Жак Кристиан. Сын света

   — Мой друг Аша боится, что перемирие под угрозой.
   — Он хорошо осведомлен.
   — Отец решил выйти против хеттов?
   — Обстановка требует этого.
   — Я хочу отправиться вместе с ним и сражаться за мою страну.

21

   В том крыле дворца, которое было отведено Шенару, слуги и чиновники ходили как в воду опущенные. Все бесшумно передвигались по стеночке, и каждый отправлял свою должность строго, как было предписано. Ни смех, ни разговоры не нарушали давящую атмосферу.
   Новость пришла утром: немедленная мобилизация двух элитных полков в преддверии немедленного выступления в поход. Другими словами — война против хеттов! Шенар был поражен. Эти насильственные действия ставили под удар всю торговую политику, которую он только начал претворять в жизнь и от которой в скором времени ждал хороших результатов.
   Это неразумное противостояние породит чувство незащищенности, которое противопоказано деловым отношениям. Как многие из его предшественников, Сети попался в эту затягивающую трясину. Вечно эта отсталая мораль, это стремление охранять египетскую территорию, утверждать величие цивилизации, растрачивая силы, которые могли бы так пригодиться в другом деле! Шенар не успел испортить репутацию царских военных советников и доказать их несостоятельность; эти вояки мечтали лишь о рукопашной, возомнив себя завоевателями, перед которыми должны были преклоняться все народы. Если поход окончится крахом, Шенар пообещал себе, что выгонит всех этих никчемных из дворца.
   Кто управлял страной в отсутствие фараона, его первого министра и главнокомандующего? Царица Туйа, естественно. Даже если их встречи становились все реже и вообще в отношениях намечался застой, они все же относились друг к другу с большой нежностью. Настал час поговорить начистоту. Туйа не только должна была его понять, но и повлиять на Сети, чтобы сохранить мир. Поэтому он настаивал на скорейшей встрече с ней, несмотря на ее чрезвычайную занятость.
   Туйа приняла его в середине дня, в своих покоях.
   — Какая торжественная обстановка, матушка!
   — Полагаю, ты здесь не затем, чтобы нанести частный визит.
   — Вы правы, как всегда. Откуда это шестое чувство?
   — Сын не должен льстить своей матери.
   — Вам не нравится война, ведь так?
   — А кому она нравится?
   — Вам не кажется, что решение отца было принято несколько поспешно?
   — Ты полагаешь, что он способен действовать необдуманно?
   — Конечно, нет, но обстоятельства… Хетты…
   — Тебе нравятся красивые вещи?
   Шенар был обескуражен.
   — Конечно, но…
   — Идем со мной.
   Туйа отвела своего старшего сына в соседнюю комнату: на низком столе лежали длинный парик с завитыми буклями, сорочка с широкими рукавами, длинная плиссированная юбка, обшитая бахромой, саржевый шарф, который должен был поддерживать одежду на поясе.
   — Великолепно, не правда ли?
   — Замечательная работа.
   — Этот наряд предназначается тебе. Твой отец выбрал тебя знаменосцем в свой ближайший сирийский поход.
   Шенар побледнел.
   Знаменосец, по правую руку от предводителя, должен держать древко, увенчанное стягом с головой барана, одного из символов Амона, бога побед. Таким образом, старший сын фараона должен был принять участие в походе вместе со своим отцом и стоять в первых рядах во время битвы.
 
   Рамзес переминался с ноги на ногу.
   Амени почему-то задерживался: он должен был доставить распоряжение, в котором перечислялись все сановники, которых Сети решил взять с собой. Царевич с нетерпением ждал, кем его назначат в этот поход. Ему было все равно, каким громким званием его наградят, главное — это сражаться.
   — Ну наконец-то! Где этот список?
   Амени опустил голову.
   — Что, что не так?
   — Читай сам.
   Царским указом Шенар назначался знаменосцем по правую руку от фараона; что же до Рамзеса, его даже не отметили.
 
   Все казармы Мемфиса находились в состоянии подготовки к войне. С завтрашнего дня пехота и колесницы выступают в поход на Сирию под началом самого правителя.
   Рамзес провел день во дворе главной казармы. Когда, уже глубокой ночью, его отец вышел с военного совета, он осмелился подойти к нему.
   — Могу я подать вам прошение?
   — Слушаю.
   — Я хочу отправиться с вами.
   — Мой указ обжалованию не подлежит.
   — Я не собираюсь командовать, я хочу лишь сражаться с врагом.
   — Значит, мое решение было правильным.
   — Я… я не понимаю!
   — Невообразимый каприз — это пустое; чтобы сражаться с врагом, нужно быть способным на это. Это не твой случай, Рамзес.
 
   Немного оправившись от гнева и разочарования, Шенар рассудил, что его новое назначение не так уж плохо, к тому же оно подразумевало ряд почестей. В самом деле, невозможно было вступить на трон, не проявив свои качества воина. Со времени эпохи первых династий, правитель должен был доказать свою способность сохранять целостность своих территорий и дать отпор врагу. Таким образом, Шенар соблюдал эту традицию, достойную сожаления, но имеющую большую значимость в глазах народа. Она даже показалась ему почти забавной, когда он заметил расстроенный взгляд Рамзеса, устремленный на авангард, во главе которого должен был стоять знаменосец.
   Выступление армии в поход, как всякое значительное событие, сопровождалось праздником; население воспользовалось лишним выходным днем и не преминуло утопить свои тревоги в кружке пива. Но кто сомневался в победе Сети?
   Несмотря на личный триумф, Шенар все же был охвачен страхом: в ходе сражения и лучшему солдату грозила смерть. При мысли, что он будет ранен или останется беспомощным калекой, у него заходилось сердце; в битве он собирался прежде всего постараться избегнуть опасности, оставляя другим рискованные л сложные поручения.
   В который раз ему везло; во время этой кампании ему представится случай поговорить с отцом и определиться насчет своего будущего. Эта перспектива вполне заслуживала того, чтобы сделать небольшое усилие, хотя оставить удобства царского дворца было для Шенара трудным испытанием.
   Разочарование Рамзеса необычайно воодушевляло его.
 
   Провинциальный контингент не нравился Бакену. Когда надвигалась война, набирали солдат, волонтеров, мечтавших о подвигах в далеких землях; но этот сброд неотесанных крестьян нельзя было вывести дальше окрестностей Мемфиса, они все разбегались по своим полям и деревням. Управляющий царскими конюшнями, великан недюжинной силы с квадратным лицом, обрамленным короткой бородкой, Бакен также отвечал за обучение зеленых рекрутов.
   Низким хриплым голосом он приказал им, подняв мешок, наполненный камнями, положить его на правое плечо и бежать вдоль стены казармы, пока он не даст команду остановиться.
   Ряды их быстро и резко поредели: большинство не сумело рассчитать свои силы. Выдохшись, они остановились, бросив мешки на землю. Бакен подождал еще немного и прервал испытание, когда в цепочке бежавших осталось всего пятьдесят человек.
   Удивленный, он, кажется, узнал одного из новичков: возвышаясь над остальными больше чем на голову, он сохранял необычайную бодрость и свежесть сил.
   — Царевич Рамзес! Ваше место не здесь.
   — Я хочу пройти это испытание и получить свидетельство о пригодности.
   — Но… вам оно не нужно! Достаточно только…
   — Я думаю иначе, впрочем, как и ты. Папирус не делает солдата!
   Застигнутый врасплох, Бакен перевернул кожаные браслеты, плотно облегавшие его мощные бицепсы.
   — Это вопрос щекотливый…
   — Ты боишься, Бакен?
   — Я? Боюсь? Быстро в строй!
   На протяжении трех дней Бакен испытывал людей, доводя их до изнеможения. Он отобрал двадцать самых выносливых, Рамзес оказался в их числе.
   На четвертый день приступили к обучению обращаться с оружием: дубинами, короткими мечами и щитами. Бакен ограничился несколькими советами, а затем свел новобранцев друг против друга.
   Когда один из них оказался раненным в руку, Рамзес положил свой меч на землю, остальные последовали его примеру.
   — Что с вами? — прогремел Бакен. — Берите оружие или убирайтесь вон!
   Рекруты подчинились требованиям наставника, вялые и неповоротливые выбыли. Из всей толпы осталось лишь двенадцать человек, способных нести солдатскую службу.
   Рамзес держался как следует. Десять дней изнуряющих упражнений не ослабили его желания.
   — Мне нужен офицер, — объявил Бакен на заре одиннадцатого дня.
   За исключением одного, все кандидаты выказали одинаковую ловкость в обращении с луком из дерева акации: стрелы, выпущенные из такого лука, покрывали расстояние в пятьдесят метров.
   Приятно удивленный Бакен показал лук необыкновенной величины, фронтальная поверхность которого была покрыта роговыми накладками, затем метнул медный брусок за сто пятьдесят метров от того места, где находились стрелки.
   — Возьмите это оружие и поразите эту цель.
   Большинство из рекрутов не сумело даже натянуть тетиву; двоим удалось выстрелить, но их стрелы не улетели и на сто метров.
   Рамзес, сопровождаемый насмешливым взглядом Бакена, подошел последним. Как и его товарищи, он имел право на три попытки.
   — Царевичу не следует выставлять себя на посмешище; и тем, кто посильнее, это не удалось.
   Сконцентрировавшись, Рамзес не видел ничего, кроме цели; больше ничего не существовало.
   Понадобилась приложить все силы, чтобы натянуть лук. Чувствуя невыносимую боль в мышцах, Рамзес справился с тетивой, сделанной из жил быка.
   Первая стрела легла слева от мишени, Бакен расхохотался.
   Рамзес выдохнул, задержал дыхание и почти сразу выпустил вторую стрелу, которая перелетела медную болванку.
   — Последняя попытка, — объявил Бакен.
   Царевич закрыл глаза и стоял так целую минуту. Он представил себе мишень, представил, что она близко, что она слилась со стрелой, что стрела, движимая непоколебимой волей, сливается с целью.
   Третий выстрел был освобождением. Стрела распаяла воздух огненным жалом и пронзила медную болванку.
   Рекруты громко приветствовали победителя. Рамзес отдал огромный лук Бакену.
   — Я добавляю еще одно испытание, — сказал наставник, — рукопашная один на один со мной.
   — Разве это входит в правила?
   — Это мое правило. Страшно выйти против меня?
   — Я требую мое удостоверение офицера.
   — Сражение докажет, кто способен противостоять обычному солдату.
   Рамзес был выше Бакена, но не такой мускулистый и гораздо менее опытный, ему оставалось рассчитывать лишь на быстроту своей реакции. Наставник бросился в бой, не предупреждая; царевич увернулся, кулак просвистел мимо, слегка задев левое плечо Рамзеса. Пять раз подряд удары наставника попадали мимо; задетый за живое, он сумел ухватиться за левую ногу противника и вывести его из равновесия. Однако стремительным ударом ноги в лицо тот освободился и ребром руки ударил Бакена по затылку.
   Рамзес уже думал, что выиграл поединок, но оскорбленный Бакен взметнулся и ударом головы сбил царевича с ног.
 
   Красавица Исет покрыла тело своего любовника таким чудодейственным бальзамом, что боль почти уже прошла.
   — Ну что, разве у меня не легкая рука?
   — Как я был глуп, — прошептал Рамзес.
   — Этот громила чуть не убил тебя.
   — Он выполнял свою работу, я уже думал, что поборол его. На войне меня бы уже убили.
   Ласки красавицы Исет стали еще более нежными и смелыми.
   — Я так рада, что ты остался! Война — это отвратительно.
   — Но иногда она необходима.
   — Ты не представляешь, как я тебя люблю.
   Молодая женщина всем телом прильнула к своему любовнику, гибкая, как стебель лотоса.
   — Забудь о сражениях и насилии, разве не лучше проводить время со мной?
   Рамзес не отстранил ее, но полностью отдался удовольствию, которое она ему доставляла. Но необычайно счастлив царевич был по другой причине, которой он ей не открыл: его все-таки назначили офицером.

22

   Возвращение египетской армии из похода было отпраздновано с блеском. Во дворце пристально следили за ее продвижением; взбунтовавшиеся ливанцы продержались всего несколько дней, поспешив заявить о своей вечной преданности и неизбывном стремлении быть верными подданными фараона. Сети в обмен на свою милость потребовал большое количество кедровой древесины высшего качества, чтобы укрепить храмы и построить множество лодок, которые должны были участвовать в жертвоприношениях богам. В один голос правители Ливана провозгласили фараона воплощением Ра на земле, божественным светом и силой, подарившей им жизнь.
   Благодаря стремительности своего наступления Сети вступил в пределы Сирии, не встретив сопротивления, — царь хеттов Муватали не успел собрать свои полки и предпочел наблюдать за ходом событий издалека. Поэтому защитникам укрепленного города Кадеш, символа мощи хеттов, ничего не оставалось, кроме как открыть ворота; их застали врасплох, и они вряд ли смогли бы отразить многократные осады. Сети, на удивление своим генералам, довольствовался тем, что воздвиг стелу посреди города, вместо того чтобы сравнять крепость с землей. Это вызвало глухой ропот военачальников, которые могли лишь недоумевать, к чему приведет столь странная стратегия.
   Как только египетская армия удалилась от Кадеша, Муватали со своей армией занял крепость, вновь оказавшуюся во владении хеттов.
   Затем последовали переговоры. Чтобы избежать кровопролитных столкновений, оба властителя через своих послов сошлись на том, что хетты больше не будут поднимать бунты в Ливане и финикийских портах, а египтяне не будут больше вторгаться в Кадеш.
   Это был мир; непрочный, конечно, но мир.
 
   В качестве официального наследника и нового военачальника Шенар правил пиром, на который пригласили более тысячи человек, не преминувших воспользоваться возможностью отведать изысканных кушаний, попробовать отменного вина урожая второго года правления Сети и насладиться волнующими движениями обнаженных танцовщиц под мелодичные звуки флейты и арфы.
   Царь появился всего на мгновение, уступив своему старшему сыну право наслаждаться славой успешного похода. Бывшие ученики «Капа», которым прочили блестящее будущее, — Моис, Амени и даже Сетау, одетый по случаю в роскошное платье, одолженное ему Рамзесом, также находились в числе приглашенных.
   Амени, все такой же настойчивый, разговаривал с двумя чиновниками из Мемфиса, ненавязчиво расспрашивая о недавно закрывшихся мастерских по производству чернильных палочек. Однако его упорство не увенчалось успехом.
   Сетау срочно вызвал к себе управляющий Шенара: в подвалах, предназначенных для хранения кувшинов для молока, обнаружили змею. Юноша отыскал подозрительную нору, сунул туда чеснока и заткнул отверстие приманкой в виде рыбы. Несчастному пресмыкающемуся никогда уже не выбраться из своей норы. Удовлетворение управляющего, которого Сетау нашел слишком самодовольным, было недолгим: когда знаток вынул красно-белую змею с выступающими из челюсти клыками, вельможа со всех ног кинулся прочь. «Дурак, — подумал Сетау, — всем известно, что эти змеи совсем не ядовитые».
   Моис находился в окружении хорошеньких женщин, очарованных его величественной осанкой и мужественностью; многие из них не прочь были бы приблизиться к Рамзесу, но красавица Исет заняла неприступную оборону. Оба молодых человека успели заработать себе хорошую репутацию: Моису прочили высокие административные посты; все говорили о смелости Рамзеса, которого в армии, несомненно, ждало высокое положение, в котором ему отказали при дворе.
   Друзьям удалось улизнуть в промежутке между двумя танцами, и они очутились в зеленом сумраке сада.
   — Ты слышал речь Шенара?
   — Нет, у моей нежной подружки нашлось другое занятие.
   — Твой старший брат утверждает, и все ему верят, что он проявил себя великим завоевателем в этой кампании. Благодаря ему потери в рядах египтян были сведены к минимуму, дипломатия взяла верх над силой. К тому же он распускает слух, что Сети выглядел усталым; власть изматывает, и назначение Шенара правителем уже не за горами. Он развивает уже программу управления: приоритет международной торговле, уход от всяких конфликтов, экономические соглашения с нашими прежними худшими врагами.
   — Противно слушать.
   — Отвратительный субъект, согласен, но его идеи заслуживают внимания.
   — Протяни хеттам палец, Моис, они тебе всю руку отхватят.
   — Война ничего не решает.
   — Шенар принесет в Египет унижение и разруху. Земля фараонов — это особый мир. Когда она оказалась слабой и беспечной, азиаты захватили ее; потребовалось много мужества, чтобы выдворить захватчиков и прогнать их подальше от наших границ. Если мы сложим оружие, нас покорят.
   Пылкость Рамзеса удивила Моиса.
   — Я слышу слова правителя, но, полагаешь, ты выбрал нужное направление?
   — Нет другого пути сохранить целостность нашей территории и позволить богам спокойно царствовать на нашей земле.
   — Богам… Разве они существуют, твои боги?
   — Что ты хочешь этим сказать?
   Моис не успел ответить, их окружили девушки и принялись расспрашивать об их будущем. Красавица Исет поспешила вмешаться и вызволила своего любовника.
   — Меня задержал твой старший брат, — призналась она.
   — Что ему было нужно?
   — Он не оставил мысли жениться на мне. Двор категоричен, слухи также вполне определенны: Сети готов возвести Шенара на трон. Он предлагает мне стать великой супругой правителя.
   Тут случилось нечто странное: Рамзес вдруг унесся мыслью из Мемфиса в гарем Мер-Ура, туда, к юной ученице, старательно переписывающей изречения Птах-Хотепа при свете масляной лампы.
   Красавица Исет мгновенно заметила перемену в своем спутнике.
   — Тебе плохо?
   — Запомни, я не знаю, что такое быть больным, — сухо ответил он.
   — Мне показалось, что ты где-то очень далеко…
   — Я задумался. Что же, ты согласишься?
   — Я уже ответила.
   — Поздравляю, Исет. Ты будешь моей царицей, а я буду твоим слугой.
   Она принялась колотить его в грудь, он схватил ее за запястья.
   — Я люблю тебя, Рамзес, и хочу жить с тобой. Как еще тебе объяснить?
   — Прежде чем сделаться мужем и отцом, я должен ясно представлять себе тот путь, которым собираюсь идти; дай мне время.
   Благоуханная ночь постепенно наполнилась тишиной; музыканты и танцовщицы удалились, как и престарелые сановники. То там, то здесь, во всех уголках огромного дворцового сада, придворные шептались друг с другом, строя заговоры в неуемном стремлении забраться повыше по иерархической лестнице, устранив соперника.
   Со стороны кухни донесся душераздирающий крик, пронзивший тишину ночи.
   Рамзес первым оказался на месте. Управляющий, вооружившись кочергой, лупил какого-то старика, который старался закрыть лицо руками. Царевич схватил негодяя за горло, чуть не задушив его; тот выронил кочергу, а жертва тем временем успела скрыться за спинами мойщиков посуды.
   Моис поспешил вмешаться.
   — Ты его убьешь!
   Рамзес разжал хватку. Управляющий, весь красный, с трудом переводил дыхание.
   — Этот старик — всего лишь пленный хетт, — объяснил тот, — мне поручено его перевоспитать.
   — Так ты обращаешься со своими подчиненными?!
   — Только с хеттами!
   Шенар, наряд которого своей роскошью затмевал самые элегантные туалеты, отстранил толпу любопытных.
   — Расступитесь, это мое дело.
   Рамзес схватил управляющего за волосы и бросил оземь.
   — Этот подлец вздумал пытать человека.
   — Ну-ну, братец! Не заводись… Мой управляющий иногда бывает слишком строг, но…
   — Я подаю жалобу и буду свидетельствовать перед судом.
   — Ты, который так ненавидишь хеттов?
   — Твой служащий больше нам не враг; он работает на нас и его следует уважать. Этого требует закон Маат.
   — Какие громкие слова! Забудем об этом происшествии, и я буду тебе обязан.
   — Я тоже буду свидетельствовать, — заявил Моис, — ничто не может служить оправданием подобному поведению.
   — Зачем подливать масла в огонь?
   — Уведи управляющего, — попросил Рамзес Моиса, — и оставь его на попечение нашего друга Сетау; завтра же я попрошу открыть срочный процесс.
   — Это незаконно, вы не можете увести его!
   — Ты берешься доставить своего управляющего в суд?
   Шенар согласился. Слишком много оказалось важных свидетелей… Не следовало начинать битву, проигранную заранее. Виновный будет осужден на изгнание в оазисы.
   — Правосудие вещь хорошая, — снисходительно объявил Шенар.
   — Уважение справедливости является основой нашего государства.
   — Кто же спорит?
   — Если ты будешь управлять страной такими методами, ты найдешь во мне своего решительного противника.
   — Что ты еще вообразил?
   — Я не воображаю, я наблюдаю. Разве великие замыслы могут уживаться с презрением к ближнему?
   — Не забывайся, Рамзес! Ты должен меня уважать.
   — Наш правитель, Царь Верхнего и Нижнего Египта, пока еще Сети, если я не ошибаюсь.
   — Всякой насмешке есть пределы. Завтра тебе придется подчиниться мне.
   — Завтра еще далеко.
   — Ты слишком часто заблуждаешься и потому плохо кончишь.
   — Хочешь поступить со мной как с пленным хеттом?
   Устав спорить, Шенар резко развернулся и ушел.
   — Твой брат человек влиятельный и опасный, — заметил Моис, — думаешь, надо было его так задевать?
   — Он мне не страшен. Что же мне следовало ответить о богах?
   — Сам не знаю; странные мысли посещают меня и разрывают на части. Пока я не открою их тайны, я не узнаю покоя.

23

   Амени и не думал сдаваться. В качестве личного секретаря царского писаря Рамзеса он имел доступ ко многим административным службам и сумел найти себе там друзей, которые помогли ему в его расследовании. Так он проверил список мастерских по производству чернильных палочек и разузнал имена владельцев. Как уже говорила Рамзесу царица Туйа, архивы, касающиеся подозрительной мастерской, исчезли без следа.
   Поскольку этот след оборвался, Амени пришлось проделать кропотливую работу, трудясь с утра до вечера, как муравей: выявить сановников, которые напрямую были связаны с писцами, и просмотреть перечень их имущества, надеясь найти в этом списке мастерскую. Долгие дни поисков окончились ничем.
   Оставалось предпринять последнее: систематическая проверка отходов мастерских, начиная с того места, где Амени чуть было не погиб. Прежде чем занести какие-либо данные на папирус, сознательный писарь всегда делал пробу на известняке, используемом в качестве черновика, который потом выкидывался вместе с прочим мусором в огромную дыру, заполнявшуюся по мере работы администрации.
   Амени даже не был уверен, существует ли копия соглашения на право владения этой мастерской, и тем не менее он не отмахнулся от этой возможности, тратя на поиски по два часа в день и запретив себе задумываться о шансах найти что-либо.
 
   Красавице Исет не нравилась эта дружба между Моисом и Рамзесом. Еврей, порывистый и неуравновешенный, оказывал пагубное влияние на египтянина, поэтому молодая женщина решила как можно больше занять внимание своего любовника, доставляя ему всяческое удовольствие и не упоминая более о свадьбе. Рамзес попался в ловушку: переходя от особняка к особняку, от одного сада к другому, с одного приема на следующий, он проводил дни в праздности вельможи, оставив своему личному секретарю заботу о текущих делах.
   Египет представлял собой мечту наяву, рай, который каждый день дарил всех своими чудесами с неиссякаемой щедростью доброй матери; счастье било ключом для тех, кто умел ценить тень пальмы, мед фиников, песню ветра, красоту лотосов и запах лилий. А когда ко всему этому примешивалась страсть влюбленной женщины, больше и желать уже было нечего.
   Красавица Исет решила, что завладела мыслями Рамзеса, — ее любовник был весел, искрился от радости. Их любовным играм не было конца, они зажигали друг друга, наслаждаясь обоюдным удовольствием; что до Неспящего, то он развивал свои гастрономические вкусы, поглощая яства, приготовленные кулинарами лучших семей Мемфиса.
   По всей очевидности, судьба четко наметила жизненный путь обоих сыновей Сети; Шенару — дела государственные, Рамзесу — удел обывателя, хоть и выдающегося. Красавице Исет вполне подходило такое распределение ролей.
   Однажды утром она обнаружила спальню пустой; Рамзес встал раньше нее. Она тут же выскочила в сад, не приведя себя в порядок, и стала звать своего любовника. Так как он не отвечал, она уже готова была потерять терпение; наконец, она нашла его: он сидел возле колодца, на траве среди ирисов, погрузившись в размышления.
   — Что с тобой происходит? Ты меня так напугал!
   Она опустилась на колени рядом с ним.
   — Какие еще новые заботы гнетут тебя?
   — Я не создан для того, чтобы вести такое существование, которое ты мне приготовила.
   — Ты ошибаешься; посмотри, разве мы не счастливы?
   — Такого счастья мне недостаточно.
   — Не требуй от жизни слишком многого, иначе она повернется к тебе спиной.
   — Что ж, такой противник мне подходит.
   — Ты полагаешь, что гордость — это достоинство?
   — Если она выражается в требовательности к себе и преодолении себя, то да. Я должен поговорить с отцом.
 
   Со времени установления мира с хеттами недовольные высказывания поутихли. Пришлось признать, что Сети был прав, не развязав войну, исход которой был спорным, даже если египетская армия, казалось, была способна опрокинуть войска хеттов.