Генерал Притула догадался, что беспокоит потомка "могущественной" маньчжурской династии китайских императоров, не успевшего улететь в Японию. Этот предатель своего народа был в руках японских милитаристов послушной марионеткой; хозяином Маньчжурии был штаб Квантунской армии. Китайский император добровольно пошел в услужение к оккупантам. Он много знал о преступлениях японцев в Китае, а теперь, испугавшись своих "друзей", просит советское командование взять его под охрану.
Советский генерал удовлетворил просьбу Пу И, приказал солдатам взять его под стражу, а затем отправил на самолете в штаб фронта.
На следующий день в Мукден вступили советские танки и машины с пехотой. И здесь, как и во всех городах и селениях, народ радостно встречал победителей.
Воздушные десанты в те дни были высажены и в других крупных городах Китая и Северной Кореи. Они предваряли поход передовых отрядов армий, сковывали действия противника.
Но и после приказа главнокомандующего Ямада войскам Квантунской армии сложить оружие, в горах и в тайге слышалась перестрелка. Отдельные гарнизоны преднамеренно не прекращали боевых действий.
В полосе наступления войск 1-го Дальневосточного фронта некоторые укрепленные районы и вражеские группы продолжали бессмысленное сопротивление и были разгромлены советской артиллерией и авиацией.
Военные действия велись и в Северной Корее, на Сахалине и Курильских островах.
Оставались еще мелкие банды, скрывавшиеся в лесах и в городах Маньчжурии. У них одна цель - месть, уничтожение советских воинов, грабеж населения. Для уничтожения их выделялись подразделения пограничников.
НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ И РАССТАВАНИЯ
С оголенной вершины сопки, где боевые позиции занимала рота десантников, контролируя участок дороги на Сейсин, хорошо просматривалось море. До самого горизонта, откуда поднималось солнце, растекалась его лазурная гладь.
- Как шелк расстелен! - удивлялся старшина Яценко, приставив к глазам бинокль. - Я назвал бы Японское море Шелковым морем. Какая красота! Слава, погоди играть. Все ты какие-то грустные мелодии играешь. Марш давай! Видишь, сколько кораблей идет.
Котин положил баян в футляр, обиделся, и старшина заметил это.
- Не обижайся, лучше ответь мне, почему корабли направились к берегу, а не в порт?
- Десантников везут, ясное дело. Причалы в порту заняты, там раненых сажают, грузы отправляют. Только зачем десант идет, если уже капитуляция началась? Вот вопрос.
- Ну, матрос Котин, как ты докладываешь? Не уставной у тебя язык. Займусь я тобой, как вернемся на Родину, - пожурил старшина смущенного баяниста. - Краткость, точность и разборчивость - вот что главное в ответе на вопрос командира. А ты: "Зачем везут?" А терминология: "грузы отправляют", "раненых сажают"...
- Уставы и наставления вы знаете, товарищ старшина, - вмешался в разговор ротный балагур Борис Чуркин. - А пшенный супчик нам давно надоел. Как на этот счет в наставлениях указано? - Чуркин сдвинул с затылка матросскую бескозырку на глаза.
- Давай, давай, мели, Емеля, - сердито заметил Яценко. - По тебе кухня скучает. Давно я тебе собираюсь подарить наряд за пререкание.
- Я истину глаголю, - продолжал Чуркин. - В животе от пшенки грустновато... Поглядите на Славу-баяниста: глаза синие, как море, лицо вытянутое, словно отражение в самоваре... Играет вяло...
Солдаты засмеялись, но старшина Яценко всегда готов парировать шутки пословицами:
- У нас на Украине говорят: "Здоровому человеку всякая пища полезна".
- Так то на Украине. А матросу подходит только калорийная пища, - не унимался Чуркин.
- Отправляйтесь, рядовой Чуркин, на кухню! Сегодня местные рыбаки подарили нам пять ведер свежей рыбы, треба помочь ротному повару. Вот и будет пища калорийная... Кру-гом! Шагом ар-р-ш!
Слава быстро достал баян и громко заиграл марш. Кто-то прыснул со смеху.
- Отставить играть! - потребовал старшина. - А вы, рядовой Котин, будете сопровождать меня. Возьмите автомат, пойдем в штаб.
В небольшом живописном селении, у подъезда белого особняка, утопавшего в зелени, стояли легковые автомашины. По мраморным ступенькам то и дело поднимались и спускались с папками в руках офицеры.
- Подожди меня здесь, - сказал Яценко. - Дальше стоянки автомашин не уходить! Можно перекурить.
- Есть, товарищ старшина! - ответил Котин. - Только я не курю. Посижу вон там в холодке.
Проходя мимо легкового автомобиля, Слава обратил внимание на матроса, сидевшего на заднем сиденье с развернутой газетой. Очень похож на того Сережу, который спас его в первый день боя, когда японский солдат набросился с ножом. Остановился. Посмотрел пристально.
- Сережа? - спросил робко.
- О! Слава! Какими ветрами? - соскочил с сиденья легкового автомобиля матрос. - Привет, дружище!
- Вот чудо! Ты что, военным стал? - удивился Слава.
- С твоей легкой руки, - улыбнулся Сергей. - Помнишь, как ты расхваливал меня капитану 1-го ранга Якореву: "Прекрасно владеет японским языком и корейским..." Вот и взял он меня переводчиком. А ты по какому случаю здесь?
- Со старшиной пришел. Его в штаб вызвали, а я сопровождаю. - Слава пощупал белоснежную матросскую форменку на Сергее, прищелкнул языком. Красивая форма у моряков. Послушай, Сережа, ты тогда мне рассказывал о том, как чуть не утонул, что-то о гибели вашего судна. Но я был в таком состоянии... Понимаешь, моя мама тоже ходила в плавание. И где-то в море погибла.
Сережа помрачнел. Ответил не сразу.
- Наше судно было потоплено в Японском море. Прошло два года... У нас были на корабле женщины. Сегодня мы с капитаном 1-го ранга едем в Шэньян, где был огромный лагерь военнопленных. Мой командир ищет пропавшего сына-моряка, а я хочу узнать, нет ли там нашего врача Котиной...
Слава побледнел, глаза округлились...
- Что ты сказал? - спросил он, заикаясь. - Повтори, что сказал?
- Да... - вздохнул Сергей. - Все это было ужасно. Мы возвращались с мирным грузом в Советскую Гавань, и вдруг подлодка. Двумя торпедами она потопила наше судно, и нас подобрали японцы. Я, как видишь, жив, а что с Людмилой Николаевной, не знаю.
- Сережа! - сдавленным голосом выкрикнул Слава. - Котина Людмила Николаевна - моя мать... Что же ты молчал, Сереженька...
- Ты разве Котин? - удивился Сергей. Он обнял Славу. - Не плачь, Слава. Думаю, она жива... Они хотели, чтобы мы подтвердили, будто наше судно потоплено американцами. Но это не так. Потопили нас японцы. Я все видел.
Кто-то из двери позвал Сергея, но он успел сказать:
- Приходи сюда вечером, поговорим... Я все расскажу. Приходи.
- Обязательно! - пообещал Слава. - Вечером обязательно. Только не забудь, встреча здесь!
В роте десантников о случившемся узнали все. Старшина Яценко вечером вместе со Славой Котиным пришли к штабу. Ждали Сергея дотемна. Потом стали искать капитана 1-го ранга Якорева, у которого служит переводчиком Сидоров Сергей, наконец узнали: оба они уехали на день-два в Шэньян.
В лагере военнопленных на окраине Шэньяна находилось свыше двух тысяч человек. В основном американцы. Изможденные, худые, с бледными лицами, чудом выжившие в невыносимых условиях японского плена.
Когда советские офицеры сообщили несчастным людям, что они свободны, стихийно возник митинг.
Американский солдат Байби сказал, вбежав на крыльцо дома:
- Нам русские войска принесли свободу! Три с половиной года мы томились в японской тюрьме. Тысячи нас умирали от голода и пыток... Наши русские боевые друзья, к вам обращаюсь я, простой американский солдат, со словами горячей благодарности и любви! Никто из нас не забудет этого дня. На всю жизнь мы ваши самые верные друзья, и эту дружбу с Россией мы завещаем своим детям.
Среди военнопленных были генералы и офицеры вооруженных сил Великобритании и Соединенных Штатов Америки. Капитан 1-го ранга Якорев вместе со своим переводчиком весь день провел среди освобожденных.
Сергей Сидоров пользовался случаем и спрашивал о Котиной Людмиле Николаевне. Но утешительных сведений не получил.
На следующий день, возвращаясь в свой штаб, Якорев спросил у Сергея:
- Скажите, а кто такая Котина, почему вы так встревожены?
Сергей рассказал, как ходил на торговом судне к берегам Америки, как японская подводная лодка потопила его. Рассказал и о враче Котиной и ее сыне Славе.
- Я не знаю, куда они упрятали всех других подобранных, но догадываюсь: в живых никого нет.
- От них всего можно ожидать, - ответил капитан 1-го ранга. - Я давно служу на Дальнем Востоке, знаю, на что способны они. Тебе повезло, что на корабле находились корейские матросы. Ну, а что же мы скажем Славе? Как-то помочь нужно ему.
- Не знаю, - задумался Сергей и вздохнул.
В памяти всплыли ужасные картины гибели судна, допрос, удары плетью по голове, побег... "Неужели японцы убили судового доктора Котину?" думал он. Вспомнил, как нежно она говорила о своем сыне Славе...
Чем-то доктор Котина была похожа на Сережину маму. Сергей ничего не знал о своей матери с тех пор, как ушел в плавание, но был уверен, что она, как и прежде, работает в школе. Он написал ей много писем, но ответа не было.
"А быть может, она получила извещение, что я погиб, и уехала из Владивостока куда-нибудь подальше, чтобы ничто не напоминало о ее горе..." - подумал Сергей и вспомнил, как он вместе с мамой плакал, когда пришло сообщение о гибели отца в боях за Ленинград.
Долго ехали молча. Навстречу мчались с включенными фарами машины, на всех перекрестках - регулировщики с флажками, кое-где на обочинах брошенные пушки, телеги, сожженные грузовики и танки Квантунской армии. Все это теперь хлам и годится только на переплавку.
Под монотонный рокот тупоносого "виллиса" одолевала дремота. Но едва Сергей начинал засыпать, как перед глазами возникали изможденные узники, которых он видел днем в лагере, и японский офицер с крупными пожелтевшими зубами, который допрашивал его и врача Котину на корабле. Неужели погибла Людмила Николаевна?
...В те же ночные часы, когда Сергей Сидоров вместе с капитаном 1-го ранга Якоревым возвращался из Шэньяна, десантная рота, в которой служил Слава Котин, была поднята по тревоге и ушла на сторожевом корабле во Владивосток. Никто из десантников не знал, что им предстоит участвовать в освобождении Южного Сахалина. Слава Котин сожалел, что не узнал адреса Сергея. Надо бы оставить и свой адрес, и адрес отца, и тети Клавы. Как теперь сообщит Сергей, если узнает что-нибудь о матери?
Последние бои второй мировой войны. Квантунская армия разгромлена. Осталось выбросить японских захватчиков из Южного Сахалина и с Курильских островов.
Для проведения Южно-Сахалинской боевой операции привлекались войска 16-й армии под командованием генерала Л. Г. Черемисова и Северная Тихоокеанская флотилия вице-адмирала В. А. Андреева.
На территории Южного Сахалина японское командование держало более 19 тысяч солдат и офицеров. Приграничная полоса и береговая линия имели множество прочных железобетонных, каменных и бревенчатых сооружений, насыщенных орудиями и пулеметами. Все порты оборонялись крупными гарнизонами.
Боевые действия на Сахалине начались еще 11 августа. Войска генерала Л. Г. Черемисова после артиллерийской подготовки прорвали оборону укрепленного района противника и наступали в южном направлении. Враг упорно сопротивлялся, переходил в контратаки, и кое-где ему удалось задержать наступление советских войск. Но, надеясь удержаться на Сахалине, он начал вывозить из портов штабы, госпитали и оборудование. Чтобы сорвать вывоз ценностей, советское командование приняло решение немедленно высадить в порты Сахалина морские десанты. В число этих подразделений была включена и рота, в которой был Слава Котин. Пока рота готовилась к десантированию, из Советской Гавани уже отправились корабли первого эшелона. Неожиданно начался ливень, море штормило, и подход к портам при плохой видимости оказался невозможным. Больше суток шли корабли из Советской Гавани. Рано утром был найден вход в центральную гавань порта Маока, в нее и устремились катера с первым броском десанта. Не встретив сопротивления, моряки захватили 20 августа прибрежный плацдарм, но расширить его не успели. Противник подтянул туда сухопутные части, и завязался бой.
Десантники действовали смело и решительно, подошло еще несколько кораблей, и к полудню противник был выбит из города. Японцы потеряли более 300 солдат и офицеров убитыми, и 600 было взято в плен. Но это была еще не победа. Продолжая наступать в глубь острова, десантные подразделения встретили сильное сопротивление врага. Против моряков, вооруженных автоматами, карабинами, гранатами, японцы бросили артиллерию и танки. Нужна была немедленная помощь.
Из Советской Гавани в спешном порядке отправлялись на Сахалин свежие силы.
Еще совсем недавно старшина Яценко, возвратившись из штаба, хотел обрадовать баяниста Котина, показывал ему газету с приказом о награждении многих десантников орденами и медалями. Но всегда веселого Котина словно подменили. Он посмотрел заплаканными глазами на старшину и отвернулся.
- Слава, что с тобой? Ты плачешь...
Зная о большом горе матроса, старшина пытался успокоить его.
- Ты не горюй, все узнаем, - обещал старшина. - Кончится война, и мы найдем твоего Сергея. А может, и мать жива... Все бывает. Лишь бы скорее все это завершилось...
Из Владивостока десантников сразу же направили в Советскую Гавань. Там выдали всем матросское обмундирование. А то было как-то странно: все в солдатском, а называют матросами. Теперь все на своем месте. Вячеслава Котина назначили командиром отделения. На груди у него рядом с медалью "За отвагу" - орден Славы третьей степени. Слава выглядел стройным, подтянутым, мужественным. В его отделении десять автоматчиков и два пулеметчика. Все ребята молодые, в боях не были, но обучены хорошо. На своего командира они смотрели с особым уважением. Готовы выполнить любой приказ.
Перед отправкой на боевое задание десантная рота вместе с другими ротами провела учебную высадку на берег и получила хорошую оценку командования.
У Славы щемило сердце от мысли, что так неожиданно расстался с Сергеем. Простить себе не мог того, что не только не обменялся с ним адресами, но и не узнал его адреса во Владивостоке. Было время, и мог бы сбегать к матери Сергея, принести ей радость... И вдруг пришла мысль: "А если убьют меня и после этого найдется мама? Как она вынесет этот удар?"
Из Советской Гавани Слава отправил письма отцу, тете Клаве, написал и на разъезд Безымянный дедушке Мирона и всем сообщил, что рассказал ему Сережа Сидоров. Лишь одного не мог написать: что идет на выполнение боевого задания, будет освобождать Сахалин или Курильские острова. Он еще не знал, куда отправят роту.
22 августа всем выдали боевые патроны, гранаты, сухой паек и чистое белье. А утром 23 августа батальоны морской пехоты сводной бригады были выстроены возле причала. Личный состав всей бригады был построен в виде гигантской буквы "П". Наконец-то Слава увидел в противоположной шеренге Бориса Чуркина. Он тоже стоял на месте командира отделения и жестами руки требовал от моряков подровняться, стоять не сутулясь. Борис тоже увидел Котина и кивнул ему. Начался митинг.
- Товарищи матросы, сержанты, старшины и офицеры! Родина поручает нам освобождение от японских самураев Южного Сахалина, далекой, но русской земли...
Капитан первого ранга говорил, что Южный Сахалин был и будет наш, что воины-освободители не пожалеют жизни своей и выполнят боевой приказ. А потом, к удивлению Славы, выступил старшина Яценко.
- Братья, сыны, боевые товарищи, среди вас немало воинов, которые уже бывали в сражениях, они знают звериные нравы японской военщины. Но наше дело правое, мы били фашистов, разобьем и этого зверя. Клянусь командованию, Родине своей, что буду драться до последней капли крови!
Когда Яценко закончил, раздались аплодисменты и по строю прокатилось сперва чуть разноголосое, а потом дружное "Ура!".
Затем офицер в черном кожаном пальто объяснил:
- Товарищи! На Южном Сахалине уже идут бои, японцы отступают. Наша задача: высадиться в порту Отомари и, заняв его, не позволить японцам вывозить ценности и эвакуировать свои штабы. Военный совет фронта желает вам успеха в бою!
Было объявлено, какие суда должны занимать десантные подразделения. Отделение Котина оказалось на минном заграждении "Океан".
Отряд в составе девятнадцати кораблей взял курс на Отомари. Часа два-три море было почти спокойно, небо хотя хмурое, но без дождя.
Слава спрашивал у ребят, не знают ли они, где расположен порт Отомари, но они виновато пожимали плечами: не знаем. Набрался смелости, обратился к капитану - командиру роты. Офицер достал из кармана записную книжку и нарисовал остров, похожий на клешню рака. Провел карандашом черту, разделившую рисунок на две части.
- Вот нижняя часть острова и есть Южный Сахалин, - пояснил он, - а между выступами, вот здесь, - капитан поставил точку в середине как бы между растопыренными пальцами, - находится порт Отомари. Севернее на берегу, обращенном к СССР, порт Маока. Там уже 20 августа высажен наш десант. Мы отрежем гарнизон от порта, и все они окажутся в ловушке. Ясно? - Капитан передал лист из записной книжки Котину и улыбнулся. Любопытный ты - это не плохо. А теперь расскажи об этом своим краснофлотцам.
- А как вы полагаете, товарищ капитан, могли наши торговые суда, возвращаясь из Америки, проходить через пролив Лаперуза? - поинтересовался Слава.
- Думаю, что могли, - ответил капитан.
К полудню хлынул проливной дождь, качка усилилась. Корабль то взбирался на гребень волны, то с грохотом опускался, и казалось, он хочет нырнуть под воду, скрыться от непогоды.
Туман плотно закрыл идущие в установленном порядке суда. Началось самое неприятное для людей, не видевших море. От порывистой качки многих ребят стало мутить. Побледнел и Слава. От обеда отказался. Хотелось выйти на палубу, подышать свежим воздухом, но не разрешалось. Измученный морской болезнью, Котин, как и другие десантники, несколько раз засыпал, но быстро просыпался от неприятной, подкатывающей к груди давящей боли. Лицо заливал горьковатый пот, тельняшка была мокрой, хотя и пробирала, словно от холода, дрожь.
- Да я готов вплавь... Лучше в бой, в самое пекло, чем так плыть...
Штормовая погода помешала кораблям прибыть в Отомари к сроку. Командование десантом вынуждено было приказать кораблям зайти в бухту, переждать шторм.
Наутро погода улучшилась. Самолеты нанесли по порту военно-морской базы Отомари бомбовый удар. Десантники высадились под прикрытием огня корабельной артиллерии без потерь. Котин приказал бойцам отделения продвигаться вперед короткими перебежками.
- Так никто же не стреляет, - сказал высокий матрос, у которого во время высадки бескозырка слетела с головы. - Удрали японцы.
- Когда враг откроет огонь, укрываться будет поздно, - ответил Котин и словно предвидел беду.
Сверху из окна двухэтажного дома полоснул пулемет. Высокий десантник присел, ухватился за живот и упал на каменную мостовую.
Котин не успел отскочить к дому и юркнул в проем подвального окна. Стрельба слышалась и справа и слева, но этот пулемет прижал к земле всю высадившуюся группу десантников.
Выбив ногой застекленную раму, Слава спустился в подвальное помещение, загруженное ящиками и бочками. В полутьме заметил дверь. Он приготовил гранату-"лимонку", взвел автомат и быстро выбежал в широкий сырой коридор. Справа в тусклом свете видна была лестница. Котин, прижимаясь к стене, торопливо вбежал по ступенькам лестницы и, озираясь, стал подниматься выше. На первом этаже двери раскрыты, в комнатах ворох бумаг, разбросаны стулья, тряпье. На втором этаже обе двери закрыты, но в левой выломлена доска. Из пролома валит пороховой дым, и дышать трудно.
Не было сомнений, что в квартире засел пулеметчик. Слава хотел бросить в пролом двери гранату, но сообразил: пулеметчик может находиться за перегородкой и тогда взрыв гранаты насторожит его. Нужно проникнуть через узкий пролом в квартиру.
Сняв бушлат, Слава нырнул в брешь, оцарапал о щепастую доску плечо и больно ударился головой о что-то твердое. Пулеметчик продолжал стрелять. Приоткрыв дверь, Слава увидел возле окна японского солдата. Он метался возле грохочущего пулемета, поливая короткими очередями улицу. Котин вскинул автомат и чуть не нажал на спусковой крючок, но пулемет вдруг замолк. Тщедушный солдат-пулеметчик кинулся к ящику, и в тишине звякнула цепь. Он был прикован к стене.
Слава опустил автомат. Не убивать же человека, посаженного на цепь.
- Кофуку! - крикнул он, не зная другого японского слова, как "капитуляция".
Японец пружинисто подскочил и мгновенно рванул за кольцо гранату, висевшую на брючном ремне. Слава упал на пол, но это уже не могло его спасти. Раздался взрыв...
Когда двое десантников вбежали в комнату, Вячеслав Котин был уже мертв.
Возле пулемета лежал изуродованный труп японского солдата и сорванная с ноги цепь. У подоконника стоял ящик, наполненный запасами пулеметных лент...
Из окна хорошо просматривалась до причала неширокая улица, по ней нескончаемым потоком бежали матросы. К восточной части города навстречу десантникам подходили подразделения 113-й стрелковой бригады.
К 10 часам 25 августа военно-морская база Отомари была полностью занята советскими частями. 3400 японских солдат и офицеров сложили оружие.
...В конце августа части Камчатского оборонительного района и Петропавловской военно-морской базы и морская пехота Тихоокеанского флота в основном очистили от японских захватчиков Курильские острова. Но тяжелые, кровопролитные бои за отдельные острова Курильской гряды продолжались до 1 сентября.
Десантной роте Яценко пришлось вести бой за остров Кунашир, расположенный всего лишь в пятидесяти километрах на северо-востоке от японского острова Хоккайдо. Кунашир обороняли усиленные артиллерией полки японской пехотной дивизии.
Яценко после взятия военно-морской базы противника Отомари получил воинское звание лейтенанта.
Построив роту, лейтенант Яценко, едва справившись с волнением, зачитал приказ:
- "За мужество, проявленное в боях с врагом, Вячеслав Николаевич Котин награжден орденом Красного Знамени посмертно..."
Японские войска на острове Кунашир сопротивлялись не долго. Гарнизон капитулировал.
Рота Яценко разоружала большую группу вражеских войск. Матросы держали оружие наготове и наблюдали, как вяло складывали в кучу винтовки японские солдаты.
Яценко стоял возле орудия и рассматривал затвор, потом нагнулся под лафет и почувствовал вдруг жгучую боль под левой лопаткой. Он выпрямился и увидел у станины пушки японского офицера. Подбежавший Борис Чуркин ловким ударом выбил нож из руки японца и удержал своего командира, не дал ему упасть.
- Санитара сюда! Срочно! - крикнул Борис, бережно поддерживая раненого.
Но ни санитар, ни врач уже не могли спасти Яценко. Смертельно раненный ножом в сердце, он скончался на руках Бориса. Умирая, успел сказать:
- В кармане письмо жене... Не посылай...
В том письме лейтенант Яценко сообщал жене, что война закончилась победой и скоро он приедет домой...
На войне смерть шагает рядом с солдатом и никто не знает, когда она унесет человеческую жизнь. И если все же погибнет воин в боях за Родину, имя его навечно останется в памяти живущих.
НА РАССВЕТЕ
На стене отщелкивали время старинные ходики. В углу за печкой стрекотал сверчок. С незапамятных времен эти привычные ночные звуки наполняли дом лесника. Бывало, уставший за день, ляжет дед Василий на постель, прислушается к сверчку и ходикам и заснет крепким сном. А в шесть утра зимой, когда на дворе еще темно, он на ногах. Нужно печку истопить, скотину покормить и себе еду приготовить.
С отъездом Мирона прицепилась бессонница. В окно уже пробивался слабый свет зари, а дед Василий никак не мог уйти от тревожных мыслей. Вся радость и надежда - внук Мирон. Нет у Василия Федоровича никого из родных и близких. Все внимание, заботу и любовь отдавал внуку.
Дед Василий понимал, что фронт есть фронт. Война уносит жизни многих людей. Но как пережить одинокому старому человеку, если что-нибудь случится с Мироном?
Жену похоронил, сноха и сын погибли. Если не станет Мирона, на том и остановится род Ефимовых.
Но тут же дед вспоминал и свои молодые годы, когда, на год моложе Мирона, ушел из дома в Саратов, нанялся помогать грузчикам в порту. Кого он тогда спросился? Сам решил...
За окном послышались торопливые шаги. Кто-то подбежал и залез на завальню, постучал легонько в стекло.
- Кто там? - спросил лесник. Екнуло сердце. Неужели Мирон?
- Скажите, здесь живет Василий Федорович Ефимов? - отозвался девичий голос. - Я медицинская сестра.
Дед Василий вскочил с постели. "Вот и беда..." - подумал он.
- Я Ефимов, а что? - отозвался он настороженно.
- Вас просят срочно в вагон санитарного поезда... - сказала девушка. - В третий вагон. Там вас ждут.
Лесник раскрыл окно, увидал уходившую по тропинке под уклон девушку в военном, и в груди словно камень застрял. Хотел подойти к своей койке, чтобы одежду взять, а сил нет, ноги одеревенели. Кое-как дотянулся до ведра с водой, плеснул в лицо пригоршней, смочил грудь.
Советский генерал удовлетворил просьбу Пу И, приказал солдатам взять его под стражу, а затем отправил на самолете в штаб фронта.
На следующий день в Мукден вступили советские танки и машины с пехотой. И здесь, как и во всех городах и селениях, народ радостно встречал победителей.
Воздушные десанты в те дни были высажены и в других крупных городах Китая и Северной Кореи. Они предваряли поход передовых отрядов армий, сковывали действия противника.
Но и после приказа главнокомандующего Ямада войскам Квантунской армии сложить оружие, в горах и в тайге слышалась перестрелка. Отдельные гарнизоны преднамеренно не прекращали боевых действий.
В полосе наступления войск 1-го Дальневосточного фронта некоторые укрепленные районы и вражеские группы продолжали бессмысленное сопротивление и были разгромлены советской артиллерией и авиацией.
Военные действия велись и в Северной Корее, на Сахалине и Курильских островах.
Оставались еще мелкие банды, скрывавшиеся в лесах и в городах Маньчжурии. У них одна цель - месть, уничтожение советских воинов, грабеж населения. Для уничтожения их выделялись подразделения пограничников.
НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ И РАССТАВАНИЯ
С оголенной вершины сопки, где боевые позиции занимала рота десантников, контролируя участок дороги на Сейсин, хорошо просматривалось море. До самого горизонта, откуда поднималось солнце, растекалась его лазурная гладь.
- Как шелк расстелен! - удивлялся старшина Яценко, приставив к глазам бинокль. - Я назвал бы Японское море Шелковым морем. Какая красота! Слава, погоди играть. Все ты какие-то грустные мелодии играешь. Марш давай! Видишь, сколько кораблей идет.
Котин положил баян в футляр, обиделся, и старшина заметил это.
- Не обижайся, лучше ответь мне, почему корабли направились к берегу, а не в порт?
- Десантников везут, ясное дело. Причалы в порту заняты, там раненых сажают, грузы отправляют. Только зачем десант идет, если уже капитуляция началась? Вот вопрос.
- Ну, матрос Котин, как ты докладываешь? Не уставной у тебя язык. Займусь я тобой, как вернемся на Родину, - пожурил старшина смущенного баяниста. - Краткость, точность и разборчивость - вот что главное в ответе на вопрос командира. А ты: "Зачем везут?" А терминология: "грузы отправляют", "раненых сажают"...
- Уставы и наставления вы знаете, товарищ старшина, - вмешался в разговор ротный балагур Борис Чуркин. - А пшенный супчик нам давно надоел. Как на этот счет в наставлениях указано? - Чуркин сдвинул с затылка матросскую бескозырку на глаза.
- Давай, давай, мели, Емеля, - сердито заметил Яценко. - По тебе кухня скучает. Давно я тебе собираюсь подарить наряд за пререкание.
- Я истину глаголю, - продолжал Чуркин. - В животе от пшенки грустновато... Поглядите на Славу-баяниста: глаза синие, как море, лицо вытянутое, словно отражение в самоваре... Играет вяло...
Солдаты засмеялись, но старшина Яценко всегда готов парировать шутки пословицами:
- У нас на Украине говорят: "Здоровому человеку всякая пища полезна".
- Так то на Украине. А матросу подходит только калорийная пища, - не унимался Чуркин.
- Отправляйтесь, рядовой Чуркин, на кухню! Сегодня местные рыбаки подарили нам пять ведер свежей рыбы, треба помочь ротному повару. Вот и будет пища калорийная... Кру-гом! Шагом ар-р-ш!
Слава быстро достал баян и громко заиграл марш. Кто-то прыснул со смеху.
- Отставить играть! - потребовал старшина. - А вы, рядовой Котин, будете сопровождать меня. Возьмите автомат, пойдем в штаб.
В небольшом живописном селении, у подъезда белого особняка, утопавшего в зелени, стояли легковые автомашины. По мраморным ступенькам то и дело поднимались и спускались с папками в руках офицеры.
- Подожди меня здесь, - сказал Яценко. - Дальше стоянки автомашин не уходить! Можно перекурить.
- Есть, товарищ старшина! - ответил Котин. - Только я не курю. Посижу вон там в холодке.
Проходя мимо легкового автомобиля, Слава обратил внимание на матроса, сидевшего на заднем сиденье с развернутой газетой. Очень похож на того Сережу, который спас его в первый день боя, когда японский солдат набросился с ножом. Остановился. Посмотрел пристально.
- Сережа? - спросил робко.
- О! Слава! Какими ветрами? - соскочил с сиденья легкового автомобиля матрос. - Привет, дружище!
- Вот чудо! Ты что, военным стал? - удивился Слава.
- С твоей легкой руки, - улыбнулся Сергей. - Помнишь, как ты расхваливал меня капитану 1-го ранга Якореву: "Прекрасно владеет японским языком и корейским..." Вот и взял он меня переводчиком. А ты по какому случаю здесь?
- Со старшиной пришел. Его в штаб вызвали, а я сопровождаю. - Слава пощупал белоснежную матросскую форменку на Сергее, прищелкнул языком. Красивая форма у моряков. Послушай, Сережа, ты тогда мне рассказывал о том, как чуть не утонул, что-то о гибели вашего судна. Но я был в таком состоянии... Понимаешь, моя мама тоже ходила в плавание. И где-то в море погибла.
Сережа помрачнел. Ответил не сразу.
- Наше судно было потоплено в Японском море. Прошло два года... У нас были на корабле женщины. Сегодня мы с капитаном 1-го ранга едем в Шэньян, где был огромный лагерь военнопленных. Мой командир ищет пропавшего сына-моряка, а я хочу узнать, нет ли там нашего врача Котиной...
Слава побледнел, глаза округлились...
- Что ты сказал? - спросил он, заикаясь. - Повтори, что сказал?
- Да... - вздохнул Сергей. - Все это было ужасно. Мы возвращались с мирным грузом в Советскую Гавань, и вдруг подлодка. Двумя торпедами она потопила наше судно, и нас подобрали японцы. Я, как видишь, жив, а что с Людмилой Николаевной, не знаю.
- Сережа! - сдавленным голосом выкрикнул Слава. - Котина Людмила Николаевна - моя мать... Что же ты молчал, Сереженька...
- Ты разве Котин? - удивился Сергей. Он обнял Славу. - Не плачь, Слава. Думаю, она жива... Они хотели, чтобы мы подтвердили, будто наше судно потоплено американцами. Но это не так. Потопили нас японцы. Я все видел.
Кто-то из двери позвал Сергея, но он успел сказать:
- Приходи сюда вечером, поговорим... Я все расскажу. Приходи.
- Обязательно! - пообещал Слава. - Вечером обязательно. Только не забудь, встреча здесь!
В роте десантников о случившемся узнали все. Старшина Яценко вечером вместе со Славой Котиным пришли к штабу. Ждали Сергея дотемна. Потом стали искать капитана 1-го ранга Якорева, у которого служит переводчиком Сидоров Сергей, наконец узнали: оба они уехали на день-два в Шэньян.
В лагере военнопленных на окраине Шэньяна находилось свыше двух тысяч человек. В основном американцы. Изможденные, худые, с бледными лицами, чудом выжившие в невыносимых условиях японского плена.
Когда советские офицеры сообщили несчастным людям, что они свободны, стихийно возник митинг.
Американский солдат Байби сказал, вбежав на крыльцо дома:
- Нам русские войска принесли свободу! Три с половиной года мы томились в японской тюрьме. Тысячи нас умирали от голода и пыток... Наши русские боевые друзья, к вам обращаюсь я, простой американский солдат, со словами горячей благодарности и любви! Никто из нас не забудет этого дня. На всю жизнь мы ваши самые верные друзья, и эту дружбу с Россией мы завещаем своим детям.
Среди военнопленных были генералы и офицеры вооруженных сил Великобритании и Соединенных Штатов Америки. Капитан 1-го ранга Якорев вместе со своим переводчиком весь день провел среди освобожденных.
Сергей Сидоров пользовался случаем и спрашивал о Котиной Людмиле Николаевне. Но утешительных сведений не получил.
На следующий день, возвращаясь в свой штаб, Якорев спросил у Сергея:
- Скажите, а кто такая Котина, почему вы так встревожены?
Сергей рассказал, как ходил на торговом судне к берегам Америки, как японская подводная лодка потопила его. Рассказал и о враче Котиной и ее сыне Славе.
- Я не знаю, куда они упрятали всех других подобранных, но догадываюсь: в живых никого нет.
- От них всего можно ожидать, - ответил капитан 1-го ранга. - Я давно служу на Дальнем Востоке, знаю, на что способны они. Тебе повезло, что на корабле находились корейские матросы. Ну, а что же мы скажем Славе? Как-то помочь нужно ему.
- Не знаю, - задумался Сергей и вздохнул.
В памяти всплыли ужасные картины гибели судна, допрос, удары плетью по голове, побег... "Неужели японцы убили судового доктора Котину?" думал он. Вспомнил, как нежно она говорила о своем сыне Славе...
Чем-то доктор Котина была похожа на Сережину маму. Сергей ничего не знал о своей матери с тех пор, как ушел в плавание, но был уверен, что она, как и прежде, работает в школе. Он написал ей много писем, но ответа не было.
"А быть может, она получила извещение, что я погиб, и уехала из Владивостока куда-нибудь подальше, чтобы ничто не напоминало о ее горе..." - подумал Сергей и вспомнил, как он вместе с мамой плакал, когда пришло сообщение о гибели отца в боях за Ленинград.
Долго ехали молча. Навстречу мчались с включенными фарами машины, на всех перекрестках - регулировщики с флажками, кое-где на обочинах брошенные пушки, телеги, сожженные грузовики и танки Квантунской армии. Все это теперь хлам и годится только на переплавку.
Под монотонный рокот тупоносого "виллиса" одолевала дремота. Но едва Сергей начинал засыпать, как перед глазами возникали изможденные узники, которых он видел днем в лагере, и японский офицер с крупными пожелтевшими зубами, который допрашивал его и врача Котину на корабле. Неужели погибла Людмила Николаевна?
...В те же ночные часы, когда Сергей Сидоров вместе с капитаном 1-го ранга Якоревым возвращался из Шэньяна, десантная рота, в которой служил Слава Котин, была поднята по тревоге и ушла на сторожевом корабле во Владивосток. Никто из десантников не знал, что им предстоит участвовать в освобождении Южного Сахалина. Слава Котин сожалел, что не узнал адреса Сергея. Надо бы оставить и свой адрес, и адрес отца, и тети Клавы. Как теперь сообщит Сергей, если узнает что-нибудь о матери?
Последние бои второй мировой войны. Квантунская армия разгромлена. Осталось выбросить японских захватчиков из Южного Сахалина и с Курильских островов.
Для проведения Южно-Сахалинской боевой операции привлекались войска 16-й армии под командованием генерала Л. Г. Черемисова и Северная Тихоокеанская флотилия вице-адмирала В. А. Андреева.
На территории Южного Сахалина японское командование держало более 19 тысяч солдат и офицеров. Приграничная полоса и береговая линия имели множество прочных железобетонных, каменных и бревенчатых сооружений, насыщенных орудиями и пулеметами. Все порты оборонялись крупными гарнизонами.
Боевые действия на Сахалине начались еще 11 августа. Войска генерала Л. Г. Черемисова после артиллерийской подготовки прорвали оборону укрепленного района противника и наступали в южном направлении. Враг упорно сопротивлялся, переходил в контратаки, и кое-где ему удалось задержать наступление советских войск. Но, надеясь удержаться на Сахалине, он начал вывозить из портов штабы, госпитали и оборудование. Чтобы сорвать вывоз ценностей, советское командование приняло решение немедленно высадить в порты Сахалина морские десанты. В число этих подразделений была включена и рота, в которой был Слава Котин. Пока рота готовилась к десантированию, из Советской Гавани уже отправились корабли первого эшелона. Неожиданно начался ливень, море штормило, и подход к портам при плохой видимости оказался невозможным. Больше суток шли корабли из Советской Гавани. Рано утром был найден вход в центральную гавань порта Маока, в нее и устремились катера с первым броском десанта. Не встретив сопротивления, моряки захватили 20 августа прибрежный плацдарм, но расширить его не успели. Противник подтянул туда сухопутные части, и завязался бой.
Десантники действовали смело и решительно, подошло еще несколько кораблей, и к полудню противник был выбит из города. Японцы потеряли более 300 солдат и офицеров убитыми, и 600 было взято в плен. Но это была еще не победа. Продолжая наступать в глубь острова, десантные подразделения встретили сильное сопротивление врага. Против моряков, вооруженных автоматами, карабинами, гранатами, японцы бросили артиллерию и танки. Нужна была немедленная помощь.
Из Советской Гавани в спешном порядке отправлялись на Сахалин свежие силы.
Еще совсем недавно старшина Яценко, возвратившись из штаба, хотел обрадовать баяниста Котина, показывал ему газету с приказом о награждении многих десантников орденами и медалями. Но всегда веселого Котина словно подменили. Он посмотрел заплаканными глазами на старшину и отвернулся.
- Слава, что с тобой? Ты плачешь...
Зная о большом горе матроса, старшина пытался успокоить его.
- Ты не горюй, все узнаем, - обещал старшина. - Кончится война, и мы найдем твоего Сергея. А может, и мать жива... Все бывает. Лишь бы скорее все это завершилось...
Из Владивостока десантников сразу же направили в Советскую Гавань. Там выдали всем матросское обмундирование. А то было как-то странно: все в солдатском, а называют матросами. Теперь все на своем месте. Вячеслава Котина назначили командиром отделения. На груди у него рядом с медалью "За отвагу" - орден Славы третьей степени. Слава выглядел стройным, подтянутым, мужественным. В его отделении десять автоматчиков и два пулеметчика. Все ребята молодые, в боях не были, но обучены хорошо. На своего командира они смотрели с особым уважением. Готовы выполнить любой приказ.
Перед отправкой на боевое задание десантная рота вместе с другими ротами провела учебную высадку на берег и получила хорошую оценку командования.
У Славы щемило сердце от мысли, что так неожиданно расстался с Сергеем. Простить себе не мог того, что не только не обменялся с ним адресами, но и не узнал его адреса во Владивостоке. Было время, и мог бы сбегать к матери Сергея, принести ей радость... И вдруг пришла мысль: "А если убьют меня и после этого найдется мама? Как она вынесет этот удар?"
Из Советской Гавани Слава отправил письма отцу, тете Клаве, написал и на разъезд Безымянный дедушке Мирона и всем сообщил, что рассказал ему Сережа Сидоров. Лишь одного не мог написать: что идет на выполнение боевого задания, будет освобождать Сахалин или Курильские острова. Он еще не знал, куда отправят роту.
22 августа всем выдали боевые патроны, гранаты, сухой паек и чистое белье. А утром 23 августа батальоны морской пехоты сводной бригады были выстроены возле причала. Личный состав всей бригады был построен в виде гигантской буквы "П". Наконец-то Слава увидел в противоположной шеренге Бориса Чуркина. Он тоже стоял на месте командира отделения и жестами руки требовал от моряков подровняться, стоять не сутулясь. Борис тоже увидел Котина и кивнул ему. Начался митинг.
- Товарищи матросы, сержанты, старшины и офицеры! Родина поручает нам освобождение от японских самураев Южного Сахалина, далекой, но русской земли...
Капитан первого ранга говорил, что Южный Сахалин был и будет наш, что воины-освободители не пожалеют жизни своей и выполнят боевой приказ. А потом, к удивлению Славы, выступил старшина Яценко.
- Братья, сыны, боевые товарищи, среди вас немало воинов, которые уже бывали в сражениях, они знают звериные нравы японской военщины. Но наше дело правое, мы били фашистов, разобьем и этого зверя. Клянусь командованию, Родине своей, что буду драться до последней капли крови!
Когда Яценко закончил, раздались аплодисменты и по строю прокатилось сперва чуть разноголосое, а потом дружное "Ура!".
Затем офицер в черном кожаном пальто объяснил:
- Товарищи! На Южном Сахалине уже идут бои, японцы отступают. Наша задача: высадиться в порту Отомари и, заняв его, не позволить японцам вывозить ценности и эвакуировать свои штабы. Военный совет фронта желает вам успеха в бою!
Было объявлено, какие суда должны занимать десантные подразделения. Отделение Котина оказалось на минном заграждении "Океан".
Отряд в составе девятнадцати кораблей взял курс на Отомари. Часа два-три море было почти спокойно, небо хотя хмурое, но без дождя.
Слава спрашивал у ребят, не знают ли они, где расположен порт Отомари, но они виновато пожимали плечами: не знаем. Набрался смелости, обратился к капитану - командиру роты. Офицер достал из кармана записную книжку и нарисовал остров, похожий на клешню рака. Провел карандашом черту, разделившую рисунок на две части.
- Вот нижняя часть острова и есть Южный Сахалин, - пояснил он, - а между выступами, вот здесь, - капитан поставил точку в середине как бы между растопыренными пальцами, - находится порт Отомари. Севернее на берегу, обращенном к СССР, порт Маока. Там уже 20 августа высажен наш десант. Мы отрежем гарнизон от порта, и все они окажутся в ловушке. Ясно? - Капитан передал лист из записной книжки Котину и улыбнулся. Любопытный ты - это не плохо. А теперь расскажи об этом своим краснофлотцам.
- А как вы полагаете, товарищ капитан, могли наши торговые суда, возвращаясь из Америки, проходить через пролив Лаперуза? - поинтересовался Слава.
- Думаю, что могли, - ответил капитан.
К полудню хлынул проливной дождь, качка усилилась. Корабль то взбирался на гребень волны, то с грохотом опускался, и казалось, он хочет нырнуть под воду, скрыться от непогоды.
Туман плотно закрыл идущие в установленном порядке суда. Началось самое неприятное для людей, не видевших море. От порывистой качки многих ребят стало мутить. Побледнел и Слава. От обеда отказался. Хотелось выйти на палубу, подышать свежим воздухом, но не разрешалось. Измученный морской болезнью, Котин, как и другие десантники, несколько раз засыпал, но быстро просыпался от неприятной, подкатывающей к груди давящей боли. Лицо заливал горьковатый пот, тельняшка была мокрой, хотя и пробирала, словно от холода, дрожь.
- Да я готов вплавь... Лучше в бой, в самое пекло, чем так плыть...
Штормовая погода помешала кораблям прибыть в Отомари к сроку. Командование десантом вынуждено было приказать кораблям зайти в бухту, переждать шторм.
Наутро погода улучшилась. Самолеты нанесли по порту военно-морской базы Отомари бомбовый удар. Десантники высадились под прикрытием огня корабельной артиллерии без потерь. Котин приказал бойцам отделения продвигаться вперед короткими перебежками.
- Так никто же не стреляет, - сказал высокий матрос, у которого во время высадки бескозырка слетела с головы. - Удрали японцы.
- Когда враг откроет огонь, укрываться будет поздно, - ответил Котин и словно предвидел беду.
Сверху из окна двухэтажного дома полоснул пулемет. Высокий десантник присел, ухватился за живот и упал на каменную мостовую.
Котин не успел отскочить к дому и юркнул в проем подвального окна. Стрельба слышалась и справа и слева, но этот пулемет прижал к земле всю высадившуюся группу десантников.
Выбив ногой застекленную раму, Слава спустился в подвальное помещение, загруженное ящиками и бочками. В полутьме заметил дверь. Он приготовил гранату-"лимонку", взвел автомат и быстро выбежал в широкий сырой коридор. Справа в тусклом свете видна была лестница. Котин, прижимаясь к стене, торопливо вбежал по ступенькам лестницы и, озираясь, стал подниматься выше. На первом этаже двери раскрыты, в комнатах ворох бумаг, разбросаны стулья, тряпье. На втором этаже обе двери закрыты, но в левой выломлена доска. Из пролома валит пороховой дым, и дышать трудно.
Не было сомнений, что в квартире засел пулеметчик. Слава хотел бросить в пролом двери гранату, но сообразил: пулеметчик может находиться за перегородкой и тогда взрыв гранаты насторожит его. Нужно проникнуть через узкий пролом в квартиру.
Сняв бушлат, Слава нырнул в брешь, оцарапал о щепастую доску плечо и больно ударился головой о что-то твердое. Пулеметчик продолжал стрелять. Приоткрыв дверь, Слава увидел возле окна японского солдата. Он метался возле грохочущего пулемета, поливая короткими очередями улицу. Котин вскинул автомат и чуть не нажал на спусковой крючок, но пулемет вдруг замолк. Тщедушный солдат-пулеметчик кинулся к ящику, и в тишине звякнула цепь. Он был прикован к стене.
Слава опустил автомат. Не убивать же человека, посаженного на цепь.
- Кофуку! - крикнул он, не зная другого японского слова, как "капитуляция".
Японец пружинисто подскочил и мгновенно рванул за кольцо гранату, висевшую на брючном ремне. Слава упал на пол, но это уже не могло его спасти. Раздался взрыв...
Когда двое десантников вбежали в комнату, Вячеслав Котин был уже мертв.
Возле пулемета лежал изуродованный труп японского солдата и сорванная с ноги цепь. У подоконника стоял ящик, наполненный запасами пулеметных лент...
Из окна хорошо просматривалась до причала неширокая улица, по ней нескончаемым потоком бежали матросы. К восточной части города навстречу десантникам подходили подразделения 113-й стрелковой бригады.
К 10 часам 25 августа военно-морская база Отомари была полностью занята советскими частями. 3400 японских солдат и офицеров сложили оружие.
...В конце августа части Камчатского оборонительного района и Петропавловской военно-морской базы и морская пехота Тихоокеанского флота в основном очистили от японских захватчиков Курильские острова. Но тяжелые, кровопролитные бои за отдельные острова Курильской гряды продолжались до 1 сентября.
Десантной роте Яценко пришлось вести бой за остров Кунашир, расположенный всего лишь в пятидесяти километрах на северо-востоке от японского острова Хоккайдо. Кунашир обороняли усиленные артиллерией полки японской пехотной дивизии.
Яценко после взятия военно-морской базы противника Отомари получил воинское звание лейтенанта.
Построив роту, лейтенант Яценко, едва справившись с волнением, зачитал приказ:
- "За мужество, проявленное в боях с врагом, Вячеслав Николаевич Котин награжден орденом Красного Знамени посмертно..."
Японские войска на острове Кунашир сопротивлялись не долго. Гарнизон капитулировал.
Рота Яценко разоружала большую группу вражеских войск. Матросы держали оружие наготове и наблюдали, как вяло складывали в кучу винтовки японские солдаты.
Яценко стоял возле орудия и рассматривал затвор, потом нагнулся под лафет и почувствовал вдруг жгучую боль под левой лопаткой. Он выпрямился и увидел у станины пушки японского офицера. Подбежавший Борис Чуркин ловким ударом выбил нож из руки японца и удержал своего командира, не дал ему упасть.
- Санитара сюда! Срочно! - крикнул Борис, бережно поддерживая раненого.
Но ни санитар, ни врач уже не могли спасти Яценко. Смертельно раненный ножом в сердце, он скончался на руках Бориса. Умирая, успел сказать:
- В кармане письмо жене... Не посылай...
В том письме лейтенант Яценко сообщал жене, что война закончилась победой и скоро он приедет домой...
На войне смерть шагает рядом с солдатом и никто не знает, когда она унесет человеческую жизнь. И если все же погибнет воин в боях за Родину, имя его навечно останется в памяти живущих.
НА РАССВЕТЕ
На стене отщелкивали время старинные ходики. В углу за печкой стрекотал сверчок. С незапамятных времен эти привычные ночные звуки наполняли дом лесника. Бывало, уставший за день, ляжет дед Василий на постель, прислушается к сверчку и ходикам и заснет крепким сном. А в шесть утра зимой, когда на дворе еще темно, он на ногах. Нужно печку истопить, скотину покормить и себе еду приготовить.
С отъездом Мирона прицепилась бессонница. В окно уже пробивался слабый свет зари, а дед Василий никак не мог уйти от тревожных мыслей. Вся радость и надежда - внук Мирон. Нет у Василия Федоровича никого из родных и близких. Все внимание, заботу и любовь отдавал внуку.
Дед Василий понимал, что фронт есть фронт. Война уносит жизни многих людей. Но как пережить одинокому старому человеку, если что-нибудь случится с Мироном?
Жену похоронил, сноха и сын погибли. Если не станет Мирона, на том и остановится род Ефимовых.
Но тут же дед вспоминал и свои молодые годы, когда, на год моложе Мирона, ушел из дома в Саратов, нанялся помогать грузчикам в порту. Кого он тогда спросился? Сам решил...
За окном послышались торопливые шаги. Кто-то подбежал и залез на завальню, постучал легонько в стекло.
- Кто там? - спросил лесник. Екнуло сердце. Неужели Мирон?
- Скажите, здесь живет Василий Федорович Ефимов? - отозвался девичий голос. - Я медицинская сестра.
Дед Василий вскочил с постели. "Вот и беда..." - подумал он.
- Я Ефимов, а что? - отозвался он настороженно.
- Вас просят срочно в вагон санитарного поезда... - сказала девушка. - В третий вагон. Там вас ждут.
Лесник раскрыл окно, увидал уходившую по тропинке под уклон девушку в военном, и в груди словно камень застрял. Хотел подойти к своей койке, чтобы одежду взять, а сил нет, ноги одеревенели. Кое-как дотянулся до ведра с водой, плеснул в лицо пригоршней, смочил грудь.