- А где вы его взяли? - спросил я как бы между прочим.
   - Мы Получили его по обмену от дружественной фирмы, - ответил Мацуката.
   "Вот врет! - думаю. - Это Панасоник-то у них - дружественная фирма?!"
   - Мы могли бы, - говорит, - заняться также исследованием вашего прибора...
   - Ну что же, господа, - начал я важно, а сам ближе к ПИНГВИНу подбираюсь. - Ваши деловые предложения очень заманчивы. Они вполне в духе японского гостеприимства. Однако, вы сами понимаете, их надо хорошо обдумать...
   Я уже был рядышком со столом, на котором стоял ПИНГВИН.И не успели японцы опомниться, как я схватил ПИНГВИНа в охапку и прокричал скороговоркой:
   - Я у себя дома подумаю, хорошо? ПИНГВИН мой, учтите! Спасибо за внимание! Гуд бай!
   Катька ко мне бросилась, я ее сграбастал, мы пригнулись к полу, сжались в комочек. Я молниеносно выхватил дудочку и дунул в нее...
   Радиус пространства, которое я хотел отправить домой, был совсем маленьким. Я его заранее выставил, чтобы не дай бог, кого-нибудь из японцев не прихватить. Или кому-нибудь ногу не оттяпать. Поэтому мы и сгруппировались.
   Раздался шип, треск, грохот. Прощай, Япония! Прощай, котенок! Я успел увидеть перекошенное лицо Тэйко-сан - и мы исчезли. Очень бы хотелось посмотреть на японцев, как они на это среагировали, но - увы! Мы домой отправились.
   Прилетаем через секунду в Ленинград и - попадаем в шкаф!
   Во дела! Тут нам повезло меньше, чем в "саду камней". Барахтаемся в каких-то тряпках, платьях, костюмах... Ничего не понимаем, темно... Вдруг дверца распахивается, мы вываливаемся на пол. И тут же - дикий крик!
   Кричала девочка лет шести. Она сидела за столиком рядом со шкафом, что-то рисовала, а тут мы вывалились с ПИНГВИНОМ. Каждый бы испугался.
   Смотрю - квартира незнакомая, девочка тоже мне абсолютно неизвестна. И орет вдобавок. Не успели мы опомниться, как в комнату вбежал человек в брюках и в майке. Наверное, папа девочки.
   - Что такое? Почему ты...
   Тут он нас увидел. И остолбенел, конечно.
   - Вы кто такие? Что здесь делаете?
   А я так обрадовался, что он на русском говорит, а значит, мы дома, что даже хотел его расцеловать. Бросился к нему, руку протягиваю.
   - Мы из шкафа! - кричу. - То есть из Японии! Понимаете?
   Тут его тоже перекосило, как Тэйко-сан. На ПИНГВИНа обалдело посмотрел, к шкафу кинулся. Распахнул обе дверцы, а там - ужас! Весь их гардероб сильно попорчен. Ведь мы же своим пространством ихнее пространство выжгли! А в нем костюмы были, платья. Остались одни ошметки. Причем висящие на плечиках. Полпиджака, кусок свитера, юбка с выжженным полумесяцем...
   Дядька аж зарычал! Кинулся к двери, кричит:
   - Ксения, вызывай милицию! Быстро! Я их подержу!
   - Что случилось?! - откуда-то женский крик.
   В общем, переполох. Прибежала тетенька, заголосила, потом она принялась по телефону милицию вызывать. Дядька нас сторожит, жена в трубку объясняет, что у них в шкафу завелись преступники из Японии... Девочку они, слава богу, увели в другую комнату.
   Вскоре приехали милиционеры, осмотрели шкаф с одеждой, спросили, откуда мы взялись. Я сказал, чтобы они позвонили в министерство иностранных дел. Что там про нас знают.
   - Ладно, поехали в отделение, - лейтенант вздохнул. - Покою нет от этих неформалов.
   Очень обидно мне стало. Почему-то казалось, что на Родине должны цветами встретить. Ведь мы с победой вернулись. ПИНГВИН снова наш, и можно спокойно хранить планету! А тут опять разборки начинаются!
   - Смываться будем, - шепчу Катьке. - Не отходи от меня.
   А сам уже дудочку в кармане настраиваю на отклонение гравитации. Вывели нас во двор. Стоит милицейская машина. Нас подвели к ней сзади, стали дверцу открывать. И тут я достал дудочку, Катька сделала ко мне шаг, и я свистнул.
   Мгновенно вокруг нас с Катькой возник светящийся шар. Мы оторвались от земли и в этом шаре поплыли.
   - Стой! - лейтенант закричал.
   Но было уже поздно. Мы поднимались все выше. Милиционеры задрали головы, у них даже фуражки попадали - мы были на уровне восьмого этажа.
   Приятно лететь в невесомом шаре! Правда, страшновато немного. Внизу дворы и улицы, дома, деревья, а ты плывешь, как семечко одуванчика по ветру, и светящийся мир слегка потрескивает электричеством.
   - Куда полетим? - спросила Катя.
   - Летим к Дмитрию Евгеньевичу. Надо все разузнать, - сказал я и направил кончик дудочки к Петроградской стороне, а мы в этот момент над Васильевским островом летели. Мимо нас проплыл золотой ангел на шпиле Петропавловской - вблизи он оказался огромным. Я направил кончик дудочки вниз, и мы приземлились в парке вблизи памятника "Стерегущему".
   В парке было пусто и темно. Мои часы с телевизором показывали ПОЛОВИНУ девятого вечера.
   Глава 17 РАЗГОВОР С ИСТОРИКОМ
   Дмитрий Евгеньевич чуть не прослезился, когда нас увидел. Засуетился, пальтишко с Катьки снимает.
   - Дети вернулись... - бормочет. - Счастье-то какое! Я так за вас волновался. Живы-здоровы... И с ПИНГВИНом...
   Он проводил нас в кабинет, крикнул жене и дочери, чтобы нас покормили быстренько. В кабинете поставил перед ПИНГВИНом книгу "Наполеон Бонапарт", чтобы птицу подпитать информацией. Нас с Катькой, на диван усадил.
   - Ну рассказывайте! Здесь ходят дикие слухи.
   А жена с дочкой уже котлеты несут с макаронами, чай, бутерброды с сыром... Мы с Катькой как накинемся! Давно нормальной еды не видали. В Японии все крабы да кальмары.
   - В общем, все в .порядке, - говорю я, а сам жую. - Японцы отнеслись к нам неплохо, хотя и пытались купить с потрохами...
   - Вот-вот! Этого я и боялся! - воскликнул Дмитрий Евгеньевич.
   - Но мы не поддались и удрали! - сказал я.
   - Они со мной тоже долго беседовали, чтобы я на Бепса повлияла, вдруг призналась Тимошина.
   - Что же ты им отвечала? - заинтересовался историк.
   - Я сказала, что лучше у себя дома в бетонной трубе сидеть, чем у них в Японии - в видеобаре!
   - Это ты правильно, Катюша... Хотя и дома лучше было бы - не в трубе сидеть. Надоели эти трубы... - проворчал Дмитрий Евгеньевич. - Давайте-ка рассказывайте подробно. С самого начала.
   И я ему рассказал с самого начала: и про "сад камней", и про отель, и про пресс-конференцию...
   Смотрю, у нашего Дмитрия Евгеньевича глаза опять стали влажными. За платком в карман полез.
   - Я читал твои слова в "Морнинг стар", - говорит. - Это газета английских коммунистов, я ее регулярно читаю. Порадовался за тебя. Действительно, дело это новое - планету хранить. Не грех и поучиться...
   - А в наших газетах печатали? - спрашиваю.
   - Нет пророка в своем отечестве, - опять вздохнул историк.
   - Чего? - спросили мы с Тимошиной разом.
   - Пока не видел, - сказал он.
   Ну, я дальше рассказываю, как отправил домой Бубликова с Панасоником, японцам сцену попортил... Дмитрий Евгеньевич улыбается, головой качает. Я и про фирму "Тошиба" рассказал, как мы оттуда деру дали, и, наконец, как от милиции улетели.
   - Вот мы и здесь, - говорю. - А у вас какие новости?
   Дмитрий Евгеньевич нам поведал, что после нашего отлета в Японию трубы с пустыря убрали. Включая и ту, нами испорченную, из которой мы кусок прихватили. В школе со всеми беседовали - с учителями и ребятами: не имел ли я намерений бежать за границу. Когда узнали из японских газет, что мы с Тимошиной там, маму срочно попросили написать письмо в редакцию...
   - А что я больной, ее тоже попросили написать? - спросил я.
   - Нет, это она сама, - сказал Дмитрий Евгеньевич.
   У меня на душе совсем муторно стало. Как представил, что опять придется всем доказывать, что я не верблюд... Ох-хо-хо...
   Историк на часы посмотрел.
   - Давно вы из Японии? - спрашивает.
   - Часа не прошло, - говорю.
   - Прекрасно. Давайте-ка по домам. Здесь, вероятно, еще не знают о вашем исчезновении из Токио. Но скоро узнают. Вам надо поговорить с родителями, пока не явятся из министерства, редакций и еще откуда-нибудь. Нужно родителей убедить.
   - Как же их убедишь? - спрашиваю.
   - Вот уж не знаю. Покажешь маме ПИНГВИНа, расскажешь обо всем. Должна же она понять, что у тебя такая миссия!
   - Дмитрий Евгеньевич, пойдемте со мной. Вам она больше поверит, взмолился я.
   Историк насупился, помолчал.
   - Боренька, вы должны меня понять, - он опять на "вы" перешел. - Вы уже не тот Боря Быстров, что были два месяца назад, когда впервые прилетел Марцеллий. Вы сделали первый шаг на пути к Хранителю. Вы сказали миру, как собираетесь нашу планету хранить. Вы сказали, что на ее звездном пути есть цель...
   - Я это сказал? - испугался я.
   - Да, именно так было написано в "Морнинг стар"... И вы хотели бы узнать эту цель. Вы показали миру, что вас не интересуют деньги, почести, райская жизнь...
   - Когда я. это показал? - испугался я.
   - Ну вы же вернулись домой! - рассердился историк. - Вы вернулись к себе, и вам здесь тоже предстоит на каждом шагу доказывать истинность вашего призвания. И никакие поводыри вам не нужны!
   - Дмитрий Евгеньевич, я не понимаю! Вы как-нибудь попроще! - взмолился я.
   - Не могу я тебя за ручку водить! - опять рассердился историк. - Ступай к маме и действуй сам. И дальше сам! Сам! Понимаешь? Я могу тебе только что-то посоветовать, но ты сам должен решать - следовать моему совету или нет. Вот так.
   Я задумался. Со стены смотрел на меня портрет бородатого старика, отца Дмитрия Евгеньевича, бывшего Хранителя планеты. И Пушкин, и Толстой, и Данте смотрели на меня со стен, будто чего-то ждали от меня.
   Я встал.
   - Катюша, иди домой, поговори с мамой. А я пойду к своим... Нам должны поверить.
   - Я вам советую оставить у меня дудочку Марцеллия, - сказал историк. - Мало ли... У вас могут ее попросить... Отобрать...
   - Хорошо, я согласен.
   - Борька, как же они нам поверят... без дудочки? - спрашивает Катюша.
   - Я Хранитель, Катя. В меня должны поверить без волшебства, - сказал я.
   Я посадил ПИНГВИНа в картонную коробку, которую принес Дмитрий Евгеньевич, и мы с Катей ушли.
   Расстались мы на нашем пустыре. Бетонных труб и в самом деле уже небыло, площадку разровняли бульдозерами и даже воткнули кое-где чахлые деревца. Я на минутку включил телевизор в часах. Шла программа "Взгляд". Ведущие говорили о нас с Катькой и обещали связаться с корреспондентом в Японии, чтобы он рассказал, как мы там себя ведем.
   Но мы были уже здесь. Дома.
   ФИНАЛ ОТ АВТОРА
   ... Вот все, что рассказал мне Хранитель ночью в пустом грузовом лифте, остановившемся между этажами нашего кооперативного дома. Когда он закончил, я машинально взглянул на часы. Было половина шестого утра.
   Мы оба уже сидели на полу, привалившись спинами к стенкам лифта. ПИНГВИН в коробке упорно читал журнал "Нева".
   Хранитель зевнул. Мне тоже очень хотелось спать. Я пережил вместе с Хранителем его историю, и сейчас наступило расслабление. Недоверие и тревога сменились уверенностью в том, что все идет правильно и в Хранителя можно верить.
   И мы задремали. Как солдаты после боя перед новым боем.
   Проснулись мы, наверное, часа через два от громких звуков, доносившихся снаружи. Кто-то бегал по этажам, переговаривался, до нас донеслась громкая фраза:
   - Лифт не работает!
   - Так пошлите за механиком! - приказал чей-то голос.
   - Товарищ майор, прочесывание микрорайона закончили. Никого не обнаружено! - доложил кто-то.
   - Не мог же он сквозь землю провалиться!
   Я понял, что ищут Хранителя. И он это тоже понял, но не испугался, только протер ладонями лицо, вздохнул и поднялся на ноги, готовый к новым испытаниям.
   Вдруг лифт дернулся и поехал вверх. Он остановился на одиннадцатом этаже. Мне нужно было выходить. Поколебавшись немного, я спросил:
   - Можно, я поеду с вами?
   - Вы хотите подтвердить мои слова? - усмехнулся Хранитель.
   - Нет. Я хочу узнать, чем это кончится. У каждого из нас своя работа, - сказал я.
   - Пожалуйста, - он нажал кнопку шестнадцатого этажа.
   Мы вышли из лифта - Хранитель нес коробку с ПИНГВИНом под мышкой.
   На площадке шестнадцатого этажа дежурили два милиционера. Они переглянулись, увидев нас, но ничего не сказали, а молча пошли за нами к дверям квартиры Хранителя.
   Дверь была распахнута. На площадке курил молодой человек в костюме и при галстуке. Он поспешно затушил сигарету и вошел вслед за нами в прихожую.
   Квартира была полна народу: милиционеры, люди в штатском с фотокамерами и без, пионеры. Я догадался, что молодая дама в очках - учительница Татьяна Ильинична, а высокая девочка рядом с нею - Дуня Смирнова.
   В прихожей к Хранителю бросилась девчонка с короткой стрижкой.
   - Бепс, ты нашелся!
   - Погоди, Катя, - тихо сказал ей Хранитель и вошел в комнату.
   На диване сидела мама Хранителя с мокрой тряпкой на лбу. Врач в белом халате измерял ей давление.
   По обеим сторонам дивана стояли могучие санитары в белых халатах, скрестив на груди волосатые руки.
   - Мама, - сказал Хранитель.
   Она бросилась к нему волоча за собой приборчик для измерения давления, обняла, зарыдала... Мокрая тряпочка свалилась с маминого лба на макушку Хранителя. Врач в растерянности топтался сзади, будто привязанный к маме резиновой трубочкой фонендоскопа.
   - Господи, Бабася, как ты похудел! На тебе лица нет... Тебе нужно немедленно лечиться, мы тебя поставим на ноги... Мальчик мой, - шептала мама.
   Могучие санитары сделали шаг вперед.
   - Ну скажи мне, что все прошло, все кончилось... Я не могу так. Ты был таким славным, нормальным мальчиком, и тут эта болезнь... - мама плакала и целовала Хранителя.
   - Все кончилось, мама, - сказал он.
   - И слава богу! Я так рада... - Мама уже улыбалась сквозь слезы. Наконец-то ты взялся за ум.
   К ним подошел человек, который курил на лестнице, и вежливо проговорил:
   - Извините, Светлана Викторовна, нам необходимо переговорить с вашим сыном.
   - Нет-нет, только не сейчас, - мама заслонила собою Хранителя. - Вы же видите, мальчик выздоровел, но он очень устал. Потом, потом!
   - Мама, я не понимаю тебя. Что значит "выздоровел"? спросил Хранитель.
   - Ну ты же больше не будешь... это самое... говорить, что ты хранишь планету?
   - Говорить не буду, - кивнул он. - Я буду ее хранить.
   Тут все заволновались, Дуня выкрикнула: "Вот! Вот! Он не исправился! Что я говорила!". Мама отшатнулась от Хранителя, кинула взгляд на врача. Врач поднял руку.
   - Тихо, товарищи!.. Борис, я тебя правильно понял? Ты по-прежнему утверждаешь, что у тебя есть... миссия? - строго спросил он.
   - Есть, - вздохнул Хранитель. - Но вы только не волнуйтесь. .Это я сделаю сам. Я сам разыщу важное для планеты и сообщу нашим друзьям в Центре Вселенной.
   Врач сделал знак санитарам. Те двинулись к Хранителю.
   - Боже мой... Немедленно на обследование, - сказала мама.
   - Стойте! - вдруг закричал Хранитель.
   Он нагнулся к коробке, стоявшей у его ног, и вытащил оттуда ПИНГВИНа. Птица осмотрела присутствующих и похлопала крыльями.
   - Дайте мне, пожалуйста, бумагу и карандаш, - шепнул мне Хранитель.
   Я быстро извлек из портфеля блокнот, вырвал из него лист и протянул Хранителю вместе авторучкой. Он наклонился над коробкой, повернул ее боком и, положив на нее листок, размашисто начертал: "Марцеллий! Мама мне не верит!".
   Потом подумал, зачеркнул и написал новую фразу: "Марцеллий! Мама не верит в меня!".
   Листок он положил перед ПИНГВИНом.
   ПИНГВИН наклонил говолу, слегка скосив ее вбок, и взглянул на лист бумаги.
   Все замерли, наблюдая за этой сценой.
   Прошло несколько секунд, и вдруг за окнами будто стало всходить солнце. Золотой свет лился с небес - теплый, мягкий, переливающийся всеми оттенками желтого и оранжевого. Он проник и в комнату, окружив всех слабым золотистым сиянием, отчего лица у присутствующих сделались добрее и мягче.
   И я понял, что это разум в виде света проник к нам из Центра Вселенной, чтобы предотвратить беду.
   Я увидел всех нас такими, какими мы могли бы быть, если бы добрались до света.
   Золотой свет пронизывал нас насквозь. Высвечивая в наших лицах что-то такое, что обычно никому не видно, что прячется в нас так глубоко, так глубоко...
   Это, я вам скажу, было потрясение!
   Так продолжалось с минуту. После чего мягкий и глубокий голос, возникший будто из пустоты, произнес с легким печальным укором:
   - В детей нужно верить... Запомните: в детей нужно верить...
   Наверное, это было для планеты самым важным.
   Свет померк также незаметно, как появился - наши друзья из Центра оставили нас размышлять.
   И все тихо, как-то бочком, стараясь не смотреть друг другу в глаза, потому что было стыдновато, разошлись из квартиры, оставив Хранителя наедине с родителями.
   Я потом прочел в газетах, что еще целых два часа на планете был мир и покой.