Оказалось, что моя повесть еще лежит там. Она не появилась до сих пор. В
итоге, озадаченный, я вечером того же дня маленькую эту записку забрал,
оставив повесть.
Вечером я позвонил Андрею Преображенову. Этот человек подробно описан в
"Синклите". Впервые на свое собственное произведение я смотрел со страхом.
Поэтому, напечатав еще один экземпляр, я принес его на "экспертизу" своему
другу. И сегодня решил узнать, прочел ли он повесть. Трубку взял его сын,
Сергей. И тут меня осенило. Поскольку Алеся не появлялась в общежитии уже
четвертый день, я решил узнать хоть что-нибудь о ней через Сергея. Ведь мы
встречались с ним зимой в общежитии! Он до сих пор встречается со своей
девушкой, а, значит, бывает в общежитии. Я в двух словах объяснил, почему я
не могу сделать это сам.
- Сергей, только я тебя прошу - сделай все незаметно. А то она и так
боится меня как огня. Пойми меня, как мужик мужика.
- Хорошо, дядя Игорь, сделаю...
лки-палки, меня уже дядей называют, а я только недавно встретил свою
настоящую любовь... И то, не смог сохранить...
На следующий день, гуляя по городу, опять встретил Алесину подружку, с
которой разговаривал на днях в метро.
- Я не видела Алесю. Она уехала далеко и надолго.
- Хорошо, когда увидишь, передай ей вот это, - я протянул письмо,
полное надежды, веры и любви... Она нехотя, но взяла.
В этот день произошел еще один эпизод. Мимо меня прошли два мента,
сержант и младший сержант, и они, глядя в упор на меня, смеясь, якобы
разговаривая между собой, говорили:
- Сможет ли он донести свое тепло?
Говорю специально для вас, твари, и для таких же, как вы:
- Теперь донесу. Сможете ли вы защититься от него, скоты?
Совсем забыл сказать, что все эти месяцы, когда я мог выйти на связь с
Анастасией, она на мой вопрос "Я буду с Алесей?" отвечала одно и тоже: "Нет,
ее очень глубоко закодировали..." Но я все равно делал все, чтобы добраться
любыми путями до ее сердца, и... тела. Да, до самого любимого, самого
родного, так знакомого мне, самого нежного и красивого тела...
Твари, я просто уверен - вам, скотам, такие чувства неизвестны. Тот,
кто это познал, не сможет убивать чужую любовь. Он просто САМ НЕ СМОЖЕТ
ДЕЛАТЬ ТАКОЙ ГРЕХ. Извините, я отвлекся на эту мелочь, то есть на тварей
ФСБ, ГРУ, МВД, СВР и иже с ними. Сразу хочу оговориться - я вполне допускаю,
что честные и порядочные люди есть везде. Вот именно они-то не интересуют
меня в рамках данной книги. По крайней мере, в составе МВД, где я работал
гражданским сотрудником, у меня немало друзей, честных и порядочных
офицеров. Ни одного из них здесь я не упоминаю.
ШОК
Боль все дни невыносимая. Это просто не передать словами.
Шестого мая я почувствовал физически, что Алеся появилась, по крайней
мере, в общежитии. Перед праздником победы я предпринял последнюю попытку
вернуть Алесю. Я позвонил на вахту, и попросил позвать ее к телефону. Она
спустилась. Голос был радостный, веселый, полный надежды на все хорошее. Она
не могла меня узнать по голосу:
- Алло, кто это?
- Алеся?
- Да! А кто это?
- Алеся, это Игорь.
В ответ молчание с секунду, а после короткие гудки.
Вечером этого дня меня буквально трясло. Анастасия опять произнесла:
"Она будет говорить страшные вещи". Помимо того, что рвало на части грудь,
невероятная слабость была по всему телу. Словно я нес на себе мешок с
песком. Анастасия дала знак. Я оторвал свой взгляд от асфальта. Впереди шли
две подружки. Одна из них сильно напоминала Наташу, соседку Алеси по
общежитию. И вторая девушка сказала этой: "Я боюсь, что мой родственник
опять будет сильно обижаться". Эту фразу можно было понять двояко. Не буду
вдаваться в подробности, но она давала идеально ключ к двум аспектам наших
взаимоотношений. Но соображать я не мог. Боль в груди, невероятная усталость
блокировали любую работу мозга. Я удивляюсь, как Анастасия смогла
достучаться до меня.
В эти дни я дал почитать "Луч" еще трем своим друзьям, которым доверял
на все сто - двум женщинам (удивительно прекрасным, как внешне, так и
внутренне) и своему другу. Мне было необходимо понять, что же я все-таки
написал.
Девятого мая мне позвонил мой друг, и я поехал к нему домой. Анастасия
дала отрицательный сигнал, который можно было понять двояко: или не надо
ехать, или не надо нервничать в гостях. Когда он высказывал свое мнение, мне
хотелось вцепиться ему в рожу мертвой хваткой. Повторяю, это мой самый
близкий друг. Кстати, эта была всего вторая книга из моих, которую он
прочитал - загруженность, свои проблемы, отсутствие принтера... И "Луч" я
его упросил, заставил прочитать.
- Игорь, я прочитал. Знаешь, что я тебе хочу сказать - мне впервые
захотелось стать твоим импресарио. На этой книге можно зарабатывать деньги.
Только нужно убрать нудные рассуждения, побольше секса, добавить
художественность. Сюжет прекрасный, нестандартный, полуфантастический! И
получится отличный бестселлер!
От его слов в груди стало жечь еще сильнее. В итоге я, голодный, съел у
него весь салат с картошкой, и поскорее смылся. Я торопился на салют. Каждый
год я хожу на салют. Как правило, никого там не встречаю, но главное в
другом - посмотреть на весь город, который глазеет в небо, полюбоваться
фейерверком. И ведь это ж надо - в океане пьяных и веселых лиц, стоящих на
огромной площади, как селедки в бочке, я точно вышел на... Наташу.
Еще в январе Алеся говорила, что в начале марта Наташа уедет домой
писать диплом. Я тогда радовался, что с марта мы будем совершенно одни,
закрывшись от всего мира, не вздрагивая от звука Наташиного ключа в скважине
замка... Получилось с точностью до наоборот, как говорили у нас в науке...
Наши взгляды встретились. Я с трудом натянул улыбку и поздоровался.
Наташа смотрела на меня, как на убийцу. От одного ее взгляда мне хотелось
самому сесть на электрический стул.
- Привет. Давно приехала?
- Нет, на днях.
- Как поживает Алеся?
- Я ее толком не видела, мы говорили минут пять, она живет с парнем на
Юго-Западном.
- ...Передавай привет...
Земля провалилась из-под ног. Мир, гнусный и поганый, стал еще чернее и
зловещее. Я не помню, как я шел. Я молча выл на луну. Это был уже не вой, а
зловещий крик кончины. У меня не хватало сил даже просто, по-мужски,
разозлиться на Алесю. Разозлиться за измену, за предательство, за ее
жестокость... Отойдя метров на сто, я решил вернуться. Но пройдя метров
тридцать обратно, понял, что среди такой толпы народа, среди броуновского
движения людей, выйти опять на Наташу невозможно. И все-таки я вышел. Или
кто-то вывел. Дословно разговор не помню. Я что-то говорил о том, что не
знаю, что случилось, и хочу знать правду, почему Алеся меня ненавидит. Я
кое-как дошел до дома. Внутри была пустота. Даже не было мыслей о суициде.
Он был не нужен, поскольку я уже не жил. Все психотропные службы с их
пси-генераторами и операторами, с танцорами и операми, не могли сделать то,
что сделала Алеся за десять дней этого месяца. Я был зомби. Без эмоций, без
мыслей, без желаний. Боль не прекращалась ни на секунду, выжигая все внутри.
Я дышал, ел, двигался, ходил на работу через силу. И теперь я прекрасно
понимал - наступит миг, и сердце уже не выдержит - оно просто остановится.
За ненадобностью работы.
МО ЗАКЛИНАНИЕ
Пора сказать о том, что я говорил Алесе все эти дни, точнее, недели и
месяцы. Когда Анастасия, в начале апреля, сказала "Не бросай ее", я, спустя
несколько дней, все более увереннее, начал говорить:
- Алесенька, я люблю тебя. Алесенька, ты у меня - единственная.
И как-то само собой, в конце апреля, когда "Луч-1" еще не был закончен,
я осознал одну простую мысль. Но эта мысль жила, умирала, росла, опять
умирала все эти месяцы.
Я, наверное, повторяюсь, но начиная с предсказания, я боялся Алесю еще
до знакомства. Боялся в глубине души. Потому что во время предсказания,
несмотря на простоту "картинки", я испытал сильный страх, от чего и
проснулся сразу. Тоже чувство было и на берегу моря, когда уже все было
ясно, как божий день, насчет интима, а я боялся начинать первым. Я боялся ее
взгляда, когда первый раз мы были вместе в яхт-клубе. Плюс еще разговоры и
предсказания Анастасии. Но ее открытость, нежность, доброта, любовь ко мне
(или все же мне так казалось?) постепенно меняли мое отношение к ней. Она
действительно искренне верила, что сама (поскольку у меня нет возможности
заработать самому квартиру, но об этом позже) сможет заработать деньги и
купить НАМ квартиру. Но легкую трезвость в ход этих мыслей внесла сама
Алеся. Дело в том, что я, поняв, что мертвяки не дадут мне спокойно жить
здесь, в России, решил с другом уехать за рубеж на год, чтобы заработать
себе хотя бы на однокомнатную квартиру. О своих планах насчет кораблей я
говорил Алесе. И, естественно, спросил у нее:
- Ты будешь меня ждать?
Она с легкой улыбкой ответила:
- Не знаю.
В первый момент меня это шокировало. Но Алесе я многое прощал,
(повторяю, это не характерно для меня) понимая, что мы еще очень мало
знакомы, и мы очень разные. С другой стороны, может, она врет - своеобразный
флирт. Ведь может сказать "Конечно, буду ждать", а на самом деле не будет
помнить и неделю.
Читатель, ты можешь мне возразить:
- Как ты такое пишешь? Со своими способностями, с возможностью спросить
у Анастасии?!
- Да никак. Я хочу жить реально и просто. А эти способности, будь они
не ладны... Они включаются, как правило, в экстремальных ситуациях.
Обращаться к Анастасии с этим вопросом просто неэтично. Мы сами должны
решать свою судьбу и творить свою любовь. И каждый прожитый день - это
экзамен. Да, да, экзамен. Словно кто-то, каждый день, предлагает нам тест на
прочность и вшивость. Многие этого не замечают.
Второй случай, происшедший с нами, дополнительно меня отрезвил. Мы
пошли на рок-балет "Юнона и Авось". Эта рок-опера на музыку Рыбникова для
меня - как своеобразный гимн жизни. Страсть, ожидание любимого в течение
сорока лет... После Алеся ответила на мой вопрос:
- Мне не понравилось.
- Почему?
- Не знаю.
Так или иначе, после всех тех проблем, что были с Алесей, я про себя
решил - поживем с ней хотя бы год - а там видно будет... После этого к Алесе
я стал относиться спокойнее. Страсть осталась та же - одно другому не
мешает. Кстати, в последние месяцы, в январе-феврале, когда это мы делали
редко, уже не каждый день, - страсть была больше. Но ничего удивительного
тут нет. Мы чувствовали, что теряем друг друга. И когда началась вся эта
мясорубка, - первое, что мне хотелось - узнать правду. Потом хотелось ее
просто как женщину. А после, поняв, что с ней происходит что-то ужасное - я
понял, что только с ней мы будем счастливы. Видимо, за эти месяцы с Алесей
случилось что-то нехорошее. Я видел видения, где Алеся занимается любовью.
Несколько раз видел, как она это делает с несколькими мужчинами, либо пьяная
вдрабадан, либо под наркотическим действием. Я не знаю, что это за видения -
искусственно наведенная "деза" мертвяков, или биовизор, или мои собственные
галлюцинации. Когда я просил Анастасию показать мне Алесю, она отвечала:
"Лучше тебе ее не видеть". Ее сломали так, что теперь только я смогу понять
и принять ее правду. Только я смогу ее склеить.
И еще. За эти месяцы я понял простую вещь. С годами мы становимся
консервативнее, и все больше появляется желание найти "принцессу в белом
"Мерседесе". Алеська не подходит под это понятие. "Мерседес" мне не нужен.
Вообще, когда я вижу женщину за рулем иномарки, я мысленно пытаюсь
представить, сколько эшелонов с углем разгрузила эта шоферочка, что бы
заработать себе на этот автомобиль? А как иначе можно заработать?! Есть еще
один вариант заработка, вот поэтому я и смотрю на них с отвращением. Алеська
не подходила под понятие принцессы. Несмотря на все мои попытки пробиться к
ее сердцу. Но за эти месяцы я понял, что и я не принц, тем более, даже не на
велосипеде. И лучше Алеськи не найти. Просто не найти. Несмотря на различие,
между нами очень много общего. И есть чувства, страсть. Страсть в лучшем
смысле этого слова. Это не утихнет никогда. И только тогда я понял до конца,
что именно Алеську я смогу воспринимать рядом в течение всей жизни, терпеть
ее прихоти, капризы и чудачества.
Поэтому, примерно с середины апреля, я мысленно твердил одно и тоже:
- Алеся, я люблю тебя. Алеся, ты мне очень нужна. Алеся, ты у меня -
единственная. Алеся, будь моей женой.
И сейчас, сжигаемый страшным огнем ненависти, я мысленно говорил тоже
самое. Боль стихала чуть, но потом вспыхивала с новой силой. Не думайте, я
говорил искренне. Я это знаю сам. То, что это посоветовала Анастасия - не
говорит, что я делал это не искренне, из-под палки.
ЭКСПЕРТИЗА
- Ты - шизофреник! Твой диагноз - параноидальная шизофрения! Ты знаешь,
сколько я прочитал таких "трактатов" в качестве наглядного пособия, когда
учился в медицинском институте?! Про что ты пишешь? Про девочку, которая
поиграла тобой в течение трех месяцев, и бросила? Они все себя так ведут!
Пора тебе, дураку, уже привыкнуть! А эти все дальнейшие эксперименты якобы
со спецорганами! У тебя мания преследования! Успокойся. Я могу посоветовать
тебе хорошего психотерапевта.
Я сижу на кухне Андрея Преображенова. Он прочитал "Луч Анастасии".
- Я сегодня попросил выложить повесть в Интернет.
Он глянул на меня, как паталого-анатом на покойника:
- Это все..., - больше ничего он не смог произнести.
...Через неделю он изменит свое мнение и даст мне две газеты, в которых
говорится именно тоже самое. Газеты российского масштаба, но интервью в
общих чертах. А вот детали и тонкости даю я. Только эти изуверы, говоря о
психотропном оружии теоретически, не подозревают, во что это выливается
практически. Ну что ж, рано или поздно, но я Вам это объясню. Потом не
плачьте и не жалуйтесь. Я знаю, вы будете кататься в ногах, захлебываясь
своими слезами и соплями. Говорю заранее - плевать мне на ваше прозрение и
покаяние. Абсолютно плевать. Ниже я объясню, почему я в этом уверен...
На пороге я нос к носу столкнулся с Сергеем. Выяснилось, что вместо
того, чтобы незаметно, через свою девушку, или ее подружек узнать, где была
Алеся, он сам зашел к ней в комнату, и волей-неволей спросил, почему она не
хочет (!) со мной встречаться. Она просила передать, что живет с другим
человеком. Тогда не понятно, почему она так обрадовалась звонку человека,
которого не могла узнать?
В этот же день я почувствовал, увидел, как Наташа, захлебываясь от
смеха, рассказывает Алесе о нашем с ней разговоре в день Победы. Как о
первоапрельском розыгрыше. После этого я стал ненавидеть Наташу. Имею право.
Как вам легко записать человека в список сволочей! Что б потом со спокойной
совестью так "шутить".
Эх, Наташка, вернуться к тебе самой эти шуточки! Что мешало тебе просто
сказать мне правду? Ведь ты видела меня три месяца. Каждый день. Мы с тобой
никогда не ссорились. Был только один случай, связанный с твоим
родственником и его пьяным другом. Тогда я обижался на тебя, но говорил это
только Алеси. Когда ты удрала на дискотеку, а Алесю подставила под удар,
оставив с пьяной офицерской рожей на всю ночь. И меня тоже подставила,
кстати. Я Алеси тогда говорил: "Представь, что ты бы побоялась мне это
сказать сама. Но кто-нибудь проболтался бы. Я бы больше не появился".
Неужели ты, Наташа, не видишь, как мне тяжело? Или у вас коллективное
помешательство? Или я, действительно, маньяк и убийца? Ответ на эти вопросы
будет ниже.
Ночью я опять увидел Алесю. Но это уже действительно сон.
Сидит Алеся у меня дома, на диване, и говорит с обидой и раздражением:
- Тебя никто и никогда больше не будет любить так, как любила я...
Проснувшись, я подумал: "Согласен, Алесенька".
РОДСТВЕННИК
Все эти дни очень сильная, страшная боль в груди. Не помогают никакие
защиты. Я сначала даже не мог поверить, что это Алеся, несмотря на слова
Анастасии. Но однажды, я настроился на Алесю, и... тут же увидел ее по
биовизору. Злой, затравленный взгляд черных от горя и ненависти глаз.
Наверное, Алеся тоже увидела меня. Боль, мгновенно, на час, прекратилась.
Видимо, Алеся действительно была на грани жизни. Но почему тогда нельзя
поговорить со мной? В общем, вопросов больше, чем ответов. И в эти дни я
решил все-таки предпринять еще один шаг - позвонить родственнику Алеси.
...Говорили мы с ним долго. Он успокаивал меня, говорил, что Алеся еще
ранней весной что-то говорила, что "мы с ним не подходим друг к другу".
Успокаивал, что время все вылечит. Никакой разгадки он не дал. Я сначала
попросил его узнать, читала ли Алеся мои два последних письма, а потом
передумал. Ничего это не даст. Но разговор с ним меня маленько окрылил - по
крайней мере он, судя по разговору, не считает меня за сволочь. А то, что
она не захотела ничего объяснить 26 февраля, а стала просто ненавидеть - он
это назвал женской слабостью. В чем-то я согласен.
На следующий день, исключительно из лучших побуждений, я позвонил ему
снова, но уже совершенно по другой причине - дал прогноз по поводу поведения
доллара. Он сначала не понял, а потом озадаченно замолчал. Но моя
уверенность подкрепляется трехлетним опытом.
ПРОГНОЗ
Три года назад, после дефолта, я сказал своему другу, бизнес которого
привязан к доллару: "Бакс поднимется до двадцати пяти рублей, постоит года
три, а потом будут изменения...". В тот момент доллар стоил 15 рублей, а
через день упал до 12. Мой друг сказал мне, что мои прогнозы - чушь, что
есть рублевая масса, есть долларовая масса, и законы экономики объективны.
Насколько мне известно, доллар простоял на уровне 25 рублей два с половиной
года, вырастив до тридцати в последние полгода. Поэтому, говоря родственнику
Алеси свои прогнозы, я верю, что они сбудутся. Но повторяю, лично мне все
это - до фонаря.
Несмотря на боль, которая не продолжалась уже две недели, я пытался еще
раз все сопоставить и понять, что могло случиться за моей спиной. И
волей-неволей я вспомнил еще один факт, который меня натолкнул на одну
версию. У Алеси есть еще одна подружка, которая, пожалуй, ближе всего ей по
духу. У этой подружки был друг, бизнесмен, примерно моего возраста. И в
середине декабря Алеся сказала, что у этой подружки неизвестно куда исчез ее
любовник. И примерно в середине января она сказала, что любовника нашли.
Мертвым. Его убили. Вспомнив этот эпизод, я вспомнил про своего друга
детства, Андрея Коробко. Фамилию я не меняю.
АНДРЕЙ КОРОБКО
Он был самым моим близким другом с четвертого по седьмой класс, пока не
уехал с родителями на Север, в Якутию. Когда он улетал, я плакал весь день,
как девчонка. Вернулся он матерым комсомольским работником, поработав там в
десятом классе секретарем райкома. Мы учились в одном институте, но на
разных факультетах. Он изменился, стал другим, - карьеризм сделал свое дело.
Наверное, по моей инициативе, он из ранга друзей перешел в хорошие знакомые.
Редко мы встречались, вспоминая в основном прошлое. После института он
окончательно ушел в комсомольскую карьеру. А когда рухнул Союз, начала
трещать по швам КПСС вместе с комсомолом, то он и еще несколько вожаков
организовали Молодежное Объединение при НЭТИ, и занялись бизнесом и
коммерцией. Связи были прекрасные, и все у них шло хорошо. Как раз в это
время (как я выяснил намного позже) Пархомс вытравливал меня из Академии
Наук, желая незаметно заставить работать в КГБ. Но я, сам того не осознав до
конца, поставил его на место. В тот момент я видел его игру, не подавал
виду, но и не осознавал масштабов. И в итоге сказал о том, что у него,
образно говоря, "отклеился ус" (см. "Бриллиантовую руку"). От моих слов он
почернел, и постепенно наши встречи сошли на нет. Зато у меня, незаметно,
постепенно, проблем становилось все больше и больше. И в этот самый момент
Андрей пригласил меня работать в Молодежное Объединение.
За столом сидели напротив меня Андрей и еще один заместитель
генерального директора. Они говорили:
- Сейчас мы выпускаем телевизионные передатчики. Это очень выгодно. Но
есть проблема: мы не можем сделать сами модулятор. В итоге покупаем его за
большие деньги на стороне, и производим только один комплект в месяц.
Подними нам объем выпуска раза в три-четыре, и через год мы тебе дадим
квартиру в монолитном доме, который мы сейчас строим сами.
- Ребята, не надо про квартиру. Я в это не верю.
- Мы тебе даем слово бизнесменов! Это - железно! Наше слово - закон!
Ни договор, ни контракт подписывать не стали. Я говорил позже по этому
поводу с Андреем, но он отвечал одно и тоже:
- Не волнуйся. Не нужен никакой договор. С ним будет только хуже.
Квартиру ты получишь, не переживай.
Через полгода его выдавили из общего бизнеса, и прежде всего, второй
заместитель генерального директора. Фамилия его звучит примерно Раздолбаев.
А еще через полгода мне сказали, что я уже не нужен. За год я для этой фирмы
создал производственную лабораторию, нашел простую и надежную схему
модулятора, доработал ее, доведя качество параметров до ГОСТа. И в итоге
через три месяца они продавали шесть-семь, а то и восемь комплектов ТВ
передатчиков в месяц. По моим скромным подсчетам, за год я принес им
прибыль, эквивалентную десяти однокомнатным квартирам в центре Новосибирска.
Дорогой читатель, не считай меня за писателя-теоретика. Я могу и хочу
зарабатывать деньги. Я считаю себя практикам во всем. Но есть элементарные
границы порядочности, как в бизнесе, так и в силовых структурах. Что
поделаешь, если кругом одни воры! А книги пишу... Ну вот так получается, что
не могу не писать! И рад бы, чтобы не тратить на это время, но не
получается. Я не получил ни копейки за все написанное. Да, пожалуй, и не
надо. Не верю я в справедливость этой цивилизации. Поэтому пишу не ради
денег, а по определению - ради информации.
Итак, после того, как я ушел из Молодежного Объединения, мы не видели и
не общались с Андреем несколько лет. Встретились случайно. Это было летом
1994 года. Вспоминали прошлое. Он чувствовал свою вину, и говорил, что
поможет с деньгами для покупки квартиры. Тогда я во всю горел любовью к
Марине, и мне противно было жить с женой в одной комнате. Но в тот момент у
него самого были напряги в бизнесе, и поэтому обещание оттягивалось на
неопределенное время. Я на него уже не обижался, понимая, что его вина с
бывшей конторой минимальна. Именно он помог с деньгами при обмене
родительской квартиры, перезаняв некоторую сумму.
А 13 октября, в 20-10, во дворе дома по улице Ленина, недалеко от
вокзала, киллер расстрелял в упор Александрова, президента корпорации
"Валикор", и генерального директора той же фирмы, Андрея Коробко.
Новосибирские журналисты назовут это самым громким убийством года. Я знал
многих его сотрудников, нашлось много знакомых, которые что-то слышали или
знали о "Валикоре". Именно Андрей Коробко открыл Китай для Новосибирска. По
товарообороту у их фирмы не было конкурентов. Чартеры шли каждый день. Перед
убийством у них не было конкурентов для приобретения контрольного пакета
акций аэропорта "Толмачево". Перед их расстрелом у них исчезло семь
миллиардов рублей, что в эквиваленте составляло примерно семь миллионов
долларов.
Я решил сам для себя выяснить, кто убил моего друга. И через несколько
дней за мной пошла слежка. Профессиональная. Когда я уходил от пешей слежки,
начиналась автомобильная. А через месяц после смерти Андрея, Пархомс, у
которого я тогда работал в фирме (после "отклеенного уса" он вскоре уволился
из КГБ), сказал мне:
- Если не трудно, зайди в управление КГБ, ребята хотят с тобой
поговорить по поводу смерти твоего друга.
...На третий день после смерти Андрея я зашел к Пархомсу и сказал ему
об этом. Он, спокойно глядя вниз, произнес:
- Что ж теперь поделать, его уже не вернуть.
Меня передернуло от его слов, но виду я не подал. И я вспомнил, как
однажды, зайдя к нему, я услышал взрывы хлопушек на улице. Он, изменившись в
лице, словно чуть ли не в него стреляли из пистолета, качая головой, сказал:
- Опять стреляют...
Эти два эпизода, диссонирующие между собой, мне дали понять, что у него
всегда "отклеенный ус". Он и еще несколько сотрудников его "хитрой" фирмы
травили меня и выжимали все соки. Именно они откровенно торговали на высоких
чувствах к Марине, как последние сутенеры, пытаясь приклеить меня к своей
сатанинской системе. Сам Пархомс обещал мне такие золотые горы, что теперь
до конца жизни не расплатится. И не надо. Я переживу. Его деньги - это
деньги, залитые человеческой кровью, горем и страданием. Нельзя строить свое
счастье на чужом горе. Но эти обезьяны не понимают прописных истин.
С того момента я стал более внимательно смотреть на него, пытаясь
понять, где он лжет откровенно, а где говорит правду. Теперь могу сказать,
что он всегда врет не морщась. Только тогда до меня потихоньку стало
доходить, что и как происходит в этом мире. Я отвлекся.
В управление КГБ (или ФСК, не помню, переименовали их, к тому времени,
или нет) меня провели без документов. Проводил Хоботов, шепнув на ухо
прапорщику:
- Нужно провести, по приказу управляющего.
Он завел меня в кабинет, где сидели два человека - рыжий, страшно
шепелявый старик, идеал недоразвитости (ни в одном фильме о КГБ я не видел
таких дегенератов!), и Вова Глухих, который НЕ ЧИТАЛ. Тогда я смотрел на
них, как на нормальных порядочных людей. За три часа разговора, причем
говорил только я, а они писали в свои секретные тетради, я выложил всю