Страница:
Эриксон:Что я здесь делаю?
Зейг: У меня выстраивается следующая ассоциация. Ты положил ей руку на плечо не сверху, где она как бы придавливала Салли, а на предплечье. Это более удобная, успокаивающая поза. Она обхватила себя. Через мгновение, когда ты пробудишь ее от шеи и выше, она так и останется в этом положении.
Эриксон:Я парализовал ее тело. В ее словаре паралич – плохое слово. Таким оно и останется, пока я не скажу иначе. Я могу устранить все плохое. На то я и доктор.
Зейг:Итак, символика уходит на уровень глубже. Сначала вызвано ощущение дискомфорта. Далее возникает ассоциация, вызванная дискомфортом, – негативное отношение к состоянию паралича, но это чувство будет тобой устранено. Мне понятно.
Эриксон:Я уже снимаю отдельные отрицательные моменты.
Зейг:И если ты устраняешь один отрицательный момент…
Эриксон:Если, печатая на машинке, я нажимаю на одну клавишу, то нажму и на другую.
Зейг:Между прочим, слово «парализовать», скорее, из словаря взрослого человека. Ребенок такого не знает.
Эриксон:Нет. Я сегодня слушал одного выступавшего по телевидению и сразу отметил: «У него мичиганский акцент». Мы ведь никогда не изучали акценты, однако отличаем их один от другого. Сначала неосознанно чувствуем разницу в произношении, затем учимся различать и, наконец, узнавать. Это познание распространяется, как паралич. Сначала Мичиган, потом Висконсин, Нью-Йорк. В чем суть знания акцентов?
Зейг:Знание акцентов распространяется так же, как и паралич Салли.
Эриксон (перебивая):А ты заметил, как значительно улучшилась твоя способность различать акценты после того, как ты побывал за границей?
Зейг:О, да. Очень интересно слушать немецкий акцент.
Эриксон:Да, именно слушать. И осознавать, что ты его слышишь.
Зейг:Да.
Эриксон:Обычно даже сам не замечаешь, когда начинаешь…
Зейг:Прислушиваться к акцентам. Ладно. Итак, когда ты поднял руку Салли и ее парализовало, паралич распространился на все тело.
Эриксон:Да. А нам всем хочется, чтобы наше тело было в порядке и надежно нам служило. Надежность во всем, включая все тело. Паралич – это плохо, это ощущение можно отключить.
Зейг:Но чувство удобства останется.
Эриксон: Для начала я хочу, чтобы ты проснулась от шеи и выше, но твое тело будет все глубже погружаться в сон… Ты проснешься от шеи и выше.
Эриксон:От шеи и выше. (Э. поднимает голову.)
Зейг:Ты выделил голосом слово «выше», тем самым усилив словесное внушение интонационным.
Эриксон: Это трудно, но ты сможешь.(Пауза.) Как приятно чувствовать, что твое тело крепко спит, твоя рука парализована. Как хорошо проснуться от шеи и выше. Сколько же тебе лет?(Пауза. Салли улыбается.) Сколько тебе лет?… Сколько тебе лет?(Э. близко склоняется к Салли.)
Салли (тихо): Хм… Тридцать четыре.
Эриксон (кивает): Очень хорошо.(Э. откидывается на спинку кресла.) Тебе тридцать пять, а почему ты сидишь с закрытыми глазами?
Эриксон:Она не хотела говорить «тридцать пять». Вот почему она улыбалась. Она постепенно возвратилась к своей уклончивой манере.
Зейг:Она замешкалась с ответом и вернулась к своей уклончивой манере. Проснувшись от шеи и выше, она намеревалась стать самой собой, т.е. взрослой.
Эриксон:Угу.
Зейг:Затем она заколебалась и ответила «тридцать четыре». Но ты опять возвращаешься к этому моменту и говоришь «тридцать пять». В чем тут дело?
Эриксон:Она постепенно возвращается к своему нежеланию давать четкие ответы.
Зейг:Из-за того, что ты вынудил ее точно назвать «тридцать четыре»?
Эриксон:Видимо, я не расслышал. В этом не было никакой особой цели.
Зейг:Позднее ты опять упоминаешь ее возраст, словно давая ей возможность поправить тебя. Она говорила очень тихо, вполне вероятно, что ты просто не расслышал ее. У нее была возможность поправить тебя, когда ты снова упомянул ее возраст, но для этого следовало сделать четкое заявление. Даже если ты и не расслышал ее, все равно получилось интересно.
Эриксон:Надо обращать себе на пользу и ошибки. Ты, должно быть, заметил еще одну вещь… Я очень медленно говорил.
Зейг:Да, ты говорил очень медленно, совсем не так, как ты обычно рассказываешь свои истории. Когда ты проводишь индукцию, у тебя гораздо более размеренный голос.
Эриксон:Потому что в трансе человек все делает автоматически и очень быстро – слишком быстро, чтобы выразить словами.
Зейг:То есть, чтобы сформулировать для себя возникающие у него в голове ассоциации или высказать их вслух?
Эриксон:Процесс мышления намного опережает наш язык. Поэтому мы полагаемся на бессознательное, которое работает с молниеносной скоростью. С помощью замедленной речи индуктор может осторожно изменить протяженность времени. Нам ведь с детства твердят: «Смотри на меня, когда со мной разговариваешь. Смотри на меня, когда я с тобой говорю. Отвечай немедленно, когда тебя спрашивают». Вас не устраивает только последняя часть ответа, вы хотите слышать весь ответ. Но если велено отвечать немедленно, ребенок выпалит только конец своего ответа. Поэтому вам первым делом надо добиться некой эластичности времени. Тогда гипнотизируемый заговорит с тобой полно, свободно. Салли проделала огромную мыслительную работу, когда я спросил ее о возрасте.
Зейг:Да.
Эриксон:А все из-за того, что ей надо было как-то обойти привычную уклончивую модель поведения.
Зейг:Необходимость дать четкий ответ вызывала у нее сопротивление на бессознательном уровне?
Эриксон:Нет. В обычном, бодрствующем состоянии ей присущи быстрота и уклончивость в ответах. Но она замешкалась, когда я спросил ее о возрасте.
Зейг:Да, так.
Эриксон:Она задержалась с ответом, но зато он был конкретным. Поскольку ее голова была в бодрствующем состоянии, ей потребовалось время, чтобы переключиться с одной поведенческой модели на другую.
Зейг:Значит, чтобы человек мог справиться со своей уклончивостью, надо дать ему время.
Эриксон:Дать время.
Салли: Мне приятно.
Эриксон: Так, я думаю, глаза у тебя сейчас откроются.(Салли улыбается, но не открывает глаза. Пауза.)
Эриксон:Я даю ей богатейшую возможность посомневаться.
Эриксон: Они открылись, правда?(Салли слегка кашлянула, прочищая горло.)
Эриксон:Видишь, она начинает понимать, что ее глаза откроются, раз я сказал, что они откроются. Она постепенно осознает, что у нее откроются глаза, и начинает моргать. Таким образом, она признает непререкаемую правоту моих слов.
Зейг:Она должна подвергнуть их мысленной обработке и сомнению.
Эриксон:Нет. Она должна переработать их в новую модель поведения, отличную от ее обычного сознательного поведения. Это поведенческая реакция. Если бы она не была в трансе, то ответила бы в своей уклончивой манере: «Да, откроются – нет, пожалуй, нет». А так она мягко, без внутреннего конфликта подошла к своему «да».
Эриксон: Глаза откроются и останутся открытыми.(Салли улыбается, облизывает губы, открывает глаза и моргает.)
Эриксон:Видишь здесь борьбу?
Зейг:Да, вижу.
Эриксон:Она начинает с улыбки. Этот прием она использует не первый раз.
Зейг:Прежде чем открыто проявить сопротивление.
Эриксон:Да. Перед тем как открыть глаза, она неоднократно улыбалась. Глаза она открыла тоже с улыбкой. А до этого ее улыбка означала, что глаза у нее откроются.
Зейг:Я совсем запутался. Ее улыбка указывала на то, что ее глаза вот-вот откроются?
Эриксон:К ожиданию она добавила улыбку.
Зейг:Приятное ощущение.
Эриксон:Приятное ощущение перед тем, как откроются глаза. Если перевести это на язык медицины, пациенту приятно, когда он видит идущего к нему с таблетками доктора. Пациенту приятно, когда к нему подходит доктор или медсестра со шприцем в руках.
Зейг:Это означает, что его собираются лечить.
Эриксон:Угу. И я заставил ее показать своим выражением лица, что она собирается открыть глаза. Я отвечал за движение ее глаз, а она добавила приятное ощущение к моей работе.
Зейг:Свою улыбку.
Эриксон:Угу.
Зейг:Но и открыв глаза, она сохранила улыбку на лице.
Эриксон:Значит, для нее было удовольствием, а не обязанностью, открыть глаза в ответ на мое внушение.
Зейг:Поскольку это не обязанность, следует ожидать большей покладистости.
Эриксон:Совершенно верно. Душа не лежит к тому, что человек должен делать по обязанности.
Зейг:Особенно у Салли, с ее уклончивостью. Эриксон:Угу.
Эриксон: Я оказался прав.(Салли напряженно смотрит перед собой.) Где ты находишься?
Салли: Полагаю, что здесь.
Эриксон: Ты здесь?
Салли: Да.
Эриксон: А ты можешь что-нибудь вспомнить из своего детства?(Э. наклоняется к Салли.) Что можно было бы рассказать другим.
Салли: М-м-м, ну…
Эриксон: Громче.
Салли (прочищает горло): Я… это… припоминаю… ну… дерево и двор, и это… как его…
Эриксон: А ты лазила на эти деревья?
Салли (тихо): Нет, это низкие растения. Еще… переулок.
Эриксон: Где?
Салли: Переулок между домами. И все дети играли на задворках. Играли, как это…
Эриксон: Кто эти дети?
Салли: Их имена? Вы имеете в виду их имена?
Эриксон: Да.
Салли: О, так, хм…(Салли продолжает напряженно смотреть то направо, то на Э. Он близко наклоняется к ней. Рука у нее все так же лежит на плече, визуального контакта с присутствующими нет.) Пожалуй, я помню Марию, и Эйлин, и Дэвида, и Джузеппе.
Эриксон: Бекки?
Салли (повторяет громче.): Джузеппе.
Эриксон: А когда ты была совсем маленькая, кем ты мечтала стать, когда вырастешь?
Салли: Я думала, хм, астрономом или писателем.(На ее лице появляется гримаса.)
Эриксон: Как ты думаешь, из этого что-нибудь получится?Салли: Думаю, что-то одно получится.(Пауза.)
Эриксон:Что ты скажешь насчет поведения вон того парня? (Указывает на одного из участников семинара.)
Зейг:Который смотрит, подавшись вперед? Эриксон:Смотрит, подавшись вперед.
Зейг:А, он лучше слышит левым ухом. (Голова молодого человека повернута левым ухом в сторону Э.)
Эриксон:А я ведь ему сказал: «Ты одним ухом слышишь лучше, чем другим». Сам-то он об этом знал, но удивился, как я об этом догадался.
Вот и Салли. Пытается разобраться в своих бессознательных воспоминаниях девочки из переулка. По ней видно, сколько времени надо, чтобы переключиться с сознательного на бессознательное. Видишь, как она медлит с ответом. Нужно время, чтобы перебраться из «сейчас» в далекое прошлое. Ведь чтобы из далекого прошлого добраться в настоящее, понадобилось много времени.
Зейг:Когда ты спросил ее, кем она хочет стать, когда вырастет, она ответила что, может быть, астрономом или писателем. Причем на ее лице появилась гримаса при слове «писателем».
Эриксон:Как ты научился писать?
Зейг:Наверное, путем упражнений.
Эриксон:Ты учился писать вот так. (Э. жестикулирует, гримасничает и ерзает.)
Зейг:Да, гримасничая.
Эриксон:Все тело двигалось.
Зейг:Да, ерзал на стуле и дергал ногами. Действительно, писать учишься всем телом.
Эриксон:Угу. Прикусив губу при слове «писателем», она вспомнила, как трудно было научиться писать. Я сам помню, как мне было сложно написать "t", особенно поднять перо и перечеркнуть палочку, или поставить точку над "i".
Зейг:Здесь в ней еще заметна диссоциация.
Эриксон:Угу. Слово «писать» мгновенно вернуло ее в детство. А взрослое слово «астрономия» она употребила потому, что ее голова была в состоянии бодрствования.
Звйг:Понимаю, телом она не восприняла это слово. Эриксон:Угу.
Салли: Я… у меня левая рука не двигается.(С. улыбается.) Это просто удивительно.(Смеется.)
Эриксон: Ты слегка удивлена своей левой рукой? Эриксон:Ты заметил, что я сам сначала пошевелил левой рукой? Зейг:Нет, не заметил. Эриксон:Посмотрим еще раз.
Зейг:Значит, она заметила это периферическим зрением? Видимо, это побудило ее переключить внимание на собственную руку?
Эриксон:Смотри сам. (Они прокручивают запись обратно, и действительно, Э. шевельнул левой рукой как раз перед тем, как Салли заявила, что у нее парализовало левую руку.)Ход ее мыслей последовал за движением моей руки. Как правило, это делается неосознанно.
Зейг:Никто бы и не понял, если бы ты сам не указал на это. Обрати внимание на отдельные моменты, происходящие на словесном уровне. Она произносит: «У меня левая рука не двигается. Это просто удивительно.» Это преувеличение. Такое преувеличенное утверждение не в ее стиле. Но ты к этому возвращаешься и говоришь: «Ты слегка удивлена». Немного снижаешь эмоциональный заряд. Подходишь к оценке с противоположного конца.
Эриксон:Угу.
Зейг:Это, возможно, позволит ей быть более конкретной в своих утверждениях.
Эриксон:Не следует заставлять пациента говорить: «У меня рука не двигается». Ты говоришь: «Вам может показаться, что ваша рука не двигается». Ты сам произносишь отрицание «не».
Зейг:Тогда это дает ей возможность отвечать в утвердительной форме.
Эриксон:Да.
Зейг:Итак, ты возвратился к ее преувеличению и поправил ее.
Эриксон:Из этого преувеличенно-эмоционального состояния я хотел спустить ее вниз, к ее обычному состоянию.
Салли: Я припоминаю, как вы сказали, что она не будет двигаться и хм…
Эриксон: Ты мне поверила?
Салли: Полагаю, да.(Улыбается.)
Эриксон: Всего лишь полагаешь.(Салли смеется.)
Зейг:Ты уже однажды воспользовался ее уклончивым ответом, чтобы обыграть слова «предположение» и «действительность». Здесь ты повторяешь «всего лишь полагаешь», и она смеется. Она понимает твою игру, но выражает это не словесно, а телесно.
Эриксон:Угу.
Салли: Я, это… мне кажется, что ею не пошевельнуть.
Эриксон: Значит, ты более чем полагаешь?(Салли смеется.)
Салли: Хм-м… да.(Тихо.) Я… это так удивительно, что можно пробудиться от шеи и выше, а от шеи и ниже– нет.
Эриксон: Что удивительно?
Салли: Что человек может, хм-м… что тело может спать от шеи и ниже, а я могу разговаривать и бодрствовать– а тела не чувствую, совсем онемело.(Смеется.)
Эриксон: Другими словами, ходить ты не можешь?
Салли: Нет, пожалуй, не сию минуту.(Отрицательно трясет головой.)
Эриксон: Не в этот самый момент.
Салли (со вздохом): Хм-м-м, не в этот самый момент.
Эриксон:Видишь, она отрицательно потрясла головой и сразу согласилась, что не в состоянии ходить. Теперь она уже может давать конкретные ответы.
Зейг:Ей все же легче дается четкий отрицательный ответ, чем четкий положительный ответ. Но от одного до другого лишь один шаг.
Эриксон:Угу.
Зейг:Заметь, все это время ее глаза прикованы к тебе, она не смотрит вокруг.
Эриксон:Мы были одни.
Эриксон: Каждый акушер в этой группе теперь знает, как получить анестезию… тела.(Э. выжидательно смотрит на Салли. С. согласно кивает головой, а потом делает отрицательное движение головой. Она продолжает смотреть направо отсутствующим взглядом. Прочищает горло.) Как себя чувствует человек, которому тридцать пять и он не может ходить?
Салли: Тридцать четыре.
Эриксон: Тридцать четыре.(Э. улыбается.)
Зейг:Она поправила тебя, и ты был весьма любезен. Это ни капли не вывело тебя из равновесия.
Эриксон:С какой стати?
Зейг:Преимущество оказалось на ее стороне. Она и раньше пыталась одержать над тобой верх.
Эриксон:Вот я и отдал ей этот «верх».
Зейг:Да. Она поправила тебя насчет возраста, но для этого ей пришлось прибегнуть к четкому утверждению.
Эриксон:Часто и уступка приносит победу.
Салли: Хм-м… Чувствует… м-м… сейчас это приятно.Эриксон: Очень приятно?Салли: Да.
Зейг:Теперь ты преувеличиваешь положительное ощущение. Она говорит «приятно», а ты «очень приятно».
Эриксон: Вот когда ты только вошла, тебе понравилось, как я подтрунивал над тобою?
Салли: Пожалуй, да.
Зейг:Сначала ты делаешь ударение на приятном ощущении, а затем возвращаешься к шуточному тону. Однако это не шутка. На самом деле ты заставляешь ее почувствовать себя очень неловко. Сводя во времени эти два ощущения, ты смягчаешь в положительном плане ее ощущение неприятной неловкости.
Эриксон:Да.
Эриксон: Пожалуй, да?(Салли смеется.) А может, не понравилось?Салли: Да, пожалуй, так.
Зейг:Она опять увиливает от прямого ответа, а ты интонационно подчеркиваешь слова «пожалуй, да».
Эриксон:Повышением тона на слове «да». «Пожалуй, да». Зейг:Интонационно выделяя положительную сторону. Эриксон:Угу.
Эриксон (улыбается): Вот момент истины.
Салли: Как?(Смеется.)
Эриксон: Вот момент истины.
Салли: Так, да, у меня смешанное чувство.(Смеется.)
Зейг:Она все так же уклончива. На словесном уровне она не приняла «момента истины». Ты снова делаешь нажим на эти слова.
Эриксон: Ты сказала «смешанное чувство». Очень смешанное?Салли: Как сказать? Мне это нравилось и не нравилось.Эриксон: Очень-очень смешанное чувство?Салли: Ох, вряд ли я смогу определить точный оттенок.
Зейг:Здесь ты снова действуешь с противоположного конца. Делаешь такой до нелепости преувеличенный упор на ее уклончивую манеру отвечать, что ей ничего не осталось, как ответить прямо, без уверток. Ты довел свой нажим до абсурда: «Очень смешанное?», «Очень-очень смешанное?»
Эриксон:В результате она оказалась в тупике.
Зейг:И подорвалась на собственной мине.
Эриксон:Да, подорвалась на собственной мине. Но потом она откажется от мины, но не от меня.
Зейг:Ты дал ей возможность увидеть последствия такого уклончивого поведения – «Очень смешанное; очень-очень смешанное». Но ты делаешь это в шуточной форме, и отказ от прежней модели поведения исходит от нее самой.
Эриксон: А не думаешь ли ты: черт меня дернул сюда прийти?
Салли: О, нет, я очень рада, что пришла.(Прикусила нижнюю губу.)
Эриксон: А придя сюда, разучилась ходить.
Салли (смеется): Да, научилась не двигаться от шеи вниз.(Кивает.)
Эриксон: Вкусная была конфета?
Салли (тихо): Ой, такая вкусная, только… м-м… мне хотелось бы,' … разных сортов.
Эриксон (улыбается): Значит, отведала конфеток?Салли: Угу.(Улыбается.) Эриксон: А кто их тебе дал?
Салли: Вы дали.
Эриксон (согласно кивает): Вот какой я щедрый.
Эриксон:Опять очень уклончивые ответы. Но она с воодушевлением заявила, что конфета была вкусная, что-то в этом роде.
Зейг:Да.
Эриксон:А это вполне определенный ответ. Я все время даю ей шанс быть то уклончивой, то вполне определенной.
Зейг:Еще один положительный шаг.
Салли: Да. Очень мило с вашей стороны.(Улыбается.)
Эриксон: Понравилась конфета?
Салли: О, да.
Зейг:Куда уж определеннее! Эриксон:Она осваивает новую модель поведения.
Эриксон: А вот все философы говорят– реальность в нашей голове.(Улыбается.) Что это за люди?(Салли смотрит вокруг. Э. близко склоняется к ней.)
Салли: Представления не имею.
Эриксон:Она не имеет представления, кто эти люди. Она имела представление. Я спросил: «Что это за люди?», а она повременила, прежде чем дать отрицательный ответ.
Зейг:Ты заставил ее установить контакт с присутствующими.
Эриксон:Угу.
Зейг:Далее ты говоришь: «Скажи мне честно: что ты о них думаешь». А это очень нелегко. Ты выбрал такой способ принудить ее установить контакт с окружающими, что у нее не осталось иного выхода.
Эриксон:Да.
Зейг:С какой цепью?
Эриксон:Рука у нее все еще парализована.
Зейг:Да, телесно она не испытывает никаких неудобств.
Эриксон:Есть категория людей, которые любят свои болезни и цепляются за них. Поэтому надо вынудить их на какой-то откровенный поступок. Пациент внутренне открывается и тогда может подчиняться внушениям.
Зейг:Хотя ты предполагаешь, что она попытается проявить некоторую уклончивость даже при прямом ответе, все же она вынуждена отвечать более конкретно.
Эриксон:Совершенно верно. Поэтому ситуация, в которой ей приходится отвечать конкретно, не должна быть острой. Видишь ли, если удается добиться прямого ответа от человека с уклончивой моделью поведения, хотя бы самого общего ответа, то есть возможность получить и более конкретный ответ. Ты идешь от общего к более определенному, а определенное поможет избавить ее от паралича.
Зейг:А ты помнишь, как она избавилась от паралича?
Эриксон:Нет.
Зейг:Это было замечательно. Ты получишь истинное удовольствие, наблюдая, как это произошло.
Эриксон: Скажи мне честно, что ты о них думаешь.
Салли: Как сказать… Они выглядят по-разному.
Эриксон: Они выглядят по-разному.
Салли: Да, они все разные.(Прочищает горло.) Все очень милые. Только отличаются… друг от друга.
Эриксон: Все люди не похожи друг на друга. (Салли смущенно смеется, прочищает горло и вздыхает.)
Зейг:Ты заставил ее установить контакт с окружающими, а это может вызвать у нее некоторое отрицательное ощущение. Сначала ты заставил ее вступить в контакт с окружающими, а затем заставляешь откровенно высказаться о них.
Это очень трудное задание. Ей не хочется быть прямолинейной, но она подчиняется твоей установке, в результате ты получаешь прямой, но не исчерпывающий ответ.
Вероятно, в отношении присутствующих у нее возникает некая негативная ассоциация. Она опоздала и помешала занятиям. Это отрицательное ощущение, возможно, ассоциативно было перенесено на участников семинара. Поэтому можно предположить наличие некой неприязни к окружающим. Видишь, вот она сидит в трансе, обхватив себя одной рукой. Ты говоришь в это время: «Скажи мне честно, что ты думаешь об этих людях». Если она думает что-то негативное, она не может этого сказать, а с другой стороны, гипноз и ощущение комфорта, словно изолирующая прокладка, отгораживают ее от всего отрицательного.
Эриксон:Угу.
Зейг:Ты совершенно определенно отключил от себя ее внимание, заставив ее установить контакт с окружающими. Зачем?
Эриксон:Она должна переключиться на себя. Когда врач уходит из приемного покоя или из палаты, пациент переключается на самого себя. Ситуация должна выглядеть реальной.
Зейг:Кроме того, это интересный ход, чтобы воссоединить ее с группой. Ей надо было осмотреться, вступить в контакт с остальными.
Эриксон:И быть мысленно откровенной. Поэтому я дал ей на это разрешение.
Зейг:Позволил ей и негативные оценки?
Эриксон:Да. Если я кому-то что-то даю, то подразумевается что я могу это и отнять. Правильно?
Зейг:Правильно.
Эриксон:Вот я и дал ей разрешение.
Эриксон: Где сейчас Эйлин?
Салли: О, представления не имею. Хм-м…
Эриксон: А ты давно ее вспоминала в последний раз?
Салли: Сейчас подумаю, хм-м… довольно давно. Э-э… у нее была сестра, Мария. Она была младше Эйлин… м-м-м… скорее, моих лет. Знаете, я их вспоминаю, они из моего детства, но думаю о нихредко.
Эриксон: Откуда ты родом?
Салли: О, из Филадельфии.
Эриксон: И ты играла на задворках?
Салли: Ага.
Эриксон: Как же ты там оказалась?
Салли (смеется): Может, мне только показалось… м-м-м… что я там была.
Эриксон: Обрати внимание… Вон тот качает ногой, а этот переставил ступни, и она села по-другому.(Э. указывает на присутствующих.) А почему ты сидишь так неподвижно?
Зейг:Это попытка заставить ее отвечать более конкретно?
Эриксон:И заставить ее замечать мелкие детали в окружающем ее пространстве.
Зейг:И тем самым закрепить транс.
Эриксон:На заднем дворе, в Филадельфии, мы с ней одни. «Как же ты там оказалась?» «Там» – это очень конкретное слово. А задний двор в Филадельфии – ужасно расплывчатое понятие. Представляешь, сколько в Филадельфии можно насчитать задних дворов?
Зейг:Да, причем день и время тоже могут быть самые разные.
Эриксон:А слово «там» – весьма конкретное понятие. Видишь, я смешиваю общие и конкретные представления.