Страница:
Джейн:Неужели он так вот сразу и решил?
Эриксон:А разве тебе в жизни не приходится так вот сразу решать?
Зигфрид:Пару раз.
Эриксон:Пару раз? Да уйму раз!
Ты так же, не думая, встаешь, переходишь улицу. Тебе и в голову не приходило задуматься, как ты переходишь улицу, как идешь по прямой, как останавливаешься, чтобы взглянуть туда-сюда. Идешь себе автоматически.
Мои студенты часто задают вопрос об автоматическом письме под гипнозом. Всем вам приходилось писать автоматически. Я в этом уверен, хоть и мало всех вас знаю. Вот тебе, например, я могу сказать, что и тебе пришлось писать автоматически. (Эриксон смотрит на Джейн.)И ты со мной согласишься.
В январе прошлого года ты написала «1978 год». Каждый январь мы автоматически пишем цифры прошедшего года. И делаем это чисто автоматически. Каждый январь я получаю множество чеков, датированных прошедшим годом.
А бывает так, что после беседы со студентом или задумавшись о нем, я надписываю ему автограф в книгу и ставлю дату «1953», а другому «1967». Потому что во время беседы запомнились именно эти даты. Надписывая книгу, я поставил эту дату, потому что я думал о человеке, а думая о нем, я вспомнил год, который был для него особенно важным.
Массу вещей мы делаем автоматически. Надо сказать, что некоторым автоматическое письмо дается сразу. Другие считают, что этому нужно учиться. Этим я советую приложить карандаш к бумаге и смотреть, как начнет двигаться рука. Движение будет вверх, вниз и волнистое. Очень скоро рука начнет подниматься и дело закончится левитацией. Многие убеждены, что автоматическому письму нужно учиться точно так же, как и обычному правописанию. Вот и демонстрируют свое убеждение.
Многие невротические состояния возникают оттого, что люди чувствуют себя неприспособленными, неспособными. А пытались ли они определить на деле, на что они способны?
Думаю, каждому из вас следует попробовать вызвать свой первый транс. Вас будут одолевать сомнения: «Правильно ли я все делаю? Правильно ли мой подопечный реагирует? Что делать дальше?»
Давайте возьмем кого-нибудь совсем мне незнакомого. (Эриксон смотрит на одну из женщин и обращается к Зигфриду.)Поменяйся-ка с ней местами. (Эриксон смотрит вниз и спрашивает.)Вы когда-нибудь были в трансе?
Женщина:Да, вы вводили меня. (Трогает Эриксона за плечо.) Эриксон:Тогда выберите, кого я никогда не вводил в транс. Женщина:Бонни подойдет. (Бонни– врач из Феникса.)
Эриксон (Женщине):Поменяйтесь с ней местами. (Бонни садится.)Во-первых, заметьте, что я не просил ее сесть в это кресло. (Эриксон указывает на кресло. Бонни утвердительно кивает.)Я просто сказал ей сесть в то кресло. Ты уже здесь, а я ведь не говорил тебе подойти сюда, говорил?
Бонни:Нет.
Эриксон:Ты в трансе? (Бонни улыбается.)В трансе?
Бонни:Мне кажется, в легком. (Утвердительно кивает.)Я очень спокойна и расслаблена. (Еще раз утвердительно кивает.)
Эриксон:Скажи, что ты в трансе. (Бонни утвердительно кивает.)Какой покладистый человечек. (Эриксон поднимает ее правую руку, и она каталептически застывает.)Сегодня ты увидела меня в первый раз, верно?
Бонни:Ага.
Эриксон:А ты всегда позволяешь незнакомым мужчинам брать тебя за руку и подвешивать ее между небом и землей?
Бонни:Нет. (Улыбается.)
Эриксон:А как же я? (Эриксон смеется.)Как ты думаешь, у тебя глаза скоро закроются?
Бонни (Моргает):Думаю, сейчас закрою.
Эриксон:Давай. Ты также войдешь в транс… чувствуешь себя очень удобно.
Входишь в очень глубокий транс… (Бонни опускает руку)…входишь легко. И чем тебе удобнее, тем глубже будет транс. Ты там не будешь одна. И другие тоже войдут в транс.
А все остальные, оглянитесь вокруг. Посмотрите, как у многих из вас ограничилась присущая бодрствующему человеку подвижность. У них сократилась психомоторная активность. Обратите внимание на глаза. Они не мигают, в отличие от обычного состояния. А если и мигают… то по-другому.
(Эриксон обращается к Зигфриду.)Ты тоже с трудом держишь глаза открытыми. (Эриксон медленно и настойчиво кивает головой.)Почему бы тебе их сейчас не закрыть и больше не открывать. (Эриксон продолжает кивать.)Совсем закрываются, тебе очень хорошо. Очень удобно. (Зигфрид сидит с закрытыми глазами.)В трансе обучение идет, кстати, быстрее, чем в бодрствующем состоянии. Нельзя изучить свое бессознательное с помощью сознания.
Так вот, все, что я вам говорил, дойдет до вас в переводе на ваш собственный язык, в соответствии с вашим индивидуальным восприятием. А потом наступит время, когда к вам неожиданно придет внутреннее озарение, внезапное понимание, нежданная мысль, которая вам раньше никогда не приходила в голову. Это заработает ваше бессознательное, подпитывая ваше сознание уже известной вам информацией, о знании которой вы даже не догадывались. Потому что все мы учимся каждый на свой лад.
Джо осенило, когда Эди посмотрела на него и одним взглядом перевернула всю его жизнь, а Пита осенило, когда он обретался на заднем дворе. Он ведь даже не понимал, зачем он там сидит. (Бонни открывает глаза.)Ему было невдомек, как глубоко я постиг понятие тюремной чести, но как раз на этом он и попался. Но свое сознание он изменил сам, отказавшись от жизни, прожитой в разладе с обществом.
Я расскажу вам сейчас одну историю. Большая Луиза проработала вышибалой чуть ли не во всех забегаловках Провиденса в штате Род-Айленд. Это было в 1930 году. Рост у нее был под два метра и борцовская фигура. Так вот, в свободное от вышибания время у Луизы было незатейливое хобби. Она любила выходить на ночные прогулки и, если ей встречался одинокий полицейский, она так его отделывала, что бедняга приходил в себя только на больничной койке. Вот такое было у нее развлечение.
Наконец, терпение начальника полиции Провиденса лопнуло. До каких пор эта кувалда будет калечить полицейских! Он обратился в суд, и Луизу отправили в психушку как представляющую опасность для общества.
Луиза пробыла в больнице полгода, и ей там явно не понравилось. Она понимала, что она не помешанная, и не видела ничего плохого в своем простеньком хобби. Подумаешь, полицейского побила! Поэтому она стала выражать свое недовольство, регулярно подвергая разгрому больничную палату, что обходилось больнице в 500 долларов ежемесячно. Можно представить огорчение главного врача, поскольку бюджет больницы отнюдь не был рассчитан на буйный нрав Большой Луизы.
Как-то утром, когда мы беседовали с главврачом, он поведал мне о Большой Луизе. Я предложил свои услуги и спросил, какие ограничения потребуются от меня. «Да делайте с ней, что хотите, кроме убийства, конечно», – взмолился главврач.
Я отправился в палату (сам я работал тогда в мужской палате), представился Большой Луизе и сказал, что хотел бы, чтобы она села и, прежде чем начнет буйствовать, выслушала меня. На что она ответила: «Думаешь, тебе удастся меня удержать, когда это с трудом удается 20 санитарам?» «Нет, Луиза, я просто хочу поговорить с тобой 15 минут, а потом можешь делать, что угодно, никто не будет тебе препятствовать».
Дня через два ко мне пришла медсестра и сказала: «Большая Луиза хочет вас видеть». Луиза ходила взад-вперед вдоль своей кровати. «Садись, Луиза, и расскажи, в чем дело», – предложил я. «А ты не позовешь санитаров, чтобы они меня скрутили?» – спросила она. «Никто не собирается сюда врываться и связывать тебя. Вообще тебе никто не намерен мешать. Садись и расскажи мне о зиме в Новой Англии». Луиза села, глядя на меня с подозрением.
Минут через десять, незаметно для Луизы, я подал знак медсестре (Эриксон машет рукой).Сестра позвонила по телефону, и в палату ворвались около 20 студенток, будущих медсестер. Одна схватила стул и с гиканьем стала колотить окна, другие четверо с хохотом подлетели к столу и, ухватившись за ножки, стали отдирать их. Еще одна сорвала телефон со стены. Они прямо-таки вошли в раж и громили все подряд. Я им подсказывал, что еще уцелело, а они с хохотом исправляли огрехи.
Большая Луиза вскочила и крикнула: «Не надо, девчата! Не надо, девчонки! Прошу вас, хватит!» Но те, знай себе, продолжали крошить все вокруг. Луиза все просила их остановиться, потому что ей было неприятно наблюдать свое собственное поведение. С тех пор Луиза пальцем ни к чему не притронулась.
Прошло два месяца, Большая Луиза снова прислала за мной. «Доктор Эриксон, сил больше нет жить со всеми этими сумасшедшими бабами. Можно попросить для меня работу в больничной прачечной?» Попробовали ее отправить в прачечную, но она там тоже много чего попортила. В прачечную ее больше не пустили. «Хорошо, Луиза, я все-таки устрою тебя в прачечную», – пообещал я. Мы поговорили и прекрасно поняли друг друга. Луиза стала такой хорошей работницей, что вскоре ее назначили заведующей прачечной. Как пациентку ее выписали из больницы, но взяли как сотрудницу.
В штате больницы работал плотник, тоже под два метра ростом. Встретил он как-то Большую Луизу и не мог отвести от нее глаз. Вскоре они поженились. Насколько мне известно, вот уже 15 лет Луиза отлично справляется со своими делами в прачечной. У плотника тоже все в порядке. Правда, по воскресным дням Луиза с плотником позволяют себе побаловаться пивком и слегка повздорить по-семейному, иногда даже и подраться, но кроме них самих никто больше от их кулаков не страдает. А работники они отличные.
Не знаю, что такое случилось у Луизы в прошлом и сделало ее такой. Мне не хотелось, чтобы она заглядывала в свое прошлое. Она последовала советам, данным коринфянам Апостолом Павлом (12): «Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое».
Я дал Луизе возможность как следует вглядеться в свое детское поведение. И этого оказалось достаточно. Она увидела себя в поведении людей, которым такое поведение вовсе не присуще. Больше никакой терапии не понадобилось.
У меня создается такое впечатление, что учебники по терапии пытаются вдолбить в вас огромное множество понятий. В то время как вы должны черпать понятия из своих пациентов, а не из учебников. Потому что учебники пытаются вогнать вас в определенные рамки: делай только так и не иначе. Но на каждое правило есть исключение. Истинная психотерапия (Эриксон смотрит на Боши)исходит из того, что каждый пациент – уникальная и неповторимая индивидуальность.
Эриксон (Обращаясь к Бонни):Как тебе понравилось в трансе? Бонни:Отлично.
Эриксон:Я не будил тебя, потому что хотел кое-что проиллюстрировать. Ты оставалась в трансе столько времени, сколько тебе хотелось. Если нет цели, то зачем оставаться в трансе? Я сделал так, что дальнейшее пребывание в трансе стало для тебя бесцельным.
(Эриксон смотрит вниз.) Однажды я загипнотизировал ассистентку одного зубного врача из Сан-Франциско. Я велел ей просыпаться. По внешнему виду она выглядела вполне проснувшейся. Все так и подумали. Но она оставалась в трансе в течение следующих двух недель, круглосуточно.
Позднее, когда мне случилось побывать в Сан-Франциско, я снова ее встретил. К тому времени она уже проснулась. Я ей сказал: «А ведь ты тогда мне не подчинилась и не проснулась. Если это возможно, мне хотелось бы знать, почему ты не вышла из транса».
«Я буду только рада рассказать вам, – ответила она. – У меня тогда был роман с моим дантистом. Его жена не хотела давать развод. Так дальше тянуться не могло, либо он должен развестись, либо вернуться к жене. Когда я вошла в транс, то поняла, что в этом состоянии я смогу высказать ему все, что у меня на сердце. Но тут его жена пришла к выводу, что больше не хочет быть его женой и сама подала на развод, на собственных условиях. Вот когда мой дантист заявился ко мне с новостью, я решила что пора выходить из транса. Мы поженились. Его жена – счастлива, я – счастлива, и мой дантист – счастлив».
В другом случае, в Лос-Анжелесе, я ввел в состояние транса двух ассистенток зубного врача. Я заметил, что они не вышли из транса после моей команды, но внешне они выглядели нормально. Я понял, что у них была причина оставаться в трансе.
Две недели спустя я читал лекцию в том же заведении и заметил обеих ассистенток. Отозвав их в сторонку после лекции, я спросил: «А почему это вы, девушки, в трансе уже целых две недели?» «А мы проводим эксперимент, – отвечают. – Мы хотим выяснить, можем ли мы работать так же хорошо в трансе, как и в нормальном состоянии. Если вы считаете, что двух недель достаточно, то мы сейчас проснемся». Я им объяснил, что человек в трансе работает так же хорошо, как и в бодрствующем состоянии, а, возможно, и лучше – меньше отвлекается по сторонам.
Если бы мне пришлось с моим шофером преодолевать какой-нибудь опасный участок пути, я погрузил бы его в глубокий транс. Пусть он смотрит только на дорогу и не замечает девушку, у которой ветром задрало юбку. Пусть сосредоточится только на дорожных проблемах, не прислушивается к разговору пассажиров и не отвлекается на то, что за окном.
Одна из моих невесток два года маялась, как бы ей сдать кандидатские экзамены. Ей почему-то казалось, что она ни за что не сможет написать сочинение. Муж убеждал ее, что это проще простого. Но я ей сказал: «С какой стати моя невестка должна верить своему мужу? Он что, знает все на свете? С какой стати моей невестке верить своему свекру? Он тоже не все знает». Тогда она поняла, какие трудные экзамены ее ожидают.
Но она все-таки пришла ко мне за помощью. Я ей сказал: «Войди в транс и на время забудь о своих кандидатских экзаменах. Придет день, и ты войдешь в одну из аудиторий Аризонского университета. Ты увидишь там стопки напечатанных вопросников и тетрадок в синих обложках. Найди удобное место, не обращай внимания на окружающих и славно помечтай о том, как ты провела каникулы в Новой Англии, как путешествовала в Южную Каролину, вспомни и про другие поездки. Время от времени ты будешь обращать внимание на то, что твоя рука пишет, но пусть это тебя не интересует».
В тот день, когда невестка вернулась из университета, она абсолютно не запомнила, что была там. Две недели спустя, просматривая почту, она сказала мужу: «Здесь какое-то недоразумение. Пришло письмо из регистратуры университета, где сообщается, что я сдала кандидатские экзамены, а я их еще не сдавала». «Может, через пару дней тебе и диплом вышлют», – пошутил муж. «Какие глупости! Я же экзамены еще не сдавала». Пусть себе думает, что не сдавала, зато в регистратуре все точно знают.
Который сейчас час?
Кристина:Двадцать минут пятого.
Эриксон:Чем дольше работаешь над собой и чем мучительнее эта работа, тем добрее делается сердце. У нас сегодня новички. (Обращается к одной из женщин.)Веришь в лампу Алладина? (Общий смех. Обращается к другой.)А ты? (Эриксон забирает новичков с собой, чтобы показать свою коллекцию.)
ПЯТНИЦА
Эриксон:А разве тебе в жизни не приходится так вот сразу решать?
Зигфрид:Пару раз.
Эриксон:Пару раз? Да уйму раз!
Ты так же, не думая, встаешь, переходишь улицу. Тебе и в голову не приходило задуматься, как ты переходишь улицу, как идешь по прямой, как останавливаешься, чтобы взглянуть туда-сюда. Идешь себе автоматически.
Мои студенты часто задают вопрос об автоматическом письме под гипнозом. Всем вам приходилось писать автоматически. Я в этом уверен, хоть и мало всех вас знаю. Вот тебе, например, я могу сказать, что и тебе пришлось писать автоматически. (Эриксон смотрит на Джейн.)И ты со мной согласишься.
В январе прошлого года ты написала «1978 год». Каждый январь мы автоматически пишем цифры прошедшего года. И делаем это чисто автоматически. Каждый январь я получаю множество чеков, датированных прошедшим годом.
А бывает так, что после беседы со студентом или задумавшись о нем, я надписываю ему автограф в книгу и ставлю дату «1953», а другому «1967». Потому что во время беседы запомнились именно эти даты. Надписывая книгу, я поставил эту дату, потому что я думал о человеке, а думая о нем, я вспомнил год, который был для него особенно важным.
Массу вещей мы делаем автоматически. Надо сказать, что некоторым автоматическое письмо дается сразу. Другие считают, что этому нужно учиться. Этим я советую приложить карандаш к бумаге и смотреть, как начнет двигаться рука. Движение будет вверх, вниз и волнистое. Очень скоро рука начнет подниматься и дело закончится левитацией. Многие убеждены, что автоматическому письму нужно учиться точно так же, как и обычному правописанию. Вот и демонстрируют свое убеждение.
Многие невротические состояния возникают оттого, что люди чувствуют себя неприспособленными, неспособными. А пытались ли они определить на деле, на что они способны?
Думаю, каждому из вас следует попробовать вызвать свой первый транс. Вас будут одолевать сомнения: «Правильно ли я все делаю? Правильно ли мой подопечный реагирует? Что делать дальше?»
Давайте возьмем кого-нибудь совсем мне незнакомого. (Эриксон смотрит на одну из женщин и обращается к Зигфриду.)Поменяйся-ка с ней местами. (Эриксон смотрит вниз и спрашивает.)Вы когда-нибудь были в трансе?
Женщина:Да, вы вводили меня. (Трогает Эриксона за плечо.) Эриксон:Тогда выберите, кого я никогда не вводил в транс. Женщина:Бонни подойдет. (Бонни– врач из Феникса.)
Эриксон (Женщине):Поменяйтесь с ней местами. (Бонни садится.)Во-первых, заметьте, что я не просил ее сесть в это кресло. (Эриксон указывает на кресло. Бонни утвердительно кивает.)Я просто сказал ей сесть в то кресло. Ты уже здесь, а я ведь не говорил тебе подойти сюда, говорил?
Бонни:Нет.
Эриксон:Ты в трансе? (Бонни улыбается.)В трансе?
Бонни:Мне кажется, в легком. (Утвердительно кивает.)Я очень спокойна и расслаблена. (Еще раз утвердительно кивает.)
Эриксон:Скажи, что ты в трансе. (Бонни утвердительно кивает.)Какой покладистый человечек. (Эриксон поднимает ее правую руку, и она каталептически застывает.)Сегодня ты увидела меня в первый раз, верно?
Бонни:Ага.
Эриксон:А ты всегда позволяешь незнакомым мужчинам брать тебя за руку и подвешивать ее между небом и землей?
Бонни:Нет. (Улыбается.)
Эриксон:А как же я? (Эриксон смеется.)Как ты думаешь, у тебя глаза скоро закроются?
Бонни (Моргает):Думаю, сейчас закрою.
Эриксон:Давай. Ты также войдешь в транс… чувствуешь себя очень удобно.
Входишь в очень глубокий транс… (Бонни опускает руку)…входишь легко. И чем тебе удобнее, тем глубже будет транс. Ты там не будешь одна. И другие тоже войдут в транс.
А все остальные, оглянитесь вокруг. Посмотрите, как у многих из вас ограничилась присущая бодрствующему человеку подвижность. У них сократилась психомоторная активность. Обратите внимание на глаза. Они не мигают, в отличие от обычного состояния. А если и мигают… то по-другому.
(Эриксон обращается к Зигфриду.)Ты тоже с трудом держишь глаза открытыми. (Эриксон медленно и настойчиво кивает головой.)Почему бы тебе их сейчас не закрыть и больше не открывать. (Эриксон продолжает кивать.)Совсем закрываются, тебе очень хорошо. Очень удобно. (Зигфрид сидит с закрытыми глазами.)В трансе обучение идет, кстати, быстрее, чем в бодрствующем состоянии. Нельзя изучить свое бессознательное с помощью сознания.
Так вот, все, что я вам говорил, дойдет до вас в переводе на ваш собственный язык, в соответствии с вашим индивидуальным восприятием. А потом наступит время, когда к вам неожиданно придет внутреннее озарение, внезапное понимание, нежданная мысль, которая вам раньше никогда не приходила в голову. Это заработает ваше бессознательное, подпитывая ваше сознание уже известной вам информацией, о знании которой вы даже не догадывались. Потому что все мы учимся каждый на свой лад.
Джо осенило, когда Эди посмотрела на него и одним взглядом перевернула всю его жизнь, а Пита осенило, когда он обретался на заднем дворе. Он ведь даже не понимал, зачем он там сидит. (Бонни открывает глаза.)Ему было невдомек, как глубоко я постиг понятие тюремной чести, но как раз на этом он и попался. Но свое сознание он изменил сам, отказавшись от жизни, прожитой в разладе с обществом.
Я расскажу вам сейчас одну историю. Большая Луиза проработала вышибалой чуть ли не во всех забегаловках Провиденса в штате Род-Айленд. Это было в 1930 году. Рост у нее был под два метра и борцовская фигура. Так вот, в свободное от вышибания время у Луизы было незатейливое хобби. Она любила выходить на ночные прогулки и, если ей встречался одинокий полицейский, она так его отделывала, что бедняга приходил в себя только на больничной койке. Вот такое было у нее развлечение.
Наконец, терпение начальника полиции Провиденса лопнуло. До каких пор эта кувалда будет калечить полицейских! Он обратился в суд, и Луизу отправили в психушку как представляющую опасность для общества.
Луиза пробыла в больнице полгода, и ей там явно не понравилось. Она понимала, что она не помешанная, и не видела ничего плохого в своем простеньком хобби. Подумаешь, полицейского побила! Поэтому она стала выражать свое недовольство, регулярно подвергая разгрому больничную палату, что обходилось больнице в 500 долларов ежемесячно. Можно представить огорчение главного врача, поскольку бюджет больницы отнюдь не был рассчитан на буйный нрав Большой Луизы.
Как-то утром, когда мы беседовали с главврачом, он поведал мне о Большой Луизе. Я предложил свои услуги и спросил, какие ограничения потребуются от меня. «Да делайте с ней, что хотите, кроме убийства, конечно», – взмолился главврач.
Я отправился в палату (сам я работал тогда в мужской палате), представился Большой Луизе и сказал, что хотел бы, чтобы она села и, прежде чем начнет буйствовать, выслушала меня. На что она ответила: «Думаешь, тебе удастся меня удержать, когда это с трудом удается 20 санитарам?» «Нет, Луиза, я просто хочу поговорить с тобой 15 минут, а потом можешь делать, что угодно, никто не будет тебе препятствовать».
Дня через два ко мне пришла медсестра и сказала: «Большая Луиза хочет вас видеть». Луиза ходила взад-вперед вдоль своей кровати. «Садись, Луиза, и расскажи, в чем дело», – предложил я. «А ты не позовешь санитаров, чтобы они меня скрутили?» – спросила она. «Никто не собирается сюда врываться и связывать тебя. Вообще тебе никто не намерен мешать. Садись и расскажи мне о зиме в Новой Англии». Луиза села, глядя на меня с подозрением.
Минут через десять, незаметно для Луизы, я подал знак медсестре (Эриксон машет рукой).Сестра позвонила по телефону, и в палату ворвались около 20 студенток, будущих медсестер. Одна схватила стул и с гиканьем стала колотить окна, другие четверо с хохотом подлетели к столу и, ухватившись за ножки, стали отдирать их. Еще одна сорвала телефон со стены. Они прямо-таки вошли в раж и громили все подряд. Я им подсказывал, что еще уцелело, а они с хохотом исправляли огрехи.
Большая Луиза вскочила и крикнула: «Не надо, девчата! Не надо, девчонки! Прошу вас, хватит!» Но те, знай себе, продолжали крошить все вокруг. Луиза все просила их остановиться, потому что ей было неприятно наблюдать свое собственное поведение. С тех пор Луиза пальцем ни к чему не притронулась.
Прошло два месяца, Большая Луиза снова прислала за мной. «Доктор Эриксон, сил больше нет жить со всеми этими сумасшедшими бабами. Можно попросить для меня работу в больничной прачечной?» Попробовали ее отправить в прачечную, но она там тоже много чего попортила. В прачечную ее больше не пустили. «Хорошо, Луиза, я все-таки устрою тебя в прачечную», – пообещал я. Мы поговорили и прекрасно поняли друг друга. Луиза стала такой хорошей работницей, что вскоре ее назначили заведующей прачечной. Как пациентку ее выписали из больницы, но взяли как сотрудницу.
В штате больницы работал плотник, тоже под два метра ростом. Встретил он как-то Большую Луизу и не мог отвести от нее глаз. Вскоре они поженились. Насколько мне известно, вот уже 15 лет Луиза отлично справляется со своими делами в прачечной. У плотника тоже все в порядке. Правда, по воскресным дням Луиза с плотником позволяют себе побаловаться пивком и слегка повздорить по-семейному, иногда даже и подраться, но кроме них самих никто больше от их кулаков не страдает. А работники они отличные.
Не знаю, что такое случилось у Луизы в прошлом и сделало ее такой. Мне не хотелось, чтобы она заглядывала в свое прошлое. Она последовала советам, данным коринфянам Апостолом Павлом (12): «Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое».
Я дал Луизе возможность как следует вглядеться в свое детское поведение. И этого оказалось достаточно. Она увидела себя в поведении людей, которым такое поведение вовсе не присуще. Больше никакой терапии не понадобилось.
У меня создается такое впечатление, что учебники по терапии пытаются вдолбить в вас огромное множество понятий. В то время как вы должны черпать понятия из своих пациентов, а не из учебников. Потому что учебники пытаются вогнать вас в определенные рамки: делай только так и не иначе. Но на каждое правило есть исключение. Истинная психотерапия (Эриксон смотрит на Боши)исходит из того, что каждый пациент – уникальная и неповторимая индивидуальность.
Эриксон (Обращаясь к Бонни):Как тебе понравилось в трансе? Бонни:Отлично.
Эриксон:Я не будил тебя, потому что хотел кое-что проиллюстрировать. Ты оставалась в трансе столько времени, сколько тебе хотелось. Если нет цели, то зачем оставаться в трансе? Я сделал так, что дальнейшее пребывание в трансе стало для тебя бесцельным.
(Эриксон смотрит вниз.) Однажды я загипнотизировал ассистентку одного зубного врача из Сан-Франциско. Я велел ей просыпаться. По внешнему виду она выглядела вполне проснувшейся. Все так и подумали. Но она оставалась в трансе в течение следующих двух недель, круглосуточно.
Позднее, когда мне случилось побывать в Сан-Франциско, я снова ее встретил. К тому времени она уже проснулась. Я ей сказал: «А ведь ты тогда мне не подчинилась и не проснулась. Если это возможно, мне хотелось бы знать, почему ты не вышла из транса».
«Я буду только рада рассказать вам, – ответила она. – У меня тогда был роман с моим дантистом. Его жена не хотела давать развод. Так дальше тянуться не могло, либо он должен развестись, либо вернуться к жене. Когда я вошла в транс, то поняла, что в этом состоянии я смогу высказать ему все, что у меня на сердце. Но тут его жена пришла к выводу, что больше не хочет быть его женой и сама подала на развод, на собственных условиях. Вот когда мой дантист заявился ко мне с новостью, я решила что пора выходить из транса. Мы поженились. Его жена – счастлива, я – счастлива, и мой дантист – счастлив».
В другом случае, в Лос-Анжелесе, я ввел в состояние транса двух ассистенток зубного врача. Я заметил, что они не вышли из транса после моей команды, но внешне они выглядели нормально. Я понял, что у них была причина оставаться в трансе.
Две недели спустя я читал лекцию в том же заведении и заметил обеих ассистенток. Отозвав их в сторонку после лекции, я спросил: «А почему это вы, девушки, в трансе уже целых две недели?» «А мы проводим эксперимент, – отвечают. – Мы хотим выяснить, можем ли мы работать так же хорошо в трансе, как и в нормальном состоянии. Если вы считаете, что двух недель достаточно, то мы сейчас проснемся». Я им объяснил, что человек в трансе работает так же хорошо, как и в бодрствующем состоянии, а, возможно, и лучше – меньше отвлекается по сторонам.
Если бы мне пришлось с моим шофером преодолевать какой-нибудь опасный участок пути, я погрузил бы его в глубокий транс. Пусть он смотрит только на дорогу и не замечает девушку, у которой ветром задрало юбку. Пусть сосредоточится только на дорожных проблемах, не прислушивается к разговору пассажиров и не отвлекается на то, что за окном.
Одна из моих невесток два года маялась, как бы ей сдать кандидатские экзамены. Ей почему-то казалось, что она ни за что не сможет написать сочинение. Муж убеждал ее, что это проще простого. Но я ей сказал: «С какой стати моя невестка должна верить своему мужу? Он что, знает все на свете? С какой стати моей невестке верить своему свекру? Он тоже не все знает». Тогда она поняла, какие трудные экзамены ее ожидают.
Но она все-таки пришла ко мне за помощью. Я ей сказал: «Войди в транс и на время забудь о своих кандидатских экзаменах. Придет день, и ты войдешь в одну из аудиторий Аризонского университета. Ты увидишь там стопки напечатанных вопросников и тетрадок в синих обложках. Найди удобное место, не обращай внимания на окружающих и славно помечтай о том, как ты провела каникулы в Новой Англии, как путешествовала в Южную Каролину, вспомни и про другие поездки. Время от времени ты будешь обращать внимание на то, что твоя рука пишет, но пусть это тебя не интересует».
В тот день, когда невестка вернулась из университета, она абсолютно не запомнила, что была там. Две недели спустя, просматривая почту, она сказала мужу: «Здесь какое-то недоразумение. Пришло письмо из регистратуры университета, где сообщается, что я сдала кандидатские экзамены, а я их еще не сдавала». «Может, через пару дней тебе и диплом вышлют», – пошутил муж. «Какие глупости! Я же экзамены еще не сдавала». Пусть себе думает, что не сдавала, зато в регистратуре все точно знают.
Который сейчас час?
Кристина:Двадцать минут пятого.
Эриксон:Чем дольше работаешь над собой и чем мучительнее эта работа, тем добрее делается сердце. У нас сегодня новички. (Обращается к одной из женщин.)Веришь в лампу Алладина? (Общий смех. Обращается к другой.)А ты? (Эриксон забирает новичков с собой, чтобы показать свою коллекцию.)
ПЯТНИЦА
(На сегодняшнем занятии присутствует Сид Розен, психиатр из Нью-Йорка и давний знакомый доктора Эриксона. Он сидит в зеленом кресле.)
Эриксон:Сегодня утром мы с женой обсуждали одну проблему – ту ориентацию, которую люди получают в начале жизни. Мы отметили разницу в жизненной ориентации ребенка, выросшего в городе, и ребенка, выросшего в сельской местности.
Сельский ребенок приучен вставать с восходом солнца и все лето работать после заката солнца, до позднего вечера, с мыслями о будущем. Сначала сев, потом ожидание урожая, затем его уборка. Вся работа на ферме ориентирована на будущее.
Городской ребенок ориентирован на то, что происходит в настоящем. А в обществе, где в ходу наркотики, ориентация на «настоящее» чрезвычайно примитивна. Это очень ограниченная ориентация.
Когда к вам приходит пациент, следует вначале определить его ориентацию. Ждет ли он чего-то от будущего, действительно ли он направлен вперед? Сельский ребенок уже по своей природе нацелен на будущее.
Я вам приведу пример из собственного опыта. У нас был заросший кустарником участок в 10 акров. Целое лето я раскорчевывал его. Осенью отец вспахал этот участок, перепахал еще раз весной и засеял овсом. Овес удался на славу, и мы рассчитывали собрать отличный урожай. В конце лета, помню, было это в четверг вечером, мы отправились взглянуть на наш овес и прикинуть, когда можно начинать уборку. Отец осмотрел отдельные стебли и заключил: «Это будет не просто богатый урожай по 33 бушеля с акра, а невиданный урожай по 100 бушелей с акра, и начинать уборку можно со следующего понедельника».
Счастливые, мы возвращались домой, мечтая о тысяче бушелей овса и о том, сколько за них можно выручить, как вдруг начался мелкий дождь. Вскоре он разошелся и лил всю ночь четверга, и всю пятницу, и всю субботу, и все воскресенье. Дождь прекратился только в понедельник утром. Когда мы, по колено в воде, добрались до поля, весь овес полег, ни одного стоячего стебля. Отец произнес: «Надеюсь, овес достаточно созрел, чтобы прорасти. Тогда осенью у нас будет зеленый корм для скота. А в новом году и дела будут новые».
Вот это истинная ориентация на будущее, столь необходимая в сельском хозяйстве.
Городской подросток ориентирован на «сейчас». Обычно ориентацию на будущее горожанин получает несколько раньше сельского жителя. Для сельского юноши это постоянная ориентация. Он знает, что молодость есть молодость и надо погулять в свое удовольствие, что он и делает, но несколько позднее, чем городской юноша. Последний спешит не упустить настоящий момент, а сельский юноша не торопится.
В обществе, отравленном наркотиками, ориентация на будущее утеряна. Допустим, становится известно, что кто-то умер от слишком большой дозы, это значит, что у торговца, который продал героин, очень крутой товар. И все бросаются его разыскивать, чтобы получить более сильный укол, более мощный эффект. Те, кто прошел через наркотический психоз, через ломку, все равно возвращаются к «ангельской пыльце», и опять психоз, и в третий раз психоз. Еще долго у них будет вырабатываться ориентация на будущее.
Теперь вот что. Меня попросили, хотя бы в общих чертах, изложить возникновение и развитие сексуальной жизни человека. (Примечание. Еще до занятия я попросил Эриксона затронуть эту тему в пятницу.)
Секс – явление биологическое. Для мужчины это заурядное событие, которое ему даже лишнего волоска в усы не добавит. Опыт местного значения, так сказать.
Для женщины, чтобы ее сексуальный опыт был полным, это означает в биоло-, гическом отношении: зачатие, девятимесячный период беременности, роды, постоянный уход до шести-девяти месяцев и затем воспитание ребенка до 16-18 лет.
Когда женщина начинает жить активной половой жизнью, происходит перестройка всей ее эндокринной системы. Изменяется количество кальция в костях. Едва заметно изменяется линия волос на лбу, надбровные дуги слегка выступают. На миллиметр, может, на долю миллиметра удлиняется нос, губы становятся полнее. Изменяется угол челюсти, слегка тяжелеет подбородок. Увеличиваются или уплотняются жировые отложения на груди и бедрах, перемещается центр тяжести. В результате меняется осанка, походка. Женщина при ходьбе уже по-другому двигает руками и совсем по-другому держится. Наблюдательный человек мгновенно замечает все эти перемены. Потому что с биологической точки зрения в сексуальной жизни участвует все тело женщины. Наблюдая за ходом беременности, можно видеть, как изменяется все тело женщины, оно продолжает меняться и в период вскармливания грудью.
Одна из моих сестер отчаянно старалась забеременеть в течение 13 лет. Поскольку она видела во мне только брата, то не принимала меня всерьез как медика, что, кстати, часто случается среди родных. Поэтому она принимала к себе новорожденных младенцев, по какой-либо причине оставшихся без родителей, и нянчила их до тех пор, пока не находился усыновитель. Десять лет она занималась этим делом и, наконец, обратилась ко мне за советом.
Мой ответ был очень простой: «Ты давно пытаешься забеременеть. Но в тебе что-то не срабатывает. Но стоит тебе самой усыновить ребенка и почувствовать, что он весь твой, имея в виду физическую близость, родство, особое чувство принадлежности – я просто не знаю, как это еще выразить, – как через три месяца ты забеременеешь». В марте сестра усыновила ребенка, а в июне забеременела. Она потом еще нескольких детей родила.
В начале недели я вам рассказывал о том, как я приехал работать в больницу Вустера, как главврач доктор А., познакомив меня с больницей, пригласил в свой кабинет и предложил сесть. «Эриксон, – начал он, – если тебя интересует психиатрия, тебе сам Бог велел ею заниматься. Ты здорово хромаешь. Не знаю, где ты схлопотал свою хромоту, я свою получил на первой мировой. Но эта хромота сослужит тебе великую службу в психиатрии: у женщин она вызовет материнское сострадание, и они охотно будут изливать тебе свою душу. Что касается мужчин, ты не способен вызвать у них ни страха, ни неприязни, ни раздражения: калека и есть калека, что с него взять. Для них ты не соперник, с тобой они будут чувствовать собственное превосходство. Они не будут воспринимать тебя как мужчину. Ты просто калека, а потому тебе можно рассказывать все без утайки. А ты слушай себе, закрыв рот, с каменным лицом, но весь превратившись в слух и зрение, и жди, пока у тебя созреет собственное суждение. Ищи веские доказательства в пользу твоих предположений и заключений».
Вернемся к сексуальному развитию человека. Новорожденный младенец в этом отношении абсолютно несведущ. Сосать и плакать – вот его первые рефлексы. Да и плачь-то поначалу бессмысленный, выражающий, думаю, неудобство пребывания в новой среде.
Через какой-то период младенец начинает время от времени ощущать что-то теплое и мокрое. Ему приятно это теплое, мокрое ощущение. Проходит еще время, и младенец осознает, что после теплого и мокрого наступает холодное и мокрое, а это неприятно. Наконец, он начинает связывать одно с другим.
Вы берете на руки плачущего ребенка (а он просто хочет есть), успокаиваете его, поглаживая по животику и кладете обратно в кроватку. «Как я хорошо покушал, очень приятно», – подумал бы малыш, если бы умел думать. Только он начинает засыпать, как в животе сосет с новой силой. «Не надолго же эта еда задержалась у меня в животе», – подумал бы он и заплакал. Вы опять берете его на руки и на этот раз гладите по спинке, и он успокаивается. Вы кладете его в кроватку и он начинает засыпать. Но в животе опять сосет и тут уж он орет во всю мочь, потому что поглаживание вовсе не еда и не дает чувства насыщения.
С течением времени мать начинает замечать, что бессмысленный плач начинает приобретать различные значения: «Хочу есть», «Мне холодно», «Мне мокро», «Мне скучно», «Приласкай меня», «Возьми на ручки», «Позанимайся со мной». Чем больше ребенок познает окружающее, тем разнообразнее делается его плач.
Многие матери торопятся приучить ребенка к горшку. Если они начинают слишком рано, им это удается, но навык быстро теряется, и мать не может понять почему.
Вот лежит малыш на одеяльце на полу или в манеже и вдруг садится и оглядывается по сторонам (Эриксон показывает).С большим любопытством. Мать вскрикивает: «Джонни сейчас описается», – бросается к нему и сажает на горшок. Джонни обнаружил еще один элемент, сигнализирующий о мочеиспускании, – давление в нижней части живота. Не понимая, откуда взялось это ощущение, он озирается вокруг. Теперь ребенок уже знает, что когда появляется такое давление, а за ним будет теплое и мокрое, а потом холодное и мокрое, надо вовремя подавать звук.
Другой момент. Младенец незнаком со своим телом. Он не понимает что руки – это его руки, что он двигает ими. Он не узнает свои коленки и ступни. Для него это просто предметы, и он снова и снова ощупывает их. Это очень трудная работа – узнавать собственное тело.
Я это по себе знаю. В семнадцать лет меня полностью парализовало, двигались лишь одни глаза. Слух и мышление оставались в норме. Бывало, моя сиделка набросит мне полотенце на глаза, чтобы я не видел, и, трогая меня за руку, спрашивает, что это. А я начинаю гадать: левая нога, правая нога, живот, правая рука, левая рука или даже лицо. Мне понадобилось очень много времени, чтобы начать разубираться, где у меня ноги, где пальцы на ногах, в отличие от этого предмета, где остальные части тела. С завязанными глазами я часами отыскивал себя по частям. Так я научился сочувствовать младенцам и понимать, какие мыслительные процессы происходят у них в голове.
Наконец, наступает такая стадия развития, когда ребенок берет в руку погремушку и трясет ею или берет другую игрушку. Он еще точно не знает, где у него руки. Однажды он замечает непонятный предмет и пытается его взять. Ребенок очень озадачен, потому что погремушка от него не удирает, она не уходит в сторону. Наконец, в один прекрасный день ребенок дотягивается до противоположной руки. Смотреть на выражение его лица в этот момент – настоящее чудо. Он трогает вот это… (Эриксон трогает левой рукой правую.)Он ощущает дорсальную стимуляцию и осязает ладонью, и это каким-то образом связывается в его мозгу. Обнаружив одну руку, он быстро учится дотягиваться одной рукой (Эриксон показывает)до другой руки. Затем вы замечаете, с каким любопытством ребенок изучает каждый палец, уясняя для себя, что все они – часть вот этого и вот этого… (Эриксон трогает правое запястье, предплечье, локоть) и связаны с этим, и так до самого плеча.
Эриксон:Сегодня утром мы с женой обсуждали одну проблему – ту ориентацию, которую люди получают в начале жизни. Мы отметили разницу в жизненной ориентации ребенка, выросшего в городе, и ребенка, выросшего в сельской местности.
Сельский ребенок приучен вставать с восходом солнца и все лето работать после заката солнца, до позднего вечера, с мыслями о будущем. Сначала сев, потом ожидание урожая, затем его уборка. Вся работа на ферме ориентирована на будущее.
Городской ребенок ориентирован на то, что происходит в настоящем. А в обществе, где в ходу наркотики, ориентация на «настоящее» чрезвычайно примитивна. Это очень ограниченная ориентация.
Когда к вам приходит пациент, следует вначале определить его ориентацию. Ждет ли он чего-то от будущего, действительно ли он направлен вперед? Сельский ребенок уже по своей природе нацелен на будущее.
Я вам приведу пример из собственного опыта. У нас был заросший кустарником участок в 10 акров. Целое лето я раскорчевывал его. Осенью отец вспахал этот участок, перепахал еще раз весной и засеял овсом. Овес удался на славу, и мы рассчитывали собрать отличный урожай. В конце лета, помню, было это в четверг вечером, мы отправились взглянуть на наш овес и прикинуть, когда можно начинать уборку. Отец осмотрел отдельные стебли и заключил: «Это будет не просто богатый урожай по 33 бушеля с акра, а невиданный урожай по 100 бушелей с акра, и начинать уборку можно со следующего понедельника».
Счастливые, мы возвращались домой, мечтая о тысяче бушелей овса и о том, сколько за них можно выручить, как вдруг начался мелкий дождь. Вскоре он разошелся и лил всю ночь четверга, и всю пятницу, и всю субботу, и все воскресенье. Дождь прекратился только в понедельник утром. Когда мы, по колено в воде, добрались до поля, весь овес полег, ни одного стоячего стебля. Отец произнес: «Надеюсь, овес достаточно созрел, чтобы прорасти. Тогда осенью у нас будет зеленый корм для скота. А в новом году и дела будут новые».
Вот это истинная ориентация на будущее, столь необходимая в сельском хозяйстве.
Городской подросток ориентирован на «сейчас». Обычно ориентацию на будущее горожанин получает несколько раньше сельского жителя. Для сельского юноши это постоянная ориентация. Он знает, что молодость есть молодость и надо погулять в свое удовольствие, что он и делает, но несколько позднее, чем городской юноша. Последний спешит не упустить настоящий момент, а сельский юноша не торопится.
В обществе, отравленном наркотиками, ориентация на будущее утеряна. Допустим, становится известно, что кто-то умер от слишком большой дозы, это значит, что у торговца, который продал героин, очень крутой товар. И все бросаются его разыскивать, чтобы получить более сильный укол, более мощный эффект. Те, кто прошел через наркотический психоз, через ломку, все равно возвращаются к «ангельской пыльце», и опять психоз, и в третий раз психоз. Еще долго у них будет вырабатываться ориентация на будущее.
Теперь вот что. Меня попросили, хотя бы в общих чертах, изложить возникновение и развитие сексуальной жизни человека. (Примечание. Еще до занятия я попросил Эриксона затронуть эту тему в пятницу.)
Секс – явление биологическое. Для мужчины это заурядное событие, которое ему даже лишнего волоска в усы не добавит. Опыт местного значения, так сказать.
Для женщины, чтобы ее сексуальный опыт был полным, это означает в биоло-, гическом отношении: зачатие, девятимесячный период беременности, роды, постоянный уход до шести-девяти месяцев и затем воспитание ребенка до 16-18 лет.
Когда женщина начинает жить активной половой жизнью, происходит перестройка всей ее эндокринной системы. Изменяется количество кальция в костях. Едва заметно изменяется линия волос на лбу, надбровные дуги слегка выступают. На миллиметр, может, на долю миллиметра удлиняется нос, губы становятся полнее. Изменяется угол челюсти, слегка тяжелеет подбородок. Увеличиваются или уплотняются жировые отложения на груди и бедрах, перемещается центр тяжести. В результате меняется осанка, походка. Женщина при ходьбе уже по-другому двигает руками и совсем по-другому держится. Наблюдательный человек мгновенно замечает все эти перемены. Потому что с биологической точки зрения в сексуальной жизни участвует все тело женщины. Наблюдая за ходом беременности, можно видеть, как изменяется все тело женщины, оно продолжает меняться и в период вскармливания грудью.
Одна из моих сестер отчаянно старалась забеременеть в течение 13 лет. Поскольку она видела во мне только брата, то не принимала меня всерьез как медика, что, кстати, часто случается среди родных. Поэтому она принимала к себе новорожденных младенцев, по какой-либо причине оставшихся без родителей, и нянчила их до тех пор, пока не находился усыновитель. Десять лет она занималась этим делом и, наконец, обратилась ко мне за советом.
Мой ответ был очень простой: «Ты давно пытаешься забеременеть. Но в тебе что-то не срабатывает. Но стоит тебе самой усыновить ребенка и почувствовать, что он весь твой, имея в виду физическую близость, родство, особое чувство принадлежности – я просто не знаю, как это еще выразить, – как через три месяца ты забеременеешь». В марте сестра усыновила ребенка, а в июне забеременела. Она потом еще нескольких детей родила.
В начале недели я вам рассказывал о том, как я приехал работать в больницу Вустера, как главврач доктор А., познакомив меня с больницей, пригласил в свой кабинет и предложил сесть. «Эриксон, – начал он, – если тебя интересует психиатрия, тебе сам Бог велел ею заниматься. Ты здорово хромаешь. Не знаю, где ты схлопотал свою хромоту, я свою получил на первой мировой. Но эта хромота сослужит тебе великую службу в психиатрии: у женщин она вызовет материнское сострадание, и они охотно будут изливать тебе свою душу. Что касается мужчин, ты не способен вызвать у них ни страха, ни неприязни, ни раздражения: калека и есть калека, что с него взять. Для них ты не соперник, с тобой они будут чувствовать собственное превосходство. Они не будут воспринимать тебя как мужчину. Ты просто калека, а потому тебе можно рассказывать все без утайки. А ты слушай себе, закрыв рот, с каменным лицом, но весь превратившись в слух и зрение, и жди, пока у тебя созреет собственное суждение. Ищи веские доказательства в пользу твоих предположений и заключений».
Вернемся к сексуальному развитию человека. Новорожденный младенец в этом отношении абсолютно несведущ. Сосать и плакать – вот его первые рефлексы. Да и плачь-то поначалу бессмысленный, выражающий, думаю, неудобство пребывания в новой среде.
Через какой-то период младенец начинает время от времени ощущать что-то теплое и мокрое. Ему приятно это теплое, мокрое ощущение. Проходит еще время, и младенец осознает, что после теплого и мокрого наступает холодное и мокрое, а это неприятно. Наконец, он начинает связывать одно с другим.
Вы берете на руки плачущего ребенка (а он просто хочет есть), успокаиваете его, поглаживая по животику и кладете обратно в кроватку. «Как я хорошо покушал, очень приятно», – подумал бы малыш, если бы умел думать. Только он начинает засыпать, как в животе сосет с новой силой. «Не надолго же эта еда задержалась у меня в животе», – подумал бы он и заплакал. Вы опять берете его на руки и на этот раз гладите по спинке, и он успокаивается. Вы кладете его в кроватку и он начинает засыпать. Но в животе опять сосет и тут уж он орет во всю мочь, потому что поглаживание вовсе не еда и не дает чувства насыщения.
С течением времени мать начинает замечать, что бессмысленный плач начинает приобретать различные значения: «Хочу есть», «Мне холодно», «Мне мокро», «Мне скучно», «Приласкай меня», «Возьми на ручки», «Позанимайся со мной». Чем больше ребенок познает окружающее, тем разнообразнее делается его плач.
Многие матери торопятся приучить ребенка к горшку. Если они начинают слишком рано, им это удается, но навык быстро теряется, и мать не может понять почему.
Вот лежит малыш на одеяльце на полу или в манеже и вдруг садится и оглядывается по сторонам (Эриксон показывает).С большим любопытством. Мать вскрикивает: «Джонни сейчас описается», – бросается к нему и сажает на горшок. Джонни обнаружил еще один элемент, сигнализирующий о мочеиспускании, – давление в нижней части живота. Не понимая, откуда взялось это ощущение, он озирается вокруг. Теперь ребенок уже знает, что когда появляется такое давление, а за ним будет теплое и мокрое, а потом холодное и мокрое, надо вовремя подавать звук.
Другой момент. Младенец незнаком со своим телом. Он не понимает что руки – это его руки, что он двигает ими. Он не узнает свои коленки и ступни. Для него это просто предметы, и он снова и снова ощупывает их. Это очень трудная работа – узнавать собственное тело.
Я это по себе знаю. В семнадцать лет меня полностью парализовало, двигались лишь одни глаза. Слух и мышление оставались в норме. Бывало, моя сиделка набросит мне полотенце на глаза, чтобы я не видел, и, трогая меня за руку, спрашивает, что это. А я начинаю гадать: левая нога, правая нога, живот, правая рука, левая рука или даже лицо. Мне понадобилось очень много времени, чтобы начать разубираться, где у меня ноги, где пальцы на ногах, в отличие от этого предмета, где остальные части тела. С завязанными глазами я часами отыскивал себя по частям. Так я научился сочувствовать младенцам и понимать, какие мыслительные процессы происходят у них в голове.
Наконец, наступает такая стадия развития, когда ребенок берет в руку погремушку и трясет ею или берет другую игрушку. Он еще точно не знает, где у него руки. Однажды он замечает непонятный предмет и пытается его взять. Ребенок очень озадачен, потому что погремушка от него не удирает, она не уходит в сторону. Наконец, в один прекрасный день ребенок дотягивается до противоположной руки. Смотреть на выражение его лица в этот момент – настоящее чудо. Он трогает вот это… (Эриксон трогает левой рукой правую.)Он ощущает дорсальную стимуляцию и осязает ладонью, и это каким-то образом связывается в его мозгу. Обнаружив одну руку, он быстро учится дотягиваться одной рукой (Эриксон показывает)до другой руки. Затем вы замечаете, с каким любопытством ребенок изучает каждый палец, уясняя для себя, что все они – часть вот этого и вот этого… (Эриксон трогает правое запястье, предплечье, локоть) и связаны с этим, и так до самого плеча.