Желязны Роджер. Мастер снов

   Она выключила аппарат и засмеялась. Этот звук испугал ее: смех феномен общественный, а она была одна. Она снова включила запись и грызла уголок носового платка, пока мягкие, скользящие слова возвращались к ней. После первого же десятка их она перестала слушать.
   Когда аппарат замолчал, она выключила его. Она была очень одинока. Она была так чертовски одинока, что лужица света, возникшая, когда она стукнула себя по лбу и повернулась лицом к окну, вдруг стала самой важной вещью на свете. Она хотела чтобы это был океан света, или чтобы она сама стала совсем крошечной - все равно, лишь бы этот свет втянул ее в себя.
   Вчера минуло три недели...
   Слишком долго, думала она, я должна ждать. Нет! Невозможно! А что, если он умрет, как Вискомб? Нет! Не может быть! С ним ничего не может случиться. Никогда. Он всесилен и защищен. Но.. но придется ждать три недели... Без зрения - вот что это значит. Но разве воспоминания потускнели? Разве они ослабели? Как выглядит дерево? Или облако? Я не помню! Что такое - красное? Что такое - зеленое? Боже! Это уже истерия! Я слежу за ней, но не могу прекратить ее! Надо принять лекарство. Лекарство!
   Плечи ее затряслись. Лекарства принимать она не стала, но сильнее прикусила платок, пока ее острые зубы не прорвали ткань.
   - Берегись, - сказала она личному блаженству - тех, кто жаждет справедливости, потому что МЫ желаем удовлетворения. И берегись кротких, ибо МЫ будем пытаться унаследовать Землю. И берегись...
   Коротко прожужжал телефон. Она убрала платок, сделала спокойное лицо и повернулась к телефону.
   - Алло?
   - Эйлин, я вернулся. Как вы?
   - Хорошо, даже вполне хорошо. Как прошел ваш отпуск?
   - О, не жалуюсь. Я давно собирался и думаю, что заслужил отдых. Слушайте, я привез кое-что показать вам - например, Уинчестерский кафедральный собор. Хотите прийти на этой неделе? Я могу в любой вечер.
   СЕГОДНЯ. НЕТ. Я ОТЧАЯННО ХОЧУ ЭТОГО. ЭТО МОЖЕТ СТАТЬ ПРЕПЯТСТВИЕМ ДЛЯ МЕНЯ, ЕСЛИ ОН УВИДИТ...
   - Как насчет завтрашнего вечера? - спросила она. - Или послезавтра?
   Завтра будет прекрасно, - ответил он. - Встретимся в "К и С" около семи?
   - Да, это будет очень приятно. Тот же столик?
   - Почему нет? Я закажу его.
   - Идет. Значит, завтра увидимся.
   - До свидания.
   Связь выключилась.
   В ту же минуту в ее голове внезапно закружились цвета и она увидела деревья - дубы, сосны и сикоморы - большие, зеленые с коричневым и серым; она увидела комья облаков, протирающих пастельное небо, и пылающее солнце, и озеро глубокой, почти фиолетовой синевы. Она сложила свой изорванный носовой платок и выбросила.
   Она нажала кнопку рядом со столом, и кабинет наполнился музыкой. Скрябин. Затем нажала другую кнопку и снова проиграла надиктованную ей пленку, но почти не слышала ни того, ни другого.
   Пьер подозрительно понюхал еду. Санитар снял ее с подноса и вышел, заперев за собой дверь. Салат ждал на полу. Пьер осторожно подошел к нему, захватил горсть и проглотил.
   Он боялся.
   ТОЛЬКО БЫ СТАЛЬ ПЕРЕСТАЛА ГРОХОТАТЬ, СТАЛЬ О СТАЛЬ, ГДЕ-ТО В ЭТОЙ ТЕМНОЙ НОЧИ... ТОЛЬКО БЫ...
   Зигмунд встал, зевнул и потянулся. На секунду задние ноги волочились, а затем он стал внимательным и встряхнулся. Она, наверное, скоро пойдет домой. Он поглядел вверх, на часы, висящие на человеческом уровне, чтобы проверить свои ощущения, а затем подошел к телевизору. Встав на задние лапы, он одной передней оперся на стол, а другой включил телевизор.
   Как раз время сводки погоды; может быть, дороги обледенели.
   "Я проезжал через всемирные кладбища, - писал Рендер, - обширные каменные леса, которые каждый год удлиняются.
   Почему человек так ревниво охраняет своих мертвых? Не потому ли, что это монументально демократичный путь увековечения, высшее утверждение вредящей силы, то есть жизни, и желание, чтобы она продолжалась вечно? Унамуно уверял, что это именно так. Если да, то за последний год значительно больший процент населения желает бессмертия, чем когда-либо раньше в истории..."
   Чик-чик, чига-чик! Как ты думаешь, это все-таки люди? Вряд ли, слишком уж они хороши.
   Вечер был звездным. Рендер завел С-7 в холодный подвал, нашел свое место и поставил машину.
   От бетона шла холодная сырость, она вцеплялась в тело, как крысиные зубы. Рендер повел Эйлин к лифту. Их дыхание облаками шло перед ними.
   - Холодновато, - заметил он.
   Она кивнула.
   В лифте он отдышался, размотал шарф и закурил.
   - Дайте и мне, пожалуйста, - сказала она, почувствовав запах табака.
   Он подал ей.
   Они поднимались медленно, и Рендер прислонился к стенке, вдыхая смесь дыма и кристаллизованной влаги.
   - Я встретил еще одну мутированную овчарку в Швейцарии. Такая же большая, как Зигмунд. Только это охотник, как и пруссак.
   - Зигмунд тоже любит охотиться, - заметила Эйлин. - Два раза в год мы ездим в Северные леса, и я отпускаю его. Он пропадает несколько дней и возвращается вполне счастливым. Он никогда не рассказывает, что делал, но никогда не приходит голодным. Я думаю, что ему нужен отдых от людей, чтобы остаться стабильным. И думаю, что я права.
   Лифт остановился. Они вышли в холл, и Рендер снова повел ее.
   Войдя в кабинет, он ткнул термостат, и по комнате заструился теплый воздух. Их пальто он повесил тут же, в кабинете, и выкати из гнезда Яйцо. Включив его в розетку, он начал превращать стол в контрольную панель.
   - Как вы думаете, это долго продлится? - спросила она, пробегая кончиками пальцев по гладким, холодным изгибам Яйца. - Все, я имею в виду, полная адаптация к зрению.
   Он задумался.
   - Не имею представления. Пока не знаю. Мы начали очень хорошо, но еще очень многое нужно сделать. Месяца через три я смогу сделать предположения.
   Она задумчиво кивнула, подошла к столу и обследовала кнопки легкими, как десять перышек, пальцами.
   - Осторожно! Не надавите ни на одну.
   - Не буду. Как по-вашему, долго ли мне придется учиться оперировать ими?
   - Учиться три месяца. Шесть, чтобы стать достаточно опытной для использования их на ком-то; и еще шесть - под постоянным наблюдением, прежде, чем вам можно будет доверить самостоятельную работу. Всего вместе - больше года.
   - Ох-ох! - она села в кресло.
   Рендер коснулся сезонов, фаз дня и ночи, дыхания сельской местности и города, элементов, открыто бегущих по небу и всех танцующих сигналов, которыми он пользовался для построения миров. Он разбил час времени и попробовал примерно семь веков.
   - О'кей, все готово.
   Это произошло быстро и с минимумом советов со стороны Рендера. На секунду все стало серым. Затем мертвенно-белый туман. Затем он сам собой разошелся, как от порыва ветра, хотя Рендер не чувствовал ветра.
   Он стоял рядом с ивой у озера, а Эйлин полускрывали ветви и решетки теней. Солнце клонилось к закату.
   - Мы вернулись, - сказала она. - Я все время боялась, что это так и не произойдет, но я снова вижу все и вспоминаю.
   - Хорошо, - сказал он. - Посмотрите на себя.
   Она посмотрела в озеро.
   - Я не изменилась.
   - Нет.
   - А вы изменились, - продолжала она, глядя на него. - Вы стали выше, и есть какая-то разница...
   - Нет, - ответил он.
   - Значит, я ошиблась, - быстро сказала она. - Я еще не все понимаю, что вижу.
   - Ясно.
   - Что мы будем делать?
   - Смотрите.
   На ровной дороге она увидела кар. Он шел издалека, прыгал по горам, жужжал у подножия холмов, кружился по прогалинам и расцвечивал их голосом в серое и серебро синхронизированной силы, и озеро дрожало от звуков. Кар остановился в сотне футов за кустарником; это был С-7.
   - Пошли со мной, - сказал Рендер, взяв Эйлин за руку. - Поедем.
   Они прошли меж деревьев, обогнули последний куст. Она дотронулась до гладкого кокона, до его антенны, до окон - и окна сразу просветлели. Она посмотрела через них внутрь кара и кивнула.
   - Это ваш Спиннер.
   - Да. - Он открыл дверцу. - Садитесь. Мы возвращаемся в клуб. Сейчас самое время. Воспоминания свежи и будут в меру приятны или нейтральны.
   - Приятны, - сказала она, садясь в машину.
   Он захлопнул дверцу, обогнул кар и сел. Она смотрела, как он набирает воображаемые координаты. Кар прыгнул вперед и ровным ходом пошел мимо деревьев. Рендер чувствовал возрастающее напряжение, поэтому не менял сценария. Эйлин поворачивалась на вращающемся сиденье и осматривала внутренность кара, а затем снова уставилась в окно. Она смотрела на убегающие назад деревья. Рендер увидел рисунок тревоги и затемнил окна.
   - Спасибо, - сказала она. - Мне вдруг стало слишком много видения все несется мимо, как...
   - Понятно, - сказал Рендер, поддерживая ощущение движения. - Я так и предполагал. Но вы становитесь выносливее. Теперь расслабьтесь, - добавил он через минуту, и где-то была нажата кнопка.
   Эйлин расслабилась, и они ехали все дальше и дальше. Наконец, кар замедлил ход, и Рендер сказал:
   - А теперь один непродолжительный взгляд в окно.
   Он пустил в ход все стимуляторы, которые способствовали удовольствию и расслаблению, и выстроил вокруг кара город. Она смотрела сквозь просветленные окна на профили башен и монолитные блоки жилищ, затем увидела три кафетерия, дворец развлечений, аптеку, медицинский центр из желтого кирпича с алюминиевыми кадуцеями над аркой, сплошь застекленную школу, сейчас пустую, еще аптеку и множество каров, припаркованных или несущихся мимо, и людей, входящих и выходящих, идущих мимо домов, садящихся и вылезающих из каров; и было лето, и предзакатный цвет фильтровался на цвета города и одежды людей, идущих по бульвару или стоящих на террасах и балконах, разговаривающих на улице, женщину с пуделем, ракеты, сновавшие высоко в небе.
   Затем мир исчез. Рендер поддерживал абсолютный мрак, приглушил все ощущения, кроме чувства движения.
   Через некоторое время появился тусклый свет; они все еще сидели в Спиннере, окна снова стали непрозрачными.
   - Боже! - сказала она. - Мир так наполнен! Я в самом деле видела все это?
   - Я не хотел дойти до этого сегодня, но вы хотели. Похоже, что вы были готовы.
   - Да, - сказала она, и окна вновь просветлели. Она быстро повернулась.
   - Все исчезло, - сказал он. - Я только хотел, чтобы вы бегло взглянули.
   Она смотрела. Снаружи теперь было темно, и они ехали по мосту. Двигались они медленно. Других машин не было. Под ними была плоскость, а в небе множество звезд; они освещали дышащую воду, уходящую под мост. Косые подпоры моста спокойно проходили мимо.
   - Вы это сделали, и я вам очень благодарна, - сказала она. - Кто же вы?
   Видимо он хотел, чтобы она спросила об этом.
   - Я Рендер. - Он засмеялся.
   Они продолжали путь по темному, пустому теперь городу и, наконец, подъехали к клубу, в большой паркинг-купол. Там он тщательно исследовал все ее ощущения, готовый убрать мир в нужный момент, но этого не потребовалось.
   Они вышли из кара и пошли в клуб, который он решил не переполнять людьми. Они сели за свой столик недалеко от бара в маленькой комнате с комплектом доспехов рядом и заказали ту же еду, что и раньше.
   - Нет, - сказал он, оглядев себя, - это не мое.
   Доспехи снова оказались рядом со столом, а Рендер - в своем сером костюме с черным галстуком и серебряным зажимом из трех лепестков.
   Оба засмеялись.
   - Я не тот тип, чтобы носить жестяной костюм, и хотел бы, чтобы вы перестали видеть меня в нем.
   - Простите, - она улыбнулась, - я сама не знаю, зачем и как я это сделала.
   - Я знаю, и склонен к уточнению. Итак, я еще раз предупреждаю вас. Вы осознаете факт, что все это иллюзия. Я принял этот способ для вас, чтобы получить полную выгоду. Для большинства же моих пациентов это реальность, которую они переживают. Это производит контр-травму или символическую последовательность, даже более сильную. Но вы знаете параметры игры и, хотите вы или нет, это дает вам другой вид контроля, не тот, с каким я обычно имею дело. Прошу вас, будьте осторожны.
   - Простите, я не хотела этого.
   - Я знаю. Нам принесли еду, которая у нас была.
   - Уф! Выглядит она страшно. Неужели мы ели эту дрянь?
   - Да, - фыркнул он. - Вот нож, вот вилка, а это ложка. Вот ростбиф, картофельное пюре, горошек, а это масло...
   - Боже!
   - Это - салат, это - речная форель - ммм! Это картофель фри, это бутылка вина... Ну-ка посмотрим, я ведь не платил за него - римский Конти, и бутылка Икема для... Эй!
   Комната закачалась.
   Он оголил стол, уничтожил ресторан. Они снова оказались на прогалине. Сквозь просвечивающую ткань мира он видел, как рука двигалась по панели. Кнопки были нажаты. Мир снова стал осязаемым. Их пустой столик стоял теперь у озера, и была летняя ночь, и скатерть казалась очень белой при ярком свете луны.
   - Как глупо с моей стороны, - сказал он. - Ужасно глупо. Я, видимо, ввел их одновременно. Актуальный основной вид, словесный стимулятор могли потрясти особу, видящую это впервые. Я так увлекся Творчеством, что забыл о пациенте. Приношу свои извинения.
   - Я уже в порядке. В самом деле.
   Он вызвал холодный ветер с озера.
   - ...А это луна, - добавил он жалобно.
   Она кивнула. Она носила крошечную луну в центре лба, и эта луна сияла, как и та, над ними, и заливала серебром волосы и платье Эйлин.
   На столе стояла бутылка Конти и два стаканчика.
   - Откуда это?
   Она пожала плечами. Он налил вино в стаканчики. Оно может оказаться безвкусным, - сказал он.
   - Нет. Вот... - она подала ему вино.
   Он пригубил и понял, что вино имеет вкус - фруктовый, как бы давили сок из винограда, выращенного на островах Благословения, гладкого, мясистого, а хмель выжат из дыма горящего мака. Он с самого начала понял, что его рука, вероятно, перегородила дорогу сознанию, симфонизируя чувственные сигналы и контрпередачу, и это привело его совершенно неосознанно сюда, к озеру.
   - Так уж вышло, заметил он, а теперь нам пора возвращаться.
   - Так скоро? Я еще не видела кафедрального...
   - Да, так скоро.
   Он хотел, чтобы мир кончился, и мир кончился.
   - Здесь холодно, - сказала она, одеваясь, - и темно.
   - Я знаю. Сейчас Я смешаю чего-нибудь выпить и уберу машину.
   Он глянул на запись, покачал головой и пошел к своему бару.
   - Это не совсем Конти, - заметил он, протягивая руку за бутылкой.
   - Ну и что ж? Я не возражаю.
   В данный момент он тоже не возражал. Они выпили, он убрал Яйцо, помог Эйлин надеть пальто, и они вышли.
   Пока они спускались в лифте в подвал, ему хотелось, чтобы мир снова исчез, но мир не исчезал.
   "В стране приблизительно 1 миллиард 800 миллионов жителей и 500 миллионов личных автомобилей. Если человек занимает 2 квадратных фута поверхности земли, а машина примерно 120, то становится очевидным, что в то время как люди занимают 2 миллиарда 160 миллионов квадратных футов нашей страны, экипажи занимают 67,2 миллиарда квадратных футов, то есть примерно в тридцать один раз большее пространство, чем человеческий род. Если в данный момент половина Этих автомобилей в действии и содержит в среднем по два пассажира, то соотношение больше чем 47 к одному в пользу каров. Как только страна станет одной мощеной плоскостью, люди либо вернутся в моря, откуда вышли, либо станут жить под поверхностью земли, либо эмигрируют на другие планеты, и тогда, возможно, технологической эволюции будет позволено продолжаться по линиям, которые проложили для нее статистики."
   Сибил К. Делфи, Заслуженный профессор в отставке,
   Начало речи в Учительском колледже штата Шетовер, Ута.
   Папа, я доковылял из школы до такси, а на такси в космопорт, ради тамошней выставки АФ - Снаружи, как она называется. (О'кей, я преувеличил ковыляние, хотя оно требует дополнительного внимания).
   Все тут нацелено на привлечение молодежи к пятилетней зацепке, как я понял. Но это сработало. Я хочу присоединиться. Я хочу уйти Наружу. Как ты думаешь, возьмут меня, когда я подрасту? Я имею в виду - возьмут Наружу, а не на какую-нибудь работу за разбухшим столом. Как думаешь - возьмут?
   Я думаю, да.
   Там был важная шишка - полковник, он увидел шкета, шатающегося вокруг и прижимающего нос к ихним стеклам, и решил дать ему подсознательную рекламу. Мощно! Он провел меня по Галерее и показал все достижения АФ, от Лунной базы до Марсопорта. Он прочел мне лекцию о Великих Традициях Службы и водил меня в полицейскую комнату, где Служба занималась шутками и соревновалась друг с другом в штуках, где "все решается умением, а не мускулами", делали скульптуры из подкрашенной воды прямо в воздухе... Здорово!
   Но если по-серьезному, я хотел бы быть там, когда они понесутся на Пять Внешних и дальше. Не потому, что в проспектах наврано или не продумано, а просто я думаю, что кто-нибудь более чувствительный мог бы вести хронику в правильном смысле. Помнишь грубого пограничного наблюдателя Френсиса Паркмена - Мэри Остин, кажется. Так вот, я решил туда податься.
   Этот мужик из АФ, благодарение богам, не имел покровительственного тона. Мы стояли на балконе и следили за взлетающими кораблями, и он говорил мне, что если я буду напряженно учиться, я когда-нибудь поведу их. Я не стал говорить ему, что я не такой уж недоумок и получу диплом раньше, чем буду достаточно взрослым для применения его где бы то ни было, даже в Службе этого полковника. Я просто посмотрел, как корабли взлетают, и сказал: "Через десять лет я буду смотреть вниз, а не наверх". Затем он рассказал, какой трудной была его собственная тренировка, но я не спросил, чего ради он связался с таким вшивым назначением, как у него. Теперь, подумав, я рад, что не спросил. Он гораздо больше походил на человека из их рекламы, чем кто-нибудь из их реальных людей. Надеюсь, я никогда не буду походить на типа из рекламы.
   Спасибо тебе за монету, и за теплые носки, и за струнные квинтеты Моцарта, которые я слушаю прямо сейчас. Я хотел бы получить разрешение побывать на Луне, вместо того, чтобы ехать на лето в Европу. Может быть?.. Возможно?.. Вдруг?.. Ну, если я смахну тот новый тест, который ты для меня придумал?.. Но в любом случае, пожалуйста, подумай насчет этого.
   Твой сын Пит.
   - Алло, Психиатрический Институт.
   - Я хотела бы записаться на обследование.
   - Минуточку. Я соединю вас со Столом записи.
   - Алло, Стол записи.
   - Я хотела бы записаться на обследование.
   - Минуточку... Какого рода обследование?
   - Я хочу увидеть д-ра Шалотт, Эйлин Шалотт. Как можно скорее.
   - Сейчас... Я посмотрю ее расписание. Вас устроит следующий вторник, два часа?
   - Прекрасно.
   - Ваше имя, пожалуйста.
   - Де Вилл. Джил Де Вилл.
   - Хорошо, мисс Де Вилл. Значит, в два часа, во вторник.
   - Спасибо.
   Человек шел рядом с шоссе. По шоссе шли кары. На линии высокого ускорения они мелькали, как расплывающиеся пятна.
   Движение было слабое.
   Было 10.30 утра, и холодно.
   Меховой воротник у человека был поднят, руки засунуты в карманы, сам он наклонялся на ветру. По ту сторону ограды дорога была сухой и чистой.
   Утреннее солнце закрыли тучи. В грязном свете человек видел деревья за четверть мили.
   Шаг его не менялся. Глаза не отрывались от деревьев. Мелкие камешки хрустели под ногами.
   Дойдя до деревьев, он снял пальто и аккуратно сложил его. Он положил пальто на землю и полез на дерево.
   Когда он долез до ветви, которая тянулась над оградой, он посмотрел, нет ли приближающихся каров, затем схватил ветвь обеими руками, опустился вниз, повиснув на мгновение, и упал на шоссе.
   Это была идущая на восток половина шоссе, шириной в сто ярдов. пока нет, и пошел к центральному острову. Он понимал, что может не достичь его. В это время дня кары шли по линии высокого ускорения со скоростью приблизительно 160 миль в час. Но он шел.
   Кар прошел позади него. Он не оглянулся. Если окна были затемнены, как это обычно бывает, то пассажиры даже не знали, что он пересек их путь. Потом они, вероятно, услышат об этом и осмотрят перед и зад машины, нет ли признаков наезда.
   Кар прошел перед ним. Окна были прозрачные. На мгновение предстали два лица, раскрывшие рты в виде буквы "О", а затем исчезли. Его собственное лицо ничего не выражало. Оно не изменилось. Еще два кара пролетели мимо. Окна были темными. Он прошел по шоссе ярдов двадцать.
   Двадцать пять...
   Ветер или что-то еще под ногами сказали ему, что идет кар. Он даже не взглянул, но углом глаза заметил идущую машину. Походки не изменил.
   У Сесила Грина окна просвечивали, потому что ему так нравилось. Левая рука его была под ее блузкой, юбка ее была скомкана на коленях, а его правая рука лежала на рычаге, опускающем сиденья. Вдруг девушка откинулась назад, издав горловой звук.
   Его рука дернулась влево.
   Он увидел идущего человека.
   Он увидел профиль, так и не повернувшийся к нему полностью. Он увидел, что человек не изменил походки.
   А затем он уже не видел человека.
   Легкое дребезжание, и ветровое стекло начало само очищаться. Сесил Грин ехал дальше. Он затемнил окна.
   - Как?.. - спросил он, когда она снова была в его объятиях, и всхлипнул.
   - Монитор не задержал его...
   - Он, видимо, не коснулся ограды...
   - Наверное, он спятил!
   - Все равно, его должны были задержать в самом начале пути.
   Лицо могло быть любое... Мое?
   Испуганный Сесил опустил сиденья.
   - Привет, ребятки. Это крупный план большой, жирной, запачканной табаком улыбки, которой вы только что были вознаграждены. Но хватит юмора. Сегодня вечером мы отойдем от нашего необыкновенного неофициального формата. Мы начнем с тщательно придуманного драматического представления по последней арт-моде.
   Мы собираемся играть Миф.
   - Только после основательного проникновения в душу и болезненного самоанализа мы решили сыграть для вас сегодня именно ЭТОТ миф.
   - Да, я жую табак - с краснокожим, подлинной фабричной маркой на пачке.
   - Теперь, когда я буду скакать по сцене и плеваться, кто первый установит мою мифическую агонию? Не увлекайтесь фонами. Пуск!
   - Ладно, леди и джентльмены и все прочие: я - Титан бессмертный, одряхлел и превратился в кузнечика. Пуск!
   - Для моего следующего номера нужно больше света.
   - Больше чем сейчас. Пуск!
   - Еще больше света...
   - Слепящий свет!
   - Очень хорошо. Пуск!
   - Теперь - в моей пилотской куртке, солнечных очках, шелковом шарфе вот!
   - Где мой хлыст?
   - Ладно, все установлено.
   - Эй, вы, шелудивые! Пошел! Хо! Хо! Вверх! Вверх, в воздух, бессмертные лошади! Поднимайтесь туда!
   - Больше света!
   - Эй, лошади! Быстрее! Выше! Папа и мама смотрят, и моя девушка внизу! Давай-давай! Не позорьтесь на этой высоте! Еще!
   - Какого дьявола ЭТО лезет ко мне? Оно похоже на молнию... ааааах!
   - Ух. Это был Фаэтон в слепом витке на солнечной колеснице.
   - Вы все, наверное слышали старую поговорку: только бог может быть един в трех лицах. Так вот, этот миф называется "Аполлон и Дафнис". Да убейте вы эти юпитеры!..
   Чарльз Рендер писал главу "Некрополь" для первой своей книги за четыре года - "Недостающее звено человечества". После своего возвращения он освободил себе послеобеденное время каждого вторника и четверга для работы над ней, закрывался в своем кабинете и заполнял страницы хаотическим обычным письмом.
   "У смерти множество вариантов, в противоположность умиранию..." писал он, когда зажужжал интерком коротко, длинно и опять коротко.
   - Да? - спросил он, повернув выключатель.
   - К вам... посетитель.
   Рендер встал, открыл дверь и выглянул.
   - Доктор... помоги...
   Рендер сделал три шага и опустился на колено.
   - В чем дело?
   - Едем, она... больна.
   - Больна? Как? Что случилось?
   - Не знаю. Поедем.
   Рендер пристально вгляделся в нечеловеческие глаза.
   - Что за болезнь? - настаивал он.
   - Не знаю, - повторил пес. - Не говорит. Сидит. Я... чувствую, она больна.
   - Как ты добрался сюда?
   - Вел машину. Знаю ко-ор-ди-наты... Оставил кар снаружи.
   - Я сейчас позвоню ей.
   - Не стоит. Не ответит.
   Зигмунд оказался прав.
   Рендер вернулся в кабинет за пальто и врачебным чемоданчиком. Он глянул в окно и увидел, что кар Эйлин припаркован у самой грани, где монитор освободил его от своего контроля. Если никто не возьмет на себя управление, кар автоматически перейдет на длительную стоянку. Другие машины будут объезжать его.
   Машина так проста, что даже собака может водить ее, - подумал Рендер. Лучше спуститься, пока не явился крейсер. Кар уже, наверное, отрапортовал, что стоит здесь. А может, и нет. Может, несколько минут еще есть в запасе.
   - Ладно, Зиг, поехали. Они опустились в лифте на первый этаж, вышли через главный вход и поспешили к кару.
   Мотор все еще работал вхолостую.
   Рендер открыл пассажирскую дверцу, и Зигмунд прыгнул внутрь. Рендер втиснулся было на сиденье водителя, но собака уже набирала лапой координаты и адрес.
   Похоже, что я сел не на то сиденье, - подумал Рендер. Он закурил, а кар уже несся в подземном проходе. Выйдя на противоположной стороне, кар на мгновение остановился, а затем влился в поток движения. Собака направила кар на скоростную линию.