Страница:
Однажды меня вызвал к себе комдив Викентий Никитович Мазур. Расспросив коротко, как идут дела в полку, генерал вдруг спросил:
- А что, Виктор Макарьевич, есть какие-нибудь известия от вашей супруги? Где она?
- В Острогожске, товарищ генерал. Уже два письма получил от нее.
- Ну что ж, Острогожск так Острогожск. Не так уж и далеко он отсюда. Разрешаю вам навестить семью. Берите своего верного ординарца, машину какую поисправней и сегодня же - в путь. Суток семь, полагаю, хватит?
Я молчал, не в состоянии проронить ни слова. Такого оборота в нашей беседе я никак не ожидал. Мысль о том, что завтра или послезавтра доведется увидеть жену и дочь, казалась невероятной.
Острогожск, как и большинство других городов и сел Воронежской области, войска Красной Армии освободили месяц тому назад. О том, что семья моя там, я ни разу не говорил ни комдиву, ни начальнику политотдела. Поэтому такое внимание и забота сильно взволновали меня. Я начал благодарить комдива, заикнулся было о том, что не время сейчас, наверное, навещать семью, но генерал с доброй улыбкой прервал меня:
- Есть сведения, что мы задержимся здесь недельки на две, не меньше. Полк у вас боеспособный, помощники и командиры дивизионов на высоте. Так что поезжайте, Виктор Макарьевич, поезжайте. А в случае, если по возвращении не застанете нас на этом месте - полк не иголка, найдете, догоните...
Оставив за себя начальника штаба гвардии майора Кудрявцева (заместителя по строевой части нам так и не дали), мы с ординарцем Андреем Шаповаленко, не теряя времени, собрались, что называется, "по тревоге" и на стареньком, но исправном "форде" в тот же день выехали в сторону Воронежа. Погода в те дни была пасмурная, нелетная, и вражеские самолеты не появлялись в воздухе.
Сел по пути словно и не было: одни печные трубы торчали из сугробов. Кое-где нет-нет да и покажется струйка сизого дымка: жители ютились в землянках, сооруженных наспех своими силами, в лучшем случае, кому повезло, - в блиндажах и землянках, оставленных войсками.
В полночь мы были уже в Воронеже. Он стоял в руинах. Несмотря на то что перед войной я прослужил здесь более двух лет, хорошо знал город, его улицы и переулки, особенно в центре, сейчас попал в нелегкое положение. С трудом ориентируясь, давал указания шоферу, куда ехать, где сворачивать, чтобы выбраться на южную окраину, откуда начиналась дорога на Острогожск. В конце концов потерял где-то правильный курс. И немудрено - дорогу преграждали груды битого кирпича, целые блоки от разрушенных зданий, телеграфные столбы, поваленные на мостовую, мотки проволоки. Несколько раз пришлось возвращаться, искать объезды.
Наконец шофер вынужден был остановить машину перед грудой каких-то искореженных железных конструкций. Я узнал это место. Оно было недалеко от площади Дома Советов. Рядом должен находиться Кольцовский сквер, по которому мы с женой в то, казалось, невероятно далекое довоенное время частенько прогуливались по вечерам. По этому скверу я и надеялся выбраться из лабиринта разрушенных улиц и переулков. Но не тут-то было: во вьюжной темноте нам не удалось отыскать его. Остановились перед разбитым Домом Красной Армии. Там мне был знаком каждый уголок, каждая стертая ногами каменная ступенька... Здесь на танцах я познакомился с Тамарой Мезенцевой, которая стала моей женой, здесь мы отпраздновали не только свадьбу, но и рождение дочери.
Воронеж - важная веха в моей жизни, с ним связаны самые дорогие воспоминания из моей командирской молодости. Поэтому так больно сжималось сердце при виде его ран: разбитых улиц и площадей, зияющих пустыми глазницами окон зданий...
По счастливой случайности мы встретили одного горожанина, который и помог нам найти дорогу на Острогожск. Ехали мы через Придачу - пригород Воронежа. Шоссе было разбито донельзя, видимость - никудышная. Еще сильнее крутила поземка, впереди почти ничего нельзя было различить. Шофер все время высовывал голову из окна кабины, чтобы лучше разглядеть просматривавшийся след прошедших недавно автомашин.
Но вот часам к 12 дня добрались наконец до Острогожска. Остановив машину возле дома, в котором жили родители жены, я увидел двух увлеченно игравших девочек. В одной из них узнал дочь. Хотел было подбежать к ней, но ноги сделались ватными, непослушными. Невольно схватился за дверцу машины. Светлана первая бросилась ко мне. Ее пронзительный крик "Папа!" вывел меня из оцепенения. Я подхватил дочурку на руки. Ей было тогда уже семь лет.
Два дня, проведенных в кругу семьи, пролетели как сон. За годы разлуки нам было о чем поговорить с женой, о чем расспросить друг друга. Жена и дочь были здоровы, хотя сильно похудели и нуждались в одежде. Не минуло дом и горе. Перед самым освобождением Острогожска под вражескими бомбами погиб отец жены.
Все то время, пока я находился в городе, мела метель. Дороги занесло так, что нечего было и думать о возвращении в часть на нашем видавшем виды "фордике". Попытали счастье на небольшом полевом аэродроме. Как выяснилось, в Москву через Елец снаряжался самолет связи По-2. Пилот согласился подбросить нас. Утром следующего дня мы вылетели. Но до елецкого аэродрома не дотянули: из-за недостатка горючего пришлось сделать вынужденную посадку, недалеко от города. Нам ничего не оставалось, как искать попутную машину, чтобы добраться до части...
Там нас уже ждали. Полк готовился к выступлению. Я сразу же погрузился в дела. Начальник штаба и замполит все отлично подготовили к выходу. Через два дня мы двинулись своим ходом на Ливны, где простояли около суток. Всю ночь авиация противника вела беспокоящие полеты, бомбила город. Никаких укрытий для личного состава здесь не было. Единственное, что мы могли сделать, чтобы избежать больших потерь, - это рассредоточить подразделения. С часу на час ждали приказа на дальнейшее движение. Город пылал, горели нефтебаза и вокзал...
Фашистское командование нервничало, видимо, не зря. Наши войска наносили удар за ударом то на одном, то на другом участке тысячекилометрового фронта, громя дивизии вермахта, перемалывая живую силу и технику противника. На мгинском направлении войска Ленинградского и Волховского фронтов тоже разгромили несколько вражеских соединений и улучшили свои позиции. Я ревностно следил за событиями на этом участке советско-германского фронта, помня, что где-то там мужественно сражаются мои бывшие однополчане.
Однако, несмотря на огромные потери, понесенные гитлеровцами под Сталинградом и на других фронтах, их сопротивление стало возрастать, особенно на юге, под Харьковом и Барвенково. Ожесточенные бои шли и здесь, западнее Курска.
В этой обстановке 1-я гвардейская артиллерийская дивизия, теперь оперативно подчинявшаяся недавно образованному Центральному фронту (на базе объединений Донского), получила приказ на передислокацию в новый район боевых действий.
201-й гвардейский форсированным маршем двигался через Поныри, Молотычи на Дмитриев-Льговский. Еще в пути дивизию подчинили командующему войсками 70-й армии.
Марш полка был очень трудным, поскольку старые тракторы, несмотря на произведенный ремонт, хоть и реже, но все-таки выходили из строя. Вынужденные остановки задерживали нас иногда на несколько часов, срывали график движения. А генерал Мазур настойчиво требовал ускорить занятие позиций в районе сел Никольское, Муравчик и Ржавчик. Двигаться приходилось днем и ночью. Люди выбивались из сил.
А тут еще началась мартовская распутица. Дороги и поля стали труднопроходимыми. Активные боевые действия с обеих сторон прекратились. Полк развернул боевые порядки южнее деревни Троена, перекрыв тем самым дорогу из Орла на Курск.
Очень туго стало с доставкой продовольствия и боеприпасов. Был введен жесткий лимит на расходование снарядов и патронов. Командиры всех частей, политорганы мобилизовали личный состав, свободный от несения боевой службы, на доставку продуктов, снарядов, мин и патронов пешим порядком. Расстояние до Молотычей, где размещались наши тылы, составляло около 20 километров. И шли туда и обратно навстречу друг другу колонны по сто и более человек. Со складов несли в мешках крупу, соль, мясо, консервы, патроны, а на специально изготовленных носилках - снаряды и мины.
Только так и удавалось нам обеспечивать полк минимумом продуктов и боеприпасов. К счастью, недели через две-три подсохло, снабжение наладилось, фронт тоже стабилизировался. Началась усиленная боевая учеба. Велись круглосуточная разведка противника и оборудование боевых порядков.
Каждая батарея полка кроме основных оборудовала несколько запасных огневых позиций, расположенных одна от другой на большом расстоянии командование требовало, чтобы наша оборона была глубокой и прежде всего противотанковой. Большое значение придавалось хорошей маскировке позиций.
Огромная затрата физических и моральных сил личного состава окупилась потом сторицей. Но попотеть пришлось изрядно. Ведь местность здесь открытая, леса поблизости нет, его приходилось доставлять издалека на грузовиках. К переднему краю машины не допускались, чтобы не раскрывать большого размаха инженерных работ. Поэтому последние полтора-два километра бревна тащили сами артиллеристы.
Несмотря на трудности, блиндажи мы сделали и три-четыре наката. Такое перекрытие выдерживало прямое попадание немецкого 150-миллиметрового снаряда.
Оборудованием своих позиций занимались и стрелковые подразделения. Все поле в полосе обороны армии было изрыто траншеями и ходами сообщения, Их стены были прочно забраны жердевыми щитами.
В январе 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР в армии были введены погоны. Менялась и форма одежды. В марте мы уже получили гимнастерки нового покроя, переоделись. Однако главным было не это.
Противотанковая артиллерия и гвардейские минометные части, превратившиеся к тому времени, по существу, в новый род войск, становились для врага грозной силой. Все больше и больше прибывало в действующую армию танков улучшенной конструкции, преимущественно средних Т-34 и тяжелых КВ, появились самоходные артиллерийские установки СУ-122 и СУ-152, мощные снаряды которых пробивали броню вражеских танков всех типов и самоходно-артиллерийских установок. Достаточно сказать, что из общего количества танков и САУ к началу июля 1943 года тяжелые и средние составляли свыше 64 процентов. В мае мы уже видели, например, на нашем участке фронта самоходно-артиллерийские полки, предназначавшиеся для использования в качестве артиллерии непосредственного сопровождения пехоты и танков.
Радостным событием для нас, артиллеристов частей РВГК, были, конечно, существенные перемены в организационной структуре наших соединений. В апреле 1943 года начали формироваться шестибригадные артиллерийские дивизии, артиллерийские корпуса. В 1-й гвардейской артиллерийской дивизии было создано три бригады: пушечная, гаубичная и легкоартиллерийская. 201-й гвардейский вошел в состав 1-й гвардейской пушечной артиллерийской бригады, командиром которой стал гвардии подполковник В. М. Керп. В бригаду влились оба пушечных полка (орудия 152-миллиметрового калибра). 2-я гвардейская гаубичная бригада включала в себя все три гаубичных полка (орудия 122-миллиметрового калибра), имевшихся в дивизии. В 3-ю легкоартиллерийскую бригаду влились три истребительно-противотанковых полка. Гаубичной и легкоартиллерийской бригадами командовали мои боевые друзья гвардии подполковники А. И. Телегин и М. А. Грехов.
Вскоре в дивизию влился отдельный разведывательный дивизион. Им командовал знающий, волевой офицер майор А. Т. Дрыга. Появлению этого дивизиона все мы бесконечно обрадовались. С ним пришло надежное обеспечение частей разведданными, метеобюллетенями, создавались более выгодные условия для взаимодействия с пехотой и танками.
Затишье на фронте использовалось нами для усиленной боевой учебы. С командирами дивизионов и батарей занятия, как правило, проводил я сам или начальник штаба гвардии майор Кудрявцев.
В "период предыдущих боев мы добились хорошей слаженности расчетов, твердого знания бойцами и младшими командирами своих функциональных обязанностей. Теперь этого было явно недостаточно. Интересы боя требовали обеспечить полную взаимозаменяемость номеров. Основная тяжесть в выполнении этой задачи ложилась на плечи командиров огневых взводов и батарей.
Занятия проходили в обстановке, максимально приближенной к боевой: данные для стрельбы готовились только по реальным целям, тренировки в ведении огня в составе батарей и дивизионов проходили ежедневно, хотя огонь открывать приходилось не так часто из-за жесткого лимита на расходование боеприпасов.
Всего лишь один-два раза в неделю полк получал задачи на подавление артиллерийских и минометных батарей противника, уничтожение скоплений его пехоты и танков, колонн войск на марше. Такие дни были очень приятны для артиллеристов. Каждому хотелось внести свою лепту в разгром врага, проверить на практике прочность приобретенных знаний и навыков.
Надо сказать, за долгие месяцы обороны мы добились немалых результатов. Настоящими мастерами меткого огня стали наши комбатры гвардии капитаны П. И. Бакин, Н. П. Ларькин, В. Т. Лучкин и Н. М. Егоров, гвардии старшие лейтенанты А. М. Лоза и М. П. Вовк. Ну а майоры Н. Г. Посохин и А. Т. Пащенко прекрасно овладели искусством управления артиллерийским полком. Так и записали мы им в боевых характеристиках.
Немецко-фашистские войска под Курском усиленно оснащались новыми танками Т-VI ("тигры") и самоходными артиллерийскими установками "фердинанд". Об этом было известно командованию. Поэтому инженерное оборудование основных и запасных позиций проводилось с учетом обеспечения круговой обороны и стрельбы по танкам прямой наводкой. Тактико-технические характеристики "тигров" и правила ведения огня по ним знал в полку каждый боец. Обучили личный состав и метанию по таким целям гранат и бутылок с зажигательной жидкостью.
Дважды за период с апреля по июль мы с начальником штаба и командирами дивизионов совершенствовали свои знания и навыки в управлении огнем полка на специальных сборах, организованных штабом артиллерии 70-й армии. Много труда было затрачено на отработку правил ведения сопряженного наблюдения в дивизионах (СНД), то есть засечке целей с нескольких разнесенных по фронту и в глубину пунктов наблюдения. Каждая разведанная цель наносилась на планшеты, получала свой "паспорт" - единое наименование, порядковый номер и закреплялась за вполне конкретным артиллерийским подразделением, которое заранее готовило по ней данные для стрельбы на полной топографической основе. Словом, мы готовились к предстоящим боям со всей серьезностью и полным напряжением сил.
В апреле 1943 года состоялась известная встреча Михаила Ивановича Калинина с участниками Всеармейского совещания агитаторов, на котором были представители и от нашей дивизии. Позже они рассказывали об этой встрече своим товарищам. Воины полка с огромным вниманием слушали их выступления и клялись сделать все для разгрома врага.
На одной из таких бесед в 6-й батарее, на которой я присутствовал, командир орудия гвардии старший сержант Кашаган Джамангараев сказал:
- Бойцы нашего орудийного расчета сердечно благодарят Всесоюзного старосту Михаила Ивановича Калинина за добрые советы и пожелания всем нам боевых успехов. Мы клянемся нашему верховному аксакалу бить врага не жалея сил и самой жизни. Все номера моего расчета уже сейчас полностью овладели смежными специальностями. Теперь дело за тем, чтобы довести действия у орудия при боевой работе до автоматизма. И мы добьемся этого в ближайшие недели.
Командир орудия гвардии сержант Иван Лозокевич заверил командование полка, что и его расчет выполнит свой долг.
Весь май и июнь прошли в напряженном труде. Офицеры штаба, который возглавлял теперь гвардии майор А. И. Панарин, заменивший ушедшего на повышение В. В. Кудрявцева, и политработники под руководством гвардии майора Т. Д. Горошко много времени проводили в батареях, проверяли боеготовность огневых взводов и орудийных расчетов, помогали командирам устранять выявленные недостатки, беседовали с людьми.
20 апреля в командование дивизией вступил гвардии генерал-майор артиллерии Г. В. Годин, сменивший на этом посту генерала В. Н. Мазура, назначенного командиром артиллерийского корпуса. Новый комдив начал знакомиться с людьми. Много времени он проводил в бригадах и полках, беседовал не только с командирами, но и с бойцами.
В апреле мы провели несколько занятий совместно с командным составом 132-й и 70-й гвардейской стрелковых дивизий, которые мы поддерживали. Прошли они очень интересно, с большой пользой для всех участников.
На одном из этих занятий выступил командарм генерал И. В. Галанин. Он-то и проинформировал нас относительно намерений гитлеровского командования нанести удар по основанию Курского выступа со стороны Орла и Белгорода по сходящимся направлениям на Курск с целью окружить и уничтожить здесь армии Центрального и Воронежского фронтов.
В последних числах июня боеготовность частей 1-й гвардейской артиллерийской дивизии проверял командующий артиллерией Центрального фронта генерал-лейтенант артиллерии В. И. Казаков. Когда его группа закончила работу, он собрал командиров бригад, полков и дивизионов и поставил задачу на предстоящий бой, подчеркнув при этом большую роль нашей дивизии.
В заключение генерал Казаков сообщил печальную весть: бывший командир нашей дивизии гвардия генерал-майор артиллерии Викентий Никитович Мазур трагически погиб в автомобильной катастрофе. Память его почтили минутой молчания, и долго лотом каждый из нас тяжело переживал эту утрату...
С 1 по 5 июля части дивизии были приведены в полную боевую готовность. Все командиры и бойцы безотлучно находились на своих местах.
Боевые порядки бригад 1-й гвардейской артиллерийской дивизии, оседлавшей дорогу Орел - Курск, были развернуты с таким расчетом, чтобы между ними обеспечивалось огневое взаимодействие. Впереди, между первой и второй траншеями главной полосы обороны, за огневыми позициями поддерживаемой 132-й стрелковой дивизии, стояли полки 3-й легкоартиллерийской бригады. Несколько ее батарей располагались прямо перед нашим наблюдательным пунктом, на котором находились гвардии подполковники Керп, Ушаков и я. Чуть в стороне, на той же высотке южнее Троены, был и НП командира 132-й стрелковой дивизии.
Таким образом, полкам и бригадам 1-й гвардейской артиллерийской дивизии, стоявшей в первом эшелоне на стыке двух общевойсковых армий, предстояло нанести основной огневой удар по пехоте и танкам врага как на дальних подступах, так и в ближнем бою. К выполнению этой задачи мы готовились долгие месяцы. Никто из нас не сомневался, что личный состав соединения с честью выполнит ее.
"Тигры" горят
В ночь с 4 на 5 июля была объявлена боевая тревога. Все батареи полка изготовились к немедленному открытию огня. В 2 часа 20 минут артиллерия 13-й, правого крыла 70-й и левого крыла 48-й армий провела мощную 30-минутную артиллерийскую контрподготовку. Противник смог начать артиллерийскую подготовку только в 4 часа 30 минут (вместо 3 часов по плану), но вел ее неорганизованно в течение 1 часа 20 минут. Этим незамедлительно воспользовалось наше командование. Советская артиллерия провела повторную получасовую контрподготовку по изготовившимся к атаке пехотным и танковым частям гитлеровцев, по позициям их артиллерийских батарей, наблюдательным пунктам, штабам, складам боеприпасов и горючего. В ней участвовал и 201-й гвардейский пушечный артиллерийский полк. Он вел интенсивный огонь из всех своих орудий по расположению двух артиллерийских и трех минометных батарей гитлеровцев.
Враг понес немалые потери в исходном положении. Система огня его артиллерии была нарушена, управление войсками дезорганизовано. Лишь в 5 часов 30 минут утра немецко-фашистские войска перешли в наступление. Справа, в полосе обороны 13-й армии, в эти минуты послышался грохот артиллерийской канонады. Вперед двинулись крупные силы пехоты и танков врага.
Два с половиной часа мы сидели в блиндажах, не отрывая глаз от окуляров стереотруб. Ожидали атаку гитлеровцев и со стороны Троены. Когда стрелки часов показали ровно восемь, огненный смерч обрушился на участки обороны 132-й и 70-й гвардейской стрелковых дивизий.
Не подававшие до сих пор признаков жизни артиллерийские и минометные батареи немцев, координаты которых были хорошо известны нам по данным аэроразведки, наконец заговорили. Исходные данные для стрельбы по ним мы подготовили заблаговременно.
- Ушаков, Жагала, - приказал комбриг Керп, - подавить вражеские батареи!
Даю по телефону несколько коротких команд Николаю Посохину и Александру Пащенко. Сам - к стереотрубе.
Вскоре 24 гаубицы-пушки полка открыли огонь по закрепленным за дивизионами целям. За Тросной в разных местах взметнулись высокие султаны разрывов. Наблюдатели с пунктов СНД один за другим докладывали стреляющим: "Есть цель 101!", "Есть цель 103!". Значит, снаряды всех наших батарей ложились точно...
К Тросне, далеко за передним краем гитлеровцев, двигались колонны танков, бронемашин, подразделения мотоциклистов. Было ясно, что противник выводит их на исходное положение для атаки и они ждут лишь сигнала окончания артподготовки, чтобы всей массой двинуться вперед.
Комдив Годин принял решение: двумя бригадами - пушечной и гаубичной произвести по врагу огневой налет. Это место было нами хорошо пристреляно. На всех артиллерийских планшетах оно значилось под двумя оранжевыми прямоугольниками - "СО-211" для 1-й гвардейской и "СО-212" для 2-й гвардейской бригад.
- Цель 211, беглый, зарядить! - подает команду комбриг Керп. Мы с Ушаковым дублируем ее в дивизионы.
Когда оттуда были получены доклады "Готово", комбриг скомандовал:
- Огонь!..
Прошла минута-другая, и над целью вздыбилась земля, взметнулись языки пламени, коптящие столбы пыли и дыма потянулись к небу. Совершенно четко вижу огненные всплески то в одном, то в другом месте... Горели танки, бронемашины, арттягачи, взлетали в воздух обломки автомобилей.
- Горят, гады! - кричит Тимофей Дмитриевич Горошко, и его карие глаза весело блестят. - Смотри, Макарьевич, вон справа, справа!
- Вижу. Ты лучше погляди на деревню...
От Троены к переднему краю нашей обороны в развернутом боевом порядке шли густые цепи вражеских автоматчиков, за ними - мотоциклисты, орудия сопровождения, танки и бронемашины. По характерным очертаниям среди танков можно было различить "тигры" и штурмовые орудия "фердинанд".
- Жарко будет, Виктор Макарьевич, ох как жарко!.. - кричит мне на ухо мой друг Николай Ушаков.
Когда идут танки, да еще в таком количестве, вся артиллерия должна переключаться на них. Такой был закон у артиллеристов в минувшей войне. А здесь, кроме средних и легких танков, еще и "тигры" и "фердинанды", Немецкая артиллерия бьет по нашему переднему краю, стараясь подавить огневые точки и противотанковые средства. Расползаются, клубятся над степью зловещие тучи дыма и пыли от взрывов снарядов и мин, от выхлопных газов бронированных машин. Светлое, солнечное утро медленно погружается в сумрак...
Уменьшив прицел, полки выждали нужное время и обрушили на первый рубеж всю мощь своего огня. Чуть восточнее густо рвались снаряды 2-й гвардейской гаубичной бригады гвардии подполковника А. И. Телегина. Всюду горела вражеская техника.
В небе появились "юнкерсы", над ними - "мессершмитты". В поединок с вражескими истребителями вступили советские "яки". "Юнкерсам" все же удалось сбросить бомбы. Казалось, земля и небо слились воедино... Вокруг фашистских бомбардировщиков стали рваться зенитные снаряды. Один из самолетов задымил, отвалил в сторону и, объятый пламенем, резко пошел к земле. За ним другой...
Наконец, подпустив вражеские танки и самоходные орудия на дальность прямого выстрела, по ним ударили прямой наводкой все пушки 3-й гвардейской легкоартиллерийской бригады. Гитлеровские танкисты начали маневрировать, стараясь увернуться от метких выстрелов противотанкистов, от тяжелых снарядов систем артиллерии РВГК. Огонь пушек немецких танков стал малоэффективным, темп атаки нарушился. По танкам, штурмовым орудиям, бронетранспортерам и вражеской пехоте, которым удалось уже вплотную подойти к нашему переднему краю, ожесточенно стреляла собственная и приданная артиллерия стрелковых дивизий.
Поле боя затянуло сплошным дымным маревом, пронизываемым молниями разрывов. Управление огнем полков комбриг передал нам с Ушаковым. Но не прошло и часа, как мы вынуждены были предоставить командирам дивизионов, наблюдательные пункты которых находились в стрелковых полках, полную самостоятельность - с нашего НП уже ничего нельзя было различить.
Основная масса вражеских танков и САУ была остановлена перед передним краем обороны 132-й стрелковой дивизии. Шел ожесточенный огневой бой...
Воспользовавшись небольшой передышкой, мы решили перекусить. Удастся ли потом? Обедали на НП все - комбриг, командиры полков, радисты, телефонисты, разведчики. Пригласили мы и командира 132-й стрелковой дивизии.
- С артиллеристами я с большим удовольствием, - сказал полковник.
Настроение у комдива было приподнятое, как, впрочем, и у всех нас. Он рассказал, что против его дивизии немцы бросили более 150 танков и штурмовых орудий, что 54 из них уничтожила наша артиллерия, а 17 подорвались на минах...
- А что, Виктор Макарьевич, есть какие-нибудь известия от вашей супруги? Где она?
- В Острогожске, товарищ генерал. Уже два письма получил от нее.
- Ну что ж, Острогожск так Острогожск. Не так уж и далеко он отсюда. Разрешаю вам навестить семью. Берите своего верного ординарца, машину какую поисправней и сегодня же - в путь. Суток семь, полагаю, хватит?
Я молчал, не в состоянии проронить ни слова. Такого оборота в нашей беседе я никак не ожидал. Мысль о том, что завтра или послезавтра доведется увидеть жену и дочь, казалась невероятной.
Острогожск, как и большинство других городов и сел Воронежской области, войска Красной Армии освободили месяц тому назад. О том, что семья моя там, я ни разу не говорил ни комдиву, ни начальнику политотдела. Поэтому такое внимание и забота сильно взволновали меня. Я начал благодарить комдива, заикнулся было о том, что не время сейчас, наверное, навещать семью, но генерал с доброй улыбкой прервал меня:
- Есть сведения, что мы задержимся здесь недельки на две, не меньше. Полк у вас боеспособный, помощники и командиры дивизионов на высоте. Так что поезжайте, Виктор Макарьевич, поезжайте. А в случае, если по возвращении не застанете нас на этом месте - полк не иголка, найдете, догоните...
Оставив за себя начальника штаба гвардии майора Кудрявцева (заместителя по строевой части нам так и не дали), мы с ординарцем Андреем Шаповаленко, не теряя времени, собрались, что называется, "по тревоге" и на стареньком, но исправном "форде" в тот же день выехали в сторону Воронежа. Погода в те дни была пасмурная, нелетная, и вражеские самолеты не появлялись в воздухе.
Сел по пути словно и не было: одни печные трубы торчали из сугробов. Кое-где нет-нет да и покажется струйка сизого дымка: жители ютились в землянках, сооруженных наспех своими силами, в лучшем случае, кому повезло, - в блиндажах и землянках, оставленных войсками.
В полночь мы были уже в Воронеже. Он стоял в руинах. Несмотря на то что перед войной я прослужил здесь более двух лет, хорошо знал город, его улицы и переулки, особенно в центре, сейчас попал в нелегкое положение. С трудом ориентируясь, давал указания шоферу, куда ехать, где сворачивать, чтобы выбраться на южную окраину, откуда начиналась дорога на Острогожск. В конце концов потерял где-то правильный курс. И немудрено - дорогу преграждали груды битого кирпича, целые блоки от разрушенных зданий, телеграфные столбы, поваленные на мостовую, мотки проволоки. Несколько раз пришлось возвращаться, искать объезды.
Наконец шофер вынужден был остановить машину перед грудой каких-то искореженных железных конструкций. Я узнал это место. Оно было недалеко от площади Дома Советов. Рядом должен находиться Кольцовский сквер, по которому мы с женой в то, казалось, невероятно далекое довоенное время частенько прогуливались по вечерам. По этому скверу я и надеялся выбраться из лабиринта разрушенных улиц и переулков. Но не тут-то было: во вьюжной темноте нам не удалось отыскать его. Остановились перед разбитым Домом Красной Армии. Там мне был знаком каждый уголок, каждая стертая ногами каменная ступенька... Здесь на танцах я познакомился с Тамарой Мезенцевой, которая стала моей женой, здесь мы отпраздновали не только свадьбу, но и рождение дочери.
Воронеж - важная веха в моей жизни, с ним связаны самые дорогие воспоминания из моей командирской молодости. Поэтому так больно сжималось сердце при виде его ран: разбитых улиц и площадей, зияющих пустыми глазницами окон зданий...
По счастливой случайности мы встретили одного горожанина, который и помог нам найти дорогу на Острогожск. Ехали мы через Придачу - пригород Воронежа. Шоссе было разбито донельзя, видимость - никудышная. Еще сильнее крутила поземка, впереди почти ничего нельзя было различить. Шофер все время высовывал голову из окна кабины, чтобы лучше разглядеть просматривавшийся след прошедших недавно автомашин.
Но вот часам к 12 дня добрались наконец до Острогожска. Остановив машину возле дома, в котором жили родители жены, я увидел двух увлеченно игравших девочек. В одной из них узнал дочь. Хотел было подбежать к ней, но ноги сделались ватными, непослушными. Невольно схватился за дверцу машины. Светлана первая бросилась ко мне. Ее пронзительный крик "Папа!" вывел меня из оцепенения. Я подхватил дочурку на руки. Ей было тогда уже семь лет.
Два дня, проведенных в кругу семьи, пролетели как сон. За годы разлуки нам было о чем поговорить с женой, о чем расспросить друг друга. Жена и дочь были здоровы, хотя сильно похудели и нуждались в одежде. Не минуло дом и горе. Перед самым освобождением Острогожска под вражескими бомбами погиб отец жены.
Все то время, пока я находился в городе, мела метель. Дороги занесло так, что нечего было и думать о возвращении в часть на нашем видавшем виды "фордике". Попытали счастье на небольшом полевом аэродроме. Как выяснилось, в Москву через Елец снаряжался самолет связи По-2. Пилот согласился подбросить нас. Утром следующего дня мы вылетели. Но до елецкого аэродрома не дотянули: из-за недостатка горючего пришлось сделать вынужденную посадку, недалеко от города. Нам ничего не оставалось, как искать попутную машину, чтобы добраться до части...
Там нас уже ждали. Полк готовился к выступлению. Я сразу же погрузился в дела. Начальник штаба и замполит все отлично подготовили к выходу. Через два дня мы двинулись своим ходом на Ливны, где простояли около суток. Всю ночь авиация противника вела беспокоящие полеты, бомбила город. Никаких укрытий для личного состава здесь не было. Единственное, что мы могли сделать, чтобы избежать больших потерь, - это рассредоточить подразделения. С часу на час ждали приказа на дальнейшее движение. Город пылал, горели нефтебаза и вокзал...
Фашистское командование нервничало, видимо, не зря. Наши войска наносили удар за ударом то на одном, то на другом участке тысячекилометрового фронта, громя дивизии вермахта, перемалывая живую силу и технику противника. На мгинском направлении войска Ленинградского и Волховского фронтов тоже разгромили несколько вражеских соединений и улучшили свои позиции. Я ревностно следил за событиями на этом участке советско-германского фронта, помня, что где-то там мужественно сражаются мои бывшие однополчане.
Однако, несмотря на огромные потери, понесенные гитлеровцами под Сталинградом и на других фронтах, их сопротивление стало возрастать, особенно на юге, под Харьковом и Барвенково. Ожесточенные бои шли и здесь, западнее Курска.
В этой обстановке 1-я гвардейская артиллерийская дивизия, теперь оперативно подчинявшаяся недавно образованному Центральному фронту (на базе объединений Донского), получила приказ на передислокацию в новый район боевых действий.
201-й гвардейский форсированным маршем двигался через Поныри, Молотычи на Дмитриев-Льговский. Еще в пути дивизию подчинили командующему войсками 70-й армии.
Марш полка был очень трудным, поскольку старые тракторы, несмотря на произведенный ремонт, хоть и реже, но все-таки выходили из строя. Вынужденные остановки задерживали нас иногда на несколько часов, срывали график движения. А генерал Мазур настойчиво требовал ускорить занятие позиций в районе сел Никольское, Муравчик и Ржавчик. Двигаться приходилось днем и ночью. Люди выбивались из сил.
А тут еще началась мартовская распутица. Дороги и поля стали труднопроходимыми. Активные боевые действия с обеих сторон прекратились. Полк развернул боевые порядки южнее деревни Троена, перекрыв тем самым дорогу из Орла на Курск.
Очень туго стало с доставкой продовольствия и боеприпасов. Был введен жесткий лимит на расходование снарядов и патронов. Командиры всех частей, политорганы мобилизовали личный состав, свободный от несения боевой службы, на доставку продуктов, снарядов, мин и патронов пешим порядком. Расстояние до Молотычей, где размещались наши тылы, составляло около 20 километров. И шли туда и обратно навстречу друг другу колонны по сто и более человек. Со складов несли в мешках крупу, соль, мясо, консервы, патроны, а на специально изготовленных носилках - снаряды и мины.
Только так и удавалось нам обеспечивать полк минимумом продуктов и боеприпасов. К счастью, недели через две-три подсохло, снабжение наладилось, фронт тоже стабилизировался. Началась усиленная боевая учеба. Велись круглосуточная разведка противника и оборудование боевых порядков.
Каждая батарея полка кроме основных оборудовала несколько запасных огневых позиций, расположенных одна от другой на большом расстоянии командование требовало, чтобы наша оборона была глубокой и прежде всего противотанковой. Большое значение придавалось хорошей маскировке позиций.
Огромная затрата физических и моральных сил личного состава окупилась потом сторицей. Но попотеть пришлось изрядно. Ведь местность здесь открытая, леса поблизости нет, его приходилось доставлять издалека на грузовиках. К переднему краю машины не допускались, чтобы не раскрывать большого размаха инженерных работ. Поэтому последние полтора-два километра бревна тащили сами артиллеристы.
Несмотря на трудности, блиндажи мы сделали и три-четыре наката. Такое перекрытие выдерживало прямое попадание немецкого 150-миллиметрового снаряда.
Оборудованием своих позиций занимались и стрелковые подразделения. Все поле в полосе обороны армии было изрыто траншеями и ходами сообщения, Их стены были прочно забраны жердевыми щитами.
В январе 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР в армии были введены погоны. Менялась и форма одежды. В марте мы уже получили гимнастерки нового покроя, переоделись. Однако главным было не это.
Противотанковая артиллерия и гвардейские минометные части, превратившиеся к тому времени, по существу, в новый род войск, становились для врага грозной силой. Все больше и больше прибывало в действующую армию танков улучшенной конструкции, преимущественно средних Т-34 и тяжелых КВ, появились самоходные артиллерийские установки СУ-122 и СУ-152, мощные снаряды которых пробивали броню вражеских танков всех типов и самоходно-артиллерийских установок. Достаточно сказать, что из общего количества танков и САУ к началу июля 1943 года тяжелые и средние составляли свыше 64 процентов. В мае мы уже видели, например, на нашем участке фронта самоходно-артиллерийские полки, предназначавшиеся для использования в качестве артиллерии непосредственного сопровождения пехоты и танков.
Радостным событием для нас, артиллеристов частей РВГК, были, конечно, существенные перемены в организационной структуре наших соединений. В апреле 1943 года начали формироваться шестибригадные артиллерийские дивизии, артиллерийские корпуса. В 1-й гвардейской артиллерийской дивизии было создано три бригады: пушечная, гаубичная и легкоартиллерийская. 201-й гвардейский вошел в состав 1-й гвардейской пушечной артиллерийской бригады, командиром которой стал гвардии подполковник В. М. Керп. В бригаду влились оба пушечных полка (орудия 152-миллиметрового калибра). 2-я гвардейская гаубичная бригада включала в себя все три гаубичных полка (орудия 122-миллиметрового калибра), имевшихся в дивизии. В 3-ю легкоартиллерийскую бригаду влились три истребительно-противотанковых полка. Гаубичной и легкоартиллерийской бригадами командовали мои боевые друзья гвардии подполковники А. И. Телегин и М. А. Грехов.
Вскоре в дивизию влился отдельный разведывательный дивизион. Им командовал знающий, волевой офицер майор А. Т. Дрыга. Появлению этого дивизиона все мы бесконечно обрадовались. С ним пришло надежное обеспечение частей разведданными, метеобюллетенями, создавались более выгодные условия для взаимодействия с пехотой и танками.
Затишье на фронте использовалось нами для усиленной боевой учебы. С командирами дивизионов и батарей занятия, как правило, проводил я сам или начальник штаба гвардии майор Кудрявцев.
В "период предыдущих боев мы добились хорошей слаженности расчетов, твердого знания бойцами и младшими командирами своих функциональных обязанностей. Теперь этого было явно недостаточно. Интересы боя требовали обеспечить полную взаимозаменяемость номеров. Основная тяжесть в выполнении этой задачи ложилась на плечи командиров огневых взводов и батарей.
Занятия проходили в обстановке, максимально приближенной к боевой: данные для стрельбы готовились только по реальным целям, тренировки в ведении огня в составе батарей и дивизионов проходили ежедневно, хотя огонь открывать приходилось не так часто из-за жесткого лимита на расходование боеприпасов.
Всего лишь один-два раза в неделю полк получал задачи на подавление артиллерийских и минометных батарей противника, уничтожение скоплений его пехоты и танков, колонн войск на марше. Такие дни были очень приятны для артиллеристов. Каждому хотелось внести свою лепту в разгром врага, проверить на практике прочность приобретенных знаний и навыков.
Надо сказать, за долгие месяцы обороны мы добились немалых результатов. Настоящими мастерами меткого огня стали наши комбатры гвардии капитаны П. И. Бакин, Н. П. Ларькин, В. Т. Лучкин и Н. М. Егоров, гвардии старшие лейтенанты А. М. Лоза и М. П. Вовк. Ну а майоры Н. Г. Посохин и А. Т. Пащенко прекрасно овладели искусством управления артиллерийским полком. Так и записали мы им в боевых характеристиках.
Немецко-фашистские войска под Курском усиленно оснащались новыми танками Т-VI ("тигры") и самоходными артиллерийскими установками "фердинанд". Об этом было известно командованию. Поэтому инженерное оборудование основных и запасных позиций проводилось с учетом обеспечения круговой обороны и стрельбы по танкам прямой наводкой. Тактико-технические характеристики "тигров" и правила ведения огня по ним знал в полку каждый боец. Обучили личный состав и метанию по таким целям гранат и бутылок с зажигательной жидкостью.
Дважды за период с апреля по июль мы с начальником штаба и командирами дивизионов совершенствовали свои знания и навыки в управлении огнем полка на специальных сборах, организованных штабом артиллерии 70-й армии. Много труда было затрачено на отработку правил ведения сопряженного наблюдения в дивизионах (СНД), то есть засечке целей с нескольких разнесенных по фронту и в глубину пунктов наблюдения. Каждая разведанная цель наносилась на планшеты, получала свой "паспорт" - единое наименование, порядковый номер и закреплялась за вполне конкретным артиллерийским подразделением, которое заранее готовило по ней данные для стрельбы на полной топографической основе. Словом, мы готовились к предстоящим боям со всей серьезностью и полным напряжением сил.
В апреле 1943 года состоялась известная встреча Михаила Ивановича Калинина с участниками Всеармейского совещания агитаторов, на котором были представители и от нашей дивизии. Позже они рассказывали об этой встрече своим товарищам. Воины полка с огромным вниманием слушали их выступления и клялись сделать все для разгрома врага.
На одной из таких бесед в 6-й батарее, на которой я присутствовал, командир орудия гвардии старший сержант Кашаган Джамангараев сказал:
- Бойцы нашего орудийного расчета сердечно благодарят Всесоюзного старосту Михаила Ивановича Калинина за добрые советы и пожелания всем нам боевых успехов. Мы клянемся нашему верховному аксакалу бить врага не жалея сил и самой жизни. Все номера моего расчета уже сейчас полностью овладели смежными специальностями. Теперь дело за тем, чтобы довести действия у орудия при боевой работе до автоматизма. И мы добьемся этого в ближайшие недели.
Командир орудия гвардии сержант Иван Лозокевич заверил командование полка, что и его расчет выполнит свой долг.
Весь май и июнь прошли в напряженном труде. Офицеры штаба, который возглавлял теперь гвардии майор А. И. Панарин, заменивший ушедшего на повышение В. В. Кудрявцева, и политработники под руководством гвардии майора Т. Д. Горошко много времени проводили в батареях, проверяли боеготовность огневых взводов и орудийных расчетов, помогали командирам устранять выявленные недостатки, беседовали с людьми.
20 апреля в командование дивизией вступил гвардии генерал-майор артиллерии Г. В. Годин, сменивший на этом посту генерала В. Н. Мазура, назначенного командиром артиллерийского корпуса. Новый комдив начал знакомиться с людьми. Много времени он проводил в бригадах и полках, беседовал не только с командирами, но и с бойцами.
В апреле мы провели несколько занятий совместно с командным составом 132-й и 70-й гвардейской стрелковых дивизий, которые мы поддерживали. Прошли они очень интересно, с большой пользой для всех участников.
На одном из этих занятий выступил командарм генерал И. В. Галанин. Он-то и проинформировал нас относительно намерений гитлеровского командования нанести удар по основанию Курского выступа со стороны Орла и Белгорода по сходящимся направлениям на Курск с целью окружить и уничтожить здесь армии Центрального и Воронежского фронтов.
В последних числах июня боеготовность частей 1-й гвардейской артиллерийской дивизии проверял командующий артиллерией Центрального фронта генерал-лейтенант артиллерии В. И. Казаков. Когда его группа закончила работу, он собрал командиров бригад, полков и дивизионов и поставил задачу на предстоящий бой, подчеркнув при этом большую роль нашей дивизии.
В заключение генерал Казаков сообщил печальную весть: бывший командир нашей дивизии гвардия генерал-майор артиллерии Викентий Никитович Мазур трагически погиб в автомобильной катастрофе. Память его почтили минутой молчания, и долго лотом каждый из нас тяжело переживал эту утрату...
С 1 по 5 июля части дивизии были приведены в полную боевую готовность. Все командиры и бойцы безотлучно находились на своих местах.
Боевые порядки бригад 1-й гвардейской артиллерийской дивизии, оседлавшей дорогу Орел - Курск, были развернуты с таким расчетом, чтобы между ними обеспечивалось огневое взаимодействие. Впереди, между первой и второй траншеями главной полосы обороны, за огневыми позициями поддерживаемой 132-й стрелковой дивизии, стояли полки 3-й легкоартиллерийской бригады. Несколько ее батарей располагались прямо перед нашим наблюдательным пунктом, на котором находились гвардии подполковники Керп, Ушаков и я. Чуть в стороне, на той же высотке южнее Троены, был и НП командира 132-й стрелковой дивизии.
Таким образом, полкам и бригадам 1-й гвардейской артиллерийской дивизии, стоявшей в первом эшелоне на стыке двух общевойсковых армий, предстояло нанести основной огневой удар по пехоте и танкам врага как на дальних подступах, так и в ближнем бою. К выполнению этой задачи мы готовились долгие месяцы. Никто из нас не сомневался, что личный состав соединения с честью выполнит ее.
"Тигры" горят
В ночь с 4 на 5 июля была объявлена боевая тревога. Все батареи полка изготовились к немедленному открытию огня. В 2 часа 20 минут артиллерия 13-й, правого крыла 70-й и левого крыла 48-й армий провела мощную 30-минутную артиллерийскую контрподготовку. Противник смог начать артиллерийскую подготовку только в 4 часа 30 минут (вместо 3 часов по плану), но вел ее неорганизованно в течение 1 часа 20 минут. Этим незамедлительно воспользовалось наше командование. Советская артиллерия провела повторную получасовую контрподготовку по изготовившимся к атаке пехотным и танковым частям гитлеровцев, по позициям их артиллерийских батарей, наблюдательным пунктам, штабам, складам боеприпасов и горючего. В ней участвовал и 201-й гвардейский пушечный артиллерийский полк. Он вел интенсивный огонь из всех своих орудий по расположению двух артиллерийских и трех минометных батарей гитлеровцев.
Враг понес немалые потери в исходном положении. Система огня его артиллерии была нарушена, управление войсками дезорганизовано. Лишь в 5 часов 30 минут утра немецко-фашистские войска перешли в наступление. Справа, в полосе обороны 13-й армии, в эти минуты послышался грохот артиллерийской канонады. Вперед двинулись крупные силы пехоты и танков врага.
Два с половиной часа мы сидели в блиндажах, не отрывая глаз от окуляров стереотруб. Ожидали атаку гитлеровцев и со стороны Троены. Когда стрелки часов показали ровно восемь, огненный смерч обрушился на участки обороны 132-й и 70-й гвардейской стрелковых дивизий.
Не подававшие до сих пор признаков жизни артиллерийские и минометные батареи немцев, координаты которых были хорошо известны нам по данным аэроразведки, наконец заговорили. Исходные данные для стрельбы по ним мы подготовили заблаговременно.
- Ушаков, Жагала, - приказал комбриг Керп, - подавить вражеские батареи!
Даю по телефону несколько коротких команд Николаю Посохину и Александру Пащенко. Сам - к стереотрубе.
Вскоре 24 гаубицы-пушки полка открыли огонь по закрепленным за дивизионами целям. За Тросной в разных местах взметнулись высокие султаны разрывов. Наблюдатели с пунктов СНД один за другим докладывали стреляющим: "Есть цель 101!", "Есть цель 103!". Значит, снаряды всех наших батарей ложились точно...
К Тросне, далеко за передним краем гитлеровцев, двигались колонны танков, бронемашин, подразделения мотоциклистов. Было ясно, что противник выводит их на исходное положение для атаки и они ждут лишь сигнала окончания артподготовки, чтобы всей массой двинуться вперед.
Комдив Годин принял решение: двумя бригадами - пушечной и гаубичной произвести по врагу огневой налет. Это место было нами хорошо пристреляно. На всех артиллерийских планшетах оно значилось под двумя оранжевыми прямоугольниками - "СО-211" для 1-й гвардейской и "СО-212" для 2-й гвардейской бригад.
- Цель 211, беглый, зарядить! - подает команду комбриг Керп. Мы с Ушаковым дублируем ее в дивизионы.
Когда оттуда были получены доклады "Готово", комбриг скомандовал:
- Огонь!..
Прошла минута-другая, и над целью вздыбилась земля, взметнулись языки пламени, коптящие столбы пыли и дыма потянулись к небу. Совершенно четко вижу огненные всплески то в одном, то в другом месте... Горели танки, бронемашины, арттягачи, взлетали в воздух обломки автомобилей.
- Горят, гады! - кричит Тимофей Дмитриевич Горошко, и его карие глаза весело блестят. - Смотри, Макарьевич, вон справа, справа!
- Вижу. Ты лучше погляди на деревню...
От Троены к переднему краю нашей обороны в развернутом боевом порядке шли густые цепи вражеских автоматчиков, за ними - мотоциклисты, орудия сопровождения, танки и бронемашины. По характерным очертаниям среди танков можно было различить "тигры" и штурмовые орудия "фердинанд".
- Жарко будет, Виктор Макарьевич, ох как жарко!.. - кричит мне на ухо мой друг Николай Ушаков.
Когда идут танки, да еще в таком количестве, вся артиллерия должна переключаться на них. Такой был закон у артиллеристов в минувшей войне. А здесь, кроме средних и легких танков, еще и "тигры" и "фердинанды", Немецкая артиллерия бьет по нашему переднему краю, стараясь подавить огневые точки и противотанковые средства. Расползаются, клубятся над степью зловещие тучи дыма и пыли от взрывов снарядов и мин, от выхлопных газов бронированных машин. Светлое, солнечное утро медленно погружается в сумрак...
Уменьшив прицел, полки выждали нужное время и обрушили на первый рубеж всю мощь своего огня. Чуть восточнее густо рвались снаряды 2-й гвардейской гаубичной бригады гвардии подполковника А. И. Телегина. Всюду горела вражеская техника.
В небе появились "юнкерсы", над ними - "мессершмитты". В поединок с вражескими истребителями вступили советские "яки". "Юнкерсам" все же удалось сбросить бомбы. Казалось, земля и небо слились воедино... Вокруг фашистских бомбардировщиков стали рваться зенитные снаряды. Один из самолетов задымил, отвалил в сторону и, объятый пламенем, резко пошел к земле. За ним другой...
Наконец, подпустив вражеские танки и самоходные орудия на дальность прямого выстрела, по ним ударили прямой наводкой все пушки 3-й гвардейской легкоартиллерийской бригады. Гитлеровские танкисты начали маневрировать, стараясь увернуться от метких выстрелов противотанкистов, от тяжелых снарядов систем артиллерии РВГК. Огонь пушек немецких танков стал малоэффективным, темп атаки нарушился. По танкам, штурмовым орудиям, бронетранспортерам и вражеской пехоте, которым удалось уже вплотную подойти к нашему переднему краю, ожесточенно стреляла собственная и приданная артиллерия стрелковых дивизий.
Поле боя затянуло сплошным дымным маревом, пронизываемым молниями разрывов. Управление огнем полков комбриг передал нам с Ушаковым. Но не прошло и часа, как мы вынуждены были предоставить командирам дивизионов, наблюдательные пункты которых находились в стрелковых полках, полную самостоятельность - с нашего НП уже ничего нельзя было различить.
Основная масса вражеских танков и САУ была остановлена перед передним краем обороны 132-й стрелковой дивизии. Шел ожесточенный огневой бой...
Воспользовавшись небольшой передышкой, мы решили перекусить. Удастся ли потом? Обедали на НП все - комбриг, командиры полков, радисты, телефонисты, разведчики. Пригласили мы и командира 132-й стрелковой дивизии.
- С артиллеристами я с большим удовольствием, - сказал полковник.
Настроение у комдива было приподнятое, как, впрочем, и у всех нас. Он рассказал, что против его дивизии немцы бросили более 150 танков и штурмовых орудий, что 54 из них уничтожила наша артиллерия, а 17 подорвались на минах...