Зеттел Сара. Наследие чародея (Изавальта - 1)

   Калами уже не понимал, где он и кто. Если она захочет оставить его здесь, он будет блуждать по Безмолвным Землям, пока не умрет от истощения. В лучшем случае можно будет пойти вдоль реки, если она смилостивится и оставит его на берегу.
   - Да потому, - ответил Калами, - что вы ничего не даете бесплатно, а мне нечем заплатить за такую любезность.
   Опять колокольчиком зазвенел серебристый смех, и нежный пальчик коснулся его губ.
   - Но ты ведь даже не знаешь, чего я захочу.
   Ее руки обвили его шею. Она поцеловала его - именно так, как он и представлял: крепко и головокружительно. Он впился губами в ее губы и обхватил ее тело, повинуясь непреодолимой жажде чувствовать, владеть всей ее силой, всей страстью - пусть только на мгновение. Заплечный мешок мешал ему, он отбросил его в сторону. Она засмеялась и, держась за него, стала падать на спину. Обнявшись, они покатились по мху и прибрежным камням. Он сгорал от желания сорвать с нее меха, дотронуться до нагой кожи, мять ее грудь, бедра, ягодицы...
   Плащ, перчатки, сапоги - все было сброшено. Калами не знал и не хотел знать, как это произошло. Она вся пылала, он дрожал при мысли о том, что ее прикосновение может обжечь, как обжигает взмах крыла Жар-птицы. Какая сила, какая мощь! Она обхватила его ногами и притянула к себе, снова и снова, и ее глаза горели так же, как у ее сыновей, когда они предвкушали охоту на Ананду. Буйство ощущений - ее пальцев, вонзающихся в его плоть, ее глаз, жара ее тела - вскружило ему голову, смешавшись с воспоминаниями, экстазом, страхом и желанием, пока он и сам уже не знал своих мыслей. Он знал одно: только в этот миг он жил по-настоящему и держал в своих объятиях всю силу, о которой мог только мечтать. Когда наконец она изогнулась под ним, затопив его волной наслаждения, он закричал так, будто хотел, чтобы все Безмолвные Земли узнали о том, что его страсть удовлетворена.
   Калами не знал, как долго они потом лежали рядом. Она поднялась первой.
   - Одевайся, колдун, - сказала Лисица. В ее голосе не осталось и намека на дразнящую теплоту. - Тебе надо выбираться отсюда, пока старуха Смерть не явилась за тобой.
   Калами повиновался. Он собрал разбросанные вещи, оделся и закинул на плечи мешок. Когда они вновь пустились в путь, Лисица не стала брать его за руку. Калами это не показалось странным. Она была удовлетворена, так же как и он. Возможно, ему придется заплатить за содеянное, возможно, он пожалеет о своей слабости - но все это будет потом.
   Лисица остановилась:
   - Дальше я идти не могу. Войди в воду, колдун, и иди по течению. Ты окажешься там, где пожелаешь.
   - Примите мою благодарность, сударыня.
   Лисица ответила ему холодным, отстраненным взглядом.
   - Зачем она мне? Я и так получила от тебя все, что нужно. - Она прошла мимо, одарив Калами последним легчайшим прикосновением. И вот это уже лиса, легким шагом направляющаяся к тени деревьев. Через мгновение Калами потерял ее из виду.
   Он по-прежнему не имел ни малейшего представления о том, где находится и куда попадет в следующий миг. Но узы обещания признавала даже Лисица, к тому же теперь их связывает другая, более тесная связь, хоть она и делает вид, что это не так. Она его не обманет.
   * * *
   Калами ступил в воду и почувствовал, как течение тянет его, свивается водоворотами вокруг ног. Он пошел вперед, не обращая внимания на опасно скользкие камни. Может, они и настоящие, но это не правда, а ведь несмотря на загадочные высказывания Лисицы, для путешествий по Землям Смерти и Духов важна только правда.
   Через несколько мгновений Калами почувствовал, что словно бы прошел через какую-то дверь. А в следующий миг он с удивлением узнал эти светлые стены и щербатые половицы с лоскутными ковриками. Это был маяк, дом Бриджит.
   В любимом кресле хозяйки дома сидела Медеан, вернее - развалилась Медеан. В комнате было ужасно холодно. Длинные лучи заходящего солнца окрашивали снег за окном в багрец и пурпур. Ветер беспрепятственно гулял по комнате, а темневшая в углу печка не подавала признаков жизни.
   - Калами? - вяло шевельнулась императрица. - Нет, это просто сон.
   Но Калами уже позабыл про нее. Он склонился над клеткой, что стояла у окна. Это не могла быть Жар-птица... В клетке свернулась клубочком обычная бледная пичужка, взъерошившая свои перышки, чтобы хоть немного согреться. Она уставилась на него мутными голубыми глазами и вытянула клюв, обнажив розовое горло. Она была похожа не на могущественную бессмертную силу, а скорее на неоперившегося птенца. Птичка защелкала клювом, но из ее горла не вылетело ни звука. Калами протянул руку и осторожно коснулся прутьев клетки: они были так же холодны, как нетопленая печь, как ветер, что носился по комнате.
   Калами догадался, что замыслила Медеан. Здесь, вдали от огня и волшебства, холод и безжалостная зима погубят Жар-птицу. Медеан поняла, что скоро умрет, а ее смерть освободила бы птицу, точно также как ее живая кровь все эти годы удерживала Феникса в клетке. Обрекая себя и свою пленницу на общую смерть в этой глуши, Медеан надеялась уберечь Изавальту от неминуемой мести огненного создания.
   - Так вот значит как... Ты все же решилась принести себя в жертву, достойную потомков Вышемиры. Ты предпочла умереть и уничтожить Жар-птицу, только бы не делиться со мной своими тайнами!
   Калами произнес это вслух, не смущаясь тем, что Медеан его слышит. Он зашел слишком далеко, чтобы беспокоиться о том, знает ли она его истинные мысли.
   Калами взялся за дело. Для начала он закрыл дверь. Замок был сломан, поэтому дверь пришлось просто поплотнее прикрыть. Затем он поднялся на второй этаж и достал из платяного шкафа все одеяла, которые там нашел. Медеан даже не шелохнулась, когда он уложил ее на жесткую кушетку и накрыл одеялами ее заледеневшее тело. Слуги Бриджит оставили возле печи внушительный запас дров. За время, проведенное здесь, Калами много раз видел, как Бриджит разжигает очаг, так что мог с легкостью сделать то же самое. С другой стороны, если огонь, эта родственная Жар-птице стихия, окажется близко, это придаст ей сил. А чем слабее птица, тем более покладистой она будет, когда он покончит с Медеан.
   - Ты можешь говорить? - спросил Калами Жар-птицу.
   Птица не подала виду, что услышала его. Она только сильнее вжалась в прутья клетки, отодвинувшись как можно дальше от окна.
   Калами почувствовал себя глупо, словно пытался разговаривать с обычной лесной пташкой. Однако это ощущение быстро прошло. Ничего, скоро он заставит ее заговорить.
   Оставалось еще одно дело. Калами предполагал, что может сюда вернуться. Правда, он думал, что вернется вместе с Бриджит. Но это не меняет дела. Меры предосторожности, которые он принял, сгодятся и для Медеан.
   Осенью, во время одной из своих прогулок по дому, Калами обнаружил в подвале несколько мотков веревки, аккуратно развешанных на крючках. Перед отъездом он повесил рядом еще один моток, надеясь, что там его не заметят. Слуга-недоумок сам принес ему эту веревку вместе со снастями, и на глазах у ничего не подозревавшей Бриджит Калами вплел в нее волосы из ее гребешка и свою кровь. Бриджит поверила, что это просто очередная снасть, нуждающаяся в починке перед отплытием в Изавальту. Скрученная из пеньки, белой шелковой нити и волшебства, эта веревка годилась для самых разных целей. Теперь Калами извлек ее из темного подвала и, держа в обеих руках, подошел к Медеан.
   Она все еще не вышла из оцепенения, но к лицу уже прилила кровь, и стало заметно, как поднимается и опускается под ворохом одеял ее грудь. Скоро она очнется. Конечно, проще всего было бы оставить ее в этом холоде насовсем. Но если Медеан будет чересчур слаба, она может умереть, прежде чем он получит от нее то, что ему нужно, а этого Калами не мог допустить.
   Зажав в одной руке нож, другой он откинул одеяла. Медеан шевельнулась и застонала, но быстро затихла вновь. Калами принялся методично кромсать ножом ее одежду: мантию, корсаж, рукава, сорочки, юбки, нижние юбки, белье - до тех пор пока Медеан не осталась лежать обнаженной на подстилке из императорских тряпок. Если на ее одежде и были какие-то защитные заклинания, то теперь они исчезли, улетели в глухую зиму, и их не вернуть. Калами скривился от отвращения при виде нагого старческого тела. Вспомнив великолепные формы Лисицы, он поспешил снова прикрыть Медеан одеялом.
   Затем Калами пододвинул к кушетке скамеечку для ног, сел на нее и постарался внутренне приготовиться к той страшной тяжести, которая всегда наваливалась на него, когда он колдовал в этом мире. Он пропустил веревку между пальцев, поцеловал, подышал на нее и открыл свою душу.
   В синем-синем море
   Есть остров, где на взгорье...
   - бормотал он, обвязывая один конец веревки вокруг шеи Медеан. Он проверил, не слишком ли плотно завязан узел. Не хватало только удушить ее. Рано еще.
   Древо древнее стоит,
   А на нем орел сидит...
   Воздух в комнате обступал его плотной стеной. Он все сгущался и холодел, пока Калами не стало казаться, что он вдыхает в легкие ледяной туман. Жар-птица тревожно пискнула, почувствовав, что в воздухе появилась одна из двух жизненно важных для нее стихий.
   У орла того два глаза,
   Хоть и зрение одно...
   Веревка стала тяжелой, пальцы - толстыми и неуклюжими. Когда Калами взялся за свое запястье, руки его дрожали.
   Так и я с тобою связан.
   Врозь нам жизни не дано!
   Веревка налилась свинцовой тяжестью, холод стал невыносимым. Ныло все тело, легким не хватало воздуха, в ушах звенело от напряжения. Калами поднял руку и дважды обернул веревку вокруг запястья.
   Вместе верить, вместе знать,
   Слышать, видеть, понимать!
   С этими словами Калами упал на кушетку, растянувшись поперек императрицы, словно усталый любовник.
   И вместе они увидели сон.
   Калами, как и ожидал, был Аваназием, а Медеан была юной красавицей, на которую только что свалилось бремя власти, омрачив ее лицо тревогой, но еще не лишив ее света разума. Они стояли рядом на склоне холма в золотисто-красном свете уходящего дня. Глаза Медеан были закрыты, и она слегка покачивалась, ибо душа ее была в таком же бессознательном состоянии, как и тело на кушетке.
   Калами поднял руку и коснулся ее глаз.
   - Проснись, Медеан. Ты спала.
   Медеан сонно заморгала, встряхнулась, подняла глаза и увидела того, кого давно мечтала увидеть.
   - Аваназий! - Она, как ребенок, повисла в его объятиях, словно никогда и не слышала о приличиях и этикете.
   - Медеан, - нежно пробормотал Калами, легонько проведя рукой по ее волосам.
   - Мне приснился сон, Аваназий. Кошмарный сон. - Медеан игриво оттолкнула его, но ее руки по-прежнему покоились у него на плечах. Она стала рассказывать, и слезы потекли по ее щекам. - Я была старой, сумасшедшей женщиной, запертой в своем дворце. Я всего боялась - огня, Жар-птицы, своих слуг... А тебя со мною не было. Я убила тебя, Аваназий! - Она отшатнулась от него. - Я тебя убила.
   - Ты не могла меня убить, - сказал он, накрывая ее руки своими ладонями. - Зачем? Я бы сам отдал свою жизнь за тебя. Ты ведь знаешь.
   - Знаю. - Она кивнула, но плакать не перестала. - Но я бы никогда об этом не попросила...
   Калами взял Медеан за подбородок, чтобы она взглянула Аваназию в глаза:
   - Кто знает, возможно, тебе придется это сделать. Ведь ты императрица.
   Теперь уже она оттолкнула его по-настоящему, отвернулась и стала смотреть на долину, что лежала внизу, под холмом. Калами узнал это место здесь была заключена в клетку Жар-птица. Здесь Медеан в последний раз говорила с Аваназием. Здесь должно быть принято решение.
   - Я не хочу быть императрицей! Пусть ею будет кто-нибудь другой. Освободи меня от этого.
   - Ты действительно этого хочешь, Медеан? - спросил он, подходя ближе.
   - Да! - Она резко обернулась к нему. - Всем сердцем. Если не буду императрицей, никто не будет меня обманывать, никто не станет добиваться моей любви ложью. Я буду просто собой, и мне уже не придется жалеть о том, что я появилась на свет.
   Калами (в облике Аваназия) покачал головой:
   - Я и не знал, что ты так глубоко это чувствуешь.
   Она недоуменно на него уставилась:
   - Как ты мог этого не знать?! Разве я когда-нибудь говорила что-то другое?
   Он пожал плечами:
   - Я думал, это просто легкомыслие юности. У всех бывают такие моменты, когда хочется быть кем-то другим.
   Медеан стала спускаться вниз по травянистому склону. Ее золотые волосы поблескивали в лучах солнца.
   - Мне лгут, и лгут, и лгут - а все из-за того, кто я, - сообщила юная Медеан зеленой долине. - Вокруг меня одно притворство, потому что я - дочь своего отца. Мной играют, словно пешкой, словно куклой, которая умеет лишь открывать и закрывать глаза. Как же я могу не желать быть кем-то другим?
   Калами склонил голову:
   - Я могу освободить тебя, Медеан.
   - Да? - Она мгновенно обернулась, вся - внимание.
   - Да. - Заложив руки за спину, он шагнул к ней. - Это не просто, но возможно.
   - Как? - спросила Медеан.
   - Думаю, ты знаешь.
   Она недоуменно покачала головой - так наивно, по-детски...
   - Тогда я скажу тебе. - Калами взял ее за руки. Они еще были гладкими и мягкими. Мозоли и шрамы появятся гораздо позже, вместе с годами хранения власти и тайн. - Вместе с Жар-птицей ты посадила в клетку и саму себя. Самая глубинная часть твоей души связана с этим заклятьем, ты неотделима от него.
   Медленно, с неохотой Медеан отняла руки.
   - Но я не могу освободить Жар-птицу. Она сожжет Изавальту.
   - Да, ты не можешь ее освободить. - Калами улыбнулся улыбкой Аваназия. - Но ты можешь отдать ее мне.
   - И ты возьмешь ее? - прошептала Медеан, словно боялась, что слишком громкое слово может спугнуть такое счастье.
   Калами поклонился и торжественно произнес:
   - Да, Медеан. Расскажи мне, как хранить клетку, и я заберу ее. Ты больше не будешь императрицей. И птица, и государство будут в надежных руках, а ты будешь свободна.
   Калами протянул ей руку, руку Аваназия. Как все просто! Предмет мечтаний Медеан, единственный человек, которому она верила, и ее собственные страхи - все сошлось здесь, где она беззащитна. Наконец-то она в его власти, наконец-то!
   Но не успел Калами дотронуться до Медеан, как она попятилась:
   - Так нельзя.
   - Можно. И ты это знаешь. Ну же, Медеан. - Калами снова придвинулся ближе, протянул к ней руку и стал убеждать ее мягким, но настойчивым голосом Аваназия. - Если ты действительно этого хочешь - позволь мне снять с тебя непосильное бремя. Ты ведь всегда этого хотела! Так соглашайся скорей.
   - Я буду свободна, - зачарованно протянула Медеан и стиснула его руку. - Я все-таки буду свободна.
   Но как только Калами почувствовал прикосновение ее чистой, свежей ладони, он понял: что-то не так. Он уже не был Аваназием. Он был мальчишкой, восьмилетним ребенком, с ужасом глядящим в лицо отца - мрачного, морщинистого человека, сгорбленного тяжелой работой.
   - Вздумал надуть меня? - заревел отец, хватая его за шиворот. - Думал, я не дознаюсь!
   - Нет, папа... - Ему было больно. Сейчас его будут бить, и будет еще больнее...
   - А я-то еще тебя защищал! Хотел сделать из тебя порядочного человека! Но нет, тебе этого мало! Тебе подавай великое прошлое. Совсем уже свихнулся с этим прошлым да со своей местью.
   - Папочка, ну пожалуйста, я должен! - кричал Вэлин. Отец узнал о ночных уроках в сараях и закоулках. Он узнал про гороскоп, кости, кровь и маленький барабан. - Они нас убивали! Они сотрут даже память о том, какими мы были! Этого нельзя допустить! Мы же были великими! Они нас боялись!
   - А кого ты сейчас боишься, гаденыш? - Отец рывком притянул его к себе, и Вэлин почувствовал запах его дыхания. Отец ухватил его голову и вывернул так, чтобы Вэлин глядел ему прямо в глаза. - Кого?
   Нет, нет, нет!.. Отец мертв, давно мертв, и его прах развеян над морем, как и положено, хотя он и просил, чтобы его похоронили по изавальтскому обычаю. Вэлин уже не мальчик, он мужчина, и перед ним...
   Перед ним - старая, сморщенная женщина с посиневшими от холода руками. И там, где она держит его, там, где он держит ее - сплошной холод.
   - Вот мы и узнали друг друга, лорд-чародей, - сказала императрица, вцепившись когтистыми пальцами ему в затылок. - Правда, теперь уже слишком поздно.
   Калами сбросил ее руку:
   - Пока мы дышим, еще не поздно, и ты еще отдашь то, что мне нужно.
   - Нет, - испугалась она.
   - Да! - он схватил ее за руку, и снова все изменилось.
   Бриджит, Ананда, Сакра и восемь стражников во главе с капитаном Чадеком ворвались в покои императрицы. Огромные, холодные комнаты все до одной были пусты, только старая фрейлина, сцепив пальцы, сидела на диване, невидящими глазами уставившись в пол, туда, где валялся серебряный поднос с опрокинутым кувшином, хлебом и мягким сыром, плававшим в лужице густого красного вина.
   Сакра не медля бросился к двери в сокровищницу, а Ананда тем временем занялась фрейлиной.
   - Где твоя госпожа? - спросила она.
   Служанка обернулась и посмотрела на Ананду кислым взглядом.
   - Встань, когда с тобой говорит императрица! - прикрикнул на фрейлину один из стражников.
   Но та в ответ только презрительно поджала губы. Стражник занес кулак и уже готов был ударить немолодую женщину, но Ананда остановила его взмахом руки.
   - Отойди, - сказала она. - Она просто до сих пор верна своей госпоже. Нельзя же ее за это наказывать.
   Солдат поклонился и отошел. Но недалеко.
   - Это я виноват, - с горечью произнес Чадек. - Ваше императорское...
   - Нет, - оборвала его Ананда. - Мы ведь уже говорили об этом, капитан. Сейчас не время для взаимных упреков и самобичевания. Мы должны выяснить, что произошло, и принять необходимые меры.
   Бриджит взглянула на Сакру: он стоял на пороге с видом воплощенного отчаяния.
   - Агнидх, что случилось? - воскликнула Ананда, подбегая к нему. Он молча кивнул в сторону маленькой дверцы.
   Бриджит вошла в сокровищницу за ними. Тот самый механизм из бронзы, меди и драгоценных камней, что так поразил ее внимание пару часов назад, был разбит вдребезги. Филигранные детали были искорежены и разломаны. Каменья бусинками разлетелись по всему полу, а часовые механизмы... Бриджит больно было смотреть на то, как все эти изящные винтики, пружинки и шестеренки превратились в груду бесформенного металла. На полу возле стола валялся посох с серебряным набалдашником - без сомнения, именно он и послужил орудием этого вандализма.
   - Это была Модель Миров. - Сакра вяло махнул рукой в сторону разрушенного механизма. - Я никогда ее прежде не видел, только слышал о ее существовании. Это было чудесное творение... - Голос его задрожал и оборвался. - Я думал, раз я забрал ключи... Думал, она слишком слаба...
   Вдруг лицо его стало белее мела от новой ужасающей мысли.
   Бриджит не нужно было ничего объяснять. Она ахнула:
   - Жар-птица!
   Ананда едва успела отступить назад, когда Бриджит и Сакра одновременно рухнули на колени и принялись ощупывать пол под ковром в поисках камня, под которым скрывался люк. Наконец Бриджит открыла дверцу, и Сакра склонился над люком так низко, что Бриджит на мгновение испугалась, что он сейчас свалится вниз. Но нет, Сакра благополучно вынырнул обратно. Теперь лицо у него было пепельного цвета.
   - Ее там нет, - мрачно сообщил он. - Я не чувствую и следа ее жара. Скорее всего, она исчезла тоже.
   Перед глазами Бриджит снова мелькнули картины горящих полей и остывших очагов... Она в ужасе прижала ладони к губам. Медеан сбежала, прихватив с собой Жар-птицу. Бесследно испарился и Калами. Где теперь искать эту славную троицу?
   Неожиданно Ананда горько рассмеялась.
   - А я-то надеялась, что когда Микель будет свободен, эти интриги прекратятся хоть на время, - сказала она. Похоже, единственное, чего ей сейчас хотелось, это куда-нибудь спрятаться и спокойно предаться отчаянию. Однако императрица быстро взяла себя в руки.
   - Я не могу надолго оставлять Микеля одного, - сказала она уже более твердо. - Сейчас ему лучше, но он очень устал, а нам еще предстоит принимать от подданных клятвы верности.
   Ананда обернулась к Сакре:
   - Найди их. Возьми все, что необходимо, сделай все, что нужно, только найди их. Госпожа Бриджит тебе поможет.
   - Конечно. - Бриджит поклонилась. Сакра тоже отвесил поклон.
   - Проводите меня, капитан, - сказала Ананда, торопливо покидая крохотную комнатку. - Предоставим чародеям заниматься тем, в чем они смыслят больше нашего.
   Стража и капитан строем последовали за императрицей, и краем уха Бриджит услышала, как Чадек приказал отвести фрейлину в Большой зал. Но Бриджит сейчас было не до престарелых служанок. Она во все глаза разглядывала содержимое сокровищницы: сверкающие шкатулки с драгоценностями и останки уничтоженной Модели Миров.
   - Что здесь произошло? - спросила Бриджит, озираясь по сторонам. - Что ей было нужно?
   Но Сакра не слушал ее. Он задумчиво смотрел на единственное зеркало, не прикрытое пологом. Оно было высотой в человеческий рост и сделано, по-видимому, из полированного серебра.
   - Плести - слишком долго... - бессвязно пробормотал Сакра и замолчал, не окончив фразы. Видимо, у него появилась новая идея, которую он, однако, не потрудился озвучить. Вместо этого он склонился над грудой металла, оставшейся от Модели Миров, и стал так яростно рыться в покореженных пружинках и сломанных шестеренках, что они со звоном разлетались по всей комнате.
   - Где он? - бормотал Сакра. - Ну где же он?
   - Что? - переспросила Бриджит.
   - Нашел!
   Сакра выпрямился и метнулся к Бриджит, зажав в руке блестящий предмет. Это был бронзовый орел - та самая птица с распростертыми крыльями, на изображения которой Бриджит постоянно натыкалась в этом дворце.
   Не спрашивая разрешения, забыв о своей всегдашней любезности, Сакра сунул фигурку орла ей в руку и развернул Бриджит лицом к зеркалу:
   - Зеркало видело, что здесь произошло. Может, и ты увидишь.
   Бриджит не обиделась на такое фамильярное обращение и не стала протестовать, ссылаясь на недостаток умения. Надо попробовать. Она обязана попробовать, иначе могут сбыться самые страшные видения. Если не найти Жар-птицу, сгореть может весь мир.
   Сжав орла в руке так, что его резные крылья больно врезались в ладонь, Бриджит зажмурила правый глаз, а левым напряженно вгляделась в полированное серебро. Сакра встал позади, взял ее за плечи и начал петь - настойчиво, мощно и быстро.
   "Покажи мне, - мысленно приказала Бриджит, испустив долгий, глубокий вздох, чтобы ее дыхание сплелось с песнью Сакры. Однажды ей удалось сплети колдовство из воздуха и дыхания, удастся и теперь. - Покажи!"
   И Бриджит увидела.
   Она увидела, как Медеан берет в руки серебряный посох и методично разбивает прекрасную Модель. Как императрица, по-прежнему прямая и решительная, выбирает необходимые инструменты и увязывает их в узел. Как она открывает потайную дверь и спускается к Жар-птице, чтобы унести ее...
   "Куда? - безмолвно спросила Бриджит. - Куда?"
   И она увидела - то ли внутренним взором, то ли наяву - укрытую белым покровом землю и темнеющую полоску деревьев. А еще - башню из бурого песчаника.
   - НЕТ!!!
   Крик оборвал видение, и ничего не осталось, кроме серебряного зеркала и Сакры, который повернул Бриджит лицом к себе и тряс за плечи:
   - Что? Что ты видела!
   Но Бриджит не могла вымолвить ни слова. Она в ярости запустила бронзовым орлом в стену, и изящные шкатулки со стуком посыпались на пол.
   - Говори же! - прорычал Сакра.
   - Песчаный остров, - выдохнула Бриджит. - Она в моем доме. На маяке, вместе с Жар-птицей.
   От изумления Сакра отпустил ее плечи:
   - Но зачем?!
   - Да какая разница! - вскричала Бриджит, не дожидаясь новых вопросов. Она взяла с собой эту...
   Вихрь образов пронесся в ее голове, и Бриджит обессиленно пошатнулась.
   - Боже всемогущий, Сакра, пойми же, там люди! Они погибнут!
   - Я все понял, Бриджит, - спокойно сказал Сакра и поднял руки, чтобы остановить поток взволнованных слов. - Мы найдем их прежде, чем они успеют причинить вред твоему народу. Мы сейчас же отправимся туда.
   - Нет, - прохрипел чей-то голос за дверью. Бриджит не раздумывая схватила серебряный посох и выбежала из комнаты. В кабинете, на ручке кресла, восседал сморщенный человечек в накидке из черных перьев, ниспадающей с плеч, словно крылья.
   Бриджит размахнулась, приготовившись раскроить оборотню голову.
   - Нет, Бриджит! - Сакра выхватил у нее посох. - Не надо.
   Бриджит опустила дрожащие руки. Оборотень не шелохнулся. Он только заморгал, словно был слегка удивлен таким приветствием.
   - Ах, да, - тихо сказала Бриджит, чувствуя, как от неприятных воспоминаний сжимаются внутренности. - Я и забыла, что это твои слуги...
   - Они не мои, и не слуги. - Сакра поставил посох у стола. - Просто у меня с ними были кое-какие дела.
   Он отодвинул Бриджит в сторону и встал перед человечком, который, похоже, чувствовал себя вполне комфортно на этом своеобразном насесте. Прижав ладони к лицу, Сакра поклонился:
   - Сударь, - сказал он. Карлик кивнул.
   На этом обмен любезностями закончился, Сакра выпрямился и спросил без обиняков:
   - Как вы сюда попали? Ведь дворец защищен!
   Мантия из перьев слегка колыхнулась - наверное, от сквозняка.
   - Ты дал мне обещание, - неторопливо начал карлик. - Более того, я спас тебе жизнь, так что ты вдвойне у меня в долгу.