Зейг Джеффри К.. Семинар с доктором медицины Милтоном Г. Эриксоном

   Цель историй не отвлечь пациента от его симптомов, а помочь ему обрести веру в себя и исцелиться собственными силами.
   Цель историй – сформировать у пациента гибкое й творческое отношение к жизни. Через предложенный опыт пациент учится преодолевать свои комплексы и скованность, обретая большую гибкость и свободу в общении с окружающим миром.
   Памятуя об этом, используйте свое ассоциативное мышление и попробуйте понять, какое воздействие оказали лично на вас истории, рассказанные Эриксо-ном на семинаре.
 

СЕМИНАР

ПОНЕДЕЛЬНИК

   Занятие проходит в гостевом доме Эриксона, состоящем из трех комнат: спальни, гостиной (к которой примыкает кухня) и кабинета самого доктора Эриксона. Занятия обычно проходят в гостиной, поскольку она больше кабинета, и студентам, которых иногда собирается до пятнадцати человек, в кабинете не разместиться. В гостиной три книжных шкафа, на стенах висят дипломы, картины и разные сувениры.
   Студенты располагаются полукругом на диване и мягких стульях. По левую сторону от сидящего в коляске Эриксона стоит мягкое кресло с зеленой обивкой. В нем обычно сидит «объект изучения».
   Миссис Эриксон вкатывает доктора Эриксона в гостиную. Эриксон разрешает желающим прикрепить микрофоны к лацканам своего пиджака. Затем он берет в руки карандаш с декоративной верхушкой в виде головки с волосами из волокон пурпурного цвета. Волокна аккуратно зачесаны в виде острия на верхнем конце карандаша. Показывая собравшимся карандаш, Эриксон замечает: «Вот такими люди приходят ко мне». Затем он энергично катает карандаш между ладонями, приводит прическу из волокон в полный беспорядок и добавляет: "А вот такими они от меня уходят ".
   Затем Эриксон просит присутствующих заполнить анкеты и сообщить следующую информацию о себе: дата занятия, имя, адрес, почтовый индекс и номер телефона, образование и где получены ученые степени, возраст и дата рождения, наличие братьев и сестер, их пол и возраст, где воспитывались (в деревне или в городе).
   Эриксон ждет, пока все заполняют анкеты. Затем он внимательно читает каждый листок и делает замечания, просит добавить пропущенные сведения.
   Занятие начинается. Доктор Эриксон делает какое-то замечание по анкете Джейн, психолога из Нью-Йорка. Она отвечает, что вот уже несколько лет переживает по поводу того, что она единственный ребенок.
    Эриксон:Интересно, как сильно может переживать насчет семилетнего брата пятнадцатилетняя девочка?
    Джейн:С этого все и началось.
    Эриксон:Бедный братишка.
    Джейн:Он выжил.
    Эриксон:А у вас нет братьев или сестер? (Обращается к Анне, социальному работнику из Швейцарии.)
    Анна:Почему же, есть. Я просто не расслышала, как заполнять. Скажите, что вас интересует?
    Эриксон:Перечислите ваших братьев и сестер, их пол и возраст.
    Санда:Здравствуйте, доктор Эриксон. Меня зовут Санда. (Санда только что вошла в комнату. Она–  терапевт из Нью-Йорка.)
    Эриксон (Кивает Санде):Кэрол, а вы не указали свою ученую степень и дату. (Кэрол готовит докторскую диссертацию по клинической психологии. Она из Массачусетса.)
    Кэрол:Дату получения степени?
    Эриксон:Нет, сегодняшнюю дату. Ваше имя, адрес, номер телефона, ваш почтовый индекс, ученая степень, где вы ее получили, ваши братья и сестры, их пол и возраст, ваше семейное положение, есть ли дети, где вы воспитывались: в городе или деревне.
    Зигфрид:Меня зовут Зигфрид. Я из Германии, из Гейдельберга. (Зигфрид–  доктор философии, психолог-клиницист.)
    Эриксон:Рад познакомиться.
    Зигфрид:Не возражаете, если я прикреплю к вам еще один микрофон?
    Эриксон:Цепляйте сколько душе угодно.
    Зигфрид:Спасибо.
    Санда:А еще один можно? Выдержите?
    Эриксон:У меня тихий голос. Я дважды перенес полиомиелит, у меня смещен язык, а губы частично парализованы. У меня действует только половина диафрагмы, и я не могу громко говорить. Все, что я скажу, запишут магнитофоны, но, боюсь, вам будет трудно разобрать мою речь. Не стесняйтесь, сразу же переспрашивайте. И еще одна просьба: все, кто плоховато слышит, подсаживайтесь поближе. Обычно те, у кого со слухом неважно, садятся подальше. (Эриксон смеетсг)
   Начиная занятия по психотерапии, я хочу подчеркнуть, что существует состояние осознанного восприятия и состояние неосознанного восприятия. Для удобства я буду говорить о сознательном разуме и неосознанном разуме.
   Сознательный разум – это состояние непосредственного восприятия. Вы осознанно воспринимаете инвалидную коляску, ковер на полу, других присутствующих здесь людей, лампы, книжные шкафы, цветущие кактусы, картины на стенах, графа Дракулу на стене у вас за спиной. («Граф Дракула»–  висящий на стене засушенный электрический скат.)Иначе говоря, ваше внимание разделяется между тем, что я говорю, и тем, что вас окружает.
   Неосознанный разум включает всю информацию, полученную в течение жизни. Многое из этого вы совсем позабыли, но оно легло в основу ваших машинальных действий. По сути, наше поведение в значительной мере представляет собой автоматическое функционирование этих забытых воспоминаний.
   Например… Взять хотя бы вас. (Эриксон с улыбкой обращается к Кристине, врачу из Калифорнии, которая говорит с сильным немецким акцентом.)Вы знаете, как ходить? Как вставать? Пожалуйста, объясните, как вы встаете.
    Кристина:Наверное, перемещая центр тяжести и в то же время…
    Эриксон:А как вы перемещаете центр тяжести?
    Кристина:Я думаю, путем ряда неосознанных движений.
    Эриксон:А каких движений?
    Кристина:Честно говоря, я об этом не задумывалась.
    Эриксон:Как вы думаете, могли бы вы пройти шесть кварталов размеренным шагом по улице, где нет никакого транспорта? А могли бы вы пройти размеренным шагом по прямой?
    Кристина:Может, не совсем размеренным шагом. Но думаю, чем больше я буду стараться, тем хуже будет результат.
    Эриксон:Так, а как вы пойдете по улице?
    Кристина:Если я буду стараться?… Хуже, чем если бы я не старалась.
    Эриксон:Что?
    Кристина:Гораздо хуже, чем в том случае, если бы я не старалась.
    Эриксон:А как вы обычно ходите по улице… спешите?
    Кристина:Ставлю одну ногу впереди другой, не задумываясь об этом.
    Эриксон:И насколько прямым будет ваш путь?
    Кристина:Не знаю. Наверное, достаточно прямым.
    Эриксон:А где вы остановитесь и где задержитесь?
    Кристина:Зависит от обстоятельств.
    Эриксон:Это, что называется, уклончивый ответ. (Эриксон смеется.)Так где же вы задержитесь и где остановитесь?
    Кристина:Остановлюсь на красный свет.
    Эриксон:Где?
    Кристина:На краю тротуара.
    Эриксон:На самом краю?
    Кристина:Может, немного не доходя.
    Эриксон:Сколько не доходя?
    Кристина:Несколько шагов, может, один шаг.
    Эриксон:А если вместо светофора стоит знак, запрещающий переход, а то и знака нет, что тогда?
    Кристина:Если будет двигаться транспорт, я остановлюсь.
    Эриксон:Я сказал, что на улице нет никакого движения транспорта.
    Кристина:Тогда я пойду без остановок.
    Эриксон:Допустим, это перекресток (показывает рукой),здесь стоит светофор, а вы идете здесь, вы смотрите вверх, а затем поворачиваете голову, чтобы определить, далеко ли до края тротуара. А если здесь запрещающий знак, вы замедляете шаги, чтобы его прочитать. Вот вы подходите к краю тротуара и как вы поступите дальше?
    Кристина:После того, как я остановлюсь?
    Эриксон:После того, как достигнете бортика тротуара.
    Кристина:Остановлюсь и осмотрюсь.
    Эриксон:Осмотритесь в какую сторону?
    Кристина:В направлении возможного появления транспорта.
    Эриксон:Я сказал, что никакого транспорта нет.
    Кристина:Тогда я пойду дальше. Посмотрю на противоположную сторону и прикину, какой шаг мне нужно сделать, чтобы спуститься с тротуара на мостовую.
    Эриксон:Вам придется остановиться и прикинуть высоту тротуара, затем вы автоматически посмотрите направо и налево. А когда вы достигнете противоположного тротуара, вы уже не будете смотреть ни налево, ни направо. А что может заставить вас замедлить шаги?
    Кристина:Приближающийся транспорт?
    Эриксон:Если вы голодны, то притормозите у ресторана. Глянув на свои бусы, вы завернете в ювелирный магазин. (Кристина смеется.)А рыболов или охотник непременно отклонится от прямой к витрине охотничьего магазина. А вот мимо чего никто из нас не может пройти не задержавшись? Мимо какого здания?… Как будто невидимый барьер преграждает вам путь. Вы пытались равнодушно пройти мимо булочной с пекарней? Любой – мужчина, женщина, ребенок – замедляет шаги у пекарни.
    (Обращаясь к Кристине.)Вот вы – врач, как вы научились вставать? Вопрос ко всем относится. Вы знаете, как вы научились вставать? Каков был ваш первый опыт?
    Кристина:Сделала усилие и попыталась.
    Эриксон:Вы тогда даже не знали и не понимали такого слова – «встать». А как вы научились?
    Кристина:Может, случайно…
    Эриксон:Случай случаю рознь. (Смех.)
    Кристина:Потому что я хотела чего-то добиться. (Роза–  врач из Италии.)
    Эриксон:И чего же вы добивались?
    Кристина:Чего добивалась?
    Эриксон:Не пытайтесь ответить на этот вопрос.
    Анна:Возможно, было просто желание. Желание сделать так, как другие. Как малыш подражает взрослым.
    Эриксон:Так, ну и как же вы это сделали?
    Анна:С точки зрения физиологии, скорее всего, уперлась ногами… и помогла себе руками.
    Эриксон (обращаясь к группе, но глядя перед собой в какую-то точку на полу):Я учился вставать дважды: первый раз ребенком, а второй – когда мне было восемнадцать лет. В семнадцать меня полностью парализовало. У меня была совсем кроп1ечная сестренка. Я наблюдал, как она ползала и как встала на ножки. Я научился вставать у своей сестренки, которая была на семнадцать лет моложе меня.
   Первым делом надо ухватиться за что-то и, подтянувшись, выпрямиться. Затем рано или поздно, совсем случайно (такой случай со всеми приключается) вы обнаруживаете, что можете частично перенести вес на ногу. Затем выясняется, что колено подогнулось – и вы шлепаетесь. (Эриксон смеется.)Тогда вы снова подтягиваетесь и пытаетесь встать на другую ногу, но и это колено подгибается. Еще немало времени пройдет, прежде чем вы научитесь распределять вес на обе ноги и выпрямлять колени. Предстоит научиться расставлять ноги и не скрещивать их, потому что на скрещенных ногах не встанешь. Надо научиться расставлять ноги как можно шире. Но когда вы выпрямите колени, ваше тело вас опять подведет – вы прогнетесь в тазу.
   Потребуется изрядное время и усилия, чтобы научиться выпрямлять колени, расставлять ноги, держать прямо таз и все это – ухватившись за край манежа. У вас четыре точки опоры – две ноги и две руки.
   А что произойдет, если вы поднимете эту руку? (Эриксон поднимает левую руку.)Вы шлепнетесь на мягкое место. Это большой труд – научиться поднимать эту руку, и еще больший труд – вытягивать руку вперед, потому что тело следует за рукой. (Эриксон двигает рукой вправо и влево.)Потом вы двигаете рукой так и эдак. Нужно научиться удерживать равновесие при любом движении руки.
   Потом вы учитесь управлять другой рукой, а затем надо научиться координировать движения рук с движениями головы, плеч и всего тела. И, наконец, вы стоите и обе руки свободны.
   Теперь скажите, как вы встаете на одну ногу? Это сложнейшая задача, потому что, когда вы пытаетесь сделать это в первый раз, вы забываете держать колени и таз прямо, и шлепаетесь. Через какое-то время вам удается переносить весь ваш вес на одну ногу и вы выставляете другую вперед, центр тяжести в результате перемещается – и вы падаете. Вы еще долго учитесь выставлять одну ногу вперед. Наконец, вы делаете первый шаг и, право, это выходит у вас весьма недурно. Тогда вы делаете этой же ногой второй шаг, но уже не так удачно, затем третий и опускаетесь на пол. Придется еще немало потрудиться, чтобы научиться топать правой, левой, правой, левой, правой, левой.
   Вы все умеете ходить, хотя совершенно не представляете, как это делается. (Эриксон обращается к Кристине.)Вы говорите по-немецки, не так ли? Кристина:Да.
    Эриксон:Вам легче было выучить английский, чем немецкий?
    Кристина:Нисколько не легче. Английский учить гораздо труднее.
    Эриксон:Почему?
    Кристина:Немецкий – мой родной язык, и он дался мне без труда, потому что все вокруг на нем говорили. А английский пришлось учить…
    Эриксон:Вам пришлось овладеть совсем новой постановкой голосового аппарата и координировать ее со слухом. Скажите-ка: «Птица летит высоко».
    Кристина:Птица петит высоко.
    Эриксон:А теперь скажите это же по-немецки. (Кристина говорит фразу на немецком языке).
    Эриксон:Можете это же сказать на нижне-немецком наречии?
    Кристина:Нет.
    Эриксон:Почему?
    Кристина:Я его никогда не учила. Я его, пожалуй, и не пойму. Он отличается.
    Эриксон:Вы слыхали такое выражение: «Прайс хорошо, а Баер лучше»?
    Кристина:Простите, я не поняла.
    Эриксон:«Прайс хорошо, а Баер лучше».
    Кристина:Я такого не слышала.
    Эриксон:Я не говорю по-немецки. У меня, возможно, неверное произношение. «Хорошо быть пруссаком, но баварцем лучше». (Смех.)
    Зигфрид:Пожалуйста, говорите погромче.
    Эриксон:А у меня встречная претензия – вы слишком тихо говорите. А если признаться начистоту, я не очень хорошо слышу. (Эриксон смеется. Затем говорит, опустив глаза вниз.)Хорошо. В психотерапии приходится учить пациента многому из того, чему он уже научился, и научился очень давно, но успел забыть узнанное.
   Еще я хочу сказать, что мозг состоит из миллиардов клеток. Миллиардов и миллиардов клеток мозгового вещества. Клетки мозга в высшей степени специализированы. В изучении немецкого языка участвует одна группа клеток, совсем другая – в изучении английского, и третья – в изучении испанского.
   Вот вам иллюстрация к этому. У меня было два пациента в палате, куда я часто водил на практику студентов. У обоих пациентов было небольшое мозговое кровоизлияние – очень незначительное. Один мог называть все предметы, но не мог ответить, для чего они предназначены. Мог назвать ключ, дверь, ручку двери, замочную скважину. Называл все, что угодно, но не помнил глаголов.
   Другой пациент не помнил названий предметов, но мог показать, как они используются. Он не мог произнести слово «ключ», не мог указать на скважину, или ручку двери, или саму дверь. Если дашь ему ключ и скажешь: «Открой дверь» – он не понимал, о чем речь. Но если покажешь, куда вставить ключ, он открывал дверь. Если скажешь ему: «Поверни дверную ручку» – он не понимал, что ему говорили. А если покажешь ему вот так (Эриксон показывает, как открыть ручку),он понимал. Откроешь дверь, это ему тоже понятно.
   Говоря иначе, клетки мозга настолько специализированы, что буквально на каждый элемент знания есть своя клетка, и все они связаны.
   Хочу обратить ваше внимание еще на одну вещь – гипноз. Гипноз – это состояние, когда вы перестаете осознанно воспринимать действительность. Под гипнозом включается неосознанное восприятие. Потому что бессознательно вы знаете гораздо больше, чем когда мыслите осознанно. (Обращается к сидящей в зеленом кресле Санде.)Я попрошу вас поменяться местами с… (Обращается к Кристине.)Как вас зовут?
    Кристина:Кристина.
    Эриксон:Кристи?
    Кристина:Кристина. (Пересаживается в зеленое кресло.)
    Эриксон:Джо Барбер погружал вас в транс?
    Кристина:Да.
    Эриксон:Много раз?
    Кристина:Несколько раз.
    Эриксон:Хорошо. Откиньтесь на спинку кресла и смотрите на эту лошадку. (Эриксон указывает на пластиковую лошадку на книжном шкафу на противоположной стороне комнаты. Кристина усаживается поудобнее и откладывает в сторону свой блокнот. Ноги не скрещены, руки лежат на коленях.)Видите ее?
    Кристина:Да.
    Эриксон:Смотрите в этом направлении. А вы все слушайте и запоминайте, что я говорю.
   Так, Кристина, смотри на эту лошадку. (Кристина перекладывает блокнот и пристраивает его в кресле с левой стороны, между собой и подлокотником.)Не надо двигаться. Не надо говорить. Я попробую напомнить тебе то, что ты давно забыла. Когда ты первый раз пошла в школу и стала учиться писать буквы алфавита, это казалось тебе ужасно трудной работой. Такая тьма букв. И все разной формы. А еще того хуже, буквы прописные и строчные. (Кристина медленно мигает.)Пока я с тобой говорю, у тебя меняется дыхание. Изменился ритм сердца. Изменилось давление. Изменился мышечный тонус. Двигательные рефлексы изменились. А теперь (Кристина закрывает глаза)я хочу, чтобы глаза у тебя оставались закрытыми и чтобы тебе было очень удобно и приятно. И чем лучше ты будешь себя чувствовать, тем глубже будет транс. Я хочу, чтобы ты погрузилась в такой глубокий транс, что перестанешь ощущать собственное тело. Ты будешь один только лишенный тела разум. Разум, плывущий в пространстве. Плывущий во времени. Давние воспоминания вернутся к тебе. Память о том, что давно забыто.
   И повсюду за тобой будет следовать мой голос и станет голосом твоих родителей, твоих учителей. Он будет звучать и по-немецки. Это будет голос твоих друзей по играм, по школе, голос учителя.
   Далее, я хочу, чтобы ты знала еще нечто важное. Я хочу, чтобы твое тело оставалось в глубоком крепком сне, а спустя некоторое время пусть проснется только твоя голова. Только голова. Тело пусть спит. От шеи и выше ты будешь бодрствовать. Это будет для тебя трудно, но ты сумеешь проснуться от шеи и выше. Это будет тяжело, будет трудно, но ты сможешь. А тело пусть крепко спит. Ты способна на большее; даже если тебе не хочется просыпаться, ты все равно проснешься от шеи и выше. (Кристина открывает глаза.)Как ты себя чувствуешь?
    Кристина:Отлично. (Кристина улыбается. Когда она начинает отвечать Эриксону, тело ее напряжено, а глаза устремлены только на Эриксона.)
    Эриксон:Ну, так какими воспоминаниями ты хочешь с нами поделиться?
    Кристина:Я чувствовала только то, о чем вы говорили.
    Эриксон:Так… Как насчет школы?
    Кристина:Сомневаюсь, что я помню что-нибудь о школе.
    Эриксон:Сомневаешься, что помнишь о школьных днях?
    Кристина:Я могу припомнить кое-что осознанно, но я ничего не почувствовала.
    Эриксон:Ты уверена?
    Кристина (поднимает глаза):Думаю, да.
    Эриксон:Ты ощущаешь, что ты не спишь.
    Кристина:Как вы и сказали, я не сплю от шеи и выше. (Улыбается.)Мне кажется, стоит мне собраться с силами, я бы, пожалуй, смогла пошевелить руками, только что-то не хочется.
    Эриксон:Самое главное открытие новорожденного (Кристина смотрит на кинокамеру)– это то, что он не осознает, что у него есть тело. Просто не знает об этом. "Это моя рука (Эриксон поднимает левую руку),а это моя нога".
   Когда младенец голоден, он плачет (Кристина смотрит на студентов),а мать может взять его на руки, погладить по животику и уложить обратно в постель. Мышление у ребенка развито еще недостаточно, но на уровне ощущений он понимает многое. Когда голодный спазм повторяется (Кристина смотрит на студентов, а ее правая рука медленно поднимается),ощущение подсказывает ему: «Не надолго хватило мне этого обеда». Мать снова берет его на руки и гладит по спинке, малыш воспринимает это как насыщение, до следующего приступа голода. Тогда он опять кричит, возмущаясь, почему это обед такой скудный.
   Через некоторое время, когда малыш приучается брать в руки и играть с погремушкой или другой игрушкой, он вдруг обращает внимание на свою руку. (Рука у Кристины перестает двигаться и останавливается на уровне чуть ниже плеча.)С интересом он пытается дотянуться до руки и, полный изумления, не может понять, почему эта «игрушка» ускользает от него, когда он пытается ее достать. Наконец, однажды малышу удается ухватить «игрушку» и он выглядит неимоверно озадаченным, потому что настоящая игрушка на ощупь совсем другая, чем «эта»… Причем «эта» есть по обе стороны от тебя.
   Появляется осязательная стимуляция, а с нею упрощается процесс дальнейшего знакомства со своим телом.
   Как получилось, что у тебя поднялась рука?
    Кристина:Еще не открывая глаз, я почувствовала, что она хочет подняться. Я знаю, где она сейчас.
    Эриксон:Для тебя именно это важно или то, что твоя рука поднялась, а ты не знаешь почему?
    Кристина (улыбается):Верно. Я всегда думаю, почему? Это ведь не первый раз.
    Эрихсон:И что же?
    Кристина:Я всегда размышляю над этим и не первый раз наблюдаю, как это происходит. Обычно поднимается именно эта рука.
    Эриксон:Так что же заставляет ее подниматься? Кристина (отрицательно качнув головой):Не знаю.
    Эриксон:В твоем поведении есть многое, о чем ты не знаешь. У тебя обычно движется правая рука и поднимается к лицу. (Рука движется к лицу, вскоре тыльная сторона касается лица. Ладонь обращена к группе, большой палец и мизинец оттопырены.)Ты понимаешь, что все происходит помимо твоей воли: рука словно приклеилась к лицу и ты не можешь ее оторвать. Чем сильнее ты стараешься, тем крепче она приклеивается. Ну, постарайся отвести руку. Видишь, не получается. (Кристина улыбается.)Ты можешь опустить свою руку только одним способом… (Эриксон поднимает левую руку.)У тебя хорошая реакция. Ты тут же скопировала мое движение рукой.
    Кристина:Простите, не расслышала.
    Эриксон:Я сделал движение рукой. Ты начала копировать. Чтобы твоя рука опустилась на колени, тебе надо поднять вторую и, взяв первую, с силой толкнуть ее вниз.
    Кристина:Вот именно в этом месте во мне всегда идет ужасная борьба. С одной стороны, мне кажется, что я могу это сделать, а с другой – что это невежливо. И я не пойму, то ли я не делаю этого, потому что не хочу быть невежливой, то ли я на самом деле не могу этого сделать.
    Эриксон:Это понятно. Твой ум вмешивается в твое знание.
    Кристина:Так всегда происходит.
    Эриксон:Теперь все обратите внимание. Вы видели, чтобы в жизни кто-нибудь сидел так неподвижно, в застывшей позе? Сначала она даже не повернула голову в мою сторону. Двигались только ее глаза. Обычно вы поворачиваетесь лицом к собеседнику. (Обращаясь к Кристине.)А ты повернула глаза. Ты отделила свои глаза от головы и шеи.
    Кристина:У меня рука устала.
    Эриксон:Что? Не понял.
    Кристина:У меня рука устала.
    Эриксон:Рад это слышать. Когда тебе будет на самом деле невмоготу, твоя левая рука поднимется и толкнет правую вниз. Так ты полагаешь, что не спишь, не так ли?
    Кристина (слабым голосом):Да.
    Эриксон:На самом деле ты спишь. Но ты действительно не понимаешь, что ты спишь. Как ты думаешь, ты еще долго сможешь пробыть с отрытыми глазами?
    Кристина:Не знаю.
    Эриксон:Может, они сейчас закроются? (Кристина моргает.)И останутся закрытыми? (Глаза у Кристины закрываются.)Ну что, опять хочется поразмыслить над этим? (Кристина открывает глаза.)
    Кристина:Если бы я могла отключить этот дурацкий ум! Он вечно обо всем размышляет.
    Эриксон:Ты осознаешь, что не можешь встать?
    Кристина:Нет.
    Эриксон:У тебя не закрадывается сомнение, что ты сможешь встать?
    Кристина:Угу.
    Эриксон:А тебе не кажется, что ты неподвижна, как при крестцовой блокаде?
    Кристина:При чем?
    Эриксон:При крестцовой блокаде. Крестцовой анестезии…
    Кристина:А, поняла. Да, так.
    Эриксон:Такое ощущение?
    Кристина:Почти.
   Эриксон: Пусть посмотрит, как вот эта вертится (Эриксон указывает на одну из женщин), как другие ерзают. Вы все понимаете, что я имею в виду, когда говорю «посмотрим, как другие ерзают». Для бодрствующего человека ты страшно неподвижна. (Кристина делает слабое движение правым локтем.) Пусть рука у тебя устает все больше, пока тебе не захочется… (Кристина закрывает глаза) воспользоватья левой рукой и пригнуть правую вниз… (Кристина улыбается, открывает глаза, поднимает левую руку и осторожно пригибает правую вниз.)
   Чувствуешь, что твои руки немного проснулись, верно? Кристина:Руки? Да.
    Эриксон:Можешь ими пошевелить? Не пальцами, а руками.
    Кристина:Нужно большое усилие. (Улыбается.)
    Эриксон:Можешь проанализировать это усилие? Вот доктор-анестезиолог и она интересуется гипнозом. Чтобы получить крестцовую блокаду у беременной женщины, я неоднократно погружаю ее в транс, вот и все, Я ей говорю: «Когда вас повезут рожать, думайте о поле ребенка, и его весе, о внешности, о том, будут ли у него волосы. Через какое-то время акушер, который отвечает за нижнюю часть вашего тела, предложит вам полюбоваться вашим малышом. Он будет держать его высоко в руках. У вас крестцовая блокада – полная анестезия».