Страница:
С освещенного «Бродвея» мы свернули в тёмные улочки с одноэтажными домами и через пять минут оказались рядом с домом, откуда доносились звуки гармони.
– Здесь дядя Потап живет, – сказала Даша.
По дороге она успела про него немного рассказать. Потап Потапыч Баранов был потомственным околотчиком, при советской власти получил орден «Знак Почета». За сезон околачивал до двухсот грушевых стволов, среди них диаметом до 25 сантиметров, что особенно было важно. Не у всякого околотчика находился инструмент на такое мощное дерево.
– И ещё он лучший гармонист в Баранове…
Открыла нам женщина лет сорока – живая, крепкая и смуглая, с чёртиками в глазах.
– О, кто к нам пришел! Какие люди! – она заключила Дашу в объятия, подала мне руку. – Оксана.
В избе было полно вышитых полотенец, развешанных по стенам, и клеток с канарейками. Последних было не менее семи. Все они уже были накрыты на ночь шелковыми платками.
Посреди избы на табуретке сидел хозяин в рубахе навыпуск, галифе и сапогах. Он самозабвенно играл на гармони, прикрыв глаза, склонив голову набок и почти уложив ее на инструмент. Заметил он нас лишь когда доиграл пьесу. Это был вальс «На сопках Манчжурии».
Он был заметно старше жены, ему явно было за пятьдесят.
Он тоже расцеловался с Дашей, пожал мне руку. Рукопожатие было крепким.
– Оксана, накрывай на стол! Гостей принимать будем.
Оксана засуетилась, и мигом на белой скатерти появилось всё, что нужно: штоф водки, хрустальные гранёные рюмки, домашние закуски – огурчики, капуста, грибы и, конечно, груши всех видов – соленые, моченые, маринованные и сухие.
Мы выпили, поговорили немного о том, зачем мы здесь (ну, туристы, понятно), а потом хозяин вновь продел руку в ремень гармони.
Он вывел первую музыкальную фразу и запел:
Хозяйка ободряюще кивнула мне, я осмелел и запел громче, чувствуя, что у меня получается – и мелодию, и слова я пою правильно.
Собственно, иначе и не могло быть. Родное не забывается.
Потап скинул ремень, отставил гармонь в сторону.
– Уважил, Алексей Данилович! Выпьем!
И мы выпили, потом ещё, и снова запели. Короче говоря, мы с Дашей добрались к своим заполночь. Даша водки не пила, конечно, зато Оксана была с мужчинами на равных, ничто ее не брало. Потап же к концу вечера устал, говорил не очень связно, но с большим чувством. Все хотел что-то выговорить важное, но не получалось.
Оксана собрала нам своих солений и даже проводила до калитки нашего дома. Она совсем развеселилась, пела частушки, пугая ночных собак, потом вдруг сникла, прощаясь, заглянула мне в глаза как-то жалобно.
– Пойду я домой, спасибо вам. Муж ждёт… – вздохнула она и непонятно к чему добавила, усмехнувшись: – Муж наелся груш…
Васюта нам открыл полусонный, в одних трусах. Я пожелал молодежи спокойной ночи и нетвёрдым шагом проследовал к себе наверх. Там, на просторном чердаке дома я ещё днём соорудил себе постель. Молодёжь внизу разместилась в маленьких светелках по трём сторонам избы.
Заснул как убитый. Тишина в городке была мертвая, «воздух чист, прозрачен и свеж», как учили мы наизусть в школе.
Утром я почуял, что вчера между Васютой и Лизой что-то произошло, пока мы с Дашей пели советские и русские песни. Это чувствовалось по тому, как неуловимо изменились их обращения друг к другу. Лиза стала менее колючей, а в голосе Васюты проявилась несвойственная ему нежность.
Ну что может произойти между молодыми людьми, оставленными в пустом доме смотреть фильм о любви? А смотрели они, между прочим, «Девять с половиной недель». Впрочем, люди хоть и молодые, но вполне взрослые, я им не нянька и не полиция нравов.
Может, оно и к лучшему.
У меня было ощущение, что наш маленький боевой отряд, разведгруппа нового российского жизнеустройства, вдруг потерял энергию, остановился и начал размещение на зимних квартирах.
Этому всегда сопутствует разложение.
Надо было срочно ставить хоть какую-то цель вместо того, чтобы ждать у моря погоды.
В течение нескольких дней я размышлял и собирал информацию с помощью компьютера. Вся наша команда мне помогала, потому что сообщений было навалом.
Сообщения о захвате Кирилла какими-то неизвестными путями просочились в Сеть, но они все были неофициальны. «Кто-то сказал», «по слухам», «из неофициальных источников стало известно»…
Да, у нас отняли царевича, но символ остался. Более того, внедрением символа посильно занимались тысячи вассалов моей информационной системы. Поскольку во многих местах России уже начались гонения на нашу звонницу, постольку и разгорался протест. Нам ведь только запрети что-нибудь – книгу, фильм или парад геев – так сразу начнут протестовать. Причем именно те, кто ни к книге, ни к фильму, ни к параду геев не имеет решительно никакого отношения.
Местные власти в большинстве своем запрещали устанавливать звонницы в публичных местах. Попытки установки на века – с бетоном и арматурой – пресекались бульдозерами. Отчаянные смельчаки водружали звонницы в невероятных местах: на крышах зданий, линиях электропередач, мостах. Их героически снимали пожарные и люди из МЧС.
Это было интересно всем, хотя борьба велась вокруг непонятно чего.
Православная церковь стоически молчала, пока на каком-то брифинге Президенту не задали вопрос, как он относится к внезапно возникшей в России моде установки православных крестов «с колокольчиками». К этому времени маленькие звонницы уже начали продаваться в магазинах сувениров.
Президент, улыбнувшись, сказал, что это не по его ведомству. Пусть, мол, православная церковь разбирается.
Поскольку поступил такой руководящий совет, церковь стала разбираться.
Больше всего я боялся, что отцы в рясах соберутся своим Синодом и быстренько предадут анафеме царевича со всеми его атрибутами. Но там подошли к вопросу более осторожно. А именно, вспомнили о празднике Крестовоздвижения и попытались связать с ним нынешний флешмоб.
Тема всплыла и в ЖЖ, где много журналов ведется священнослужителями. Вот что написал по этому поводу один из них:
«Воздвижение Креста отсылает нас к Голгофе. К той жертве, которая, как говорит апостол Павел в Послании к Евреям, принесена раз и навсегда именно посредством этого Креста. Может быть, многие видели, что мы, в соответствии с древним церковным обычаем, не просто воздвигали Креста, а в это время поливали его святой водой. Это тоже очень древний иерусалимский чин, который сохранился во всех патриархатах: омовение креста. И он означает сразу многое. С одной стороны, он означает, что крестом даруется омовение грехов, и это символизировано было ещё при самой крестной жертве Спасителя, когда истекли кровь и вода. Мы, конечно, не можем поливать кровью, но та вода, которой мы поливаем, она сразу символизирует воду и кровь, которые пролились на крест, и через это произошло очищение грехов всего мира. Также мы можем вспомнить, что и сама вода таким образом освящается, потому что во многих чинах освящения вод, которые мы совершаем в разные дни церковного года, воды освящаются именно тем, что в них погружается крест…»
Естественно, антиклерикалы тут же завопили, что церковь хочет подгрести движение под себя, окроплять кресты святой водой и торговать ими в храмах, переведя из статуса сувенира в статус культового предмета. За всеми этими разговорами как-то забылся наш царевич, потому что спорящие стороны предпочитали вообще не упоминать повода возникновения этих крестов. Будто они стали вырастать на Руси от сырости.
Впрочем, кое-где звонницы уже окропляли святой водой. Как всегда, возник некий разнобой, но вот что характерно – никто так и не связывал эти знаки с императорской властью. Это было обидно, в конце концов.
А мы следили за перепалкой, порождённой нашим балаганом в таджикско-русском селе, и не могли ничего поделать. Исчез информационный повод, как теперь говорят, в лице царевича, которого где-то обрабатывали. Судя по всему, обсуждались какие-то условия его освобождения. Но с кем и какие?
Впрочем, я сходил в местную администрацию, состоящую сплошь из женщин средних лет и подал заявку на митинг. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Никто сроду никаких митингов в Баранове не заказывал. Разрешение тут же дали, робко поинтересовались, на какую тему будем митинговать.
– Закладка державного знака. Вы разве газет не читаете?
По смущённому их виду было понятно: не читают. К сожалению, я не мог пока назвать точной даты. Для митинга мне был нужен царевич, которого мы ждали с надеждой.
Ожидать всегда тягостно, ещё тягостнее ожидать непонятно чего. Я как мог старался занять команду подготовкой к приближающемуся Новому году.
Мы решили отметить по-домашнему, пригласив лишь гармониста Потапа с женой. Они с готовностью откликнулись на наше приглашение, и Оксана стала деятельно участвовать в подготовке. Она несколько раз заходила к нам, мы обсуждали – где поставим елку да что будет на столе, при этом мне все чаще начинало казаться, что во взглядах Оксаны, обращенных ко мне, таится некий призыв или обещание. Я не мнительный и хорошо знаю женщин. На меня «положили глаз». Поэтому я стал осторожным, не хватало мне тут, в Баранове, завести краткий роман с женою знакомого человека!
Хотя не скрою, в других условиях я вполне мог хотя бы посмотреть – что из этого может получиться. Игра затягивает.
И все же буквально за три дня до Нового года Оксане удалось меня подловить.
Молодежь села в «Зафиру» и укатила за ёлкой и подарками, а я остался на своем чердаке с ноутбуком. Сам я сидел на кровати, а компьютер стоял на табуретке рядом. Мобильник, через который я выходил в Сеть, висел у меня на шее. Я был в майке, потому что с утра сильно протопили печь и в доме было жарко.
Как вдруг я услышал, что кто-то карабкается по лестнице наверх. Входная дверь в дом здесь не запиралась по обычаю.
– Кто там? – окликнул я.
– А это я, – певуче произнесла Оксана, появляясь снизу в проёме люка, ведущего на чердак. – Не ждали гостью? Можно посмотреть, как вы тут живёте?
– Заходите, – сказал я, уже понимая всё дальнейшее.
Она осмотрелась, потом подняла за скобу и прикрыла крышку люка.
– Жарит печка… Хорошо тут у вас…
И присела рядом со мною на кровати, поскольку присесть было больше некуда. Я ощутил её горячее упругое тело. А она, выдержав паузу, обвила меня рукою за шею и притянула к себе осторожно, но властно.
– Не видишь разве, Данилыч, что я по тебе сохну? Приглянулся ты мне…
И свободной рукой она принялась гладить меня по груди, опуская ласки всё ниже.
В сорокалетних женщинах, требующих любви, есть роковая неотвратимость. Сопротивляться было бесполезно, а попросту отбывать номер – скучно. Тело моё, отвыкшее от женских прикосновений, отзывалось с готовностью, и мы погрузились в этот омут, полный жгучего сладкого яда.
Я достаточно адекватно описываю обстановку?
Меня взяли на живца, как пятнадцатилетнего мальчика, которого лишает невинности тридцатипятилетняя матрона.
Уже потом, накинув на себя платье, Оксана сказала:
– Ты не серчай, Данилыч. Очень изголодалась я. Мой околотчик в сезон справный. Как все барановские мужики. Колотят на два фронта. А зимой они в спячке, силу копят.
Я пожал плечами. Технология околачивания мне была все же не очень понятна.
Вскоре молодёжь привезла елку – не какую-нибудь из питомника, а настоящую красавицу из леса, ящик игрушек, гирлянду огней – и мы все принялись её наряжать.
Когда Оксана ушла, Лиза улучила момент и шепнула мне со всегдашним ехидством:
– Исповедаться Совести не хотите?
– Что ты имеешь в виду? – встрепенулся я.
– Да сами знаете. Это ж всем было видно, кроме вас. Даже Даша, на что ребёнок…
– Не хочу! – огрызнулся я. – У самой рыльце в пушку.
– А мы и не скрываем. Имеем право, – фыркнула Лиза.
То есть, полное разложение в войсках и аморалка. Боеспособность коллектива несла серьёзный урон.
Как вдруг пришло спасение.
– Что это значит?! – восклицал я. – Его освободили? Почему он не даёт о себе знать? Где будет его выступление?
Девушки и Васюта молчали.
– А не подстава? – спросила Лиза. – Выпустят кого-нибудь подкупленного.
Но наши сомнения продолжались недолго. Через полчаса пришло СМС с номера Кирилла.
«Дон, к 16.00 пришлите за мной машину туда же, куда мы впервые приехали в Москву. До встречи!»
– То есть, к метро «Парк Культуры»? – спросил я сам себя..
– Надо полагать, – сказала Лиза. – А вдруг ловушка? Я поеду, можно? Меня не знают в лицо, припаркуемся подальше, я пойду на стрелку и осмотрюсь.
Это показалось мне разумным.
– И я… Можно? – едва слышно жалобно попросила Даша.
– Тебе там совершенно нечего делать! – отрезала Лиза.
– Ну пожалуйста… Я никогда в Москве не была…
– Мы не на экскурсию едем.
– Пусть поедет, – сказал я. – Ничего страшного.
– Ну как знаете.
Они собрались мигом, потому что до Москвы было не менее четырех часов езды, и отбыли. Я послал СМС Кириллу:
«Машина отправлена».
«Спасибо. Все более-менее ОК. Не волнуйтесь».
Я все же не выдержал и позвонил Фельдману. Звонить Кириллу я не решился – мало ли с кем он и где.
– Давид, что с Кириллом? Где он?
– Он здесь, но он сейчас занят, – сказал Фельд-ман. – Насколько я знаю, вечером он будет у вас и сам всё расскажет.
– Чем же он занят, если не секрет?
– Пока секрет, – сказал Фельдман. – Да подождите вы несколько часов!
Что было делать? Оставалось только готовиться к новогоднему празднику. Мы договорились с Оксаной и Потапом, что Васюта заедет за ними около десяти часов вечера, чтобы взять главное блюдо – жареного поросёнка и уйму всяких закусок, которые Оксана уже приготовила или должна приготовить сегодня. Встреча с Потапом после того, что случилось два дня назад, меня несколько смущала, но видит Бог, вина моя была минимальна, если можно говорить здесь о вине.
Но грех был, от него не уйдешь. Был бы истинно верующим – покаялся бы и принял причастие, а так приходилось переваривать это в себе.
Сеть тоже готовилась к Новогодней ночи. В ЖЖ догорали несколько мелких скандалов по ещё более мелким поводам: хазары воевали с варягами, педики с натуралами, эмигранты с иммигрантами. Отличить одних от других не представлялось возможным.
В ЖЖ Кирилла уже скапливались наиболее нетерпеливые, спрашивали – какие проблемы удалось решить и о государственных планах. Барышень было заметно больше. Преобладали выразительные женские юзерпики в романтическом стиле. Всякие кошечки-собачки, трясущиеся сиськи и круглые попки были задвинуты подальше. Кирилл, видимо, просто в силу своей профессии царевича завоевал репутацию романтика и ригориста.
Я нарочно томил себя – не звонил никому из моих «детей», как их мысленно уже называл, даже когда они по всем расчётам уже должны были мчаться обратно. Из чистого суеверия. Боялся сглазить. И они, подлецы, не звонили, мучали меня, а может, просто обо мне забыли. Это нормально, нормально, я вам это говорю.
Он ворвался в дом первым, с горящими глазами, в распахнутой дубленке, встрепанный – и бросился мне на шею.
– Дон! Дон! Как я рад вас видеть!
– Тебя, мой мальчик… Говори мне «ты», – прошептал я, обнимая его.
– Тебя, Дон! Ты не бросил меня. Вы все не бросили меня, я так вам благодарен!
Они уже все толпились вокруг меня, прыгали от счастья, виртуальные мои дети, созданные мной для любви и радости.
Кукушка выпрыгнула из деревянного домика и пропела девять раз.
– Васюта, дуй за Потапом! Пока соберутся, пока то да сё…
– Есть! – сказал Васюта и исчез.
Девушки принялись готовить стол: накрывали белой скатертью, ставили закупленные загодя приборы. А мы с Кириллом уселись в старых креслах и подтащили к ним ноутбук Кирилла на табуретке. Он включил его с жадностью и вошел в Сеть, как в собственный дом.
– Вы не поверите, ещё не успел ни разу зайти!
– «Ты», – поправил я его.
– Да, надо привыкнуть, – смутился он.
Он поводил пальцем по площадке компьютера, заменяющей мышь, она именуется по-английски tachpad. Курсор ползал по экрану, поклёвывая ссылки.
– А знаешь, я сразу скажу самое главное, – наконец сказал он. – Я больше не «самый богатый тинэйджер России»!
Он улыбнулся, и в этой улыбке не было горечи.
Девушки, сновавшие рядом, слышали это. Даша посветлела, приободрилась, Лиза же никак не выразила своих чувств.
– Я догадывался, – сказал я.
– Я теперь вообще не богат. Не нищий, но… На уровне среднего клерка в среднем московском офисе. Я отдал им всё. Особняк остался за Полиной. Но содержать такую прислугу она больше не сможет. И я не жалею. Наоборот – у меня как гора с плеч упала… Ты понимаешь?
– Понимаю.
– Я теперь могу быть честным до конца. И сам добиваться цели. Без неправедных денег, – сказал он.
– Всё это красивые слова, – не выдержала Лиза. – Голыми руками Россию не возьмёшь. С голым задом, точнее говоря.
– Посмотрим, Лизанька, посмотрим! – Кирилл вскочил с места, неожиданно поцеловал ее. – Дон, она такая конспираторша! Я стою у «Парка Культуры», мерзну, всматриваюсь в машины… Подходит девушка, капюшон надвинут, в зубах сигаретка. Ну, думаю, понятно… Сейчас клеиться будет. Она взглянула на меня и говорит: «Это ты, Мирон, Павла убил?» Я чуть не упал. Смотрю – да это Лиза!
Кирилл снова сел и продолжил рассказ. Он уже успел рассказать всё в машине, пока они ехали, теперь повторял для меня.
Коротко говоря, как и предполагалось, его захватили кредиторы его отца. Деньги им были важнее мести. Обращались с ним вполне сносно. Он жил в каком-то особняке типа тех, что были внутри нашего «периметра». Может быть, даже в нашем «периметре». Привезли и увезли его оттуда с завязанными глазами.
В переговорах активно участвовал Фельдман, но заочно – по телефону и электронной почте. Фельдман предлагал выкуп, но Мамикоев упёрся – чужих денег мне не надо, отдайте мои. И предъявил кучу расписок и расчетов, согласно которым за десять лет наросли немыслимые проценты.
– Не знаю, насколько всё было чисто, но я решил отдать. Тем более, что выбора у меня не было, – рассмеялся Кирилл. – Они обещали растворить меня в серной кислоте и слить в канализацию.
Даша чуть сознание не потеряла. Видимо, про серную кислоту Кирилл ещё не упоминал.
Ну, а дальше больше недели заняли формальности. Подписание договоров, переводы денег из банка в банк, передача активов. Фельдману консультировать Кирилла не позволили, он всё решал сам. По его словам Давид потом признал, что Кирилл вёл себя грамотно.
Тут прибыл Васюта с гостями. Васюта нёс на подносе прикрытого полотенцем и источающего головокружительный запах жареного поросёнка, Оксана – закуски в баночках, а Потап, помимо гармони на плече, тащил в охапку телевизор. Какой же Новый год без телевизора?
Пришлось подумать, как совместить этот телевизор с ноутбуком Кирилла, по которому мы должны были смотреть его поздравление. Он пока отказался сообщить – в чём оно состояло и даже в каком формате записано: только звук или с картинкой.
В результате после того, как были расставлены тарелки, бутылки, рюмки, закуски, мы все разместились рядком на лавке за длинным столом в таком порядке: Потап, Оксана, я, Даша, Кирилл, Лиза, Васюта. С другой стороны стола чуть поодаль стояли две табуретки – с правого края, перед нашими гостями, табуретка с телевизором, с левого края, перед нами, табуретка с ноутбуком 17’’ по диагонали. По бокам ноутбука стояли портативные звуковые колонки. Телевизор управлялся пультом, а компьютер внешней беспроводной «мышью». Ими распоряжался я.
Как водится, начали с проводов старого года. Год, по словам барановцев, выдался славный: много груш, баранок, да и туристов стало много, правда, всё больше соседи из Козлова.
– Попартизанят – и к нам, – сказал Потап.
– Как это? – спросил Кирилл.
– Партизанят они… – туманно объяснил Потап.
– Мы познакомимся, увидим сами… Козловичи странные немного, но тоже хорошие, – поспешно вступила Даша.
Потап тут же собрался петь под гармонь «Партизанскую песню», но был остановлен Оксаною.
– Сиди. Успеется.
А время подкрадывалось к часу «Ч» и мы видели, как с каждым обновлением страницы Кирилла в его ЖЖ растёт число посетителей. Народ стекался к полуночи послушать, что скажет царевич.
Я заметил, что он волнуется.
Наконец в ЖЖ Кирилла возник его пост с изображением экрана из YouTube.
– Как они сумели запостить? – шепотом спросил я.
– Я временно дал пароль Фельдману, – сказал Кирилл.
Почти одновременно на экране телевизора появилась надпись: «Новогоднее поздравление Президента Российской Федерации».
На экране возник Президент на фоне кремлевской стены и ёлочек возле нее.
И тут же я запустил плеер, а звук телевизора убрал, потому что невозможно слушать двух глав России сразу.
Эффект в телевизоре получился потрясающий. Президент говорил, но озвучивал его Кирилл с экрана ноутбука. Кирилл стоял на фоне каких-то картин, развешанных на стенах, а рядом с ним возвышалась наша звонница – православный крест с маленьким колоколом над ним.
Я покосился на барановцев. Они не заметили подвоха, а смотрели и слушали Президента, шевелящего губами.
И вот что они слышали из динамиков ноутбука:
– Френды, превед! Я с вами, я на свободе, я счастлив поздравить вас с Новым годом, которому суждено стать годом возрождения Империи и самодержавной власти в России. Я не отказался от своей цели, меня ведёт напутствие Богородицы. Бог даст – и я взойду на Российский престол и дам подданным мир и справедливость…
Наши гости смотрели на экран, раскрыв рты в полном обалдении.
– Чегой-то он говорит? – опомнилась Оксана.
– Царем хочет стать, – перевел Потап. – Чего ему – мало?
– И правильно! Давно пора, – сказала Оксана. – Молодец.
– Поздравляю вас, мои далекие и близкие друзья! Мы вместе возродим нашу державу, – продолжал Кирилл на экране. – С новым годом, друзья!
На экране телевизора возник циферблат часов Спасской башни, а на экране компьютера Кирилл взялся за веревочку языка колокола.
Дзынь! – пробили склянки. Дзынь! Дзынь!
– Куранты у них сломались, что ли… – пробормотал Потап.
Звякнув двенадцать раз, динамики запели «Боже, царя храни!»
Потап встал, за ним Оксана. Встал Кирилл и мы все тоже встали. Я чуть прибавил звук телевизора, и оба гимна смешались в восхитительно-торжественной какофонии. Из-под старого российского гимна пробивался советский, и они создавали стереоэффект, только не пространственный, а временной.
А мы уже чокались бокалами с шампанским, которые успел наполнить Васюта, пока били склянки, и целовались, и поздравляли друг друга с Новым годом, который наступил в России независимо от её формы правления. Новому году было всё равно.
Кирилл обнялся со мной, повернулся к Даше, которая смотрела на него со смешанным чувством восторга и ужаса, обнял и поцеловал в губы.
Целовались и Лиза с Васютой, и Оксана – с Потапом и со мной.
И возник на столе жареный поросёнок, и оказался восхитителен, а в телевизоре возникли все те, кто сопровождает каждый наш Новый год и кого уже хочется удушить в объятьях насмерть.
В мониторе же один за другим сыпались комменты к новогодней речи царевича, поздравления, клипы, советы, приглашения в гости… Возник Фельдман на экране, он был в той же студии, где снимали поздравление Кирилла, в руке он держал бокал шампанского. Не побрезговали компанией и тысячнеги, и особы категории А, и патриоты, и либералы, и коммунисты, и нашисты, и фашисты. Все были белы и пушисты.
– Здесь дядя Потап живет, – сказала Даша.
По дороге она успела про него немного рассказать. Потап Потапыч Баранов был потомственным околотчиком, при советской власти получил орден «Знак Почета». За сезон околачивал до двухсот грушевых стволов, среди них диаметом до 25 сантиметров, что особенно было важно. Не у всякого околотчика находился инструмент на такое мощное дерево.
– И ещё он лучший гармонист в Баранове…
Открыла нам женщина лет сорока – живая, крепкая и смуглая, с чёртиками в глазах.
– О, кто к нам пришел! Какие люди! – она заключила Дашу в объятия, подала мне руку. – Оксана.
В избе было полно вышитых полотенец, развешанных по стенам, и клеток с канарейками. Последних было не менее семи. Все они уже были накрыты на ночь шелковыми платками.
Посреди избы на табуретке сидел хозяин в рубахе навыпуск, галифе и сапогах. Он самозабвенно играл на гармони, прикрыв глаза, склонив голову набок и почти уложив ее на инструмент. Заметил он нас лишь когда доиграл пьесу. Это был вальс «На сопках Манчжурии».
Он был заметно старше жены, ему явно было за пятьдесят.
Он тоже расцеловался с Дашей, пожал мне руку. Рукопожатие было крепким.
– Оксана, накрывай на стол! Гостей принимать будем.
Оксана засуетилась, и мигом на белой скатерти появилось всё, что нужно: штоф водки, хрустальные гранёные рюмки, домашние закуски – огурчики, капуста, грибы и, конечно, груши всех видов – соленые, моченые, маринованные и сухие.
Мы выпили, поговорили немного о том, зачем мы здесь (ну, туристы, понятно), а потом хозяин вновь продел руку в ремень гармони.
Он вывел первую музыкальную фразу и запел:
Снова замерло всё до рассвета —
Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.
Подхватила со второй строчки Оксана, подтянула Даша и я неожиданно для себя понял, что знаю текст этой песни до единого слова, хотя никогда её не пел и слышал последний раз лет двадцать, а то и тридцать назад.
Только слышно – на улице где-то
Одинокая бродит гармонь:
То пойдет на поля, за ворота,
То обратно вернётся опять,
И я тоже запел, преодолевая неловкость с непривычки, потому как не помнил, когда я пел в компании. Обычно это бывало с близкими друзьями когда-то, с сослуживцами в Долгопрудном, но как давно это было!
Словно ищет в потёмках кого-то
И не может никак отыскать.
Хозяйка ободряюще кивнула мне, я осмелел и запел громче, чувствуя, что у меня получается – и мелодию, и слова я пою правильно.
Дальше стало уже проще. И те песни, которые последовали за первой, были тоже мне знакомы, они всплывали из памяти строчка за строчкой просто и естественно – и «Сормовская лирическая», и «Раскинулось море широко», и «Заречная улица», и многое другое.
Веет с поля ночная прохлада,
С яблонь цвет облетает густой…
Ты признайся – кого тебе надо,
Ты скажи, гармонист молодой.
Может статься, она – недалёко,
Да не знает – её ли ты ждёшь…
Что ж ты бродишь всю ночь одиноко,
Что ж ты девушкам спать не даёшь?
Собственно, иначе и не могло быть. Родное не забывается.
Потап скинул ремень, отставил гармонь в сторону.
– Уважил, Алексей Данилович! Выпьем!
И мы выпили, потом ещё, и снова запели. Короче говоря, мы с Дашей добрались к своим заполночь. Даша водки не пила, конечно, зато Оксана была с мужчинами на равных, ничто ее не брало. Потап же к концу вечера устал, говорил не очень связно, но с большим чувством. Все хотел что-то выговорить важное, но не получалось.
Оксана собрала нам своих солений и даже проводила до калитки нашего дома. Она совсем развеселилась, пела частушки, пугая ночных собак, потом вдруг сникла, прощаясь, заглянула мне в глаза как-то жалобно.
– Пойду я домой, спасибо вам. Муж ждёт… – вздохнула она и непонятно к чему добавила, усмехнувшись: – Муж наелся груш…
Васюта нам открыл полусонный, в одних трусах. Я пожелал молодежи спокойной ночи и нетвёрдым шагом проследовал к себе наверх. Там, на просторном чердаке дома я ещё днём соорудил себе постель. Молодёжь внизу разместилась в маленьких светелках по трём сторонам избы.
Заснул как убитый. Тишина в городке была мертвая, «воздух чист, прозрачен и свеж», как учили мы наизусть в школе.
Утром я почуял, что вчера между Васютой и Лизой что-то произошло, пока мы с Дашей пели советские и русские песни. Это чувствовалось по тому, как неуловимо изменились их обращения друг к другу. Лиза стала менее колючей, а в голосе Васюты проявилась несвойственная ему нежность.
Ну что может произойти между молодыми людьми, оставленными в пустом доме смотреть фильм о любви? А смотрели они, между прочим, «Девять с половиной недель». Впрочем, люди хоть и молодые, но вполне взрослые, я им не нянька и не полиция нравов.
Может, оно и к лучшему.
У меня было ощущение, что наш маленький боевой отряд, разведгруппа нового российского жизнеустройства, вдруг потерял энергию, остановился и начал размещение на зимних квартирах.
Этому всегда сопутствует разложение.
Надо было срочно ставить хоть какую-то цель вместо того, чтобы ждать у моря погоды.
В течение нескольких дней я размышлял и собирал информацию с помощью компьютера. Вся наша команда мне помогала, потому что сообщений было навалом.
Сообщения о захвате Кирилла какими-то неизвестными путями просочились в Сеть, но они все были неофициальны. «Кто-то сказал», «по слухам», «из неофициальных источников стало известно»…
Да, у нас отняли царевича, но символ остался. Более того, внедрением символа посильно занимались тысячи вассалов моей информационной системы. Поскольку во многих местах России уже начались гонения на нашу звонницу, постольку и разгорался протест. Нам ведь только запрети что-нибудь – книгу, фильм или парад геев – так сразу начнут протестовать. Причем именно те, кто ни к книге, ни к фильму, ни к параду геев не имеет решительно никакого отношения.
Местные власти в большинстве своем запрещали устанавливать звонницы в публичных местах. Попытки установки на века – с бетоном и арматурой – пресекались бульдозерами. Отчаянные смельчаки водружали звонницы в невероятных местах: на крышах зданий, линиях электропередач, мостах. Их героически снимали пожарные и люди из МЧС.
Это было интересно всем, хотя борьба велась вокруг непонятно чего.
Православная церковь стоически молчала, пока на каком-то брифинге Президенту не задали вопрос, как он относится к внезапно возникшей в России моде установки православных крестов «с колокольчиками». К этому времени маленькие звонницы уже начали продаваться в магазинах сувениров.
Президент, улыбнувшись, сказал, что это не по его ведомству. Пусть, мол, православная церковь разбирается.
Поскольку поступил такой руководящий совет, церковь стала разбираться.
Больше всего я боялся, что отцы в рясах соберутся своим Синодом и быстренько предадут анафеме царевича со всеми его атрибутами. Но там подошли к вопросу более осторожно. А именно, вспомнили о празднике Крестовоздвижения и попытались связать с ним нынешний флешмоб.
Тема всплыла и в ЖЖ, где много журналов ведется священнослужителями. Вот что написал по этому поводу один из них:
«Воздвижение Креста отсылает нас к Голгофе. К той жертве, которая, как говорит апостол Павел в Послании к Евреям, принесена раз и навсегда именно посредством этого Креста. Может быть, многие видели, что мы, в соответствии с древним церковным обычаем, не просто воздвигали Креста, а в это время поливали его святой водой. Это тоже очень древний иерусалимский чин, который сохранился во всех патриархатах: омовение креста. И он означает сразу многое. С одной стороны, он означает, что крестом даруется омовение грехов, и это символизировано было ещё при самой крестной жертве Спасителя, когда истекли кровь и вода. Мы, конечно, не можем поливать кровью, но та вода, которой мы поливаем, она сразу символизирует воду и кровь, которые пролились на крест, и через это произошло очищение грехов всего мира. Также мы можем вспомнить, что и сама вода таким образом освящается, потому что во многих чинах освящения вод, которые мы совершаем в разные дни церковного года, воды освящаются именно тем, что в них погружается крест…»
Естественно, антиклерикалы тут же завопили, что церковь хочет подгрести движение под себя, окроплять кресты святой водой и торговать ими в храмах, переведя из статуса сувенира в статус культового предмета. За всеми этими разговорами как-то забылся наш царевич, потому что спорящие стороны предпочитали вообще не упоминать повода возникновения этих крестов. Будто они стали вырастать на Руси от сырости.
Впрочем, кое-где звонницы уже окропляли святой водой. Как всегда, возник некий разнобой, но вот что характерно – никто так и не связывал эти знаки с императорской властью. Это было обидно, в конце концов.
А мы следили за перепалкой, порождённой нашим балаганом в таджикско-русском селе, и не могли ничего поделать. Исчез информационный повод, как теперь говорят, в лице царевича, которого где-то обрабатывали. Судя по всему, обсуждались какие-то условия его освобождения. Но с кем и какие?
Впрочем, я сходил в местную администрацию, состоящую сплошь из женщин средних лет и подал заявку на митинг. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Никто сроду никаких митингов в Баранове не заказывал. Разрешение тут же дали, робко поинтересовались, на какую тему будем митинговать.
– Закладка державного знака. Вы разве газет не читаете?
По смущённому их виду было понятно: не читают. К сожалению, я не мог пока назвать точной даты. Для митинга мне был нужен царевич, которого мы ждали с надеждой.
Ожидать всегда тягостно, ещё тягостнее ожидать непонятно чего. Я как мог старался занять команду подготовкой к приближающемуся Новому году.
Мы решили отметить по-домашнему, пригласив лишь гармониста Потапа с женой. Они с готовностью откликнулись на наше приглашение, и Оксана стала деятельно участвовать в подготовке. Она несколько раз заходила к нам, мы обсуждали – где поставим елку да что будет на столе, при этом мне все чаще начинало казаться, что во взглядах Оксаны, обращенных ко мне, таится некий призыв или обещание. Я не мнительный и хорошо знаю женщин. На меня «положили глаз». Поэтому я стал осторожным, не хватало мне тут, в Баранове, завести краткий роман с женою знакомого человека!
Хотя не скрою, в других условиях я вполне мог хотя бы посмотреть – что из этого может получиться. Игра затягивает.
И все же буквально за три дня до Нового года Оксане удалось меня подловить.
Молодежь села в «Зафиру» и укатила за ёлкой и подарками, а я остался на своем чердаке с ноутбуком. Сам я сидел на кровати, а компьютер стоял на табуретке рядом. Мобильник, через который я выходил в Сеть, висел у меня на шее. Я был в майке, потому что с утра сильно протопили печь и в доме было жарко.
Как вдруг я услышал, что кто-то карабкается по лестнице наверх. Входная дверь в дом здесь не запиралась по обычаю.
– Кто там? – окликнул я.
– А это я, – певуче произнесла Оксана, появляясь снизу в проёме люка, ведущего на чердак. – Не ждали гостью? Можно посмотреть, как вы тут живёте?
– Заходите, – сказал я, уже понимая всё дальнейшее.
Она осмотрелась, потом подняла за скобу и прикрыла крышку люка.
– Жарит печка… Хорошо тут у вас…
И присела рядом со мною на кровати, поскольку присесть было больше некуда. Я ощутил её горячее упругое тело. А она, выдержав паузу, обвила меня рукою за шею и притянула к себе осторожно, но властно.
– Не видишь разве, Данилыч, что я по тебе сохну? Приглянулся ты мне…
И свободной рукой она принялась гладить меня по груди, опуская ласки всё ниже.
В сорокалетних женщинах, требующих любви, есть роковая неотвратимость. Сопротивляться было бесполезно, а попросту отбывать номер – скучно. Тело моё, отвыкшее от женских прикосновений, отзывалось с готовностью, и мы погрузились в этот омут, полный жгучего сладкого яда.
Я достаточно адекватно описываю обстановку?
Меня взяли на живца, как пятнадцатилетнего мальчика, которого лишает невинности тридцатипятилетняя матрона.
Уже потом, накинув на себя платье, Оксана сказала:
– Ты не серчай, Данилыч. Очень изголодалась я. Мой околотчик в сезон справный. Как все барановские мужики. Колотят на два фронта. А зимой они в спячке, силу копят.
Я пожал плечами. Технология околачивания мне была все же не очень понятна.
Вскоре молодёжь привезла елку – не какую-нибудь из питомника, а настоящую красавицу из леса, ящик игрушек, гирлянду огней – и мы все принялись её наряжать.
Когда Оксана ушла, Лиза улучила момент и шепнула мне со всегдашним ехидством:
– Исповедаться Совести не хотите?
– Что ты имеешь в виду? – встрепенулся я.
– Да сами знаете. Это ж всем было видно, кроме вас. Даже Даша, на что ребёнок…
– Не хочу! – огрызнулся я. – У самой рыльце в пушку.
– А мы и не скрываем. Имеем право, – фыркнула Лиза.
То есть, полное разложение в войсках и аморалка. Боеспособность коллектива несла серьёзный урон.
Как вдруг пришло спасение.
ИНСТРУКЦИЯ № 11Эту инструкция я получил 31 декабря утром.
Всем участникам Системы.
Новогодний флешмоб, френды, у нас будет в журнале нашего избранника Кирилла Первого, который наконец решил некоторые проблемы и хочет поздравить подданных.
В 23.45 по МСК прошу всех прибыть в журнал kirill_1и послушать его поздравление. Там же – бал до утра с пением и танцами. Выпивку все приносят с собой.
И долой говноящик!
ЦЕНТР
– Что это значит?! – восклицал я. – Его освободили? Почему он не даёт о себе знать? Где будет его выступление?
Девушки и Васюта молчали.
– А не подстава? – спросила Лиза. – Выпустят кого-нибудь подкупленного.
Но наши сомнения продолжались недолго. Через полчаса пришло СМС с номера Кирилла.
«Дон, к 16.00 пришлите за мной машину туда же, куда мы впервые приехали в Москву. До встречи!»
– То есть, к метро «Парк Культуры»? – спросил я сам себя..
– Надо полагать, – сказала Лиза. – А вдруг ловушка? Я поеду, можно? Меня не знают в лицо, припаркуемся подальше, я пойду на стрелку и осмотрюсь.
Это показалось мне разумным.
– И я… Можно? – едва слышно жалобно попросила Даша.
– Тебе там совершенно нечего делать! – отрезала Лиза.
– Ну пожалуйста… Я никогда в Москве не была…
– Мы не на экскурсию едем.
– Пусть поедет, – сказал я. – Ничего страшного.
– Ну как знаете.
Они собрались мигом, потому что до Москвы было не менее четырех часов езды, и отбыли. Я послал СМС Кириллу:
«Машина отправлена».
«Спасибо. Все более-менее ОК. Не волнуйтесь».
Я все же не выдержал и позвонил Фельдману. Звонить Кириллу я не решился – мало ли с кем он и где.
– Давид, что с Кириллом? Где он?
– Он здесь, но он сейчас занят, – сказал Фельд-ман. – Насколько я знаю, вечером он будет у вас и сам всё расскажет.
– Чем же он занят, если не секрет?
– Пока секрет, – сказал Фельдман. – Да подождите вы несколько часов!
Что было делать? Оставалось только готовиться к новогоднему празднику. Мы договорились с Оксаной и Потапом, что Васюта заедет за ними около десяти часов вечера, чтобы взять главное блюдо – жареного поросёнка и уйму всяких закусок, которые Оксана уже приготовила или должна приготовить сегодня. Встреча с Потапом после того, что случилось два дня назад, меня несколько смущала, но видит Бог, вина моя была минимальна, если можно говорить здесь о вине.
Но грех был, от него не уйдешь. Был бы истинно верующим – покаялся бы и принял причастие, а так приходилось переваривать это в себе.
Сеть тоже готовилась к Новогодней ночи. В ЖЖ догорали несколько мелких скандалов по ещё более мелким поводам: хазары воевали с варягами, педики с натуралами, эмигранты с иммигрантами. Отличить одних от других не представлялось возможным.
В ЖЖ Кирилла уже скапливались наиболее нетерпеливые, спрашивали – какие проблемы удалось решить и о государственных планах. Барышень было заметно больше. Преобладали выразительные женские юзерпики в романтическом стиле. Всякие кошечки-собачки, трясущиеся сиськи и круглые попки были задвинуты подальше. Кирилл, видимо, просто в силу своей профессии царевича завоевал репутацию романтика и ригориста.
Я нарочно томил себя – не звонил никому из моих «детей», как их мысленно уже называл, даже когда они по всем расчётам уже должны были мчаться обратно. Из чистого суеверия. Боялся сглазить. И они, подлецы, не звонили, мучали меня, а может, просто обо мне забыли. Это нормально, нормально, я вам это говорю.
Он ворвался в дом первым, с горящими глазами, в распахнутой дубленке, встрепанный – и бросился мне на шею.
– Дон! Дон! Как я рад вас видеть!
– Тебя, мой мальчик… Говори мне «ты», – прошептал я, обнимая его.
– Тебя, Дон! Ты не бросил меня. Вы все не бросили меня, я так вам благодарен!
Они уже все толпились вокруг меня, прыгали от счастья, виртуальные мои дети, созданные мной для любви и радости.
Кукушка выпрыгнула из деревянного домика и пропела девять раз.
– Васюта, дуй за Потапом! Пока соберутся, пока то да сё…
– Есть! – сказал Васюта и исчез.
Девушки принялись готовить стол: накрывали белой скатертью, ставили закупленные загодя приборы. А мы с Кириллом уселись в старых креслах и подтащили к ним ноутбук Кирилла на табуретке. Он включил его с жадностью и вошел в Сеть, как в собственный дом.
– Вы не поверите, ещё не успел ни разу зайти!
– «Ты», – поправил я его.
– Да, надо привыкнуть, – смутился он.
Он поводил пальцем по площадке компьютера, заменяющей мышь, она именуется по-английски tachpad. Курсор ползал по экрану, поклёвывая ссылки.
– А знаешь, я сразу скажу самое главное, – наконец сказал он. – Я больше не «самый богатый тинэйджер России»!
Он улыбнулся, и в этой улыбке не было горечи.
Девушки, сновавшие рядом, слышали это. Даша посветлела, приободрилась, Лиза же никак не выразила своих чувств.
– Я догадывался, – сказал я.
– Я теперь вообще не богат. Не нищий, но… На уровне среднего клерка в среднем московском офисе. Я отдал им всё. Особняк остался за Полиной. Но содержать такую прислугу она больше не сможет. И я не жалею. Наоборот – у меня как гора с плеч упала… Ты понимаешь?
– Понимаю.
– Я теперь могу быть честным до конца. И сам добиваться цели. Без неправедных денег, – сказал он.
– Всё это красивые слова, – не выдержала Лиза. – Голыми руками Россию не возьмёшь. С голым задом, точнее говоря.
– Посмотрим, Лизанька, посмотрим! – Кирилл вскочил с места, неожиданно поцеловал ее. – Дон, она такая конспираторша! Я стою у «Парка Культуры», мерзну, всматриваюсь в машины… Подходит девушка, капюшон надвинут, в зубах сигаретка. Ну, думаю, понятно… Сейчас клеиться будет. Она взглянула на меня и говорит: «Это ты, Мирон, Павла убил?» Я чуть не упал. Смотрю – да это Лиза!
Кирилл снова сел и продолжил рассказ. Он уже успел рассказать всё в машине, пока они ехали, теперь повторял для меня.
Коротко говоря, как и предполагалось, его захватили кредиторы его отца. Деньги им были важнее мести. Обращались с ним вполне сносно. Он жил в каком-то особняке типа тех, что были внутри нашего «периметра». Может быть, даже в нашем «периметре». Привезли и увезли его оттуда с завязанными глазами.
В переговорах активно участвовал Фельдман, но заочно – по телефону и электронной почте. Фельдман предлагал выкуп, но Мамикоев упёрся – чужих денег мне не надо, отдайте мои. И предъявил кучу расписок и расчетов, согласно которым за десять лет наросли немыслимые проценты.
– Не знаю, насколько всё было чисто, но я решил отдать. Тем более, что выбора у меня не было, – рассмеялся Кирилл. – Они обещали растворить меня в серной кислоте и слить в канализацию.
Даша чуть сознание не потеряла. Видимо, про серную кислоту Кирилл ещё не упоминал.
Ну, а дальше больше недели заняли формальности. Подписание договоров, переводы денег из банка в банк, передача активов. Фельдману консультировать Кирилла не позволили, он всё решал сам. По его словам Давид потом признал, что Кирилл вёл себя грамотно.
Тут прибыл Васюта с гостями. Васюта нёс на подносе прикрытого полотенцем и источающего головокружительный запах жареного поросёнка, Оксана – закуски в баночках, а Потап, помимо гармони на плече, тащил в охапку телевизор. Какой же Новый год без телевизора?
Пришлось подумать, как совместить этот телевизор с ноутбуком Кирилла, по которому мы должны были смотреть его поздравление. Он пока отказался сообщить – в чём оно состояло и даже в каком формате записано: только звук или с картинкой.
В результате после того, как были расставлены тарелки, бутылки, рюмки, закуски, мы все разместились рядком на лавке за длинным столом в таком порядке: Потап, Оксана, я, Даша, Кирилл, Лиза, Васюта. С другой стороны стола чуть поодаль стояли две табуретки – с правого края, перед нашими гостями, табуретка с телевизором, с левого края, перед нами, табуретка с ноутбуком 17’’ по диагонали. По бокам ноутбука стояли портативные звуковые колонки. Телевизор управлялся пультом, а компьютер внешней беспроводной «мышью». Ими распоряжался я.
Как водится, начали с проводов старого года. Год, по словам барановцев, выдался славный: много груш, баранок, да и туристов стало много, правда, всё больше соседи из Козлова.
– Попартизанят – и к нам, – сказал Потап.
– Как это? – спросил Кирилл.
– Партизанят они… – туманно объяснил Потап.
– Мы познакомимся, увидим сами… Козловичи странные немного, но тоже хорошие, – поспешно вступила Даша.
Потап тут же собрался петь под гармонь «Партизанскую песню», но был остановлен Оксаною.
– Сиди. Успеется.
А время подкрадывалось к часу «Ч» и мы видели, как с каждым обновлением страницы Кирилла в его ЖЖ растёт число посетителей. Народ стекался к полуночи послушать, что скажет царевич.
Я заметил, что он волнуется.
Наконец в ЖЖ Кирилла возник его пост с изображением экрана из YouTube.
– Как они сумели запостить? – шепотом спросил я.
– Я временно дал пароль Фельдману, – сказал Кирилл.
Почти одновременно на экране телевизора появилась надпись: «Новогоднее поздравление Президента Российской Федерации».
На экране возник Президент на фоне кремлевской стены и ёлочек возле нее.
И тут же я запустил плеер, а звук телевизора убрал, потому что невозможно слушать двух глав России сразу.
Эффект в телевизоре получился потрясающий. Президент говорил, но озвучивал его Кирилл с экрана ноутбука. Кирилл стоял на фоне каких-то картин, развешанных на стенах, а рядом с ним возвышалась наша звонница – православный крест с маленьким колоколом над ним.
Я покосился на барановцев. Они не заметили подвоха, а смотрели и слушали Президента, шевелящего губами.
И вот что они слышали из динамиков ноутбука:
– Френды, превед! Я с вами, я на свободе, я счастлив поздравить вас с Новым годом, которому суждено стать годом возрождения Империи и самодержавной власти в России. Я не отказался от своей цели, меня ведёт напутствие Богородицы. Бог даст – и я взойду на Российский престол и дам подданным мир и справедливость…
Наши гости смотрели на экран, раскрыв рты в полном обалдении.
– Чегой-то он говорит? – опомнилась Оксана.
– Царем хочет стать, – перевел Потап. – Чего ему – мало?
– И правильно! Давно пора, – сказала Оксана. – Молодец.
– Поздравляю вас, мои далекие и близкие друзья! Мы вместе возродим нашу державу, – продолжал Кирилл на экране. – С новым годом, друзья!
На экране телевизора возник циферблат часов Спасской башни, а на экране компьютера Кирилл взялся за веревочку языка колокола.
Дзынь! – пробили склянки. Дзынь! Дзынь!
– Куранты у них сломались, что ли… – пробормотал Потап.
Звякнув двенадцать раз, динамики запели «Боже, царя храни!»
Потап встал, за ним Оксана. Встал Кирилл и мы все тоже встали. Я чуть прибавил звук телевизора, и оба гимна смешались в восхитительно-торжественной какофонии. Из-под старого российского гимна пробивался советский, и они создавали стереоэффект, только не пространственный, а временной.
А мы уже чокались бокалами с шампанским, которые успел наполнить Васюта, пока били склянки, и целовались, и поздравляли друг друга с Новым годом, который наступил в России независимо от её формы правления. Новому году было всё равно.
Кирилл обнялся со мной, повернулся к Даше, которая смотрела на него со смешанным чувством восторга и ужаса, обнял и поцеловал в губы.
Целовались и Лиза с Васютой, и Оксана – с Потапом и со мной.
И возник на столе жареный поросёнок, и оказался восхитителен, а в телевизоре возникли все те, кто сопровождает каждый наш Новый год и кого уже хочется удушить в объятьях насмерть.
В мониторе же один за другим сыпались комменты к новогодней речи царевича, поздравления, клипы, советы, приглашения в гости… Возник Фельдман на экране, он был в той же студии, где снимали поздравление Кирилла, в руке он держал бокал шампанского. Не побрезговали компанией и тысячнеги, и особы категории А, и патриоты, и либералы, и коммунисты, и нашисты, и фашисты. Все были белы и пушисты.