретились, а переписка прекратилась сама собой, зачахла.
– А нам врал, что в Анголе служил, – прервал мой мысленный экскурс в прошлое Коробов.
– Врал, – признался я. – Откуда фото?
– Оттуда. Из городка, где вырос без отца твой родной сын.
– Не понял!
– У Надежды Петровны родился мальчик, в аккурат через девять месяцев после твоей демобилизации.
– Но я же с ней переписывался…
– Гордая женщина, наверное, тебе попалась, так полагаю. Хотя не мое это дело, в ваших отношениях копаться.
– Слушай, а как вообще это фото к тебе попало?
– Я так понимаю, что ты воскрес, узнав о ранении Малышева. Да?
– Да.
– А Малышева чуть не убили из-за твоего наследника. Ты в курсе? Скажи правду. Ты действительно ничего не знал о сыне?
– Откуда, Миша! Я вообще пока совершенно не въезжаю в тему. Ни хрена, поверь, не понимаю. О Малышеве узнал до смешного случайно… Что мне сделать, чтобы ты мне поверил? Ты не представляешь, Миша, как мне сейчас хреново, врагу не пожелаю.
– Хочешь, честно скажу, что я о тебе думаю?
– Сделай одолжение.
– Еще десять минут назад я думал о тебе только хорошее. Считал, что тебя подставили, втянули в грязную авантюру и ты либо действительно погиб, либо ушел на дно и не выныриваешь, потому как не хочешь друзьям еще больше жизнь осложнять. Но теперь, увидев твою перешитую сытую морду, я думаю, что раньше я на твой счет заблуждался.
– Десять минут назад, Миша, ты почти что все думал верно… и сейчас ты кое в чем прав. Я не так прост, как всегда хотел казаться. Ну да будет об этом… Что с Малышевым, при чем тут Надя и… мой сын?
Коробов молча исподлобья разглядывал меня, чуть раскачиваясь на стуле. Я понял, что он сейчас решает, что ему делать. Рассказать мне все как есть или… или что? Долбануть меня бейсбольной битой по башке?
– Ну хорошо… – нехотя произнес наконец Коробов. – Слушай… Начну издалека. Когда ты два года назад исчез, нас всех, кто тебя знал, таскали на допросы чуть ли не каждый божий день. То на Лубянку, то на Петровку, то сами сюда приходили. И в погонах, и штатские, всякие захаживали… Самое интересное, что не столько они от нас новое о тебе узнавали, сколько мы от них. Больше всего Николаю досталось, как твоему дружку закадычному. Его целую неделю мучили, не верили, что он не в курсе про твои приработки в клубе «Атлетик». Про то, кто убил Скелета и его людей, не мы ли, тоже допытывались. Спрашивали про какого-то Акулова, про то ли Аркадия Михайловича, то ли… не помню. Фото красивой бабы показывали и между делом оговорились, что ни в какой Анголе ты не воевал, а служил рядом, в городке Коржанске… Весь клуб гудел как улей. Даже учеников допрашивали, представляешь?.. Так продолжалось, не поверишь, почти год. Потом все поутихло. А после скандала с коррупцией в МВД и обнародованными досье на московских гангстеров нас оставили в покое. Это я про тот скандал, когда через Интернет…
– Я в курсе, Миша, газеты читаю. Продолжай, не отвлекайся от темы.
– Ишь ты! Деловой какой. Командир прямо! «Не отвлекайся от темы…»
– Извини, если обидел. Хочешь, подбей мне второй глаз, но только продолжи рассказ.
– Ладно, проехали… В общем, с месяц назад на адрес клуба пришло письмо Кольке Малышеву. В конверте вот это вот твое молодежное фото и листочек с текстом. Как в детективе, весь текст наклеен из газетных букв. Смысл – у Ступина вырос сын, мать. Надежда Петровна, родила мальца ровно через девять месяцев после дембеля Семена Андреевича. Мы, кто «мы», непонятно, его выкрали. Если желаете, чтобы ступинский пацаненок был отпущен живым, пусть кто-нибудь один привезет в Коржанск выкуп – три тысячи долларов. Ждем вас каждую пятницу ровно в полдень рядом с домом номер такой-то, улица такая-то в течение месяца. Почему писали Малышеву, я не понял…
– Все знали, что он мой друг… Извини, перебил.
– Да ладно, понимаю, сам на нервах… В общем, мы все тут с Колькой во главе пораскинули мозгами и решили, что в ментуру с этой писулькой идти нельзя. Колька был уверен, что ты живой и что тебя круто подставили, боялся еще больше тебе навредить. Кое-как наскребли три штуки и поехали в Коржанск…
– Кто поехал?
– Я и Николай, вдвоем…
Миша продолжал рассказывать, я слушал его внимательно и параллельно прокручивал в голове множество версий и вариантов, хоть как-то объясняющих все произошедшее.
Различные госорганы и мафиозные группировки к этой истории отношения не имеют. Неожиданно объявившийся Ступин-младший – лучшая наживка для поимки Ступина-старшего, это очевидно. Знай заинтересованные во мне юридические и частные лица про сына – я бы уже сейчас сидел в наручниках или лежал, изрешеченный пулями. К счастью, они не в курсе, спасибо друзьям – не подвели. А вот я их подвел, черт побери! Подвел одним фактом нашего знакомства.
Нет! Нельзя давать волю эмоциям. Нужно заставить себя мыслить логически, как компьютер. Итак, первая и самая главная странность кроется в завязке истории. Похитители требуют привезти три тысячи долларов. Почему так мало? В принципе, конечно, для среднестатистического россиянина три косых «гринов» – сумма значительная. В Коржанске на эти деньги, наверное, можно купить квартиру. Но красть человека, проливать кровь, идти под статью за такую цену нормальному уголовнику западло, а приличному бандиту лень. Что же получается? Либо действуют психи-дилетанты, либо психи-бандиты-уголовники. Получается – в любом случае противная сторона ненормальна по части психики. Проще говоря, мы имеем дело с маньяками. Или я чего-то не понял?
Пока я размышлял на темы психического здоровья, Миша в своем рассказе добрался до кульминации мрачных событии в городе Коржанске. Я узнал от него, что, приехав на место, мои друзья прежде всего хотели отыскать Надю. Естественно, они ее не нашли. Адреса Нади у них не было, прибыли они в пятницу поездом в девять утра без минут. За три часа в незнакомом городе, пусть и маленьком, указанный похитителями адрес и то с трудом отыщешь, а что говорить о женщине, фамилии которой не знаешь. Ну показали двум-трем местным фото, назвали имя-отчество, услышали: «Такую не знаем» – вот и все розыски. Осознав, что Надежда так и останется для них девушкой с фотографии и сам факт наличия ступинского сына под большим вопросом (а вдруг это блеф?), Михаил и Николай все же пошли на место встречи. Решили разобраться на месте и действовать в зависимости от ситуации. Деньги у них были с собой, но просто так отдавать их кому ни попадя они не собирались. (Логично, я бы поступил точно так же. Потребовал бы сначала подтвердить факты из зловещего письма, поговорил с женщиной по имени Надя, уяснил все для себя и далее действовал сообразно полученной информации.)
Еще я знал, что это теоретически невозможно. Тренером Николай был хорошим, мог объяснить все хитрости борьбы просто и доходчиво, но, как только Малышев брал в руку авторучку и садился описывать любимые приемчики, получалась полная чушь. Его сочинения пестрели терминами типа «передняя рука» и «задняя нога», словосочетаниями «верхняя часть кулака» и советами «стоять расслабленно-напряженно». Однако Малышев, несмотря ни на что, даже на откровенные советы близких друзей бросить это дело, продолжал писать учебные пособия про то, как себя защитить от хулиганов, бандитов и гангстеров. С упорством, достойным восхищения, Николай носил свои труды по многочисленным издательствам и везде получал вежливый (в лучшем случае) отказ.
Толик, в соответствии с моей задумкой, должен был предстать перед Малышевым в качестве курьера одной петербургской книгопечатной фирмы, забрать на читку Колины труды и вернуться с ними в Питер. Потом я переведу Малышеву крупную сумму денег в качестве гонорара, а его творения издам за свой счет. Приятно осознавать, что ты реализуешь заветную мечту своего старого друга, чертовски приятно!
Снова зазвонил телефон. Я снял трубку.
– Але, шеф, это я, Анатолий.
– Ну как? Все в порядке? Рукописи забрал?
– Нет, шеф. Николай Павлович Малышев в больнице, в тяжёлом состоянии.
– Что с ним?
– У него проникающее ранение в брюшную полость, так, кажется, называется…
Я быстро взглянул на часы. 11.02. Так… сегодня четверг… Успею!
– Толя, слушай внимательно. Я сейчас выезжаю в Москву на ЭР-200. Без двадцати пять жди меня на Ленинградском вокзале, в центре зала. Понял?
– Да, шеф.
– Тогда все, отбой!
Я оделся за несколько минут, наскоро покидал в чемодан все, что под руку попалось, плюс энную сумму в валюте, сунул за пазуху паспорт, пухлый бумажник и ринулся к дверям.
Возясь с замком, немного замешкался. Чего я еще не сделал? Ничего не забыл? Кажется, нет, хотя точно! Я не позвонил Кларе. Ее супруг сейчас за границей, дела делает, и у нас вроде как медовый месяц, договорились встречаться каждый день. Нужно позвонить, предупредить… Но что я ей скажу? Как смогу объяснить второпях причину отъезда?.. Ладно, позвоню вечером из Москвы, глядишь, в поезде что-нибудь придумаю, сочиню… О великий Будда, как мне осточертело это постоянное вынужденное вранье!
В поезде ничего не придумалось. Всю дорогу просидел, бездумно глядя в окно. Постоянно мучила навязчивая, мерзопакостная мыслишка – а что было бы, если бы я нечаянно не стал богачом-меценатом? Просто залег бы где-нибудь, тихо жил и лишь изредка вспоминал старых друзей. Может быть, лет через десять, будучи случайно в Москве, набрал знакомый малышевский телефонный номер и, услышав незнакомый голос, решил, что Николай переехал, сменил адрес, на том бы и успокоился. С другой стороны, неизвестно, что лучше: пребывать в счастливом неведении или пытаться помочь, не зная сути проблемы. То, что я сейчас мчусь в столицу к раненому другу, может еще больше усложнить жизнь и ему, и другим близким мне некогда людям. Прошло без малого два года после моих кровавых московских разборок с террористами и всего год с небольшим со дня смерти мафиозного босса по кличке Папа. Уверен, в златоглавой меня еще не забыли. Ищут – вряд ли, но помнят хорошо.
На Ленинградском вокзале, как всегда, было людно и суетно. Я уверенно шагал по перрону, украдкой осматриваясь по сторонам. Почти ничего не изменилось. Знакомые стены, знакомый гомон, знакомые… О Будда! Знакомые лица! Бородатого грязного нищего я узнал мгновенно. Да это же Борода! Мой друг и соратник в скитаниях по подвалам и помойкам! Жив, курилка!
Я было дернулся в сторону Бороды, но вовремя взял себя в руки и чинно вошел в здание вокзала. Как и было условлено, в центре зала меня ждал Толик.
– Здравствуй, Толик…
– Здра…
– Не перебивай меня! Давай пройдемся не спеша к платформам, по дороге коротенечко расскажешь все, что тебе известно о ранении Малышева. Понял?
– Понял, шеф… В общем, так, я ему позвонил, подошла женщина, спросила, кто я и чего мне надо. Я сказал, она говорит – приезжай. Я приехал, она мне открыла и дала эти, каких, ну…
– Рукописи.
– Точно. Сказала, что Коля будет очень рад, и расплакалась. Я тогда спросил: «Чего плачете?» Она и говорит: «Коля в больнице». Я говорю: «Что с ним?» Она говорит: «Ножевое проникающее ранение в брюшную полость». Ну, думаю я, надо вам позвонить. Попрощался с ней культурно и поехал на телеграф…
Толик продолжал рассказывать, как он добирался до телеграфа, пока мы не вышли из здания вокзала к платформам. Борода был еще тут, деловито обследовал переполненную мусором урну.
– …В общем, шеф, дозвонился я вам не сразу…
– Все, Толик, хватит, молчи. Видишь, там, возле урны, бородатого оборванца?
– Вижу.
– Сейчас я дам тебе денег. Много. Я хочу, чтобы ты устроил этого нищего в больницу. На лечение. Понял?
– А чем он болен?
– То, что алкоголизмом, это точно, но, наверное, еще чем-нибудь, я не знаю, я не врач. Врачам хорошо заплати, не жадничай. Можешь припугнуть эскулапов…
– Кого?
– Врачей! Намекни прозрачно: мол, за пациента головой отвечаете. Придется давать взятки ментам, не скупись. На все про все отпускаю тебе шесть часов. Ровно в полночь жди меня здесь, на этом самом месте. Все понял?
– Все, шеф!
– Тогда действуй!
Вот за что я люблю Толика, так это за послушание и полное, патологическое отсутствие любопытства. Сказано ему – занимайся бомжем, он занимается бомжем, а скажи ему, к примеру: будешь весь день кататься по Кольцевой линии Московского метрополитена и записывать в блокнотик, сколько лысых мужиков сядет в твой вагон, он будет кататься и записывать. Идеальный секретарь, незаменимый.
Оставив Толика разбираться с бомжем, я быстрым шагом, не оглядываясь, пошел в сторону метро, спеша слиться с пестрой толпой зевак – гостей столицы – и деловитых, хмурых москвичей.
Вечер, конец рабочего дня. Для одних наступает время отдыха, для других – самая работа. Притомившиеся на службе граждане в большинстве своем спешат по домам, но некоторая, незначительная, часть народонаселения только сейчас и начинает активную жизнь. Я не имею в виду любителей выпить и потанцевать, я говорю о людях, имеющих так называемое хобби. Их мало, однако они есть – актеры самодеятельных театров, коллекционеры оловянных солдатиков, активисты клубов восточных единоборств.
Помнится, родной спортклуб «Дао» по-настоящему оживал часам к девятнадцати. К этому времени заканчивались занятия в детских и юношеских группах, им на смену приходил чуть-чуть уставший телом, но бодрый душой вполне зрелый возрастной контингент – от двадцати до сорока, и директор клуба, мой хороший приятель Михаил Валерьевич Коробов, занимал свое кресло начальника в крохотном кабинете с табличкой на двери «Администрация». Формально присутствие Коробова было совсем не обязательно, однако он страшно любил потусоваться в среде единомышленников, больных нездоровым интересом к разного рода китайско-японско-русским боевым системам, охотно вмешивался в чужие тренировки, всегда был готов заменить заболевшего или сачкующего инструктора.
Я ехал в клуб «Дао» с надеждой застать там Коробова. Кто еще, кроме него, сможет мне рассказать о беде, постигшей его коллегу, сотрудника и друга Николая Малышева? (Жена? Нет, не хочу я видеть женских слез, мне нужна конкретная скупая информация.) Я понимал, что придется себя раскрыть, назваться полузабытым именем из позапрошлой жизни. Я отдавал себе отчет в том, что в принципе этого можно избежать и по большому счету я сейчас делаю глупость, но я плюнул на все логические умозаключения. Слишком долго я действовал холодно-логично, могу раз в жизни позволить себе дурь, и гори оно все ярким пламенем – мой друг в беде, нужно его спасать, некогда заботиться о своей горячо любимой персоне, хватит эгоцентризма, сыт по горло!
Прости, дедушка, ты учил меня другому. Сам не знаю почему, я сейчас нарушаю все правила твоей науки. Чувствую, что нужно поступить именно так, чувствую смерть, нависшую над людьми, которые мне небезразличны, и чувствую свою непосредственную причастность к этой угрозе.
В другое время, совершая экскурсию в прошлое, я бы непременно мучился ностальгией и необратимостью реки времени. Сейчас же я просто быстро шел знакомыми дворами к приземистому зданию, в полуподвале которого размещался клуб «Дао». Путешествуя по лабиринтам московского метро и толкаясь в переполненном троллейбусе четвертого маршрута, я успел передумать всякое. Вспоминал свою жизнь сначала в образе Семена Ступина, затем под маской Стального Кулака, после этого краткий период существования с паспортом на имя гражданина Козловского и, наконец, недолгий отрезок благоденствия Виктора Творогова. Прощай, братишка Стальной Кулак, счастливо и вам, товарищ Козловский, до свидания, надеюсь, скорого, господин Творогов. Сегодня я снова Семен Андреевич Ступин, пропавший без вести два года назад на исходе осени. Снова осень, правда, на этот раз ранняя, и снова Ступин идет в клуб «Дао», дабы спутать все карты и поломать все сценарии. История повторяется, зараза!
Подхожу к знакомой двери (за два года она совсем не изменилась), спускаюсь по памятным ступенькам. Просторный предбанник. Прямо – открытая дверь в спортзал. Там ведет тренировку неизвестный мне парень лет тридцати. Опытным взглядом сразу определяю – паренек (в белом кимоно и просторных черных шароварах) обучает желающих айкидо. По левую руку раздевалки, мужская и женская, по правую – кабинет Коробова. Иду к кабинету, открываю дверь без стука, захожу внутрь. Коробов сидит за столом, колдует над кучей бумаг.
– Здравствуй, Миша.
Он взглянул на меня снизу вверх. Не узнал. Сутулый мужчина в роговых очках. Раньше Михаил очков не носил. Стареет.
– Вы ко мне?
– К тебе.
– По какому вопросу?
– Ступина Семена Андреевича помнишь?
Коробов пружинисто вскочил с места. Я думал, от избытка чувств, думал – он меня узнал. Ничего подобного! Миша выпрыгнул из-за стола для того, чтобы половчее меня ударить. Хороший, полновесный тычок кулаком в глаз я пропустил совершенно неожиданно для себя. Впервые в жизни подвели инстинкты. Ко всему я был готов, только не к драке.
Я вылетел из кабинета директора, как мешок с дерьмом, больно ударился спиной об пол и по инерции проехал еще метра два. Отменный удар, браво!
Миша выбежал из кабинета следом за мной, занес ногу для того, чтобы добить меня ударом в пах.
Ну, друг, извини, этого я тебе позволить никак не могу. Бью старого приятеля стопой в колено опорной ноги. Он теряет равновесие, падает прямо на меня. Останавливаю его падение встречным ударом – пяткой, пардон – каблуком в живот и отправляю взбесившегося администратора обратно в кабинет, как футбольный мяч в ворота.
Слева топот босых ног по полу. Поворачиваю голову. Ага! Мастер айкидо спешит на помощь начальнику. Прыжком встаю на ноги. Ну, давай, парень, покажи, чему тебя учили? Айкидошник притормаживает, замирает в метре от меня. В айкидо количество канонизированных стоек сведено к минимуму – фактически к одной, и заимствована она из кен-дзютцу – искусства фехтования на мечах. В целом вся боевая система айкидо порочна, да простят меня айкидоисты всех полов, возрастов и цветов кожи. Путь Соединения Энергий (так звучит в одном из переводов термин «айкидо») суть результат творческого подхода основателя айкидо по имени Уэсиба по фамилии Морихей к древнему искусству айки-дзютцу – искусству «айки». Термин «айки» обозначает воздействие сильного духом человека на противника с более грубой духовной организацией с целью его (противника) контроля и доведения до состояния полной неподвижности. В начале двадцатого века юноша Уэсиба нанялся в услужение к мастеру айки-дзютцу, господину Сокаку – наставнику школы древнего самурайского клана Такеда. За свои уроки алчный Сокаку драл с учеников три шкуры. Помимо того, что Морихей выполнял в доме наставника всю грязную работу, он еще платил за каждый показанный прием от 300 до 500 иен. Немудрено, что за пять лет Уэсиба освоил всего 15 базовых захватов айки-дзютцу. Полученные знания смышленый Морихей объединил с тем, что он уже умел. (Папаша будущего отца-основателя с девяти лет обучал своего отпрыска искусству меча кен-дзютцу и искусству копья со-дзютцу.) Айкидо Уэсибы Морихея было ориентировано не столько на подготовку бойцов, сколько на гармонизацию личности с законами Вселенной. По сути, техническая сторона вопроса самого Уэсибу мало волновала. Будучи личностью, безусловно, уникальной, Морихей Уэсиба мог буквально движением пальца опрокинуть множество более физически сильных опытных бойцов. Может быть, как никто и никогда в мире, он единственный овладел скрытыми возможностями человеческого естества, неведомой многими внутренней энергией. Существуют документальные кадры, запечатлевшие, как на немощного старика Морихея нападают несколько здоровенных молодых дзюдоистов. Они его окружили, и он… исчез. Да! Исчез, точнее, телепортировался. Если рассматривать пленку по кадрику, то видно – кадр, где Великий Мастер в центре татами, сразу же, без пауз, сменяет кадр, в котором бесстрастная кинопленка запечатлела дедушку Морихея в нескольких метрах от того места, где он только что находился. Парадоксально, но факт! Мастер избежал поражения одному ему известным способом перемещения в пространстве. Достойно поклонения и восхищения! Однако, если посмотреть на эту однозначно правдивую кинохронику под другим углом, можно прийти к следующему умозаключению: арсенал приемов айкидо в данной, конкретной ситуации оказался бесполезным и О-Сенсей Уэсиба Морихей вынужден был задействовать свои экстраординарные способности, дабы не проиграть схватку. Вывод: айкидо – система самосовершенствования, где техника борьбы играет вторичную роль, роль тестирования уровня «продвинутости» ученика. А говоря просто и грубо – дерутся айкидошники на тройку с минусом, и, несмотря на весь их гонор, ни одного адепта Пути Соединения Энергий на боях без правил я лично не видел.
Парнишка-айкидошник ждал моих решительных действий. И он их дождался. Наивный, думал, сейчас эффектно поймает меня за кисть, поднырнет под руку и красиво подбросит мое послушное тело высоко в воздух. Не тут-то было!
Бью его кулаком в лицо. Широкоамплитудное, максимально удобное для него движение. Он ловко перехватывает своей «мягкой» рукой мое запястье, ныряет под бьющую руку, и тут я резво переступаю ножками. Вместо того чтобы попасть в зону недосягаемости, ко мне за спину, парень оказывается точно спиной ко мне. Шлепаю его свободной ладошкой по почке, освобождаю блокированную кисть от захвата. Ему больно: почки – нежный орган. Пользуюсь неожиданным дискомфортом противника, несколько быстрых уверенных движений, и готово – я закрутил ему ручонку за спинку, подтянул ее повыше к лопатке, заставил встать на цыпочки (иначе сломался бы сустав) и параллельно прихватил последователя Уэсибы Морихея за волосы на макушке, запрокинул его буйную головушку – пусть полюбуется трещинами на давно требующем ремонта потолке.
Как раз из кабинета выбрался Коробов. Растрепанный, злой, с бейсбольной битой в руках. В общем, вооруженный и готовый меня убить непонятно за что. Всего я ожидал, но чтобы старый приятель встречал воскресшего Сему Ступина побоями да еще с дубиной, это для меня сюрприз!
Коробов замахнулся было битой, но в последний момент перед ударом замер, постоял чуть-чуть в живописной позе молотобойца и вдруг расслабился, опустил свое оружие.
– Оставь его, Сеня. Я тебя узнал… по повадкам, – сказал Миша, как-то особенно грустно взглянув на меня. – Рожа у тебя изменилась, а повадки те же. Одно слово – Бультерьер.
Ого! Михаил Валерьевич знает мой гладиаторский псевдоним. Еще один сюрприз.
– Извини, парень, – я отпустил захваты, – не расстраивайся, со всяким может случиться.
Паренек, конфузясь, повернулся ко мне лицом, отступил на шаг, церемонно поклонился и вежливо произнес:
– Спасибо вам. Вы преподали мне урок.
Чегой-то он кривляется? А-а! Понятно. В дверях зала сгрудились ученики. Только что у них на глазах я развеял миф об исключительности любимого тренера. Не хватало еще, чтобы по моей вине контингент перестал посещать айкидошные тренировки и, как следствие, приносить в казну клуба «Дао» ежемесячный доход.
– Принимаю ваши благодарности, – ответил я, низко кланяясь. – Я президент федерации айкидо города Краматорска Семен Морихеев, черный пояс, четвертый дан. Приехал к вашему директору договориться о проведении совместного семинара в Осаке будущим летом. Как это водится у мастеров, мы с Михаилом Валерьевичем показывали друг другу приемчики, и ваш директор произвел на меня не менее неизгладимое впечатление, чем я на вас.
Многозначительно показав пальцем на свой стремительно заплывающий глаз, я скромно умолк. Контингент в дверях спортзала понимающе закивал головами (фамильярное коробовское «Сеня» и странное «я тебя узнал» остались незамеченными), финансовое положение родного спортклуба было спасено.
– Ладно, продолжайте тренировку, а мы с коллегой из Краматорска продолжим беседу о семинаре, – улыбнулся Коробов, но глаза у него остались грустными. – Прошу в мой кабинет, Семен Уэсибович.
Преподаватель айкидо вернулся в зал к своим ученикам, а мы с Мишей уединились в директорском кабинете.
Сели. Он за свой рабочий стол, я на стульчик напротив. Помолчали, посмотрели друг на друга. Потом Миша выдвинул верхний ящик стола, пару секунд в нем порылся и протянул мне старую пожелтевшую черно-белую фотографию.
Я взял фото и чуть не упал со стула. С потертой фотокарточки на меня глядел улыбающийся молодой Сеня Ступин в гимнастерке и голубом берете. Десантник Ступин был в кадре не один. Он бережно обнимал за плечи худенькую черноволосую девушку в ситцевом платьице. Да, это она – Надя. Моя подруга в годы несения срочной военной службы. К ней я заходил, получив увольнительную, к ней ходил в самоход, на ней чуть было не женился. Кстати, до сих пор сам не пойму, почему «чуть», почему просто не взял и не женился. Она мне нравилась очень. Умная, веселая, красивая.
Немного провинциалка, но ей это шло. Короче, милая девушка во всех отношениях.
После дембеля, когда я обосновался в Москве, мы какое-то время переписывались. Помню, я все звал ее приехать, а она звала меня. В результате мы так больше никогда и не встретились, а переписка прекратилась сама собой, зачахла.
– А нам врал, что в Анголе служил, – прервал мой мысленный экскурс в прошлое Коробов.
– Врал, – признался я. – Откуда фото?
– Оттуда. Из городка, где вырос без отца твой родной сын.
– Не понял!
– У Надежды Петровны родился мальчик, в аккурат через девять месяцев после твоей демобилизации.
– Но я же с ней переписывался…
– Гордая женщина, наверное, тебе попалась, так полагаю. Хотя не мое это дело, в ваших отношениях копаться.
– Слушай, а как вообще это фото к тебе попало?
– Я так понимаю, что ты воскрес, узнав о ранении Малышева. Да?
– Да.
– А Малышева чуть не убили из-за твоего наследника. Ты в курсе? Скажи правду. Ты действительно ничего не знал о сыне?
– Откуда, Миша! Я вообще пока совершенно не въезжаю в тему. Ни хрена, поверь, не понимаю. О Малышеве узнал до смешного случайно… Что мне сделать, чтобы ты мне поверил? Ты не представляешь, Миша, как мне сейчас хреново, врагу не пожелаю.
– Хочешь, честно скажу, что я о тебе думаю?
– Сделай одолжение.
– Еще десять минут назад я думал о тебе только хорошее. Считал, что тебя подставили, втянули в грязную авантюру и ты либо действительно погиб, либо ушел на дно и не выныриваешь, потому как не хочешь друзьям еще больше жизнь осложнять. Но теперь, увидев твою перешитую сытую морду, я думаю, что раньше я на твой счет заблуждался.
– Десять минут назад, Миша, ты почти что все думал верно… и сейчас ты кое в чем прав. Я не так прост, как всегда хотел казаться. Ну да будет об этом… Что с Малышевым, при чем тут Надя и… мой сын?
Коробов молча исподлобья разглядывал меня, чуть раскачиваясь на стуле. Я понял, что он сейчас решает, что ему делать. Рассказать мне все как есть или… или что? Долбануть меня бейсбольной битой по башке?
– Ну хорошо… – нехотя произнес наконец Коробов. – Слушай… Начну издалека. Когда ты два года назад исчез, нас всех, кто тебя знал, таскали на допросы чуть ли не каждый божий день. То на Лубянку, то на Петровку, то сами сюда приходили. И в погонах, и штатские, всякие захаживали… Самое интересное, что не столько они от нас новое о тебе узнавали, сколько мы от них. Больше всего Николаю досталось, как твоему дружку закадычному. Его целую неделю мучили, не верили, что он не в курсе про твои приработки в клубе «Атлетик». Про то, кто убил Скелета и его людей, не мы ли, тоже допытывались. Спрашивали про какого-то Акулова, про то ли Аркадия Михайловича, то ли… не помню. Фото красивой бабы показывали и между делом оговорились, что ни в какой Анголе ты не воевал, а служил рядом, в городке Коржанске… Весь клуб гудел как улей. Даже учеников допрашивали, представляешь?.. Так продолжалось, не поверишь, почти год. Потом все поутихло. А после скандала с коррупцией в МВД и обнародованными досье на московских гангстеров нас оставили в покое. Это я про тот скандал, когда через Интернет…
– Я в курсе, Миша, газеты читаю. Продолжай, не отвлекайся от темы.
– Ишь ты! Деловой какой. Командир прямо! «Не отвлекайся от темы…»
– Извини, если обидел. Хочешь, подбей мне второй глаз, но только продолжи рассказ.
– Ладно, проехали… В общем, с месяц назад на адрес клуба пришло письмо Кольке Малышеву. В конверте вот это вот твое молодежное фото и листочек с текстом. Как в детективе, весь текст наклеен из газетных букв. Смысл – у Ступина вырос сын, мать. Надежда Петровна, родила мальца ровно через девять месяцев после дембеля Семена Андреевича. Мы, кто «мы», непонятно, его выкрали. Если желаете, чтобы ступинский пацаненок был отпущен живым, пусть кто-нибудь один привезет в Коржанск выкуп – три тысячи долларов. Ждем вас каждую пятницу ровно в полдень рядом с домом номер такой-то, улица такая-то в течение месяца. Почему писали Малышеву, я не понял…
– Все знали, что он мой друг… Извини, перебил.
– Да ладно, понимаю, сам на нервах… В общем, мы все тут с Колькой во главе пораскинули мозгами и решили, что в ментуру с этой писулькой идти нельзя. Колька был уверен, что ты живой и что тебя круто подставили, боялся еще больше тебе навредить. Кое-как наскребли три штуки и поехали в Коржанск…
– Кто поехал?
– Я и Николай, вдвоем…
Миша продолжал рассказывать, я слушал его внимательно и параллельно прокручивал в голове множество версий и вариантов, хоть как-то объясняющих все произошедшее.
Различные госорганы и мафиозные группировки к этой истории отношения не имеют. Неожиданно объявившийся Ступин-младший – лучшая наживка для поимки Ступина-старшего, это очевидно. Знай заинтересованные во мне юридические и частные лица про сына – я бы уже сейчас сидел в наручниках или лежал, изрешеченный пулями. К счастью, они не в курсе, спасибо друзьям – не подвели. А вот я их подвел, черт побери! Подвел одним фактом нашего знакомства.
Нет! Нельзя давать волю эмоциям. Нужно заставить себя мыслить логически, как компьютер. Итак, первая и самая главная странность кроется в завязке истории. Похитители требуют привезти три тысячи долларов. Почему так мало? В принципе, конечно, для среднестатистического россиянина три косых «гринов» – сумма значительная. В Коржанске на эти деньги, наверное, можно купить квартиру. Но красть человека, проливать кровь, идти под статью за такую цену нормальному уголовнику западло, а приличному бандиту лень. Что же получается? Либо действуют психи-дилетанты, либо психи-бандиты-уголовники. Получается – в любом случае противная сторона ненормальна по части психики. Проще говоря, мы имеем дело с маньяками. Или я чего-то не понял?
Пока я размышлял на темы психического здоровья, Миша в своем рассказе добрался до кульминации мрачных событии в городе Коржанске. Я узнал от него, что, приехав на место, мои друзья прежде всего хотели отыскать Надю. Естественно, они ее не нашли. Адреса Нади у них не было, прибыли они в пятницу поездом в девять утра без минут. За три часа в незнакомом городе, пусть и маленьком, указанный похитителями адрес и то с трудом отыщешь, а что говорить о женщине, фамилии которой не знаешь. Ну показали двум-трем местным фото, назвали имя-отчество, услышали: «Такую не знаем» – вот и все розыски. Осознав, что Надежда так и останется для них девушкой с фотографии и сам факт наличия ступинского сына под большим вопросом (а вдруг это блеф?), Михаил и Николай все же пошли на место встречи. Решили разобраться на месте и действовать в зависимости от ситуации. Деньги у них были с собой, но просто так отдавать их кому ни попадя они не собирались. (Логично, я бы поступил точно так же. Потребовал бы сначала подтвердить факты из зловещего письма, поговорил с женщиной по имени Надя, уяснил все для себя и далее действовал сообразно полученной информации.)