Марина Жданова
Смерть в белом халате

    5 мая
   Нужный дом затерялся между серыми панельными многоэтажками одного из спальных районов города. Молодой человек в джинсовом костюме с большим черным пакетом в руках остановился посреди двора и огляделся. Босс правильно выбрал место. В центре красовалась бестолковая одноподъездная «свечка». «Медицинская, 18» – гласила табличка. Именно этот дом был ему нужен. Дверь обшарпанная, без замка, даже без кода, лифт наверняка не работает, население – старушки да, многодетные мамаши. Все как везде.
   Парень вошел в подъезд, открыл пакет, вытащил оттуда металлический чемоданчик с красным крестом, мятый медицинский халат и шапочку. Сняв джинсовую куртку, он облачился в белое, положил пакет под лестницу и направился к лифту. Кнопка не загорелась.
   – Черт!
   Пришлось идти пешком.
   Поднявшись на седьмой этаж, молодой человек отдышался и позвонил в однокомнатную квартиру.
   – Кто там? – спросил старушечий голос.
   Зрачок глазка потемнел. Бабка не открывала незнакомым людям.
   Парень поправил шапочку, мысленно поблагодарив босса за верную стратегию, и вежливо, но громко произнес:
   – Бесплатное медицинское обследование!
   Несколько секунд ничего не происходило, молодой человек успел подумать, что на сей раз хитрость не сработала, но хозяйка зазвенела ключами, и дверь открылась.
   Старушка была невысокой, худощавой, в старом линялом халате и тапках на босу ногу. Она чем-то напоминала дедовскую меховую шапку: выцветшие рыжие волосы кое-где были тронуты сединой, брови практически не выделялись на пергаментной коже цвета старой газеты, а пуховой платок, наброшенный на плечи, только усиливал сходство.
   Бабка внимательно осмотрела лестничную площадку, но молодой человек пришел один.
   – Вот хорошо! – обрадовалась она. – Наконец-то власти о стариках решили позаботиться! Проходите на кухню!
   Парень тщательно вытер ноги о половик в коридоре, разулся, оставив кроссовки за дверью.
   – Ой! Не разувайтесь! Не разувайтесь! – засуетилась хозяйка.
   – Как можно! Вам убираться тяжело, а я полы пачкать буду! Даже не настаивайте! Чистота – залог здоровья.
   Бабка прикрыла дверь и прошла вслед за гостем.
   Кухня была под стать самой хозяйке: маленькой и неопрятной. Обстановка была небогатой, такой же, как на сотнях других кухонь сотен других пенсионеров: старенький, времен Брежнева, гарнитур, неуклюжая газовая плита «Россиянка», стол, накрытый цветастой клеенкой, табурет, стул, большая цветущая герань на подоконнике, дешевый тюль на окнах.
   В воздухе витал запах сладкого. Парень сел на табурет, поставил чемодан на колени и выложил на стол потрепанную тетрадь.
   – Глафира Петровна, – представилась бабушка.
   – Очень приятно, – ответил молодой человек, – Илья. На что жалуетесь, Глафира Петровна?
   – На все! – старушка поставила к столу небольшой стул и села. – Ноги слабые, голова часто болит. В ушах стреляет, особенно, когда с кровати встаю.
   – Спите плохо?
   – Плохо, ой плохо! Иногда по полночи без сна лежу. Каких только средств не испробовала! Ничего не помогает.
   – Давайте, я вас послушаю.
   Илья вытащил из чемодана стетоскоп. Старушка начала расстегивать пуговицы халата.
   – Сейчас появилось много новых лекарств, – заметил молодой человек. – И не только от бессонницы.
   – Да-да, – закивала головой Глафира Петровна. – Все время новые лекарства появляются. Придешь в аптеку, и не знаешь, что от чего.
   Парень приложил холодный кружок стетоскопа к груди женщины.
   – Так. Хорошо. Повернитесь. Хорошо. Желудок не болит?
   – Слава Господу, не жалуюсь.
   – А сердце?
   – Сердце болит. Иногда будто переворачивается. Вздрогнет, думаю, все, остановилось! Но обходится пока, – бабка перекрестилась. – В груди колет, особенно, когда лифт не работает и пешком ходить приходится. А лифт у нас почти всегда не работает. Уж дед Степан сколько раз с коммунальщиками ругался, а им все равно. Заявок много, говорят.
   Молодой человек убрал стетоскоп в чемодан.
   – Я вам от бессонницы рецепт выпишу, а от сердца, у меня с собой капли есть. Я вам могу их оставить. А денег не возьму.
   Глафира Петровна обрадовано всплеснула руками.
   – Ой, Илюшенька! Большое вам спасибо! Может, чайничек поставить? Не хотите чайку?
   Молодой человек кивнул.
   – Спасибо. С удовольствием. А то целый день по квартирам хожу, устал. Да и проголодался, если честно.
   – Так у меня сосисочки в холодильнике. Может сварить?
   – Нет, сосисок не нужно, просто чай. Да, чуть не забыл! Вам придется расписаться, что я к вам приходил, а то начальство не верит, думает, будто я не людям помогать хожу, а на дискотеку или вообще дома сижу. Не доверяют! Поэтому требуется ваша подпись. Вы ведь не откажете мне, Глафира Петровна?
   Бабушка ласково посмотрела на парня.
   – Конечно, не откажу! Где расписаться нужно?
   Врач положил перед женщиной лист бумаги, на котором мелким шрифтом было что-то напечатано.
   – Это объяснительная записка, – пояснил Илья. – В строчках наверху напишите свое полное имя, фамилию, отчество, а также паспортные данные. У вас есть паспорт?
   – Я его наизусть помню. В Собесе часто всякие бумажки заполнять требуется.
   Старушка нацепила на нос очки и крупным дрожащим почерком написала все, о чем ее просили.
   – Второй экземпляр! – Молодой человек положил перед бабушкой новые бумаги, и та, не читая, подписала их.
   – А давно ты так работаешь? Наверно, институт еще не закончил, – бабка незаметно перешла на «ты», чему Илья даже обрадовался.
   – Третий год уже работаю, а институт закончил. В прошлом году.
   – Какой молодец! Помощник родителям! А у меня вот, никого нет. Не дал бог детей, да и мужа не дал, – старушка отвернулась и украдкой вытерла глаза. – Даже поговорить не с кем! Только и остаются соседки-подружки.
   Молодой человек наклонился над столом, дотянулся до Глафиры Петровны и положил руку ей на плечо.
   – Главное, чтоб человек счастлив был и не болел. Вот и вы не болейте! А я вам лекарства оставлю.
   Бабушка всхлипнула, выключила плиту и налила в чашку кипяток.
   – Вот, Илюшенька, чайку попей!
   – А вы разве не будете?
   Бабка отрицательно покачала головой.
   – Сердце чегой-то разболелось.
   Парень улыбнулся и вытащил из чемодана небольшой пузырек с мутной белой жидкостью.
   – У вас есть вторая чашка?
   Бабка достала из шкафа стакан и протянула Илье. Молодой человек вылил в стакан примерно половину пузырька. Добавив воды из-под крана, он отдал лекарство старушке.
   – Выпейте, Глафира Петровна! Для сердца самая лучшая микстура.
   – А не много лекарства-то? Сколько капель?
   – Я вам только половину дозы дал. Остальное вечером выпьете. А название я на бумажке запишу. Если понадобится, вы его в аптеке купите.
   Старушка поднесла стакан к носу.
   – А отчего запах горький?
   – Все лекарства горькие. Пейте, пейте, легче станет.
   Глафира Петровна вздохнула и сделала несколько глотков.
   – До дна. Иначе не подействует.
   Бабка выпила и села на табурет.
   – А теперь, отдыхайте! Я пойду.
   – Илюшенька, а название-то напиши!
   Молодой человек не ответил. Он закрыл металлический чемодан с красным крестом на замок, снял медицинскую шапочку, вылил в раковину чай. Старушка смотрела на него мутным взглядом, потом опустила голову, покачнулась, и упала на пол. Илья перешагнул через нее, вытащил из кармана резиновые медицинские перчатки, вытер стакан, бросил в него несколько таблеток и залил водой. Пузырек и стакан приложил к ладони Глафиры Ивановны.
   – Все вы на бесплатный сыр надеетесь, – негромко сказал он. Бросил пузырек на пол, открыл входную дверь и вышел на лестничную площадку.
* * *
   Подниматься по лестнице было тяжело. Мусорное ведро заполнилось еще вчера, но дед Степан забыл его вынести. Мусоропровод находился на площадке между этажами и пожилому человеку пришлось обойтись без помощи лифта.
   – Не могли на каждом этаже сделать, – бубнил Степан Дмитриевич. – Лифт вечно не работает! Коммунальщики проклятые! Хоть бы перилла покрасили! Не подъезд, а помойка! А кто здесь окурков набросал?!
   Опустошив ведро, дед поставил его на заплеванный пол и вытер рукавом лоб. В подъезде было тихо, поэтому он услышал, как в одной из квартир седьмого этажа что-то упало. Потом из-за неплотно прикрытой двери раздался приглушенный голос. Оставив ведро на лестничной площадке, Степан направился вверх по лестнице.
   Поднявшись, он увидел на пороге пред квартирой Глафиры Петровны мужские кроссовки. Дверь была приоткрыта, и дед подошел ближе. В это время на лестничную площадку вышел молодой человек в белом халате с медицинским чемоданчиком в руках.
   – А я-то думал, воры! – разочаровано выдохнул Степан Дмитриевич.
   Парень вздрогнул.
   – Здравствуйте!
   – И вам не болеть. Как здоровье Глафиры Петровны? Неужели ей стало плохо, и она скорую вызвала?
   Дед внимательно посмотрел на паренька и отметил, что для врача тот слишком молод, скорее всего, учится в институте. Да и шапочка была ему великовата, да и кто из врачей сейчас носит шапочки?
   Молодой человек наклонился, чтобы обуться, Степан Дмитриевич заметил, на руках юноши резиновые перчатки.
   – Может, меня послушаете заодно? В последнее время кашель не проходит, давление скачет, да в ушах шумит.
   Молодой человек смутился.
   – Извините, график! Никак нельзя опаздывать.
   – А вы быстро! – Степан Дмитриевич посмотрел на дверь. – А Глаша закрываться не будет?
   – Я ей лекарство дал. Сейчас она полежит и закроет. – Парень покашлял. – Вы ведь нас все равно вызовите, пойдемте, я вас послушаю. Где вы живете?
   Дед торопливо спустился по лестнице, повозился с ключами и распахнул дверь своей квартиры.
   – Проходите в комнату.
   Молодой человек разулся, оставив кроссовки за дверью. Степан Дмитриевич неодобрительно посмотрел на недальновидного врача.
   – Не боитесь, что украдут?
   – Кому нужны мои старые кроссовки?
   – Знаете нынче молодежь какая?! Мы ведь раньше не то что кроссовки, чужую бумажку брать стыдились! А сейчас, глазом моргнуть не успеешь!.. Я даже когда мусор выбрасывать хожу, и то дверь на ключ запираю. Мало ли чего случиться может! А вы присаживайтесь на диванчик. – Степан Дмитриевич опустился рядом. – Мне бы давление измерить!
   – К сожалению, у меня нет соответствующего прибора.
   – Нет? – растерялся дед. – А что есть?
   – Стетоскоп.
   Парень открыл чемодан, и старик заглянул внутрь.
   – Так вот же! Лежит! Тонометр!
   – Ах, да! – парень смутился. – Думал, я его в клинике оставил! Тогда давайте измерим давление.
   Дед закатал рукав рубашки, молодой человек пристроил ему на руку манжет и стал накачивать воздух.
   – Ну? Сколько там?
   Врач приложил стетоскоп к худой руке старика и посмотрел на стрелку.
   – Хорошее у вас давление. Нормальное. 120 на 80. Может, другие жалобы есть?
   Степан Дмитриевич недоверчиво посмотрел на врача.
   – Может, от головной боли чего посоветуете?
   – Анальгин можно. Только внимательно читайте инструкцию.
   Парень поднялся, убрал тонометр в чемодан и направился к выходу.
   – Ох! – Степан Дмитриевич хлопнул себя по лбу. – Ведро мусорное на площадке забыл! Нужно подняться, а то заберет кто-нибудь!
   Молодой человек нахмурился, но ничего не сказал. Под пристальным взглядом деда он пошел вниз, а Степан Дмитриевич, кряхтя, поднялся по лестнице.
   Ведро стояло там, где его оставили. Дед тоскливо посмотрел на мусоропровод.
   – Отродясь у меня нормального давления не было. Подозрительный какой-то! Интересно, чего он Глафире наговорил?
   Преодолев еще один лестничный пролет, старик позвонил в дверь однокомнатной квартиры. Никто не ответил.
   – Глафира Петровна, это я! – дед стукнул кулаком по клеенчатой поверхности, и входная дверь открылась. – Ты чего не заперлась-то?
   Степан Дмитриевич прошел в комнату, потом заглянул на кухню. Женщина лежала на полу, рядом с ней валялся пузырек от лекарства.
   – Глафира! – дед попытался растормошить старушку, но та не двигалась. – Померла ты, что ли?
   Поняв, что женщине плохо, старик набрал 03, а потом 02.
* * *
   Спустившись на первый этаж, молодой человек достал из-под лестницы пакет и переоделся. Досадливо морщась, он вышел на улицу и вытащил из кармана сотовый телефон.
   – Алло. Михаэль? Это я… Да. Сделал… Возникли небольшие трудности. Когда я выходил, меня встретил старик. Пришлось пройти в его квартиру, измерить ему давление… Поверил, наверное. Не знаю… Нет, дверь не запер. Сейчас подожду, пока дед уйдет и закрою. Он сможет меня опознать, надо его убрать… Я не виноват! Так получилось!.. Ладно… Ключи взял… Да. Как обычно. Если б не дед, никаких проблем бы не было. Отбой.
   Парень нажал «сброс» и отошел в сторону. Через несколько минут он услышал вой милицейской сирены.
   – Черт бы побрал этого старика!
   Он снова набрал знакомый номер.
   – Михаэль, старика обязательно нужно убрать. Он вызвал милицию.
   Парень вздохнул. По-хорошему, дверь старухи нужно было закрыть на ключ. Но не мог же он закрыть ее при деде?! Теперь ничего не поделаешь. Он положил телефон в карман и направился к остановке.
 
    Ночь с 11 на 12 мая
   Второе отделение психиатрической клиники имени Кащенко представляло собой печальное зрелище: длинный коридор с палатами по обе стороны, потертый линолеум, тусклые лампочки, вмонтированные в потолок и закрытые решетками, столовая с колченогими табуретками и маленькая ниша в стене, где располагался поцарапанный письменный стол. За этим столом круглосуточно сидят люди. Днем – медсестры, ночью – дежурные. В противоположном от входа конце коридора – двери в ординаторскую и медицинский кабинет.
   Виктор улыбнулся. Подумать только, целый месяц прошел с тех пор, как он тут работает. Пролистав журнал дежурств, молодой человек нашел свои первые записи о ночных происшествиях.
   «10 апреля. В половине третьего ночи Матвеев бегал по коридору, швырялся табуретками в столовой. Грозился зарезать заведующего. Поймали, привязали к кровати, вкололи успокоительное. Остальных пациентов, которые проснулись от грохота и криков, уложили спать».
   «12 апреля. В начале одиннадцатого у эпилептика случился приступ. В три пятнадцать из палаты вышел Савичев. Принялся махать руками, громко кричать, чтобы из его палаты убрали цыганку. Успокоил, уложил в кровать. Пообещал принять меры».
   Виктор вспомнил, как впервые постучал в дверь ординаторской и, запинаясь от волнения, попросил принять его на работу…
 
   Заведующий вторым отделением больницы, которую студенты ласково называли «Кащенкой», вежливо кивнул, указывая на стул.
   Комната была уютной. Тяжелые шторы создавали приятный полумрак, делая пятна на протертом ковре практически невидимыми; рядом с большим столом стояло старенькое кресло, в углу притулился стеллаж со стеклянными дверцами и небольшой диванчик.
   – Да, – вздохнул врач, – небогато у нас, кхе. Зато коллектив приятный. Никифоров Геннадий Андреевич, – представился он.
   – Плеханов Виктор.
   – Присаживайтесь.
   Геннадий Андреевич был высоким жилистым мужчиной с большими ладонями и узловатыми пальцами. Лицо его было широким и добродушным, белый халат, как заведено в больницах, мятым, но чистым. Мужчина полностью соответствовал образу «заведующего отделением» – представительный, внушающий невольное уважение тяжелым взглядом и квадратным подбородком. При разговоре он подкашливал, словно в горле у него что-то застряло.
   – Значит, вы хотите, кхе, устроиться ночным дежурным, – уточнил заведующий.
   – В этом году буду защищать важную курсовую работу, хотелось бы…
   – Ощутить на собственной шкуре, что значит быть психиатром, – улыбнулся Геннадий Андреевич.
   – Именно. И подзаработать.
   – Ну, я бы не стал рассчитывать на многое. Работа несложная, высокой квалификации не требует, – врач кашлянул. – Единственное пожелание: хорошая физическая подготовка. Но с этим, я вижу, у вас порядок.
   Молодой человек выдохнул. Похоже, его приняли.
   – Раз вы по собственной инициативе, добро пожаловать! – Заведующий посмотрел на часы. – Дежурство начинается в шесть вечера, уходить будете утром, в восемь. Отделение у нас тихое, буйных, кхе, мало, впрочем, Ольга Николаевна все вам расскажет и с больными познакомит. Она старшая медсестра; по совместительству – моя правая рука. – Геннадий Андреевич снова кашлянул. – В ваши обязанности будет входить наблюдение за порядком. Если понадобится физическая сила, вмешаться сумеете?
   Виктор кивнул.
   – А сколько у вас пациентов?
   – Пять человек. Некоторых больных пришлось перевести в другие отделения – крыша течет, ремонтировать некому, в общем, кхе, сами понимаете. Психиатрическая клиника не самый важный объект. Администрация города нас не посещает, чиновники не интересуются, ну, а больные не жалуются, – врач усмехнулся. – Только студенты приходят. Но долго не выдерживают, сбегают. Тяжело.
   Плеханов опустил глаза. Он не понял, с кем Геннадию Андреевичу тяжело: со студентами или с пациентами, но уточнять не стал.
   – Ольга Николаевна работает здесь уже семь лет, так что можете смело к ней обращаться. С правилами поведения она вас ознакомит. И еще, – врач нахмурился. – Не называйте клинику «Кащенкой». Петр Петрович, между прочим, умнейшим человеком был, основы организации лечения разработал, трудотерапию ввел, хотя, кхе, вам в институте об этом должны были рассказывать…
 
   – Виктор! – к дежурному подошла стройная светловолосая тридцатипятилетняя женщина в белом халате и косынке. – У нас новый пациент.
   – Буйный?
   – Наоборот. Пойдемте, я вам его покажу.
   Плеханов поднялся со стула и отправился вслед за женщиной.
   Дежурство началось час назад, однако, из-за предстоящей комиссии, старшая медсестра не спешила домой, а Павел – парень, дежуривший вместе с Виктором, – приходить не торопился. Плеханов мысленно поблагодарил судьбу за то, что благодаря Ольге Николаевне новый пациент не станет для него сюрпризом, и он сможет заранее подготовиться к трюкам вновь прибывшего. Все-таки одному дежурить как-то неуютно. Нет, Виктор не боялся, просто предпочитал перестраховаться. Неприятности в клинике ему были не нужны.
   Старшую медсестру Плеханов уважал ничуть не меньше, а может, даже больше, чем заведующего вторым отделением. Рагузова Ольга Николаевна работала в клинике семь лет и за эти годы не только стала куратором пациентов, но и взяла на себя многие обязанности Никифорова. Например, занималась поиском ночных дежурных, распоряжалась закупкой лекарств, заведовала мелкими хозяйственными делами, которые требуют особого внимания. Геннадий Андреевич любил называть Ольгу Николаевну своей «правой рукой». За время работы в больнице, Виктор полностью уверился в правоте заведующего. Рагузова была ответственной и умной женщиной, она много читала и обожала вставить в разговор поговорку или пословицу, правда, не всегда к месту.
   В девять часов вечера обитатели клиники не спят. Официального «отбоя» нет, вместо этого больным сообщают, что пора ложиться спать, в палатах выключается свет, и второе отделение погружается в полумрак. Лампочки под потолком в коридоре горят круглосуточно, но света дают мало, поэтому не мешают пациентам, а дежурные могут видеть, кто из больных вышел из комнаты.
   Медсестра открыла дверь четвертой палаты, и Виктор увидел лежащего на кровати в позе эмбриона человека. Тело его было напряжено, глаза закрыты, лицо спрятано в коленях.
   – Это Олег Павлович, – пояснила женщина. – Очень сложный случай. В контакты не вступает, не двигается, лежит все время в одной и той же позе.
   – Какой у него диагноз? – шепотом спросил Плеханов.
   Ольга Николаевна прищурилась и внимательно посмотрела на лежащего человека. Громко, чтобы тот слышал, она произнесла:
   – Это вам лучше у врача спросить. Но, по-моему, он просто притворяется. Его подозревают в убийстве, – а потом негромко добавила. – Такие случаи трудно распознать, гораздо проще с теми, кто изображает шизофреников или психопатов. А этот ни на что не реагирует. Поди, разберись: то ли он на самом деле болен, то ли хороший актер в человеке пропадает.
   – А почему с другими проще?
   – Они по книгам готовятся. Купят учебник по психиатрии или в библиотеке возьмут, проштудируют, перед зеркалом потренируются, и к врачу. На словах лих, а на деле тих.
   На мелочах попадаются. Некоторые, например, шизофреников изображают, или белую горячку. Мол, слоны зеленые им мерещатся. А это невозможно. У алкоголиков галлюцинации мелкие: мыши, тараканы, ящерки, насекомые разные.
   – Откуда вы столько знаете?
   – Поработайте здесь семь лет, и не такое узнаете.
   Виктор посмотрел на «эмбриона».
   – А как он ест?
   – Внутривенно вводим питательный раствор. Долго на нем не протянешь, но по-другому его кормить не получается. Видите, он голову между коленей спрятал, из-за этого носовой катетер поставить нельзя. Если он притворяется, долго не выдержит. Если же на самом деле болен… – медсестра вздохнула. – У меня для вас еще одна новость. Деликатного характера.
   Они вышли в коридор, и женщина покосилась в сторону ординаторской.
   – Сегодня к нам привезли молодого человека. Важные люди привезли. Из городской Администрации. Он не болен, но они просили подержать его здесь несколько дней. Для острастки. В воспитательных целях. Я уж не знаю, как они с Геннадием Андреевичем договорились. Царь птицам орел, а сокола боится. Паренек – активист экологического движения. Слишком активно выступал. А любопытной Варваре нос на базаре оторвали. – По интонации Ольги Николаевны Виктор понял, что сложившаяся ситуация женщине не нравится. – В палату он идти отказывается, говорит о нарушении прав человека, в общем, все очень неприятно. Пусть он в ординаторской сидит. Можете его к дежурству привлечь, пусть какую-нибудь пользу принесет. Зря и его ужином кормили?! Скучно Афонюшке на чужой сторонушке. К тому же, звонил ваш помощник – Павел, он заболел и не сможет сегодня с вами подежурить, поэтому помощь со стороны будет очень кстати. Один в поле не воин. Сменщика найти сложно, но в следующее ваше дежурство мы найдем вам сменщика.
   – Я все понял, Ольга Николаевна. Не беспокойтесь.
   Медсестра грустно улыбнулась, и Плеханову показалось, что в этот момент она выглядела намного старше своего настоящего возраста.
   – В нашей жизни всякое случается. С властями не поспоришь. А мальчик неплохой – добрый, вежливый. Только напуган. А кто бы на его месте не испугался? Вы уж с ним помягче! Юноша молод, не терпливал холод.
   Виктор проводил женщину до выхода на лестничную клетку и пошел в ординаторскую.
* * *
   На стук никто не отозвался, и Виктор открыл дверь, не дожидаясь приглашения. В ординаторской было темно.
   – Есть тут кто? – негромко спросил Плеханов
   – А? Кто здесь? Я буду жаловаться! – раздался в ответ высокий испуганный мальчишеский голос.
   Зажегся торшер, и Виктор на секунду зажмурился, а когда глаза привыкли к яркому свету, увидел за столом сонного молодого человека в ярко-зеленой футболке. На вид ему можно было дать не больше двадцати пяти, а по голосу и того меньше. Он был похож на взъерошенного цыпленка, минуту назад проклюнувшегося из яйца, только серьга в левом ухе несколько портила образ.
   Парень пригладил растрепанные волосы и с облегчением произнес:
   – Ты, наверное, дежурный. А я Антон. Будем знакомы!
   – Плеханов Виктор.
   Молодые люди пожали друг другу руки.
   – За психами следишь? – парень подмигнул, открыл ящик стола и достал бутылку пива. – Будешь?
   – Нет, я на дежурстве.
   – Давай! Дежурство – не боевой пост. Вот на посту действительно нельзя, а на дежурстве, отчего не выпить? Тем более пиво – не водка.
   – Нет. Даже не уговаривай. Откуда у тебя бутылка?
   – С охранником внизу познакомился, с Федором. Из больницы он меня не выпустил, но пиво купил. Да ты садись, посиди со мной, а то снова засну! Расскажи про психов, и как ты с ними управляешься!
   Антон говорил исключительно восклицательными предложениями, будто на митинге выступал. Виктор был рад новому собеседнику, но ему не понравилось, как молодой человек назвал пациентов. Раньше Плеханов называл их точно так же. Раньше, пока не познакомился с ними поближе и пока не понял, что они ничем не хуже него.
   – Не называй их «психами». Они такие же люди, как ты и нет гарантии, что сам не окажешься на их месте.
   Эколог гоготнул.
   – Тебя не инструктировали? – удивился Плеханов. – Тогда слушай и запоминай. Если по твоей неосторожности или невнимательности случится неприятность, отвечать сам будешь. – Виктор набрал в грудь побольше воздуха. – В клинику запрещается приносить колюще-режущие предметы. Никаких ножниц, пилочек для ногтей, перочинных ножей, карандашей, ручек и сотовых телефонов с наружной антенной. Впрочем, телефоны никакие нельзя приносить. Я, например, свой на дежурство не беру. Бутылку, когда пиво выпьешь, оставишь прямо здесь, в отделение не бери и в туалет ничего подобного не выбрасывай. Если больные стекло увидят, могут всякие неприятности случиться. Есть у нас один такой… Лучше сюда, в корзину под столом. Уборщица по утрам мусор выносит. И никаких украшений.
   Антон дотронулся до серьги в левом ухе и укоризненно посмотрел на Виктора.