Страница:
Зачем вступать в схватку сейчас, подумал Куэнкэй-Ну, когда оба врага живы и полны сил? Пусть останется один. Если победит пожиратель, то соперник погибнет, а сама
пищабудет ослаблена сражением. Если одержит верх мантулис, то пожиратель будет парализован, а мантулис, опять же, измотанный боем, станет для Куэнкэй-Ну легкой добычей. Такая мысль была для него, юного куарай, новой, но уже многообещающей.
При любом исходе поединка Куэнкэй-Ну получит максимальную выгоду.
Схватка между тем разгоралась, от отчаянной борьбы у обоих разгоряченных соперников тела посветлели от выделяемого тепла. Хватательные конечности пожирателя мельтешили в воздухе, словно травяной ковер, прикрывая спину от нападения сверху, а боковые рты непрерывно щелкали, издавая угрожающее гудение. В какой-то момент зверь оказался близко от мертвого, не пережившего сезона Сна семенного дерева, и мантулис наконец нашел лазейку, брешь в обороне врага-жертвы. Взлетев на дерево, охотник вцепился костяными пальцами в верхние ветки, и предельно вытянув тело в дрожащую струну, ударил хвостом. Поднырнув под хваталы, костяное жало влетело прямо в один из боковых ртов пожирателя и впилось в мягкие внутренние ткани. Тут же, не медля, мантулис попытался оттолкнуться от дерева и спрыгнуть вниз, подальше от пожирателя… но на этот раз ловкость ему изменила. Хваталы пожирателя успели обвиться вокруг его тела, всего две из очень многих, но этого оказалось достаточно. Сильнейший рывок, и мантулис с размаху впечатался в дно оврага всем телом. Пожиратель тут же надвинулся на него массивной тушей, безжалостно втаптывая в грязь дергающегося врага множеством коротких мощных лап, послышался треск костей.
Яд охотника-мантулис, хоть и с опозданием, все-таки сделал свое дело. Вот движения зверя замедлились, гибкие хваталы медленно опустились на спину, обвиснув по бокам, словно высохшая трава. А сам он, покачиваясь от внезапно охватившей слабости, подломил лапы и грузно опустил могучее, но уже беззащитное тело на брюхо.
Собравшись с силами, покалеченный мантулис с натугой, рывками, помогая уцелевшими лапами и хвостом, выдрал себя из-под туши пищи, кое-как поднялся с земли. Жилистое тело охотника наполовину перемазалось в грязи, передняя лапа, сломанная в плече, висела плетью, морда была залита темной сиреневой кровью, сочившейся из многочисленных царапин. Впрочем, и грязь, и кровь, не задерживаясь, уже скатывались по морщинистой, маслянистой коже на почву. Мантулис с натужным шипением втянул воздух через ноздри и заковылял к ближайшему дереву. Его движения утратили ту живость, с которой он начинал схватку. Зато в его душе все пело…
Куэнкэй-Ну и на этот раз сумел сдержать свое сознание в кулаке, хотя чужака можно было прикончить без проблем, и охотник изнывал от нетерпения, зная, что сможет это сделать. Но молодой куарай вовремя додумался, что последует дальше, и у него появились новые соображения, как использовать ситуацию с еще большей выгодой для себя.
Израненный и утомленный, мантулис, тем не менее, снова забрался на семенное дерево, следуя правилу ритуала. Повиснув на трех уцелевших лапах на толстой горизонтальной ветке, он мысленно запелпесню продолжения рода, взывая к самке из своего гнезда. Изливая торжество своей победы, охотник пел громко и самозабвенно.
Да, чужак оказался удачлив. Но упиваясь своей победой, он окончательно потерял осторожность. Выждав необходимое время, достаточное, чтобы зовдостиг чужого гнезда, Куэнкэй-Ну подкрался ближе, по-прежнему удерживая свой разум в кулаке. Мантулис все же сумел его учуять по запаху, но в самый последний момент, и спасти себя уже не смог – хвостовое жало охотника-куарай с громким стуком вошло в одну из его боковых глазных впадин, безжалостно разорвав мозг. Смерть наступила мгновенно. Так и не расцепив мертвую хватку костяных пальцев, тело мантулис на вытянутых лапах безжизненно закачалось на дереве.
Вот теперь запелКуэнкэй-Ну.
У него все получилось. Он мудр и прозорлив, как вождь! И тем обиднее было вспоминать о наказании сейчас.
Куэнкэй-Ну спустился в овраг и в несколько прыжков обогнул большое тело пожирателя, исполняя ритуальный танец. Его переполнял восторг – добыча досталась ему. Ему!
Но охота еще не закончилась.
Он уже почувствовал самку, вызванную чужим охотником перед смертью, она оказалась неожиданно близко, и стремительно неслась на умерший зов. Видимо, мантулис позвал ее еще до того, как справился со зверем, как только напал на него, и заставлял держаться поблизости, пока шла схватка. Торопливый, хвастливый юнец…
Тем лучше для Куэнкэй-Ну.
Эта самка не принадлежала племени куарай. Следовательно, она тоже была добычей Куэнкэй-Ну. И он не нарушит обычаев, если заставит ее…
Да! Куэнкэй-Ну задрожал от возбуждения, не в силах справиться с охватившим его чувством острого вожделения. Так он и сделает.
Вскоре он увидел ее. Увидел, как гибкая, грациозная самка мантулис, часто взмахивая широкими нежными крыльями, скользит в его сторону по воздуху низко над землей, почти цепляясь мягким выпу клым брюшком, наполненным неоплодотворенными яйцами, за макушки кустов.
У него будет свое потомство, окончательно решил Куэнкэй-Ну. Здесь и сейчас. Он даже может… Куэнкэй-Ну заколебался. Но вопиющая в своей преступности мысль уже не уходила из взбунтовавшегося сознания. Напротив, она продолжала крепнуть.
А зачем ему нынешнее племя? С такой добычей, как гигантский пожиратель, он может основать новый род, собственный род, и сам станет в нем вождем. Да, это непросто – основать свой род. Все охотничьи территории мефадавно поделены между племенами. Поэтому любой новый род – конкурент для остальных плем ен, гацу, и племена могут даже объединиться и сообща задавить отщепенца, если конечно, Куэнкэй-Ну не победит в ритуальном поединке всех вождей этих племен. Вот только настолько он своих сил не переоценивал. Есть и другой способ – затаиться. Вывести потомство, обучить молодых воинов, и уже тогда, во главе собственной армии, бросить вызов Содоруй-Да…
Он знал – такое уже случалось и раньше.
Он также знал – бывало, молодые побеждали, и новый род занимал место старого.
Он знал это, потому что когда вождь впитывалего сознание, он впитывалсознание вождя, при слиянии разумов обмен сомыслями неизбежен.
Самка плавно опустилась на спину пожирателя веток и недоуменно осмотреласьтепловым зрением вокруг, не обнаружив своего самца. Лапа Куэнкэй-Ну, притаившегося возле тела поверженного зверя, взметнулась вверх, и острые когти разорвали ей крыло. В следующее мгновенье охотник уже сидел на хребте пожирателя, осторожно сжав челюстями загривок самки. Она замерла, не пытаясь вырваться, сразу смирившись с участью. Самки полуразумны, их дело – откладывать яйца, ни на что большее они не способны. Даже на протест.
Жесткие осязательные волоски на концах крыльев и на плечах самки распрямились от боли, когда Куэнкэй-Ну соединилсяс ней, вводя в яйцеклад свое семя.
Некоторое время оба провели в полной неподвижности. Наконец, почувствовав, что все закончено, Куэнкэй-Ну, удовлетворенный и успокоенный, отодвинулся от тела самки. Затем взобрался на дерево, на ту же ветку, где все еще висел мертвый соперник, и упоенный собственным величием, величием задуманного преступления, принялся мечтать…
А самка мантулис выполняла свою работу.
Неторопливо, на полусогнутых лапах, перемещаясь вдоль хребта пожирателя, она раз за разом осторожно погружала длинное и скользкое жало яйцеклада, которым заканчивался короткий хвост, в глубокие карманы боковых ртов пищи. Оглушенная волей молодого охотника куарай, самка двигалась вяло, словно во сне, но выполняла все правильно. Теперь нужно ждать, пока выведется молодняк, а Куэнкэй-Ну все это время будет охранять свое потомство от соперников. Охранять с наслаждением и чувством восстановленной справедливости.
Тяжелый незнакомый звук родился где-то высоко над головой, быстро перерастая в оглушающий рев. Страх тяжелой лапой пожирателя вдавился в хребет Куэнкэй-Ну, заставив его приникнуть грудью к ветке и замереть. Внутренний взгляд заметался в поисках опасности, затем обратился вверх…
Он увидел…
Он увидел, как огромное гнездо чужаков, такое же, как и в прошлый раз, падает с неба, выставив в сторону леса ярчайшие огненные жала…
Сбежавшая в прошлый раз прямоходящая пищавсе-таки вернулась!
И она падала прямо ему, Куэнкэй-Ну, на голову!
Глава 3
Глава 4
При любом исходе поединка Куэнкэй-Ну получит максимальную выгоду.
Схватка между тем разгоралась, от отчаянной борьбы у обоих разгоряченных соперников тела посветлели от выделяемого тепла. Хватательные конечности пожирателя мельтешили в воздухе, словно травяной ковер, прикрывая спину от нападения сверху, а боковые рты непрерывно щелкали, издавая угрожающее гудение. В какой-то момент зверь оказался близко от мертвого, не пережившего сезона Сна семенного дерева, и мантулис наконец нашел лазейку, брешь в обороне врага-жертвы. Взлетев на дерево, охотник вцепился костяными пальцами в верхние ветки, и предельно вытянув тело в дрожащую струну, ударил хвостом. Поднырнув под хваталы, костяное жало влетело прямо в один из боковых ртов пожирателя и впилось в мягкие внутренние ткани. Тут же, не медля, мантулис попытался оттолкнуться от дерева и спрыгнуть вниз, подальше от пожирателя… но на этот раз ловкость ему изменила. Хваталы пожирателя успели обвиться вокруг его тела, всего две из очень многих, но этого оказалось достаточно. Сильнейший рывок, и мантулис с размаху впечатался в дно оврага всем телом. Пожиратель тут же надвинулся на него массивной тушей, безжалостно втаптывая в грязь дергающегося врага множеством коротких мощных лап, послышался треск костей.
Яд охотника-мантулис, хоть и с опозданием, все-таки сделал свое дело. Вот движения зверя замедлились, гибкие хваталы медленно опустились на спину, обвиснув по бокам, словно высохшая трава. А сам он, покачиваясь от внезапно охватившей слабости, подломил лапы и грузно опустил могучее, но уже беззащитное тело на брюхо.
Собравшись с силами, покалеченный мантулис с натугой, рывками, помогая уцелевшими лапами и хвостом, выдрал себя из-под туши пищи, кое-как поднялся с земли. Жилистое тело охотника наполовину перемазалось в грязи, передняя лапа, сломанная в плече, висела плетью, морда была залита темной сиреневой кровью, сочившейся из многочисленных царапин. Впрочем, и грязь, и кровь, не задерживаясь, уже скатывались по морщинистой, маслянистой коже на почву. Мантулис с натужным шипением втянул воздух через ноздри и заковылял к ближайшему дереву. Его движения утратили ту живость, с которой он начинал схватку. Зато в его душе все пело…
Куэнкэй-Ну и на этот раз сумел сдержать свое сознание в кулаке, хотя чужака можно было прикончить без проблем, и охотник изнывал от нетерпения, зная, что сможет это сделать. Но молодой куарай вовремя додумался, что последует дальше, и у него появились новые соображения, как использовать ситуацию с еще большей выгодой для себя.
Израненный и утомленный, мантулис, тем не менее, снова забрался на семенное дерево, следуя правилу ритуала. Повиснув на трех уцелевших лапах на толстой горизонтальной ветке, он мысленно запелпесню продолжения рода, взывая к самке из своего гнезда. Изливая торжество своей победы, охотник пел громко и самозабвенно.
Да, чужак оказался удачлив. Но упиваясь своей победой, он окончательно потерял осторожность. Выждав необходимое время, достаточное, чтобы зовдостиг чужого гнезда, Куэнкэй-Ну подкрался ближе, по-прежнему удерживая свой разум в кулаке. Мантулис все же сумел его учуять по запаху, но в самый последний момент, и спасти себя уже не смог – хвостовое жало охотника-куарай с громким стуком вошло в одну из его боковых глазных впадин, безжалостно разорвав мозг. Смерть наступила мгновенно. Так и не расцепив мертвую хватку костяных пальцев, тело мантулис на вытянутых лапах безжизненно закачалось на дереве.
Вот теперь запелКуэнкэй-Ну.
У него все получилось. Он мудр и прозорлив, как вождь! И тем обиднее было вспоминать о наказании сейчас.
Куэнкэй-Ну спустился в овраг и в несколько прыжков обогнул большое тело пожирателя, исполняя ритуальный танец. Его переполнял восторг – добыча досталась ему. Ему!
Но охота еще не закончилась.
Он уже почувствовал самку, вызванную чужим охотником перед смертью, она оказалась неожиданно близко, и стремительно неслась на умерший зов. Видимо, мантулис позвал ее еще до того, как справился со зверем, как только напал на него, и заставлял держаться поблизости, пока шла схватка. Торопливый, хвастливый юнец…
Тем лучше для Куэнкэй-Ну.
Эта самка не принадлежала племени куарай. Следовательно, она тоже была добычей Куэнкэй-Ну. И он не нарушит обычаев, если заставит ее…
Да! Куэнкэй-Ну задрожал от возбуждения, не в силах справиться с охватившим его чувством острого вожделения. Так он и сделает.
Вскоре он увидел ее. Увидел, как гибкая, грациозная самка мантулис, часто взмахивая широкими нежными крыльями, скользит в его сторону по воздуху низко над землей, почти цепляясь мягким выпу клым брюшком, наполненным неоплодотворенными яйцами, за макушки кустов.
У него будет свое потомство, окончательно решил Куэнкэй-Ну. Здесь и сейчас. Он даже может… Куэнкэй-Ну заколебался. Но вопиющая в своей преступности мысль уже не уходила из взбунтовавшегося сознания. Напротив, она продолжала крепнуть.
А зачем ему нынешнее племя? С такой добычей, как гигантский пожиратель, он может основать новый род, собственный род, и сам станет в нем вождем. Да, это непросто – основать свой род. Все охотничьи территории мефадавно поделены между племенами. Поэтому любой новый род – конкурент для остальных плем ен, гацу, и племена могут даже объединиться и сообща задавить отщепенца, если конечно, Куэнкэй-Ну не победит в ритуальном поединке всех вождей этих племен. Вот только настолько он своих сил не переоценивал. Есть и другой способ – затаиться. Вывести потомство, обучить молодых воинов, и уже тогда, во главе собственной армии, бросить вызов Содоруй-Да…
Он знал – такое уже случалось и раньше.
Он также знал – бывало, молодые побеждали, и новый род занимал место старого.
Он знал это, потому что когда вождь впитывалего сознание, он впитывалсознание вождя, при слиянии разумов обмен сомыслями неизбежен.
Самка плавно опустилась на спину пожирателя веток и недоуменно осмотреласьтепловым зрением вокруг, не обнаружив своего самца. Лапа Куэнкэй-Ну, притаившегося возле тела поверженного зверя, взметнулась вверх, и острые когти разорвали ей крыло. В следующее мгновенье охотник уже сидел на хребте пожирателя, осторожно сжав челюстями загривок самки. Она замерла, не пытаясь вырваться, сразу смирившись с участью. Самки полуразумны, их дело – откладывать яйца, ни на что большее они не способны. Даже на протест.
Жесткие осязательные волоски на концах крыльев и на плечах самки распрямились от боли, когда Куэнкэй-Ну соединилсяс ней, вводя в яйцеклад свое семя.
Некоторое время оба провели в полной неподвижности. Наконец, почувствовав, что все закончено, Куэнкэй-Ну, удовлетворенный и успокоенный, отодвинулся от тела самки. Затем взобрался на дерево, на ту же ветку, где все еще висел мертвый соперник, и упоенный собственным величием, величием задуманного преступления, принялся мечтать…
А самка мантулис выполняла свою работу.
Неторопливо, на полусогнутых лапах, перемещаясь вдоль хребта пожирателя, она раз за разом осторожно погружала длинное и скользкое жало яйцеклада, которым заканчивался короткий хвост, в глубокие карманы боковых ртов пищи. Оглушенная волей молодого охотника куарай, самка двигалась вяло, словно во сне, но выполняла все правильно. Теперь нужно ждать, пока выведется молодняк, а Куэнкэй-Ну все это время будет охранять свое потомство от соперников. Охранять с наслаждением и чувством восстановленной справедливости.
Тяжелый незнакомый звук родился где-то высоко над головой, быстро перерастая в оглушающий рев. Страх тяжелой лапой пожирателя вдавился в хребет Куэнкэй-Ну, заставив его приникнуть грудью к ветке и замереть. Внутренний взгляд заметался в поисках опасности, затем обратился вверх…
Он увидел…
Он увидел, как огромное гнездо чужаков, такое же, как и в прошлый раз, падает с неба, выставив в сторону леса ярчайшие огненные жала…
Сбежавшая в прошлый раз прямоходящая пищавсе-таки вернулась!
И она падала прямо ему, Куэнкэй-Ну, на голову!
Глава 3
Гром затих где-то недалеко в лесу.
Все еще прижимаясь к ветке, под которой болтался мертвый соперник, Куэнкэй-Ну довольно быстро понял, что ошибся в предположениях. Любой бы на его месте ошибся, опыта охоты за летающей пищей из огненного гнезда не было даже у вождя – он ясно это понял при слияниис его сознанием, когда рассказывал Содоруй-Да о новой пище, виденной в лесу.
Итак, гнездо опустилось в значительном отдалении от охотника, и исчезло, скрывшись за лесными зарослями, опасность ушла, растворилась, зато вернулась уязвленная гордость. Проклятое гнездо напугало его еще раз. Его, основателя нового рода куарай! Нет, не так – рода куэнкэй! Напугало в тот самый момент, когда он мечтал о будущем величии своего нового племени, которое будет состоять из его потомков! Это было унизительно – когда твои мечты прерываются столь бесцеремонным образом.
Куэнкэй-Ну рассерженно зашипел, выгнув хвост, затем полоснул костяными пальцами по голове мертвого мантулис, разодрав кожу до черепной кости. Кровь бывшего соперника уже свернулась, и из ран выступила лишь мутная сукровица. Но немного полегчало. Ладно, гордость подождет, сейчас у него есть занятие поважнее. Раз он задумал основать новый род, то небесная пищапригодится ему самому.
Куэнкэй-Ну одним прыжком соскочил с ветки на землю, пританцовывая от возбуждения, подбежал к самке, все еще испуганно прижимавшейся к боку пожирателя веток, словно парализованный зверь способен был ее защитить от гремящей с неба угрозы, насмешливо фыркнул и осторожно провел костяными иглами по ее загривку. Самка заметно успокоилась и доверчиво потянулась к охотнику, признав его своим повелителем. Куэнкэй-Ну деловито погладил ей брюшко, определяя, сколько там могло остаться яиц, и довольно зашипел, ощутив его упругость. Самка попалась очень плодовитой. Чем крупнее пища, тем больше на нее уходит яиц, и тем многочисленнее будет вылупившееся потомство. Но, несмотря на размеры пожирателя веток, самка потратила на него лишь половину будущего выводка.
Великолепные перспективы.
И не менее серьезные затруднения.
Он не мог уйти, оставив свое потомство без охраны. Не только чужие охотники могли добраться до пожирателя, но и другое лесное зверье. Самка – слишком нежное создание, она не сможет защитить потомство. И забрать ее с собой сейчас нельзя, без нее молодые куарай просто не выведутся. Своей хвостовой иглой она должна постоянно вводить в плоть пожирателя порции фиссу, [16]способствующей пробуждению и развитию молодняка из яиц. Но и небесная пищаможет снова улететь.
Злость вернулась, спугнув хорошее расположение духа.
Неразрешимая проблема заставила его лихорадочно метаться вокруг пожирателя в попытках придумать выход, костяные иглы пальцев безжалостно кололи мягкую землю, срывая мох, но он этого не замечал. Успокоенная самка флегматично жевала кустик чхой, [17]оказавшийся поблизости, но и она Куэнкэй-Ну сейчас не интересовала. Предок-куарай благосклонен к нему, раз послал такой щедрый двойной дар, но Куэнкэй-Ну не мог разорваться, чтобы принять все. Значит, нужно решить, что важнее…
И Куэнкэй-Ну сразу успокоился.
Это же было очевидно. Конечно же – его потомство. Еще неизвестно, что и как получится с этой небесной пищей, а туша пожирателя веток с молодняком охотника внутри – вот она, только лапу протяни. Живая и теплая…
Слишком живая, неожиданно понял охотник, оборачиваясь в стремительном прыжке. И все равно опоздал.
Присев на все четыре лапы рядом с тушей пожирателя веток, самка в этот момент, выгнув над своим плечом хвост, как раз вводила жало в боковой рот пищи, обогащая яйца необходимой фиссу. Куэнкэй-Ну еще находился в прыжке, когда ближайший к самке толстогубый рот жертвы вдруг широко распахнулся. Мускульный мешок рта выдвинул вперед тупые роговые челюсти и сомкнул их на плече ничего не успевшей понять самки. Раздался хруст костей…
Жало охотника с лету вонзилось в язык пожирателя, впрыснув большую дозу яда, и только потом его лапы коснулись тела зверя. Куэнкэй-Ну пружинисто оттолкнулся от панцирной туши, отскакивая на безопасное расстояние. Но челюсти пожирателя уже замерли, мгновенно обездвиженные, а покалеченная самка медленно повалилась ничком, распластав по земле крылья. Укус зверя не только разорвал ей плечо, но и сломал позвоночник. Самка умирала.
Куэнкэй-Ну не хотел думать о причинах, по которым его настигло ужасное проклятие предка. Возможно, яд юного мантулис оказался недостаточно хорош и не сумел надежно парализовать пожирателя, возможно, небесный гром летающего гнезда каким-то образом сумел привести, пусть и не полностью, пожирателя в чувство, возможно…
Можно было предполагать что угодно, почему это произошло. Но Куэнкэй-Ну просто не мог думать. Он нахлынувшей боли и горечи Куэнкэй-Ну громко и протяжно зашипел. Жестокое разочарование помутило его разум.
Без самки и ее ухаживанияза пищейему потомство не вывести. Молодняк внутри пожирателя вскоре умрет, не получив развивающей подпитки, а как самец, Куэнкэй-Ну ничем не мог ему помочь. Едва вылупившись, его детеныши были обречены.
Разум Куэнкэй-Ну охватило дикое бешенство. Он завертелся вокруг оси, не в силах остановиться на месте, от его когтей во все стороны полетели клочья мха и влажной земли. Он попытался ухватиться зубами за собственных хвост. Ужасная потеря. Ужасная, ужасная потеря… Ему требовалось немедленно на ком-нибудь выместить ярость, пока она не сожрала его разум окончательно.
Бешеный взгляд охотника упал на мертвого мантулис. Это он виноват! Никчемный слабак! Позволил себя убить! Не сумел правильно обездвижить пищу! Будь ты проклят своим ненастоящим камнем-предком!
Он метнулся к мертвому врагу, вспрыгнул на его покачивающееся в ветвях тело и вонзил когти в его плоть. Плоть поддавалась плохо, ее было слишком мало – как и у любого охотника, и когти сразу упирались в костяк под кожей и тонким слоем мышц. Этого показалось мало. Куэнкэй-Ну попытался сорвать мертвеца с ветки, но окоченевшие пальцы держались крепко. Тогда он замолотил всеми когтями, кромсая ему лапы, разорвал плоть, содрал ее с костей. Затем перегрыз суставы, и тело мантулис наконец шлепнулось на землю.
Схватив его передними лапами, Куэнкэй-Ну, в бешенстве совершенно не чувствуя веса, поднял его над головой и швырнул как можно дальше. Тело ударилось в густой куст куарай и застряло в ветвях. Куэнкэй-Ну свирепо зашипел. В два прыжка подскочил к нему, выдернул из ветвей и швырнул другую сторону. Некоторое время он носился по лесу, бил труп о землю, о стволы деревьев, ломал им кусты, полосовал хвостовым жалом и когтями всех четырех лап…
Когда ярость оставила его, от разорванного на куски трупа мантулис мало что осталось. Куэнкэй-Ну угрюмо побрел обратно к пожирателю и мертвой самке. Его била дрожь, мышцы охватила слабость и усталость.
Свой род ему теперь не основать. Мечты жестоко разрушены.
Придется позвать самку из своего племени, самку, уже оплодотворенную другим охотником, и чужой молодняк сожрет пищу вместе с несозревшим потомством Куэнкэй-Ну. Думать об этом было невыносимо…
И мятежные мысли вновь набрали силу.
А почему бы не присвоить и ее? Почему бы и нет? Он не позволит ей отложить чужие яйца, зато заставит вывести егопотомство, нужно лишь возобновить ухаживание…
Некоторое время он колебался, не зная, как поступить. Затем, стиснув клыки, забрался на ближайшее дерево, решившись исполнить ритуал зова. Его родовое гнездо было далеко, с такого расстояния он смог послать только призыв, несущий мало сведений, и очень надеялся, что никто не заподозрит его мятежных мыслей.
Ответ пришел довольно быстро. Его призывперехватили охотники, которым выпало в этот день охранять родовое гнездо. Свободной самки не оказалось. Видимо, сегодня охота была удачной для многих куарай. Поэтому Куэнкэй-Ну приказали ждать и охранять пищу.
План провалился снова. Пожиратель веток, парализованный ядом охотника, может ждать очень долго, пока настанет момент превратиться в пищу, но его, Куэнкэй-Ну, молодняк за это время умрет.
Куэнкэй-Ну исступленно зашипел…
И заставил себя успокоиться.
За такую добычу, как пожиратель, его все равно должны простить. Ему придется лишь набраться терпения…
В этот момент он вспомнил о небесной пище. А как же быть с ней? Если бы не приказ из гнезда, он мог бы сбегать на разведку, выяснить все на месте. А теперь не может. Нужно охранять добычу. Да и расстояние слишком большое, передать подробную информацию о небесном гнезде невозможно. Его не поймут. Но он не может не предупредить, Содоруй-Да и так имеет на него зуб. Значит, придется бежать к своему гнезду поближе, чтобы послать точную весть. Но он – безголосый, он не имеет права нарушить уже полученный приказ…
Опять двойственная ситуация, разрывающая его пополам.
Куэнкэй-Ну задрожал от гнева…
И снова заставил себя успокоиться. На этот раз получилось легче. Его воля постепенно крепла. За сегодняшний день он исчерпал большой запас нервной энергии, неистовство ушло, оставив внутри лишь усталость.
Будь что будет.
Куэнкэй-Ну швырнул свое тело вперед и помчался по лесу длинными, почти летящими прыжками. Он должен все проверить сам. Нужно понаблюдать, собрать побольше сведений о поведении новой пищи. Это может оказаться куда важнее одного пожирателя, пусть и такого крупного.
А затем он будет действовать по обстоятельствам…
Все еще прижимаясь к ветке, под которой болтался мертвый соперник, Куэнкэй-Ну довольно быстро понял, что ошибся в предположениях. Любой бы на его месте ошибся, опыта охоты за летающей пищей из огненного гнезда не было даже у вождя – он ясно это понял при слияниис его сознанием, когда рассказывал Содоруй-Да о новой пище, виденной в лесу.
Итак, гнездо опустилось в значительном отдалении от охотника, и исчезло, скрывшись за лесными зарослями, опасность ушла, растворилась, зато вернулась уязвленная гордость. Проклятое гнездо напугало его еще раз. Его, основателя нового рода куарай! Нет, не так – рода куэнкэй! Напугало в тот самый момент, когда он мечтал о будущем величии своего нового племени, которое будет состоять из его потомков! Это было унизительно – когда твои мечты прерываются столь бесцеремонным образом.
Куэнкэй-Ну рассерженно зашипел, выгнув хвост, затем полоснул костяными пальцами по голове мертвого мантулис, разодрав кожу до черепной кости. Кровь бывшего соперника уже свернулась, и из ран выступила лишь мутная сукровица. Но немного полегчало. Ладно, гордость подождет, сейчас у него есть занятие поважнее. Раз он задумал основать новый род, то небесная пищапригодится ему самому.
Куэнкэй-Ну одним прыжком соскочил с ветки на землю, пританцовывая от возбуждения, подбежал к самке, все еще испуганно прижимавшейся к боку пожирателя веток, словно парализованный зверь способен был ее защитить от гремящей с неба угрозы, насмешливо фыркнул и осторожно провел костяными иглами по ее загривку. Самка заметно успокоилась и доверчиво потянулась к охотнику, признав его своим повелителем. Куэнкэй-Ну деловито погладил ей брюшко, определяя, сколько там могло остаться яиц, и довольно зашипел, ощутив его упругость. Самка попалась очень плодовитой. Чем крупнее пища, тем больше на нее уходит яиц, и тем многочисленнее будет вылупившееся потомство. Но, несмотря на размеры пожирателя веток, самка потратила на него лишь половину будущего выводка.
Великолепные перспективы.
И не менее серьезные затруднения.
Он не мог уйти, оставив свое потомство без охраны. Не только чужие охотники могли добраться до пожирателя, но и другое лесное зверье. Самка – слишком нежное создание, она не сможет защитить потомство. И забрать ее с собой сейчас нельзя, без нее молодые куарай просто не выведутся. Своей хвостовой иглой она должна постоянно вводить в плоть пожирателя порции фиссу, [16]способствующей пробуждению и развитию молодняка из яиц. Но и небесная пищаможет снова улететь.
Злость вернулась, спугнув хорошее расположение духа.
Неразрешимая проблема заставила его лихорадочно метаться вокруг пожирателя в попытках придумать выход, костяные иглы пальцев безжалостно кололи мягкую землю, срывая мох, но он этого не замечал. Успокоенная самка флегматично жевала кустик чхой, [17]оказавшийся поблизости, но и она Куэнкэй-Ну сейчас не интересовала. Предок-куарай благосклонен к нему, раз послал такой щедрый двойной дар, но Куэнкэй-Ну не мог разорваться, чтобы принять все. Значит, нужно решить, что важнее…
И Куэнкэй-Ну сразу успокоился.
Это же было очевидно. Конечно же – его потомство. Еще неизвестно, что и как получится с этой небесной пищей, а туша пожирателя веток с молодняком охотника внутри – вот она, только лапу протяни. Живая и теплая…
Слишком живая, неожиданно понял охотник, оборачиваясь в стремительном прыжке. И все равно опоздал.
Присев на все четыре лапы рядом с тушей пожирателя веток, самка в этот момент, выгнув над своим плечом хвост, как раз вводила жало в боковой рот пищи, обогащая яйца необходимой фиссу. Куэнкэй-Ну еще находился в прыжке, когда ближайший к самке толстогубый рот жертвы вдруг широко распахнулся. Мускульный мешок рта выдвинул вперед тупые роговые челюсти и сомкнул их на плече ничего не успевшей понять самки. Раздался хруст костей…
Жало охотника с лету вонзилось в язык пожирателя, впрыснув большую дозу яда, и только потом его лапы коснулись тела зверя. Куэнкэй-Ну пружинисто оттолкнулся от панцирной туши, отскакивая на безопасное расстояние. Но челюсти пожирателя уже замерли, мгновенно обездвиженные, а покалеченная самка медленно повалилась ничком, распластав по земле крылья. Укус зверя не только разорвал ей плечо, но и сломал позвоночник. Самка умирала.
Куэнкэй-Ну не хотел думать о причинах, по которым его настигло ужасное проклятие предка. Возможно, яд юного мантулис оказался недостаточно хорош и не сумел надежно парализовать пожирателя, возможно, небесный гром летающего гнезда каким-то образом сумел привести, пусть и не полностью, пожирателя в чувство, возможно…
Можно было предполагать что угодно, почему это произошло. Но Куэнкэй-Ну просто не мог думать. Он нахлынувшей боли и горечи Куэнкэй-Ну громко и протяжно зашипел. Жестокое разочарование помутило его разум.
Без самки и ее ухаживанияза пищейему потомство не вывести. Молодняк внутри пожирателя вскоре умрет, не получив развивающей подпитки, а как самец, Куэнкэй-Ну ничем не мог ему помочь. Едва вылупившись, его детеныши были обречены.
Разум Куэнкэй-Ну охватило дикое бешенство. Он завертелся вокруг оси, не в силах остановиться на месте, от его когтей во все стороны полетели клочья мха и влажной земли. Он попытался ухватиться зубами за собственных хвост. Ужасная потеря. Ужасная, ужасная потеря… Ему требовалось немедленно на ком-нибудь выместить ярость, пока она не сожрала его разум окончательно.
Бешеный взгляд охотника упал на мертвого мантулис. Это он виноват! Никчемный слабак! Позволил себя убить! Не сумел правильно обездвижить пищу! Будь ты проклят своим ненастоящим камнем-предком!
Он метнулся к мертвому врагу, вспрыгнул на его покачивающееся в ветвях тело и вонзил когти в его плоть. Плоть поддавалась плохо, ее было слишком мало – как и у любого охотника, и когти сразу упирались в костяк под кожей и тонким слоем мышц. Этого показалось мало. Куэнкэй-Ну попытался сорвать мертвеца с ветки, но окоченевшие пальцы держались крепко. Тогда он замолотил всеми когтями, кромсая ему лапы, разорвал плоть, содрал ее с костей. Затем перегрыз суставы, и тело мантулис наконец шлепнулось на землю.
Схватив его передними лапами, Куэнкэй-Ну, в бешенстве совершенно не чувствуя веса, поднял его над головой и швырнул как можно дальше. Тело ударилось в густой куст куарай и застряло в ветвях. Куэнкэй-Ну свирепо зашипел. В два прыжка подскочил к нему, выдернул из ветвей и швырнул другую сторону. Некоторое время он носился по лесу, бил труп о землю, о стволы деревьев, ломал им кусты, полосовал хвостовым жалом и когтями всех четырех лап…
Когда ярость оставила его, от разорванного на куски трупа мантулис мало что осталось. Куэнкэй-Ну угрюмо побрел обратно к пожирателю и мертвой самке. Его била дрожь, мышцы охватила слабость и усталость.
Свой род ему теперь не основать. Мечты жестоко разрушены.
Придется позвать самку из своего племени, самку, уже оплодотворенную другим охотником, и чужой молодняк сожрет пищу вместе с несозревшим потомством Куэнкэй-Ну. Думать об этом было невыносимо…
И мятежные мысли вновь набрали силу.
А почему бы не присвоить и ее? Почему бы и нет? Он не позволит ей отложить чужие яйца, зато заставит вывести егопотомство, нужно лишь возобновить ухаживание…
Некоторое время он колебался, не зная, как поступить. Затем, стиснув клыки, забрался на ближайшее дерево, решившись исполнить ритуал зова. Его родовое гнездо было далеко, с такого расстояния он смог послать только призыв, несущий мало сведений, и очень надеялся, что никто не заподозрит его мятежных мыслей.
Ответ пришел довольно быстро. Его призывперехватили охотники, которым выпало в этот день охранять родовое гнездо. Свободной самки не оказалось. Видимо, сегодня охота была удачной для многих куарай. Поэтому Куэнкэй-Ну приказали ждать и охранять пищу.
План провалился снова. Пожиратель веток, парализованный ядом охотника, может ждать очень долго, пока настанет момент превратиться в пищу, но его, Куэнкэй-Ну, молодняк за это время умрет.
Куэнкэй-Ну исступленно зашипел…
И заставил себя успокоиться.
За такую добычу, как пожиратель, его все равно должны простить. Ему придется лишь набраться терпения…
В этот момент он вспомнил о небесной пище. А как же быть с ней? Если бы не приказ из гнезда, он мог бы сбегать на разведку, выяснить все на месте. А теперь не может. Нужно охранять добычу. Да и расстояние слишком большое, передать подробную информацию о небесном гнезде невозможно. Его не поймут. Но он не может не предупредить, Содоруй-Да и так имеет на него зуб. Значит, придется бежать к своему гнезду поближе, чтобы послать точную весть. Но он – безголосый, он не имеет права нарушить уже полученный приказ…
Опять двойственная ситуация, разрывающая его пополам.
Куэнкэй-Ну задрожал от гнева…
И снова заставил себя успокоиться. На этот раз получилось легче. Его воля постепенно крепла. За сегодняшний день он исчерпал большой запас нервной энергии, неистовство ушло, оставив внутри лишь усталость.
Будь что будет.
Куэнкэй-Ну швырнул свое тело вперед и помчался по лесу длинными, почти летящими прыжками. Он должен все проверить сам. Нужно понаблюдать, собрать побольше сведений о поведении новой пищи. Это может оказаться куда важнее одного пожирателя, пусть и такого крупного.
А затем он будет действовать по обстоятельствам…
Глава 4
Пищане улетела.
Он знал это еще до того, как затаился в ветвях старого дерева, высоко над землей, вытянутое в коготьчутье безошибочно привело к цели. А теперь, чтобы не привлекать внимания, он свернул сознание в кулак.
Впрочем, эти существа, похоже, были малочувствительны к истинному чутью. На этот раз их гнездо опустилось в широкой каменистой ложбине среди двух могучих сопок. Растительности здесь почти не было. Чужаки бродили возле своего гнезда, вытащив наружу кучу разных странных предметов, и выпустив множество неживых, но активных существ разного размера и облика. Куэнкэй-Ну снова было совершенно непонятно, чем они заняты. Бессмысленные действия. Они не охотились. Не занимались изучением окружающей территории – так, как ее нужно изучать по понятиям Куэнкэй-Ну…
Потом стая пришлых разделилась, большая часть – пальцев на всех конечностях Куэнкэй-Ну едва хватило, чтобы сосчитать их, тесной группой подалась прочь от гнезда. Куэнкэй-Ну не мог понять их намерений, странные образы переполняли их сознание, не имевшие с жизненным опытом молодого охотника ничего общего. В этот момент произошло нечто, напугавшее охотника до ступора – один из самых больших предметов возле гнезда зашевелился, превратившись в громадного жука весьма причудливого облика. Могучие лапы приподняли его тяжелое тело и, сотрясая почву, понесли его вслед за удаляющейся группой чужаков. Несмотря на его медлительность, Куэнкэй-Ну поймал себя на мысли, что не хотел бы схватиться с таким зверем. И не только потому, что изначально неживаядобыча была бесполезна для племени. Многолапый гигант ростом с семенное дерево выглядел устрашающе неодолимым. Заматеревший пожиратель листьев, добыча Куэнкэй-Ну, теперь казался по сравнению с этим зверем невылупившимся яйцом. С такой добычей охотникам племени куарай еще не приходилось сражаться. Никогда. Зато чужаки чувствовали себя рядом с ним уверенно. Этот зверь – их защитник?!
Куэнкэй-Ну пришлось немедленно пересмотреть свое первое мнение о чужаках.
Он непростительно ошибся.
Они не беззащитны, как представилось ему в пр ошлую встречу. А значит, они – гацу. Соперники. Те, кто желает занять территорию племени куарай…
Быстрыми, короткими перебежками Куэнкэй-Ну последовал за этой полустаей, сразу замирая, едва только чувствовал чужое скользящее внимание чужаков, обращенное на лес. И оставался незамеченным.
Через некоторое время группа прямоходящих чужаков остановилась, и один из них, отличавшийся от остальных плотной скорлупой на теле, принялся уничтожать лес, словно йнвук– стихийная сила, не подвластная разуму охотников, вроде пожаров, ураганов или гроз с бьющими с небес столбами испепеляющего света.
Куэнкэй-Ну был потрясен. Испуган. Его воля и смелость свернулись в зародышевое яйцо. Он не мог понять, как он это делает. Лес съеживался и исчезал под агрессивным напором панцирника, мощные семенные деревья в считанные мгновения превращались в пр ах там, где чужак наводил на растительность толстую лапу.
Слияние произошло снова – возможно, от потери самообладания:
«… ну вот, еще немного здесь… и здесь… так, хорошо, идеальное местечко для присадки портала… жарковато, однако, в экзоскелете, но без него такую дуру не поднимешь, а без тепловой пушки такую работу не выполнишь… хотя дроиды ничего опасного не засекли, тревожно как-то здесь… в этих кустах вокруг – словно тысячи невидимых глаз… наблюдают, ждут… ведь несколько дроидов бесследно пропало на прошлой высадке не просто так… ну и черт с ними, не моя забота, пусть с этой планетой заказчики разбираются, наше дело маленькое, портал установить… и можно убираться с чистой совестью… а ребята еще поохотиться собрались, горят желанием поймать какую-нибудь экзотическую зверюгу для межпланетного зоопарка, за них в цивилизованных мирах хорошо платят… как бы их самих тут какая-нибудь зверюга не поймала… для своего зоопарка…планета совсем неисследованная…»
Куэнкэй-Ну выскочил из слияния так же внезапно, как и вошел в него. И опять постигнул очень немногое. Но главное для себя понял – чужаки не так уж слепы – они что-то чувствуют, по крайней мере, вот этот, йнвук, способный разрушать лес. После воздействия его толстой лапыне осталось даже мха и опавшей листвы – лишь ровный слой исходящей паром черной, с каменными вкраплениями, почвы, местами посеребренной пеплом. Это было ужасно.
Расправившись с участком леса, панцирник уступил место гигантскому неживомузверю, который вполз на расчищенное место и утвердился на нем, погрузив в землю лапы. Остальные чужаки распределились вокруг, обмениваясь таинственными интенсивными сигналами.
Сперва Куэнкэй-Ну подумал, что неживойгигант строит из себя новое гнездо, но то, что постепенно получалось на его месте, совсем не походило на то, в чем можно обитать. Охотник затруднялся подобрать определения для описания, потому что никогда не видел такого раньше. Также было совершенно непонятно, что делают эти неживые птицы, которые во множестве вились вокруг чужаков, и время от времени пропадали из виду, среди леса, а затем возвращались. Нептицыбыли такими же, как и в прошлый раз – со странным запахом и наверняка твердой несъедобной плотью. И раз они снова появились вместе с чужаками, то в результате несложного умозаключения Куэнкэй-Ну пришел к выводу, что они тоже принадлежат чужакам. Много шума и бессмысленной возни. Бесполезные твари. Несколько раз нептицыпролетали недалеко от Куэнкэй-Ну, но охотник не трогалих, помня, что они сразу окончательно умирают. Он не хотел привлекать к себе внимание.
Но живые чужаки пахли довольно вкусно. Возбуждающе. Охотник инстинктивно чувствовал, что в пищуони годятся. А еще Куэнкэй-Ну по-прежнему сму щал двойной мозг чужаков. И ему очень хотелось разобраться, что с ним не так. А для этого нужно было кого-нибудь поймать. Но жгучее любопытство приходилось умерять – эти действия преждевременны, Куэнкэй-Ну совсем не хотелось получить повторное наказание, после которого его, скорее всего, самого принесут в пищу, как бестолковую, и потому не нужную племени особь.
От наблюдения Куэнкэй-Ну отвлек сердитый зов.
Племя все-таки прислало охотника с самкой для его добычи. Молодой охотник осторожно удалился в заросли, и уже оттуда, невидимый для чужаков, со всех лап понесся назад. А добежав, остановился как вкопанный.
Пока он отсутствовал, и от пожирателя веток, и от погибшей самки остались одни скелеты и клочья твердой шкуры, которую не смогли одолеть жадные зубки молодняка. Десятки его детенышейвалялись рядом с костями мертвыми, а рядом стоял Мэлукай-Са, опытный воин и охотник его племени, живший уже много сезонов Охоты, и безжалостно добивал длинными шипами пальцев последнего детеныша. Рядом с ним сидела его самка, и спокойно обгладывала одно из маленьких тел.
Он знал это еще до того, как затаился в ветвях старого дерева, высоко над землей, вытянутое в коготьчутье безошибочно привело к цели. А теперь, чтобы не привлекать внимания, он свернул сознание в кулак.
Впрочем, эти существа, похоже, были малочувствительны к истинному чутью. На этот раз их гнездо опустилось в широкой каменистой ложбине среди двух могучих сопок. Растительности здесь почти не было. Чужаки бродили возле своего гнезда, вытащив наружу кучу разных странных предметов, и выпустив множество неживых, но активных существ разного размера и облика. Куэнкэй-Ну снова было совершенно непонятно, чем они заняты. Бессмысленные действия. Они не охотились. Не занимались изучением окружающей территории – так, как ее нужно изучать по понятиям Куэнкэй-Ну…
Потом стая пришлых разделилась, большая часть – пальцев на всех конечностях Куэнкэй-Ну едва хватило, чтобы сосчитать их, тесной группой подалась прочь от гнезда. Куэнкэй-Ну не мог понять их намерений, странные образы переполняли их сознание, не имевшие с жизненным опытом молодого охотника ничего общего. В этот момент произошло нечто, напугавшее охотника до ступора – один из самых больших предметов возле гнезда зашевелился, превратившись в громадного жука весьма причудливого облика. Могучие лапы приподняли его тяжелое тело и, сотрясая почву, понесли его вслед за удаляющейся группой чужаков. Несмотря на его медлительность, Куэнкэй-Ну поймал себя на мысли, что не хотел бы схватиться с таким зверем. И не только потому, что изначально неживаядобыча была бесполезна для племени. Многолапый гигант ростом с семенное дерево выглядел устрашающе неодолимым. Заматеревший пожиратель листьев, добыча Куэнкэй-Ну, теперь казался по сравнению с этим зверем невылупившимся яйцом. С такой добычей охотникам племени куарай еще не приходилось сражаться. Никогда. Зато чужаки чувствовали себя рядом с ним уверенно. Этот зверь – их защитник?!
Куэнкэй-Ну пришлось немедленно пересмотреть свое первое мнение о чужаках.
Он непростительно ошибся.
Они не беззащитны, как представилось ему в пр ошлую встречу. А значит, они – гацу. Соперники. Те, кто желает занять территорию племени куарай…
Быстрыми, короткими перебежками Куэнкэй-Ну последовал за этой полустаей, сразу замирая, едва только чувствовал чужое скользящее внимание чужаков, обращенное на лес. И оставался незамеченным.
Через некоторое время группа прямоходящих чужаков остановилась, и один из них, отличавшийся от остальных плотной скорлупой на теле, принялся уничтожать лес, словно йнвук– стихийная сила, не подвластная разуму охотников, вроде пожаров, ураганов или гроз с бьющими с небес столбами испепеляющего света.
Куэнкэй-Ну был потрясен. Испуган. Его воля и смелость свернулись в зародышевое яйцо. Он не мог понять, как он это делает. Лес съеживался и исчезал под агрессивным напором панцирника, мощные семенные деревья в считанные мгновения превращались в пр ах там, где чужак наводил на растительность толстую лапу.
Слияние произошло снова – возможно, от потери самообладания:
«… ну вот, еще немного здесь… и здесь… так, хорошо, идеальное местечко для присадки портала… жарковато, однако, в экзоскелете, но без него такую дуру не поднимешь, а без тепловой пушки такую работу не выполнишь… хотя дроиды ничего опасного не засекли, тревожно как-то здесь… в этих кустах вокруг – словно тысячи невидимых глаз… наблюдают, ждут… ведь несколько дроидов бесследно пропало на прошлой высадке не просто так… ну и черт с ними, не моя забота, пусть с этой планетой заказчики разбираются, наше дело маленькое, портал установить… и можно убираться с чистой совестью… а ребята еще поохотиться собрались, горят желанием поймать какую-нибудь экзотическую зверюгу для межпланетного зоопарка, за них в цивилизованных мирах хорошо платят… как бы их самих тут какая-нибудь зверюга не поймала… для своего зоопарка…планета совсем неисследованная…»
Куэнкэй-Ну выскочил из слияния так же внезапно, как и вошел в него. И опять постигнул очень немногое. Но главное для себя понял – чужаки не так уж слепы – они что-то чувствуют, по крайней мере, вот этот, йнвук, способный разрушать лес. После воздействия его толстой лапыне осталось даже мха и опавшей листвы – лишь ровный слой исходящей паром черной, с каменными вкраплениями, почвы, местами посеребренной пеплом. Это было ужасно.
Расправившись с участком леса, панцирник уступил место гигантскому неживомузверю, который вполз на расчищенное место и утвердился на нем, погрузив в землю лапы. Остальные чужаки распределились вокруг, обмениваясь таинственными интенсивными сигналами.
Сперва Куэнкэй-Ну подумал, что неживойгигант строит из себя новое гнездо, но то, что постепенно получалось на его месте, совсем не походило на то, в чем можно обитать. Охотник затруднялся подобрать определения для описания, потому что никогда не видел такого раньше. Также было совершенно непонятно, что делают эти неживые птицы, которые во множестве вились вокруг чужаков, и время от времени пропадали из виду, среди леса, а затем возвращались. Нептицыбыли такими же, как и в прошлый раз – со странным запахом и наверняка твердой несъедобной плотью. И раз они снова появились вместе с чужаками, то в результате несложного умозаключения Куэнкэй-Ну пришел к выводу, что они тоже принадлежат чужакам. Много шума и бессмысленной возни. Бесполезные твари. Несколько раз нептицыпролетали недалеко от Куэнкэй-Ну, но охотник не трогалих, помня, что они сразу окончательно умирают. Он не хотел привлекать к себе внимание.
Но живые чужаки пахли довольно вкусно. Возбуждающе. Охотник инстинктивно чувствовал, что в пищуони годятся. А еще Куэнкэй-Ну по-прежнему сму щал двойной мозг чужаков. И ему очень хотелось разобраться, что с ним не так. А для этого нужно было кого-нибудь поймать. Но жгучее любопытство приходилось умерять – эти действия преждевременны, Куэнкэй-Ну совсем не хотелось получить повторное наказание, после которого его, скорее всего, самого принесут в пищу, как бестолковую, и потому не нужную племени особь.
От наблюдения Куэнкэй-Ну отвлек сердитый зов.
Племя все-таки прислало охотника с самкой для его добычи. Молодой охотник осторожно удалился в заросли, и уже оттуда, невидимый для чужаков, со всех лап понесся назад. А добежав, остановился как вкопанный.
Пока он отсутствовал, и от пожирателя веток, и от погибшей самки остались одни скелеты и клочья твердой шкуры, которую не смогли одолеть жадные зубки молодняка. Десятки его детенышейвалялись рядом с костями мертвыми, а рядом стоял Мэлукай-Са, опытный воин и охотник его племени, живший уже много сезонов Охоты, и безжалостно добивал длинными шипами пальцев последнего детеныша. Рядом с ним сидела его самка, и спокойно обгладывала одно из маленьких тел.