Зайцев Михаил. Укус Змея

   Есть! Есть еще, выражаясь фигурально, щепоть пороха в пороховницах у Змея, и сжечь ее, компенсируя последствия кровопотери в простреленном боку, самая пора! И закипают надпочечники, впрыскивая в оскудевшие вены гормоны, и раскаляются не признанные официальной наукой чакры, и метафизическая энергия стимулирует мышцы, мускулы, сухожилия, и Змея несет, несет к окну... Прыжок на подоконник... Вес двух тел, сила мышц, инерция — все это суммируется, и выставленное вперед колено Змея ломает к чертовой матери вертикаль оконной рамы. Двухстворчатое окно — ХЛОП! — с хлопком открывается.
   Разлетелись, открылись створки, поползли трещины по крашеным стеклам, студеный ветер швырнул в лицо Змею пригоршню снежинок. Под ногами у порученца ползут автомобили вдоль набережной. В отличие от тупичка-стоянки с другой стороны дома здесь проезд оставался свободным. «Ползут» — вовсе не опечатка. Движение по набережной плотное — бампер в бампер.
   Змей поворачивает голову влево — там, в зоне видимости, светофор вот-вот замигает желтым. Змей поворачивает голову вправо — на углу дома, прижавшись к бордюрному камню, замедляя и без того черепаший ход транспорта, заглох грузовик с кузовом, полным снега.
   Змей знает, что на самом деле злосчастный грузовик заглох понарошку, что звонок по мобильному Аскольда Афанасьевича, якобы истерический, послужил сигналом для парня — своего парня — за рулем грузовика-самосвала. И грузовик вырулил из двора-колодца по соседству и «заглох», проехав по-черепашьи полторы сотни метров. А если бы не заминка по вине негра — царство ему небесное, — так и вовсе не пришлось бы самосвалу глохнуть.
   Змей возник в открывающемся с хлопком и треском прямоугольнике окна на втором этаже, и мотор грузовой машины завелся, взревел, сверкнули фары, затрубил клаксон, самосвал грузно перевалился через бордюрный камень, нагло въехал на тротуарную вотчину пешеходов. Считаные единицы пешеходов — спасибо ненастью! — месили снег в промежутке между стеной здания и бордюром. К беспределу на улицах Москвы пешеходы давно привыкли, и кто матерясь, кто покорно, сместились, кто прижался к стене, кто шагнул за бордюр. И грузовик, обгоняя транспорт на проезжей части, проехал под окном в клозет на втором этаже. А Змей сбросил с плеча, бросил в полный снега движущийся кузов Лешего, прыгнул сам... За спиной грянул выстрел! Передовик сборной команды спонсоров ворвался в клозет. Передовик выстрелил в промелькнувшую за — уже ЗА! — открытым окном тень.
   Снег в кузове самортизировал, ноги Змея, сгибаясь, утонули по ляжки в снежной мякоти, вмялась спина в рыхлую белизну, окунулся в холод затылок. Из окна клозета высунулся передовик гвардии преследователей. Дрогнул «стечкин» в левом кулаке Змея, выплюнул пулю, и она попала гвардейцу в запястье, выбила из его руки пижонский пистолет «глок», а заодно и всякую охоту у гвардии за плечами передовика тут же совать стволы и носы на мороз.
   Парень за рулем самосвала поддал газу, свернул на проезжую часть возле воссиявшего красным сигналом светофора, переключил скорости и еще наддал, догнал последнюю машину, опять злостно нарушил правила, свернув под «кирпич» в ответвление от основной магистрали, показал редким зевакам на набережной задний борт, показал им бок кузова и въехал в открывающиеся ворота на территорию стройки, огороженную забором, где и его, и порученцев дожидался «мерс» с мигалкой и фальшивыми спецномерами, откуда был другой выезд, в другую улочку без всяких «кирпичей».
   Перебравшись в «мерс», перенеся в него с чужой помощью Лешего, раненый Змей разрешил себе потерять сознание...

7. Нет пальца — нет проблемы

   — Как сегодня ваше ничего? — Аскольд Афанасьевич подвинул ореховый стул на причудливо изогнутых ножках поближе к воистину королевскому ложу Змея и, сказавши: «Уф-ф...» — опустил толстую задницу на жалобно скрипнувшие под шелком обивки пружины.
   — Спасибо, лучше вчерашнего. Никогда не выздоравливал в столь шикарных условиях.
   — Ай, бросьте. — Пан Аскольд махнул пухлой рукой, типа, отмахнулся от благодарностей. А благодарить было за что — палату люкс в пентхаусе вельможного пана оборудовали не только с шиком, но и с умом и даже с претензиями на дизайнерские изыски. Все необходимое для контроля состояния раненого, все медицинские приборы были органично вписаны в интерьер, ничего не дразнило глаз, ноздри приятно щекотали ароматы живых цветов, и чистота круглые сутки поддерживалась стерильная.
   — Олег Викторович, я, конечно, профан в... гм-м... в вашей области, но, по моему дилетантско-профанскому мнению, совершенно напрасно вы, господин супермен-порученец, пренебрегли бронежилетами.
   — Сказались проблемы в образовании — нас учили работать без всяких «броников». Да и костюмы, специально сшитые, чтоб изменить визуальное восприятие образа, не предполагали поддевку. И ребятишкам Ольховского, как вы видели, «броники» не помогли решить поставленную им задачу. Да и ретивого негра жилет не спас. Бронежилет страхует, а не спасает, а мы страховали друг друга и спаслись, и задачу выполнили.
   — Вы сегодня разговорчивый, Олег. Меня этот факт, признаться, обнадеживает — сразу видно... гм-м... вернее, слышно, что пошли на поправку.
   — Вы правы, у меня сегодня словесный понос. Такое случается иногда на радостях. Док заходил и обрадовал — теперь Леш... то есть Игорь, точно выживет, кризис миновал, слава богу.
   — О да! Доктор и меня успел порадовать этим известием. А то, знаете ли, я... гм-м... грешен! Сомневался я! Две тяжелейшие операции, это, знаете ли... Доктор сказывал, что исключительно за счет богатырского здоровья наш Игорек выкарабкался... Олег, вы не против, если я закурю?
   — Господь с вами, Аскольд Афанасьевич, вы у себя дома, стоит ли спрашивать разрешения?
   — Э-э нет, голубчик! Ошибаетесь — я у НАС дома! Мы все одна шайка-лейка, в одном ковчеге бороздим, так сказать, гребаный океан бытия. И я, так сказать, капитан ковчега, а не рабовладелец на галере. — Пан Аскольд, издав свое фирменное «уф-ф...», приподнял туго обтянутую твидом задницу, вытащил из кармана брюк портсигар и простецкий коробок спичек. — Вы знаете, зачем я пришел? — спросил, плюхаясь задницей обратно на стул.
   — Узнать, как мое ничего.
   — И это тоже, но... гм-м... — Он продул папиросную гильзу, смял ее, сунул в зубы. — Вы член команды... — Он чиркнул спичкой, прикурил. Горелую спичку засунул в коробок, как это делали в далеких 70-х, сунул ее под донце выдвигаемой коробочки. — Да! Кстати! Проверка ваша успешно завершена! Все ваши слова, а я и не сомневался, подтвердились. Хе-е!.. Ну и шухер вы устроили в девяносто третьем в Энске, милый вы мой!.. — Аскольд Афанасьевич вкусно затянулся. — А ваш ростовский мент жив-здоров, до майора дослужился, с вокзала на повышение пошел, на кабинетную должность. Бабки стрижет — немереные! А знаете, на что он их тратит? В жизни не догадаетесь! Проверяльщики случайно узнали. Комедия! Он — сектант! Свидетель Иеговы. Узнай об этом его руководство — поперли бы верующего из органов только так. Хе-е... — Пан Аскольд стряхнул пепел в приоткрытый коробок, пачкая концы спичек без серы. — Вы, Олег, полноправный, гм-м... член моей... гм-м... нашей команды, и я счел необходимым, чтобы вы были осведомлены, за что, так сказать, кровь проливали.
   — А может, не стоит? Я осведомлен, что у ныне беспалого Б. Ольховского имеется в хозяйстве сейф, оборудованный дактилоскопическим датчиком с настройкой на папиллярные линии большого пальца правой руки, и в этом конкретно сейфе хранится... Или хранилось нечто крайне для вас... для нас важное. Может, достаточно информации для раненого члена команды ковчега в ранге старшего матроса, а? Я, правда, вполне удовлетворен тем, что уже знаю. Честное матросское.
   — Э-э нет! Вы не матрос, вы... гм-м... старпом! Да-с! Я не грузил вас лишними знаниями лишь потому, что... гм-м... что... на тот случай, гм-м...
   — Если я, особый порученец, — помог Змей, — попаду в плен во время проведения акции и подвергнусь допросу.
   — Да! Для вашего... для нашего общего блага. Но в плен вы не попали, вы дома, вас проверили, вы доказали кровью, и я считаю нужным, чтоб вы знали, в чем... гм-м... в чем фишка операции «отрезанный палец». — Аскольд Афанасьевич втоптал окурок папиросы в коробок. — Фишка в том, что с тех пор, как Беня лишился пальца, его самый заветный сейф НЕВОЗМОЖНО открыть. Кремниевые сканеры сейфа одновременно с распознаванием рисунка на пальце измеряют и его температуру. Это сделано, чтоб исключить использование муляжей или, как в нашем случае, расчлененки... гм-м... правильнее — отчлененки.
   — Обрубок или муляж из латекса можно нагреть до нужной температуры, скажем, в горячей воде.
   — Можно, но у сейфа два сканера — для пальца-ключа и ладони владельца, и температуры должны совпасть.
   — Так и оттяпали бы заодно и ладонь.
   — Хе! И грели бы кисть в тазике? Хе-е... Идея хорошая, но сейф никто вскрывать и не собирался, напротив — задача была его заблокировать. Если бы вы потеряли добычу во время... гм-м... отступления, тогда у Бени остался бы шанс при помощи микрохирургии... ээ-э... восстановить... гм-м... ключ. Беня, дурачок, заказал сейф, который без пальца-ключа, я повторяю, НЕВОЗМОЖНО вскрыть.
   — А если автогеном?
   — Любое вскрытие, кроме... гм-м... санкционированного, провоцирует химическую реакцию, и все, что внутри, сгорает до состояния пепла. В сейфе автономный источник питания, годика через три он... гм-м... выдохнется, и... случится что?
   — Содержимое самоуничтожится.
   — Истинно так!
   — Если наша цель де-факто уничтожить то, что хранится в сейфе, так не проще было бы по-простому шлепнуть Ольховского из снайперской винтовки? Заложить фугас по пути следования его автомобиля? Отравить, наконец?
   — Проще, но Беня должен мне... гм-м... нам, должен нам астрономическую сумму денег и, учтите, исправно выплачивает долги крупными траншами. Нам выгодно, чтобы он жил как можно дольше, и в то же время нам ни к чему, чтоб действующий президент проиграл на выборах шестнадцатого июня сего года. Беня был, есть и будет немножко диссидентом. В перестройку он выступал немножко против социализма, сейчас он — немножко против демократии. Такая у него игра: немного свой среди чужих, немножко чужой среди своих. Ольховский сделал первоначальный капитал на смене курса в восемьдесят пятом, сколотил состояние на смене строя в девяносто первом и замахнулся откусить еще, сменив сложившуюся систему, провалив батьку Ельцина на выборах в этом году. А мы... гм-м... нет! Вы! Персонально вы ему помешали. Помните, в девяносто третьем Руцкой угрожал властям «чемоданами компроматов»?
   — В девяносто третьем мне было не до политики.
   — Гм-м... да! Да, простите, но... Но не скажите! Не скажите, кабы не события девяносто третьего — лежать вам до смерти в психбольнице, да-с!.. О чем я... Ага! О «чемоданах». Преувеличивал генерал — не чемоданы, конечно, а несколько канцелярских папок с документами, пара видео— и аудиокассет, и все это... ээ-э... добро на сегодняшний день надежно заперто в сейфе Ольховского! Я... гм-м... мы... нет! Вы! Вы заперли Бенин козырь!.. Хе-е! Обидно, что действующий президент так никогда и не узнает, кому он обязан переизбранием на второй срок. Обидно, правда?
   — Да нет, не очень...

2006 год, зима продолжается
Секретные файлы
Запись третья

   Когда же наконец ученые придумают панацею от всех болезней? Чтоб выпила одну таблетку или подставила ягодицу под шприц (хотя лучше, конечно, таблетку), и сразу все выздоровело. Ненавижу болеть!
   Меня срубило позавчера. Пришла из офиса и чувствую, что-то со мной не так. Посмотрела на себя в зеркало — я вся красная, прямо пунцовая, вся горю, а градусника у меня в хозяйстве, увы, нет. Хорошо, сразу сообразила пробежаться до поликлиники, где меня, экс-уборщицу, тетки из регистратуры по старой памяти пожалели и отвели в доврачебный кабинет. Сестра из доврачебного (врач уже слинял) даже задержалась из-за меня после восьми. Надо бы не забыть теткам в регистратуру и медсестричке конфет купить.
   Сестрица (моя ровесница, нормальная оказалась девка) заглянула мне в горло, послушала фонендоскопом (если эта штука так называется) и успокоила — хрипов в легких нет, горло чистое. А градусник мне сунула, пять минут и хоп — 37 целых 8 десятых! Сестра (прям как родная) подарила мне градусник (сказала, что спишет его как разбившийся) и дала с собой аспирина (у которого срок годности истекает через неделю). Она велела мне лежать пластом, побольше пить, аспирин принимать не чаще одной таблетки в 4 часа. Жалко, что в этой поликлинике я не могу оформить больничный лист (в ту, что по месту прописки, я в больном состоянии фиг доеду). Хорошо бы, это был не грипп (или он, но не птичий), а банальное ОРЗ, и все обошлось бы без антибиотиков, мечтала я по дороге из поликлиники.
   Вернулась я из поликлиники еще ничего себе, а к ночи меня скрутило. Градусник зашкалил за 39, аспирином удалось сбить температуру только до 38, мышцы заболели, в костях заныло, я валялась на диване в полубреду и подыхала под аккомпанемент технотранс мьюзик.
   Участковый, сволочь, обманул! Как до него были ночные концерты, так и после взятки в 50 евро они продолжались еженощно по будням. Пусть только придет за следующим полтинником, сволочь, я ему выскажу все, что по этому поводу думаю (ах, Моська, знать, она сильна...)!..
   Вчера утром температура упала до 37 и 3-х, но меня накрыла такая слабость, что я едва справилась с телефонной трубкой, еле-еле номер (самый главный там) офиса набрала и слабым голосом (я пыталась говорить бодро, а толку?) попросила пару отгулов в счет отпуска или за свой счет. Мой седобородый начальник немного повозмущался, слегка покапризничал, покряхтел, постенал (как будто я у него ведущая сотрудница!), да и расщедрился, разрешил выйти аж только в следующий понедельник (душка!).
   Вчера утром (после кризисной ночи), сразу после звонка офисному начальнику я позвонила автору (кажется, я его опять разбудила) и, не вдаваясь в подробности, перенесла встречу с другим своим работодателем (в ночь накануне болезни я добила «Охоту Змея») на сегодня.
   Сегодня я уже более-менее адекватна. Сегодня температура у меня всего лишь 36 и 9, и в костях не ломит, и мышцы в норме, и кушать хочется (а в холодильнике — шаром покати, боулинг). Сегодня я вполне в силах вызвать такси и с автором пересечься (ежели он, конечно, не боится заразиться от выздоравливающей, возможно от гриппа). Сегодня, с утра пораньше, я навела лоск в квартире (устала, но терпимо) на тот случай, если опять возникнет тема встретиться у меня. Хотя вероятность возникновения такой темы после того прецедента с гонцом от автора крайне мала.
   Итак, сегодня, ближе к полудню, я позвонила автору на домашний. Отсчитала 15 безответных длинных гудков и перезвонила ему на мобильный. Выслушала сообщение, мол, абонент не доступен, и выругалась матом. Позавчера мы договорились встретиться, ни словом не обмолвившись о предварительном созвоне, но как же без этого? Место и время встречи мы ведь не оговаривали. Во встрече (деловой встрече) мы должны быть оба заинтересованы, а получается, что парюсь одна я. И если ему наплевать, что я, добив «Охоту Змея», простаиваю без новой порции синопсиса, так какого, простите, члена мне напрягаться? Если он вдруг исчез, как Лев Толстой с Ясной Поляны, так какого, простите...
   Как следует разозлиться на автора (тоже мне, Лев Толстой!) помешал телефонный звонок. Нет, это не он позвонил (увы!), это мне на мобилу маман (молодоженка!) звякнула. Проявила заботу, позвонила узнать, как у меня дела, не нужно ли мне денег и не одумалась ли я, не надумала ли вернуться. Про здоровье не спрашивала, привыкла, что я никогда не болею. Я так думаю, что лошадиное здоровье мне досталось в наследство (единственное, что досталось) от биологического папочки, про которого я не знаю ровным счетом ничего (маман молчит, как партизанка).
   Я соврала маман, мол, дела лучше всех, дескать, нахожусь на работе в офисе и подробнее распространяться стесняюсь. Я сказала, что денег у меня куры не клюют (а клюют ли они вообще бабло?), сказала, что «одумываются» только те, у кого с первой попытки думать не получается, то есть дураки, а я вовсе не дура, потому что, наверное, в биологического папочку пошла. Я собиралась еще и колкость отпустить в адрес ее вонючего обезьяна, ее, маминого, мужа, но нахамить мне не позволил второй, стационарный телефон — аппарат с трубкой на витом проводе вдруг затрезвонил. Я решила, что это (ну наконец-то) прорезался автор, и быстренько попрощалась с мамой скороговоркой: «Я занята-це-лую-пока!»
   Фигу-две это автор мне дозванивался! Прижала эбонит к уху, «алло» не успела сказать и слышу:
   — Маргарита? Привет! А это я! Твой Мастер.
   — Откуда ты узнал этот номер?! — прошипела я.
   — Мама твоя дала. Я на сотовый тебе столько раз со сборов звонил, а ты не отвечаешь. Я сегодня приехал, к тебе зашел и узнал, что ты хату сняла. Мама твоя говорила, что ты работать пошла, и днем в офисе, я наудачу набрал...
   — Гриша! — перебила я Мастера. — Ты застал меня в дверях. Прости — убегаю-пока!
   — Погоди! Я проездом со сборов на соревнования. На один день! Давай встретимся, мы...
   — Не смогу, — перебила я его снова. — Я очень занята. Пока-пока!
   — А что у тебя с сотовым? Я со сборов звонил...
   Я не поленилась не только трубку повесить, но и отключить аппарат от телефонной розетки.
   Кретин! У него мозгов не хватает даже на то, чтобы позвонить мне на мобилу с чужой трубки! Да, периодически я видела на дисплее своей мобилы цифры номера его, Гришкиной, «Нокии», и не отвечала. Я, слава богу, подключена к услуге определителя номера. А стационарный аппарат в этой квартире (увы!) не имеет АОНа...
   По моим жизненным наблюдениям, у каждой девушки (даже страшненькой) обязательно есть хотя бы один навязчивый ухажер, которого она теперь ненавидит. У меня такой ухажер Гришка. Спортсмен, красавец, действующий мастер спорта по боксу... О! Кстати! Непременно надо вставить в роман про Змея (сделаю сюрприз автору!) то, что Гришка мне рассказывал про «боевой бокс». С паршивой овцы хоть шерсти клок. Кроме разговоров о боксе (боевом, спортивном, профессиональном), Гришка умеет еще разговаривать про автомобили (мечтает о «мерсе» № 600), про дачные дела (его папашка прется от того, что возглавляет правление садоводческого товарищества), про жратву (его маман — повариха) и про меня. И все разговоры про меня плавно перетекают у него в грезы о том, как мы поженимся (свадьбу сыграем в ресторане, где мама рубит салаты), купим авто (для начала «мерс» б/у), построим дачу (в два этажа), и я нарожаю ему сыновей, а он займет пост главного тренера юношеской сборной (у него диплом Института физкультуры, кулаками заработал без всякого вмешательства мозга) и будет тренировать наших детей. Пока я буду выращивать морковку на даче. Кошмар! Антиутопия! Ужас!..
   Из биллионов книг, написанных человечеством, Гриша сподобился прочитать добровольно только одну, Булгакова, и то лишь потому, что в старших классах нас дразнили «Мастером и Маргаритой». Я делила с Гришей парту с первого и до выпускного классов. Других кавалеров он ко мне на пушечный выстрел не подпускал (он боксом занимался чуть ли не с пеленок), и в отрочестве мне это нравилось. А ему нравилось то сексуальное воспитание, которое давала мне бабушка и суть которого можно ужать до слогана из трех слов: «Только после свадьбы». И, как следствие, Гриша (весь его половой гормон уходил с потом на тренировках) очень нравился моей бабуле (царство ей небесное).
   Бабушке — ладно. Могу понять. Но чем этот физически развитый остолоп очаровывал мою маман, оставалось загадкой вплоть до того дня, когда она познакомила меня со своим вонючим будущим мужем.
   Я уверена, что мой биологический папа (верю свято!) встретился с моей родительницей в ту пору, когда с оценкой мужчин у нее было все в порядке. Не без скорби и сожаления я вынуждена признать, что лучшие свои качества получила от сперматозоида отца. Я наблюдала за собой и мамой, сравнивала нас и сделала такой (неприятный для нее) вывод.
   А что касаемо Гриши, я пыталась как-то (кажется, сразу после школы) залезть маман в душу, и на мой вопрос «Чем он тебя купил?» она ответила: «Он не пьет». Тогда я, терзаемая подозрениями, приперла маман к стенке: «Ты меня зачала от алкоголика, да?» Маман растерялась и замотала головой испуганно. Только жестом ответила «нет», рот ей как будто зашили. И ни слова (партизанка!). Бабушка была в чем-то помягче (кроме вопросов полового воспитания) мамы, но и от нее я (еще совсем девочкой) добилась лишь того, что отца звали вовсе не Николаем (а как его звали, она ни гугу), что отчество у меня по имени дедушки (мужа бабушки, которого я помню очень смутно). Вот так...
   Нет, вы подумайте, ну какова маман, а? Дала телефон съемной квартиры Гришке и мне об этом ни слова! Я же ее просила — никому! Ни одному человеку не называть этот номер! Ни одной цифры. Ну я ей сейчас устрою! Ну держись!
   И я принялась набивать на мобильнике мамин номер, и... Ха-ха! Легко догадаться, что случилось! Что еще могло случиться в текущий день разнообразных звонков? Само собой, ну конечно, разумеется, он зазвонил. На сей раз (для разнообразия) звонок дверной!
   А вдруг маман еще и адрес мой Гришке сказала? Или он сам узнал (без проблем в век пиратских CD-дисков с любыми базами данных)? И приперся с цветами (с дачного участка папаши) и с глупым тортом. Может, он вообще позвонил, глядя на мои окна! Может, он давно меня возле дома караулит и... Нет, это слишком — уже и полдень миновал, и Гришка вряд ли бы стал караулить, тем более звонить из засады рядом с домом (не тот обормот). Знал бы он адрес (узнал бы), сразу бы и приперся. С цветами и... С какими цветами?!. Зима на дворе, у них на даче цветы не растут, а покупать их за деньги сыну садовода всегда было в лом!..
   Я (увы!) оказалась права — в дверь позвонил вовсе не Гришка, совсем другой человек стоял за порогом.
   Я заглянула в дверной «глазок» и сразу подумала: «Лучше бы это был Гриша! Или участковый. Или любой иной типаж, но только не этот!..»
   За дверью стоял дядечка, который приезжал ко мне за дискетой, который привозил синопсис «Охоты Змея», гонец от автора, перед которым я (зареванная) в ту проклятую субботу захлопнула эту треклятую дверь. Даже толком спасибо не сказав...
   Боже, как же неловко я себя почувствовала, узнав мужчину за дверью! Вы бы знали как, все бы вы меня пожалели!
   Выглядела я едва ли лучше, чем в ту проклятую субботу: косметики на лице — ноль, одета по-домашнему, но... Но одета опрятно. И разбитых чашек в комнате на полу нету, и вообще в комнате чисто. Открыть?..
   Открыть дверь?..
   Или слинять из прихожей на цыпочках?..
   А если он слышал, как я шаркала тапочками (пошлыми тапками без задников и с помпонами), подходя к двери?..
   Стыдно, Марго! Не трусить и комплексовать надо, а радоваться, что появилась возможность, так сказать, реабилитироваться...
   И я заставила себя изобразить радость, я улыбнулась и ненакрашенными губами, и ненакрашенными глазами, я храбро щелкнула замками и широко (радушно!) распахнула входную дверь.
   — Здравствуйте! Очень рада вас видеть! Вы ведь от автора, да? Проходите, пожалуйста. Заходите, прошу вас. — Он переступил порог, а я прикрыла за ним дверь. — Раздевайтесь, снимайте пальто. Хотите кофе? Чаю? — Он вешал пальто (очень приличное) на свободный крючок вешалки, он приглаживал волосы (он без шапки, не иначе, приехал на машине), а я все щебетала и щебетала: — Вы меня извините, пожалуйста, за прошлый раз. За то, что в ту субботу проклятую... Ну вы понимаете... А сейчас вы?.. В смысле, я автору сегодня не дозвонилась и вообще... Я вообще-то случайно, можно сказать, дома по болезни... Ой, а у меня может быть грипп! Вы не боитесь заразиться, я... Нет, вы не подумайте, что это я к тому, чтобы побыстрее вас... Ой, извините, я глупость говорю! Вы проходите! Вот сюда, в комнату, пожалуйста... Нет-нет! Ради бога, не разувайтесь! Так проходите. Присаживайтесь, где вам удобнее. Я сейчас!..
   Дядечка уселся в кресло, я же побежала (в чертовых шаркающих тапочках!) на кухню за чайником и чтобы мышцы лица немного отдохнули от необходимости улыбаться все время. Вернулась я буквально через минуту, лицевые мышцы включились в работу по приданию морде лица доброжелательно улыбчивого выражения, остальные мышцы пытались придать изящество телу, которое полезло к розетке за диван включать чайник.
   — Будьте добры, не суетитесь так ради меня, — заговорил нежданный гость приятным баритоном. — Сядьте на диван на минуточку. Сядьте-сядьте... Спасибо. Я объяснюсь. Наш общий знакомый, я имею в виду автора, вчера поздно вечером по горящей путевке улетел в Эмираты вместе с женой. Не смог супруге отказать. Это она, его благоверная, урвала путевку. Я их до аэропорта подвозил. Наш общий знакомый был весь в мыле — пришлось собираться в дорогу, как в эвакуацию. Поросенок, он вспомнил о вас уже на подъезде к аэропорту. Синопсис у него готов, но в черновом варианте. Удивлены?.. Да-да, вы правильно подумали — те листочки, с которыми вы раньше работали, это не совсем черновик. Почерк у него отвратительный, прочитать настоящие черновики невозможно. Он перед отлетом попросил меня с вами связаться и все объяснить. Он позабыл в суете назвать ваши телефонные номера, но и я тоже хорош, забыл о них спросить. Ваш адрес я помню, временем свободным, по счастью, располагаю, вот и заехал. Без особой надежды, что застану вас дома днем в середине недели. В кармане пальто у меня лежит записка для вас. Собирался сунуть ее под дверь. Вот, собственно, и все. Такие дела.