Поговорив с водителями, капитан приободрился и пошел искать Зуби. Он не рискнул в одиночку идти через деревню, а решил обойти — часовой уже доложил, что черный народ в поле.
Здесь днем не поработаешь. И не отдохнешь. Днем такое пекло, что остается только лежать в тени. Желательно в это время ни о чем не думать.
Жители жарких стран владеют этим искусством в совершенстве. Они готовы не думать и в оставшееся время суток: утром, вечером и ночью. Они согласны на вечную сиесту. Поэтому жаркие страны такие бедные и отсталые.
Даже дочери вождей трудятся в жарких странах наравне с простолюдинами. Это, конечно, безобразие. Кондратьев увидел свою восхитительную Зуби с огромной плетеной корзиной в руках.
Девушка доставала оттуда клубни мелкого ямса и сажала их в борозду. Тем же занимались на поле другие женщины. Колдуна видно не было. Он свое дело сделал.
Если колдун станет за сохой ходить, кто будет дождь вызывать?
Зуби радостно подбежала, едва заметив Кондратьева. Они условились встретиться там же, где были накануне: в цветном хлопчатнике.
Капитан так и не добился толку, пытаясь узнать у девушки, участвовала ли она в ночной оргии. Ей явно недоставало французских слов.
Колдун повстречался Кондратьеву на обратном пути. Он стоял лицом к палаточному лагерю с закрытыми глазами, раскачивался и рассыпал колокольчики слов своей родной речи.
Грязь, в которую ливень превратил землю, еще не высохла как следует. Ботинки Кондратьева громко чавкали. Колдун обернулся.
Кашгу затрясся, будто схватился за двести двадцать вольт. Вот человек, который украл у него любовь! Он должен умереть.
Неотрывно глядя в глаза капитану, Каплу принялся выкрикивать заклинания.
Сперва главные, затем средние и, наконец, малые. Руки колдуна выписывали при этом в воздухе непонятные фигуры.
Кондратьев ждал, чем кончится словоизвержение. Было любопытно: отчего местный колдун так его невзлюбил? В других африканских странах колдуны не проявляли к нему особой неприязни. Во всяком случае, не больше, чем ко всем белым.
«Колдуны у негритосов самые расисты, — снисходительно подумал капитан. — Это оттого, что белые несут цивилизацию, а в ней колдунам попросту нет места».
Заклинания передавались устно из поколения в поколение с доисторической эпохи. В народе фон считали, что этим заклинаниям научил некогда первого колдуна сам Солнечный бог.
Во времена, когда люди лично встречались с богами, никаких русских и вообще славян еще не было. Тогдашнее уголовное право не знало полутонов. Человек мог быть либо невиновен, либо виновен. Никакой частичной ответственности. Если невиновен — можешь жить дальше. Если виновен — смерть. В первобытных условиях инвалид почти сразу погибал. Поэтому, кроме жизни и смерти, других вердиктов суды не выносили.
Промежуточные наказания появились позднее, когда общество научилось содержать инвалидов. Недостаточно виновному человеку сохраняли жизнь, но отрубали какой-нибудь орган — ухо, язык, палец, ногу, руку… Или выкалывали глаз. Порой выкалывали оба глаза. Отрубали обе руки или обе ноги.
Эти мягкие, гуманные наказания существуют по сей день в Ираке, Ливии и некоторых других исламских государствах. К сожалению, с ними совершенно незнакомы отсталые черные жители африканских деревень.
Колдун Каплу не был кровожаднее других колдунов. Просто, с его точки зрения, капитан Кондратьев был виновен. Следовательно, должен был лишиться жизни.
Другого способа искупить вину колдун не знал.
Кондратьеву надоело ждать, пока прозвучат все известные Каплу проклятия. Он отодвинул колдуна рукой с тропы и зашагал дальше, твердо решив попытаться узнать, в чем тут дело.
Назавтра все осталось без изменений.
Возможно, резиденты продолжали нежиться на теплом даже в декабре берегу Сиамского залива.
Возможно, в эти минуты они уже обсуждали ситуацию в соседних Гане или Нигерии, но до Дагомеи дело так и не дошло.
Рота изнывала. Солдаты не прочь были порезвиться с черными девушками, но могли делать это лишь тайком. Кондратьев решительно пресекал все попытки сближения с туземками.
«Что позволено Юпитеру, не позволено быку, — повторял он любимую поговорку. — Этим гаврикам только дай волю. Расползутся с девками в радиусе десяти километров. Роту потом и за час не соберешь».
Сам Кондратьев, однако, пребывал в прекрасном расположении духа. Кошмары позапрошлой ночи отступили. Вчерашние проклятия колдуна явно не действовали на крепких парней в пятнистом хаки.
А главное — вечерние полтора часа с любвеобильной юной дочерью вождя. Вот приз, который, как надеялся капитан, будет ждать его в конце каждого дня, проведенного близ Губигу. Ради такой девочки можно потерпеть и мириады мух, и жару, и тропические ливни.
Он заглянул в палатку старшины роты.
Иванов лежал на спальнике и в сорок четвертый раз читал газету «Красная звезда» за 16 сентября 1971 года.
— Ну, ты, Серега, даешь. Приехал в Африку газетки читать?
— Товарищ капитан! — прапорщик вскочил.
— Ладно, давай без формальностей. Мы ж вдвоем.
— Скучно, Вась. Все, что на «Уралах» поступило, я оприходовал. Даже таблетками для очистки воды научил ребят пользоваться.
— Да этой газете уже три месяца! Ты ж ее наизусть знаешь, — с этими словами Кондратьев протянул руку, но прапорщик спрятал газету за спину. — Ладно, не трусь, не отберу. Давай-ка, дружище, знаешь куда махнем?
— Не знаю, — честно признался Иванов. — По-моему, никуда в этой глуши не махнешь.
— Ты про мангровые леса слыхал?
— Вы что, это в училище ВДВ проходили? — спросил уязвленный прапорщик. — Я, как ты знаешь, образованием не отягощен. Четыре класса церковно-приходской школы и копец. Все образование.
— Да брось ты обижаться, Серега.
Я сам мангровый лес ни разу не видел. Ну, на курсах по выживанию что-то нам говорили, конечно. Так ты эти курсы тоже слушал.
— Но этого я совершенно не запомнил.
То есть название действительно знакомое, а что оно обозначает — понятия не имею.
— Короче. Поехали. Устроим пикник.
Здесь у них недалеко очень редкий мангровый лес. Обычно такие леса растут по илистым берегам океанов. Или в устьях тропических рек. А этот вырос на берегу здешней… как ее… Вёме… Немо… Тьфу, опять забыл! В общем, взял и вырос в сотне километров от устья. Давай собирайся. Выпьем, закусим. На "Урале” туда минут двадцать езды. Или сорок. Этих местных не так легко понять.
Кондратьев утаил, что узнал о мангровом лесе от Зуби. В отличие от большинства мужчин он считал недостойным рассказывать о своих амурных делах. Иванов в свою очередь об этом знал и что-либо выведать не пытался. Его сразило другое:
— Как, без проводника?!
Грубейшее нарушение инструкции — в незнакомой местности отправляться вдвоем на пикник с выпивкой, притом без туземца.
— Еще чего! Ты за кого меня принимаешь, мон шер! — вскричал капитан и хлопнул «мои шера» по плечу. — У нас будет отличный проводник. Собственно, больше и брать некого. Народ в поле. А колдун второй день рядом с палатками сшивается.
Вот его, бездельника, и посадишь в машину. В кабине как раз три места.
Наконец идея овладела массами. Иванов воодушевился. Пора разогнать тоску.
— Есть, товарищ капитан, — приговаривал он, занимаясь чертовой шнуровкой, — все будет вери гуд…
Десантник, если не перечитывает со скуки старые газеты, знает два состояния.
Постановка задачи. И ее выполнение.
Спустя полчаса «Урал» неистово заревел и рванул в сторону деревни Губигу. За рулем сидел командир роты.
Десантный офицер должен водить все.
От мотоцикла до вертолета. И практиковаться при всяком удобном случае. Само собой, что прежде надо уметь стрелять из любого оружия.
После Большого дождя было сухо: сезон дождей медлил с окончательным наступлением. Поэтому колдун Каплу увидел сперва несущийся на него густой столб пыли, а уже потом разобрал грузовик. Раскрашенный в точности как одежда десантников.
Каплу отошел за пальму. Он и мысли не допускал, что ревущее железное чудовище направляется не к деревне, а именно к нему самому.
Кондратьев затормозил так, как учили на курсах спецвождения. «Урал» развернуло на 90 градусов. Его высокий щелястый капот уставился на пальму, за которой стоял колдун, как указатель: вот тот, кто нас не любит.
Каплу покрылся липким потом. Дальнейшее он видел словно в полусне. Слева распахнулась железная дверь. Оттуда спрыгнул здоровенный белый человек и огромными прыжками понесся на колдуна. Колдун закрыл глаза. «Солнечный бог, спаси и сохрани!» — взмолился он про себя.
Бог, видимо, что-то расслышал. Прошла секунда, другая, третья, а Каплу все еще был жив. Он приоткрыл глаза. Здоровенный солдат стоял перед ним с изучающим видом.
Увидав, что приступ самого острого страха позади, Иванов ткнул пальцем колдуну в грудь, затем указал на железное чудище. Давай-ка, мол, полезай.
Колдун что-то забормотал, но огромный белый солдат нетерпеливо мотнул головой: быстрей, быстрей. Не помня себя, Каплу оказался в чреве чудовища. На огромной, как ему показалось, высоте. Чудовище немедленно помчалось вперед, и колдун зажмурился. Впереди стояла пальма, за которой он пытался укрыться.
Несомненно, он у Солнечного бога на хорошем счету. Чудище почему-то не врезалось в пальму. Когда колдун вновь открыл глаза, то увидел, как слева и справа со страшной скоростью уносится назад родная земля. Увидит ли он ее когда-нибудь? Вот в чем вопрос.
Кондратьев посматривал на колдуна и улыбался. Вот так налаживают дружбу народов. Мы тебя прокатим с ветерком, а ты нам — мангровый лес. И никакой ненависти.
Зато какой запах! Негр негру рознь. Колдун тридцати восьми лет пах не так, как семнадцатилетняя дочь вождя. Она пахла терпко, возбуждающе, словно настой кардамона, гвоздики и корицы на парном молоке.
В кабине «Урала» клубились чудовищные миазмы.
— Слушай, по-моему, от него разит рыбьими отбросами и…
— Помойным ведром, которое не выносили две недели, — прапорщик предложил более точную метафору. — Вась, ты хоть объясни ему, куда нам надо. Он вроде уже пообвыкся.
Под крышей мозга капитана произошла подготовительная работа, и он перешел на французский. Колдуна он решил величать не иначе как «мои шер ами», мой дорогой друг.
— Мой дорогой друг, не будете ли вы столь любезны указать мангровый лес? Мы хотим там пообедать и приглашаем вас разделить трапезу.
Вместо ответа колдун издал горловой булькающий звук и повалился на прапорщика. Тюкнулся головой в бицепс.
— Останови, Вась. Гребаный колдун сознание потерял. А может, вовсе коньки отбросил. Дай-ка я ему в глаза посмотрю…
А, пустяки. Это обморок. А побледнел как!
Зря говорят, что черные — люди второго сорта. Даже бледнеть умеют.
Кондратьев уже давил на тормоз:
— Ну и хлюпик нам попался! Не выдержал международного общения. Спиртягу доставай.
Десантники действовали быстро и слаженно, как на занятиях по оказанию первой медицинской помощи. Колдуна выволокли из кабины на молодую и оттого еще невысокую слоновую траву. Похлестали ладонями по раскрашенным щекам, пощекотали стебельком заскорузлые пятки.
Слазали в кузов. Кондратьев принес канистру с водой, стал брызгать в лицо. Оно не выражало никакой ненависти.
Прапорщик поднес к широченным коричневым губам флягу с разведенным спиртом.
Верное средство! Колдун глотнул раз, другой.
— Ну вот и глаза продрал. Ты ему, Вась, башку поддерживай, чтоб не захлебнулся…
— Как самочувствие, мой дорогой друг?
Колдун смотрел тупо. Лишь по быстро чернеющей коже можно было понять, что самочувствие резко улучшается.
— Дай-ка, Василий, я ему еще накатаю.
Сразу по-французски станет понимать.
От двух здоровенных глотков желтокарие глаза колдуна полезли из орбит. Он сбивчиво пролепетал:
— Мерси, мерси! Гран мерси, мсье…
Десантники с хохотом поставили Каплу на ноги. Похлопали по плечам. Свой в доску чувак. И выпить не дурак. И языками владеет.
Каплу переводил взгляд с одного русского на другого и пытался предугадать, что будет дальше. Он был уверен, что его решили убить. Почему? Ну, это просто. Он ведь сам задумал убийство русского командира. Чужестранцы разгадали замысел.
Закон прост: прав тот, кто убивает первым.
Победителей судить уже некому.
Дальше случилось самое страшное. Каплу вновь пригласили наверх. В чрево железного чудища. И они вновь помчались.
Все дальше и дальше от родных мест. Снова стали расспрашивать о мангровом лесе.
Спирт между тем делал свое дело. «Зачем так далеко меня увозить? Могли бы убить где-нибудь поближе к Губигу», — размышлял колдун.
— Вот! — воскликнул КЗшлу, едва показались очертания мангрового леса. — Это он, мсье.
Огромный «Урал» стал как вкопанный.
Переждав, пока уляжется столб пыли, приехавшие один за другим попрыгали из кабины.
— Первым делом осмотр экзотики, — скомандовал капитан. — Пойдем с нами, мой дорогой друг…
Они вступили в удушливый полумрак.
В царство вечной зелени и мощных испарений. На илистом берегу тропической реки росли странного вида невысокие деревья и кустарники.
— Гляди, Серега! — вскричал Кондратьев. — Вот они, дыхательные корни!
Они присели. Из ила близ стволов кустов и деревьев торчали своеобразные венички. Капитан выбрал кустик поменьше, ухватил рукой и дернул. Растение вместе с корнями повисло в воздухе. Остро запахло прелью, тиной, гниением.
— Пахучая страна Африка, — сказал, отшатываясь, прапорщик. — Кругом столько вони!
— Смотри сюда, Серега, — Кондратьев вертел куст и так и этак. — Вот это, видишь, ходульные корни. С их помощью мангровые растения укореняются в иле. Но в иле почти нет углекислого газа, которым дышат растения. Поэтому они высовывают из ила наружу дыхательные корни…
Колдун недоумевал. Иметь такие грозные железные чудовища, такие смертоносные огнестрельные палки, такие красивые одежды из неизвестных материалов — и торчать в спертом воздухе! Зачем? Будто никогда мангровых джунглей не видели.
Не дай Солнечный бог подхватить здесь банкрофтового струнца. Это страшный тропический паразит. Вмиг закупорит лимфатические сосуды. И человек в считанные дни превратится в страшилище. Едва ли не на глазах утолщится в несколько раз кожа, а под нею многократно разрастется подкожная клетчатка.
О Солнечный бог! Нашли банкрофтового струнца на белых пришельцев! Пусть их поразит слоновость, пусть они проведут остаток жизни в мучениях! Спаси и сохрани верного твоего колдуна Каплу!
Десантники повыдергивали мангровую растительность в радиусе добрых десяти метров. Вдоволь налюбовались дыхательными и ходульными корнями. Наконец, как следует провоняв илом, они двинулись к грузовику.
Пока прапорщик накрывал на траве стол, капитан Кондратьев связался по радио с ротой. Все без изменений. В штабах и резидентурах о Дагомее словно забыли.
Словно затишье перед бурей.
— Товарищ капитан, все готово!
— От молодец. Ну давай, Серега, по сотке! Давай, мои шер ами, и с тобой чокнемся… Как не будешь? Что значит не будешь?
Колдун поднял пластиковый стаканчик. Ямсовая самогонка куда лучше, но деваться некуда.
— Да ты закусывай, — широким жестом прапорщик обвел рукой плащ-палатку. — Не стесняйся.
Прежние страхи ворохнулись в голове колдуна. Он внимательно посмотрел на черные сухари и консервные банки с тушенкой. «Отравят!» — догадался Каплу и отчаянно замахал руками:
— Мерси, мсье. Гран мерси.
— Ну и хрен с тобой, черная харя, — сказал по-русски капитан и перевел: — Иди тогда погуляй.
Колдун с радостью отошел подальше от этих опасных людей. А опасные люди выпили еще по одной. И по третьей. Тридцатиградусная декабрьская прохлада размягчала мозги и сердца.
Опасные люди выпили по четвертой.
Доели тушенку, принялись за консервированного лосося.
— Не пойму, — сказал Иванов, — что мы с женой за люди такие? Пока порознь, друг по другу тоскуем. А как встретимся — любви на один час хватает. Скандалить начинаем. Из-за любой мелочи.
— Ты ж не скандалист, Серега. Я ж тебя шесть лет знаю. Каких только ситуаций не было… Давай еще по одной.
Прапорщик сходил к машине и принес еще флягу. Такие темно-зеленые железные фляги в матерчатом чехле весь мир знает.
Восемьсот граммов вмещается. Воды или водки — это когда как. Русские солдаты носят их подвешенными к ремню. Справа от ширинки.
— Что ж, выходит, жена у меня скандалистка? Она во всем виновата?
Прапорщику такой вариант не нравился. Не по-мужски это — валить всю вину на женщину.
— Слушай, Серега! А ты в торец ей дать не пробовал? — поинтересовался капитан. — Говорят, помогает. Говорят, после первого раза бабы потом как шелковые.
— Да не могу я, Вась. Рука не поднимается. Она ж хрупкая, нежная. Она ж моим детям мать! Ты вот свою Лену бил?
Капитан повесил голову. Ну и тема, черт ее дери. В памяти всплыло лицо жены. «Как тебе, мой любимый, служится? — спрашивали ee глаза. — Как с несовершеннолетней девчонкой спится, мой хороший?»
— Никогда и пальцем не тронул, — безразлично сказал Кондратьев. — Ты обеззараживающие таблетки не забыл? Давай водички попьем. Знойная тут у них зима, понимаешь.
Выпитый спирт тут же отфильтровывался кожей: друзья бешено потели. Они прикончили вторую флягу, и прапорщик тут же принес третью. Они возлежали на плащ-палатке в позе римских патрициев.
В тени грузовика.
Ротный старшина начал позевывать.
Капитан предложил ему «беломорину», но и это не помогло. Пора было трогаться в обратный путь. Пикник удался на славу.
— Эй, Каплу, — позвал капитан. — Где ты, мой дорогой друг? Ау!
Кондратьев стал на четвереньки. Медленно выпрямился. Поозирался в поисках «дорогого друга». Колдуна нигде не было.
Заглянул под машину. Туда, впрочем, черного заклинателя сахарной головой не заманишь.
Капитан бросил взгляд на старшину роты. Тот находился в позе нормального советского мужика. То есть на спине.
И храпел.
Словно после обеда где-нибудь в селе Кукуеве. Над этой идиллией сильно не хватало репродуктора с передачей «В рабочий полдень».
Однако рука прапорщика под плащ-палаткой лежала на незаметном «АКСУ» — автомате Калашникова со складным прикладом и укороченным стволом.
От жары и спирта Кондратьева переполнила слезливая гордость. От профессионал. От черт. Настоящий десантник. Ему стало жаль будить Серегу.
Вдоль реки шумел сурово мангровый лес. Кажется, небо начинало хмуриться.
На холмистой равнине с редкими пальмами колдуну укрыться было бы сложно.
"Неужели черномазый решил самостоятельно дойти до Губигу? — рассуждал про себя Кондратьев. — Это не так уж близко.
По спидометру двадцать километров. Но таким образом колдун избежит поездки в страшном звере…"
Капитан закинул автомат на спину и, пошатываясь, побрел в мангровые заросли. Либо колдун каким-то чудом успел слинять, либо он здесь. Изучает корни — дыхательные и ходульные.
«Нехорошо нам с Серегой уехать, бросив человека, — размышлял капитан. — Мы ж его насильно сюда привезли…»
По мере приближения к воде заросли становились все гуще. Скоро капитану пришлось буквально продираться, ломая уникальные растения и топча верхние корешки. Ноги разъезжались на черном скользком иле.
Иногда капитан вдруг останавливался.
Прислушивался — как учили. И продолжал путь. Почва делалась все более топкой.
Вязкой. Хватающей за ноги.
Вот и река. Стремительный зеленый поток, который забавлялся с лучами предзакатного солнца. Преломлял их, отражал, смешивал. Но не пускал внутрь.
Пот лил градом. В легких клокотало.
Легким не хватало кислорода. Назвать воздухом ту субстанцию, которой приходится дышать в мангровом лесу, можно лишь с большой натяжкой.
«Чертов колдун! Из-за тебя весь кайф обломал! — Кондратьев постепенно приходил в ярость. — Сбежал, сучий потрох!»
С минуту капитан постоял, переводя дух. Скорее назад. Не хватало еще рухнуть от кислородного голодания.
Выдирая ботинки из ила, Кондратьев отправился обратно. По собственным следам. Как бы по просеке. Идти было легче, но сил оставалось все меньше.
«Обратный путь был бы короче, если б ты так далеко не забежал», — вспомнил он читанную у какого-то классика фразу, но имени автора память так и не выудила.
«Обратный путь был бы короче, обратный путь был бы короче, обратный путь был бы короче», — крутился в голове обрывок.
На мгновение капитан замер, как он это делал время от времени. Позади раздался шорох. И резко оборвался. Змеи, насколько помнил капитан, передвигаются бесшумно.
Не оборачиваться! Он продолжил было движение в прежнем ритме… «Не слышны в саду даже шорохи». И сделал два гигантских прыжка вперед. Глянул назад.
Зрелище будь здоров. Вот так засада. На капитана Кондратьева несся здоровенный блестящий нож в черной руке. Остальное рассматривать было некогда. Изо всех сил капитан оттолкнулся от земли, чтобы отпрыгнуть в сторону.
Если б это была нормальная человеческая земля! На иле Кондратьев поскользнулся. Взмахнул руками. И загремел спиной вниз. Прямо на автомат.
Слава Богу, он потерял равновесие не на льду или бетоне. Мангровые заросли самортизировали. Позвоночник цел. Кондратьев подтянул колени к подбородку.
В следующий миг он увидел пикирующего сверху негра с ножом. Каплу! Колдун явно целил в шею, но в принципе готов был раскроить вообще все, что подвернется под руку.
Капитан резко выпрямил ноги. Оба десантных ботинка дружно впечатались в мускулистый торс. Этим черномазым очень идет русская рифленка.
Настал черед колдуна взмахивать руками и падать навзничь. Колдун улетел в густые заросли. Кондратьев уже был на ногах.
Однако Каплу не дал ни снять автомат, ни выхватить штык-нож. Кондратьев подивился его прыти. Ни секунды Каплу не провел на земле.
А оттолкнулся всей спиной от упругих растений и с рычанием бросился в новую атаку.
— Во сучий потрох! — капитан отпрянул.
Взмах ножа, другой, третий… С бешеной страстью колдун иссекал субстанцию, которая в мангровых лесах заменяет воздух. Капитан едва уворачивался. И речи не было о том, чтобы улучить миг и перехватить руку с ножом.
Во всем спиртяга виноват. Расслабился.
В одиночку пойти в лес с автоматом в походном положении — грубая ошибка.
Скачи теперь как макака.
«Главное — вновь не поскользнуться, — подумал капитан и решил исключить удары ногами. — Хорошо еще, тренировали некогда рукопашный бой с автоматом на спине».
— Лови, черная задница! — крикнул он и выбросил левую руку в направлении ножа.
Колдун немедленно бросился кромсать одну из конечностей ненавистного чужестранца. Совратителя его любимой Зуби.
В этот миг и раздался чавкающий звук.
Правый кулак капитана дотянулся до широкой черной скулы. Едва достал. Поэтому удар не был сокрушительным.
Каплу устоял на ногах, лишь чуть отшатнулся. Этого было достаточно.
В следующий миг две белые руки сомкнулись на черной и так ее крутанули, что нож улетел далеко в заросли, а колдун испустил душераздирающий вопль.
Уфф. Наконец можно перевести дух.
Что теперь прикажете делать с этим гавриком? Пристрелить?
Известие о смерти черного колдуна от рук советского офицера привлечет такой интерес, что в штабах, центрах и резидентурах спутаются все карты. В затишье перед бурей нужно быть тише воды ниже травы. Нет, пристрелить точно нельзя.
Да и за что, собственно? Уважаемого человека племени насильно запихнули в машину, а по дороге отпаивали спиртом. От такого обращения у бедняги шарики заехали за ролики. С ножом на командира десанта напал! Колдуны все и без того «чеканутые», как объяснял психиатр на занятиях.
С этими мыслями Кондратьев ослабил хватку. Развернул Каплу перед собой. Лицом к лицу. Вид у колдуна был неважный.
Он еще продолжал ненавидеть, но уже очень боялся.
Капитан сказал:
— Пардон, мои шер ами.
— Ча-чах! — раздался в лесу звук двойного удара.
Все тем же правым кулаком капитан своротил колдуну челюсть. А следом крепкий десантный глинодав врезался в место, прикрытое набедренной повязкой. Которую точнее называть напаховой.
После этих процедур несчастный Каплу не издал ни звука. Его тело взмыло над полем брани, но ненадолго и невысоко.
Шмякнулось в истоптанный черный ил.
Капитан поискал нож. Страшная железяка мирно лежала среди дыхательных корней мангрового куста.
Капитан поднял оружие, которым его только что пытались прирезать. Трофей.
Сувенир.
Тяжело дыша, Кондратьев прочел выгравированную на лезвии надпись по-французски: «A la guerre comme a la guerre». А ля гер ком а ля гер.
На войне как на войне.
8
Здесь днем не поработаешь. И не отдохнешь. Днем такое пекло, что остается только лежать в тени. Желательно в это время ни о чем не думать.
Жители жарких стран владеют этим искусством в совершенстве. Они готовы не думать и в оставшееся время суток: утром, вечером и ночью. Они согласны на вечную сиесту. Поэтому жаркие страны такие бедные и отсталые.
Даже дочери вождей трудятся в жарких странах наравне с простолюдинами. Это, конечно, безобразие. Кондратьев увидел свою восхитительную Зуби с огромной плетеной корзиной в руках.
Девушка доставала оттуда клубни мелкого ямса и сажала их в борозду. Тем же занимались на поле другие женщины. Колдуна видно не было. Он свое дело сделал.
Если колдун станет за сохой ходить, кто будет дождь вызывать?
Зуби радостно подбежала, едва заметив Кондратьева. Они условились встретиться там же, где были накануне: в цветном хлопчатнике.
Капитан так и не добился толку, пытаясь узнать у девушки, участвовала ли она в ночной оргии. Ей явно недоставало французских слов.
Колдун повстречался Кондратьеву на обратном пути. Он стоял лицом к палаточному лагерю с закрытыми глазами, раскачивался и рассыпал колокольчики слов своей родной речи.
Грязь, в которую ливень превратил землю, еще не высохла как следует. Ботинки Кондратьева громко чавкали. Колдун обернулся.
Кашгу затрясся, будто схватился за двести двадцать вольт. Вот человек, который украл у него любовь! Он должен умереть.
Неотрывно глядя в глаза капитану, Каплу принялся выкрикивать заклинания.
Сперва главные, затем средние и, наконец, малые. Руки колдуна выписывали при этом в воздухе непонятные фигуры.
Кондратьев ждал, чем кончится словоизвержение. Было любопытно: отчего местный колдун так его невзлюбил? В других африканских странах колдуны не проявляли к нему особой неприязни. Во всяком случае, не больше, чем ко всем белым.
«Колдуны у негритосов самые расисты, — снисходительно подумал капитан. — Это оттого, что белые несут цивилизацию, а в ней колдунам попросту нет места».
Заклинания передавались устно из поколения в поколение с доисторической эпохи. В народе фон считали, что этим заклинаниям научил некогда первого колдуна сам Солнечный бог.
Во времена, когда люди лично встречались с богами, никаких русских и вообще славян еще не было. Тогдашнее уголовное право не знало полутонов. Человек мог быть либо невиновен, либо виновен. Никакой частичной ответственности. Если невиновен — можешь жить дальше. Если виновен — смерть. В первобытных условиях инвалид почти сразу погибал. Поэтому, кроме жизни и смерти, других вердиктов суды не выносили.
Промежуточные наказания появились позднее, когда общество научилось содержать инвалидов. Недостаточно виновному человеку сохраняли жизнь, но отрубали какой-нибудь орган — ухо, язык, палец, ногу, руку… Или выкалывали глаз. Порой выкалывали оба глаза. Отрубали обе руки или обе ноги.
Эти мягкие, гуманные наказания существуют по сей день в Ираке, Ливии и некоторых других исламских государствах. К сожалению, с ними совершенно незнакомы отсталые черные жители африканских деревень.
Колдун Каплу не был кровожаднее других колдунов. Просто, с его точки зрения, капитан Кондратьев был виновен. Следовательно, должен был лишиться жизни.
Другого способа искупить вину колдун не знал.
Кондратьеву надоело ждать, пока прозвучат все известные Каплу проклятия. Он отодвинул колдуна рукой с тропы и зашагал дальше, твердо решив попытаться узнать, в чем тут дело.
Назавтра все осталось без изменений.
Возможно, резиденты продолжали нежиться на теплом даже в декабре берегу Сиамского залива.
Возможно, в эти минуты они уже обсуждали ситуацию в соседних Гане или Нигерии, но до Дагомеи дело так и не дошло.
Рота изнывала. Солдаты не прочь были порезвиться с черными девушками, но могли делать это лишь тайком. Кондратьев решительно пресекал все попытки сближения с туземками.
«Что позволено Юпитеру, не позволено быку, — повторял он любимую поговорку. — Этим гаврикам только дай волю. Расползутся с девками в радиусе десяти километров. Роту потом и за час не соберешь».
Сам Кондратьев, однако, пребывал в прекрасном расположении духа. Кошмары позапрошлой ночи отступили. Вчерашние проклятия колдуна явно не действовали на крепких парней в пятнистом хаки.
А главное — вечерние полтора часа с любвеобильной юной дочерью вождя. Вот приз, который, как надеялся капитан, будет ждать его в конце каждого дня, проведенного близ Губигу. Ради такой девочки можно потерпеть и мириады мух, и жару, и тропические ливни.
Он заглянул в палатку старшины роты.
Иванов лежал на спальнике и в сорок четвертый раз читал газету «Красная звезда» за 16 сентября 1971 года.
— Ну, ты, Серега, даешь. Приехал в Африку газетки читать?
— Товарищ капитан! — прапорщик вскочил.
— Ладно, давай без формальностей. Мы ж вдвоем.
— Скучно, Вась. Все, что на «Уралах» поступило, я оприходовал. Даже таблетками для очистки воды научил ребят пользоваться.
— Да этой газете уже три месяца! Ты ж ее наизусть знаешь, — с этими словами Кондратьев протянул руку, но прапорщик спрятал газету за спину. — Ладно, не трусь, не отберу. Давай-ка, дружище, знаешь куда махнем?
— Не знаю, — честно признался Иванов. — По-моему, никуда в этой глуши не махнешь.
— Ты про мангровые леса слыхал?
— Вы что, это в училище ВДВ проходили? — спросил уязвленный прапорщик. — Я, как ты знаешь, образованием не отягощен. Четыре класса церковно-приходской школы и копец. Все образование.
— Да брось ты обижаться, Серега.
Я сам мангровый лес ни разу не видел. Ну, на курсах по выживанию что-то нам говорили, конечно. Так ты эти курсы тоже слушал.
— Но этого я совершенно не запомнил.
То есть название действительно знакомое, а что оно обозначает — понятия не имею.
— Короче. Поехали. Устроим пикник.
Здесь у них недалеко очень редкий мангровый лес. Обычно такие леса растут по илистым берегам океанов. Или в устьях тропических рек. А этот вырос на берегу здешней… как ее… Вёме… Немо… Тьфу, опять забыл! В общем, взял и вырос в сотне километров от устья. Давай собирайся. Выпьем, закусим. На "Урале” туда минут двадцать езды. Или сорок. Этих местных не так легко понять.
Кондратьев утаил, что узнал о мангровом лесе от Зуби. В отличие от большинства мужчин он считал недостойным рассказывать о своих амурных делах. Иванов в свою очередь об этом знал и что-либо выведать не пытался. Его сразило другое:
— Как, без проводника?!
Грубейшее нарушение инструкции — в незнакомой местности отправляться вдвоем на пикник с выпивкой, притом без туземца.
— Еще чего! Ты за кого меня принимаешь, мон шер! — вскричал капитан и хлопнул «мои шера» по плечу. — У нас будет отличный проводник. Собственно, больше и брать некого. Народ в поле. А колдун второй день рядом с палатками сшивается.
Вот его, бездельника, и посадишь в машину. В кабине как раз три места.
Наконец идея овладела массами. Иванов воодушевился. Пора разогнать тоску.
— Есть, товарищ капитан, — приговаривал он, занимаясь чертовой шнуровкой, — все будет вери гуд…
Десантник, если не перечитывает со скуки старые газеты, знает два состояния.
Постановка задачи. И ее выполнение.
Спустя полчаса «Урал» неистово заревел и рванул в сторону деревни Губигу. За рулем сидел командир роты.
Десантный офицер должен водить все.
От мотоцикла до вертолета. И практиковаться при всяком удобном случае. Само собой, что прежде надо уметь стрелять из любого оружия.
После Большого дождя было сухо: сезон дождей медлил с окончательным наступлением. Поэтому колдун Каплу увидел сперва несущийся на него густой столб пыли, а уже потом разобрал грузовик. Раскрашенный в точности как одежда десантников.
Каплу отошел за пальму. Он и мысли не допускал, что ревущее железное чудовище направляется не к деревне, а именно к нему самому.
Кондратьев затормозил так, как учили на курсах спецвождения. «Урал» развернуло на 90 градусов. Его высокий щелястый капот уставился на пальму, за которой стоял колдун, как указатель: вот тот, кто нас не любит.
Каплу покрылся липким потом. Дальнейшее он видел словно в полусне. Слева распахнулась железная дверь. Оттуда спрыгнул здоровенный белый человек и огромными прыжками понесся на колдуна. Колдун закрыл глаза. «Солнечный бог, спаси и сохрани!» — взмолился он про себя.
Бог, видимо, что-то расслышал. Прошла секунда, другая, третья, а Каплу все еще был жив. Он приоткрыл глаза. Здоровенный солдат стоял перед ним с изучающим видом.
Увидав, что приступ самого острого страха позади, Иванов ткнул пальцем колдуну в грудь, затем указал на железное чудище. Давай-ка, мол, полезай.
Колдун что-то забормотал, но огромный белый солдат нетерпеливо мотнул головой: быстрей, быстрей. Не помня себя, Каплу оказался в чреве чудовища. На огромной, как ему показалось, высоте. Чудовище немедленно помчалось вперед, и колдун зажмурился. Впереди стояла пальма, за которой он пытался укрыться.
Несомненно, он у Солнечного бога на хорошем счету. Чудище почему-то не врезалось в пальму. Когда колдун вновь открыл глаза, то увидел, как слева и справа со страшной скоростью уносится назад родная земля. Увидит ли он ее когда-нибудь? Вот в чем вопрос.
Кондратьев посматривал на колдуна и улыбался. Вот так налаживают дружбу народов. Мы тебя прокатим с ветерком, а ты нам — мангровый лес. И никакой ненависти.
Зато какой запах! Негр негру рознь. Колдун тридцати восьми лет пах не так, как семнадцатилетняя дочь вождя. Она пахла терпко, возбуждающе, словно настой кардамона, гвоздики и корицы на парном молоке.
В кабине «Урала» клубились чудовищные миазмы.
— Слушай, по-моему, от него разит рыбьими отбросами и…
— Помойным ведром, которое не выносили две недели, — прапорщик предложил более точную метафору. — Вась, ты хоть объясни ему, куда нам надо. Он вроде уже пообвыкся.
Под крышей мозга капитана произошла подготовительная работа, и он перешел на французский. Колдуна он решил величать не иначе как «мои шер ами», мой дорогой друг.
— Мой дорогой друг, не будете ли вы столь любезны указать мангровый лес? Мы хотим там пообедать и приглашаем вас разделить трапезу.
Вместо ответа колдун издал горловой булькающий звук и повалился на прапорщика. Тюкнулся головой в бицепс.
— Останови, Вась. Гребаный колдун сознание потерял. А может, вовсе коньки отбросил. Дай-ка я ему в глаза посмотрю…
А, пустяки. Это обморок. А побледнел как!
Зря говорят, что черные — люди второго сорта. Даже бледнеть умеют.
Кондратьев уже давил на тормоз:
— Ну и хлюпик нам попался! Не выдержал международного общения. Спиртягу доставай.
Десантники действовали быстро и слаженно, как на занятиях по оказанию первой медицинской помощи. Колдуна выволокли из кабины на молодую и оттого еще невысокую слоновую траву. Похлестали ладонями по раскрашенным щекам, пощекотали стебельком заскорузлые пятки.
Слазали в кузов. Кондратьев принес канистру с водой, стал брызгать в лицо. Оно не выражало никакой ненависти.
Прапорщик поднес к широченным коричневым губам флягу с разведенным спиртом.
Верное средство! Колдун глотнул раз, другой.
— Ну вот и глаза продрал. Ты ему, Вась, башку поддерживай, чтоб не захлебнулся…
— Как самочувствие, мой дорогой друг?
Колдун смотрел тупо. Лишь по быстро чернеющей коже можно было понять, что самочувствие резко улучшается.
— Дай-ка, Василий, я ему еще накатаю.
Сразу по-французски станет понимать.
От двух здоровенных глотков желтокарие глаза колдуна полезли из орбит. Он сбивчиво пролепетал:
— Мерси, мерси! Гран мерси, мсье…
Десантники с хохотом поставили Каплу на ноги. Похлопали по плечам. Свой в доску чувак. И выпить не дурак. И языками владеет.
Каплу переводил взгляд с одного русского на другого и пытался предугадать, что будет дальше. Он был уверен, что его решили убить. Почему? Ну, это просто. Он ведь сам задумал убийство русского командира. Чужестранцы разгадали замысел.
Закон прост: прав тот, кто убивает первым.
Победителей судить уже некому.
Дальше случилось самое страшное. Каплу вновь пригласили наверх. В чрево железного чудища. И они вновь помчались.
Все дальше и дальше от родных мест. Снова стали расспрашивать о мангровом лесе.
Спирт между тем делал свое дело. «Зачем так далеко меня увозить? Могли бы убить где-нибудь поближе к Губигу», — размышлял колдун.
— Вот! — воскликнул КЗшлу, едва показались очертания мангрового леса. — Это он, мсье.
Огромный «Урал» стал как вкопанный.
Переждав, пока уляжется столб пыли, приехавшие один за другим попрыгали из кабины.
— Первым делом осмотр экзотики, — скомандовал капитан. — Пойдем с нами, мой дорогой друг…
Они вступили в удушливый полумрак.
В царство вечной зелени и мощных испарений. На илистом берегу тропической реки росли странного вида невысокие деревья и кустарники.
— Гляди, Серега! — вскричал Кондратьев. — Вот они, дыхательные корни!
Они присели. Из ила близ стволов кустов и деревьев торчали своеобразные венички. Капитан выбрал кустик поменьше, ухватил рукой и дернул. Растение вместе с корнями повисло в воздухе. Остро запахло прелью, тиной, гниением.
— Пахучая страна Африка, — сказал, отшатываясь, прапорщик. — Кругом столько вони!
— Смотри сюда, Серега, — Кондратьев вертел куст и так и этак. — Вот это, видишь, ходульные корни. С их помощью мангровые растения укореняются в иле. Но в иле почти нет углекислого газа, которым дышат растения. Поэтому они высовывают из ила наружу дыхательные корни…
Колдун недоумевал. Иметь такие грозные железные чудовища, такие смертоносные огнестрельные палки, такие красивые одежды из неизвестных материалов — и торчать в спертом воздухе! Зачем? Будто никогда мангровых джунглей не видели.
Не дай Солнечный бог подхватить здесь банкрофтового струнца. Это страшный тропический паразит. Вмиг закупорит лимфатические сосуды. И человек в считанные дни превратится в страшилище. Едва ли не на глазах утолщится в несколько раз кожа, а под нею многократно разрастется подкожная клетчатка.
О Солнечный бог! Нашли банкрофтового струнца на белых пришельцев! Пусть их поразит слоновость, пусть они проведут остаток жизни в мучениях! Спаси и сохрани верного твоего колдуна Каплу!
Десантники повыдергивали мангровую растительность в радиусе добрых десяти метров. Вдоволь налюбовались дыхательными и ходульными корнями. Наконец, как следует провоняв илом, они двинулись к грузовику.
Пока прапорщик накрывал на траве стол, капитан Кондратьев связался по радио с ротой. Все без изменений. В штабах и резидентурах о Дагомее словно забыли.
Словно затишье перед бурей.
— Товарищ капитан, все готово!
— От молодец. Ну давай, Серега, по сотке! Давай, мои шер ами, и с тобой чокнемся… Как не будешь? Что значит не будешь?
Колдун поднял пластиковый стаканчик. Ямсовая самогонка куда лучше, но деваться некуда.
— Да ты закусывай, — широким жестом прапорщик обвел рукой плащ-палатку. — Не стесняйся.
Прежние страхи ворохнулись в голове колдуна. Он внимательно посмотрел на черные сухари и консервные банки с тушенкой. «Отравят!» — догадался Каплу и отчаянно замахал руками:
— Мерси, мсье. Гран мерси.
— Ну и хрен с тобой, черная харя, — сказал по-русски капитан и перевел: — Иди тогда погуляй.
Колдун с радостью отошел подальше от этих опасных людей. А опасные люди выпили еще по одной. И по третьей. Тридцатиградусная декабрьская прохлада размягчала мозги и сердца.
Опасные люди выпили по четвертой.
Доели тушенку, принялись за консервированного лосося.
— Не пойму, — сказал Иванов, — что мы с женой за люди такие? Пока порознь, друг по другу тоскуем. А как встретимся — любви на один час хватает. Скандалить начинаем. Из-за любой мелочи.
— Ты ж не скандалист, Серега. Я ж тебя шесть лет знаю. Каких только ситуаций не было… Давай еще по одной.
Прапорщик сходил к машине и принес еще флягу. Такие темно-зеленые железные фляги в матерчатом чехле весь мир знает.
Восемьсот граммов вмещается. Воды или водки — это когда как. Русские солдаты носят их подвешенными к ремню. Справа от ширинки.
— Что ж, выходит, жена у меня скандалистка? Она во всем виновата?
Прапорщику такой вариант не нравился. Не по-мужски это — валить всю вину на женщину.
— Слушай, Серега! А ты в торец ей дать не пробовал? — поинтересовался капитан. — Говорят, помогает. Говорят, после первого раза бабы потом как шелковые.
— Да не могу я, Вась. Рука не поднимается. Она ж хрупкая, нежная. Она ж моим детям мать! Ты вот свою Лену бил?
Капитан повесил голову. Ну и тема, черт ее дери. В памяти всплыло лицо жены. «Как тебе, мой любимый, служится? — спрашивали ee глаза. — Как с несовершеннолетней девчонкой спится, мой хороший?»
— Никогда и пальцем не тронул, — безразлично сказал Кондратьев. — Ты обеззараживающие таблетки не забыл? Давай водички попьем. Знойная тут у них зима, понимаешь.
Выпитый спирт тут же отфильтровывался кожей: друзья бешено потели. Они прикончили вторую флягу, и прапорщик тут же принес третью. Они возлежали на плащ-палатке в позе римских патрициев.
В тени грузовика.
Ротный старшина начал позевывать.
Капитан предложил ему «беломорину», но и это не помогло. Пора было трогаться в обратный путь. Пикник удался на славу.
— Эй, Каплу, — позвал капитан. — Где ты, мой дорогой друг? Ау!
Кондратьев стал на четвереньки. Медленно выпрямился. Поозирался в поисках «дорогого друга». Колдуна нигде не было.
Заглянул под машину. Туда, впрочем, черного заклинателя сахарной головой не заманишь.
Капитан бросил взгляд на старшину роты. Тот находился в позе нормального советского мужика. То есть на спине.
И храпел.
Словно после обеда где-нибудь в селе Кукуеве. Над этой идиллией сильно не хватало репродуктора с передачей «В рабочий полдень».
Однако рука прапорщика под плащ-палаткой лежала на незаметном «АКСУ» — автомате Калашникова со складным прикладом и укороченным стволом.
От жары и спирта Кондратьева переполнила слезливая гордость. От профессионал. От черт. Настоящий десантник. Ему стало жаль будить Серегу.
Вдоль реки шумел сурово мангровый лес. Кажется, небо начинало хмуриться.
На холмистой равнине с редкими пальмами колдуну укрыться было бы сложно.
"Неужели черномазый решил самостоятельно дойти до Губигу? — рассуждал про себя Кондратьев. — Это не так уж близко.
По спидометру двадцать километров. Но таким образом колдун избежит поездки в страшном звере…"
Капитан закинул автомат на спину и, пошатываясь, побрел в мангровые заросли. Либо колдун каким-то чудом успел слинять, либо он здесь. Изучает корни — дыхательные и ходульные.
«Нехорошо нам с Серегой уехать, бросив человека, — размышлял капитан. — Мы ж его насильно сюда привезли…»
По мере приближения к воде заросли становились все гуще. Скоро капитану пришлось буквально продираться, ломая уникальные растения и топча верхние корешки. Ноги разъезжались на черном скользком иле.
Иногда капитан вдруг останавливался.
Прислушивался — как учили. И продолжал путь. Почва делалась все более топкой.
Вязкой. Хватающей за ноги.
Вот и река. Стремительный зеленый поток, который забавлялся с лучами предзакатного солнца. Преломлял их, отражал, смешивал. Но не пускал внутрь.
Пот лил градом. В легких клокотало.
Легким не хватало кислорода. Назвать воздухом ту субстанцию, которой приходится дышать в мангровом лесу, можно лишь с большой натяжкой.
«Чертов колдун! Из-за тебя весь кайф обломал! — Кондратьев постепенно приходил в ярость. — Сбежал, сучий потрох!»
С минуту капитан постоял, переводя дух. Скорее назад. Не хватало еще рухнуть от кислородного голодания.
Выдирая ботинки из ила, Кондратьев отправился обратно. По собственным следам. Как бы по просеке. Идти было легче, но сил оставалось все меньше.
«Обратный путь был бы короче, если б ты так далеко не забежал», — вспомнил он читанную у какого-то классика фразу, но имени автора память так и не выудила.
«Обратный путь был бы короче, обратный путь был бы короче, обратный путь был бы короче», — крутился в голове обрывок.
На мгновение капитан замер, как он это делал время от времени. Позади раздался шорох. И резко оборвался. Змеи, насколько помнил капитан, передвигаются бесшумно.
Не оборачиваться! Он продолжил было движение в прежнем ритме… «Не слышны в саду даже шорохи». И сделал два гигантских прыжка вперед. Глянул назад.
Зрелище будь здоров. Вот так засада. На капитана Кондратьева несся здоровенный блестящий нож в черной руке. Остальное рассматривать было некогда. Изо всех сил капитан оттолкнулся от земли, чтобы отпрыгнуть в сторону.
Если б это была нормальная человеческая земля! На иле Кондратьев поскользнулся. Взмахнул руками. И загремел спиной вниз. Прямо на автомат.
Слава Богу, он потерял равновесие не на льду или бетоне. Мангровые заросли самортизировали. Позвоночник цел. Кондратьев подтянул колени к подбородку.
В следующий миг он увидел пикирующего сверху негра с ножом. Каплу! Колдун явно целил в шею, но в принципе готов был раскроить вообще все, что подвернется под руку.
Капитан резко выпрямил ноги. Оба десантных ботинка дружно впечатались в мускулистый торс. Этим черномазым очень идет русская рифленка.
Настал черед колдуна взмахивать руками и падать навзничь. Колдун улетел в густые заросли. Кондратьев уже был на ногах.
Однако Каплу не дал ни снять автомат, ни выхватить штык-нож. Кондратьев подивился его прыти. Ни секунды Каплу не провел на земле.
А оттолкнулся всей спиной от упругих растений и с рычанием бросился в новую атаку.
— Во сучий потрох! — капитан отпрянул.
Взмах ножа, другой, третий… С бешеной страстью колдун иссекал субстанцию, которая в мангровых лесах заменяет воздух. Капитан едва уворачивался. И речи не было о том, чтобы улучить миг и перехватить руку с ножом.
Во всем спиртяга виноват. Расслабился.
В одиночку пойти в лес с автоматом в походном положении — грубая ошибка.
Скачи теперь как макака.
«Главное — вновь не поскользнуться, — подумал капитан и решил исключить удары ногами. — Хорошо еще, тренировали некогда рукопашный бой с автоматом на спине».
— Лови, черная задница! — крикнул он и выбросил левую руку в направлении ножа.
Колдун немедленно бросился кромсать одну из конечностей ненавистного чужестранца. Совратителя его любимой Зуби.
В этот миг и раздался чавкающий звук.
Правый кулак капитана дотянулся до широкой черной скулы. Едва достал. Поэтому удар не был сокрушительным.
Каплу устоял на ногах, лишь чуть отшатнулся. Этого было достаточно.
В следующий миг две белые руки сомкнулись на черной и так ее крутанули, что нож улетел далеко в заросли, а колдун испустил душераздирающий вопль.
Уфф. Наконец можно перевести дух.
Что теперь прикажете делать с этим гавриком? Пристрелить?
Известие о смерти черного колдуна от рук советского офицера привлечет такой интерес, что в штабах, центрах и резидентурах спутаются все карты. В затишье перед бурей нужно быть тише воды ниже травы. Нет, пристрелить точно нельзя.
Да и за что, собственно? Уважаемого человека племени насильно запихнули в машину, а по дороге отпаивали спиртом. От такого обращения у бедняги шарики заехали за ролики. С ножом на командира десанта напал! Колдуны все и без того «чеканутые», как объяснял психиатр на занятиях.
С этими мыслями Кондратьев ослабил хватку. Развернул Каплу перед собой. Лицом к лицу. Вид у колдуна был неважный.
Он еще продолжал ненавидеть, но уже очень боялся.
Капитан сказал:
— Пардон, мои шер ами.
— Ча-чах! — раздался в лесу звук двойного удара.
Все тем же правым кулаком капитан своротил колдуну челюсть. А следом крепкий десантный глинодав врезался в место, прикрытое набедренной повязкой. Которую точнее называть напаховой.
После этих процедур несчастный Каплу не издал ни звука. Его тело взмыло над полем брани, но ненадолго и невысоко.
Шмякнулось в истоптанный черный ил.
Капитан поискал нож. Страшная железяка мирно лежала среди дыхательных корней мангрового куста.
Капитан поднял оружие, которым его только что пытались прирезать. Трофей.
Сувенир.
Тяжело дыша, Кондратьев прочел выгравированную на лезвии надпись по-французски: «A la guerre comme a la guerre». А ля гер ком а ля гер.
На войне как на войне.
8
Американский и советский генералы загорели дочерна. Каждый день прибегали они по утрам на пляж во главе своих резидентур, словно капитаны двух спортивных сборных. Женщины всего света с нескрываемым интересом наблюдали за мускулистыми подтянутыми красавцами.
А те шумной гурьбой вбегали в воды Сиамского залива и долго плавали мужественным стилем кроль. Дальше всех заплывали сами резиденты. Их светловолосые головы торчали из-за оградительных буев.
Не смея приблизиться, из лодок наблюдали за смельчаками узкоглазые скуластые спасатели.
А те шумной гурьбой вбегали в воды Сиамского залива и долго плавали мужественным стилем кроль. Дальше всех заплывали сами резиденты. Их светловолосые головы торчали из-за оградительных буев.
Не смея приблизиться, из лодок наблюдали за смельчаками узкоглазые скуластые спасатели.