Зевако Мишель. Капитан

   – Пьеса этого господина достойна того, чтобы ее сыграть, – объявил Тюрлюпен.
   – Значит, сыграем! – дружно воскликнули актеры. – Когда будет представление?
   – Сейчас! – ответил Капестан.
   – Ого! Даже не будем разучивать роли? – удивились комедианты.
   – Сыграем экспромтом, – решил Тюрлюпен.
   – Но где мы возьмем публику? – недоумевали актеры.
   Шевалье поднял свою кружку. После того, как все чокнулись, он произнес тост:
   – За ваше здоровье, за вашу славу, господа! Вы говорили о публике? У вас будет такая прекрасная публика, о какой вы никогда и не мечтали! На ваш триумф будут взирать миллионы глаз!
   – Но где мы найдем такой большой зал? – робко спросил Толстый Гийом.
   – Он уже найден, – ответил Капестан. – Нашим залом будет весь Париж! И помните, господа: среди зрителей будет присутствовать одна достойная дама!
   – Дама! – оживился Готье-Гаргий. – И что же это за дама?
   – Ее имя – История! – воскликнул шевалье. Через несколько минут Капестан, поручив Фан-Лэра заботам трактирщика, вел трех комедиантов к развалинам «Великого Генриха». Там их встретил Коголен. При виде актеров он скорчил недовольную гримасу. «Может, они хотят, чтобы им перепало несколько монет из выигрыша господина шевалье?!» – сердито подумал верный оруженосец.
   – Идите за мной! – скомандовал Капестан. – Коголен, ступай вперед и освещай нам дорогу.
   С этими словами шевалье достал из кармана ключ и спустился в подвал.
   «Отлично. – промелькнуло в голове у Коголена, – вот где мы спрячем наши сокровища.»
   Капестан открыл дверь одного из погребов. Подвал был забит старыми плащами, аркебузами, алебардами – словом, вещами, по которым можно сразу узнать королевских гвардейцев. Это было именно то необходимое, что герцог де Роган приготовил для пятидесяти дворян, которые должны были сопровождать Конде до Лувра той ночью, когда наш искатель приключений привел принца к королевскому кабинету.
   – Одеваемся, господа, – произнес Капестан, – а то публика уже нервничает!
   Через несколько минут Тюрлюпен, Готье-Гаргий, Толстый Гийом и оторопевший Коголен превратились в гвардейцев Капестан облачился в костюм офицера. На левом плече каждого из новоявленных швейцарцев лежала аркебуза, а в. правой руке каждый сжимал алебарду. Шевалье запер дверь погреба, и все пятеро поднялись наверх. Здесь по знаку своего хозяина Коголен открыл дверь комнаты, в которой находится герцог де Гиз…
   Заглянув в коморку, Капестан увидел герцога. Гиз был бледен как смерть, Этот человек мечтал о том, что будет править королевством, и вдруг… Шевалье все прочел во взгляде Гиза.
   Казалось, герцог вовсе не удивился, увидев Капестана в костюме офицера швейцарской гвардии. Гиз покорно встал между мнимыми швейцарцами, и все шестеро вышли на улицу.
   В Париже стояла глухая ночь. Город тонул во мраке. Вдруг перед Капестаном выросла чья-то темная фигура.
   – Кто идет? – прокричал зычный голос. Шевалье поднял глаза и вздрогнул. Перед ним чернела громада Бастилии.
   – Слуга короля! – ответил молодой человек. Послышался шум шагов. Это приближался офицер.
   – Кого вы ведете? – спросил он.
   – Пленника Его Величества! – отозвался искатель приключений.
   Заскрежетали цепи, и подъемный мост опустился.
   – Идемте, монсеньор, – прошептал Капестан Гизу на ухо. – Заключите с королем мир и позвольте ему спокойно царствовать.
   Процессию ввели в тесное помещение, где обычно совершались всякие формальности. Офицера, несшего вахту у главных ворот, разобрало любопытство. Ему захотелось узнать, что же это за арестант, которого доставили в крепость с такими предосторожностями. Он осветил фонарем лицо пленника… Затем побледневший офицер повернулся к Капестану и прошептал:
   – О, я понимаю! Как прекрасно, что король решился!..
   С этими словами офицер бросился искать коменданта. Комедианты и Коголен остались мерзнуть во дворе. В тесной каморке сидели лишь клевавший носом шевалье, мрачный Гиз и трое надзирателей. Вскоре появился запыхавшийся господин де Невиль.
   Он поклонился герцогу, затем подбежал к Капестану и простонал:
   – Просто ужасно, что король решился на такое! Шевалье равнодушно пожал плечами, давая понять, что его это совершенно не касается.
   – Где вы его арестовали, сударь? – взволнованно спросил де Невиль.
   – На улице, – коротко ответил Капестан.
   – Как? Вам и трем швейцарцам удалось схватить герцога?! – прошептал потрясенный комендант.
   – А вы считаете, что для того, чтобы выполнить одно простое распоряжение, нужна целая рота? – вскинул брови шевалье.
   – Приказ у вас с собой, не так ли? – мрачно осведомился де Невиль.
   – Вот он! – сказал шевалье и вытащил из кармана сложенный вчетверо лист пергамента.
   В жизни Капестана было много ужасных минут. Но это мгновение стало одним из самых мучительных.
   Шевалье протянул коменданту Бастилии тот самый приказ, который король написал под диктовку Ришелье. Это был приказ, по которому де Невиль должен был освободить Лаффема и заточить в крепость Сен-Мара, приказ, отобранный Капестаном у раненого Шемана.
   Если король успел изменить свое решение и де Невиль знает об этом, то сейчас в камере окажется не Гиз, а сам Капестан. Сердце нашего искателя приключений готово было выскочить из груди.
   – Почерк короля! – прошептал де Невиль. Он медленно прочел приказ еще раз.
   – Так, передать подателю письма указанного заключенного… Хорошо! – проговорил наконец комендант.
   Он подозвал офицера и что-то прошептал ему на ухо.
   Затем де Невиль приблизился к Гизу и с поклоном произнес:
   – Прошу вас, монсеньор, следуйте за этими людьми.
   Капестан облегченно вздохнул. В комнату вошли восемь вооруженных стражников и увели герцога де Гиза.
   Как только дверь за ними захлопнулась, шевалье бросился во двор, чтобы отдышаться.
   – А запись в книге?.. – спросил комендант, догоняя Капестана.
   – Молчите, сударь! – вскричал шевалье. – Никаких записей! И если вы узнали заключенного, советую вам поскорее забыть его имя.
   – Этот человек мне неизвестен, – пролепетал испуганный тюремщик.
   – Вот и отлично. Это – государственная тайна, понимаете? – понизил голос шевалье.
   Де Невиль подошел к Капестану совсем близко.
   – Да, в приказе сказано о тайне, – согласился он. – Но там ничего не говорится о том, как я дол жен обращаться с заключенным. Завтра я выясню это в Лувре.
   – Обращайтесь с ним, как с принцем крови, – усмехнувшись, посоветовал шевалье.
   – Думаю, что это правильно, – кивнул комендант. – Но этот документ еще и предписывает мне передать вам заключенного, имени которого я не знаю.
   – И я не знаю – и не должен знать! – воскликнул Капестан. – Король сказал мне только одно: вы приведете ко мне заключенного, которого содержат в камере номер четырнадцать Казначейской башни.
   – О! – хлопнул себя по лбу де Невиль. – Понимаю! Оставайтесь здесь. Сейчас его сюда доставят, однако советую вам не спускать с него глаз.
   – Будьте спокойны! – свирепо ухмыльнулся молодой человек.
   – Хотите, я дам вам дюжину своих людей? – предложил тюремщик.
   – Да нет же, черт побери! Мне вполне достаточно моих четырех швейцарцев, – надменно заявил шевалье.
   Комендант уже сделал несколько шагов, но вдруг остановился.
   – Вы, наверное, поступили в гвардию совсем недавно? – спросил он. – Я не имел чести видеть вас раньше среди офицеров Лувра.
   – Действительно, я – новичок. Но это не мешает мне быть преданным слугой Его Величества! – гордо проговорил Капестан.
   – Мои поздравления, господин… господин?.. – вопросительно взглянул на собеседника де Невиль.
   – Адемар де Тремазан, шевалье де Капестан! – представился молодой человек.
   Десятью минутами позже де Невиль и офицер привели заключенного из камеры номер четырнадцать Казначейской башни, предварительно удалив со двора стражу и надзирателей. Таинственный узник был передан четырем швейцарцам – то есть Коголену, Тюрлюпену, Толстому Гийому и Готье-Гаргию, и маленький отряд промаршировал по подъемному мосту, который тут же со скрежетом вернулся в вертикальное положение.
   – Стой! – скомандовал Капестан, как только мрачная крепость скрылась из вида.
   Он подошел к узнику. Было очень темно, и шевалье даже не мог разглядеть его лица. Вдруг таинственный заключенный рассмеялся и хлопнул Капестана по плечу.
   – Сударь, – произнес обитатель камеры номер четырнадцать, – знаете, чем я занимался, когда за мной пришли, чтобы передать меня в ваши руки?
   – Нет, монсеньор, – ответил Капестан.
   – Так вот, я точил этот кусок железа! – заявил узник.
   И действительно, в его руках что-то блеснуло.
   – Я сделал из него кинжал, – продолжал заключенный. – И как вы думаете, зачем?
   – Не знаю, монсеньор! – удивленно проговорил шевалье.
   – Я собирался убить себя, – спокойно сообщил узник.
   – Убить себя! – воскликнул потрясенный Капестан.
   – Да! – решительно кивнул заключенный. – Господин офицер, вы дворянин? Я прошу вас, умоляю! – вскричал он. – Вы должны знать, что хочет от меня король. Отправят ли меня обратно в Бастилию?! Вы не хотите отвечать? – простонал таинственный арестант. – Что ж! Вам придется доложить вашему королю, что вы доставили в Лувр не человека, а труп!
   И узник попытался вонзить кинжал себе в грудь, но Капестан успел схватить заключенного за руку.
   – Монсеньор, вы свободны, – глухо произнес молодой человек.
   Узник вскрикнул, словно от резкой боли, и прохрипел:
   – Вы сошли с ума, сударь. Что вы говорите?
   – Эй, вы, отойдите! – распорядился шевалье. Мнимые гвардейцы удалились.
   – Свободен! – повторил узник. – Может, все это – сон?
   – Прощайте, монсеньор! – с поклоном сказал Капестан. – Вы вольны, как ветер! Но прошу вас: не злоупотребляйте вашей свободой! Не забывайте о том, что наш король Людовик еще молод и неопытен. Шевалье де Капестану позволено дать вам такой совет. Прощайте!
   И шевалье ушел, оставив потрясенного узника посреди улицы.
   – Бедный Конде! – пробормотал молодой чело век. – Как он сдал в своей камере номер четырнадцать! Ну, ребята, а теперь пойдем обратно. Вас ждет королевский ужин: мы должны отпраздновать триумф пьесы, которую мы только что имели честь сыграть!
   Четверо швейцарцев окончательно пришли в себя только при виде роскошного стола.
   – За автора пьесы! – воскликнул Тюрлюпен, наполняя первый стакан.
   Читатель, конечно, давно понял, что таинственным узником был вовсе не принц Конде. Итак, спасенный из тюрьмы человек еще минут пять стоял на улице. Голова его кружилась. Он все время повторял одно и то же слово.
   – Свободен! Свободен!
   Понемногу к нему вернулись силы. И только тогда он заметил, что его спаситель исчез. Оглядевшись, бывший узник пошел, вернее побежал по улице Барре.
   «Сначала – моя дочь! – думал он. – Я должен увидеть мою Жизель!»
   В эту минуту Карл Ангулемский не помнил ни о ком и ни о чем, кроме своей дочери. Он забыл даже имя того, кто вырвал его из рук тюремщиков. Наконец герцог увидел перед собой дверь того самого дома, где он надеялся встретить Жизель. Карл Ангулемский остановился и заплакал.

Глава 19

   Рассказывая о событиях, случившихся на следующий день, мы должны начать с того, что произошло вечером на постоялом дворе «Славная встреча». Весь этот день Капестан бродил по Парижу: он хотел узнать, что творится в городе.
   Вечером шевалье вернулся в гостиницу усталый и мрачный. Он был недоволен собой, Конде, королем, Жизелью, всем на свете. Это свидетельствовало о том, что Капестан не знал, кого винить в постигшем его разочаровании: где заслуженное вознаграждение, где благодарность великих мира сего, где почести и слава?!
   Не раздеваясь, шевалье бросился на кровать и погрузился в более или менее печальные размышления. Так он пролежал около часа. Через час молодой человек вскочил на ноги.
   – Ба! – вскричал он. – Я понял, чего мне не хватает: бутылки хорошего сомюрского. Коголен! – заорал шевалье. – Уже девять часов, а я не ужинал!
   Появился Коголен и, ни слова не говоря, принялся накрывать на стол. Удивленный Капестан немедленно начал браниться.
   – Так, в чем дело? – накинулся он на своего оруженосца. – Почему у тебя такая мрачная физиономия? Ну-ка смейся, болван!
   – Вы, господин шевалье, приказываете мне смеяться, а мне вот больше хочется плакать, – уныло проговорил Коголен.
   – Глядя на твою рожу, я и сам сейчас разрыдаюсь! – поморщился Капестан. – Что это ты вздумал плакать, Коголен? Твоя любовница тебе изменила?
   – Ах, господин шевалье, прошу вас, называйте меня Незадачей! – вздохнул верный оруженосец. – Коголена больше не существует! Сказать по правде, я надеялся, что сегодня вечером вы откажетесь от ужина.
   – И почему же я должен поститься? – поинтересовался Капестан.
   – Потому что это спасло бы наше последнее экю! – горько произнес Коголен.
   – Черт! – выругался шевалье. – Неужели это правда?
   – Это представление, в котором я ничего не понял, лишило нас последних денег… Вчерашний пир обошелся в одиннадцать пистолей! – сообщил Коголен, укоризненно глядя на Капестана. – Ах, господин шевалье, пора бы нам разбогатеть!
   – Я подумаю об этом, – спокойно заверил своего оруженосца молодой человек. – Буду размышлять всю ночь…
   И через двадцать минут шевалье уже спал сном праведника, чего нельзя было сказать о Коголене, который, вернувшись в свою комнатенку, высыпал на стол содержимое кошелька и удовлетворенно захихикал.
   – Пять пистолей! – прошептал верный оруженосец. – Последние пять пистолей! Бедные вы мои, я, конечно, плохо сделал, что спас вас, но зато теперь вы лежите здесь в целости и сохранности. Пистоли, друзья мои, вы достанетесь колдуну с моста Менял, а чертов карлик взамен научит нас, как постоянно выигрывать деньги в карты и в кости!
   Таков был план Коголена. Он засунул пистоли в карман, выскользнул на улицу так, что никто из обитателей постоялого двора этого не заметил, и быстро направился к Ситэ. Скоро Коголен был уже у двери дома, в котором жил Лоренцо.
 
   Теперь мы вернемся к началу этого дня и заглянем в особняк Кончини. Ворота этого дома закрыты и даже забаррикадированы. Во дворе находятся шестьдесят аркебузиров: три взвода по двадцать человек. На лестницах, в передних, в комнатах, соседствующих с покоями маршала – везде расхаживают вооруженные люди, группами по пять-шесть человек. Ими командует Ринальдо, которому помогает Лувиньяк, единственный лейтенант, оставшийся в его распоряжении: Понтрай, Базорж, Монреваль и Шалабр мертвы…
   Даже слуги сняли свои роскошные ливреи, облачились в кожаные плащи, взяли в руки оружие и заняли стратегические позиции.
   В комнате, которую мы уже имели случай описать, находилась Леонора Галигаи. Она стояла у окна и смотрела на безлюдную улицу. Однако Леонора ничего не, видела: она глубоко задумалась. Женщина прикидывала, строила предположения, взвешивала шансы Гиза… Если герцог одержит победу, с маршалом д'Анкром будет покончено.
   Она надеялась на вмешательство каких-нибудь таинственных сил, благодаря которым этот герцог в один прекрасный день просто исчезнет. Растворится без следа! О, если бы это было возможно! Если бы Гиз и правда пропал! Это стало бы триумфом Кончино! Но Леонора не только мечтала, но и действовала. Она уже все устроила. Наняла двести дворян, получивших немного золота и много обещаний. Заручилась поддержкой десяти гвардейских офицеров, несших службу в Лувре. Теперь стоит Леоноре лишь щелкнуть пальцами, и Людовик Тринадцатый будет, как пылинка, сметен с пути Кончино. Маршала д'Анкра ждет королевский трон!..
   Леонора обернулась и оцепенела: она была в комнате не одна! Какой-то мужчина упал перед ней на колени! Женщина хищно улыбнулась.
   – Бельфегор! – прошептала она. Наконец-то! Сейчас Леонора узнает, что стало с Жизелью и Капестаном. Галигаи медленно приблизилась к нубийцу.
   – Встань! – приказала она.
   Бельфегор повиновался. Леонора внимательно посмотрела на него. Нубиец похудел. Вид его внушал жалость. Бельфегор опустил голову и на удивление спокойно произнес:
   – Госпожа моя, после того, что я сделал, я думал, что никогда больше не вернусь к вам. Не потому, что я боялся: смерть была бы для меня избавлением… Но я узнал, что вас хотят убить. Тогда через потайную дверь я проник сюда. Раз уж мне все равно суждено погибнуть, я хочу принять смерть, защищая вас…
   На Леонору этот монолог преданного пса не произвел особого впечатления: Бельфегор принадлежал ей, так почему же ее должно было удивить его желание отдать за нее жизнь? Женщину сейчас интересовало совсем другое…
   – Что ты сделал с мужчиной и девушкой? – резко спросила она.
   – Я освободил их, – ответил Бельфегор.
   На этот раз Леоноре не удалось сохранить спокойствия.
   – Ты освободил их! – воскликнула она. – И почему же?
   – Мне приказал это сделать какой-то голос, – тихо проговорил нубиец.
   – Голос? – вздрогнула Леонора. – Голос! – пробормотала она в задумчивости.
   «Может быть, это тот самый голос, который часто слышит Лоренцо? – подумала Галигаи. – Голос высших сил?»
   – Итак, ты повиновался приказу какого-то голоса, Бельфегор? – пристально взглянула Леонора на нубийца.
   – Да, моя госпожа! – скорбно вздохнул тот. – Даже если вы велите приковать меня к железной плите и опустить в колодец, я буду повторять вам то же самое…
   Леонора погрузилась в размышления. Она не сомневалась в том, что нубиец не лжет. Мысль о том, что Бельфегор может ее предать, даже не приходила ей в голову… Наконец, словно очнувшись от тяжелого сна, женщина провела рукой по лицу и прошептала:
   – Лоренцо! Звезды, как всегда, сказали тебе правду…
   В этот миг Бельфегор проговорил:
   – Но я могу сообщить вам, что стало с мужчиной и девушкой, которые должны были умереть.
   Побледневшая Леонора вскрикнула от неожиданности.
   – Говори! – выдохнула она. – И я прощу тебе все! Я озолочу тебя!
   – Мне не нужно богатства, – покачал головой нубиец. – Но я рад, что вы меня прощаете. Голос велел освободить их – и все. Больше он мне ничего не приказывал… Так что слушайте. Девушку вы найдете на постоялом дворе «Сорока-воровка» в Медоне.
   Вдруг раздался какой-то слабый шорох. Бельфегор насторожился. Однако Леонора, по всей видимости, ничего не слышала. Нубиец с беспокойством взглянул на дверь.
   – А мужчина? – нетерпеливо спросила Галигаи. Понизив голос, Бельфегор ответил:
   – Однажды я встретил его на Ломбардской улице и пошел за ним. Он живет на улице Вожирар, на постоялом дворе «Славная встреча».
   Леонора закрыла лицо руками.
   – Хорошо, – холодно произнесла она через минуту. – Я не буду выпытывать у тебя, Бельфегор, чьему приказу ты повиновался и что происходило в подземельях особняка: сейчас не время… Ты сказал, что меня собираются убить…
   Нубиец хотел было что-то сказать, но Леонора ему не позволила:
   – Да, да, я знаю, – вновь заговорила она. – Ты готов умереть за меня. Отлично! Бельфегор, возьми какой-нибудь хороший кинжал. В твоей руке – это грозное оружие. Ты будешь ждать меня у дверей комнаты монсеньора. Ты будешь следовать за мной, куда бы я ни направилась. И если я словом или знаком укажу тебе на какого-нибудь человека, убей его!
   Леонора и нубиец вышли в зал. Там женщина остановилась: какой-то карлик, казалось, внимательно рассматривал картину, висевшую на стене.
   – Лоренцо! – вздрогнула Галигаи.
   В душу ей закралось подозрение. Леонору удивило не присутствие Лоренцо в особняке маршала д'Анкра – карлик часто бывал здесь – а кое-что другое. Лоренцо обернулся. Он подошел к Леоноре и, поклонившись, промолвил:
   – Мадам, я подумал, что в такой день мои советы могут быть вам полезны. И вот я в вашем доме.
   Женщина содрогнулась: никогда еще она не видела карлика таким бледным! Что произошло?
   – Спасибо, мой добрый Лоренцо, – с трудом произнесла Леонора. – Ты меня не покинешь, я знаю. Я собираюсь в Лувр: мне нужно быть подле королевы. Ты пойдешь туда вместе со мной.
   – Я полностью в распоряжении вашей милости, – вновь поклонился карлик.
   – Прекрасно! Я отблагодарю тебя за твою преданность, Лоренцо!
   И тут же Леонора шепнула на ухо Бельфегору:
   – Если этот уродец попытается ускользнуть – пусть даже на минуту – заколи его!
   Вслух же Галигаи распорядилась:
   – Подождите меня оба у покоев маршала.
   Маршал д'Анкр сидел в кресле. Услышав, что открывается дверь в его комнату, он вздрогнул. Кончини всерьез опасался, как бы этот день не стал последним в его жизни. Но было кое-что такое, чего он страшился даже больше смерти. Он боялся умереть, не отомстив Капестану и не увидев еще раз Жизель!
   Две страсти – ненависть и любовь – измучили этого человека. О своей любви и о своей ненависти он и размышлял в тот момент, когда в комнату вошла Леонора.
   – Что! Что случилось? Кто здесь? – завопил Кончини, хватаясь за кинжал. – А, это вы, Леонора, – облегченно вздохнул он, увидев Галигаи.
   – Да, мой Кончино, – нежно отозвалась та. – Ну, чего ты боишься? Ведь я с тобой!
   Кончини с ненавистью посмотрел на эту женщину. На ее любовь, нежность и верность он отвечал лишь презрением.
   – Да, конечно, ты со мной, – проворчал маршал, – словно злой дух, приносящий несчастье… О чем ты явилась сообщить мне на этот раз? Когда ты приходишь ко мне, я всегда жду беды. Ты и горе неразлучны, в этом я давно убедился. Зачем ты притащилась сюда? Мы же договорились, что будем видеться только на людях.
   Кончини встал и принялся мерить комнату большими шагами.
   – Что тебе от меня надо? – резко спросил он.
   – Кончино, нужно идти в Лувр! – настойчиво проговорила Леонора.
   Маршал пожал плечами и криво усмехнулся:
   – Идти через это пекло? Вы что, ничего не понимаете? Все ополчились на меня! – истерически закричал он.
   – Нет, Кончино, ни на тебя, ни на короля, – успокаивающе произнесла женщина. – Этот мятеж – не против, а за… Они выступают за герцога де Гиза.
   Гиз должен прибыть в Лувр, чтобы изложить королю свои требования. Кончино, если он все-таки осмелится явиться во дворец, нужно сделать так, чтобы живым он оттуда не вышел.
   – Что?! – взревел Кончини. – Да с ним там будет тысяча человек!
   – Многие из них преданы мне! Половина поможет тебе убить его! – принялась горячо убеждать маршала Леонора.
   Яростно тряхнув головой, д'Анкр сказал:
   – Ладно! Предположим, что сегодня, вся знать нас поддержит – хотя бы для того, чтобы расправиться с нами завтра. Неужели ты не понимаешь, что подкупить надо было весь Париж? – вновь закричал он. – Нет, Леонора! Грозу купить невозможно. Взбунтовавшийся народ – тоже. Послушай, как ревет на улице толпа! Правда, это похоже на раскаты грома?
   – Правда, – ответила Галигаи. – И если сверкнет молния, то она поразит тебя скорее здесь, чем там. В Лувр, Кончино, в Лувр! – воскликнула женщина. – Здесь тебя защищают лишь стены и несколько аркебуз. А в Лувре ты окажешься под сенью трона!
   – Хорошо! – сказал он наконец. – Идем в Лувр: сейчас распоряжусь, чтобы Ринальдо обеспечил нам охрану.
   – Сколько бы человек нас не охраняло, они ничем не смогут нам помочь, – спокойно проговорила Леонора. – Буря рассеет любой отряд, словно ворох сухих листьев. Карету нашу наверняка опрокинут и сломают, так что пойдем пешком. Мы вы скользнем из особняка одни. Ринальдо присоединятся к нам позже. Смелее, Кончино! – подбодрила маршала женщина. – Верь той, которая всю свою жизнь отдает тебе и будет это делать до тех пор, пока не остановится ее сердце…
   И, взяв Кончини за руку, Леонора вывела его из дома.
   Как только маршал д'Анкр прибыл в Лувр, собрался совет, на котором присутствовали королева-мать, епископ Люсонский, Витри, капитан гвардейцев и Орнано. Говорили, что герцог де Гиз собирается явиться к королю в полдень. Витри предложил помешать герцогу проникнуть во дворец. Кончини предложил отправить в особняк Гиза посла, чтобы узнать, какие условия выдвигает герцог, а затем заключить с ним почетный мир. Орнано предложил позволить герцогу войти в Лувр, а потом поступить с ним так же, как поступили когда-то с его отцом, Меченым, в замке Блуа^[19].
   Старый солдат считал, что ситуация сейчас точно такая же, как тогда… Король спокойно выслушивал всех, воздерживаясь от комментариев.
   – А что посоветуете вы, господин епископ? – наконец спросил Людовик.
   – Сир, – твердо и уверенно проговорил Ришелье, – Ваше Величество не может сейчас покинуть Лувр. Король, который оставил свой трон, уже не король…
   Людовик Тринадцатый кивнул и прошептал:
   – Возможно, меня убьют. Но на моем троне!
   – Мы также не в силах помешать господину де Гизу проникнуть в Лувр, – продолжал Ришелье. – За герцогом стоят сто тысяч парижан… И вместо того, чтобы войти сюда, как подобает подданному, Гиз ворвется во дворец как победитель. Отправить посла в особняк герцога мы тоже не можем. Это будет доказательством нашего страха и бессилия. Ваше Величество, вы – монарх и не должны идти на поводу у мятежников, место которым на виселице. Разумеется, вы примете то решение, которое вам по душе, сир… Но если бы я был на вашем месте, я бы позволил герцогу беспрепятственно проникнуть в Лувр, однако ни в коем случае не стал бы убивать Гиза во дворце. Одна пролитая кровь неминуемо влечет за собой другую… Итак, я впустил бы сюда сына Меченого. Я выслушал бы его требования, а в ответ сказал бы, что хочу пригласить в Париж представителей всех сословий, чтобы узнать об их чаяниях… Ваше Величество может не сомневаться, что указа о созыве Генеральных Штатов было бы достаточно, чтобы народ успокоился. Что же касается знати…