Мысленно Родион Яковлевич вел разговор с генералами, которые ожидали его на командном пункте. Он знал их хорошо. Генерал Иванов молодой, ему только 38 лет. Высокий, статный. Во время Сталинградской битвы был начальником штаба 1-й танковой армии в звании полковника. В декабре сорок второго Иванов уже генерал - начальник штаба Юго-Западного фронта, затем начальник штаба Воронежского, Закавказского, 3-го Украинского фронтов. Опыт у молодого генерала богатый.
Такой же молодой и энергичный Исса Александрович Плиев - командующий конно-механизированной группой. Сын бедного крестьянина-осетина начал службу в Красной Армии в 1922 году рядовым в отряде особого назначения. Ветеран красной кавалерии. И не случайно его, прославленного командира кавалерийских соединений, Героя Советского Союза, назначили командующим советско-монгольской конно-механизированной группой войск.
Еще в 1936 году по приглашению правительства Монгольской Народной Республики Исса Александрович был направлен в составе группы советских военных специалистов на должность инструктора штаба Объединенного военного училища Монгольской народно-революционной армии. За три года он овладел монгольским языком, узнал особенности театра военных действий, где теперь возглавляет мощную группу советских и монгольских войск.
В боях под Москвой, когда погиб легендарный генерал Доватор, его место занял Плиев и успешно командовал кавалерийским корпусом.
Родион Яковлевич вспомнил, как создавал у себя на 3-м Украинском фронте конно-механизированную группу в составе 4-го гвардейского кавалерийского и 4-го гвардейского механизированного корпусов с частями усиления. Командующим группой был назначен генерал-лейтенант Плиев.
Войска группы Плиева в первых числах апреля сорок четвертого года в распутицу вышли в тыл противника и, развивая наступление по Черноморскому побережью и устью Днестровского лимана, первыми ворвались в Одессу - в родной город Родиона Яковлевича Малиновского. А затем, совершая рейд по тылам противника, конно-механизированная группа под командованием генерала Плиева обеспечила окружение и разгром частей 6-й немецко-фашистской армии. Малиновский писал представление о присвоении генералу Плиеву высокого звания Героя Советского Союза...
- Идем на посадку! - доложил летчик.
- Вот и хорошо, - ответил маршал.
ГОЛОСА УМЕРШИХ
Непроглядная и сырая тайга, лесные завалы, топи, многокилометровые болота и поросшие кустарниками каменистые сопки изнурили эскадрон. В трясинных местах к ногам лошадей привязывали мешки, набитые сеном, чтобы лошади хоть как-то смогли преодолеть непроходимые участки. Животные осунулись, на боках выпирали ребра. Ослабевшие лошади падали на колени, словно выпрашивали отдых.
Вечером в узкой лесистой долине пробираться по нагромождению камней стало невозможно. Командир эскадрона принял решение - до рассвета отдохнуть. Требовалось привести всадников и коней в порядок и разведать маршрут. Многие кони - в травмах и ссадинах. Даже Звездочка, привыкшая к лесу, расцарапала шею. Она стояла у замшелого валуна и, посматривая на Мирона, фыркала, била передней ногой, требовала воды. Но лошади покрылись потом, тяжело дышали, и поить их было рано.
Комары осатанело набрасывались на лошадей и на людей. Животных солдаты укрывали плащ-палатками, шинелями, попонами. Себе на голову набрасывали полотенца, прорезав для глаз узенькие щели.
Едва закончили поить лошадей и дали им торбы с овсом, как привезли в больших термосах ужин.
После ужина майор Лунь вызвал к себе в палатку командира взвода Степу и рядовых Ефимова и Судакова.
- Садитесь, иначе затылками палатку со штырей сорвете. Росточком бог не обидел. Видал, как Судаков садится на коня, - улыбнулся майор. - Словно на мотоцикл... Два метра или больше?
- Утром сто девяносто восемь, - ответил Антон Судаков на привычный вопрос, выставив свой угловатый кадык. - К вечеру чуток меньше.
Словно для смеха, лошадь у Судакова, по кличке Дылда, была самая маленькая в эскадроне, но сильная и хорошо шла по камням.
- И ты, Степа, садись, - сказал майор, обращаясь к лейтенанту, больше не вырастешь.
Лейтенант, фамилия которого действительно была Степа, сел на свободное место рядом с майором.
В разговоре с солдатами командир умел пошутить, многих называл по имени, но приказы отдавал требовательным тоном и коротко.
- Собирайтесь в пешую разведку, - приказал он. - Цель: определить возможность продвижения эскадрона по долине. В бой с противником не вступать. Доложить мне в пять ноль-ноль. Все. Идите!
Мирон спросил:
- А кто за моей Звездочкой присмотрит?
Лейтенант незаметно толкнул локтем Мирона, а когда вышли из палатки, сказал:
- Ну что ты беспокоишься? Присмотрят. Готовься и через пять минут ко мне!
У Мирона не было часов. Он в уме считал до шестидесяти и зажимал палец. Пальцы уже в кулаке, а тут появилась Женя Лунь.
- Иду в разведку, присмотри за моей Звездочкой, - попросил Мирон.
- Все сделаю. Хочешь, одолжу портянки сухие? Ноги натрешь в сырых-то... - Женя достала из противогазной сумки фланелевые портянки. Бери, а свои оставь, я их постираю...
- Чудная! Я и сам постираю, - ответил Мирон и услышал свою фамилию. Его звал лейтенант.
- Заснул? - спросил Степа. - Все проверил: оружие, обувь?
- Вот переобуться не успел, - признался добродушно Мирон. - Не догадался сырые снять...
- Даю одну минуту! - приказал лейтенант. - А вам что, Лунь?
- Да так, ничего, - ответила Женя. - Жду, пока переобуется Ефимов, возьму мокрые портянки.
- Что за опекунство?! - рассердился лейтенант.
Женя не стала пререкаться со Степой, но и не ушла, дождалась, пока Ефимов переобуется. В сухих фланелевых портянках ногам было приятно, и в душе Мирон по-братски благодарил Женю.
...Шли разведчики быстро и почти беззвучно. Ориентиром был журчащий ручей, местами падающий с камней. Впереди пробирался лейтенант, за ним Мирон, а последним - длинный Антон. В темноте одинокий куст казался Мирону танком, а пень - часовым. Под ногами сплошные камни. Ручей петлял и местами разливался в небольшие омутки, преграждавшие путь разведчикам. На обход омутков тратилось время, которого и без того не хватало.
Вдруг кто-то фыркнул, как лошадь. Кусты зашевелились, вода булькнула, и опять тишина. Антон, наткнувшийся сзади на Мирона, чертыхнулся и, переводя дыхание, высказал свое предположение:
- Олени... Их тут много.
- Вперед! - шепнул лейтенант, словно его совершенно не интересовало, кто шарахнулся через ручей.
Где-то далеко громыхали орудия. Сколько километров прошли, разведчики определить не могли. Ручей петлял, но через три часа темнота растворилась. Сопки и деревья словно провалились. Над поросшей высокой травой равниной стелился густой волнистый туман. Вдали видны крыши больших приземистых домов. Они казались лодками на белых волнах, перевернутыми днищами вверх.
- Это казармы, - высказал предположение лейтенант Степа. - Рядовой Ефимов, притаись и продолжай наблюдение. Задача: определить численность гарнизона. - Лейтенант снял с руки часы. - Примерно в шесть часов они проснутся, и не трудно будет определить, сколько их. Ровно в семь прекращай наблюдение и возвращайся. Бери часы. А ты, Судаков, со мной.
- А вдруг это не казармы, тогда что делать? - спросил Мирон.
- Выяснить! - приказал Степа. - Главное, установить, сколько там людей? У меня время истекает, не отставай, Судаков.
- Да уж постараемся, товарищ лейтенант, - флегматично ответил Судаков. - Дорога теперь знакома.
Оставшись один, Мирон, пригнувшись, пошел вперед. Решил подойти к домам поближе. Росистая трава и гигантские лопухи до пояса. Сразу же промок насквозь. Продвинулся ненамного и вышел к забору из колючей проволоки с подвешенными сигнальными устройствами из кусков рельсов, пустых жестяных банок и листов жести. Выбрав куст, Мирон притаился там, навел бинокль на длинные дома, похожие на бараки. Отчетливо были видны три небольших дома, из которых то и дело выходили люди в белых халатах.
"Госпиталь", - заключил Мирон.
Когда развеялся туман, в бинокль стали хорошо просматриваться все строения. До них километра два. А в нескольких шагах от Мирона - большие свежевырытые ямы и кучи земли возле них. Вдруг из одной ямы высунулась рука, потом показалась голова с растрепанными женскими волосами. Вскоре голова исчезла, а рука шевелила пальцами, что-то хватала. Опять на мгновение появилась голова. Мирон догадался: человек пытается выбраться из ямы. Мирон руками разгреб землю, прополз под колючей проволокой, приблизился к куче глины. В нос ударил резкий трупный запах. Опять высунулась голова. Руки судорожно вцепились в глину. Глаза смотрели на Мирона. У него похолодело в груди.
Мирон навел бинокль на городок: не следят ли за ним? Подполз ближе. Женщина затрясла головой и выставила вперед руку с растопыренными пальцами:
- Нет! Нет! Нельзя сюда! - еле выговорила она по-русски срывающимся голосом. - Здесь смерть!
Мирон с трудом пришел в себя.
- Не бойтесь... - прошептал он. - Только тихо! Не бойтесь...
- Сынок... Василек... Ты пришел за мной. Я умираю, не приближайся... Уходи... Тут смерть...
Женщина вздрогнула, глаза еще больше округлились, рот раскрылся. С приглушенным стоном она сползла вниз...
Мирон заглянул в яму и ужаснулся. Там были трупы, много трупов. В углу со склоненными головами - дети. Никто не подавал признаков жизни. Среди синюшных скелетоподобных тел он уже не смог отыскать глазами ту, которая назвала его Васильком.
Задыхаясь от смрада, Мирон шарахнулся к изгороди. Потом вскочил и побежал по камням в ту сторону, где был его эскадрон. В глазах потемнело, и он упал.
Очнулся от прикосновения чьей-то руки. Он раскрыл глаза, увидел склонившуюся над ним Женю.
- Ты что дрыхнешь на камнях? - удивленно спросила она. - Чего моргаешь, как филин? Очнись!
- Упал, вот и лежу. А где все? - Мирон вскочил. - Надо срочно спасать людей... Ты уже знаешь? Там - в яме...
- Меня за тобой послали. Срочно уходим. А больше я ничего не знаю... - сказала Женя и ловко прыгнула в седло. - Не видишь, Звездочку привела. Она соскучилась по тебе... Без повода бежала за мной. Поднимайся, тебя ждут...
Женя пустила коня в галоп. Мирон догнал ее возле крутой сопки, где хозяйственники эскадрона укрепляли на конях вьюки. Обняв голову лошади, Женя смеялась:
- Ну и разведчик...
Ефимов подъехал к старшине и сбивчиво, волнуясь, доложил о том, что видел вблизи домов, похожих на бараки.
- Давай скорее к майору! Догони и доложи...
Конь под Женей вздыбился и рванулся вперед, вытянув шею. Мирон едва успевал за всадницей. В ушах свистел ветер и, казалось, доносил голос женщины: "Сынок... Василек... Уходи... Тут смерть..."
В то предрассветное туманное утро, когда Мирон, находясь в разведке, обнаружил ямы с трупами, японский генерал-лейтенант медицинской службы Исии, руководитель специальных, тщательно засекреченных бактериологических формирований, еще находился в филиале отряда "731". Он задержался не случайно. Здесь по его "научной" методике проверялась возможность выживания женщин и детей, зараженных холерой, чумой, газовой гангреной. При активном лечении и без лечения. В филиале испытывались на людях не только бактериологическое оружие, но и удушливые газы, различные сильные яды. Генерал имел приказ: замести следы злостных преступлений. В связи с подходом Советской Армии надо было срочно ликвидировать все пункты, где бактерии испытывались на людях и животных. Лошадей, быков, собак, птиц и даже пресмыкающихся заразили и выпустили на волю...
Приказ уже отдан. Однако в маньчжурском филиале, самом удаленном от жилых районов, надежно запрятанном и прикрытом с севера непроходимыми болотами и тайгой, генерал Исии решил побывать сам. Там сосредоточены документы многолетних испытаний. Нужно вывезти их в Японию. "Научные труды" еще пригодятся. И в том же филиале оказалось отделение выживания зараженных людей. Лечила больных врач Котина. Она знает слишком много, и генерал должен убедиться, что она мертва...
В филиале не было ни радио, ни телефона. Так было нужно японскому командованию. Генерал отдал распоряжение уничтожить всех подопытных людей, в первую очередь - русского врача, забрал ценные для него бумаги, сел в единственный имевшийся в филиале грузовик, поскольку его машина сломалась, и уехал в Харбин. Он пообещал выслать специальный транспорт с охраной за персоналом и "ценным" грузом. Исии уехал в ту самую минуту, когда Мирон подползал под проволочным заграждением. В суматохе японцы не слышали звуков сигнала, доносившихся с северной стороны забора.
В то время ни Мирон, ни командир отдельного разведэскадрона майор Лунь не знали, что напали на японскую лабораторию смерти. Командование эскадроном было единого мнения: в домах барачного типа за проволочными заграждениями располагается лагерь узников. Об этом свидетельствовали ямы, наполненные трупами людей. Майор Лунь принял решение: немедленно атаковать гарнизон, уничтожить охрану и спасти узников.
Доложив о принятом решении в штаб армии по радио, командир эскадрона получил ответ: "Действуй!"
Сосредоточив весь эскадрон за сопкой, майор вместе с командирами подразделений выехал ближе к объекту атаки. Нужно указать командирам, с какого рубежа и в каком направлении атаковать, согласовать действия по времени. Часа через два офицеры возвратились. Командир эскадрона приказал построиться без коней.
- Слушайте боевой приказ, - сказал майор перед строем. - Через тридцать минут атаковать гарнизон численностью до ста вражеских солдат. Предположительно мы обнаружили японский лагерь узников. Он охраняется сторожевыми постами. Гарнизон за колючей проволокой в три и четыре ряда. Наша задача...
Командир поставил каждому подразделению боевую задачу.
Взводу лейтенанта Степы было поручено сделать проход в проволочном заграждении и ударить неожиданно с фланга.
- Враг может попытаться скрыться в труднопроходимом лесу. А поэтому группе автоматчиков с одним пулеметом быть там, где Ефимов вел наблюдение, - приказал майор. - Старшим назначаю Ефимова.
Майор назвал фамилии пяти солдат и вызвал Мирона из строя.
- Галопом туда, где ты видел ямы. Ни один японский солдат не должен скрыться в лесу.
- Есть! - ответил Мирон.
- По коням! - приказал командир эскадрона.
К Мирону подъехали пять кавалеристов, выделенные в его подчинение.
Мирон, хотя и робел командовать солдатами старше его по возрасту - а у одного из них на выгоревшей гимнастерке был орден Отечественной войны второй степени, - решил подражать лейтенанту Степе:
- Проверить снаряжение! И доложить!
Все солдаты послушно соскочили с коней, потрогали руками подпруги, осмотрели седла и оружие. Каждый доложил: все в порядке.
- По коням! За мной - марш! - Он произнес слово "марш", как Степа: "ар-р-р-ш!"
Меньше чем за час конная группа Ефимова прибыла на место. Лошадей оставили за кустами под охраной одного из кавалеристов. Осторожно приблизились к изгороди. Большой луг, заросший травой, был безлюден.
- Вон там, где желтеют кучи глины, ямы, а в них мертвые люди... сказал Мирон. - Одна женщина была еще живая.
- Да мы им, гадюкам! Только из травы ничего не видно, - сказал солдат с орденом. - Как стрелять из ручного пулемета? Пулеметчикам нужен видимый сектор обстрела.
- Пулеметчикам забраться на дерево! - приказал Мирон.
- Во! Видал? - торжествовал Судаков, и его кадык заходил вверх-вниз, вверх-вниз. Судаков смеялся беззвучно. - Вот тебе и позиция. Поторапливайся, Мальцев. И сапоги сними, легче на дерево забираться...
Автоматчикам Мирон приказал притаиться возле столбов изгороди. Если потребуется, они могут стрелять из-за них. Сам тоже забрался на дерево. В бинокль хорошо просматривалась даль, и он заметил идущие по дороге к домам три японских грузовика с солдатами. "Если бы чуть раньше начать атаку..." - подумал Мирон.
Автомашины остановились у ворот. Из первой вышел офицер и направился к ближнему дому. Едва офицер скрылся, как из-за небольшой высоты выскочил конный взвод Степы. Послышалось "ура!", и, словно бурный поток сквозь взорванную плотину, всадники эскадрона с обнаженными клинками устремились вперед. Слышались торопливые автоматные очереди, взрывы гранат, крики людей. Кавалеристы вихрем ворвались на территорию гарнизона, и один барак задымил. Мирон отчетливо видел блеск клинков, вздыбленных коней и панически убегающих японцев в белых халатах. Окутался дымом еще один барак, и стрельба стала затихать. Лишь изредка раздавались одиночные выстрелы и взрывы гранат.
Мирон спустился с дерева, подозвал Антона Судакова.
- Как ты думаешь, сможем мы сделать проход?
- Почему не сможем, - ответил Антон. - Выберу сук покрепче, привяжу к седлу, потом зацеплю проволоку, и рванем с Дылдой... Проволоку, может, не разорвем, но с гвоздей стянем. Вот и проход будет.
- Давай, Судаков, начинай! - приказал Мирон.
- Ничего из этого не получится! - подскочил Мальцев и напустился на Судакова. - Вот ты зацепишь крючком за проволоку, лошадь рванет, а конец этой колючки твоей Дылде по крупу или тебе по глазам...
- Короче, Мальцев, что вы предлагаете? - оборвал его Мирон. - Время дорого.
- Мудрить не надо. Провод не под током - значит, переломить можно, стал советовать бывалый солдат-фронтовик. - Бери руками и ломай. Туда-сюда, туда-сюда. Лучше, если руки в рукавицах. Хорошо бы специальные ножницы. Бывало, на спину ляжешь и длинными ножницами - чик-чик!
- Все ясно, - сказал Мирон. - К заграждению! Будем ломать, как советует Мальцев. Сделаем пролом и лошадей проведем...
- Смотри, командир, бежит кто-то! - приглушенно доложил Мальцев.
- Всем притаиться! - приказал Мирон, поймав в объективы бинокля бегущего.
Присмотрелся, убедился: удирает, прижимаясь к траве, какой-то человек в штатском. В руках маленький чемодан или портфель. Оружия не видно. В сером пиджаке, на голове шляпа. Вот он остановился, огляделся, потом шарахнулся в сторону от свежих куч земли.
Мирон решил взять беглеца в плен.
- Мальцев! Держите его на прицеле. Судаков, за мной!
Разгребая руками мшистый грунт, Мирон, распластавшись, проползал под нижним рядом проволоки, увлекая за собой Антона.
- Возьмем живым... - сказал он, тяжело дыша. - Подозрительный тип.
- Давай, давай, - подбадривал Судаков; подсовывая карабин под низко натянутую проволоку и приподнимая ее, он помогал продвигаться своему товарищу. То и дело разноголосыми набатами срабатывала примитивная сигнализация.
Наконец-то можно подняться. Беглец бросился к кустам. Длинноногий Антон перегнал Мирона и быстро настиг японца. Он сбил его прикладом с ног, и они оба исчезли в высокой траве. Когда подбежал Мирон Судаков, заломив японцу руки за спину, сидел на нем верхом.
- А где чемодан? У него что-то было в руках.
- Бросил, гад, как почуял смерть, - ответил Антон, задыхаясь в злобе. - А ну, найди чемодан!
- Коросё, коросё... - заладил японец, не зная другого русского слова. - Коросё.
Не выпуская японца из цепких рук, Судаков поднялся и поставил задержанного на ноги.
- Что в чемодане? - спросил он. - Чего трясешься?..
Мирон собирался сбить замки на чемодане, но японец страшно завизжал, выпучив глаза, словно его били.
- Что он? - удивился Мирон и легонько стукнул тупой стороной сабли по замкам.
Японец стал вырываться. Он со страхом в глазах смотрел на руки Мирона, что-то говорил по-своему, и по его тревожному виду можно было догадаться, что он не хочет, чтобы вскрывали чемодан.
- Освободи ему руки, - приказал Ефимов. - Он показывает глазами на свои карманы, ключ, что ли, предлагает.
Мирон был прав. Японец извлек из кармана ключ.
- Гляди-ка, вежливый, - сказал Судаков. - А ну, чего награбил!
В чемодане были какие-то бумаги и обернутые ватой стеклянные ампулы, которых было очень много.
- Все понятно... - вздохнул Мирон. - Не иначе как врач. Интересно, не этими ли ампулами лечил он тех женщин, которые выброшены в ямы. Давай подведем его к ямам...
Сначала японец, подталкиваемый Судаковым, шел. А когда до ям оставалось несколько метров, он присел, поднял руки и что-то выкрикивал по-своему. Судаков схватил японца за ворот и потащил к яме. Заглянув в нее, Антон отпрянул, испуганно посмотрел на Мирона.
- Там полно трупов...
- Я знаю. Покажи ему, - сказал Мирон. - Он не случайно пытался удрать.
Японец страшно визжал, упирался ногами, вырывался. Но Антон швырнул его к самому краю ямы. Японец скорчился и отполз на четвереньках, как паук.
Разгоряченная лошадь под Иваном Зайцевым всхрапывала и вскидывала головой, не хотела идти в общем строю. Может быть, она улавливала волнение молодого всадника и выражала беспокойство. Иван никогда не ходил в атаку на врага. В его воображении конница, как в кинофильме "Чапаев", должна неожиданно вырваться из укрытия в тот критический момент боя, когда пехота едва сдерживает натиск противника. А здесь какая-то неясность. Боя нет, впереди невысокая сопка, поросшая кустарником, тишина. А если с той сопки застрочит вражеский пулемет? По спине пробежал холодок. Но сопка молчала. Только слышались топот да фырканье лошадей. Эскадрон втянулся в редкий кустарник. Впереди какие-то дома. Остановка. Майор подозвал к себе заместителя по политической части. Что-то говорит ему и указывает рукой в сторону домов. Ивану Зайцеву не слышно, о чем говорит майор, но он догадывается: офицеры решают, как атаковать противника.
Зайцев все еще не верит, что будет настоящий бой. Ему кажется, что никакого противника впереди нет. А если в домах есть японцы, то посмеют ли оказать сопротивление вооруженным советским бойцам боевого эскадрона? Все будет как на занятиях на учебном поле: ворвутся в населенный пункт и конец "бою". Он не разобрал издали, какая последовала команда, но все разом выхватили из ножен шашки. Иван тоже вытащил и положил клинок на плечо тупой стороной. Левой рукой потуже затянул ремень каски.
- Рысью ар-р-р-ш! - протяжно подал команду майор, и весь эскадрон стал вытягиваться вслед за командиром. Впереди полыхнуло знамя.
Взвод лейтенанта Степы свернул влево, а эскадрон перешел на галоп и стал растекаться во все стороны веером. Зайцев, как все, поднял над головой шашку, подался вперед, отпустив повод. Справа и слева видны напряженно вытянутые лошадиные головы с раздутыми ноздрями. Какой-то конь легко обошел его, и в лицо полетели ошметья мха и сырые комья земли.
Ударили эскадронные пулеметы. Впереди суматоха. Из машин выскакивают японские солдаты. Вот уже недалеко до почерневших от времени деревянных домов. Всадник, обогнавший Зайцева, неожиданно перелетел через голову лошади, слева показались задранные кверху копыта: конь упал вместе со всадником. Из-за грузовика выскочил коротконогий японец и, выставив вперед винтовку, выстрелил, не целясь.
Иван видел, как японца сбил широкой грудью конь Жени Лунь. Второго японца, который выстрелил в Ивана, она рубанула шашкой по плечу. Но почему в груди словно что-то застряло, дышать трудно и глаза заслонило красное полотнище знамени?.. Иван хочет смахнуть с лица мягкий шелк, но полотнище все скользит и скользит по глазам, не кончается... И ничего не видно. Все красное и горячее, не хватает воздуха... Иван натягивает повод, чтобы остановить коня, но конь несет его все дальше и дальше, где совсем нечем дышать.
Очнулся Зайцев на носилках. Не мог вспомнить, что произошло с ним. Куда несут его солдаты? Хочет спросить, но не может набрать в легкие воздух: сил нет. Наконец догадался - ранен...
- Живой, товарищ капитан, - сказал солдат. - Мы принесли его к вам. Пулевое ранение в грудь.
- Заносите в палату, - ответил врач. - Осторожно!
Только теперь Иван почувствовал давящую боль в груди.
Мирон узнал убитую серую лошадь Ивана Зайцева. С нее еще не сняли залитое кровью седло. Из простреленной переметной сумки выпал перетянутый шпагатом сверток. Мирон подъехал и, не слезая с коня, поднял сверток. Он на ощупь определил, что белым лоскутком обернут тот самый женьшень, который нашел Зайцев в лесу.
Разыскивая своего командира лейтенанта Степу, Мирон увидал палатку эскадронного медицинского пункта. Ефимов, приблизившись к палатке, соскочил с лошади и несмело заглянул в нее. Иван, бледный, лежал на носилках. Он часто дышал и не открывал глаза. Его грудь была забинтована. Через толстый слой ваты и бинта сочилась кровь. Врач и два санитара были заняты другим раненым, лежавшем в углу.
- Очень больно? - тихо спросил Мирон.
Иван открыл глаза, пошевелил бледными губами, но слов не было слышно.
- Вот твой женьшень. Куда тебе положить его? Ты говорил, он от всего лечит.
Губы Ивана порозовели, в глазах блеснул слабый огонек, и он прошептал:
- Спасибо, друг...
Он зажал в руке сверток, пытаясь подсунуть его под бок.
Такой же молодой и энергичный Исса Александрович Плиев - командующий конно-механизированной группой. Сын бедного крестьянина-осетина начал службу в Красной Армии в 1922 году рядовым в отряде особого назначения. Ветеран красной кавалерии. И не случайно его, прославленного командира кавалерийских соединений, Героя Советского Союза, назначили командующим советско-монгольской конно-механизированной группой войск.
Еще в 1936 году по приглашению правительства Монгольской Народной Республики Исса Александрович был направлен в составе группы советских военных специалистов на должность инструктора штаба Объединенного военного училища Монгольской народно-революционной армии. За три года он овладел монгольским языком, узнал особенности театра военных действий, где теперь возглавляет мощную группу советских и монгольских войск.
В боях под Москвой, когда погиб легендарный генерал Доватор, его место занял Плиев и успешно командовал кавалерийским корпусом.
Родион Яковлевич вспомнил, как создавал у себя на 3-м Украинском фронте конно-механизированную группу в составе 4-го гвардейского кавалерийского и 4-го гвардейского механизированного корпусов с частями усиления. Командующим группой был назначен генерал-лейтенант Плиев.
Войска группы Плиева в первых числах апреля сорок четвертого года в распутицу вышли в тыл противника и, развивая наступление по Черноморскому побережью и устью Днестровского лимана, первыми ворвались в Одессу - в родной город Родиона Яковлевича Малиновского. А затем, совершая рейд по тылам противника, конно-механизированная группа под командованием генерала Плиева обеспечила окружение и разгром частей 6-й немецко-фашистской армии. Малиновский писал представление о присвоении генералу Плиеву высокого звания Героя Советского Союза...
- Идем на посадку! - доложил летчик.
- Вот и хорошо, - ответил маршал.
ГОЛОСА УМЕРШИХ
Непроглядная и сырая тайга, лесные завалы, топи, многокилометровые болота и поросшие кустарниками каменистые сопки изнурили эскадрон. В трясинных местах к ногам лошадей привязывали мешки, набитые сеном, чтобы лошади хоть как-то смогли преодолеть непроходимые участки. Животные осунулись, на боках выпирали ребра. Ослабевшие лошади падали на колени, словно выпрашивали отдых.
Вечером в узкой лесистой долине пробираться по нагромождению камней стало невозможно. Командир эскадрона принял решение - до рассвета отдохнуть. Требовалось привести всадников и коней в порядок и разведать маршрут. Многие кони - в травмах и ссадинах. Даже Звездочка, привыкшая к лесу, расцарапала шею. Она стояла у замшелого валуна и, посматривая на Мирона, фыркала, била передней ногой, требовала воды. Но лошади покрылись потом, тяжело дышали, и поить их было рано.
Комары осатанело набрасывались на лошадей и на людей. Животных солдаты укрывали плащ-палатками, шинелями, попонами. Себе на голову набрасывали полотенца, прорезав для глаз узенькие щели.
Едва закончили поить лошадей и дали им торбы с овсом, как привезли в больших термосах ужин.
После ужина майор Лунь вызвал к себе в палатку командира взвода Степу и рядовых Ефимова и Судакова.
- Садитесь, иначе затылками палатку со штырей сорвете. Росточком бог не обидел. Видал, как Судаков садится на коня, - улыбнулся майор. - Словно на мотоцикл... Два метра или больше?
- Утром сто девяносто восемь, - ответил Антон Судаков на привычный вопрос, выставив свой угловатый кадык. - К вечеру чуток меньше.
Словно для смеха, лошадь у Судакова, по кличке Дылда, была самая маленькая в эскадроне, но сильная и хорошо шла по камням.
- И ты, Степа, садись, - сказал майор, обращаясь к лейтенанту, больше не вырастешь.
Лейтенант, фамилия которого действительно была Степа, сел на свободное место рядом с майором.
В разговоре с солдатами командир умел пошутить, многих называл по имени, но приказы отдавал требовательным тоном и коротко.
- Собирайтесь в пешую разведку, - приказал он. - Цель: определить возможность продвижения эскадрона по долине. В бой с противником не вступать. Доложить мне в пять ноль-ноль. Все. Идите!
Мирон спросил:
- А кто за моей Звездочкой присмотрит?
Лейтенант незаметно толкнул локтем Мирона, а когда вышли из палатки, сказал:
- Ну что ты беспокоишься? Присмотрят. Готовься и через пять минут ко мне!
У Мирона не было часов. Он в уме считал до шестидесяти и зажимал палец. Пальцы уже в кулаке, а тут появилась Женя Лунь.
- Иду в разведку, присмотри за моей Звездочкой, - попросил Мирон.
- Все сделаю. Хочешь, одолжу портянки сухие? Ноги натрешь в сырых-то... - Женя достала из противогазной сумки фланелевые портянки. Бери, а свои оставь, я их постираю...
- Чудная! Я и сам постираю, - ответил Мирон и услышал свою фамилию. Его звал лейтенант.
- Заснул? - спросил Степа. - Все проверил: оружие, обувь?
- Вот переобуться не успел, - признался добродушно Мирон. - Не догадался сырые снять...
- Даю одну минуту! - приказал лейтенант. - А вам что, Лунь?
- Да так, ничего, - ответила Женя. - Жду, пока переобуется Ефимов, возьму мокрые портянки.
- Что за опекунство?! - рассердился лейтенант.
Женя не стала пререкаться со Степой, но и не ушла, дождалась, пока Ефимов переобуется. В сухих фланелевых портянках ногам было приятно, и в душе Мирон по-братски благодарил Женю.
...Шли разведчики быстро и почти беззвучно. Ориентиром был журчащий ручей, местами падающий с камней. Впереди пробирался лейтенант, за ним Мирон, а последним - длинный Антон. В темноте одинокий куст казался Мирону танком, а пень - часовым. Под ногами сплошные камни. Ручей петлял и местами разливался в небольшие омутки, преграждавшие путь разведчикам. На обход омутков тратилось время, которого и без того не хватало.
Вдруг кто-то фыркнул, как лошадь. Кусты зашевелились, вода булькнула, и опять тишина. Антон, наткнувшийся сзади на Мирона, чертыхнулся и, переводя дыхание, высказал свое предположение:
- Олени... Их тут много.
- Вперед! - шепнул лейтенант, словно его совершенно не интересовало, кто шарахнулся через ручей.
Где-то далеко громыхали орудия. Сколько километров прошли, разведчики определить не могли. Ручей петлял, но через три часа темнота растворилась. Сопки и деревья словно провалились. Над поросшей высокой травой равниной стелился густой волнистый туман. Вдали видны крыши больших приземистых домов. Они казались лодками на белых волнах, перевернутыми днищами вверх.
- Это казармы, - высказал предположение лейтенант Степа. - Рядовой Ефимов, притаись и продолжай наблюдение. Задача: определить численность гарнизона. - Лейтенант снял с руки часы. - Примерно в шесть часов они проснутся, и не трудно будет определить, сколько их. Ровно в семь прекращай наблюдение и возвращайся. Бери часы. А ты, Судаков, со мной.
- А вдруг это не казармы, тогда что делать? - спросил Мирон.
- Выяснить! - приказал Степа. - Главное, установить, сколько там людей? У меня время истекает, не отставай, Судаков.
- Да уж постараемся, товарищ лейтенант, - флегматично ответил Судаков. - Дорога теперь знакома.
Оставшись один, Мирон, пригнувшись, пошел вперед. Решил подойти к домам поближе. Росистая трава и гигантские лопухи до пояса. Сразу же промок насквозь. Продвинулся ненамного и вышел к забору из колючей проволоки с подвешенными сигнальными устройствами из кусков рельсов, пустых жестяных банок и листов жести. Выбрав куст, Мирон притаился там, навел бинокль на длинные дома, похожие на бараки. Отчетливо были видны три небольших дома, из которых то и дело выходили люди в белых халатах.
"Госпиталь", - заключил Мирон.
Когда развеялся туман, в бинокль стали хорошо просматриваться все строения. До них километра два. А в нескольких шагах от Мирона - большие свежевырытые ямы и кучи земли возле них. Вдруг из одной ямы высунулась рука, потом показалась голова с растрепанными женскими волосами. Вскоре голова исчезла, а рука шевелила пальцами, что-то хватала. Опять на мгновение появилась голова. Мирон догадался: человек пытается выбраться из ямы. Мирон руками разгреб землю, прополз под колючей проволокой, приблизился к куче глины. В нос ударил резкий трупный запах. Опять высунулась голова. Руки судорожно вцепились в глину. Глаза смотрели на Мирона. У него похолодело в груди.
Мирон навел бинокль на городок: не следят ли за ним? Подполз ближе. Женщина затрясла головой и выставила вперед руку с растопыренными пальцами:
- Нет! Нет! Нельзя сюда! - еле выговорила она по-русски срывающимся голосом. - Здесь смерть!
Мирон с трудом пришел в себя.
- Не бойтесь... - прошептал он. - Только тихо! Не бойтесь...
- Сынок... Василек... Ты пришел за мной. Я умираю, не приближайся... Уходи... Тут смерть...
Женщина вздрогнула, глаза еще больше округлились, рот раскрылся. С приглушенным стоном она сползла вниз...
Мирон заглянул в яму и ужаснулся. Там были трупы, много трупов. В углу со склоненными головами - дети. Никто не подавал признаков жизни. Среди синюшных скелетоподобных тел он уже не смог отыскать глазами ту, которая назвала его Васильком.
Задыхаясь от смрада, Мирон шарахнулся к изгороди. Потом вскочил и побежал по камням в ту сторону, где был его эскадрон. В глазах потемнело, и он упал.
Очнулся от прикосновения чьей-то руки. Он раскрыл глаза, увидел склонившуюся над ним Женю.
- Ты что дрыхнешь на камнях? - удивленно спросила она. - Чего моргаешь, как филин? Очнись!
- Упал, вот и лежу. А где все? - Мирон вскочил. - Надо срочно спасать людей... Ты уже знаешь? Там - в яме...
- Меня за тобой послали. Срочно уходим. А больше я ничего не знаю... - сказала Женя и ловко прыгнула в седло. - Не видишь, Звездочку привела. Она соскучилась по тебе... Без повода бежала за мной. Поднимайся, тебя ждут...
Женя пустила коня в галоп. Мирон догнал ее возле крутой сопки, где хозяйственники эскадрона укрепляли на конях вьюки. Обняв голову лошади, Женя смеялась:
- Ну и разведчик...
Ефимов подъехал к старшине и сбивчиво, волнуясь, доложил о том, что видел вблизи домов, похожих на бараки.
- Давай скорее к майору! Догони и доложи...
Конь под Женей вздыбился и рванулся вперед, вытянув шею. Мирон едва успевал за всадницей. В ушах свистел ветер и, казалось, доносил голос женщины: "Сынок... Василек... Уходи... Тут смерть..."
В то предрассветное туманное утро, когда Мирон, находясь в разведке, обнаружил ямы с трупами, японский генерал-лейтенант медицинской службы Исии, руководитель специальных, тщательно засекреченных бактериологических формирований, еще находился в филиале отряда "731". Он задержался не случайно. Здесь по его "научной" методике проверялась возможность выживания женщин и детей, зараженных холерой, чумой, газовой гангреной. При активном лечении и без лечения. В филиале испытывались на людях не только бактериологическое оружие, но и удушливые газы, различные сильные яды. Генерал имел приказ: замести следы злостных преступлений. В связи с подходом Советской Армии надо было срочно ликвидировать все пункты, где бактерии испытывались на людях и животных. Лошадей, быков, собак, птиц и даже пресмыкающихся заразили и выпустили на волю...
Приказ уже отдан. Однако в маньчжурском филиале, самом удаленном от жилых районов, надежно запрятанном и прикрытом с севера непроходимыми болотами и тайгой, генерал Исии решил побывать сам. Там сосредоточены документы многолетних испытаний. Нужно вывезти их в Японию. "Научные труды" еще пригодятся. И в том же филиале оказалось отделение выживания зараженных людей. Лечила больных врач Котина. Она знает слишком много, и генерал должен убедиться, что она мертва...
В филиале не было ни радио, ни телефона. Так было нужно японскому командованию. Генерал отдал распоряжение уничтожить всех подопытных людей, в первую очередь - русского врача, забрал ценные для него бумаги, сел в единственный имевшийся в филиале грузовик, поскольку его машина сломалась, и уехал в Харбин. Он пообещал выслать специальный транспорт с охраной за персоналом и "ценным" грузом. Исии уехал в ту самую минуту, когда Мирон подползал под проволочным заграждением. В суматохе японцы не слышали звуков сигнала, доносившихся с северной стороны забора.
В то время ни Мирон, ни командир отдельного разведэскадрона майор Лунь не знали, что напали на японскую лабораторию смерти. Командование эскадроном было единого мнения: в домах барачного типа за проволочными заграждениями располагается лагерь узников. Об этом свидетельствовали ямы, наполненные трупами людей. Майор Лунь принял решение: немедленно атаковать гарнизон, уничтожить охрану и спасти узников.
Доложив о принятом решении в штаб армии по радио, командир эскадрона получил ответ: "Действуй!"
Сосредоточив весь эскадрон за сопкой, майор вместе с командирами подразделений выехал ближе к объекту атаки. Нужно указать командирам, с какого рубежа и в каком направлении атаковать, согласовать действия по времени. Часа через два офицеры возвратились. Командир эскадрона приказал построиться без коней.
- Слушайте боевой приказ, - сказал майор перед строем. - Через тридцать минут атаковать гарнизон численностью до ста вражеских солдат. Предположительно мы обнаружили японский лагерь узников. Он охраняется сторожевыми постами. Гарнизон за колючей проволокой в три и четыре ряда. Наша задача...
Командир поставил каждому подразделению боевую задачу.
Взводу лейтенанта Степы было поручено сделать проход в проволочном заграждении и ударить неожиданно с фланга.
- Враг может попытаться скрыться в труднопроходимом лесу. А поэтому группе автоматчиков с одним пулеметом быть там, где Ефимов вел наблюдение, - приказал майор. - Старшим назначаю Ефимова.
Майор назвал фамилии пяти солдат и вызвал Мирона из строя.
- Галопом туда, где ты видел ямы. Ни один японский солдат не должен скрыться в лесу.
- Есть! - ответил Мирон.
- По коням! - приказал командир эскадрона.
К Мирону подъехали пять кавалеристов, выделенные в его подчинение.
Мирон, хотя и робел командовать солдатами старше его по возрасту - а у одного из них на выгоревшей гимнастерке был орден Отечественной войны второй степени, - решил подражать лейтенанту Степе:
- Проверить снаряжение! И доложить!
Все солдаты послушно соскочили с коней, потрогали руками подпруги, осмотрели седла и оружие. Каждый доложил: все в порядке.
- По коням! За мной - марш! - Он произнес слово "марш", как Степа: "ар-р-р-ш!"
Меньше чем за час конная группа Ефимова прибыла на место. Лошадей оставили за кустами под охраной одного из кавалеристов. Осторожно приблизились к изгороди. Большой луг, заросший травой, был безлюден.
- Вон там, где желтеют кучи глины, ямы, а в них мертвые люди... сказал Мирон. - Одна женщина была еще живая.
- Да мы им, гадюкам! Только из травы ничего не видно, - сказал солдат с орденом. - Как стрелять из ручного пулемета? Пулеметчикам нужен видимый сектор обстрела.
- Пулеметчикам забраться на дерево! - приказал Мирон.
- Во! Видал? - торжествовал Судаков, и его кадык заходил вверх-вниз, вверх-вниз. Судаков смеялся беззвучно. - Вот тебе и позиция. Поторапливайся, Мальцев. И сапоги сними, легче на дерево забираться...
Автоматчикам Мирон приказал притаиться возле столбов изгороди. Если потребуется, они могут стрелять из-за них. Сам тоже забрался на дерево. В бинокль хорошо просматривалась даль, и он заметил идущие по дороге к домам три японских грузовика с солдатами. "Если бы чуть раньше начать атаку..." - подумал Мирон.
Автомашины остановились у ворот. Из первой вышел офицер и направился к ближнему дому. Едва офицер скрылся, как из-за небольшой высоты выскочил конный взвод Степы. Послышалось "ура!", и, словно бурный поток сквозь взорванную плотину, всадники эскадрона с обнаженными клинками устремились вперед. Слышались торопливые автоматные очереди, взрывы гранат, крики людей. Кавалеристы вихрем ворвались на территорию гарнизона, и один барак задымил. Мирон отчетливо видел блеск клинков, вздыбленных коней и панически убегающих японцев в белых халатах. Окутался дымом еще один барак, и стрельба стала затихать. Лишь изредка раздавались одиночные выстрелы и взрывы гранат.
Мирон спустился с дерева, подозвал Антона Судакова.
- Как ты думаешь, сможем мы сделать проход?
- Почему не сможем, - ответил Антон. - Выберу сук покрепче, привяжу к седлу, потом зацеплю проволоку, и рванем с Дылдой... Проволоку, может, не разорвем, но с гвоздей стянем. Вот и проход будет.
- Давай, Судаков, начинай! - приказал Мирон.
- Ничего из этого не получится! - подскочил Мальцев и напустился на Судакова. - Вот ты зацепишь крючком за проволоку, лошадь рванет, а конец этой колючки твоей Дылде по крупу или тебе по глазам...
- Короче, Мальцев, что вы предлагаете? - оборвал его Мирон. - Время дорого.
- Мудрить не надо. Провод не под током - значит, переломить можно, стал советовать бывалый солдат-фронтовик. - Бери руками и ломай. Туда-сюда, туда-сюда. Лучше, если руки в рукавицах. Хорошо бы специальные ножницы. Бывало, на спину ляжешь и длинными ножницами - чик-чик!
- Все ясно, - сказал Мирон. - К заграждению! Будем ломать, как советует Мальцев. Сделаем пролом и лошадей проведем...
- Смотри, командир, бежит кто-то! - приглушенно доложил Мальцев.
- Всем притаиться! - приказал Мирон, поймав в объективы бинокля бегущего.
Присмотрелся, убедился: удирает, прижимаясь к траве, какой-то человек в штатском. В руках маленький чемодан или портфель. Оружия не видно. В сером пиджаке, на голове шляпа. Вот он остановился, огляделся, потом шарахнулся в сторону от свежих куч земли.
Мирон решил взять беглеца в плен.
- Мальцев! Держите его на прицеле. Судаков, за мной!
Разгребая руками мшистый грунт, Мирон, распластавшись, проползал под нижним рядом проволоки, увлекая за собой Антона.
- Возьмем живым... - сказал он, тяжело дыша. - Подозрительный тип.
- Давай, давай, - подбадривал Судаков; подсовывая карабин под низко натянутую проволоку и приподнимая ее, он помогал продвигаться своему товарищу. То и дело разноголосыми набатами срабатывала примитивная сигнализация.
Наконец-то можно подняться. Беглец бросился к кустам. Длинноногий Антон перегнал Мирона и быстро настиг японца. Он сбил его прикладом с ног, и они оба исчезли в высокой траве. Когда подбежал Мирон Судаков, заломив японцу руки за спину, сидел на нем верхом.
- А где чемодан? У него что-то было в руках.
- Бросил, гад, как почуял смерть, - ответил Антон, задыхаясь в злобе. - А ну, найди чемодан!
- Коросё, коросё... - заладил японец, не зная другого русского слова. - Коросё.
Не выпуская японца из цепких рук, Судаков поднялся и поставил задержанного на ноги.
- Что в чемодане? - спросил он. - Чего трясешься?..
Мирон собирался сбить замки на чемодане, но японец страшно завизжал, выпучив глаза, словно его били.
- Что он? - удивился Мирон и легонько стукнул тупой стороной сабли по замкам.
Японец стал вырываться. Он со страхом в глазах смотрел на руки Мирона, что-то говорил по-своему, и по его тревожному виду можно было догадаться, что он не хочет, чтобы вскрывали чемодан.
- Освободи ему руки, - приказал Ефимов. - Он показывает глазами на свои карманы, ключ, что ли, предлагает.
Мирон был прав. Японец извлек из кармана ключ.
- Гляди-ка, вежливый, - сказал Судаков. - А ну, чего награбил!
В чемодане были какие-то бумаги и обернутые ватой стеклянные ампулы, которых было очень много.
- Все понятно... - вздохнул Мирон. - Не иначе как врач. Интересно, не этими ли ампулами лечил он тех женщин, которые выброшены в ямы. Давай подведем его к ямам...
Сначала японец, подталкиваемый Судаковым, шел. А когда до ям оставалось несколько метров, он присел, поднял руки и что-то выкрикивал по-своему. Судаков схватил японца за ворот и потащил к яме. Заглянув в нее, Антон отпрянул, испуганно посмотрел на Мирона.
- Там полно трупов...
- Я знаю. Покажи ему, - сказал Мирон. - Он не случайно пытался удрать.
Японец страшно визжал, упирался ногами, вырывался. Но Антон швырнул его к самому краю ямы. Японец скорчился и отполз на четвереньках, как паук.
Разгоряченная лошадь под Иваном Зайцевым всхрапывала и вскидывала головой, не хотела идти в общем строю. Может быть, она улавливала волнение молодого всадника и выражала беспокойство. Иван никогда не ходил в атаку на врага. В его воображении конница, как в кинофильме "Чапаев", должна неожиданно вырваться из укрытия в тот критический момент боя, когда пехота едва сдерживает натиск противника. А здесь какая-то неясность. Боя нет, впереди невысокая сопка, поросшая кустарником, тишина. А если с той сопки застрочит вражеский пулемет? По спине пробежал холодок. Но сопка молчала. Только слышались топот да фырканье лошадей. Эскадрон втянулся в редкий кустарник. Впереди какие-то дома. Остановка. Майор подозвал к себе заместителя по политической части. Что-то говорит ему и указывает рукой в сторону домов. Ивану Зайцеву не слышно, о чем говорит майор, но он догадывается: офицеры решают, как атаковать противника.
Зайцев все еще не верит, что будет настоящий бой. Ему кажется, что никакого противника впереди нет. А если в домах есть японцы, то посмеют ли оказать сопротивление вооруженным советским бойцам боевого эскадрона? Все будет как на занятиях на учебном поле: ворвутся в населенный пункт и конец "бою". Он не разобрал издали, какая последовала команда, но все разом выхватили из ножен шашки. Иван тоже вытащил и положил клинок на плечо тупой стороной. Левой рукой потуже затянул ремень каски.
- Рысью ар-р-р-ш! - протяжно подал команду майор, и весь эскадрон стал вытягиваться вслед за командиром. Впереди полыхнуло знамя.
Взвод лейтенанта Степы свернул влево, а эскадрон перешел на галоп и стал растекаться во все стороны веером. Зайцев, как все, поднял над головой шашку, подался вперед, отпустив повод. Справа и слева видны напряженно вытянутые лошадиные головы с раздутыми ноздрями. Какой-то конь легко обошел его, и в лицо полетели ошметья мха и сырые комья земли.
Ударили эскадронные пулеметы. Впереди суматоха. Из машин выскакивают японские солдаты. Вот уже недалеко до почерневших от времени деревянных домов. Всадник, обогнавший Зайцева, неожиданно перелетел через голову лошади, слева показались задранные кверху копыта: конь упал вместе со всадником. Из-за грузовика выскочил коротконогий японец и, выставив вперед винтовку, выстрелил, не целясь.
Иван видел, как японца сбил широкой грудью конь Жени Лунь. Второго японца, который выстрелил в Ивана, она рубанула шашкой по плечу. Но почему в груди словно что-то застряло, дышать трудно и глаза заслонило красное полотнище знамени?.. Иван хочет смахнуть с лица мягкий шелк, но полотнище все скользит и скользит по глазам, не кончается... И ничего не видно. Все красное и горячее, не хватает воздуха... Иван натягивает повод, чтобы остановить коня, но конь несет его все дальше и дальше, где совсем нечем дышать.
Очнулся Зайцев на носилках. Не мог вспомнить, что произошло с ним. Куда несут его солдаты? Хочет спросить, но не может набрать в легкие воздух: сил нет. Наконец догадался - ранен...
- Живой, товарищ капитан, - сказал солдат. - Мы принесли его к вам. Пулевое ранение в грудь.
- Заносите в палату, - ответил врач. - Осторожно!
Только теперь Иван почувствовал давящую боль в груди.
Мирон узнал убитую серую лошадь Ивана Зайцева. С нее еще не сняли залитое кровью седло. Из простреленной переметной сумки выпал перетянутый шпагатом сверток. Мирон подъехал и, не слезая с коня, поднял сверток. Он на ощупь определил, что белым лоскутком обернут тот самый женьшень, который нашел Зайцев в лесу.
Разыскивая своего командира лейтенанта Степу, Мирон увидал палатку эскадронного медицинского пункта. Ефимов, приблизившись к палатке, соскочил с лошади и несмело заглянул в нее. Иван, бледный, лежал на носилках. Он часто дышал и не открывал глаза. Его грудь была забинтована. Через толстый слой ваты и бинта сочилась кровь. Врач и два санитара были заняты другим раненым, лежавшем в углу.
- Очень больно? - тихо спросил Мирон.
Иван открыл глаза, пошевелил бледными губами, но слов не было слышно.
- Вот твой женьшень. Куда тебе положить его? Ты говорил, он от всего лечит.
Губы Ивана порозовели, в глазах блеснул слабый огонек, и он прошептал:
- Спасибо, друг...
Он зажал в руке сверток, пытаясь подсунуть его под бок.