Жагала Виктор. Расчищая путь пехоте

   Все командиры оказались энергичными, душевными людьми. Они понимали меня с полуслова и между собой очень быстро нашли общий язык. Отныне это были члены одной семьи, командиры и политработники 1107-го пушечного артиллерийского полка РВГК, объединенные общими боевыми задачами, одной великой целью - бить ненавистного врага.
   Через два дня в полку встречали уже рядовых и сержантов, к приему которых мы готовились очень напряженно. Одно лишь расквартирование подразделений потребовало не только твердого знания штатов, точного расчета, но и хозяйской смекалки, разворотливости, умения быстро организовать быт многих людей.
   Однако основные трудности появились гам, где мы их не ждали. Дело в том, что часть красноармейцев прибыла из Казахстана. В боях никто из них еще не участвовал, об артиллерии они знали только понаслышке, вдобавок ко всему многие слабо владели русским языком. Чтобы обучить их хоть как-то действовать у орудий, от командиров требовалась кропотливая целеустремленная работа.
   Очень сложно бойцам-казахам было осваивать артиллерийские термины, запоминать назначение артиллерийских приборов и команд. Им, например, трудно было понять, как это могут существовать параллельно "прицел" как прибор и "прицел" - команда (к тому же и произносили они это слово как "присел"), "уровень" - прибор и "уровень" - команда и т. д. Это мешало бойцам быстро и точно (а требовалось именно так - время не ждало) научиться выполнять команды, правильно ориентироваться в последовательности операций.
   Наши усилия прежде всего сосредоточивались на подготовке самых необходимых специалистов: разведчиков - для работы с буссолью и стереотрубой, радистов, наводчиков - их учили обращению с орудийной панорамой. Каждый опытный сержант получил задание опекать одного бойца-казаха и обучить его по специальности, как говорится, от "а" до "я".
   С воинами других специальностей занятия проводились, как правило, с переводчиками, в качестве которых выступали обычно политработники-казахи. Вспоминая те дни, я до сих пор не перестаю удивляться, как нам удалось в такой короткий срок обучить людей далеко не простому артиллерийскому делу. Ведь уже через неделю после прибытия в учебный центр красноармейцы усвоили свои функциональные обязанности у орудий и довольно уверенно работали с приборами.
   Вскоре мы начали готовиться к тактическому учению с боевой стрельбой. По опыту, приобретенному при формировании дивизиона в Кузьминках, я хорошо знал, как важно оно для необстрелянных еще артиллеристов, для сколачивания подразделений, а поэтому делал все возможное, чтобы практические стрельбы прошли с наибольшей пользой.
   Заметную помощь оказывал вам учебный центр, его штаб. В частности, нам выделили на время несколько тракторов для транспортировки орудий - своих машин у нас еще не было, - что значительно облегчило работу командирам батарей.
   Однако учение провести мы не успели. Как-то ночью совершенно неожиданно мне приказали поднять полк по тревоге и грузиться на железнодорожные платформы. Было это в середине августа. Начальник учебного центра, вручая пакет, сказал:
   - Желаю успеха. Тракторы и автомобили получите в пути следования.
   "Какой там успех, - с горечью подумал я. - Личный состав еще ни разу не стрелял!"
   Доучиваться, набираться опыта нам предстояло в бою. Здесь уместно, пожалуй, напомнить обстановку, сложившуюся в те дни на советско-германском фронте, чтобы яснее было, почему полку не дали доучиться, закончить укомплектование подразделений людьми и недостающей техникой и в срочном порядке направили на юг.
   Начиная с мая 1942 года на южном участке фронта нас преследовали неудачи. Потеря Крыма, неблагоприятный исход боев в районе Барвенково и в Донбассе лишили советские войска стратегической инициативы. Подтянув резервы, противник начал стремительное продвижение к Волге и на Кавказ. Наши войска вели тяжелые оборонительные бои на огромном пространстве от Воронежа до Ростова.
   В середине августа 6-я общевойсковая и 4-я танковая армии немцев уже штурмовали наши позиции на ближних подступах к Сталинграду. Вот в это время Верховное Главнокомандование и решило ускоренными темпами усилить Сталинградский фронт артиллерией, танками и авиацией. В числе частей усиления оказался и наш 1107-й пушечный артиллерийский полк РВГК.
   Можно сказать, мне здорово повезло с комиссаром. Молчаливый, несколько медлительный, батальонный комиссар Тимофей Дмитриевич Горошко быстро и как-то незаметно сколотил вокруг себя боевой актив коммунистов и комсомольцев. Его рассудительность, такт, умение находить с людьми общий язык казались врожденными качествами, хотя я знал, что он очень много работал над собой, преодолевая замкнутость в характере. Позже он говорил мне, что учился у всех, у кого можно было почерпнуть что-то полезное, по крупицам собирал и изучал опыт политработников, с которыми сталкивался прежде по службе. Вдумчивый, неторопливый, он тем не менее всегда горячо брался за любую работу. Его доброжелательность, твердость, умение доводить до конца начатое дело снискали ему в полку огромный авторитет. Политработники под его руководством трудились с огоньком, уверенно, без суеты и показухи, которых комиссар вообще терпеть не мог.
   Командиры дивизионов - капитан Н. Г. Посохин и майор А. Т. Пащенко по характеру были разными людьми, но оба оказались прекрасными специалистами, волевыми, требовательными командирами. Они быстро наладили боевую учебу и добились неплохих результатов, хотя, конечно, времени им было отведено слишком мало.
   Капитан Посохин вызывал всеобщую симпатию. Это был очень деятельный, веселый человек, обладающий чувством юмора. Открытость, доброжелательность по отношению к людям сочетались в нем с требовательностью. Николай Григорьевич реагировал буквально на все, что происходило вокруг него, и за все считал себя в ответе. И что больше всего мне нравилось в нем - это любовь к солдату. Всех своих бойцов он знал по имени-отчеству, радовался, когда они сами приходили к нему за советом или с каким-нибудь предложением. Причем эта радость проявлялась как-то очень непосредственно и открыто.
   Начальник штаба капитан В. В. Кудрявцев тоже заслуживал самых добрых слов. Он проявил себя как опытный штабист, отлично знающий огневое дело и материальную часть артиллерии.
   Одним словом, помощники у меня были прекрасные, работалось с ними легко.
   Погрузку артиллерийских систем - 152-миллиметровых гаубиц-пушек произвели организованно, хорошо закрепили их на платформах. Утром эшелон тронулся в путь. Среди бойцов царило оживление, в теплушках слышались песни, смех.
   На следующую ночь на одной из станций к составу прицепили платформы с тракторами ЧТЗ-60. Вместе с ними прибыли и трактористы - по два на каждую машину. Я дал команду исполняющему обязанности заместителя командира полка по технической части технику-лейтенанту Г. М. Микрюкову проверить состояние поступившей техники прямо на ходу. И что же оказалось - около 80 процентов тракторов не удалось даже завести. Они были настолько изношенными, что не представлялось даже, как мы их будем ремонтировать.
   В тот же день мы с капитаном Кудрявцевым организовали что-то вроде ремонтной бригады, в которую командиры дивизионов включили наиболее подготовленных механиков. Возглавил ее красноармеец Петров, в прошлом бригадир тракторной бригады. Дело он свое знал крепко, двигатель понимал, как врач-кардиолог человеческое сердце.
   Не покладая рук трудились механики. Даже обедали и ужинали прямо на платформе. Петров перебегал от одной машины к другой, давал указания, сам что-то делал, учил, подсказывал. В результате значительная часть неисправных тракторов была отремонтировала еще до разгрузки. Остальные нуждались в запасных частях, а их у нас не было.
   На рассвете 19 августа эшелон подошел к станции Лог. Занималось тихое, ясное утро. На небе ни облачка. Из-за синей полоски дальнего леса поднималось солнце...
   - Ну, вот и прибыли, - сказал я батальонному комиссару Горошко, задумчиво стоявшему у открытой двери вагона. - Теперь бы разгрузиться без помех...
   Комиссар, как всегда, ответил не сразу. Не переставая смотреть на мелькавшие мимо разрушенные строения, он тихо произнес:
   - Бомбят здесь, однако, частенько. Одни развалины. Я буду у платформ с тракторами.
   И, спрыгнув на землю, побежал в хвост состава.
   Соскочил на землю и я. Огляделся, стараясь отыскать глазами здание вокзала, где нас должен был ожидать представитель штаба артиллерии фронта. Однако, кроме вагончика, к которому сбегались бесчисленные провода, ничего вокруг не было - одни развалины. На многочисленных путях стояли обгоревшие вагоны - результат непрерывных бомбежек. При виде этой картины неприятно засосало под ложечкой. Только что прибывший эшелон наверняка не остался незамеченным. Того и гляди, налетят вражеские бомбардировщики.
   - Вы командир полка? - обратился ко мне незнакомый командир. - Я представитель штаба артиллерии фронта. Быстрее разгружайтесь и рассредоточивайтесь.
   Он хорошо знал местность и коротко, без подробностей, рассказал, куда и какие подразделения направлять. Я отдал соответствующие распоряжения. Разгрузка началась. И вот в самый разгар работы появились фашистские самолеты.
   - Черт бы их побрал! - поморщился капитан Кудрявцев. - Надо бы скорее растащить вагоны.
   Он побежал к паровозу. Разорвались первые бомбы. Задрожала земля, в воздухе зловеще засвистели осколки, у вагонов и платформ взметнулись фонтаны разрывов. Люди разбегались в разные стороны в поиске укрытия. Команды тонули в шуме и грохоте.
   И тут я увидел своего начальника штаба, поднимавшегося по металлической лесенке в кабину машиниста. Через мгновение, окутанный огромным облаком пара, паровоз тронулся с места и потащил за собой несколько платформ. Вскоре, сманеврировав, он возвратился и продолжил свою работу. Как выяснилось, вел его наш начальник штаба.
   Под руководством командиров и железнодорожников, для которых такие передряги были обычным явлением, бойцы изо всех сил толкали оставшиеся вагоны и платформы, помогая рассредоточить эшелон. К счастью, фашистские летчики большую часть бомб сбросили на ранее разбитые составы.
   Сделав несколько заходов, "юнкерсы" улетели в направлении станции Иловля. Артиллеристы тут же возобновили работу по разгрузке эшелона.
   Через два с половиной часа люди и техника полка были рассредоточены в назначенном месте. Капитан Кудрявцев аккуратно нанес расположение дивизионов на карту, составил подробное донесение для штаба артиллерии фронта.
   Перед отъездом в Малое Иваново, где размещался штаб артиллерии, я не удержался и спросил Владимира Васильевича:
   - Где же это вы научились паровоз водить?
   - Машинистом когда-то работал, товарищ подполковник, - ответил начальник штаба. - Вот и пригодилась. Не забыл, оказывается...
   В штабе артиллерии я был в полдень. На доклад меня вызвал сам начальник артиллерии фронта. Я доложил все как есть. Рассказал о том, что люди еще ни разу не выполняли практических стрельб, даже учебных, техника не в лучшем состоянии, три орудия повреждены во время бомбежки. Генерал слушал внимательно, не перебивая, изредка покачивая головой.
   - А воевать надо, - сказал он негромко, когда я закончил доклад. Обстановка у нас сейчас сложная, можно сказать критическая. Ожесточенные бои идут уже у стен Сталинграда. Как же без артиллерии? Полк ваш доукомплектуем, обеспечим транспортом и недостающими тягачами. Даю вам на приведение подразделений в порядок два дня.
   Испытание огнем
   Батальонный комиссар Торонто и капитан Кудрявцев поджидали меня в штабе. Результаты моей поездки их тоже очень обрадовали. Обещание начальника артиллерии фронта помочь, особенно транспортом, снимало с наших плеч немалый груз забот.
   Мы тут же взялись за дело. К полуночи хорошо изучили по карте боевую обстановку, до деталей расписали объем работ, которые предстояло выполнить в ближайшие дни. Утром побывали в дивизионах и батареях, побеседовали с людьми. Тимофей Дмитриевич Горошке говорил с бойцами доходчиво, откровенно, не скрывая от них ни успехов, ни временных неудач.
   На следующий день из штаба артиллерии фронта пришел приказ немедленно переместиться в район юго-восточнее станицы Качалинская и поступить в распоряжение начальника артиллерии 62-й армии генерала Н. М. Пожарского.
   Это было как гром с ясного неба. Я тут же связался со штабом артиллерии и напомнил об обещании доукомплектовать полк личным составом и пополнить транспортом. Но мне сказали, что доукомплектовываться придется на новом месте...
   Поставив командирам дивизионов и штабу задачу на перемещение в новый район, сам выехал на розыски штаба артиллерии 62-й армии. Генерала Пожарского нашел на передовом командном пункте, хорошо замаскированном в одной из балок, которых здесь было видимо-невидимо. Балка непрерывно обстреливалась артиллерией противника, в воздухе стоял удушливый запах взрывчатки.
   Едва переступив порог блиндажа генерала Пожарского" я начал докладывать о степени готовности полка к боевым действиям. Но генерал прервал меня:
   - Вас понял. Однако времени на доукомплектование нет. Получите задачу.
   Начальник штаба артиллерии армии ввел меня в курс дела. Противник, подтянув силы со стороны Вертячего и Песковатки, перешел в наступление, стремясь выйти к Волге севернее Сталинграда. Чтобы преградить ему путь, в бой бросали все, что имелось под рукой...
   Нельзя было терять ни минуты. И я тут же отправился в полк, поставил задачи подразделениям на предстоящее развертывание боевых порядков в заданном районе.
   К утру 22 августа дивизионы заняли огневые позиции юго-восточнее станицы Качалинская, несколько в стороне от направления главного удара фашистских дивизий. В штабе артиллерии армии учли все же недостаточную степень нашей боеспособности и поставили перед полком вспомогательную задачу. Нам предстояло вести по наступающим танкам гитлеровцев главным образом фланговый заградительный огонь. Но с моего НП на многие километры прекрасно просматривалось поле боя на главном направлении вражеского удара. Там, что называется, горели земля и небо. Немецкие танки, мотоциклы, бронетранспортеры, автомашины шли сплошной лавиной.
   Теряя людей и боевую технику, гитлеровцы между тем не ослабляли свой натиск. Они вводили в сражение все новые и новые силы, стараясь любой ценой пробить брешь в нашей обороне и выйти к Волге. Земля дыбилась от рвущихся снарядов и авиабомб, всюду пылали танки, бронетранспортеры, в воздухе гудели "юнкерсы" и "мессершмитты". Но как ни старался враг, ему ничего не удавалось сделать. Советские воины сдерживали напор бронированных машин и пехоты противника, с великим упорством защищая каждую пядь родной земли.
   Наблюдательные пункты командиров дивизионов находились рядом с наблюдательными пунктами командиров полков поддерживаемой нами стрелковой дивизии. Им прекрасно были видны немецкие танковые подразделения, которые во взаимодействии со спешившейся мотопехотой непрерывно атаковали наши позиции, используя для скрытного подхода к ним пересеченную оврагами и балками местность.
   Все, усилия командиров, политработников и бойцов нашего полка были направлены на то, чтобы точно и организованно вести огонь, оказать родной пехоте максимум огневой поддержки, в которой она так нуждалась, благо снарядов подвезли два боекомплекта.
   Все офицеры управления полка и дивизионов, свободные от ведения огня, включая и политработников, находились на огневых, непосредственно у орудий, помогали номерам расчетов действовать спокойно, уверенно, проверяли установки прицельных приспособлений и наводку орудий в цель, следили за последовательностью выполнения команд, поступавших с наблюдательных пунктов командиров дивизионов.
   Такая помощь и контроль благотворно сказались на темпе и точности огня. И уже к вечеру 22 августа мы все почувствовали облегчение: команды с НИ дивизионов и полка проходили оперативнее, выполнялись быстрее, более слаженно. В течение дня полк израсходовал целый боекомплект снарядов, подбил два танка, уничтожил более ста солдат и офицеров противника. Оба танка была выведены из строя огнем 4-й батареи капитана В. Т. Лучкина.
   Когда вечером бой стих, командиры подразделений подвели итоги, провели подробный разбор действий батарей, взводов и орудийных расчетов. Офицеры управления полка и дивизиона указали каждому расчету на допущенные в ходе боевой работы ошибки, подбодрили людей, отметили отличившихся.
   После ужина личному составу предоставили отдых, а под утро все, включая командиров и политработников, снова принялись за работу. Поправили и улучшили орудийные окопы, подготовили к бою боеприпасы. Артснабженцы пригнали два отремонтированных своими силами орудия, выведенные из строя при разгрузке эшелона.
   23 августа гитлеровская авиация нанесла бомбовый удар по огневым позициям артиллерии, командным и наблюдательным пунктам 62-й армии. Вой пикирующих бомбардировщиков слился со сплошным гулом артиллерийской канонады. Фашистские снаряды рвались рядом с моим НП и орудийными окопами дивизионов. Бойцам и командирам было приказано укрыться в ячейках, траншеях и ходах сообщения.
   Я прильнул к окулярам стереотрубы и, медленно вращая маховик наводящего червяка лимба, осматривая местность. Поскольку мой НП был смещен далеко в сторону фланга, передний край нашей обороны просматривался отсюда почти вдоль линии окопов.
   Артиллерийская и авиационная подготовка противника была короткой. Вперед ринулись танки и мотопехота.
   Небольшая пауза - ив боевых порядках наступающих гитлеровцев стали рваться снаряды и мины - наша артиллерия и минометы открыли ответный огонь.
   Каждый дивизион, каждая батарея нашего полка знали свою цель. Командиры на местности изучили отведенные им полосы и пристреляли рубежи подвижного заградительного огня (ПЗО) в них. Я ожидал, пока передовые танки и бронетранспортеры подойдут на расчетное расстояние к запланированному рубежу. Как только это случилось, подал команду:
   - Дивизионы, к бою! По вражеским танкам, огонь!
   Разрывы снарядов 152-миллиметровых гаубиц-пушек немногочисленных здесь артполков РВГК были хорошо видны на местности. Первые же залпы наших батарей взметнули высокие фонтаны земли и огня среди движущихся танков противника. Однако, не меняя курса, они продолжали двигаться вперед. Но вот вздрогнул и застыл на месте один, другой, третий. Из нескольких машин повалил дым, потом они вспыхнули, окутались языками пламени.
   Командиры дивизионов уменьшили прицел. И вновь ударили тяжелые орудия, поднялись к небу огненные смерчи. По танкам били прямой наводкой и противотанковые подразделения, пунши и гаубицы стрелковых соединений.
   На позиции артполка обрушили бомбовый удар "юнкерсы". По самолетам открыли огонь две расположенные невдалеке зенитные батареи. Первым же залпом они сбили один, а несколькими минутами позже и: другой фашистский бомбардировщик. Остальные сбросили свой груз с большой высоты, не причинив особого вреда орудиям и расчетам.
   Полк продолжал вести бой. Капитан Посохин доложил:
   - Первая батарея капитана Егорова подбила три вражеских танка. Лейтенант Вовк уничтожил бронетранспортер, старший лейтенант Лоза поджег средний танк.
   - Молодцы! - кричу изо всех сил. - Так держать!
   У майора Пащенко тоже успех. Батарея капитана Лучкина сожгла несколько мотоциклов с коляской, подбила два легких и один средний танк. Батарея капитана Бакина уничтожила два противотанковых полевых орудия и около пятидесяти солдат и офицеров врага.
   Командир стрелковой дивизии, в интересах которой вел огневой бой наш полк, сообщил мне, что противник вводит в дело свежие танковые подразделения.
   Бушующие смерчи огня, визг танковых гусениц и вой двигателей медленно отодвигались в сторону Волга, к северной окраине Сталинграда. Чтобы лучше видеть поле боя, я перешел на НП майора Пащенко.
   По глубокой балке, доходившей до самого города, в дыму и гари двигались вражеские танки и пехотные подразделения. Гитлеровцы подтягивали к ним свою артиллерию. Одна четырехорудийная батарея немцев с ходу начала рассредоточивать свои орудия, занимать позицию. До нее от наших наблюдательных пунктов не было и километра. Приказываю Пащенко ударить по вражеским артиллеристам. Внимательно слежу в бинокль. Батарея капитана Лучкина первым же залпом накрыла позицию гитлеровцев.
   - Молодец Лучкин! - кричу Пащенко. - Передайте комбатру: объявляю благодарность всему личному составу. Поздравляю с первой вражеской батареей, записанной на счет полка!
   А в стороне Сталинграда творилось что-то невообразимое. Огромные столбы черного дыма заволокли небо над городом. Варварская бомбежка жилых кварталов Сталинграда продолжалась до конца дня.
   Позднее стало известно, что в этот день вражеская авиация совершила более 2000 самолето-вылетов, превратив многие кварталы Сталинграда в груды развалин. Но более всего обожгла весть о том, что противнику удалось-таки рассечь сталинградскую оборону на две части и прорваться к Волге севернее города. 62-я армия, в оперативном подчинении которой мы находились, была отрезана от основных сил фронта. Вследствие этого нас переподчинили другой армии.
   Бои приняли затяжной характер. В течение первой половины сентября на фронте Самофаловка, Ерзовка три наши армии - 24-я, 1-я гвардейская и 66-я, - сражавшиеся севернее участка прорыва, пытались восстановить положение, оттеснить немецкие части, вышедшие к реке, но сил и средств для этого не хватало. Правда, настойчивые атаки ваших стрелковых подразделений и меткие огневые удары артиллерии отвлекли на себя значительные силы врага, чем ослабили его удар по городу.
   Меня и моих товарищей радовало то, что к нам, на Сталинградский фронт, все больше и больше прибывало артиллерии, главным образом частей РВГК. Как правило, они, как и мы, были не до конца сформированы, доучивались в боях, но огневая мощь нашей группировки крепла изо дня в день.
   Большие испытания выпали в те дни на долю личного состава 1107-го пушечного артиллерийского полка. Хорошо запомнились бои с 3 по 8 сентября, когда армии Сталинградского фронта предприняли наступление с севера во фланг вражеским соединениям с целью ликвидации коридора, образовавшегося севернее города.
   Немцы основательно закрепились на многочисленных высотах, господствовавших здесь над окружающей местностью. В ряде случаев ваши части наталкивались на мощный пушечный и пулеметный огонь зарытых в землю и замаскированных танков и штурмовых орудий. Общевойсковые командиры то и дело просили нас подавить и уничтожить эти бронированные огневые гнезда. Артиллеристы полка в течение 6 и 7 сентября прямым попаданием уничтожили 11 таких танков и самоходок.
   Во время боевой работы по целям, особенно по артиллерийским и минометным батареям, а также по скоплениям пехоты и танков противника, командиры взводов, старшие офицеры па огневых позициях и политработники находились в расчетах. При исполнении команд, определяющих порядок огня, они следили за точным соблюдением указанного командой темпа стрельбы и за тем, чтобы каждое орудие производило выстрел в свою очередь, не опережая другие и не отставая от них. Главным для нас тогда было выработать у номеров определенный комплекс навыков боевой работы, довести ах до автоматизма.
   Помню, когда полк стоял на позициях в районе Ерзовки и уже считалось, что мы более или менее научились стрелять, я стал наблюдать в стереотрубу за тем, как ложатся снаряды на рубежах ПЗО при отражении атаки большой группы вражеских танков, и ужаснулся. Фонтаны земли и огня вздымались с большими отклонениями как по дальности, так и по направлению.
   - Беда, комиссар, - говорю Горошко. - В батареях не умеют строить ни параллельный веер, ни веер по размеру участков ПЗО. Да и за установками прицела и угломера следят не все командиры орудий и наводчики.
   В любое другое время я, конечно, тут же прекратил бы стрельбу, но шли вражеские танки, много танков, и снаряды, ложившиеся даже в таком беспорядке, попадали в цель...
   - Не нервничай, Виктор Макарьевич, - слышу, как всегда, спокойный голос комиссара. - Посмотри лучше, как шарахаются от наших снарядов гитлеровские танки. Не было бы, как говорится, счастья, да несчастье помогло. А навыки - дело наживное. Дай срок...
   А там, на поле боя, на пути движения рассыпавшихся широким фронтом гитлеровских танков стояла непробиваемая стена плотного огня. Внакладку по этому рубежу стреляли минометы и гаубичные батареи 122-миллиметровых орудий поддерживаемой стрелковой дивизии. Танки врага маневрировали, пытаясь то уклониться в сторону и обойти страшный для них рубеж, то рывком преодолеть его. На поле боя один за другим вспыхивали яркие костры...
   Несмотря на ежедневные боевые стрельбы, расчеты продолжали учиться и их боевое мастерство росло изо дня в день.
   Весь сентябрь полк перебрасывали с места на место. Автотранспортом и тракторами мы были пополнены уже до штата, и маневрировать колесами и гусеницами стало гораздо легче. Но частая смена позиций, марши, оборудование окопов для орудий, наблюдательных и командных пунктов требовали огромного физического труда, и, как правило, ночью (днем стрельба).